Текст книги "Улица Светлячков"

Глава двадцать седьмая

Фильм показали две недели спустя, и даже Кейт, успевшая привыкнуть к невероятным успехам Талли, была поражена реакцией публики. Все просто с катушек слетели.

Талли годами создавала образ хладнокровной, остроумной, безукоризненно профессиональной журналистки, которая умеет добраться до сути любых событий и рассказать о них с абсолютной беспристрастностью. А теперь вдруг оказалось, что и ее не обошли стороной разочарования и предательство. За отшлифованным, идеальным образом обнаружился живой человек – кругом только и разговоров было, что об этом. И чаще всего звучали слова «совсем как я».

До выхода фильма Талли Харт уважали. После – стали носить на руках. Она почти одновременно появилась на обложках «Пипл» и «Ас». Фильм и фрагменты из него без конца показывали по всем каналам в вечерних шоу. Америка требовала все больше и больше Талли Харт.

Но пока вся страна наблюдала за печальной встречей Талли с ее неисправимой матерью, Кейт углядела в этом фильме кое-что другое и так же фанатично раз за разом пересматривала его.

Она не могла не заметить, как Джонни смотрел на Талли в самом конце, когда выяснилось, что Дымка сбежала, как он подошел и заключил ее в объятия.

А еще тот тихий разговор на «Солнечной ферме». Слов слышно не было, и после сразу пошли общие планы, снятые в коммуне, но Кейт все гадала, что же они говорили друг другу.

Точно зоолог, изучающий поведение приматов, она пыталась расшифровать язык их тел, но так и не смогла добавить ничего нового к тому, что и прежде было ясно: двое старых друзей, жена одного из которых давно уже в чем-то их подозревает, вместе снимают проникновенный фильм.

На этом все могло бы кончиться. Если бы дальше ничего не произошло, Кейт просто заперла бы свою ревность в темном чулане памяти, как уже делала десятки раз.

Но дальше произошло вот что.

Кто-то в «Синдиуорлде» – второй по размеру продюсерской компании в мире – посмотрел фильм Талли и предложил ей создать собственную часовую программу, пообещав к тому же отдать ей контрольный пакет.

Это предложение перевернуло все – Талли поняла, что наконец-то сможет быть собой перед камерой, сможет рассказать миру, кто она такая на самом деле, что у нее на душе. К тому же больше не придется вставать в три утра. Едва услышав об этом, она заявила, что давно мечтала о такой возможности, но все же поставила два условия: съемки программы будут проходить в Сиэтле, а продюсером станет Джонни Райан и никто другой. Заранее заручиться согласием своих друзей она и не подумала.

Кейт и Джонни сидели на веранде, потягивая напитки и отдыхая после долгого дня, когда зазвонил телефон.

Джонни рассмеялся, услышав предложение Талли, и посоветовал ей поискать продюсера, который специализируется на работе с теледивами.

А потом она назвала сумму с шестью нулями.

С тех пор прошло два дня, и Кейт было вовсе не смешно. Они с Джонни пререкались в гостиной, стараясь говорить потише, потому что дети уже спали. А Талли наверняка сидела у телефона в Нью-Йорке, ждала, когда ей позвонят и объявят, что она, как обычно, добилась своего.

– Я не понимаю, почему ты так сопротивляешься, Кейти, – говорил Джонни, шагая туда-сюда перед окном. – Мы совсем иначе заживем.

– А что, сейчас мы живем плохо?

– Ты хоть понимаешь, сколько они предлагают? Мы сможем выплатить кредит за дом, отправить детей учиться хоть на медицинский факультет Гарварда. А у меня появится возможность рассказать о чем-то по-настоящему важном. Талли говорит, можно будет сделать несколько специальных выпусков – показать страны с тяжелой обстановкой. Ты представляешь, как много это для меня значит?

– Ты правда хочешь вот так работать? Начинать каждую свою фразу с «Талли говорит»?

– Если ты пытаешься спросить, смогу ли я с ней работать, то мой ответ: еще как смогу. Видал я начальников и похуже Талли Харт.

– Может быть, я пытаюсь спросить, надо ли тебе с ней работать, – тихо сказала Кейт.

Джонни замер, рывком повернулся к ней:

– О господи, ты серьезно? Так вот из-за чего сыр-бор? Из-за одной ночи миллион лет назад?

– Она очень красивая женщина. Я просто подумала… – Кейт не смогла закончить фразы, не сумела выразить словами застарелые страхи и сомнения.

Тут же ей показалось, что она плавится, испаряется – настолько яростный взгляд метнул в нее Джонни.

– Не заслужил я такого.

Он стремительно взбежал по лестнице, дверь спальни с грохотом захлопнулась.

Кейт еще долго сидела в гостиной, уставившись на свое обручальное кольцо. И почему от некоторых воспоминаний никак не избавиться? Наконец она встала, медленно прошлась по дому, выключила везде свет, заперла все двери и поднялась на второй этаж.

У закрытой двери в спальню на мгновение замешкалась, глубоко вдохнула. Она знала, что должна сделать, что сказать. Не стоило обижать Джонни, оскорблять его так. Они ведь оба понимали, что подобный шанс дается раз в жизни. Нельзя упускать его из-за ревнивой, неуверенной в себе жены.

Надо подойти к нему, извиниться, сказать, что она сглупила, испугалась, поклясться, что она верит в его любовь не меньше, чем в солнце или дождь. Это ведь правда – она и в самом деле ему верит.

Именно поэтому она должна гордиться Джонни, радоваться его успеху, разделять его надежду. Ведь в этом суть брака – это командный спорт, и пришло ее время выступить в роли группы поддержки. Но, даже понимая все это, радоваться она не могла.

Ей было страшно.

Да, их ждет богатство. Быть может, даже власть.

Но какой ценой?

Талли завершила контракт с CBS, провела последний, весьма трогательный выпуск утреннего шоу, на который пригласили кучу знаменитостей, и попрощалась с Нью-Йорком. Подыскав себе пентхаус в Сиэтле, первый месяц она почти не выходила с закрытых совещаний, где обсуждались идеи для новой программы, – она решила назвать ее «Разговоры о своем с Талли Харт» в честь праздничной традиции семейства Маларки. Они с Джонни работали вместе дни напролет, совсем как в старые добрые времена, нанимали сотрудников, придумывали декорации и формат передачи.

К августу 2003-го, когда большая часть подготовки была завершена, Талли вдруг поняла, что, погрузившись с головой в работу, совсем забыла о жизни. Кейт живет на соседнем берегу, а они почти не видятся. Она тут же схватила телефон, набрала номер подруги и пригласила их с дочерью провести день вместе.

– Прости, – ответила Кейт, – я не могу приехать в город.

– Ну ладно тебе, – взмолилась Талли. – Я понимаю, что все лето почти не звонила, но мы с Джонни тут работали по двенадцать часов.

– Расскажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Ты его видишь чаще, чем я.

– Я соскучилась.

Повисла пауза, после чего Кейт сказала:

– Я тоже, но сегодня у меня никак не получится. К близнецам друзья придут в гости.

– А может, я хотя бы Мару заберу? И тебе меньше хлопот. Точно! – Эта идея нравилась Талли все больше. – Отвезу ее в «Джин Уорез» на маникюр там, урок макияжа. Уход какой-нибудь. Будет круто. Устроим девичник.

– Ей еще рано ходить в салоны красоты, Талли. – Смех Кейт звучал натянуто. – И никаких уроков макияжа. До девятого класса я ей не разрешаю краситься.

– Никому не рано ходить в салоны красоты, Кейт. И ты с ума сошла, запрещать краситься? Не помнишь, как тебе мама запрещала? Мы просто тебя красили на остановке. Неужели не хочешь, чтобы она научилась нормально это делать?

– Подрастет – научится.

– Ну пожалуйста, – принялась упрашивать Талли. – Подвези ее до парома, который в 11:15. Я ее встречу у «Макдоналдса». Ты ведь сама говоришь, что вы дома только ругаетесь.

– Ну… наверное, можно. Только на взрослые фильмы ее не води, как бы она ни просилась.

– Ладно.

– Может, у нее хоть настроение улучшится. Мы завтра едем по магазинам, выбирать одежду для школы, а это примерно так же приятно, как сверлить зубы без анестезии.

– Тогда мы в «Нордстром» заглянем, подарю ей что-нибудь симпатичное.

– Сорок долларов.

– Что?

– Столько можно потратить. И ни центом больше. И не вздумай купить ей какой-нибудь топик выше пупа…

– Ясно, ясно. Бритни Спирс хуже антихриста. Поняла.

– Молодец. Пойду скажу Маре.

Ровно через один час и двенадцать минут Талли велела водителю остановиться возле «Макдоналдса» на Аляскан-уэй. Судя по тому, как им сигналили, парковаться здесь было запрещено, но ей-то какая разница?

Опустив стекло, она увидела, как навстречу бежит Мара.

– Я тут, – крикнула она, вылезая из машины.

Мара крепко обняла ее.

– Спасибо, что помогла сбежать из дома. Мама меня весь день донимает. Что мы будем делать?

– Как насчет смены образа в «Джин Уорез»?

– Круто!

– А потом займемся чем захочешь.

– Ты просто офигенная, – сказала Мара, глядя на нее с беспримесным обожанием.

Талли рассмеялась.

– Мы обе офигенные. Поэтому из нас получается такая шикарная команда.

Глава двадцать восьмая

Первый же выпуск «Разговоров о своем» имел колоссальный успех. Из просто известной журналистки и ведущей утренних шоу Талли внезапно превратилась в самую настоящую звезду. Все в новой передаче было призвано подчеркивать ее сильные стороны и раскрывать ее таланты.

Что она всегда умела делать хорошо, так это разговаривать с людьми.

Она легко находила общий язык не только с камерой, но и с гостями, со зрителями в студии и у телеэкранов. В первые же две недели она стала сенсацией. Ее фотографии появились на обложках журналов «Пипл», «Энтертейнмент Уикли», «Гуд Хаузкипинг», «Ин стайл». «Синдиуорлд» не успевал отвечать на запросы – так стремительно шоу Талли покоряло новые рынки.

И прекраснее всего было то, что программа принадлежала ей. То есть не ей одной, конечно, – приличной долей владел «Синдиуорлд», небольшой кусочек достался Райанам, но главной была она. И все понимали, что половина успеха «Шоу Опры» – это уже огромный успех.

Сидя в своем кабинете, Талли просматривала заметки к съемкам, которые должны были начаться через – она взглянула на часы – двадцать пять минут.

Снимать предстояло очередной выпуск со знаменитостью. Интервью в стиле «боже мой, как же мы обожаем друг друга». Честно сказать, журналистское нутро Талли все еще сопротивлялось этим глупостям, но бизнесвумен неизменно побеждала. Что поделаешь, народ сейчас стремится подобраться как можно ближе к звездам. Джонни мирился с этими сегментами в обмен на возможность снимать свои серьезные сюжеты про мировые проблемы.

В дверь постучали. Снаружи донеслось почтительное:

– Миз Харт?

Она развернулась в кресле:

– Да?

– Приехала ваша крестница. Для сегмента «дочь у мамы на работе».

– Отлично! – Талли вскочила на ноги. – Пусть заходит.

Дверь распахнулась, на пороге показался Джонни в светлых джинсах и темно-синем кашемировом свитере.

– Привет, – сказал он.

– Привет.

Мара, стоявшая рядом, едва не подпрыгивала на месте, так она была взбудоражена.

– Привет, тетя Талли. Папа говорит, мне можно провести с тобой целый день.

Талли сделала несколько шагов им навстречу.

– Лучшей дочери для себя я и вообразить не могла. Готова узнать, как делаются телешоу?

– Ой, даже не терпится!

Талли повернулась к Джонни, запоздало осознавая, что стоит слишком близко. Так близко, что видит крохотный островок щетины возле уха, который он пропустил во время бритья.

– Если понадоблюсь, я у себя. Постарайся не купить ей машину или лошадь, пока она в студии.

– А что-нибудь маленькое можно?

– Кому угодно другому я бы ответил да, но в твоем случае «что-нибудь маленькое» может оказаться бриллиантом.

– Я скорее думала про сувенирную сумку «Разговоров о своем».

– Идеально.

Талли улыбнулась:

– Ты мой продюсер, тебе по статусу положено говорить, что я идеальна.

Он посмотрел на нее сверху вниз:

– Весь мир считает, что ты идеальна.

Между ними вдруг ожили воспоминания о годах, проведенных вместе, о разговорах, о моментах близости, обо всех возможностях, к которым она повернулась спиной. Во всяком случае, именно об этом думала Талли; его она теперь знала недостаточно хорошо, чтобы читать по лицу. Да, они ежедневно работали вместе, но всегда в строго профессиональной обстановке, всегда в компании других. А по выходным, когда она приезжала к нему домой, Джонни становился мужем Кейти, и она держалась на почтительном расстоянии.

Он стоял не шевелясь, не улыбаясь.

Талли растянула губы в улыбке, надеясь, что вышло естественно, и отступила на пару шагов.

– Пойдем, Мара, будем играть в дочки-матери. У меня в зеленой комнате сидит Линдси Лохан, можешь спросить ее про первые шаги в шоу-бизнесе.

Шла первая неделя сентября, и среда выдалась солнечная. Кейт стояла на тротуаре возле начальной школы «Ордуэй». Парковка, еще пару минут назад забитая автобусами, по очереди подъезжавшими к тротуару, и машинами – в основном универсалами и минивэнами, – цепочкой ползущими ко входу, успела опустеть, повисла тишина. Звонок прозвенел и смолк, директор вслед за детьми зашел в приземистое кирпичное здание, день начался. Над головой у Кейт полоскались на осеннем ветру два флага.

– Ты чего, все еще плачешь? – Талли и хотела бы, чтобы вопрос прозвучал участливо, но слишком у нее для этого был честный голос. Ей не удалось замаскировать насмешливые нотки.

– Не хочу тебя обидеть, но иди в задницу.

– Поехали, отвезу тебя домой.

– Но… – Кейт взглянула на окно в дальнем конце здания. – Что, если я кому-нибудь из них понадоблюсь?

– Ты их в подготовительную группу отправила, а не на коронарное шунтирование. К тому же у тебя дела.

Кейт вздохнула, утирая глаза.

– Я понимаю, что веду себя глупо.

Талли сжала ее руку:

– Ничего не глупо. Я помню, как сама пошла в школу. Так завидовала детям, чьи мамы плакали.

– Спасибо, что приехала, правда. Я знаю, как тебе трудно вырваться с работы.

– Мне продюсер разрешил, – улыбнулась Талли. – Ты знаешь, мне кажется, он запал на мою лучшую подружку.

Они вместе зашагали к машине по тротуару, с двух сторон усаженному деревьями. Кейт забралась на водительское сиденье своего нового синего универсала и завела мотор.

Талли тут же наклонилась и воткнула в магнитолу диск. Из динамиков донеслись первые аккорды «Подружки Джесси», зазвучал голос Рика Спрингфилда[118]118
  Рик Спрингфилд (р. 1949) – австралийский рок-музыкант. Jessie’s Girl – песня 1981 года.


[Закрыть].

Кейт рассмеялась. Вырулив с парковки, они заехали в кофейню и заказали два латте, и к возвращению домой Кейт определенно чувствовала себя лучше.

Едва зайдя в неприбранную, заваленную игрушками гостиную, она плюхнулась в любимое мягкое кресло Джонни и закинула ноги на пуфик.

– Так, куда теперь, мой бесстрашный вождь? Поедем по магазинам?

– На несчастных три часа? Не смеши меня. Надо было отправить их в школу на весь день.

Кейт слышала это далеко не впервые.

– Твое мнение я знаю. Но так уж вышло, что мне нравится, когда мои дети рядом.

– Ну, у меня в любом случае есть идея получше. – Талли уселась на диван. – Давай поговорим о твоем писательстве.

Кейт едва кофе не выронила.

– М-моем писательстве?

– Ты сто раз говорила, что снова начнешь писать, когда близнецы пойдут в школу.

– Так дай мне хоть немного времени, сегодня ведь только первый день. Поговорим лучше про твою работу. Джонни рассказывал…

– Твои жалкие увертки я вижу насквозь. Надеешься, что я обо всем забуду, если перевести разговор на меня?

– Обычно это работает.

– Уж уела так уела. Ну, и о чем ты там собираешься писать?

Кейт почувствовала себя беззащитной перед ее напором.

– Это всего лишь старая мечта, Талли.

– Да и ты тоже не молодеешь – гляди, как удачно выходит.

– Тебе никогда не говорили, что ты бездушная стерва?

– Только мужики, с которыми я встречалась. Ладно, брось, Кейти. Поговори со мной. Я же вижу, какая ты все время измотанная. И знаю, что тебе чего-то не хватает в жизни.

Этого Кейт не ожидала – что Талли со своей вершины мира разглядит ее депрессию. Поняв это, она тут же осознала, что больше не хочет сопротивляться. В конце концов, она сама давно устала от этого притворства.

– Не только в этом дело. Я чувствую себя… потерянной. У меня вроде все есть, а мне мало. И Мара меня с ума сводит. Что бы я ни делала, все не то. Я ее до смерти люблю, а она ко мне относится как к прошлогодним драным кроссовкам.

– Трудный возраст.

– Меня уже порядком тошнит от этой отговорки. Может, надо разрешить ей пойти в эту модельную школу, о которой она все время трещит. Но мне больно при мысли, что она окажется в том жестоком мире.

– Эй, мы вообще-то о тебе разговаривали, – напомнила Талли. – Слушай, Кейти, я понятия не имею, что ты чувствуешь, но я знаю, каково это – хотеть большего. Иногда приходится побороться за то, что по-настоящему наполнит твою жизнь.

– Говорит женщина, которой приходится одалживать у меня семью.

Талли улыбнулась:

– Мы друг друга стоим, скажи?

Кейт рассмеялась – а так искренне она не смеялась очень давно, кажется, целую вечность.

– Всегда стоили. Я тебе вот что скажу: я подумаю насчет писательства, если ты обещаешь подумать о том, чтобы влюбиться.

– Можно я лучше подумаю о том, чтобы провести день на пляже? – сказала Талли и, помолчав, добавила: – Грант не звонил с тех пор, как я переехала.

– Знаю, – сказала Кейт. – Мне жаль. Но я сомневаюсь, что он – твоя вторая половина. Если бы вам суждено было быть вместе, вы бы давно полюбили друг друга.

– Да, все люди вроде тебя так думают, – еле слышно отозвалась Талли, но тут же повеселела. – Пойдем сделаем по «маргарите».

– Вот это я понимаю. Отправить детей в школу и в первый же день наклюкаться, да еще и с утра. Отличный план.

До карнавала в начальной школе по случаю Хэллоуина оставалась всего неделя, а Кейт по глупости вызвалась придумать и изготовить декорации для фотозон. Она совершенно вымоталась, пока бегала по магазинам за материалами, красила фон и собирала понарошечный дом с привидениями. Если прибавить к этому необходимость возить Мару в модельную школу, легко вообразить, почему она постоянно была на взводе.

А еще надо писать книгу. Все этого от нее ждут: Джонни, Талли, мама. Да что там, она сама от себя этого ждет. Она ведь искренне рассчитывала, что как только мальчики пойдут в школу, время найдется.

Но, увы, прежде она как-то плохо представляла себе расписание нулевого класса. Казалось, едва отвезешь детей в школу, уже пора забирать. А Джонни, который раньше во всем помогал ей, теперь проводил больше времени в студии, чем дома.

Поэтому Кейт продолжала жить по-старому: крутилась изо всех сил и надеялась, что никто не заметит, как редко она улыбается, как плохо спит.

Сегодня в шесть утра она поцелуем разбудила Джонни, затем пошла будить Мару. В это же мгновение ее подхватил знакомый вихрь чужих потребностей. Она отвезла детей в школу, заехала в несколько магазинов, успела на встречу комитета по оформлению праздника, где пришлось час напролет орудовать молотком.

Она так погрузилась в работу, что едва не забыла забрать близнецов из школы. Поняв, что опаздывает, бросилась к машине, на бешеной скорости пронеслась по улицам и встроилась в цепочку автомобилей, когда большинство родителей уже забрали детей и выезжали с парковки. Она посигналила и помахала сыновьям.

Зазвонил телефон.

– Алло? – ответила она, протягивая руку, чтобы отпереть заднюю дверь.

– Мам? – Это оказалась Мара.

– Что случилось?

В трубке раздался явно деланый смех.

– Ничего. Ты только не истери, но я назначаю на семь вечера семейный сбор.

– Что-что назначаешь?

– Семейный сбор. Ну, типа. Лукаса и Уильяма не приглашаем.

– Так, давай разберемся. Ты хочешь в семь вечера встретиться со мной и папой?

– И с Талли.

– Что ты натворила?

– Спасибо за доверие, мам. Я просто поговорить хочу.

Тринадцатилетняя девочка хочет поговорить с родителями? Более того, Мара хочет поговорить с Кейт? Да снег в июле чаще выпадает.

– Хорошо, – осторожно ответила Кейт. – Ты точно ничего не натворила?

– Точно. Увидимся, пока.

Кейт уставилась на телефон.

– Что происходит? – вслух спросила она, но, прежде чем в голове оформился ответ, задняя дверь распахнулась, мальчики забрались в машину, и Кейт пришлось вновь оседлать привычную волну повседневной рутины.

Она заехала еще в пару магазинов, приготовила обед и в три часа вернулась, чтобы забрать из школы Мару.

– Ты точно не хочешь поговорить сейчас? – спросила она.

Мара сидела в пассажирском кресле, прислонившись к окну и опустив лицо, наполовину скрытое длинными темными волосами. Утром, собираясь в школу, она надела свои любимые джинсы с низкой посадкой, шлепанцы (хотя на улице лило), коротенькую розовую футболку и угрюмое выражение лица – ее главный аксессуар. Без этой угрюмой мины она из дома не выходила.

– Если бы я хотела поговорить сейчас, зачем бы я стала устраивать семейный сбор? Ну блин, мам, не тупи.

Кейт знала, что нельзя позволять дочери так с ней разговаривать; обычно она и не позволяла, но сегодня настроения ругаться не было, так что пришлось смолчать.

Оказавшись дома, Кейт поднялась прямиком к себе, зашла в ванную, выпила две таблетки аспирина и переоделась в спортивный костюм. Стараясь не обращать внимания на головную боль, усадила близнецов за кухонный стол с альбомами для наклеек и взялась за приготовление ужина.

Она едва заметила, как пролетело время, – в шесть вечера дверь распахнулась и Джонни пропустил вперед Талли.

– Только посмотри, кого я привел на наш торжественный сбор.

Кейт на мгновение оторвалась от приготовления тако.

– Привет-привет.

Она накрыла кастрюлю крышкой, убавила огонь и вышла им навстречу.

– Вы в курсе, что происходит?

– Я? Я вообще никогда не в курсе, – ответила Талли.

Вечер то несся на бешеной скорости, то тянулся бесконечно. Кейт весь ужин наблюдала за дочерью, стараясь уловить хотя бы намек на то, что им предстояло услышать, но в итоге не приблизилась к разгадке ни на волосок.

– Ну что ж, – сказала Мара около семи, когда посуда была помыта, а близнецы отправлены наверх смотреть кино. Стоя у камина, она явно нервничала и казалась совсем ребенком. – Тетя Талли считает, что мне…

– Талли знает?

– Нет-нет, – поспешно заверила ее Мара, – я в целом имею в виду. Она считает, что мне не надо вас ставить перед фактом. Что я должна вас уважать и, если для меня что-то очень важно, прямо об этом говорить.

Кейт взглянула на Джонни, тот в ответ закатил глаза.

– Ну и вот, – продолжила Мара, заламывая руки. – В ноябре в Нью-Йорке будет одна конференция, и мне прямо очень надо туда поехать. Там будет куча агентов и фотографов, которые ищут моделей. Тетя Талли говорит, что Эйлин Форд[119]119
  Эйлин Форд (1922–2014) и Джерард Форд (1924–2008) – супруги, основавшие в 1946 году модельное агентство Ford Models.


[Закрыть] наверняка меня выберет. Да и преподавательница в модельной школе пригласила меня лично.

Кейт молчала, слишком пораженная, чтобы хоть как-то отреагировать. Нью-Йорк. Талли считает. Лично пригласила. Какую стрелу вытаскивать первой?

– Это, я полагаю, не бесплатно? – сказал Джонни.

– Ну нет, – признала Мара. – Три тысячи долларов, но оно того стоит! Там будут все, кто имеет хоть какое-то влияние в модельном бизнесе.

– И когда эта конференция проходит?

– В ноябре, с четырнадцатого по двадцать первое.

– Во время учебы? – вскинулась Кейт.

– Всего-то на неделю… – начала Мара, но Кейт не дала ей договорить.

– Всего на неделю? Ты издеваешься?

Мара испуганно покосилась на Талли.

– Я возьму с собой домашку, буду делать по вечерам и в самолете, но вообще, если меня выберут, то и школа не нужна. Найму частных репетиторов.

– И скольких учеников из вашей модельной школы туда пригласили? – спросил Джонни спокойным и взвешенным тоном.

– Всех, – ответила Мара.

– Всех? – Кейт вскочила на ноги. – Всех? И это ты называешь «лично пригласила»? Да они же просто деньги из нас тянут! Ты серьезно веришь…

– Кейт. – Джонни бросил на нее выразительный взгляд.

Кейт постаралась обуздать гнев, сделала глубокий вдох.

– Прости, Мара, я не хотела этого говорить. Просто… нельзя взять и прогулять неделю учебы, к тому же три тысячи долларов – это большие деньги.

– Я заплачу, – вклинилась Талли.

Кейт никогда в жизни не хотелось ударить ее так, как теперь.

– Ей нельзя прогуливать школу.

– Я могу…

Кейт подняла руку.

– Помолчи, – сказала она Талли.

Мара разрыдалась.

– Видишь? – закричала она, глядя на Талли. – Она думает, что я маленькая, ничего мне не разрешает.

Джонни поднялся на ноги:

– Мара, тебе тринадцать лет.

– Брук Шилдс и Кейт Мосс в четырнадцать зарабатывали миллионы, а все потому, что их мамы их любили, да, Талли? – Она утерла слезы и посмотрела на Джонни: – Папочка, ну пожалуйста!

Он покачал головой:

– Прости, милая.

Мара стремительно развернулась и бросилась вверх по лестнице; дверь спальни, с грохотом захлопнувшись, проглотила ее рыдания.

– Пойду поговорю с ней, – сказал Джонни и со вздохом поплелся на второй этаж.

Кейт повернулась к подруге:

– Ты из ума выжила?

– Это модельная школа, а не наркопритон.

– Черт, Талли, ну не надо ей туда, в этот беспощадный мир. Я же тебе уже говорила. Это опасно.

– Я ей помогу. Поеду с ней.

Кейт обуревала ярость, она едва могла дышать. Снова Талли выставила ее чудовищем перед Марой, а ей, если уж на то пошло, помощь не нужна, она и сама отлично умеет портить отношения с дочерью.

– Ты ей не мать. Мать – я. Это ты с ней можешь веселиться, тусоваться, делать вид, что жизнь – это бесконечный праздник. А моя забота – уберечь ее от беды.

– Уберечь от беды – это еще не все, – возразила Талли. – Иногда надо и рискнуть. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

– Талли, ты понятия не имеешь, что несешь. Я не отпущу свою тринадцатилетнюю дочь на какой-то модельный лохотрон в Нью-Йорке – уж точно не с тобой. Тема закрыта.

– Как скажешь, – сдалась Талли. – Я просто хотела помочь.

Кейт уловила нотки обиды в ее голосе, но она слишком устала, к тому же уступать она не собиралась – не теперь, не в этой ситуации.

– Вот спасибо. В следующий раз, когда моя дочь придет к тебе с идеей прогулять неделю учебы или начать модельную карьеру на другом краю света, ты уж, пожалуйста, предоставь мне с ней об этом разговаривать.

– Да если б вы и правда разговаривали. Так ведь только орете друг на друга. Даже Джонни говорит…

– Ты еще и с Джонни меня обсуждаешь?

– Он волнуется за Мару. Говорит, у вас тут что ни день, то Вторая мировая.

Этот удар под дых – третий за вечер – причинил Кейт столько боли, что она сказала:

– Тебе лучше уйти, Талли. Это семейное дело.

– Но… разве я не член семьи?

– Спокойной ночи, – бросила Кейт, перед тем как выйти из комнаты.