Текст книги "Улица Светлячков"

Часть четвертая
Новое тысячелетие

 
Такого момента
Кто-то ждет всю жизнь[112]112
  A moment like this, some people wait a lifetime – строчка из песни A Moment Like This (2002) американской певицы Келли Кларксон.


[Закрыть]
 

Глава двадцать третья

В двухтысячном году Кейт нечасто доводилось улучить минутку в бесконечном вихре каждодневной рутины, чтобы задуматься, когда успело пройти столько времени. Раздумья, спокойное созерцание мира, да и просто отдых казались принадлежностью другой эпохи, недостижимыми и непостижимыми идеями из другой жизни. С другой дороги – которую она, как говорится, оставила про запас[113]113
  Отсылка к стихотворению Роберта Фроста «Другая дорога» (The Road Not Taken, 1915). Пер. Г. Кружкова.


[Закрыть]. У матери троих детей – десятилетней девочки, неумолимо приближающейся к переходному возрасту, и мальчишек-близнецов, которым еще и двух нет, – не слишком-то много времени остается на то, чтобы подумать о себе. Разница в возрасте между детьми казалась такой огромной, что с тем же успехом можно было завести себе две отдельные семьи. Теперь-то она понимала, почему женщины стараются рожать с разницей в пару лет. С близнецами пришлось начинать все сначала, и сил на это уходило куда больше, чем когда-то с Марой.

Один за другим она разменивала свои дни на мелкую рутину, и сегодняшнее на удивление солнечное мартовское утро не сулило никаких перемен. Каждый раз домашние дела наваливались на нее огромной кучей, и, начав разгребать эту кучу еще до рассвета, она заканчивала работу уже затемно. Самое ужасное, что ничего сколько-нибудь осмысленного она сделать за день не успевала, но и на себя времени почти не оставалось. Жизнь домохозяйки с тремя детьми – это бесконечная гонка. Только об этом они и говорили с другими матерями, дожидаясь детей из школы. И еще о разводах. Казалось, каждый месяц распадается на части очередной такой крепкий с виду брак.

И тем не менее сегодняшний день не был очередной блеклой бусиной, нанизанной на прозрачную лесу ее жизни, – сегодня приедет Талли, она в Сиэтле с очередным рекламным туром. Кейт не терпелось увидеть ее – впервые за много месяцев. Ей позарез нужно было провести хоть немного времени с подругой.

Она торопливо ставила галочки в списке ежедневных дел: отвезти Мару в школу, заехать в супермаркет (там она потратила слишком много времени), потом в «Райт-Эйд» за косметикой, успеть в библиотеку на чтение для малышей, забрать вещи Джонни из химчистки, уложить мальчиков, навести порядок в доме.

Забрав Мару из школы в половине третьего, она уже чувствовала себя выжатой как лимон.

– Мам, а тетя Талли останется на ночь? – спросила Мара с заднего сиденья. Втиснутая между двух огромных детских кресел, она казалась совсем крохотной.

– Останется.

– А ты будешь краситься?

Кейт невольно улыбнулась. Она сама не знала, как это получилось, но каким-то образом она вырастила маленькую королеву красоты. Уже в десять лет Мара могла похвастаться таким вкусом и чувством стиля, каких у самой Кейт не было сроду. Матери оставалось только с восхищением наблюдать, как ее высокая стройная дочь листает модные журналы для подростков и запоминает имена известных дизайнеров. Покупать ей одежду становилось все труднее. Она закатывала истерику всякий раз, когда не находила ровно того, что ей было нужно. К тому же Кейт постоянно чувствовала на себе оценивающий взгляд дочери и знала, что редко дотягивает до ее высокой планки.

– Буду. И даже волосы уложу, если хочешь знать.

– А можно я губы накрашу блеском? Ну один разочек? В школе уже все девочки…

– Нет, Мара, это мы уже обсуждали. Ты еще маленькая.

Мара скрестила руки на груди:

– Никакая я не маленькая.

– Но и не большая. Поверь мне, начать краситься еще успеешь.

С этими словами Кейт заехала в гараж.

Мара вихрем вылетела из машины и убежала в дом, прежде чем Кейт успела попросить ее помочь с продуктами.

– Ну спасибо за помощь, – пробормотала она, по очереди вытаскивая мальчиков из кресел. Непоседы Лукас и Уильям отлично умели сходить с ума и по отдельности, но вдвоем превращались в настоящий ураган.

Следующие несколько часов Кейт без устали работала по дому и вдобавок к обычному списку дел расставила повсюду вазы с цветами, зажгла ароматические свечи на шкафу – повыше, чтобы близнецы не дотянулись, – и тщательно прибрала гостевую спальню на случай, если Талли сможет остаться. Отправив ужин в духовку, она вместе с близнецами поднялась наверх – теперь наконец можно одеться и накраситься. Проходя мимо двери в комнату Мары, она уловила звук торопливых шагов – наверное, вытаскивает из шкафа и примеряет все наряды по очереди.

Улыбнувшись про себя, Кейт зашла в спальню, посадила мальчиков в манеж и, не обращая внимания на их возмущенный плач, отправилась в душ. Досушив волосы феном (на отросшие корни она старалась не смотреть), Кейт открыла дверь ванной:

– Ну, как ваши дела?

Лукас и Уильям сидели рядом, вытянув перед собой пухлые ножки, и увлеченно переговаривались на младенческом.

– Вот и славно, – сказала она и погладила обоих по голове.

Открыв гардероб, Кейт только вздохнула. Вся ее одежда либо давно перестала на нее налезать, либо выглядела слишком старомодной. Она еще не успела вернуться к своему весу до беременности – близнецы превратили ее живот в дирижабль, после такого быстро не восстановишься.

Занятия спортом, конечно, помогли бы, и сейчас она отчаянно жалела, что так и не нашла для этого времени.

Впрочем, что уж теперь.

Она выбрала свои любимые, хоть и слегка заношенные «ливайсы» и красивый черный свитер из ангорки, который Джонни подарил ей на Рождество пару лет назад, как раз перед тем как выйти на работу. Других приличных вещей у нее не было.

– Ну, мальчики, пойдемте, – сказала она, привычным движением вытаскивая обоих из манежа. Держа по ребенку на каждой руке, она зашла в детскую, поменяла им подгузники, а затем достала очаровательные матросские костюмчики, которые Талли прислала ко дню их рождения. Взяв переодетых сыновей на руки – своим ходом те топали бы вниз по лестнице целый час, – она спустилась в гостиную, посадила их на пол, вывалила перед ними гору игрушек и поставила кассету с Винни-Пухом. Если повезет, это их займет минут на двадцать.

Защелкнув детские ворота перед лестницей, она ушла на кухню и начала накрывать на стол, как обычно вполглаза присматривая за близнецами. Вдруг раздался вопль Мары:

– Мам! Они приехали!

Кубарем скатившись по лестнице, она перескочила через воротца, подбежала к окну и прильнула к нему с такой силой, что нос сплющился.

Кейт подошла и остановилась рядом, отодвинула занавеску. Темноту прорезал свет автомобильных фар. Первой показалась машина Джонни, следом по подъездной дорожке, усаженной деревьями, полз огромный черный лимузин. Оба автомобиля припарковались напротив гаража.

– Ух ты, – выдохнула Мара.

Из лимузина вышел водитель в униформе и открыл пассажирскую дверь.

Талли медленно, будто знала, что за ней наблюдают, показалась из машины. Она была одета с тщательно продуманной небрежностью – дизайнерские джинсы с низкой посадкой, белая мужская рубашка, темно-синий пиджак. Волосы густого каштанового цвета, подстриженные каскадом и, вероятно, уложенные лучшим стилистом Манхэттена, сияли под светом фонаря.

– Ух ты, – повторила Мара.

Кейт попыталась втянуть живот.

– Интересно, я еще успею сбегать на липосакцию?

Джонни вылез из машины и подошел к Талли. Они стояли так близко, что соприкасались плечами. Рассмеявшись какой-то шутке водителя, Талли повернулась к Джонни, начала что-то говорить, прижимая ладонь к его груди.

Вмести они смотрелись просто шикарно, точно модели со страниц модного журнала.

– А папе, похоже, нравится тетя Талли, – прокомментировала Мара.

– Похоже, – согласилась Кейт, но Мары уже не было рядом. Распахнув дверь, она выбежала навстречу своей крестной, и та тотчас закружила ее в объятиях.

Вихрь разговоров и света, повсюду сопровождавший Талли, ворвался в дом. Она крепко обняла Кейт, по очереди поцеловала близнецов в пухлые щечки, раздала больше подарков, чем все Райаны вместе взятые получали на Рождество, и немедленно потребовала чего-нибудь выпить.

Во время ужина она без остановки развлекала всех историями о встрече миллениума в Париже, о том, как все паниковали перед наступлением нового тысячелетия, о церемонии вручения «Оскара», на которой была недавно, о платье, которое клейкой лентой закрепили на груди, а на вечеринке оно внезапно отклеилось, как раз когда она опрокидывала в себя очередной шот.

– Было на что посмотреть, – смеясь, закончила она, – если вы понимаете, о чем я.

Мара ловила каждое слово.

– Это же от Армани было платье? – спросила она.

У Кейт чуть глаза на лоб не полезли, когда Талли ответила:

– Совершенно, верно. А я вижу, ты хорошо разбираешься в моде. Горжусь тобой.

– Я просто фотографии в журнале видела. Ты там была в списке самых стильных.

– Так и сил на это ушло немало, – сказала Талли, расплываясь в улыбке. – У меня целая команда стилистов.

– Ух ты! – в очередной раз воскликнула Мара. – Как же круто.

Когда беседа о моде исчерпала себя, Талли переключилась на мировую политику. Они с Джонни обсудили скандал вокруг Клинтона и Моники Левински и журналистов, которые им обоим перемыли все кости, а каждый раз, когда возникала хотя бы секундная заминка, Мара вклинивалась с вопросами о подростковых кумирах, которых Талли знала лично, а Кейт не знала вовсе. Сама Кейт, не спускавшая глаз с близнецов, почти не участвовала в разговоре. Все пыталась вставить что-нибудь, но отвлекалась на мальчиков, которые то и дело принимались кидаться друг в друга едой.

Ей показалось, что ужин закончился, едва начавшись. Мара убрала со стола, явно пытаясь произвести впечатление на Талли.

– Я помою посуду, – вызвался Джонни, – а вы двое возьмите-ка пледы и посидите на веранде.

– Ты мой герой, – сказала Талли. – Кейти, ты иди укладывай Вилли и Дилли, а я нам пока сделаю по «маргарите». Встретимся на веранде через пятнадцать минут.

Кейт коротко кивнула и потащилась с близнецами наверх. С купанием, переодеванием и чтением на ночь она разделалась только ближе к восьми. Еле волоча ноги от усталости, спустилась в гостиную и обнаружила, что Мара свернулась калачиком у Талли на коленях. У лестницы ее встретил Джонни:

– «Маргарита» ждет вас в блендере. А Мару я сам уложу.

– Люблю тебя.

Он легонько шлепнул ее по заднице и повернулся к дочери:

– Пойдем, зайчик. Пора спать.

– Ну па-а-ап, ну еще не пора, я тете Талли рассказываю про миссис Германн.

– Давай-давай, отправляйся в свою комнату и надевай пижаму, а я через минуту приду тебе почитать.

Мара крепко обняла Талли, поцеловала ее в щеку и понуро пошаркала к родителям. Равнодушно чмокнув Кейт, она стала подниматься по лестнице.

Талли поднялась с дивана и, сделав несколько шагов, остановилась рядом с Джонни.

– Короче, я долго терпела, а терпением, как тебе известно, я не отличаюсь. Все, дети спят, так что давай выкладывай.

– Что выкладывать? – не поняла Кейт.

– Ты выглядишь ужасно, – тихо ответила Талли. – Что с тобой?

– Да ничего. Просто гормоны. Недосып. С мальчиками куча возни. – Она сама рассмеялась тому, как банально звучали эти отговорки. – Нормально все.

– По-моему, она сама не знает, что с ней, – сказал Джонни, будто Кейт и рядом не было.

– Как с писательством? – спросила Талли.

Кейт передернуло.

– Нормально.

– Она не пишет, – заявил Джонни. Кейт его чуть по голове не огрела.

– Вообще? – недоверчиво переспросила Талли.

– Я, во всяком случае, не замечал.

– Так, хватит уже меня обсуждать, как будто я вас не слышу, – вклинилась Кейт. – Я мать десятилетней маленькой бестии, которая занимается всеми видами спорта, известными человечеству, три раза в неделю ходит на танцы и тусуется с друзьями больше, чем героини «Секса в большом городе». А еще – близнецов, которые никогда не спят одновременно и уничтожают все, к чему прикасаются. Когда я, блин, должна вам писать книги? Одновременно с готовкой, уборкой и стиркой? – Она вперила в обоих яростный взгляд. – Знаю я, что вы все там себе думаете. «Надо находить время, чтобы побыть наедине с собой». Я, типа, должна стремиться к большему, мало быть просто матерью, – а я и стремлюсь, если хотите знать. Только что-то не пойму, как мне совмещать эти свои устремления с необходимостью вовремя забирать дочь из школы.

Последовала пауза. В камине громко треснуло полено.

Талли повернулась к Джонни:

– Ну ты и козел.

– В смысле? – Вид у него сделался такой озадаченный, что Кейт едва не рассмеялась.

– Она вылизывает дом и еще тебя обстирывает? Трудно было домработницу нанять?

– Так она никогда не говорила, что ей нужна помощь.

Кейт и сама до этой минуты не понимала, как сильно устала. Ее окатило волной облегчения, она почувствовала, как расслабляются мышцы спины.

– А мне нужна, – наконец признала она.

Джонни обнял ее и поцеловал.

– Надо было просто сказать, – прошептал он ей в губы. Кейт прижалась к нему, отвечая на поцелуй.

– Ну все, хорош целоваться. – Талли потянула ее за локоть. – Где наши коктейли? Джонни, вынесешь?

Кейт покорно последовала за ней на веранду.

– Спасибо, Талли, – сказала она с улыбкой. – Сама не знаю, почему я просто не попросила.

– Да брось. Я ж обожаю командовать Джонни.

Она плюхнулась в ближайшее деревянное кресло. Неряшливый задний двор кончался серебристой полосой прибоя. Не было слышно ни звука, кроме тихого плеска пенных волн.

Кейт села в соседнее кресло.

Джонни вышел на мгновение, поставил перед ними бокалы и тут же исчез.

Через минуту Талли нарушила тишину:

– Послушай, я это говорю только потому, что люблю тебя. Необязательно ездить на каждую школьную экскурсию и печь пироги для каждой благотворительной ярмарки. Надо выделять время и для себя.

– А теперь скажи мне что-нибудь новенькое.

– Я читаю журналы, смотрю телек. Домохозяйки на сорок процентов чаще…

– Нет, я серьезно. Расскажи мне что-нибудь новенькое. Интересное.

– А про Новый год в Париже я рассказывала? И сейчас речь не про фейерверки. Был там один парень, бразилец…

Первого июля двухтысячного года Талли проснулась от звонка будильника в половине четвертого утра, как делала ежедневно. С глухим стоном она шлепнула по кнопке «отложить», в кои-то веки жалея, что не может поспать еще хотя бы десять минуточек, и сильнее прижалась к Гранту. Она любила просыпаться с ним рядом, пусть даже и не в его объятиях. Последнее случалось крайне редко, оба были одиночками, которые даже во сне держат дистанцию. За годы отношений, которые то заканчивались, то начинались снова, они вместе объехали полсвета, посетили десятки сумасшедших вечеринок и серьезных благотворительных приемов «только в смокингах». Журналисты называли его «бойфрендом на полставки», и Талли всегда считала, что это вполне подходящее прозвище, но в последнее время ее начали терзать сомнения.

Он проснулся, погладил ее по руке:

– Доброе утро, любовь моя. – По хриплому, скрипучему голосу легко было догадаться, что прошлым вечером он курил сигары.

– Кто-кто твоя? – переспросила она, повернувшись на бок и подперев голову ладонью.

Он мужественно сдержался и не закатил глаза, но суть от этого не менялась.

– Опять начинается? Помню я, помню, тебе тридцать девять. Но что это меняет в наших отношениях? Давай, может, не будем искать добра от добра?

Так взбеленился, будто Талли потребовала, чтоб он на ней женился или немедленно сделал ей ребенка. Ни о том ни о другом и речи не шло. Она выбралась из постели, пересекла свою просторную квартиру, зашла в ванную и включила свет.

– О господи.

Вот так вид, точно под мостом спала. Волосы, мелированные и коротко подстриженные, торчат во все стороны – с такой прической только Аннет Бенинг или Шэрон Стоун позволено показываться на людях, – да еще мешки под глазами огромные, хоть в багаж сдавай при перелетах.

Все, никаких больше «слетать на выходные в Калифорнию». Не девочка уже, чтобы два дня тусоваться без продыху в Лос-Анджелесе, а потом сразу с самолета в студию. Остается только надеяться, что вчера ночью никакой ушлый папарацци не сфотографировал ее у входа в квартиру. С тех пор как погиб Джон Кеннеди-младший, они просто с цепи сорвались. На фотографиях знаменитостей – и псевдознаменитостей – можно было прилично заработать.

Талли не спеша приняла горячий душ, вымыла голову, высушила феном волосы и натянула дизайнерский спортивный костюм. Вынырнув из облака пара, повисшего в ванной, она обнаружила Гранта уже у двери. Искусно взъерошенный и во вчерашнем костюме, он показался ей невероятно привлекательным.

– Может, ну ее, работу? – сказала она, обнимая его за талию.

– Прости, милая. Мне через несколько часов в Лондон лететь. Надо с семьей повидаться.

Она кивнула, ничуть не удивившись. У него всегда находилась причина уйти. Заперев дверь, они вместе спустились на лифте. Возле двух представительских автомобилей, припаркованных друг напротив друга на Сентрал-парк-вест, она поцеловала его на прощанье и ненадолго замешкалась, глядя ему вслед.

Когда-то ей нравилось, что он приходит и уходит, всегда появляется в ее жизни внезапно и исчезает, прежде чем успеешь устать от него или влюбиться. Но в последние несколько месяцев она стала замечать, что с ним рядом чувствует себя ничуть не менее одинокой, чем без него.

Водитель, одетый в безукоризненную униформу, протянул ей стакан латте с двойным эспрессо.

– Доброе утро, миз Харт.

Она с благодарностью приняла кофе.

– Спасибо, Ганс.

Забравшись в машину, Талли откинулась на сиденье и попыталась не думать ни о Гранте, ни о своей жизни. Просто смотрела на проносящиеся за тонированным окном темные улицы Манхэттена. Именно в этот час город засыпал – настолько, насколько это было возможно. Не спали только самые отчаянные – дворники, пекари, почтальоны.

Ее утренний распорядок не менялся много лет, она даже считать не хотела, сколько именно. Едва ли не с первого своего дня в Нью-Йорке она вставала на работу в половине четвертого. Настоящий успех привел лишь к тому, что рабочие дни, и без того длинные, сделались еще длиннее. С тех пор как ее пригласили на CBS, после утреннего эфира ей приходилось сидеть на совещаниях чуть ли не до вечера. Казалось бы, слава и деньги должны были позволить притормозить, насладиться моментом, но вместо этого произвели противоположный эффект. Чем выше она забиралась, тем выше метила, чем сильнее боялась потерять то, что у нее есть, тем больше работала. Она бралась за все, что ей предлагали, – озвучивала документальный фильм о раке груди, вела в качестве приглашенной звезды первый выпуск новой телеигры, даже в жюри «Мисс Вселенной» сидела. И постоянно мелькала в вечерних шоу – у Лено, Леттермана, Рози. Командовала праздничными парадами. Делала все, чтобы ее запомнили.

В тридцать у нее хватало сил угнаться за собственным расписанием. Она могла проработать весь день, проспать весь вечер, протусоваться всю ночь, а утром все равно проснуться со свежим лицом и в отличном настроении. Но ей скоро сорок, сил стало меньше, возраст дает о себе знать, уже не побегаешь вот так с одной работы на другую, да еще и на каблуках. Все чаще, возвращаясь домой вечерами, она устраивалась на диване и звонила Кейт, миссис М. или Эдне. И плевать, что ее не увидят, не сфотографируют в очередном модном клубе, на очередной красной дорожке. В последнее время ей хотелось проводить время с людьми, которые знали ее по-настоящему, любили по-настоящему.

Эдна не уставала повторять, что она сама на это подписалась – такова уж цена успеха. Но какой толк быть успешной, спросила Талли, когда они встретились в баре на прошлой неделе, если некому за тебя порадоваться?

Эдна лишь покачала головой:

– Чем-то приходится жертвовать. Нельзя получить все и сразу.

Но что, если именно этого и хочешь от жизни – всего и сразу?

Машина затормозила возле здания CBS, и Талли, дождавшись, пока водитель откроет для нее дверь, вышла в летнее, еще темное утро. Улица под ногами уже источала тепло – жара сегодня будет убийственная. Где-то невдалеке грохотала, заглатывая содержимое очередного бака, мусоровозка.

Она поспешно вошла в здание, по пути к лифту кивнула охраннику. Ее спаситель уже ждал в гримерке – затянутый в красную футболку, безбожно облепившую накачанный торс, и не менее тесные кожаные штаны, Тэнк подбоченился и сокрушенно покачал головой:

– Кое-кто дерьмово сегодня выглядит.

– Не суди себя слишком строго, – сказала Талли, усаживаясь в кресло. Вот уже пять лет Тэнк ежедневно делал ей макияж и прическу, а она почти ежедневно жалела, что когда-то решила его нанять.

Он стянул с ее головы платок «Эрмес», снял темные очки.

– Ты знаешь, что я тебя люблю, дорогая, но тебе пора перестать пахать как лошадь. Смотри, как похудела опять.

– Заткнись и крась.

Начали, как обычно, с прически. Молча Тэнк работать не умел, и время от времени один из них поверял другому что-нибудь невероятно личное – так уж были устроены их отношения. Проведя вместе много часов, они сильно сблизились, но друзьями все же не стали. Очень по-ньюйоркски. Впрочем, сегодня Талли старалась держаться легких, ни к чему не обязывающих тем. Не хотела проболтаться о том, что у нее на душе. Тэнк тут же налетит с советами, ему только дай порешать чужие проблемы.

К пяти утра она помолодела на десять лет.

– Ты гений, – сказала она, поднимаясь из кресла.

– Если не начнешь себя беречь, мамзель, тебе скоро понадобится пластический хирург, а не гений-визажист.

– Спасибо.

Послав ему одну из своих ослепительных телеулыбок, Талли вышла из гримерки, не дожидаясь ответа.

На съемочной площадке она повернулась к камере и снова натянула на лицо улыбку. В этом невсамделишном мире она была идеальной. Легко поддерживала беседу, хохотала над шутками гостей и соведущих, находила подход к каждому – и каждый верил, что с ней ничего не стоит подружиться. Она знала, что ни один человек во всей Америке не представляет, что она сейчас чувствует. Кому придет в голову, что Таллула Харт может хотеть большего?

От походов по магазинам с Марой и близнецами у Кейт неизменно начинала болеть голова. Заехав в супермаркет, библиотеку, аптеку и магазин тканей, она уже чувствовала, что силы на исходе, а ведь еще и трех нет. Мальчики всю дорогу ревели, Мара всю дорогу дулась. В свои десять лет она решила, что уже слишком большая, чтобы ездить на заднем сиденье, и каждый раз закатывала истерику. Видимо, надеялась взять Кейт измором.

– Хватит со мной спорить, Мара, – повторила Кейт по меньшей мере в десятый раз с тех пор, как они отъехали от магазина.

– Да я же не спорю, я просто объясняю. Эмили ездит спереди, и Рэйчел тоже. Все мамы, кроме тебя…

Кейт заехала в гараж и так ударила по тормозам, что пакеты с покупками закувыркались по салону. Впрочем, оно того стоило – хотя бы Мара заткнулась.

– Помоги мне донести покупки.

Мара взяла один-единственный пакет и скрылась в доме.

Кейт не успела ничего крикнуть ей вслед – в гараж вошел Джонни и подхватил сразу несколько больших пакетов. Кейт и мальчики последовали за ним внутрь.

В гостиной, как обычно, орал телевизор – шли новости по CNN.

– Я уложу мальчиков спать, – сказал Джонни, оставив продукты на кухонном столе, – а потом расскажу тебе хорошие новости.

Кейт вяло улыбнулась:

– Это мне точно не повредит. Спасибо.

Он спустился через полчаса. Кейт раскладывала на обеденном столе ткань для танцевальных костюмов, которые вызвалась сшить. Девять уже готовы, осталось три.

– Ну я и дура, – сказала она скорее себе, чем мужу. – В следующий раз, когда будут спрашивать, кто хочет помочь, ни за что не подниму руку.

Джонни подошел к ней сзади и, обняв, развернул к себе.

– Ты каждый раз так говоришь.

– Ну я же дура, как иначе. Выкладывай давай мои хорошие новости. Ужин, что ли, приготовишь?

– Талли звонила.

– И это ты называешь хорошей новостью? Она каждую субботу звонит.

– Она приедет на выступление Мары и собирается устроить для своей крестницы вечеринку-сюрприз.

Кейт высвободилась из его объятий.

– Что-то я не вижу улыбки, – сказал Джонни, хмурясь.

Кейт сама удивилась вспышке ярости, которую ощутила, услышав об этом.

– Танцы – единственное, что мы с Марой делаем вместе. Я собиралась устроить для нее праздник дома.

– Ой.

Джонни явно хотел что-то добавить, но вовремя сообразил, что не стоит. Понимал, что это не его дело.

Взяв себя в руки, Кейт вздохнула. Эгоистично с ее стороны так реагировать, это им обоим было ясно. Мара обожает свою крестную и сойдет с ума от счастья, когда узнает про вечеринку.

– Во сколько она собирается приехать?