Текст книги "Улица Светлячков"

Стоя перед зеркалом, в котором ее сказочное одеяние отражалось в полный рост, Кейт взглянула на Талли. В последние дни, среди шумной суеты, репетиций свадебных причесок и макияжа, ее подруга вела себя на удивление незаметно, теперь же, упакованная в платье подружки невесты из бледно-розовой тафты, и вовсе казалась какой-то нервной, словно чувствовала себя не в своей тарелке.

– У тебя такой вид, будто у нас тут похороны, а не свадьба.

Талли подняла глаза, попыталась улыбнуться, но вышло неискренне – слишком давно они друг друга знали, чтобы обманываться фальшивками.

– Ты уверена насчет замужества? Вот серьезно прям? Потому что назад дороги…

– Уверена.

Ее ответ, похоже, не убедил Талли – наоборот, лишь сильнее напугал.

– Хорошо, – сказала она, кусая губу, и напряженно кивнула. – Потому что это навсегда.

– А знаешь, что еще навсегда?

– Грязные подгузники.

Кейт взяла Талли за руку, с удивлением отметив, какие холодные у нее пальцы. Как убедить ее, что эта неизбежная развилка на их жизненном пути вовсе не означает, что они навсегда расстаются?

– Мы, – сказала она многозначительно, – подруги навеки, нас не разлучат ни работы, ни мужья, ни дети. – Она ухмыльнулась. – Сдается мне, твоих мужей я успею пяток повидать.

– Очень мило, ничего не скажешь, – рассмеялась Талли, шутливо пихая ее локтем. – Думаешь, я не смогу выйти замуж раз и навсегда?

Кейт склонила голову ей на плечо.

– Я думаю, ты сможешь вообще все, Талли. Ты звезда. А мне никого и ничего не нужно, кроме Джонни. Я его так люблю, до боли прямо.

– Так уж и ничего, кроме Джонни? У тебя ведь отличная работа. Ты еще возглавишь когда-нибудь это свое агентство. Необязательно все бросать ради ребенка. В наши дни перед женщинами все дороги открыты.

– Это перед Талли Харт они открыты, – с улыбкой сказала Кейт. – И я тобой так горжусь, сил моих нет. Иной раз в супермаркете пристану к какому-нибудь незнакомому человеку и рассказываю, что мы с тобой подруги. Но я хочу, чтобы ты тоже мной гордилась. Независимо от того, что я делаю и чего не делаю.

– Я всегда буду рядом, ты же знаешь.

– Знаю.

Разодетые точно принцессы, они стояли перед зеркалом в комнатке при церкви и, разглядывая отражения друг друга, снова чувствовали себя школьницами, которые пытаются заглянуть в будущее, угадать, как сложится жизнь.

Наконец лицо Талли расплылось в улыбке. На сей раз настоящей.

– А маме когда расскажешь про ребенка?

– Когда замуж выйду, – хохотнула Кейт. – Богу-то я могу признаться, а вот маме ни за что, пока не стану миссис Райан.

Всего на одну бесконечную, упоительную секунду время остановилось. Они снова были Талли-и-Кейт – две девочки наедине со своими секретами.

Затем дверь позади них распахнулась.

– Пора, – сказал папа. – Все уже собрались. Талли, твой выход.

Талли крепко обняла Кейт и торопливо выбежала из комнаты.

Увидев отца, во взятом напрокат смокинге, со свежей стрижкой, Кейт ощутила горячую волну любви к нему. Было слышно, как в церкви заиграла музыка.

– Ты у меня красавица, – помолчав, сказал папа. Голос его звучал тряско, совсем не так, как обычно.

Кейт шагнула к нему, в голове пронеслась вереница воспоминаний. Как он читал ей на ночь, когда она была совсем маленькой, как тайком совал в карман деньги, когда стала постарше, как пел в церкви, промахиваясь мимо всех нот.

Он тронул ее подбородок, и, подняв голову, она заметила слезы в его глазах.

– Для меня ты всегда малышка Кейти Скарлетт. Не забывай об этом.

– Как я могу забыть?

Раздались первые аккорды свадебного марша. Вместе они подошли к распахнутым дверям церкви. Держа Кейт под локоть, отец осторожно, нетвердыми шагами повел ее по проходу.

Джонни уже стоял у алтаря в ожидании своей невесты. Когда он с улыбкой взял ее за руку, она ощутила, как распускается что-то в груди, как сердце наполняется горячей уверенностью – да, это он, тот самый. Неважно, что будет завтра, главное, что она выходит замуж за мужчину, которого по-настоящему любит, – все-таки ей ужасно повезло.

С этого момента у Кейт в голове все поплыло, дальше она говорила и двигалась будто во сне. Перед ними выстроилась очередь из друзей и родственников – все поздравляли их, целовали, желали счастья.

Мир казался безграничным. Все казалось возможным. Кейт никак не могла перестать улыбаться, не могла перестать плакать.

Когда заиграла музыка – «Без ума от тебя» Мадонны, – Джонни отыскал ее в толпе и протянул руку:

– Потанцуем, миссис Райан?

Прикоснись ко мне – и поймешь, что я не лгу…

Она нырнула в его объятия, наслаждаясь теплом его тела.

Гости вокруг расступились, освобождая место для первого танца молодоженов. Она чувствовала на себе взгляды, видела улыбки, слышала обрывки разговоров: «какая романтичная песня, какая красивая невеста…»

Именно так Кейт всегда и представляла себе этот момент – она кружится в объятиях принца, точно Золушка на балу.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– Уж надеюсь, – отозвался Джонни и нежно поцеловал ее в губы.

Когда песня отзвучала, грянули аплодисменты, вверх взмыли бокалы с шампанским, бутылки пива, стаканы с коктейлями:

– За Райанов!

Лишь под конец этого волшебного дня улыбка Кейт впервые померкла. Это случилось, когда она подошла к бару за стаканом сидра и остановилась поболтать с тетей Джорджией.

Этого момента она никогда не забудет – годами, особенно в тяжелые времена, она будет порой возвращаться к нему и гадать, почему вообще повернулась к залу именно в ту секунду и как умудрилась среди разноликих, танцующих, гомонящих, смеющихся гостей разглядеть Джонни, который стоял совсем один, потягивая пиво из бутылки.

И смотрел на Талли.

Глава восемнадцатая

– Не знаю, кто пишет эти инструкции, но по-английски этот дебил явно не говорит.

Усмехнувшись, Кейт осторожно спустилась по лестнице. Спальню на первом этаже плавучего дома к появлению младенца переделывали в детскую. Кейт чувствовала, что еще немного – и Талли запустит отверткой в свежевыкрашенную стену.

– Дай посмотрю.

Сидя на полу среди кучи белых досок, перекладин, пакетиков с винтами и шайбами, Талли протянула ей жалкий, измятый клочок бумаги:

– Гляди себе сколько угодно.

Кейт принялась читать до нелепости путаную инструкцию.

– Так, давай начнем вон с той длинной плоской штуки. Она вот сюда вставляется, видишь? А потом надо закрутить вот здесь…

Следующие два часа они прилаживали то одно, то другое так и эдак, пытаясь собрать самую сложно сконструированную детскую кроватку на планете.

Наконец справившись с этой непосильной задачей и поставив кроватку на место – к солнечно-желтой стене, пересеченной бумажным бордюром с Винни-Пухом, – они восхищенно уставились на результат своего труда.

– Что бы я без тебя делала, а, Талли?

Талли обняла ее за плечи:

– К счастью, этого ты никогда не узнаешь. Пойдем выпьем по «маргарите».

– Ты ведь в курсе, что мне нельзя алкоголь.

Талли лишь ухмыльнулась.

– Мои глубочайшие извинения даме в положении, но, как тебе известно, сама я не в положении – и, если уж на то пошло, от этого положения бесконечно далека. Так что мне не просто можно алкоголь, мне после таких мучений положен алкоголь. Кроватку эту, по уму, должен был собирать Джонни, там человеку без мошонки меньше чем за день не управиться. А вы, о раздающаяся вширь, можете употребить что-нибудь целомудренно-безалкогольное. Целомудренно! Смешно, да?

Они вместе отправились на кухню и смешали коктейли, а затем расположились у камина в гостиной, чтобы не спеша их выпить, и все это время ни на минуту не переставали болтать. Говорили в основном о всякой ерунде – Талли оштрафовали за превышение на прошлой неделе, у Шона новая девушка, мама записалась на курсы при местном колледже.

– Каково это вообще, быть замужем? – спросила Талли, когда Кейт встала подбросить поленьев в огонь.

– Ну пока всего три месяца прошло, так что я по замужеству не эксперт, но, по-моему, это круто. – Она уселась обратно на диван, положила ноги на журнальный столик, а руку прижала к едва заметной выпуклости на животе. – Ты скажешь, что я больная, но я обожаю всю эту ежедневную рутину, как мы вместе завтракаем, читаем каждый свое, как мы просыпаемся рядом, как он меня целует перед сном. – Она улыбнулась Талли. – Но ванную с ним делить – сущее наказание, с тобой было куда лучше. Он вечно убирает мои вещи, а потом не может вспомнить куда. А у тебя как дела? Как живется в нашей старой квартире?

– Одиноко. – Талли пожала плечами, улыбаясь, точно ее это нисколько не заботило. – Но я привыкну, не впервой.

– Ты знаешь ведь, что можешь мне звонить когда угодно?

– Так я и звоню. – Талли со смехом налила себе еще одну «маргариту». – А вы уже решили, как все устроите после рождения моего крестника? Вам ведь на работе дадут хоть по паре недель отпуска?

Этой темы Кейт старалась избегать. Она давно поняла, как хочет все устроить, – поняла в тот же день, когда вышла за Джонни, – но Талли рассказать об этом не решалась. Сделав глубокий вдох, она выпалила:

– Я увольняюсь.

– В смысле?! Зачем? У тебя все самые крупные клиенты, вы с Джонни отлично зарабатываете. На дворе 1987-й, в конце концов! Ты не обязана бросать работу, чтобы сидеть с ребенком. Можно же няню найти.

– Я не хочу, чтобы мой ребенок рос с чужим человеком. Во всяком случае, пока он не дорастет до подготовительной группы.

Талли аж с места вскочила:

– До подготовительной группы?! Это типа до восьми лет?

Кейт ее слова рассмешили.

– До пяти.

– Но…

– Никаких «но». Я собираюсь быть своему ребенку хорошей матерью. Уж тебе ли не знать, как это важно для детей.

Талли уселась обратно на диван. Они обе понимали, что сказать ей на это нечего. Талли до сих пор носила на сердце шрамы, оставленные ее матерью.

– Сейчас можно иметь и семью, и работу. Мы же не в пятидесятых живем.

– Мама ездила со мной на все школьные экскурсии. Приходила на уроки помогать учителям, пока я не взмолилась, чтобы она перестала. Я до седьмого класса не ездила в школу на автобусе и все еще помню, как мы с ней болтали по дороге домой. И я хочу, чтобы у моего ребенка тоже все это было. Успею еще вернуться на работу.

– И ты думаешь, что тебе этого будет достаточно? Забирать ребенка после школы, ездить туда-сюда с классом, помогать учителям?

– Если не будет, найду что-нибудь еще. Ладно тебе переживать, – сказала Кейт с улыбкой, – я же не астронавт какой. Расскажи лучше про свою работу. Я теперь живу твоими рассказами, так что выбирай истории посочнее.

Талли тут же завела что-то гомерически смешное про последний сюжет, который они снимали.

Кейт откинулась на спинку дивана и закрыла глаза, прислушиваясь к звукам знакомого голоса.

– Кейт? Кейт!

Она так глубоко погрузилась в собственные мысли, что не сразу поняла – это Талли к ней обращается.

– Ой, прости, – засмеялась она. – Что ты сказала?

– Ты заснула! Я тут сижу, распинаюсь про чувака, который пригласил меня на свидание, а потом смотрю – ты дрыхнешь.

– Ничего я не дрыхну, – возразила Кейт, но, по правде говоря, она чувствовала некоторую сонливость, да и голова немного кружилась. – Пойду чаю себе налью.

Она поднялась на ноги и тут же опасно пошатнулась, вытянула руки, пытаясь нащупать спинку дивана.

– Ой, вот ведь… – Не договорив, она взглянула на подругу и нахмурилась: – Талли?

Талли вскочила на ноги так поспешно, что опрокинула свой бокал, и обняла Кейт за талию, помогая ей удерживать равновесие.

– Я тут.

Что-то пошло не так. У Кейт до того сильно закружилась голова, что она едва не упала.

– Держись, родная, – уговаривала Талли, потихоньку подталкивая ее к двери. – Нам надо добраться до телефона.

Телефона? Кейт ошалело помотала головой, перед глазами все поплыло.

– Я не пойму, что происходит? – пробормотала она. – Тут какая-то вечеринка? Сюрприз? Для меня, на день рождения?

А потом взглянула на свое место на диване.

По обивке расплылось темное пятно крови, несколько капель алели на полу у ее ног.

– Нет, нет, – прошептала она, обнимая руками живот. Хотела сказать что-то еще, хотела помолиться, попросить Бога о помощи, но слова разбежались в стороны, а потом мир тошнотворно дернулся перед глазами, накренился и она потеряла сознание.

Талли не позволила врачам увезти Кейт одну. Всю дорогу она сидела в «скорой помощи» рядом, снова и снова повторяя:

– Я здесь, я с тобой.

Кейт была едва в сознании. Лицо ее выцвело, посерело, точно старая застиранная простыня, зеленые глаза, всегда такие яркие, затянулись мутной пленкой. По вискам текли слезы.

«Скорая» остановилась у дверей приемного отделения. Оттолкнув Талли в сторону, санитары поспешно выкатили носилки с Кейт из машины и нырнули с ними в ослепительный свет больничных коридоров. Талли так и осталась стоять в дверях, глядя им вслед. Только теперь она вдруг осознала, что происходит нечто ужасное.

Женщины ведь от выкидышей умирают – теряют много крови и умирают.

– Господи, прошу тебя, – зашептала она, впервые в жизни жалея, что не знает ни одной молитвы, – пожалуйста, не отнимай ее у меня.

Она понимала, что просит не о том – Кейт молилась бы иначе.

– И позаботься о ее ребенке.

Молясь Богу, который еще ни разу не ответил на ее молитву, она почувствовала себя глупо – с тем же успехом можно швырять алмазы в реку.

– Кейти ведь каждое воскресенье ходит в церковь, – на всякий случай напомнила она Господу.

Кейт спала в тесной больничной палате с зелеными стенами, окна которой выходили на парковку. Тут же, на пластмассовом стуле, сидела ее мама с книжкой в руках. Читая, она, как всегда, шевелила губами.

Подошла Талли, тронула миссис М. за плечо:

– Я вам кофе принесла.

Она не стала убирать руку. Почти два часа прошло с тех пор, как Кейт потеряла ребенка, Джонни уже позвонили, но он был на съемках в Спокане, на другом конце штата.

– Слава богу, хоть срок был небольшой, – сказала Талли.

– Четыре месяца – это большой срок, – ответила миссис Маларки. – Вечно вы так говорите, а сами понятия не имеете, что такое выкидыш. Бад мне то же самое сказал. Оба раза. – Она подняла глаза: – А мне что-то не очень хотелось за это Бога славить. Я только что ребенка потеряла. Ты ведь знаешь, каково это – терять того, кого любишь?

– Спасибо, – сказала Талли и, на мгновение сжав плечо миссис Маларки, шагнула к кровати. – Теперь я хоть знаю, чего говорить не надо. Вот бы еще понять, какие слова ей помогут.

Кейт открыла глаза и увидела их обеих.

Миссис Маларки вскочила на ноги и, подойдя к кровати, остановилась рядом с Талли.

– Привет, – прошептала Кейт. – А Джонни скоро…

Едва она произнесла имя мужа, как голос треснул, точно яичная скорлупа, и задрожал.

– Кто тут меня зовет?

Талли резко обернулась.

Джонни стоял на пороге, держа в руках чуть поникший букет цветов. Выглядел он потрепанным – щетина глубокой тенью лежала на бледных щеках, давно не стриженные волосы путаными прядями торчали в стороны, по глазам яснее ясного читалось, как он измотан. Джинсы грязные и рваные, рубашка цвета хаки вся мятая, точно несвежая простыня.

– Пришлось самолет нанять. Про счет даже думать не хочу. – Он бросил букет на стул и подошел к жене. – Привет, милая. Прости, что так долго.

– Это был мальчик, – сказала Кейт и разрыдалась, прижимаясь к нему изо всех сил.

Талли услышала, как вместе с ней плачет и Джонни. Миссис Маларки обняла ее за талию.

– Он ее любит, – сказала Талли тихо. Память о той ночи, которую они с Джонни провели вместе, все это время ослепляла ее, запирая в давно забытом прошлом, точно муху в янтаре. Она ведь так и продолжала думать, что Кейт – просто запасной вариант, вице-мисс на конкурсе.

Но это… это никакой не запасной вариант.

Миссис Маларки потянула ее к двери.

– Конечно, любит. Пойдем, пусть они побудут вдвоем.

Они взяли стаканчики с кофе и вышли в коридор, где сидел, скрючившись на неудобном стуле, мистер Маларки. Глаза у него были красные.

– Как она?

– С ней там Джонни, – ответила миссис Маларки, легонько тронув мужа за плечо.

Впервые за долгие годы Талли почувствовала себя чужой в этой семье.

– С ней должна быть я.

– Ты не волнуйся, Талли, – ответила миссис Маларки, внимательно вглядываясь в ее лицо. – Ты нужна ей и всегда будешь нужна.

– Но теперь все изменилось.

– Разумеется, изменилось. Кейти замужем. У каждой из вас свой путь. Но подругами вы останетесь навсегда.

У каждой свой путь.

Вот он, этот очевидный факт, который она все отказывалась замечать.

Следующие несколько дней они по очереди навещали Кейт. В четверг настала очередь Талли. Она позвонила на работу, сказалась больной и весь день просидела с Кейт. Они играли в карты, смотрели телик, разговаривали. Но если точнее, Талли в основном слушала. Каждый раз, открывая рот, она старалась сказать что-нибудь ободряющее, но чувствовала, что получается так себе. В ее подруге теперь ощущалась какая-то тоска, которая обесцвечивала ее, вымывала привычные черты, и это было до того ново, до того дико, что Талли казалось, будто дружба их вывернулась наизнанку. Никакие ее слова не приходились к месту.

Около восьми вечера Кейт сказала:

– Ты подумаешь, что я совсем уже, но я спать. Через час уже Джонни приедет. Так что езжай домой. У тебя еще впереди ночь безудержного секса с этим твоим новым парнем, как его, Тед?

– Тодд. И я что-то не в настроении для безудержного секса. А впрочем…

Улыбнувшись, она помогла Кейт подняться по лестнице и улечься в постель. Затем собралась с духом:

– Ты представить не можешь, как сильно я хочу подобрать правильные слова, от которых тебе стало бы легче.

– Могу и представляю. Спасибо.

Кейт закрыла глаза.

На мгновение Талли замерла у кровати, чувствуя себя совершенно беспомощной, – непривычное для нее чувство. Затем со вздохом спустилась на кухню и принялась за посуду. Когда она вытирала полотенцем последний стакан, входная дверь отворилась, затем мягко захлопнулась.

На пороге стоял Джонни с букетом роз. Со своей новой стрижкой, в модных потертых джинсах и белых кедах «адидас» с торчащими наружу язычками он казался совсем молодым – больше двадцати не дашь. За все годы их знакомства Талли ни разу не видела его таким печальным, таким разбитым.

– Привет, – сказал он, положив букет на журнальный столик.

– Судя по твоему виду, выпить тебе не помешает.

– Да проще уже капельницу поставить. – Он попытался улыбнуться. – Спит?

– Ага.

Талли достала из бара бутылку скотча и плеснула в стакан, лишь едва разбавив содовой. Себе налила бокал вина и, подхватив оба напитка, вышла к Джонни.

– Пойдем на пирсе посидим, – сказал он, принимая из ее рук стакан. – Чтобы Кейт не разбудить.

Талли взяла куртку и следом за ним вышла на улицу. Они уселись рядом, совсем близко, болтая ногами над темной гладью озера, точно подростки.

Стояла тишина. В небе, освещая крыши домов и отражаясь в окнах, висела круглая луна. Издалека доносился рев автомобилей, проносящихся по мосту, вода мерно шлепалась о сваи.

– Ты как? Если по-честному? – спросила Талли.

– Волнуюсь за Кейти.

– Это я знаю. Но я про тебя спрашиваю.

– Бывало и получше.

Он сделал глоток скотча.

– Ты счастливчик, – сказала Талли, прижимаясь к нему плечом. – Она тебя любит, а если уж Маларки влюбилась, то это на всю жизнь.

Едва произнеся эти слова вслух, она снова почувствовала, будто распадается на части. Будто одиночество, все это время державшееся на расстоянии, вдруг начало стремительно приближаться. Она впервые задумалась, как сложилась бы ее жизнь, если бы она была похожа на Кейт, если бы выбрала любовь. Удалось бы ей узнать, каково это – по-настоящему быть частью целого, чьей-то второй половиной? Она рассеянно скользила взглядом по черноте озера.

– Что такое, Талли?

– Да вот завидую вам с Кейт.

– Тебе не нужна такая жизнь.

– А какая жизнь мне нужна?

Он обнял ее за плечи.

– Ну это ты и без меня знаешь. Карьера на федеральном канале.

– Думаешь, это значит, что я поверхностная?

– Нашла у кого спрашивать, – усмехнулся Джонни. – Я тебе вот что скажу: давай я попробую сделать несколько звонков. Рано или поздно мы тебе найдем местечко.

– Ты серьезно?

– Конечно. Но тебе придется набраться терпения, быстро такие дела не делаются.

Она повернулась к Джонни, крепко его обняла и прошептала:

– Спасибо тебе.

Как же хорошо он ее знает. Без слов понял то, о чем сама она только что догадалась: для нее пришло время двигаться дальше.

Кейт чувствовала себя совершенно измотанной, но сон все не шел. Она лежала в постели, уставившись на скошенный потолок, и ждала мужа.

В сердцевине их отношений до сих пор гнездился страх: стоило чему-нибудь пойти не так, и она вспоминала, что всегда была для него запасным вариантом. Сколько она ни убеждала себя в обратном, какая-то темная, тайная частичка ее души продолжала в это верить и бояться.

Этот страх разрушал ее. Разъедал – так же, как воды Пилчака, поднимаясь, размывали собственные берега, откусывали и уносили с собой комья земли.

На первом этаже послышался какой-то звук.

Он дома.

Слава богу.

Она с трудом вылезла из кровати и спустилась по лестнице.

Свет нигде не горел. Огонь в камине почти погас, лишь тлели, оранжево подмигивая, последние угли. Сперва Кейт решила, что ошиблась и дома никого нет, но мгновение спустя заметила тени на пирсе. Двое, сидят совсем близко, соприкасаясь плечами. Лунный свет вырезал их серебристые силуэты из черноты озера. Она тихонько прокралась к двери и вышла наружу. Легкий ночной ветерок взъерошил волосы, забрался под ночную рубашку.

Талли повернулась к Джонни, обняла его, прошептала что-то ему на ухо. Его ответ затерялся среди плеска волн. Он вроде бы засмеялся, а может, и нет, трудно сказать.

– Веселитесь без меня?

Она и сама услышала, как ломко звучит ее голос, и сделала резкий вдох, пытаясь скрыть свой страх. Она понимала, правда понимала, что Джонни повернулся к Талли вовсе не для того, чтобы поцеловать ее, но та темная, тайная частичка ее души подозревала обман. Это подозрение крохотной ядовитой каплей плескалось глубоко внутри, но даже одной капли яда достаточно, чтобы отравить бочку воды.

Джонни тут же вскочил на ноги, подбежал к ней, притянул к себе, поцеловал. Оторвавшись от его губ, она оглянулась в поисках Талли, но они были одни на пирсе.

Впервые в жизни Кейт жалела, что любит его так сильно. Такая любовь опасна – она чувствовала себя беспомощным младенцем, брошенным на улице в бурю. Хрупким и перепуганным. Когда-нибудь эта любовь ее погубит – в этом Кейт уже не сомневалась.

Шли месяцы, год закончился, начался следующий, и все это время Талли честно пыталась быть терпеливой и верить в лучшее, но к концу мая почти отчаялась. Ничего хорошего восемьдесят восьмой ей не обещал. Стояло жаркое весеннее утро, и Талли отчаянно старалась по максимуму насладиться возможностью побыть в кадре – ее попросили заменить постоянного ведущего. Когда эфир закончился, она отправилась к себе в кабинет.

Не успев даже усесться за стол, она услышала:

– Талли, вторая линия.

Она подняла трубку и нажала белую кнопку, возле которой тотчас загорелся огонек.

– Таллула Харт.

– Здравствуйте, миз Харт. Говорит Дик Эмерсон. Я программный директор в нью-йоркском офисе NBC. Насколько я понимаю, вы ищете позицию на федеральном канале?

Сердце у Талли чуть не остановилось.

– Верно.

– У нас в утренней передаче открылась вакансия корреспондента.

– Серьезно?

– На следующую неделю уже запланировано почти пятьдесят собеседований. Конкуренция будет жесткая.

– Я тоже человек не мягкий, мистер Эмерсон.

– Приятно говорить с целеустремленной личностью. – Талли услышала, как он зашуршал листками бумаги. – Я попрошу секретаря организовать ваш перелет и проживание. Она вам позвонит и предоставит полную информацию – и о проживании, и о дате собеседования. Вам подходит?

– Да, разумеется. Благодарю вас, сэр. Поверьте, я вас не разочарую.

– Хочется верить. Терпеть не могу попусту терять время. – Он на мгновение умолк. – И передайте от меня привет Джонни Райану.

Талли отключилась и тут же набрала номер Кейт и Джонни.

– Алло? – после первого же гудка ответила Кейт.

– Я люблю твоего мужа.

Повисла короткая пауза.

– Вот как?

– Он мне организовал собеседование на NBC.

– На следующей неделе, да?

– Ты знала?

Кейт рассмеялась.

– Разумеется, знала. Он так давно этим занимался. И между прочим, твоя покорная рассылала кассеты.

– После всего, что случилось, ты еще умудрялась обо мне думать? – не веря своим ушам, выговорила Талли.

– Ты и я против всех, Талли. Некоторые вещи не меняются.

– Теперь я по-настоящему зажгу этот мир. – Талли залилась счастливым смехом. – Мне наконец-то спичку дали!

Нью-Йорк оказался именно таким, каким представлялся Талли в мечтах. Первую неделю она ходила по шумным улицам, точно Алиса в Стране чудес, запрокинув голову, ошалело сжимая в руках пачку новеньких визиток с логотипом NBC. Ее изумляли уходящие ввысь небоскребы, рестораны, которые никогда не закрывались, конные экипажи, поджидавшие туристов в парке, бесконечные толпы упакованных в черное людей на улицах.

Две недели ушло на то, чтобы немного освоиться, выбрать район, снять квартиру, научиться ездить в метро. Можно было бы предположить, что ее одолеет одиночество, – в конце концов, кто захочет смотреть достопримечательности такого невероятного города сам по себе? Но, по правде говоря, она так хотела поскорее окунуться в работу, что одиночества даже не замечала. К тому же в городе, который никогда не спит, одной при всем желании не остаться. На улицах вечно полно народу, даже глубокой ночью.

А потом работа началась. Едва оказавшись в здании NBC в качестве штатного репортера, она почувствовала, как притягивает ее это место. Каждый день она просыпалась в половине третьего утра, чтобы к четырем быть в студии. Вообще-то никто не требовал от нее приходить так рано, ей просто нравилось находиться на площадке, помогать по мелочам. Она ловила каждое движение Джейн Поли, фиксировала в памяти каждый ее жест.

Ее наняли младшим корреспондентом – а значит, приходилось перебиваться мелкими заданиями для больших сюжетов, которые снимали другие. Однажды, если повезет, ей доверят целиком сделать репортаж о какой-нибудь ерунде, к которой серьезные корреспонденты и на километр бы не подошли, – про самую большую тыкву штата Индиана или что-нибудь в этом роде. Вот Талли и ждала – сгорая от нетерпения. Когда она набьет руку на мелочах, ей поручат по-настоящему важную историю, и уж тут она выложится на все сто. Глядя на Джейн Поли, на Брайанта Гамбела[98]98
  Брайант Гамбел (р. 1948) – американский журналист и спортивный комментатор, был ведущим утренней программы NBC «Сегодня» в 1982–1997 годах.


[Закрыть], она понимала, какой долгий ей предстоит путь. В ее глазах это были даже не люди – боги, и каждую свободную минуту она наблюдала за ними, училась у них. А дома пересматривала эфиры, которые специально записывала на видеокассеты, анализировала их, перематывала обратно и смотрела снова.

К осени восемьдесят девятого она поймала ритм и чувствовала себя уже не подмастерьем настоящих репортеров, а серьезной молодой журналисткой, которую ждет блестящее будущее. В прошлом месяце ей впервые дали настоящее большое задание – отправили в Арканзас снимать сюжет про борова, взявшего первую награду на местной выставке. В эфир репортаж так и не попал, но свою работу она сделала на отлично и к тому же успела в этой поездке многому научиться.

Еще большему она могла бы научиться в студии, да только в последнее время там царил настоящий хаос. На съемочной площадке шла нешуточная война, и об этом знали все, включая телезрителей. На рекламных снимках, сделанных на прошлой неделе, рядом с Джейн и Брайантом появилась Дебора Норвилл[99]99
  Дебора Норвилл (р. 1958) – американская телеведущая, вела программу NBC «Новости на рассвете» в 1987–1989, в 1990 году сменила Джейн Поли в роли ведущей программы «Сегодня».


[Закрыть], ведущая новостей, выходивших рано утром. Всего одна фотография подняла такую мощную волну, что накрыло весь канал, да что там, всю страну. Статьи выходили одна за другой, писали, будто Норвилл пытается подсидеть Поли.

Талли старалась держаться подальше от сплетен. Не позволит она никаким пересудам спутать ее карты. Вместо того чтобы чесать языком в коридорах, она сосредоточилась на работе. Если вкалывать изо всех сил, может быть, ей удастся получить освободившееся место ведущей в той самой утренней передаче «Новости на рассвете». Оттуда уже рукой подать до ведущей новостного блока в «Сегодня», а там, считай, весь мир у тебя в кармане.

Работая по восемнадцать часов в сутки, она не слишком много времени тратила на личную жизнь, но с Кейт продолжала общаться, хоть их и разделяли теперь тысячи миль. Они созванивались не реже двух раз в неделю, а каждое воскресенье Талли звонила миссис М. Она рассказывала им обеим о трудностях на работе, о жизни на Манхэттене, перечисляла всех знаменитостей, которых успела увидеть живьем, и слушала в ответ истории о новом доме Кейт и Джонни, о поездке, которую мистер и миссис М. планировали весной, и – это была самая главная и самая радостная новость – о второй беременности Кейт, которая пока что протекала хорошо.

Дни мелькали один за другим, сыпались мимо, точно карты из колоды, сливаясь в бесконечную мешанину голосов и лиц. Но она приближалась к цели. Это она знала точно, только этим знанием и жила.

Тем холодным декабрьским вечером она устало ковыляла домой после целого дня, проведенного в студии и похожего как две капли воды на вчерашний день, и на позавчерашний, и на все остальные.

Возле здания Рокфеллер-центра она остановилась, очарованная праздничной атмосферой. Даже в такой серый, линялый, пасмурный вечер повсюду толпились люди – покупали подарки, фотографировались возле огромной елки, катались на коньках.

Она уже почти собралась уходить, когда вдруг заметила вывеску «Рэйнбоу Рум»[100]100
  Существовавший в 1934–2009 годах знаменитый ресторан на 65-м этаже Рокфеллер-плаза – центрального небоскреба Рокфеллеровского центра. Ныне площадка для проведения мероприятий.


[Закрыть] и подумала: «А почему бы и нет?» Она уже больше года прожила в Нью-Йорке, познакомилась с кучей людей, а на свидание не выбралась ни разу.

Она сама не была уверена, что на нее так подействовало – то ли рождественские гирлянды, то ли утренний разговор с начальником (она попросила пару выходных в праздники, а он в ответ лишь рассмеялся). Ясно было одно: сегодня пятница, до Рождества меньше недели, и ее совсем не привлекает перспектива провести этот вечер дома в одиночестве. CNN никуда не денется.

Вид из окон ресторана оказался даже круче, чем про него рассказывали. Ощущение было такое, будто она стоит на мостике космического корабля, явившегося прямиком из будущего, и взирает с высоты на многоцветные огни ночного Манхэттена.

Вечер только начинался, поэтому у барной стойки и за столиками было полно свободных мест. Талли выбрала столик у окна и заказала «маргариту».

К тому моменту, как она допила свой коктейль и собралась заказать еще один, в ресторане стало людно. Появились компании мужчин и женщин с Уолл-стрит и из Мидтауна, группки разодетых в пух и прах туристов. Одни рассаживались за столиками, другие толпились возле бара.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь?