Текст книги "Бухарские миражи"

Медресе Абдулазиз-хана

Медресе Абдулазиз-хана, (XVII в.)

Этот памятник средневековой архитектуры занимает особое место не только по своему значению и богатству художественной отделки, но ещё и потому, что дорог одному из авторов данной книги, которому довелось здесь проработать почти 5 лет в качестве бармена восточного бара, в те далёкие теперь уже времена, когда ещё здравствовал Советский Союз. Но вначале, небольшая историческая справка.

Медресе было воздвигнуто в 1651—1652 годах пятым (по счёту) правителем из династии Джанидов (Аштарханидов) – Абдулазиз-ханом (1645—1681). Составляет «кош» (т.е. парный ансамбль) с медресе Улугбека, построенным, кстати, в начале ХV века и являющимся одним из самых древних из сохранившихся трёх медресе, построенных внуком Тамерлана – правителем и учёным-астрономом Улугбеком.

Вход отличается своим высоким и богатым внешним орнаментом, в котором впервые была использована желтая краска. При оформлении медресе использовались самые разнообразные приемы: резная черепица и резная мозаика, рельефная майолика, резной мрамор, алебастровая фреска, позолота. Медресе считается вершиной достижений среднеазиатского зодчества, вопреки традициям чисто орнаментального декора, стены расписаны изображениями цветов, деревьев, пейзажами и даже изображениями драконов и птицы Симург.

Однако, весь этот новодел заиграет своими прежними яркими красками лишь в начале ХХI века, когда власти догадаются, что эти уникальные шедевры архитектуры нуждаются в реставрации с тем, чтобы приносить немалую прибыль государству. В советскую же эпоху, все эти памятники выглядели скромнее, но – натуральнее.

Именно таким образом, польские туристы высказывали свою благодарность мне, – бармену восточного бара – утолив свою жажду холодным напитком в знойный бухарский полдень, когда температура в тени доходила до +45 градусов по Цельсию. Я же, неизменно вежливо отвечал им: «прошэ, с пшиемнощчё» («пожалуйста, с удовольствием») и, отыскав наметанным взглядом «Казановы» наиболее привлекательную «жертву», угощал последнюю еще одним стаканом вожделенного напитка, оставляя себе взамен очередную записку, пахнущую Лодзью, Краковом или Варшавой, и обещающую предстоящий незабываемый вечер.

Маршруты всех экскурсий, как правило, неизменно сходились в баре, в медресе Абдулазиз-хана – архитектурном памятнике XVII-го века, что был расположен в центре старого города-заповедника, по соседству с торговыми куполами «Токи заргарон» («купола ювелиров») и напротив красивейшего медресе, построенного в 1418 году по распоряжению внука великого Тамерлана – Улугбека, названного в его же честь.

Да, мне крупно повезло в 1979 – 1983 годы, так как именно на этот период пришелся «золотой бум» советского туризма. Плюс ко всему, знаменитая московская Олимпиада.

За день через наш бар проходило не менее 20 – 25 иностранных и советских групп, в каждой из которых, в свою очередь, насчитывалось не менее 25 – 30 человек. Измотав по невыносимой жаре измученную жаждой группу, бедные гиды, приводили ее в бар, словно диких зверей на «водопой», где и сами получали от меня в «награду» спасительный холодный напиток и возможность немного отдохнуть под толстыми прохладными сводами старинного здания, украшенными искусным и затейливо расписанным восточным растительным орнаментом, отражающим индийские мотивы.

Правда, гиды, конечно же, догадывались, что слово «спасительный» можно было произнести лишь с большой долей иронии: каждый местный житель прекрасно осведомлен, что от жары человека может спасти только горячий зеленый чай, но ни в коем случае – холодные напитки. Они лишь только в первое мгновение создают иллюзию удовлетворения, возбуждая через короткое время неистребимое желание, вновь испить чего-либо холодного. Понятное дело, я никоим образом не был заинтересован в подробном просвещении туристов, посещающих мой бар. Поскольку, это означало бы «рубить сук, на котором сидишь».

В мои «шкурные интересы» входило только одно: чтобы ни один член группы не остался бы без напитка и… ждать, когда они сами прибегут за очередным стаканом «живительной влаги».

Параллельно со своими прямыми обязанностями бармена, я неизменно старался не забывать и об обязанностях мужчины, возложенных на мои хрупкие плечи жестокой Природой: почти в каждой группе туристов обязательно находилось хотя бы одно «создание неземного происхождения», которое заставляло сильно стучать мое сердце и приводило меня в состояние «временного склеротического коллапса», потому что именно в таком необыкновенном эйфорическом состоянии, я чаще всего умудрялся забывать давать сдачу. Но стоило лишь, мне добиться расположения к себе объекта своих желаний, как по истечение суток мой прежний разум вновь возвращался ко мне и я с удивлением убеждался, что передо мной, оказывается, стоит вполне обычная нормальная женщина, не лишенная, правда, при этом, своих очаровательных женских прелестей, что заставляло меня просто, по-человечески восхищаться не только совершенными формами, но и нередко столь же совершенной душой.

По вечерам же, во внутреннем дворе медресе, для многочисленных иностранных и советских туристов местная филармония давала национальный фольклорный концерт, коронным номером которого обязательно являлся арабский танец живота. По всему периметру двора были расставлены «тапчаны» (деревянные национальные плоские возвышения), устланные по бокам атласными «кўрпачами» (стеганые одеяла), на которых с завидным комфортом восседали (или возлежали) зрители-туристы, подперев под себя национальные цилиндрические подлокотники («лўля»), а посредине тапчана устанавливалась «хон-тахта» (низенький, на коротких ножках, стол), с заставленными коктейлями или бутылками сухого вина, приобретенными накануне представления в «моём» баре.

С заходом солнца на импровизированной сцене включались мощные софиты, и …начиналась «сказка из 1001-й ночи», длиною в два с лишним часа. Впереди, на сцене, артисты филармонии, в национальных красочных костюмах, исполняли народные танцы, а если поднять глаза кверху – взору представало глубокое темное южное небо, переливающееся многочисленными звездами разной величины, усеявшими собою весь небосклон. Что и говорить, – зрелище, завораживающее и стоящее того, чтобы хоть раз в жизни увидеть эту красоту своими глазами. Одним словом, Париж там даже рядом не валялся.

В глубине одного из порталов медресе, расположенного за зрителями, на небольшом возвышении были расположены еще три тапчана, для начальства и особо важных гостей. Тогда еще не было таких понятий, как VIP-персона и т. д. Чаще всего эти места оставались пустыми, и, следовательно, как вы, вероятно, правильно уже догадались, зарезервированными для меня и моих гостей.

Таким образом, не один вечер был проведен в обществе друзей и прекрасного пола, и далеко не исключительно – только иностранцев. Хотя, честно говоря, с ними мне было наиболее предпочтительней общаться ввиду их совершенной открытости и раскрепощенности, столь не свойственному подавляющему большинству нашего контингента, в общении с которыми часто чувствовалась некая закомплексованность и настороженность. Впрочем, и во мне самом не до конца были изжиты эти качества, поскольку сам я являлся «продуктом своего времени»

Возвращаясь к началу нашего разговора, следует отметить, что вечер, проведенный с моей гостьей из Польши, выдался на редкость продуктивным: мы не только хорошо провели время, скрепив своими объятиями советско-польскую дружбу на веки вечные, но я ещё вдобавок восполнил пробел в области лингвистического образования, выказав при этом незаурядные способности в освоении польского языка. Так, например, я узнал, что ее любимым блюдом является «бигос», рецепт которого переписал для себя, а также пополнил свой словарный запас некоторыми немаловажными польскими словами, аналогом которого в русском языке являются такие слова, как «мир», «дружба» и «любовь».

И уже совсем прощаясь, в знак признательности и восхищения моей собеседницей, я с искренней теплотой и уважением произнес: «Дженькуе бардзо», что в переводе на русский означает – «Спасибо большое».

В день коронации предпоследнего эмира Бухары Сейида Абдулахад бахадур-хана (31 октября 1885 г), к известному просветителю и учёному Ахмаду Донишу явятся друзья и его соратники и обратятся к нему с просьбой, составить гороскоп-гадание («куръа») на это знаменательное событие. После чего, великий астролог на некоторое время уединится в своей келье в медресе Абдулазиз-хана, которую он на тот момент снимал и займётся сложными расчётами. По окончанию которых, Ахмад Дониш предстанет перед своими последователями и заявит им следующее:

– Я трижды перепроверил себя и проклял этот день, ибо все три раза вышел один и тот же неутешительный прогноз, а именно: ровно через 36 лет (по летосчислению Хиджры) Небо опустится на Землю и над головами эмиров мангытской династии нависнет топор! Все духовные и материальные достижения, веками накопленные усилиями предыдущих поколений правителей, в один миг испарятся и сгинут без следа в небытие. И ежели кому из нас доведётся дожить до этого часа, тот будет свидетелем и сможет подтвердить подлинность данного пророчества!

Ровно через 35 лет (по солнечному летосчислению),1111
  В отличие от солнечного года, в лунном (по Хиджре) календаре насчитывается не 365 дней, а 354 дня. То есть, на 11 дней меньше. Таким образом, за 33 года «набегает» ещё один «дополнительный» лунный год. Следовательно, 35 солнечных лет равны 36 лунным годам.


[Закрыть] 2 сентября 1920 года, войска Красной армии под командованием красного стратега М. Фрунзе штурмом ворвутся в Бухару и захватят город. В этот день начнётся обещанное «светопреставление» или – как он ещё останется в памяти коренных жителей – «Қиёмат-и асғар», то есть, «Малый конец света».

Судьба смилуется над предсказателем, забрав его в мир иной до наступления пророческого события: его не станет в 1897 году. Как это и положено многим талантливым личностям, он умрёт в относительной нищете и безвестности, так и не востребованный двором и власть предержащими. Похоронен будет на одном из многочисленных кладбищ Бухары, которое располагалось именно на территории той школы №4 им. А. Навои, в которой довелось учиться одному из авторов этой книги. Впрочем, как повествуют многочисленные хроники, «бухарская земля настолько свята и почитается, что, куда бы ты не ступил, обязательно ткнёшься в могилу святого или учёного».

Мавзолей Чашма Аюб

Мавзолей Чашма Аюб. Фото 2014 г.

По дороге к выходу из парка сохранился ещё один интересный памятник – мавзолей Чашма-Аюб (то есть «Источник Иова») – сложный, многократно перестраивавшийся в течение XIV – XIX вв. памятник, принявший в итоге форму продолговатой призмы, увенчанной разнообразными по форме куполами над помещениями разного размера и формы. Острый, запоминающийся силуэт ему придаёт поднятый на цилиндрическом барабане двойной куполок с конической скуфьёй, отмечающий собой главное помещение с источником.

В Библии об Иове сказано: «Был человек в земле Уц, имя его Иов; и был человек этот непорочен, справедлив и богобоязнен и удалялся от зла» (Иов 1:1). Где находилась эта страна Уц неизвестно, поэтому благочестивый Иов вполне возможно жил где-то в районе современной Бухары. По одной из легенд Иов (Аюб) проходил мимо того места во время засухи. Умирая от жажды, местные люди попросили у него воды. Как только он ударил по земле своим посохом, появился целительный источник. Считается, что вода из колодца целебна и способна исполнять желания. На этом месте православная церковь Бухары регулярно читает акафисты.

Независимо от того насколько правдива эта легенда, само по себе существование исторического памятника, связанного с именем Библейского персонажа, является знаковым явлением, которое указывает на распространение Библии и христианства в этих местах в далёком прошлом. Говорят, что если приехать в это священное место и испить целебной воды из источника, мудрый Аюб поможет решить все жизненные неурядицы и избавит от проблем со здоровьем. Туристические гиды советуют загадывать желания в процессе питья. Бывавшие там туристы рекомендуют брать посуду для питья с собой – кружки общего пользования не внушают доверия. По утверждениям местных, священная вода не такая соленая, как в других местных источниках, здесь она имеет сладковатый привкус горной родниковой воды.

Главный купол, напоминающий двойной шатер, находится ровно над источником. Аскетичный архитектурный облик без цветных куполов и витиеватых узоров очень выделяет мавзолей из множества других подобных сооружений города, более торжественных и ажурных. Чашма-Аюб наполнен таинственным очарованием простоты, которое завораживает гостей Бухары.

Строительство мавзолея пришлось на период правления династии Караханидов, в 12 веке. Мавзолей неоднократно перестраивался на протяжении XIV – XIX веков, табличка из резной терракоты рядом с колодцем сообщает, что мавзолей был построен в 1379—1380 годах при Тамерлане мастерами, вывезенными из Хорезма.

Сооружение образовано четырьмя помещениями, расположенными на оси Восток-Запад, каждое помещение увенчано куполом. Самое западное помещение было построено первым как погребальная башня, остальные объемы были пристроены позже. В Чашма-Аюбе находится несколько захоронений, самое раннее их которых – могила знаменитого ученого-богослова и знатока хадисов Ходжи Хафиза Гунджори (Хўҷа Ҳофиз-и Гунҷори), который был погребен здесь в 1022 году.

В настоящее время в здании мавзолея находится Музей воды и Выставка ковров. Экспозиция музея дает представление об истории водоснабжения Бухарского региона на протяжении веков. Самые интересные экспонаты – керамические водопроводные трубы XVIII—XIX вв., медно-чеканная посуда для воды и кожаные бурдюки для хранения воды XVIII—XX вв

В наше время, неподалёку от этого памятника архитектуры обосновались художники и продавцы сувениров, разложившие свой нехитрый товар вдоль аллеи, ведущей к мавзолею Саманидов. На импровизированных стендах можно встретить не только неплохие работы художников, исполненных большей частью акварелью, но также и различные ювелирные украшения ручной работы. Для настоящих ценителей старины могут представлять интерес подлинные украшения конца XIX начала XX века. Естественно, стоят такие работы недёшево. И это можно понять: для многих жителей данный промысел зачастую является единственным источником средств к существованию в условиях высокой безработицы.

Справа от памятника расположен большой базар, на котором обычно затаривается местное население. Особенно посещаемыми днями недели являются четверг (малый) и воскресенье (большой) базарные дни. В эти дни со всех окрестных кишлаков (деревень) съезжаются дехкане и простой бедный люд, чтобы продать свою скромную сельхозпродукцию и купить на вырученные деньги сладости и какую-нибудь обнову своим домочадцам.

Ситора-и Моҳи-Хосcа

«Ситора-и Моҳи-Хоса»

Махаcа (тадж. «Ситора-и Моҳи-Хоcса» – «Звезда выбранной /желанной/ Луны») – это огромный комплекс, занимающий территорию в 7 га, был окончательно достроен во времена последнего эмира из мангытской династии эмира Алим-хана (1910 – 1920), хотя, отдельные строения существовали и со времен правления Музаффар-хана (1860 – 1885). Однако основные постройки дворца были возведены при Ахад-хане (1885 – 1910).

Существует довольно распространённая легенда о том, как выбиралось место для строительства будущего дворца. По одной из версий, дело выглядело следующим образом: по совету мудрых советников был отдан приказ – подвесить в различных окрестностях Бухары ленточки, с привязанными к ним кусочками освежёванного мяса. После чего, стали ждать – в каком месте оно испортится позже всего. Таким образом, самым благоприятным местом оказалась территория, ныне занимаемая эмирской резиденцией, расположенной в 2 – 3 км к северо-западу от Бухары.

Кстати, в советское время немалой известностью в бывшем Союзе пользовался почечный санаторий, расположенный именно на территории этого комплекса. Сюда из различных уголков Советского Союза съезжались не только на лечение: экскурсия по дворцу оставляла яркое впечатление на всю оставшуюся жизнь.

Да взять, хотя бы, знаменитых павлинов, предки которых были свидетелями прогулок самого эмира. Как нам удалось выяснить, сегодняшние павлины и в самом деле являются прямыми потомками тех самых эмирских павлинов. К 2006 году их уже развелось такое количество, что способствовало зарождению в моём мозгу не совсем гуманных планов: в том смысле, что «а как, интересно, они смотрелись бы на нашем столе?» Лично я припоминаю времена, когда их едва насчитывалось 3 – 4 единицы. А сейчас они свободно разгуливают чуть ли не по всей территории комплекса и чувствуют себя прекрасно. Такой вывод был сделан мною после того, как я увидел помимо взрослых особей ещё и целый выводок «малышей», пасущихся в специально отведённом для них вольере.

Вот что поведала нам об этой загородной резиденции последнего бухарского эмира Алимхана (1910 – 1920) наш гид — Римма Хусаинова.

Интересно отметить, что не случайно были выбраны павлины. Эта птица очень чутко реагирует на нарушение экологии и не станет жить в местах, где нарушена экосистема. Кстати, аисты, которых вы теперь редко встретите в самой Бухаре, также являются своего рода живым экологическим барометром окружающей среды.

Следует, однако, отметить, что не только одни павлины являлись обитателями загородного сада эмира Алимхана. В своё время здесь содержался целый зверинец, в число обитателей которого входили: тигры, гепарды, газели, джейраны и даже… слоны.

Для постройки загородного дворца были специально приглашены (в 1890 г. и 1911 – 14 гг.) петербургские архитекторы Сакович и Маргулис, разработавшие уникальные проекты, сочетавшие в себе архитектурные элементы как восточного, так и западного градостроительства.

В 1911—1914 гг. по проекту инженера Маргулиса бухарскими мастерами были построены приемный двор, личный корпус и гарем. Айван и Белый зал были выстроены в 1912—1914 гг., а корпус около бассейна в 1917—1918 гг. Следует подчеркнуть, что своими формами и художественными достоинствами дворец «Ситора-и Моҳи – Хосса» обязан больше всего бухарским народным мастерам. Не стоит, также забывать о том, что Бухарское и Хивинское ханства на то время являлись протекторатом России, и всецело зависели от последней в политическом и экономическом отношениях. Сам Алимхан учился в одном из кадетских корпусов в Санкт-Петербурге и естественно, годы ученичества и соприкосновение с шедеврами Эрмитажа и Петродворца не могли не оставить заметного следа в душе молодого и честолюбивого наследника бухарского престола. Влияние русской культуры не могло не сказаться и при строительстве загородной резиденции, которая строилась в период с 1911 по 1918 гг.

Симбиоз восточной и западной архитектуры очень ярко виден не только в элементах планировки, но в отделке самого декора. К примеру, сам кирпичный дворец, построенный по примеру многих петербургских зданий и исполненный в чисто западном стиле, украшен витиеватыми восточными узорами, постепенно и плавно переходящими в «гирих» – сложный звездчатый орнамент, который выполняется на основе сложных математических расчётов и имеет лабиринтообразную форму. Само здание очень органично сплелось в единый архитектурный комплекс, плавно переходя в широкий айван с резными колоннами, искусно выполненными из дерева бухарскими мастерами.

Одним из таких мастеров вполне заслуженно считается усто Ширин Муродов (умер в 1956 году). Исполненный в изумительном стиле так называемый «Белый зал», по праву остаётся непревзойдённым шедевром: так искусно смотрится сложный орнамент, выполненный им из ганча (алебастра) по зеркальной стене. Весь огромный зал смотрится как лёгкая пушинка, словно жемчужина, повисшая в воздухе. Конечно же, ни слова, ни даже фотография, не способны передать того ощущения, которое испытываешь находясь в непосредственной близи и созерцая это великолепие.

Вообще, лично у меня при осмотре дворца сложилось стойкое убеждение, что посещение Петергофа эмиром, оставило неизгладимый след в душе последнего. И постройку летней резиденции можно было бы назвать своего рода, если и не «ответом», то, во всяком случае, желанием эмира построить что-то в противовес «русскому Версалю». Я бы назвал Мохи-Хоссу «Эрмитажем» в миниатюре или приблизительным аналогом «бухарского Петродворца».

Однако, предоставляем снова слово Римме:

Здание внутри представляет собою анфиладу комнат, которые плавно переходят друг в друга через небольшие промежуточные комнаты-приёмные, стены которых богато украшены изразцами и декоративным растительным орнаментом.

Элементы декора одной из комнат

Как известно, ислам запрещал изображение человека. Вот почему, все своё воображение художники и декораторы выплёскивали при создании различных растительных и геометрических орнаментов, достигнув в этом виде искусства самых высочайших вершин. На стенах многочисленных комнат дворца можно видеть самые невероятные, и даже фантастические орнаменты, которые сложно переплетаясь между собою, создают неповторимую картину: начиная от стилизованного изображения павлиньего пера до различного рода химер и фантастических существ.

Понятное дело, что при декорировании дворца такого уровня, один и тот же орнамент почти не повторялся. Каждая из комнат выполнена и оформлена в строгом соответствии со своим назначением. Так, когда мы переходим в так называемую «шахматную» (или «игровую комнату»), то нашему взору предстают элементы украшения, связанные с этой древней игрой.

По многочисленной мебели западного и российского образцов, которой богато обставлены почти все комнаты, нетрудно догадаться, что это далеко не «типичный интерьер» жителя Бухары. Почти вся мебель доставлена из России. Среди прочего: художественно выполненные часы, с богатой отделкой и инкрустацией; различного рода комоды, банкетки, этажерки, бюро и даже …холодильник, верх которого обкладывался льдом и последний по мере оттаивания стекался по специальным трубочкам вниз, в поддон, охлаждая при этом содержимое самого холодильника.

Все комнаты украшены огромными каминами, которые искусно и с изяществом обрамлены изразцовой плиткой и со смешанным орнаментом. Изразцы привезены из Германии.

Особое впечатление производит художественное оформление потолков. Это особенно бросается в глаза при входе в «Белый зал». В самом центре залы висит изящная люстра, подаренная российским императором Николаем II эмиру Алимхану, которая в числе прочих подарков была прислана для загородной резиденции. Следует также отметить, что электрический «движок» был завезён из Германии, так что со светом здесь проблем не было, в отличие от самой Бухары, где было ещё сильно влияние духовенства и всяческие нововведения объявлялись «кознями шайтана (сатаны)» или «проделками иблиса (дьявола)». Люстра освещает высокий резной потолок, подпираемый стройными деревянными балками, которые в свою очередь, украшены своеобразным и неповторимым орнаментом. Какое-то странное (но не отталкивающее, а наоборот – привлекающее и завораживающее) впечатление на посетителя производят эти балки-колонны, уходящие строго ввысь, невольно заставляя всплыть в воображении некоторые образцы готической архитектуры. В то же время, не оставляет ощущение, что ты находишься в непосредственной близости от кремлёвских палат, с её византийской вычурностью и помпезной торжественностью. И только яркое и сумасшедшее буйство красок паркета, имитирующее рисунок персидского ковра, с его причудливым и затейливым орнаментом, обволакивающим тебя каким-то необъяснимым чувством ощущения уюта, снова возвращает тебя к сознанию того, что ты находишься на Востоке, где, словно преисполненный томной неги и вдыхающий аромат дымящего кальяна, чувствуешь себя совершенно далёким от этого мира.

Если обратиться к самим архитекторам, то по их задумке такая конструкция потолков должна была собою напоминать «ханский шатёр». Более того, по замыслу архитекторов, этот шатёр был рассчитан на все четыре времени года и соответственно имел четыре варианта, предусматривавшие снятие предыдущих конструкций и заменой их новыми. Цветовая гамма также соответствовала определённому времени года. Однако этому залу так и не довелось «сменить» одежду ни разу, поскольку вскоре после постройки в России, как известно, изменилась ситуация (начало Первой Мировой войны, 1914 г.), ну, а затем уже и сама революция, которая в скором времени добралась до Бухарского ханства.

Миновав ещё одну комнату, которая называется «Канцелярией (или комнатой писарей)», мы попадаем в «Чайную комнату» – большое и светлое помещение, украшенное весело и ярко всевозможными витражами и заставленную многочисленными декоративными вазами и кувшинами, преимущественно японского и китайского происхождения. В зимнее время эта комната являлась своего рода оранжереей, где выращивались цветы

Наконец, пройдя анфиладу помещений, мы выходим через боковой выход вновь во внутренний двор, но уже значительно дальше от того места, где мы первоначально вошли. Сразу на крылечке нас встречают «львы» (и снова связь с Питером!), сделанные местными мастерами из газганского местного мрамора. На фоне этих львов очень часто любят фотографироваться туристы.

Несколько в стороне от основного здания дворца находится ещё одна небольшая постройка, именуемая как «восьмигранник». Эта постройка была сделана по приказу эмира Алим-хана и предназначалась для одной из дочерей Николая II – княгини Ольги. Эмир, который по некоторым данным, исходящих из косвенных источников, был неравнодушен к этой особе, неоднократно приглашал её в гости, но последней так и не довелось приехать в Бухару.

В самом центре этого здания находится восьмигранная комната, по внешней окружности которой расположена анфилада комнат, переходящих одна в другую. Стены и потолки всех комнат богато раскрашены растительным и геометрическим орнаментом. Мотивы орнамента самые различные: в центральной зале можно встретить элементы, свойственные русскому орнаменту. Особое зрелище представляет потолок центральной комнаты, который буквально облит сусальным золотом и выдержан в очень тёплых тонах.

В настоящее время, здесь размещён музей национальной одежды: прогуливаясь по всему периметру здания всюду можно заметить выставленные экспонаты, демонстрирующие различную одежду и обувь, которую носили жители Бухары в конце XIX начале XX веков.

Наконец, пройдя через небольшую аллею, можно выйти прямо к хаузу (бассейну), рядом с которым выстроена в своеобразном стиле восточная беседка, где царственная особа могла позволить себе отдохнуть, забыв на некоторое время все государственные дела.

Кстати, по поводу этого комплекса также существует глупая байка, вполне удовлетворяющая вкусам отдельных туристов, в воображении которых Восток немыслим без гарема и одалиск,

барахтающихся в пруду на потеху любвеобильному падишаху. Вам с удовольствием поведают в красках как эмир, сидя в своей беседке, бросает половину яблока в бассейн, в котором плавают его многочисленные наложницы, и как с остервенением последние бьются чуть-ли не насмерть за обладание этим фруктом, поскольку победительнице вместе с этим огрызком достаётся ещё один – эмирский – и право разделить царственное ложе в предстоящую ночь.

Ну что здесь можно сказать? Разве что, улыбнуться вместе с читателем…

Ну, и в заключение, хочется пожелать вам от всей души, чтобы по приезду в Бухару вам повезло на настоящего и толкового гида (а таковых, кстати, совсем немало), от которого зависит очень многое. Нам на такого гида повезло: спасибо, тебе, Римма. Рахмат-и-калон! (Спасибо большое!)