Текст книги "Увещание к подвигам добродетели. Сборник бесед святого отца нашего Иоанна Златоустого духовно-нравственного содержания"

Беседа 69
О тщеславии в раздаянии милостыни[71]71
  71 Бес. на Ев. Мф.


[Закрыть]

Тщеславие есть страсть лютая и многоглавая! Иные, увлекаясь ею, ищут богатства, другие власти – и это бывает еще на низшей степени ее владычества. Распростирая власть свою далее, она обращает себе в пищу и самые добродетели, как то: милостыню, пост, молитвы, и дар учения. И сколько еще других глав у сего зверя! Впрочем, не удивительно, когда люди гордятся богатством и властью, но то странно и достойно оплакивания, когда они самый пост и молитву обращают в предмет своего тщеславия. Мы не будем останавливаться здесь на одних упреках, но покажем и способ, как избегать сей страсти. С кого же начать нам? С надмевающихся ли богатством, или одеждой, или властью над другими, или даром учения, или крепостью телесной, или каким-нибудь искусством, или красотой, или нарядами, или жестокостью, или человеколюбием и милостыней, или пороками, или смертью, или распоряжениями, долженствующими совершиться после их смерти? Ибо страсть сия, как я уже сказал, многоразличным образом опутывает нас, и простирается даже за пределы нашей жизни. Потому и говорят: такой-то умер и завещал сделать то и то, дабы и по смерти удивлялись ему. Для сей же цели один хочет быть бедным, а другой богатым. Ибо тщеславие имеет столь странное свойство, что и в предметах противоположных находит себе пищу.

Итак, против кого же нам вооружиться и ополчиться? Ибо всех видов тщеславия одними и теми же доказательствами опровергнуь невозможно. Хотите ли, чтобы я вооружился против тех, которые тщеславятся раздаванием милостыни? Я охотно желал бы сего. Ибо я весьма люблю милостыню, и болезную, видя, как тщеславие портит оную, и развращает, подобно какой-нибудь кормилице, которая, служа царской дочери, завлекает ее в постыдные связи, и которая хотя и ходит за ней, но в то же время, к ее стыду и вреду, приучает ее к непотребным делам, убеждая презирать отца и украшать себя так, чтобы понравиться развратным и много раз осрамившим себя мужчинам, и для сего заставляет ее носить такие наряды, которые приличны женщинам бесчестным и позорным, и могут нравиться сторонним людям, а не отцу. Итак, обратимся к тщеславным людям сего рода, и представим себе, что кто-нибудь из них подает милостыню щедрой рукой для того только, чтобы выказать себя пред людьми. Таким образом подающий милостыню выводит ее из чертога отеческого. Ибо Отец небесный повелевает, чтобы даже левая рука не знала об ней; а тщеславие выставляет ее на показ и рабам, и всем встречающимся на пути, хотя бы они совсем не знали ее. Не видишь ли ты здесь и блудницу и соблазнительницу ее, которая возбуждает в ней любовь к людям непотребным, и учит ее показываться в таком виде, какой им нравится? Далее, хочешь ли видеть, как тщеславие преданную ему душу соделывает не только блудницею, но и доводит до безумия? Посмотри ближе на ее чувствования. Вот она, оставив небо, бегает по распутиям и переулкам, гоняясь за рабами беглыми, гнусными и безобразными, которые ненавидят ее и не хотят даже взглянуть на нее, а она горит к ним любовью! Что же может быть безумнее сего?

Люди никого столько не ненавидят, как домогающихся от них чести себе. Они сплетают на них множество клевет. Здесь бывает тоже, как если бы кто дщерь царскую, девицу, низведши с царского престола, отдал на поругание прелюбодеям, презирающим ее. Так поступают и люди: чем более ты гоняешься за ними, тем более они от тебя отвращаются. напротив, когда ты будешь искать чести у Бога, то Он по мере твоего усердия будет и привлекать тебя, и утешать тебя похвалами, и воздаст тебе великую награду. Но если ты хочешь и с другой стороны видеть, сколь бесполезна милостыня, когда подаешь ее на показ и из тщеславия, то размысли, какая постигнет тебя печаль, и какая нескончаемая скорбь будет обдержать тебя, когда возгремит пред тобою глас Христов: ты погубил всю мзду свою. Тщеславие и везде пагубно, но особенно в делах человеколюбия: здесь оно есть крайняя жестокость; ибо извлекает себе хвалу из чужих бедствий, и почти ругается над живущими в нищете. Ибо если исчислять свои благодеяния, значит тоже, что укорять облагодетельствованного; то не гораздо ли хуже выставлять их напоказ пред многими? Как же нам избежать зла сего? Мы избежим оного, когда научимся быть истинно милосердыми, и рассмотрим, у кого мы ищем славы. Скажи мне, кто первый учитель милостыни? Конечно Тот, Кто примером Своим научил нас сему искусству, т. е. Бог, Который всех лучше знает оное, и Которого милостям нет конца.

Что же? Если бы ты учился искусству борьбы, на кого бы стал ты смотреть, или кому стал бы показывать свои успехи, тем ли, которые продают овощи и рыбу, или учителю сего искусства, хотя бы тех было и много, а сей один? И если бы все прочие стали смеяться над тобой, а он хвалил бы тебя, то не стал ли бы и ты сам вместе с ним смеяться над ними? Или, если бы ты учился искусству бойцов, то не стал ли бы также смотреть на того, кто учит сему искусству? Или, если бы ты занимался красноречием, то не стал ли бы дорожить похвалами учителя красноречия, не заботясь о суждении других? Итак, не безрассудно ли в других искусствах смотреть только на одобрение учителя, а в делах милосердия поступать иначе, между тем как вред, происходящий отселе, не одинаков? Ибо там, ежели ты борешься только для того, чтобы нравиться народу, а не учителю, то вся беда только в том, что ты не по правилам борешься; а, подавая милостыню, ты можешь чрез это и в вечной жизни соделаться подобным Богу. Будь же подобен Ему и в том, чтобы не выказывать себя. Ибо когда Он исцелял кого, то говорил, чтобы никому о том не сказывали. Но ты хочешь слыть между людьми милостивым? Что за прибыль? Прибыли никакой нет, а вред бесконечный. Поелику те самые, коих ты призываешь в свидетели, отнимают у тебя, как разбойники, сокровища небесные, или лучше сказать, не они, а мы сами разграбляем свое стяжение и расточаем свое богатство, в горних обителях хранящееся. Вот новое бедствие, новое, необыкновенное зло! Чего не истребляет моль, чего не похищает тать, то разграбляет тщеславие. Вот, моль, истребляющая вечные сокровища! Вот тать, разграбляющий небесные блага! Вот похититель некрадомого богатства! Вот что погубляет и растлевает все доброе! Диавол видя, что сия страна неприступна ни для разбойников, ни для других злоумышленников, и что ее сокровищ не истребляет моль, – расхищает их тщеславием.

Но ты желаешь славы? Неужели для тебя не довольно славы от человеколюбца Бога, Который Сам принимает от тебя милостыню? Но ты ищешь славы и от людей? Берегись, чтобы не испытать противного; чтобы люди не стали смотреть с презрением на тебя, как на человека, не милость являющего, но хвастливого и честолюбивого, который бедствия других выставляет на позорище, чтобы выказать себя. Милостыня есть тайна. Итак, запри двери, чтобы кто не увидел того, чего показывать не должно. Главные тайны наши суть – милосердие и человеколюбие Божие. Ибо Он по многой милости Своей помиловал нас непокорных.

И в первой молитве, которую приносим за бесноватых, мы испрашиваем милости; потом во второй – за кающихся, просим для них великой милости; наконец и в третий – за самих себя, в которой из среды всего народа указываем на невинных детей, опять умоляем Бога о милости. Ибо так как мы сами себя обвиняем за свои прегрешения, то за тех, которые много погрешили и достойны осуждения, молимся сами, а за себя самих представляем молящимися детей, коих простоте последующий получит Царствие Небесное. Сей образ молитвы показывает то, что люди смиренные и бесхитростные, как дети, могут преимущественно молиться за виновных. Самое же таинство коликия милости, коликого человеколюбия исполнено, сие знают посвященные. Так и ты, когда по возможности своей оказываешь человеку милость, запри дверь: пусть это видит один тот, кто получает милость, – а если можно, то лучше, чтобы и он не видел. Если же ты отворишь дверь, то обнаружишь свою тайну. Помысли, что и тот самый, у кого ты ищешь славы, осудит тебя.

Ежели это друг твой, то он сам в себе подумает о тебе худо; а ежели враг, то он осмеет тебя, и ты испытаешь противное тому, чего желал. Тебе хочется, чтобы он сказал о тебе: вот человек милостивый; но он не скажет сего, а назовет тебя тщеславным и человекоугодником, и еще как-нибудь гораздо хуже. А если ты сокроешь от него свое доброе дело, то он будет говорить о тебе противное сему, будет называть тебя человеколюбивым и милостивым. Ибо Бог не попускает оставаться в неизвестности доброму делу; но ежели ты сам сокроешь оное, Он обнаружит, и тогда будет больше удивления и больше пользы. Таким образом, выказывая себя, мы сами полагаем себе препятствие к приобретению славы; ибо к чему мы сильно стремимся, и чего нетерпеливо желаем, к тому не допускает нас самая наша нетерпеливость, так что мы не только не получаем славы людей милостивых, но еще возбуждаем противное о себе мнение, и сверх того терпим великий вред. Представляя все сие, будем убегать тщеславия, и возлюбим одну славу Божию. Таким образом и здесь достигнем славы, и сподобимся вечных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Ему же слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа 70
Об отсечении страстей[72]72
  74 Бес. на Ев. Иоан. Бог.


[Закрыть]

Ныне нет гонений на христиан, зато теперь время для другого рода смерти. Умертвите, сказано, уды ваши, яже на земли (Кол. 3, 5). Итак, погасим вожделение, умертвим гнев, истребим зависть. Это – жертва живая. Жертва эта не оканчивается пеплом, не рассеивается в дыме, не требует ни дров, ни огня, ни ножа. Для нее огонь и нож – Дух Святой. Воспользовавшись этим ножом, отсеки от сердца все излишнее и чуждое, открой заключенный слух. Страсти и злые пожелания обыкновенно заграждают вход слову Божию. Так, усилившаяся привязанность к богатству не дозволяет слушать слово о милостыне; появившаяся зависть преграждает путь учению о любви; да и всякая другая страсть, вторгшись в душу, делает ее крайне нерадивой ко всему. Итак, истребим злые пожелания. Ведь нужно только захотеть, и – все исчезнет.

Не будем думать, будто сама по себе сильна любовь к богатству: вся сила заключается в нашей беспечности. Есть много людей, которые говорят даже не знают, что такое серебро; потому что любовь к богатству – страсть неестественная. Естественные пожелания вложены в нас с самого начала; а о золоте и серебре долгое время даже не было известно, существуют ли они. От чего же усилилась эта страсть? От тщеславия и крайней беспечности. Из пожеланий одни необходимы, другие естественны, а иные ни то, ни другое. Так все те желания, от неудовлетворения которым гибнет животное, естественны и необходимы, как например, желание пищи, питья и сна. Вожделение плотское естественно, но не необходимо, так как многие преодолели его, и, однако ж, не погибли. А желание богатства ни естественно, ни необходимо, а излишне: если мы захотим, то и не подчинимся ему. Ведь и Христос, беседуя о девстве сказал: могий вместити, да вместит (Мф. 19, 12), а о богатстве говорит не так, а как? Иже не отречется всего своего имения, не может быти мой ученик (Лк. 14, 33). Что легко, к тому увещевает, а что превосходит силы многих, то оставляет на произвол. Итак, зачем мы лишаем сами себя всякого оправдания? Кто пленен страстью особенно сильной, тот понесет не столь большое наказание; а кто уловлен страстью слабой, тот лишится всякого оправдания. И в самом деле, что мы будем отвечать, когда Господь скажет: вы видели Меня алчущим, и не напитали (Мф. 25, 42)?

Какое будем иметь оправдание? Сошлемся, конечно, на бедность? Но мы не беднее той вдовицы, которая, положивши две лепты, превзошла всех. Бог требует от нас не значительности дара, а меры сердечного расположения; и это – знак Его промышления. Подивимся же Его человеколюбию и будем приносить Ему, что можем, дабы и в настоящей, и в будущей жизни, воспользовавшись великим Его человеколюбием, мы могли насладиться обещанными благами, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава во веки веков. Аминь.

Беседа 71
О гордости и смирении[73]73
  65 Бес. на Ев. Мф.


[Закрыть]

Гордый необходимо унизится, напротив же смиренный возвысится; величие смиренного есть величие истинное и подлинное, а не то, которое состоит в одних словах и наименованиях. Внешнее величие есть плод вынуждения и страха, а сие подобно величию Божию. Снискавший сие последнее, хотя бы никто ему и не удивлялся, велик; напротив приобретший только первое, хотя бы все раболепствовали пред ним, всех ниже. Честь, воздаваемая сему, воздается по принуждению, и потому удобно теряется; а честь, которую воздают оному, зависит от доброго произволения, и потому она сохраняется постоянно. За сие-то мы почитаем и Святых, что они, будучи выше всех, пред всеми смиряли себя; посему-то они доселе высоки, и величия их не потребила и самая смерть. Если вы хотите, то мы подтвердим сие и доказательствами разума. Высоким называют кого-нибудь или тогда, когда он имеет высокий телесный рост, или когда стоит на высоком месте; а низким в противных случаях.

Теперь рассмотрим, кто действительно высок, гордый ли, или смиренный, дабы тебе удостовериться в том, что нет ничего выше смиренномудрия, и нет ничего ниже гордости. Гордый обыкновенно почитает себя выше всех, и не признает никого равным себе. Какой бы ни пользовался честью, всегда желает и домогается большей; думает, что он еще ничего не получал; презирает людей и ищет от них почтения. А сего что может быть безрассуднее? Это что-то загадочное: человек ищет себе почтения от тех, которых почитает за ничто. Видишь ли, как желающий вознестись, ниспадает и пресмыкается долу. А что он всех людей почитает за ничто в сравнении с собой, он сам это ясно обнаруживает: ибо таково свойство надмения. Итак, для чего же ты прибегаешь к тому, который ничего не стоит? Для чего ищешь от него чести? Для чего имеешь при себе такое множество людей? Вот низкий, который и стоит на низком месте! Обратим же теперь внимание и на истинно великого. Он знает, что значит человек; знает и то, что человек велик, и то, что сам он всех ниже. Потому, если пользуется и уважением, то почитает это за великое; он верен самому себе, постоянно велик, и никогда не переменяет своего мнения. Ибо коих он признает великими, от тех и честь принимает за великое, хотя бы она была и не велика; потому только, что он их самих признает великими. Напротив гордый тех, которые почитают его, почитает за ничто, а честь, которую они ему воздают, дорого ценит. Еще, смиренный не уловляется никакой страстью; его не может возмутить ни гнев, ни любовь к славе, ни зависть, ни ревность. А что может быть выше души чуждой сих страстей? Напротив гордый одержим всеми сими страстьми, и как червь в грязи пресмыкается. И зависть, и ненависть, и гнев постоянно волнуют душу его. Итак, кто же истинно высок: тот ли, кто господствует над страстями, или тот, кто раболепствует оным? Тот ли, кто трепещет и страшится их, или тот, кто недоступен для них и никак ими не уловляется? Какая птица летает выше, скажем мы: та ли, которая носится выше стрел ловца, или та, которая и без стрелы попадается ловцу, потому что летает по земле и не может подняться на высоту? Таков точно и гордый: его каждый силок удобно ловит, потому что он пресмыкается по земле.

Если же ты хочешь, то можешь видеть сие и из примера злого оного духа. Что ниже диавола гордого, и что выше человека смиряющего себя? Тот пресмыкается по земле, находясь под нашей пятой, ибо в Писании сказано: наступите на змию и на скорпию (Лк. 10, 19; Пс. 90, 13). А сей находится с Ангелами на небесах. Если же ты хочешь знать сие из примера людей гордых, то представь себе оного варвара, который имел столь великое войско, и не знал даже того, что всем известно, как на примере, что камень есть камень, и идолы суть идолы, и потому был ниже сих самых вещей. Напротив благочестивые и верные возносятся выше солнца; а потому что может быть выше их? Они прелетают самые своды небесные и, оставив за собой Ангелов, предстоят самому престолу Царя. Наконец, дабы тебе еще более увериться в низости гордых, я спрошу тебя: кто унижается, тот ли, кому вспомоществует Бог, или тот, кому Он противится? Очевидно, что тот, кому противится. Итак, слушай, что говорит Писание о том и другом: Бог гордым противится, смиренным же дает благодать (1 Пет. 5, 5). Еще спрошу тебя о другом: кто выше, священнодействующий ли и приносящий жертву пред Богом, или тот, кто не имеет дерзновения приступить к Нему? Но ты скажешь, какую жертву приносит смиренный? Послушай Давида, который говорит: жертва Богу дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит (Пс. 50, 19). Видишь ли чистоту сего? Обрати же внимание и на нечистоту оного. Об нем говорит Писание: нечист пред Богом всяк высокосердый (Прем.

Сол. 16, 5). Притом в первом обитает Сам Бог: на кого воззрю, говорит Он, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих (Ис. 66, 2)? а последний мучится вместе с диаволом; ибо надменный потерпит то же, что и диавол. Посему и Павел говорит: да не разгордевся в суд впадет диавол (1 Тим. 3, 6). Таким образом, с ним случится противное тому, чего он желает. Он хочет гордиться для того, чтобы его почитали; и между тем, если кто более всех подвергается презрению, то это он. Ибо подвергается ли кто насмешкам, вражде и ненависти у всех, нападают ли на кого враги, подвергается ли кто гневу и нечистоте; гордецы более всех подвержены сему. Что же может быть хуже сего? Это есть верх зол. Напротив, что любезнее смиренных? Что блаженнее их, когда они любезны и приятны Богу, да и у людей они же более наслаждаются славой; все почитают их как отцов, любят как братьев, принимают их как своих. Итак, будем смиряться, чтоб нам вознестись.

Ибо от великой гордости происходит унижение и безумие. Так унижен был Фараон. Ибо он сказал: не вем Господа (Исх. 5, 2; 14, 24), и за сие сделался презреннее мышей, лягушек и мух, и вскоре после сего потонул с оружием своим и конями. Не то было с Авраамом: он назвал себя землею и пеплом (Быт. 18, 27), и потому одержал победу над бесчисленными неприятелями; бывши у египтян, возвратился от них с победой, славнейшей прежней, и, снискавши столь великую добродетель, навсегда остался великим. Посему его везде воспевают, ублажают и прославляют. А Фараон – земля, пепел, и даже хуже сего. Бог ничего так не отвращается, как гордости. Посему-то Он еще изначала так все устроил, чтобы истребить в нас страсть сию. Для сего мы соделались смертными, живем в печали и сетовании; для сего жизнь наша проходит в труде и изнурении; обременена непрерывной работой. Ибо первый человек впал в грех от гордости, возжелав быть равным Богу; и за сие не удержал и того, что имел, но потерял оное. Таковы плоды гордости! Она не только не доставляет нам никакой пользы, но лишает и того, что имеем.

Итак, поелику смиренномудрие не только не отнимает у нас того, что имеем, но еще доставляет и то, чего не имеем; то возревнуем об оном, потщимся стяжать оное, дабы нам насладиться и настоящей жизнью, и приобресть будущую славу, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым слава Отцу, держава со Святым Духом, ныне и всегда, и во веки веков. Аминь.

Беседа 72
О пользе чтения и слушания Священного Писания[74]74
  53 Бес. на Ев. Иоан. Богосл.


[Закрыть]

Если мы будем постоянно упражняться в чтении и слушании Священного Писания, то будем в состоянии достигнуть своего спасения, узнаем и правые догматы, и жизнь добродетельную. Хотя бы кто был крайне упрям и непреклонен, и ленив; хотя бы прежде он не приобрел никакой выгоды: при всем том в настоящее время соберет плод и получит какую-нибудь пользу, хотя и не такую, чтоб мог ее чувствовать, но все же получит. Если тот, кто приходит в мироварницу и сидит в подобных заведениях, невольно проникается благоуханием: то гораздо более тот, кто ходит в церковь. Как от бездействия рождается леность: так и от упражнения появляется усердие. Поэтому, хотя бы ты был исполнен бесчисленным множеством грехов, хотя бы ты был нечист, не убегай здешнего собрания. Но что ж, скажешь, если я слушаю, но не исполняю? Немалое приобретение и это – признать себя достойным сожаления. Не бесполезен и этот страх; не бесплодна и эта боязнь. Если только будешь сокрушаться о том, что, слушая, не исполняешь, то непременно придешь когда-нибудь и к исполнению.

Кто беседует с Богом и слушает беседу Божию, тому невозможно не получить никакой пользы. Ведь мы тотчас же поправляем на себе одежду и умываем руки, как только хотим взять Библию. Видишь ли, какое благоговение еще прежде чтения? Если же мы со вниманием и читать будем, то приобретем великую пользу. В самом деле, если бы это чтение не приводило душу в благоговение, мы не стали бы умывать рук; сверх того, жена, если она непокрыта, тотчас надевает покрывало, представляя этим свидетельство своего внутреннего благоговения; а муж, если голова его покрыта, обнажает ее. Видишь ли, как внешний вид бывает провозвестником внутреннего благоговения? Потом, и севши слушать, человек часто вздыхает и осуждает свою настоящую жизнь. Итак, будем внимать Писаниям, возлюбленные? И если не другое что, то, по крайней мере, Евангелие да будет для нас предметом особенного внимания, да будет всегда в наших руках. Ведь только что откроешь эту книгу, тотчас увидишь пред глазами имя Христово и тотчас услышишь слова: Иисус Христово рождество сице бе: обрученный бо бывши матери его Марии Иосифови… обретеся имущи во чреве от Духа свята (Мф. 1, 18). А кто услышит это, тотчас пожелает девства, подивится рождению, отрешится от земли. Немаловажно и то, что ты увидишь Деву, сподобившуюся Духа, и – Ангела, беседующего с ней. Между тем это пишется еще в начале. Если же ты будешь продолжать чтение до конца, то тотчас отвергнешь все житейское и будешь смеяться над всем земным. Если ты богат, – за ничто почтешь богатство, когда услышишь, что она, обрученная тектону (плотнику – греч.) и произшедшая из смиренного дома, соделалась Матерью твоего Владыки. Если ты беден, – не будешь стыдиться своей бедности, когда узнаешь, что Творец мира не устыдился беднейшего дома. Помышляя об этом, ты не станешь похищать, не будешь лихоимствовать, не станешь брать того, что принадлежит другим; напротив, скорее сам сделаешься любителем бедности и будешь презирать богатство. А достигнув этого, ты избежишь всякого зла. Далее, когда увидишь Христа лежащим в яслях, тогда не будешь стараться украсить свое дитя золотом или устроить для своей жены серебряное ложе. А, не заботясь об этом, ты не станешь из-за этого лихоимствовать и похищать. Много и других выгод можно получить от чтения Св. Писания, которых нельзя теперь пересказать в подробности; но их узнают те, которые сделают опыт. Посему умоляю вас и приобретать книги Св. Писания, и усвоить себе мысли их, и начертывать в душах. Иудеям, так как они не были внимательны, повелено было привешивать книги к рукам; а мы даже и не на руках, а в доме полагаем их, тогда как надлежит отпечатлевать их в сердце. Чрез это мы очистим себя в настоящей жизни и достигнем будущих благ, которых да сподобимся все мы, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, вместе со Святым Духом, слава, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.