Текст книги "Братство талисмана"

Глава 20

Сперва Диана занялась ранеными. Она наложила мазь на ногу Конрада, промыла и подлечила щеку Эндрю, втерла какое-то снадобье в ссадину на голове Данкена. Мэг, которая ухитрилась не получить в сражении со Злыднями ни единой царапины, сидела на стуле, болтала ногами, не доставая ими до пола, и вспоминала свои подвиги.

– И то сказать, – хихикнула она, – старая Мэг знала, как себя вести. Я плюхнулась на землю, чтобы не ровен час не угодить кому-нибудь под горячую руку. Ну да, я никого не прикончила, зато хлопот из-за меня было хоть отбавляй. Я нашла на земле палку, вот и принялась колотить по ногам, насколько хватало сил. Ух, как они прыгали! Милорд пронзал их мечом, а отшельник протыкал своим посохом!

– Прямо в живот! – с гордостью в голосе прибавил Эндрю. – Самое надежное место.

– И как вам удалось выстоять? – проговорила Диана. – Я поспешила на подмогу, но вы и без меня…

– Наши руки крепкие, – заявил Конрад, – а дело – справедливое.

Когда с лечением было покончено, они отправились в кладовую и позаимствовали оттуда кусок жареной говядины, большую буханку пшеничного хлеба, круг сыра, деревянное блюдо с остатками вчерашней дичи, пирог с голубятиной, наполовину полный бочонок маринованной сельди и корзину сочных груш.

– Катберт, когда не забывает про еду, отнюдь не страдает отсутствием аппетита, – сказала Диана. – Он любит хорошо поесть и частенько перебирает. Не обжора, конечно, но где-то близко.

Они расселись вокруг кухонного стола, сдвинув в сторону лекарства Дианы.

– Прошу прощения, что кормлю вас на кухне, – продолжала женщина, – однако столовая слишком уж роскошна. Я там чувствую себя не в своей тарелке. Мне кажется, вам тоже было бы не по себе. И потом, пришлось бы мыть целую кучу фарфора и серебра, чего мне совершенно не хочется.

– Вы столь часто упоминаете Катберта, – задумчиво произнес Данкен. – Когда мы сможем увидеться с ним? Или на это не стоит и рассчитывать?

– Ну почему же? – откликнулась Диана. – Сегодня, правда, не получится. В последнее время он приобрел привычку рано ложиться спать, хотя раньше просиживал за работой чуть ли не до рассвета. Старый человек, все понятно… Пока суд да дело, может, вы поведаете мне, что произошло с вами, начиная с того дня, когда мы расстались? До меня, разумеется, доходили кое-какие слухи, но им особой веры нет. Итак?

– Рассказывать, собственно, нечего, – проговорил Данкен. – Мы только и делали, что попадали из огня в полымя; не однажды были на волосок от смерти, но всякий раз ухитрялись избежать гибели.

Тем не менее Диана настаивала, и они принялись рассказывать, друг за другом, а она внимательно слушала, слегка подавшись вперед, словно для того, чтобы подчеркнуть, как красиво отражается в ее длинных волосах пламя свечей. Данкен умолчал лишь об одном, а остальные то ли не заметили, то ли решили, что у него есть на то причины: он ни словом не обмолвился об амулете, найденном в гробнице Вульферта. Глядя на Диану, он никак не мог разобраться в своих чувствах. Может, все-таки рассказать? Ведь она, в конце концов, имеет право знать – тем более если Вульферт и впрямь приходится ей родней. Однако что-то словно мешало ему заговорить об амулете.

Диана сама спросила о Вульферте.

– Помните, я разыскивала его, вернее, весточку о нем? Сэр отшельник, если мне не изменяет память, ты как будто утверждал, что тебе кое-что известно? Ну да, как раз перед тем, как на нас напали безволосые. По-моему, ты из-за чего-то беспокоился.

– Миледи, – ответил Эндрю, бросив беглый взгляд на суровое лицо Данкена, – мне известно только то, что он был похоронен на деревенском кладбище. А беспокоился я вот почему. Крестьяне считали его святым, а он, оказывается, был чародеем.

– Ну и что?

– Миледи, – повторил Эндрю, – мы, деревенские, люди простые, может статься, даже невежественные. Мы не водимся с чародеями, а потому думали…

– Я догадываюсь, о чем вы думали, – перебила Диана. – Помнится, ты говорил, что Вульферта положили в гробницу. Да, что крестьяне воздвигли ему гробницу, потому что относились как к святому.

– Да, – подтвердил Эндрю, – но потом на гробницу свалился огромный дуб. Должно быть, во время урагана.

– Существует предание, что Вульферт унес с собой в могилу волшебный талисман. Ты ничего такого не слышал?

– Увы, миледи, ничего.

– Ну конечно, – пробормотала Диана. – Вряд ли он кому-то показывал… Жаль, очень жаль.

– Почему? – удивился Конрад.

– Говорят, этот талисман – оружие против Орды, то бишь тех, кого в здешних краях именуют Злыднями.

– Значит, вы надеялись отыскать его? – полюбопытствовал Данкен.

– Да, надеялась. Он мне крайне необходим.

Данкен ощутил на себе взгляды товарищей.

– Однако вы не знаете, какой силой он обладает, верно? – произнес юноша. – Ведь нужно уметь им пользоваться.

– Мне кажется, достаточно было бы просто завладеть талисманом. Магия заключена в нем самом, поэтому никакого умения тут не требуется.

– Надо было заглянуть в гробницу, – посоветовал Конрад, заставив Данкена вздрогнуть.

– Возможно, – согласилась Диана. – Я собиралась пошарить в ней, когда вернусь. Но еще на огороде, после стычки с безволосыми, мне почудилось, что Катберт в беде. Я прилетела сюда и обнаружила, что он действительно плох. Так что возвращение пришлось отложить. – Она махнула рукой. – По правде сказать, я сомневаюсь, чтобы мне посчастливилось что-либо найти в гробнице. Когда на нее обрушился дуб, верхняя плита наверняка сдвинулась, если не раскололась; в общем, залезай и ройся в свое удовольствие. А в твоей деревне, сэр отшельник, могу поспорить, имелись любители порыться в могилах. Иными словами, если талисман и был в гробнице, его давно оттуда извлекли.

– Может быть, может быть, – протянул Эндрю. – Так или иначе, мне не доводилось о нем слышать.

– Ты, видно, считаешь, что гробопотрошители хвастаются своей добычей на каждом углу? – хмыкнула Диана.

– Думаю, что нет, – отозвался Эндрю.

Ну вот, сказал себе Данкен, дело сделано. Неважно, каковы были побуждения, – ложь произнесена. Товарищи не подвели, хотя прекрасно знали, что амулет, о котором идет речь, лежит в кошельке Данкена. Мэг единственная пока помалкивала, но насчет нее можно не волноваться: она не пойдет против остальных. Юноше вдруг отчаянно захотелось ощупать кошелек, убедиться, что амулет по-прежнему внутри, однако он совладал с собой.

Крошка, который, проглотив изрядный кус говядины, дремал в уголке, куда-то исчез. Должно быть, отправился на разведку, благо в Замке, несомненно, имелось достаточно укромных местечек, которые следовало на всякий случай проверить.

– Меня, признаться, заинтриговала одна вещь, – сказал Данкен, обращаясь к Диане. – Я вас уже спрашивал, но вам было не до того. Почему в битву вмешался Охотник?

– Он ненавидит Зло, – ответила Диана, – и многие другие – тоже. Взять хотя бы малый народец. Они сторонятся Зла, всячески избегают его. По идее, должно быть наоборот, ведь они существа довольно-таки злобные. Такая уж у них натура. Однако в целом они, как и Охотник, на нашей стороне, в отличие, скажем, от оборотней, вампиров и прочих, которые примкнули к Злыдням, причем по доброй воле.

– Может, он все время наблюдал за нами? – размышлял вслух Данкен. – Мы видели его ночь или две тому назад, а еще раньше я слышал, как он скачет по небу.

– Может быть.

– Но какое ему до нас дело?

– Охотник – вольный дух. Я мало знаю о нем. Мы встречались с ним однажды. По-моему, он родом из Германии, но тут я могу ошибаться. Возможно, в прошлом он стал свидетелем безобразий, чинимых Злыднями, а потому впоследствии не спускал с Орды глаз.

– Этакий заступник человечества?

– Ну, я бы так не сказала.

– Тем не менее, – вмешался Эндрю, – мы ему искренне благодарны.

– Что оно такое, это Зло? – произнес Данкен.

– Спросите Катберта. Он объяснит вам лучше моего.

– Архиепископ из монастыря, что поблизости от моего дома, предполагает, что Злыдни питаются несчастьями человечества, а потому намеренно лишают людей радости.

– Я слышала подобные рассуждения, – отозвалась Диана, – но все же поговорите с Катбертом. Он многие годы изучает Зло. У него накопилось изрядное количество сведений о Злыднях.

– Захочет ли он беседовать с нами? Насколько мне известно, знатоки зачастую норовят поскорее избавиться от тех, кто приходит к ним за советом.

– Нет, Катберт не из таких.

Внезапно издалека донесся яростный лай. Конрад мгновенно оказался на ногах.

– Это Крошка! – воскликнул он. – Надо посмотреть. Порой в него словно черт вселяется.

Конрад выбежал из кухни. Остальные последовали за ним.

– Ату их, приятель! – крикнула Мэг.

– Замолчи! – осадил ее Конрад. – Мало ли на кого он лает!

Они пробежали через и впрямь потрясавшую великолепием убранства столовую и очутились в коридоре, который выводил в ту залу, где сидел на цепи демон. Крошка находился в зале. Он припал к полу, высоко задрав задницу, и не переставая вилял хвостом. Время от времени пес поднимал морду, чтобы облаять нахохлившегося демона. Конрад бросился к собаке, крича на бегу:

– Крошка, фу! Оставь в покое старину Царапа!

– Я не старина, – возразил искалеченный демон. – Старина Царап – это верховный дьявол. Меня назвали так в шутку, хотя я не понимаю, в чем здесь соль. А те, кто поймал меня, когда придумали мне кличку, катались от смеха по полу. Они прозвали меня Молодым Царапом, чтобы, как было сказано, не путать со Старым. Однако постепенно я превратился просто в Царапа и остаюсь им по сей день. Не то чтобы я был чрезмерно доволен этим прозвищем, но другого все равно не будет, так что приходится мириться.

Конрад схватил Крошку за ошейник и как следует встряхнул.

– Как тебе не стыдно! – укорил он мастифа. – Ты-то на свободе, а он прикован цепью. Эх ты, горлодер!

Крошка вновь завилял хвостом, однако, судя по его виду, он считал, что стыдиться нечего.

– Ты в порядке? – спросил у демона Данкен. – Он не пытался тебя укусить?

– Ни в коем случае, – отозвался Царап. – Он всего лишь развлекался – по-своему, по-собачьи. Так что, сэр, я не в претензии. Мне кажется, он вовсе не собирался ни кусать меня, ни даже пугать. Хорошая собачка, веселая.

– Спасибо за комплимент, – фыркнул Данкен.

– Ну что вы, сэр, не стоит. Вам спасибо на добром слове.

– Кстати, – проговорил Данкен, – верно ли, что ты – демон из преисподней? Если да, то как ты попал сюда?

– Это долгая и грустная история, сэр, – заявил Царап. – Как-нибудь, когда у вас будет время, я расскажу вам ее во всех подробностях. Я был подмастерьем, проходил учебу, надеясь стать магистром инфернальных наук. Однако ученик из меня был, боюсь, никудышный. Так сказать, бревно с глазами. Меня вечно шпыняли за недостаток рвения, а в наказание поручали самую нудную работу.

– Возможно, ты не рожден быть демоном.

– Может быть. Но я демон, по крайней мере снаружи, так что деваться было некуда. В общем, однажды мне все надоело, хотя, поверьте, я старался как мог.

– И что же?

– Я убежал. Да, убежал, поскольку мое терпение иссякло. И знаете, сэр, что самое обидное? Меня даже не пытались задержать!

– Если не считать цепи, тут с тобой хорошо обращаются?

– Неплохо. Во всяком случае, лучше, чем обращались бы с человеком, который угодил бы в ад.

Глава 21

Катберт лежал на кровати, опираясь головой на подушки, что громоздились в изголовье. На нем были ярко-красный ночной колпак и рубашка с кружевными оборками на рукавах и воротнике. Колпак опускался на самые брови, седые и кустистые, из-под которых глядели глубоко запавшие глаза. Кожа туго обтягивала череп, нос выдавался вперед этаким клювом, рот представлял собой узкую щель между носом и выступающим подбородком. Грудь была настолько впалой, что, казалось, доставала до позвоночника. Из-под одеяла проступали очертания тазовых костей – столь плоским, столь, опять-таки, впалым был живот чародея.

Посмотрев на Данкена, старик хрипло рассмеялся:

– Диана сказала мне, ты гнал их в хвост и в гриву. Молодец! Другого языка они не понимают.

– Я был не один, – ответил юноша. – Мне помогали мои спутники.

– Они зайдут попозже, – прибавила Диана. – Любопытная компания. Вы не обиделись, милорд, на такой отзыв о ваших друзьях?

– Пожалуй, подходящее определение, – отозвался Данкен, однако по голосу чувствовалось, что он не слишком доволен.

– Ты рассказывала мне о них, – проговорил Катберт, обращаясь к Диане. – Собака, конь и маленький ослик. Я хочу увидеть их.

– Собаку пожалуйста, – ответила Диана, – но не коня.

– Я хочу увидеть всех, – заявил Катберт. – Хочу взглянуть на тех, кто показал Злыдням, где раки зимуют. Разрази меня гром, приятно сознавать, что в наших краях не перевелись храбрецы, что еще находятся люди, способные преодолеть страх.

– Конь и ослик просто не поднимутся сюда, – сказала Диана.

– Значит, я спущусь к ним.

– Сэр, вам нельзя напрягаться.

Катберт пробормотал что-то неразборчивое себе под нос и повернулся к Данкену:

– Вот что происходит, когда человек стареет. Нельзя напрягаться! Не разрешают даже дойти до туалета. Мол, есть горшок, им и пользуйся, старый хрыч. Если ходить, то медленно, а лучше вообще не вставать. Кормят какой-то ерундой, якобы желудок не выдержит мяса, а вина наливают на самое донышко. Словом, не делай ничего, что тебе нравится, зато изволь делать всякие глупости.

– Я искренне надеюсь, что вы скоро исцелитесь и вернетесь к прежнему образу жизни, – сказал Данкен. – Однако вам следует проявлять осторожность…

– И ты с ней заодно, – вздохнул Катберт. – Когда она только успевает задурить людям головы? А с виду-то, с виду! Ишь, закатила глазки!

– Сэр, – холодно произнесла Диана, – вам прекрасно известно, что я не имею такой привычки. А если вы не перестанете грубить, я приготовлю вам на ужин похлебку из трав и заставлю съесть все до последней ложки.

– Вот видишь, – хмыкнул Катберт. – Разве против нее можно устоять, в особенности старику вроде меня? Мой тебе совет: после тридцати на свете делать нечего. Ну да ладно, расскажи-ка мне о своих товарищах и о вашей стычке со Злыднями.

– Мы бы все погибли, – сказал Данкен, – когда бы не леди Диана с ее грифоном и не Дикий Охотник…

– Ах, Охотник… как же, как же, помню… – Старик пристально посмотрел на Данкена. – Значит, ты выдаешь себя за Охотника? Ну какой же ты Охотник? Может, вы с ним родственники, но ты – не он. Не пытайся обмануть меня…

– Сэр, – перебила Диана, – я рассказывала вам об этом дворянине. Он вовсе не выдает себя за Охотника. Снова вы навоображали невесть что. Данкен Стэндиш – отпрыск славного рода из северных земель.

– Да-да, – проговорил Катберт, – теперь вспоминаю. Стэндиш, Стэндиш… Если ты и вправду из Стэндишей, какими ветрами тебя занесло в наши края? Почему ты не отсиживаешься на севере, за крепостными стенами?

– Я иду в Оксенфорд, – ответил Данкен.

– Оксенфорд? А, Оксенфорд. Знаю, знаю. Прибежище мудрости. У меня там немало друзей.

Чародей откинулся на подушки и закрыл глаза. Данкен вопросительно посмотрел на Диану. Та жестом велела ему подождать. Некоторое время спустя старик шевельнулся, открыл глаза, сел прямо и уставился на юношу.

– Ты еще здесь, – буркнул он. – Я думал, ты ушел. Извини, что задремал. Ничего не попишешь, старость не радость.

– Вам лучше, сэр?

– Разумеется. Диана говорила, ты хотел о чем-то меня спросить.

– Да, насчет Орды. Архиепископ утверждал…

– Какой такой архиепископ?

– Его милость архиепископ Стэндишский.

– Чванливый болтун, – заявил Катберт. – Ты со мной не согласен?

– Порой мне казалось, что так оно и есть.

– Ну так что же он утверждал?

– Что Злыдни питаются человеческими несчастьями и что возникновение Пустоши связано с тем, что Орда омолаживается.

– А ты ждешь от меня ответа на вопрос, что такое Зло?

– Если вы знаете, сэр.

– Естественно, знаю. Чем, по-твоему, мы занимались столько лет с моими братьями? А? Мы искали истину. Само собой, мы просто не могли игнорировать Зло. Что ты хочешь узнать?

– Что оно такое, откуда взялось и как все началось.

– Оно пришло на Землю со звезд, – произнес чародей. – Это мы знаем наверняка. Почему – сказать трудно. Может быть, его изгнала некая сила, которой оно не смогло противостоять. Или на звездах не осталось того, чем можно было бы питаться. Зло предпочло смерти от голода поиски иных миров и по чистой случайности натолкнулось на наш. Здесь была жизнь, то есть то, чего Злыдням так не хватало. Они прочно обосновались на нашей планете, становясь с каждым столетием все многочисленнее и прожорливее. Если Зло будет распространяться и дальше, в скором времени оно поглотит Землю, а потом, вероятно, отправится подыскивать себе новую жертву. Оно явилось к нам давным-давно, задолго до появления человека. Когда же на Земле появились люди с их способностью к страданию – животные тоже страдают, но не так сильно, – Зло начало собирать богатый урожай. Оно жирело и разрасталось, и теперь сдержать его распространение едва ли возможно. Впрочем, надежда умирает последней. Вот почему я расхваливаю тебя за твое мужество. Я рад, что встретил людей, которые не испытывают страха.

– Вы ошибаетесь, – возразил Данкен. – Я испугался до полусмерти.

– Однако не побежал.

– А что мне оставалось делать, сэр? Бежать было некуда.

– Ты правдив и храбр, – проговорил старик. – Только такой человек может признаться в страхе. Говорят, ты доблестный воин?

– Какое там, – вздохнул Данкен. – Меня учили сражаться, но до тех пор, пока мы не отправились в путь, мне не приходилось обнажать клинок во гневе. Скорее я земледелец. Мне гораздо интереснее разводить овец и баранов, выращивать хлеб…

– Это хорошо, – одобрил Катберт. – Британия, да и весь мир нуждается в таких земледельцах. Возможно, даже больше, чем в тех, кто ловко владеет мечом. Тем не менее боец из тебя неплохой. – Он повернулся к Диане. – Забудь о травах, девочка. Я не стану их есть. Каждый день одно и то же – похлебки да супы, а то еще размазня. Скажи мне, парень, как тут не загнуться, с такой-то кормежки?

– Возможно, ваш желудок… – Данкен не окончил фразы.

– Откуда озорнице вроде нее знать, что творится в желудке взрослого человека? Мне нужно мясо. Добрый кусок мяса, поджаренный, но в меру, и обязательно с кровью.

– Помните, что было, когда я последний раз накормила вас мясом? – справилась Диана. – У меня нет большого желания снова вытирать пол.

– Ты просто плохо его приготовила, – заявил Катберт. – Молчишь? То-то. Нет, мне подавай говядину либо седло барашка, и тогда… – Он словно вдруг забыл, о чем говорил, и перевел взгляд на Данкена. – Ты меня о чем-то спрашивал, верно?

– Да, – подтвердил Данкен. – У меня к вам много вопросов. Архиепископ считает…

– Опять ты об этой старой бабе в рясе!

– Он считает, что Злыдни опустошают местность для того, чтобы никто не мешал им омолаживаться. Дескать, они набираются сил, их, возможно, становится больше, а какое-то время спустя Зло вновь начинает распространяться по свету.

– Занятная теория, – пробормотал чародей. – Слыхал я о ней, слыхал. Может, в ней что-то и есть, однако мне представляется, что причина тут в другом: чинимое Злыднями опустошение препятствует развитию человечества. По крайней мере, относительно нашей Пустоши у меня сомнений нет. Никаким омоложением здесь и не пахнет, если и пахло когда-нибудь вообще. Зло напугано. В будущем должно случиться нечто такое, что приводит его в ужас, и потому оно накапливает силы и стремится предотвратить грядущие события. Сдается мне, Зло пребывает в некоторой растерянности, очевидно из-за того, что до сих пор все усилия, какие оно предпринимало, шли насмарку. Сказать по правде, я даже обрадовался, когда узнал, что Замок оказался чуть ли не посреди Пустоши. Я сказал себе, что теперь у меня появится возможность изучать Зло не по старинным книгам, которые, к сожалению, изобилуют неточностями, а вживую. Мне выпала редкая, редчайшая возможность, но дело осложнялось тем, что я лишился верных сподвижников. Впрочем, я решил, что справлюсь и в одиночку, благо мои знания и опыт…

– Вы перетрудились, – прервала старика Диана. – Вот чем вызвана ваша болезнь.

– Мы говорили об Охотнике, – сказал Катберт, неожиданно сменив тему. – Между прочим, он как-то прогостил у нас целую неделю. Тогда еще были живы мои братья, и мы позволяли себе время от времени принимать гостей. Однако Охотник явился незваным. Прискакал однажды вечером на своем жеребце, ворвался вместе с этой шумной сворой прямиком в столовую, где мы как раз заканчивали ужинать. Псы тут же стащили со стола жареную куропатку, окорок и остатки оленины и немедля перегрызлись между собой. Мы глядели на них выпучив глаза. Охотник же схватил бочонок с пивом и разом опрокинул себе в глотку. Клянусь, было слышно, как жидкость булькает у него в животе. Ну вот, потом все более или менее наладилось. Они прогостили у нас неделю. Собаки постоянно требовали есть, а Охотник никак не мог утолить жажду, но мы не слишком расстраивались, потому что он рассказывал нам диковинные истории, которые настолько захватили нас, что мы еще долго вспоминали их после ухода гостей.

– Должно быть, в ту пору вам жилось весело, – изрек Данкен первое, что пришло на ум.

– Да уж, – подтвердил чародей. – Если попросишь, я, пожалуй, расскажу тебе о той ночи, когда компания пьяниц приволокла в Замок демона. Они хотели избавиться от него и придумали, как им казалось, отличную шутку – подарить беднягу нам. Кстати говоря, ты видел демона?

– Видел, – отозвался Данкен.

– Для демона он совсем неплох, – сказал Катберт. – По его собственным словам, зла в нем нет ни на мизинец. Я бы, правда, поостерегся утверждать наверняка…

– Сэр, – произнесла Диана мягко, – мы беседовали об Орде.

– Да? – Катберт, похоже, слегка удивился. – Неужели?

– Совершенно верно, сэр, – сказал Данкен.

– Ну ладно. Как я говорил… Говорил ли? Память стала никудышной, ничего не помню. Так вот, большинство людей не имеет ни малейшего понятия о том, как живут волшебники. Вероятнее всего, они сравнивают Замок чародеев с каким-нибудь монастырем, где влачат свои дни несчастные монахи, замученные теологическими догмами, едва смеющие дышать из страха ненароком втянуть в себя заодно с воздухом ту или иную ересь. Вдобавок попадаются такие, которые воображают, что раз Замок – волшебный, там полным-полно потайных комнат и коридоров, по которым гуляет колдовской ветер; из лабораторий исходит отвратительная вонь, а в укромных углах прячутся зловещие фигуры в черных плащах с капюшонами. Однако и те и другие ошибаются. Ныне здесь пусто и тихо, а в прежние времена жизнь била ключом. Мы любили посмеяться и знали толк в развлечениях. Разумеется, на первом месте для нас стояла работа – труд чародея, доложу я тебе, неимоверно тяжек, – но мы не забывали об отдыхе и веселье. Мне часто вспоминаются мои братья – Кэвлин, Артур, Этелберт, Рэдволд, Эдвайн, Вульферт… Вульферт, Вульферт! Мы поступили по справедливости, но решение далось нам нелегко. Мы выгнали его из Замка…

– Сэр, – перебила Диана, – вы запамятовали, что я прихожусь родственницей Вульферту.

– Верно, запамятовал, – вздохнул старик. – Эх, голова моя, головушка. – Он ткнул пальцем в Диану и прибавил, обращаясь к Данкену: – В ней и впрямь течет кровь волшебников. Да ты и сам знаешь. Она небось уже похвасталась тебе.

– Да, знаю, – сказал Данкен.

Чародей откинулся на подушки, и разговор оборвался. Минуту-другую спустя Катберт заговорил снова:

– Вульферт, мой добрый Вульферт… Он был мне как родной брат. Однако я тоже высказался за изгнание. – Помолчав, старик продолжил: – Всему виной высокомерие. Гордыня. Вульферт возомнил себя выше всех остальных, вместе взятых, поставил свои знания и опыт против наших. Мы твердили ему, что он зря тратит время, что его талисман ни на что не годен, а он упрямился: мол, нашими устами говорит зависть. Мы пытались образумить его, нянчились, словно с малым ребенком, но он не желал ничего слушать. Надо отдать ему должное, он был сведущ в ворожбе и умел творить чудеса, а потому изготовил весьма симпатичную вещицу, но ведь красота для талисмана – не главное…

– Неужели талисман на самом деле ни на что не годился? – спросила Диана.

– Если от него и была какая-то польза, то пустяковая. А Вульферт, безумец, утверждал, что эта побрякушка способна остановить Зло. Конечно безумец! Разве взбредет такое в голову человеку здравомыслящему?

– Почему вы не рассказали мне этого раньше? Вы же знали, что я разыскиваю талисман Вульферта.

– Я не хотел причинять тебе боль, – откликнулся Катберт. – Промолчал бы и сейчас, когда бы не стариковская болтливость. Мне известно, что ты преклоняешься перед ним… или перед памятью, что, собственно, одно и то же. Помнится, ты говорила мне, что он умер.

– Да, умер, лет сто или даже больше тому назад. Я отыскала его могилу. Он похоронен в деревне за холмами. Оказывается, он выдавал себя за святого, иначе его прогнали бы на все четыре стороны. Деревенские терпеть не могут чародеев.

Глаза старика затуманились. По щеке сбежала слезинка. Он вяло махнул рукой:

– Идите. Оставьте меня с моим горем.