Текст книги "Увещание к подвигам добродетели. Сборник бесед святого отца нашего Иоанна Златоустого духовно-нравственного содержания"

Беседа 52
Советы мужу и жене о взаимной любви и согласии[54]54
  26 Бес. на 1 пос. к Коринф.


[Закрыть]

У нас жена справедливо подчинена мужу, потому что равночестие могло бы произвести вражду, и потому, что в начале от жены произошло обольщение; она подчинена не тотчас по сотворении; когда Бог привел ее к мужу, она не слышала от Бога ничего такого, и муж ничего подобного не выразил ей, а сказал, что она кость от костей его и плоть от плоти его, о власти же и подчинении ничего не говорил; но когда она злоупотребила своей властью, сделавшись ыиз помощницы обольстительницей, и погубила все, тогда справедливо услышала слова: к мужу твоему обращение твое (Быт. 3, 16). Так как этот грех мог возбудить вражду в нашем роде, ибо после такого события не послужило бы к миру то, что жена произошла от мужа, напротив то самое, что, произшедши от него, она не пощадила собственного члена, еще более раздражало бы мужа, – то Бог, видя злобу диавола, оградил их этим словом, как бы стеной, уничтожил таким определенную вражду, которая должна была произойти после обольщения, поставив как бы оплот против естественной страсти – происходящего от греха – злопамятства… Следовательно, власть мужа над женой естественна. И прежние жены называли мужей своих господами и уступали им первенство.

Потому, скажешь, что и они любили своих жен? Знаю это и не забываю; но когда мы говорим о твоих обязанностях, то не указывай на обязанности других…

Адам также слагал вину на свою жену, а она на змия, но это нисколько не помогло им. Не говори же мне этого, но постарайся со всяким благоразумием исполнять свои обязанности в отношении к мужу. И мужу твоему, когда увещеваю его любить и уважать тебя, я не дозволяю указывать на заповедь, данную жене, а требую от него исполнения предписанного ему.

Посему и ты старайся исполнять свои обязанности и оказывай покорность своему мужу. Если хочешь повиноваться мужу для Бога, то не представляй мне его обязанностей, но тщательно исполняй те, которые Законодатель возложил на тебя. В том особенно и состоит повиновение Богу, чтобы не нарушать закона, даже в том случае, если сама ты терпишь противное.

Кто любит любящего его, тот не делает ничего важного; а кто любит ненавидящего его, тот преимущественно достоин венцов. Так размышляй и ты: если будешь сносить жестокость мужа, то получишь светлый венец; а если имеет тихого и кроткого, то за что Бог будет награждать тебя? Говорю это не для того, чтобы подать мужьям повод к жестокостям, но чтобы убедить жен – сносить и жестоких мужей. Ибо когда каждый будет стараться исполнять свои обязанности, то и ближний не замедлит сделать то же. Так, когда жена бывает готова сносить гневливого мужа, тогда и муж не станет оскорблять гневливой жены, тогда во всем будет у них мир, подобный пристани, не возмущаемой волнами. Так и было у древних; каждый исполнял свое, не указывая на обязанности ближнего. Смотри: Авраам взял с собой племянника, и жена не укоряла его за это. Он велел ей идти в дальний путь, и она не воспротивилась этому, но повиновалась. Потом после многочисленных бедствий, усилий и трудов, сделавшись господином всего, он уступит первенство Лоту, и Сарра не только не огорчалась этим, но даже не открыла уст и не сказала ничего такого, что многие жены говорят ныне, когда видят что мужья их при подобных разделах получают менее других, особенно низших себя; порицают их, называют и глупыми и несмысленными, и робкими, и бесполезными, и ленивыми. Она же не сказала и не подумала ничего такого, но осталась довольна всем, что он сделал. И еще более: когда Лота постигла великая опасность после того, как он сам сделал выбор и предоставил дяде худшую часть, и когда праотец, услышав об этом, вооружил всех своих домочадцев и с ними одними пошел против целого персидского войска, она не удерживала его и не сказала, например, так: куда идешь ты, ввергая сам себя в пропасть, подвергаясь таким опасностям, готовясь пролить кровь за человека, который обидел тебя и похитил твою собственность? Если ты не думаешь о себе, то пожалей меня, оставившую дом, отечество, друзей и родных, и последовавшую за тобой в такой путь, не подвергай меня вдовству и соединенным с ним бедствиям. Ничего такого она не сказала и не подумала, но все перенесла молча. Затем, оставаясь неплодной, она не скорбит и не плачет, подобно другим таким женам, но проливает слезы, – он, впрочем, не пред женой, а пред Богом. И заметь, что оба они соблюдают должное: он не презирает Сарры за ее неплодство и не укоряет ее, и она со своей стороны старается найти для него некоторое утешение в бесчадии посредством рабыни. Тогда не запрещалось это, как запрещается ныне; ныне же непозволительно ни женам делать такое угождение мужьям, ни мужьям с ведома ли или без ведома жен, вступать в такие связи, хотя бы они в тысячу раз более чувствовали бесчадие; ибо иначе им будет сказано: червь их не умирает и огнь не угасает (Мк. 9, 44); ныне это не дозволяется, а тогда не запрещалось. Посему, когда жена предложила это, он послушался и поступил так не из угождения ей. А посмотри, скажешь, как он потом по ее же требованию, изгнал служанку. Но этим я и хочу доказать, что как он во всем слушался ее, так и она его.

Притом, кто говорит это, пусть обратит внимание и на предыдущее, на то, что служанка оскорбила ее, стала гордиться пред госпожею; а что может быть прискорбнее этого для свободной и честной жены? Посему ты, жена, не ожидай доброты от мужа, чтобы после того показать и свою; в этом не будет ничего важного; и ты, муж, не ожидай благонравия от жены, чтобы после того и самому быть любомудрым; это уже не будет подвигом; но каждый, как я сказал, пусть первый исполняет свои обязанности. Ибо, если и посторонним, ударяющим по одной ланите, должно обращать другую, то тем более должно сносить жестокость мужа. Говорю это не для того, чтобы муж бил жену; нет, это крайнее унижение не для той, которую бьют, а для того, кто бьет; но если по каким-нибудь обстоятельствам ты, жена, сочеталась с таким мужем, то не предавайся скорби, представляя ожидающую тебя за это награду и добрую славу еще в настоящей жизни. И вам, мужья, скажу: никакой проступок не должен вынуждать вас бить свою жену. Что я говорю – жену? Благородному мужу не позволительно бить даже служанку и налагать на нее руки.

Если же весьма бесчестно для мужа бить служанку, то тем бесчестнее налагать руку на свободную. Это внушают и внешние законодатели, которые не принуждают жену жить вместе с бьющим ее мужем, как с недостойным ее сожительства. Подлинно, крайне беззаконно – сообщницу жизни, издавна разделяющую твои нужды, позорить, как рабыню. Такой муж, если только можно назвать его мужем, а не зверем, по моему мнению, равен отцеубийце и матереубийце.

Ибо, если нам заповедано оставлять для жены отца и мать, не в оскорбление им, но в исполнение закона Божия, и для самих родителей это столь вожделенно, что они, будучи оставляемы, радуются и совершают брачное соединение детей с великим усердием, то не крайнее ли безумие оскорблять ту, для которой Бог повелел оставлять родителей? И безумие ли только?

А бесчестие? Кто, скажи мне, может перенести его? Какое слово может выразить его, когда крики и вопли разносятся по улицам, когда соседи и прохожие стекаются к дому совершающего столь гнусное дело, как будто какой-нибудь зверь сокрушает все, находящееся внутри? Лучше, если бы земля поглотила такого безумца, нежели после того ему опять показаться на торжище. Жена, скажешь ты, поступает дерзко? Но вспомни, что она – жена, слабый сосуд, а ты – муж. Ты для того и поставлен над нею начальником и главой, чтобы сносить слабость подчиненной. Старайся сделать свое правление славным; а славным оно будет тогда, когда ты не будешь бесчестить подчиненной. Как царь является сам тем более достойным почтения, чем более возвышает честь подвластного себе начальника, а когда унижает и бесчестит его достоинство, тогда немало уменьшает и собственную славу; так и ты, бесчестя подвластную тебе начальницу, немало унижаешь честь и своей власти. Итак, представляя все это, будь благоразумен, а вместе с тем вспоминай и о том вечере, в который отец, призвав тебя, отдал тебе дочь свою, как бы некоторый залог на сохранение, и, отлучив ее от всего, от матери, от себя самого и от дома, вручил все попечение о ней твоей деснице. Подумай, что после Бога ты от нее получил детей, сделался отцом, и потому будь кроток в отношении к ней.

Не видишь ли, как земледельцы удобряют всеми способами землю, принявшую семена, хотя бы она имела тысячи недостатков, хотя была бы, например, не плодоносна, произращала дурные травы, подвергалась наводнениям по свойству местоположения?

Так же поступай и ты; тогда ты же первый насладишься и плодами и спокойствием. Жена есть пристань и важнейшее врачевство от душевного расстройства.

Если эту пристань ты будешь соблюдать свободной от ветров и волнения, то найдешь в ней великое спокойствие, возвратившись с торжища; а если будешь возмущать и волновать ее, то уготовляешь сам себе опаснейшее кораблекрушение. Итак, пусть не будет этого, а да будет противное тому. Если случится в доме что-нибудь прискорбное по ее вине, то утешай ее, а не увеличивай скорби. Хотя бы ты лишился всего имущества, это не будет прискорбнее неприязни с сожительницей; какую бы ты ни представил вину, ничто не будет несноснее раздора с женой. Посему пусть любовь к ней будет для тебя драгоценнее всего.

Если должно носить тяготы друг друга, то тем более сносить недостатки жены. Если она бедна, не укоряй ее; если – неразумна, не осуждай ее, а лучше постарайся научить ее; ибо она – член твой; вы – одна плоть. Но, скажешь, она болтлива, склонна к пьянству, гневлива? В таком случае должно не гневаться, а скорбеть, молиться Богу, увещевать, вразумлять ее и делать все, чтобы истребить страсть ее. Если же будешь бить и мучить ее, то не исцелишь ее болезни; грубость исправляется кротостью, а не взаимной грубостью. Вместе с тем не забудь и о награде от Бога.

Ибо, если ты, имея возможность отвергнуть ее, не сделаешь этого по страху Божию, но станешь сносить недостатки ее, из уважения к закону, возбранившему отвергать жену, то сколь ни велика была бы болезнь ее, ты получишь неизреченную награду, и еще прежде награды получишь великую пользу, сделав ее более благопокорной, и себя приучив к большей в отношении к ней кротости. Рассказывают, что один из внешних философов (Сократ), имея жену злую, болтливую и склонную к пьянству, на вопрос для чего он терпит ее, отвечал, что она служит для него домашним училищем и упражнением любомудрия; ибо, продолжал он, упражняясь ежедневно с ней, я делаюсь более кротким и с другими. Вы пришли в восторг? А мне весьма прискорбно, что язычники превосходят любомудрием нас, которым заповедано подражать ангелам, или лучше заповедано подражать в кротости самому Богу. Сказанный философ по этой причине не изгонял своей злой жены; а некоторые говорят, что по этой причине он и женился на ней. Но так как многие из людей не столь благоразумны, то я советую наперед всячески стараться о том, чтобы избирать жену благонравную и исполненную всякой добродетели;

если же случится сделать ошибку и ввести в дом свой невесту не добрую и даже негодную, тогда подражать этому философу, всеми мерами исправлять ее и считать это дело важнее всего. Купец не спускает в море корабля и не принимается за торговлю прежде, нежели заключит со своим товарищем условий, которые обеспечили бы взаимное их спокойствие. Так и мы будем принимать все меры, чтобы внутри своего корабля сохранять мир с сообщницей нашего житейского поприща; тогда и все прочее будет у нас спокойно, и мы безопасно переплывем море настоящей жизни.

Об этом мы должны пещись более, нежели о доме, рабах, деньгах, полях и даже делах гражданских; всего драгоценнее должно быть для нас то, чтобы не иметь вражды и распри со своей сожительницей; ибо и все прочее пойдет у нас хорошо, и в делах духовных мы будем иметь благоуспешность, когда станем с единомыслием нести бремя настоящей жизни; а исполнив все, получим и уготованные для нас блага, которых да сподобимся все мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа 53
О милостыне[55]55
  20 Бес. на 2 пос. в Коринф.


[Закрыть]

Презрение богатства соделывает людей искусными, ведет к прославлению Бога, воспламеняет любовь; делает нас великодушными, поставляет иереями, возводя на священство, приносящее великую награду. Ибо милостивый не облекается в потир, не носит позвонков, не возлагает на себя венца; но облечен в одежду человеколюбия, которая святее священнической одежды, – помазан елеем, который составлен не из чувственного вещества, но возделан Духом Святым, – имеет венец, соплетенный из щедрот, как сказано в Писании: венчающаго тя милостию и щедротами (Пс. 102, 4); а вместо того, чтобы носить златую дщицу с именем Божиим, сам делается подобен Богу. Ибо что говорит? Будите подобни Отцу вашему небесному (Мф. 5, 45). Хочешь ли видеть жертвенник милосердого? Не Веселеил соорудил его, и не другой кто, но сам Бог: не из камней, но из вещества, которое светлее самого неба – из разумных душ. Но иерей входит во Святая Святых? Можно и тебе, совершающему жертву милосердия, войти во Святилище, еще более страшное, – где никто не присутствует, токмо Отец твой, видяй тебя в тайне (Мф. 6, 4); где никто другой не видит. Как, скажешь, можно не видеть, когда жертвенник стоит открыто? То и достойно удивления, что тогда двойные двери и покровы делали Святилище безлюдным, а ныне, принося жертву среди народа, можно приносить ее как бы вступив во Святая Святых, и еще более страшное Святилище. Если ты делаешь сие на показ людям, то хотя бы и вся вселенная видела, никто не видал; потому что ты так сделал. Ибо не просто сказал Господь – не творите пред человеки; но присовокупил: да видими будите ими (Мф. 6, 1).

Жертвенник сей создан из самых членов христовых; и тело Самого Господа служит тебе жертвенником.

Благоговей пред Ним: на теле Господнем ты совершаешь жертву Господню. Таков сей жертвенник! Он страшнее и сего нового (в церкви), не только древнего жертвенника! Но, да не смущают вас слова мои. Сей жертвенник чуден по причине предлагаемой на нем жертвы: а жертвенник милосердого не по сему только удивителен, но и потому, что сооружается из той самой жертвы, которая освящает сей жертвенник; чуден, повторяю, и сей жертвенник; потому что по естеству он камень, но делается Святым, так как возлагается на нем тело Христово. А тот чуден потому, что сам есть тело Христово; а посему страшнее сего жертвенника Тот, пред которым предстоишь ты (в церкви), мирянин. Что в сравнении с сим будет для тебя Аарон? Что кидар? Что звонцы? Что Святая Святых? Да и нужно ли сравнить с древним жертвенником жертвенник милосердого, когда он и в сравнении с сим жертвенником оказывается столь блистательным? Как же ты, почитая сей жертвенник, потому что на нем возлежало тело Христово, унижаешь тот жертвенник, который есть самое тело Христово, и не обращаешь внимания, когда он разрушается? Такой жертвенник ты можешь видеть везде – и на улицах, и на площадях, и ежечасно приносить на нем жертву. Ибо и на нем освящается жертва; и как здесь предстоит иерей, призывающий Духа святого: так и ты призываешь Духа, только не словами, а делами. Ибо ничто не поддерживает столько и не возжигает огонь Духа, как сей елей (милостыня) обильно изливаемый. Если же хочешь знать, что бывает с возлагаемым на жертвенник; и то покажу тебе. И так какое курение, какое благоухание восходит от сего жертвенника? Слава и благодарение. Куда восходит? До неба ли? Нет – выше неба, и неба небе-си. Оно возносится к самому Царскому престолу. Молитвы твоя, сказано, и милостыни твоя взыдоша пред Бога (Дн. 10, 4). Чувственное благовоние не далеко проникает в воздух: а сие проходит самые небесные своды. И хотя ты молчишь, однако же дело твое вопиет, и делается жертвой хвалы; не телец закаляется, и не кожа сожигается, но разумная душа приносит ей свойственное. А такая жертва человеколюбия превосходнее всех других. Итак, когда видишь кого из верных бедного, представляй, что видишь жертвенник.

Когда видишь такого нищего, не только не оскорбляй, но и почти; и если видишь, что другой его оскорбляет, останови, защити. В таком случае и сам ты можешь надеяться, что будешь помилован от Бога и получишь обетованные блага, коих да сподобимся и мы все благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Xриста. Аминь.

Беседа 54
О зависти и честолюбии[56]56
  40 Бес. на Ев. Мф.


[Закрыть]

Нет зла хуже зависти! Завистливый мучит и терзает себя прежде того, кому завидует, и никогда не оставляет своего греха, но всегда остается в нем. Свинья любит валяться в грязи, демоны – вредить нам; так и завистливый радуется злу ближнего. Когда случится с ближним что-либо неприятное, тогда он покоен и весел, почитая чужие несчастья своим счастьем, а благополучие других своим злополучием; и ищет не того, что ему могло бы быть приятно, но того, что ближнего может опечалить. Такие люди не достойны ли того, чтобы побить их камнями и замучить, как бешеных собак, как злобных демонов, как самых фурий? Ибо как жуки питаются навозом, так и они, будучи некоторым образом общими врагами и противниками природы, находят для себя пищу в несчастьях других. Другие жалеют и бессловесное закалаемое, а ты неистовствуешь, дрожишь и бледнеешь, видя человека благополучным. Есть ли что хуже сего бешенства? Блудники и мытари (уверовавши в Спасителя) могли войти в Царствие Божие, а завистники, находившиеся внутри оного, выгнаны, по словам Спасителя: сынове царствия изгнани будут (Мф. 8, 12). Первые, освободившись от своего зла, получили то, чего никогда и не ожидали: последние лишились и тех благ, какие имели. Да и совершенно справедливо. Ибо зависть человека превращает в диавола, и соделывает его лютым демоном. От нее произошло первое убийство, от нее презрена природа, от нее осквернена земля, от нее после разверзшеюся землей поглощены живые Дафан, Корей и Авирон, и погиб весь оный народ. Но может быть кто-нибудь скажет: легко порицать зависть, надобно сказать, как избавиться от сей болезни; как же можем освободиться от сего порока? Когда помыслим, что входить в Царствие Небесное не позволено как блуднику, так и завистнику, и притом гораздо более последнему, нежели первому. А ныне зависть не считают и пороком, почему и не заботятся избавиться от нее; но если откроется, что она зло, то скорее оставим ее. Итак, плачь и стенай, рыдай и моли Бога; знай, что ты в тяжком грехе и покайся. Если так поступишь, то вскоре исцелишься от сего недуга. Кто ж не знает, скажет иной, что зависть есть порок? Правда, всякий знает это, но не всякий страсть сию ставит наряду с блудом и прелюбодеянием. Осуждал ли кто себя когда-нибудь за то, что предавался жестокой зависти, умолял ли когда Бога, чтобы помиловал за сей недуг? Никто никогда. Напротив, обладаемый гнуснейшей из всех страстью; если постился и дал нищему мелкую монету, то думает, что он ничего худого не сделал, хотя бы тысячекратно завидовал. От чего сделался таким преступником Каин, от чего Исав, от чего дети Лавановы, от чего сыны Иакова, от чего Корей, Дафан и Авирон с соумышленниками, от чего Мариам, от чего Аарон, от чего сам диавол?

Вместе с сим, представь и то, что ты не тому наносишь вред, кому завидуешь, но себя поражаешь мечем. Ибо, какое зло причинил Авелю Каин? Ему против воли ускорил вход в Царствие, а себя подверг бесчисленным бедствиям. Какой вред нанес Иакову Исав? Тот не обогатился ли и не наслаждался ли бесчисленными благами, а сей после злоумышления своего не принужден ли выйти из дома родительского и скитаться в стране чужой? Что худого сделали Иосифу сыновья Иаковлевы, хотя едва не пролили крови?

Не претерпели ли они голода и не были ли в крайнем бедствии тогда, как он сделался царем всего Египта? Чем более завидуешь, тем большие блага доставляет тому, кому завидуешь. Ибо Бог за всем смотрит, и когда видит обиженным не обижающего, то его более возвышает и прославляет, а тебя наказывает. Если Он не оставляет без наказания тех, кои радуются несчастью своих врагов, ибо сказано: не радуйся падению врагов твоих, да не увидит Бог, и не угодно Ему будет (Притч. 24, 17); то тем более не оставит без наказания завидующих не причинившим им никакого вреда.

Итак, отсечем от себя зверя многоглавого, ибо много видов зависти. Если любящий любящего его не имеет никакого преимущества пред мытарем, то где станет ненавидящий ничем не обидевшего его? Как избежит геенны, сделавшись хуже язычников? Жестоко болезную о том, что мы, кои обязаны подражать Ангелам и даже Владыке Ангелов, ревнуем диаволу. Ибо много зависти и в Церкви, а более в нас, нежели в управляемых нами. Почему и мы сами имеем нужду в увещании. За что, скажи мне, завидуешь ты ближнему?

За то ли, что его уважают и хорошо говорят об нем? Но ты не представляешь себе, сколько зла наносят по чести беспечным: таковых доводят они до тщеславия, гордости, высокоумия, делают нерадивейшими, а сверх сих зол еще скоро увядают, и, что всего хуже, происходящее от них зло навсегда остается, а удовольствие в ту же минуту и отлетает, как появляется.

Итак, за это ты завидуешь, скажи мне? Но тот, кому ты завидуешь, в большой доверенности у начальника, делает все, что хочет, мстит оскорбляющим его, благодетельствует льстецам и имеет великую силу!

Так говорить свойственно людям, прикованным к земле: а духовного ничто огорчить не может. Ибо, какое тот ему сделает зло? Лишит ли его сана? Что же? Если справедливо, то еще доставит ему пользу. Поелику ничто так не раздражает Бога, как священнослужение недостойное. Если же несправедливо, то осуждение опять падает не на него, а на самого обидчика. Ибо кто страждет несправедливо и переносит великодушно, тот приобретает чрез сие большее дерзновение у Бога. Итак, будем заботиться не о том, чтобы достигнуть могущества, почестей и власти, но о том, чтобы отличиться добродетелью и любомудрием. Ибо власть побуждает делать многое, Богу неугодное, и надобно иметь душу самую мужественную, чтобы пользоваться властью, как следует. Тот, кто лишен власти, волей и неволей любомудрствует; а облеченный ею терпит тоже, что и человек, который, живя с хорошей и красивой девицей, обязался никогда не посмотреть на нее с вожделением. Такова власть! Она даже многих сделала обидчиками против воли их, у многих возбудила гнев, сняла узду с языка и отворила двери уст, как бы ветром раздувая душу, и как ладью погружая ее в самую глубину зол. Итак, что же ты дивишься человеку, находящемуся в такой опасности, и называешь его счастливым? Какое безумие! Вместе с сказанным доселе представь еще и то, сколько врагов и клеветников, сколько ласкателей как бы держат его в осаде. Такое ли состояние, скажи мне, назвать блаженным? И кто назовет! Но такой человек в славе у народа, скажешь ты? Что ж? Народ не Бог, Коему он должен дать отчет. Посему говоря о народе, ты упоминаешь только о новых отмелях, подводных камнях, скалах и утесах. Ибо уважение народное, чем более знаменитым делает, тем с большими соединено опасностями, заботами и печалями.

Такой человек, имея столь жестокого господина, отнюдь не может отдохнуть или приостановиться. Что я говорю, приостановиться или отдохнуть? Такой, имея и тысячи заслуг, с трудом входит в Царство.

Ибо ничто столько не унижает, как слава народная, делающая боязливыми, подлыми льстецами и лицемерами. Почему, например, фарисеи называли Христа беснующимся? Не потому ли, что желали народной славы? Почему народ произносил правильное об Нем мнение? Не потому ли, что он не страдал сей болезнью? Ничто, истинно ничто так не делает людей законопреступными и несмысленными, как желание славы народной. Равно ничто так не делает славными и мужественными, как презрение оной. Почему надобно иметь чрезвычайно мужественную душу тому, кто хочет противостоять толикой буре и силе ветра.

Ибо любящий славу, во время благоденствия поставляет себя выше всех, во время злополучия желает сам себя зарыть в землю. Это для него и геенна и царство, когда он утопает в сей страсти. Итак, скажи мне, чего сие достойно: зависти ли, или рыданий и слез?

Всякий знает, чего. Завидуя имеющему такую славу, ты поступаешь подобно тому, кто увидев связанного, наказываемого бичами и влекомого бесчисленными зверями, завидует его ранам и язвам. И сколько людей в народе, столько для честолюбца уз, столько владык, и что всего хуже, каждый из них имеет свое мнение и всякий дает о служащем им приговор, какой случится, ничего не разбирая; а что вздумает один или двое, то и все утверждают. Не ужаснее ли это всякого волнения, всякой бури? Ибо ищущий славы, то вдруг от радости поднимается в верх, то снова легко погружается, бывает всегда в тревоге, и никогда в покое.

Ибо еще не выходя на зрелище, и готовясь произнести речь, беспокоится и трепещет, а после зрелища или умирает от уныния, или снова предается безмерной радости, что хуже самой печали. А что радость не менее пагубна, как и печаль, это очевидно из ее действия на душу. Радость делает душу легкомысленной, надменной и непостоянной. Это можно видеть на древних мужах. Когда, например, Давид был добр: тогда ли, когда радовался, или когда был в тесных обстоятельствах? Иудейский народ, когда был добродетелен: тогда ли, когда стенал и призывал Бога или когда в пустыне радовался и покланялся тельцу?

Посему-то Соломон, знавший лучше всех, что такое радость, говорит: благо ходити в дом плача, нежели в дом смеха (Еккл. 7, 3). И Христос скорбящих ублажает, говоря: блажени плачущии (Мф. 5, 4); а радующихся называет бедными: горе вам смеющимся, яко восплачете (Лк. 6, 25)! И весьма справедливо. Ибо душа во время забав бывает слабее и изнеженнее; а во время плача укрепляется, делается целомудренной, освобождается от всех страстей, становится возвышеннее и мужественнее. Итак, зная все сие, будем убегать славы народной и удовольствия, происходящего от оной, дабы достигнуть истинной и вечной славы. Да дарует же Бог всем нам достигнуть оной, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.