Текст книги "Улица Светлячков"

– Но ты же не уезжаешь?

– Я попозже вернусь, когда все остальные уйдут.

– Ура, – сказала Талли. – Ты мне нужна.

Когда Кейт вышла из палаты, Чед занял ее место у кровати.

– Я уж думал, что потерял тебя.

– Да все со мной нормально, – нетерпеливо перебила она. – Ты передачу-то видел? Что скажешь?

– А по-моему, с тобой не все нормально. Ты самая ненормальная из всех, кого я знаю, но я тебя люблю. Всю ночь думал, как буду без тебя жить, и мне эта идея совсем не понравилась.

– Да с чего ты вдруг будешь жить без меня? Вот она я.

– Выходи за меня, Талли.

Она едва не рассмеялась, до того это походило на шутку, но потом увидела страх, плескавшийся в его взгляде. Он и правда боялся потерять ее.

– Ты серьезно? – спросила она, хмурясь.

– Мне предложили работу в университете Вандербильта в Теннесси. И я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты меня любишь, Талли, даже если сама этого пока не поняла. И я тебе нужен.

– Разумеется, ты мне нужен. А медиарынок Теннесси входит в топ-40?

Его лицо помрачнело, улыбка исчезла.

– Я люблю тебя, – повторил он, на этот раз совсем тихо, – слова, не скрепленные поцелуем, звучали невесомо.

Дверь в коридор отворилась – на пороге, уперев руки в бедра, стояла миссис Маларки, походившая в своей джинсовой юбке и клетчатой блузке с отложным воротничком на статистку из «Свободных»[89]89
  Американский музыкальный фильм 1984 года.


[Закрыть].

– Медсестра сказала, еще пять минут – и всех посетителей выставят.

Наклонившись, Чед поцеловал Талли. Этот нежный поцелуй, надолго запавший ей в память, каким-то непостижимым образом одновременно сблизил их и обнажил огромную пропасть, которая их разделяла.

– Я любил тебя, Талли, – прошептал он.

Любил? В смысле – «любил»? Почему в прошедшем времени?

– Чед…

– Она вся ваша, Марджи, – сказал он, отворачиваясь от кровати.

– Не хотела вас прогонять, – ответила миссис Маларки.

– Ничего страшного. Мне в любом случае уже пора. Прощай, Талли.

Протиснувшись мимо миссис Маларки, он вышел из палаты, и дверь за ним с грохотом захлопнулась.

– Ну, здравствуй, моя девочка, – сказала миссис Маларки.

И Талли, удивив сама себя, вдруг разрыдалась.

Миссис Маларки сидела рядом и гладила ее по волосам, давая выплакаться.

– Видимо, я все-таки сильно испугалась.

– Тихо, тихо, – нежно шептала миссис Маларки, утирая ей слезы бумажной салфеткой. – Конечно, испугалась, но мы здесь, мы с тобой. Ты не одна.

Постепенно боль в груди отступила, слезы высохли. Почувствовав себя лучше, Талли провела ладонью по глазам, попыталась улыбнуться.

– Ладно, теперь готова, можете меня ругать.

Лицо миссис Маларки приняло То Самое Выражение.

– Твой преподаватель, Таллула?

– Бывший преподаватель! Вот поэтому я вам ничего и не рассказывала. Вы бы все равно сказали, что он для меня слишком старый.

– Ты его любишь?

– Да откуда ж я знаю?

– Когда любишь – знаешь.

Талли подняла глаза на миссис М. Впервые в жизни ей казалось, что из них двоих именно она старше, именно она больше повидала в жизни. В семье Маларки все считали, что любовь – это такая крепкая, долговечная штука, которую ни с чем не перепутаешь. Пусть Талли и не слишком давно жила на белом свете, но знала наверняка, что любовь бывает хрупкой, как воробьиная косточка. Впрочем, вслух она этого говорить не стала. Ответила просто:

– Ну, может.

За одну ночь Талли стала местной знаменитостью. Газетный обозреватель Эммет Уотсон ненадолго перестал возмущаться, что штат Вашингтон на глазах превращается в Калифорнию, и написал колонку о беспримерном мужестве Талли Харт, чьей готовностью жертвовать собой ради исполнения журналистского долга мы все должны гордиться. Радиостанция KJR целый день крутила рок-н-ролл в честь «той девицы из новостей, которая микрофоном отбилась от преступника», и даже в местной юмористической программе «Почти в прямом эфире!» показали скетч, в котором Талли, одетая как Чудо-женщина, лихо расправлялась с незадачливым грабителем.

Ее завалили цветами и воздушными шарами; на открытках мелькали имена, которые обычно слышишь в новостях. К среде ей уже приходилось передаривать букеты другим пациентам. А приставленные к ней медсестры были вынуждены заодно обучиться профессиям вышибалы и телохранителя.

– Так, ты у нас умная, придумай, что мне делать?

Талли сидела в постели, перебирая стопку розовых бумажек, которые Кейт принесла из офиса, – сообщения, скопившиеся за время ее отсутствия. Список имен был весьма впечатляющий, но сосредоточиться все равно не получалось. Рука болела, да и бандаж мешал выполнять даже самые простые действия. Но сильнее всего отвлекали мысли о Чеде и его внезапном предложении.

– Нет, ну серьезно, Теннесси? Еще бы в Небраску позвал.

– Ага.

– Как мне куда-то пробиться в такой глуши? Хотя, может, как раз в глуши меня сразу заметят и я быстрее сделаю карьеру?

Кейт сидела на кровати напротив Талли, вытянув ноги к изголовью.

– Слушай, мы уже битый час про это говорим. Я, конечно, не эксперт в таких делах, но мне кажется, в какой-то момент разговор должен бы зайти о любви.

– Твоя мама говорит, если б я его любила, я бы это знала.

Талли взглянула на свою руку, пытаясь представить на пальце кольцо с бриллиантом.

– А ты, помнится, говорила: «Пристрели меня, если я хотя бы задумаюсь о замужестве до тридцати», – усмехнулась Кейт. – Просьба еще в силе?

– Очень остроумно.

Зазвонил телефон. Талли, наконец оторвавшись от созерцания своей руки, поспешно схватила трубку, в надежде, что это Чед.

– Таллула Харт?

– Я слушаю, – ответила она, разочарованно вздохнув.

– Это Фред Рорбах. Не знаю, помните ли вы меня…

– Конечно, помню. KILO-TV. Я вам в школе каждую неделю отправляла резюме, а когда поступила в колледж, начала слать кассеты. Как дела?

– Хорошо, спасибо. Только теперь я работаю на KLUE-TV, а не на KILO. Руковожу командой вечерних новостей.

– Мои поздравления.

– Собственно, по этому поводу я и звоню. Вас наверняка уже завалили предложениями о работе, но я вам обещаю, что наше предложение будет интереснее остальных.

Теперь ему удалось по-настоящему привлечь внимание Талли.

– Вот так?

Кейт слезла с кровати и, подойдя ближе, одними губами спросила: «Что там?»

Талли лишь отмахнулась.

– Я вас слушаю.

– Мы пойдем на любые уступки, чтобы привлечь вас в нашу команду. Когда вы сможете приехать к нам обсудить условия?

– Меня сегодня выписывают. Завтра в десять подойдет?

– Договорились.

Талли повесила трубку и завизжала.

– Звонили с KLUE-TV! Зовут меня работать!

– О боже! – Кейт от волнения едва ли не подпрыгивала на месте. – Ты будешь звездой! Я знала! Уже не терпится… – Не договорив, она умолкла, улыбка медленно сползла с ее лица.

– Что такое?

– Чед.

Талли почувствовала, как что-то сжимается внутри. Она хотела бы сделать вид, что здесь есть о чем подумать, что надо взвесить за и против, но обе они, и сама Талли, и Кейт, знали правду.

– Ты будешь суперзвездой, – твердо проговорила Кейт. – Он поймет.

Глава пятнадцатая

Кейт пыталась притвориться, что полностью поглощена необходимостью вести машину, но получалось не слишком убедительно. Едва выйдя с собеседования, Талли начала болтать без умолку, вдохновенно вплетая в реальность их старые детские мечты: «Мы с тобой на правильном пути, Кейт. Как только меня сделают ведущей, скажу им, чтобы наняли тебя репортером».

Кейт понимала, что пора уже – хотя бы теперь – развеять эти фантазии об их общем будущем. Она устала повсюду следовать за Талли и к тому же вовсе не хотела увольняться с работы. У нее была веская причина остаться.

Джонни.

Звучит ужасно глупо. Он ведь ее даже не любит. И все же она надеялась, что теперь, когда Талли уйдет, у нее появится шанс.

Стыдно признаться, но мечтала Кейт давно уже только о Джонни, а про работу на телевидении почти не думала. Впрочем, признаваться в этом она никому и не собиралась. Двадцатипятилетние женщины с высшим образованием должны мечтать о большой зарплате, о высоких должностях, о том, чтобы взобраться по карьерной лестнице на самый верх и возглавить одну из тех компаний, которые когда-то отказывались нанимать на работу их матерей. А мужей по возможности надо избегать, лет до тридцати точно. Выйти замуж и нарожать детей всегда успеешь – вот что говорили со всех сторон. Нельзя жертвовать собой ради них.

Но что, если мечтать о них тебе куда приятнее, чем воображать себя сильной и независимой? Об этом никто никогда не говорил. Кейт знала, что Талли бы ее на смех подняла – дескать, застряла в пятидесятых. Даже мама сказала бы, что она не права, придавила бы ее этими свинцовыми словами: будешь жалеть. Повторила бы все то, о чем без конца пишут в журнале «Миз»[90]90
  «Миз» (Ms.) – первый американский феминистский журнал, существует с 1972 года. Одной из основательниц была Глория Стайнем.


[Закрыть]: «Быть только матерью значит попусту растрачивать свой потенциал». И сама бы не заметила, какое у нее при этом делается печальное лицо – будто вся ее жизнь не имела ни малейшего смысла.

– Эй, ты поворот пропустила.

– Ой, прости.

Кейт доехала до конца квартала, развернулась и остановилась возле дома Чеда.

– Я тебя тут подожду, пока дочитаю «Талисман»[91]91
  Роман 1984 года, написанный в соавторстве Стивеном Кингом и Питером Страубом.


[Закрыть].

Талли не спешила вставать с сиденья.

– Должен же он понять, почему я пока не могу за него выйти? Знает ведь, как много для меня значит работа.

– Знает, конечно.

– Пожелай мне удачи.

– Я тебе всегда желаю удачи.

Проводив Талли взглядом до двери, Кейт открыла книгу и нырнула в хитросплетения истории. Прошло немало времени, прежде чем она возвратилась в реальность; уже успел начаться дождь.

Талли должна была давно выйти, отправить ее домой, сказать, что останется у Чеда на ночь. Кейт захлопнула книгу и вылезла из машины. Шагая по бетонной дорожке, она не могла отделаться от дурного предчувствия.

Дважды постучав, она открыла дверь.

Талли стояла на коленях у камина в пустой гостиной, по щекам ее текли слезы. Она протянула Кейт листок бумаги, весь в мокрых пятнах:

– Читай.

Кейт присела рядом, пробежала глазами по исписанной ровным почерком странице.

Милая Талли,

Это я порекомендовал тебя на KLUE-TV, так что я заранее знаю новость, которой ты пришла со мной поделиться, и ужасно тобой горжусь. Я всегда в тебя верил.

Соглашаясь на работу в университете Вандербильта, я прекрасно понимал, чем это обернется для нас. Надеялся, конечно… но понимал.

Тебе от мира нужно все и сразу. А мне нужна только ты.

Не получается из нас идеальной пары, правда?

Но это не меняет главного: я никогда не перестану тебя любить.

Зажги этот мир.

И короткая подпись: «Ч.»

– Я думала, он меня любит, – сказала Талли, когда Кейт вернула ей листок.

– Очень похоже на то.

– Тогда почему он меня бросил?

Кейт услышала в этих ее словах эхо прошлого – боль маленькой девочки, которую столько раз бросала мать.

– Ты ему говорила, что любишь его?

– Не смогла.

– Тогда, может, и не любишь на самом деле?

– А может, и люблю, – со вздохом сказала Талли. – Просто так, блин, трудно верить в эту вашу любовь.

В этом и состояло коренное отличие между ними: Кейт в любовь верила всем сердцем. Жаль только, ее угораздило влюбиться в человека, который редко вспоминал о ее существовании.

– В любом случае, главное – это карьера. Влюбиться и выйти замуж всегда успеешь.

– Да. Мы на пути к успеху.

– Ага.

– И меня еще кто-нибудь обязательно полюбит.

– Весь мир тебя полюбит.

Эти последние слова запали Кейт в душу, и она продолжала вспоминать их еще долго после того, как Талли сказала: «Ну и в жопу его тогда» – и вымученно рассмеялась. Кейт вдруг охватил страх.

Что, если весь мир и вправду полюбит Талли, но даже этого ей будет мало?

Талли успела забыть, какой длинной и беспросветной может быть ночь, когда ты одна. Чед столько лет был ее защитой, ее спасительной гаванью. С ним она научилась спать ночи напролет, мерно дыша, а во сне видеть лишь свое блестящее будущее и со временем стала спать хорошо даже одна в собственной постели, потому что знала: он любит ее и всегда готов принять.

Она сбросила одеяло и вылезла из кровати. Быстро взглянула на будильник – начало третьего.

Так и есть – ночь, длинная и беспросветная.

Она вышла на кухню, поставила чайник на плиту, стала ждать. Что, если она совершила ошибку? Что, если эта пустота внутри и есть любовь? С ее жизненным опытом вполне логично, что она не смогла распознать счастливую любовь, но зато отчетливо ощутила боль расставания. Ладно, допустим, это любовь, – и что тогда? Делать-то что? Ехать за ним в Теннесси, обживать новый дом, играть свадьбу? Не выйдет из нее тогда ни Джин Энерсен, ни Джессики Сэвич.

Налив себе чаю в большую кружку с логотипом KVTS, Талли уютно устроилась в гостиной на диване. Из горячей кружки, приятно согревавшей руки, поднимался пар. Талли откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и попыталась очистить голову от всех мыслей.

– Не спится?

Кейт во фланелевой ночнушке, которую носила чуть ли не со школы, стояла в дверях своей спальни. Талли любила ее подкалывать из-за этой ночнушки, мол, в ней хоть сейчас сниматься в «Уолтонах»[92]92
  «Уолтоны» (1972–1981) – многосерийная историческая драма о семье, живущей в сельской местности в штате Вирджиния во времена Великой депрессии и Второй мировой войны.


[Закрыть], но сегодня обрадовалась ей как родной. Удивительно все-таки, что с заношенным куском фланели может быть связано столько воспоминаний – о пижамных вечеринках, совместных ночевках, о субботних завтраках и утренних мультиках по телику.

– Извини, если разбудила.

– Топаешь как слон. Там вода еще осталась?

– Чайник на плите.

Кейт ненадолго скрылась на кухне, затем вернулась с чашкой чая и пакетом готового попкорна. Поставив открытый пакет на диван между ними, Кейт повернулась к Талли и прислонилась спиной к подлокотнику.

– Ты как?

– Плечо болит, капец.

– Ты когда в последний раз обезболивающее пила?

– Давно.

Оставив чашку на столе, Кейт зашла в ванную и вернулась с таблеткой перкодана и стаканом воды.

Талли сунула в рот таблетку, глотнула из стакана.

– Так, – сказала Кейт, усаживаясь обратно, – теперь, может, поговорим о том, что тебя на самом деле волнует?

– Нет.

– Ну хорош, Талли. Я же знаю, что ты не можешь перестать думать про Чеда, сомневаешься, правильный ли сделала выбор.

– В этом и недостаток «подруг навеки». Вечно они все знают.

– Как скажешь.

– Да и что мы с тобой вообще понимаем в любви?

Лицо Кейт приняло знакомое, едва ли не осуждающее выражение, которое Талли терпеть не могла. В глазах мелькнуло: бедненькая Талли.

– Я кое-что понимаю, мне кажется, – произнесла Кейт тихо. – Может, я никогда и не любила сама и меня не любили, но я могу себе представить, каково это и какую порой причиняет боль. Я думаю, если бы ты по-настоящему любила Чеда, ты бы это давно поняла и сейчас была бы с ним, в Теннесси. Во всяком случае, если бы я кого-то любила, я бы заметила.

– Тебя спроси, так весь мир черно-белый. Как ты умудряешься всегда знать, чего хочешь?

– Ты тоже знаешь, чего хочешь. И всегда знала.

– И поэтому я не имею права любить? Такая, что ли, цена успеха – вечно быть одной?

– Имеешь, конечно. Просто надо себе разрешить.

Эти слова должны были утешить Талли, обнадежить, она понимала это, но утешиться не могла. Лишь сильнее ощутила пустоту и холод внутри.

– Чего-то во мне не хватает, – сказала она тихо. – Отец это первым заметил. Черт его знает, кто он был, но, видно, глянул на меня и дал деру. Про мать я вообще молчу. Меня, похоже… легко бросить. Почему так?

Кейт придвинулась ближе, прижалась к ней, как делала много лет назад на берегу Пилчака. Пакет от попкорна уколол в спину, она достала его и швырнула на неряшливый, заваленный газетами кофейный столик.

– Всего в тебе хватает. Даже больше чем хватает – в тебе всего с избытком. Ты очень, очень особенная, и если Чед этого не понял или не готов был тебя ждать, значит, вам с ним не по пути. Наверное, это неизбежно, когда встречаешься с мужчиной много старше, – ты едва взлетаешь, а он уже заходит на посадку.

– Это правда. У меня еще вся жизнь впереди. Я как-то сама забыла. Он должен был понять и дождаться меня. Ну, в смысле, если бы он правда меня любил, разве смог бы вот так бросить? Ты бы бросила человека, которого любишь?

– Зависит от обстоятельств.

– Каких?

– От того, есть ли шансы, что он полюбит меня в ответ.

– И сколько бы ты ждала?

– Думаю, долго.

Талли почувствовала себя лучше впервые с той минуты, когда прочитала записку Чеда.

– Ты права. Я его любила, но он, похоже, не любил меня. Или любил недостаточно сильно.

– Это не совсем то, что я сказала, – хмурясь, возразила Кейт.

– Почти то же самое. Мы еще слишком молоды, чтобы добровольно себя связывать любовью. Как я сама-то забыла? – Она обняла Кейт. – Что бы я без тебя делала?

Лишь много позже, лежа в постели на излете очередной бессонной ночи, глядя, как за окном занимается рассвет, Талли вдруг вспомнила собственные слова, и они застряли в голове, тяжелые, неизгладимые. Меня легко бросить.

Глава шестнадцатая

С того дня, как Талли вышла на новую работу, Кейт начало казаться, что она наблюдает за подругой как бы со стороны. Месяц за месяцем они проживали врозь, изредка пересекаясь лишь в квартире. Квартира эта, бывшая когда-то вместилищем их общей жизни, к концу лета превратилась в нечто вроде перевалочного пункта. Талли работала по двенадцать часов в день, без выходных. А свободное время проводила в расследованиях, в поиске идей для репортажей, все свои силы бросая на то, чтобы пробиться в ведущие.

Без Талли жизнь Кейт потеряла форму, точно старый, застиранный свитер, который уже не станет прежним, как его ни суши, как ни складывай. Мама вечно понукала ее, мол, брось хандрить, веселись, ходи на свидания, но Кейт совершенно не интересовалась мужчинами – во всяком случае, теми, которые интересовались ей, какие уж тут свидания?

Личная жизнь Талли, напротив, била ключом. Она все еще могла иной раз всплакнуть по Чеду, когда они с Кейт вместе напивались под вечер, но это совершенно не мешало ей знакомиться с парнями и водить их домой. Больше одного раза Кейт никого из них не видела. В этом вся суть, говорила Талли. Влюбляться, повторяла она, я не собираюсь. Задним числом она сумела убедить себя, что любила Чеда больше жизни, так сильно, что все остальные мужчины меркли на его фоне. Но все же недостаточно сильно, нередко добавляла Кейт, чтобы позвонить ему или бросить все и рвануть за ним в Теннесси.

Ей, честно сказать, порядком надоело слушать одну и ту же пьяную пластинку о неземной любви Талли к Чеду.

Кейт знала, что такое любовь, как она может вывернуть тебя наизнанку, высушить сердце. Невзаимная любовь – ужасная штука, безрадостная. День за днем Кейт вращалась вокруг Джонни, точно астероид на орбите большой планеты, наблюдала за ним, мечтала о нем, безмолвно стремилась к нему.

После той ночи, проведенной бок о бок с ним в вестибюле больницы, она начала было всерьез надеяться. Между ними тогда словно бы открылась дверь, они говорили много и без усилий, обсуждали по-настоящему важные вещи. Но узы, соединившие их в ярком свете люминесцентных ламп, к утру растворились. Ей уже не забыть выражения лица Джонни в тот момент, когда он услышал, что Талли в порядке. В нем читалось куда больше, чем простое облегчение.

Ровно в то мгновение он отступил от Кейт.

А теперь пришло время Кейт отступиться от него. Оставить свои детские фантазии в песочнице с совочками и куличиками и двигаться дальше. Он ее не любит. И сколько ни мечтай, реальности не изменить.

Так дальше не может продолжаться. Сегодня на работе, стоя в дверях его кабинета, дожидаясь, пока он ее заметит, она приняла решение.

Вечером, выйдя из офиса, она отправилась прямиком к газетному киоску на рынке и купила все местные газеты, какие были. Пока Талли таскается по барам с очередным парнем или работает до поздней ночи, Кейт изменит ход своей жизни.

Сидя за кухонным столом перед упаковками с едой навынос, она развернула «Сиэтл таймс» и открыла страницу с объявлениями. Нашлось несколько любопытных вариантов. Она как раз потянулась за ручкой, собираясь их обвести, когда дверь позади нее вдруг распахнулась.

Обернувшись, Кейт увидела Талли – в полном обмундировании для свидания: кофта, живописно порванная в нескольких местах, обнажает плечо, джинсы заправлены в сапожки со сморщенным голенищем, на бедрах висит широкий ремень. Копна пышных волос стянута у левого уха заколкой. На шее болтается целая связка крестов.

И парень тут как тут, отлипнуть от нее не может.

– Эй, Кейти, – невнятно проговорила Талли голосом, в котором плескались по меньшей мере три «маргариты», – глянь, кого я встретила.

Парень показался из-за двери.

Джонни.

– Привет, Маларки, – сказал он, ухмыляясь. – Талли хочет, чтобы ты с нами пошла танцевать.

Кейт с нарочитой аккуратностью сложила газету.

– Нет, спасибо.

– Да ладно тебе, Кейти, пойдем, – сказала Талли. – Вспомним старые добрые времена, три мушкетера снова в деле.

– Что-то не хочется.

Отпустив руку Джонни, Талли покачнулась и сделала шаг к столу.

– Ну пожалуйста. У меня был паршивый день, ты мне так нужна.

– Не надо… – начала было Кейт, но Талли не слушала.

– Мы в «Келлс» собираемся.

– Правда, Маларки, пойдем, – вмешался Джонни, подходя к ним. – Весело будет.

Его улыбка не оставила Кейт выбора, хоть она и понимала, что соглашаться – очень плохая идея.

– Ладно, – сказала она, – пойду оденусь.

В спальне она натянула блестящее синее платье с ковбойским поясом. А когда вернулась в гостиную, Джонни целовал Талли, прижав ее к стене с поднятыми руками, стискивая ее ладони своими.

– Я готова, – бесцветным голосом произнесла Кейт.

Талли вывернулась из-под Джонни, радостно улыбнулась:

– Отлично, давайте зажжем.

Взяв друг друга под локоть, они плечом к плечу зашагали по мостовой. Добравшись до ирландского паба «Келлс», отыскали свободный столик возле танцпола.

Едва Джонни ушел за напитками, Кейт повернулась к подруге:

– Как вы хоть оказались вместе?

Талли рассмеялась.

– Да как-то само собой вышло. Случайно встретились после работы, выпили по паре коктейлей. А потом пошло-поехало… – Она резко взглянула на Кейт: – Слушай, а тебе нормально, если я с ним пересплю?

Вот он, сакраментальный вопрос. Кейт нисколько не сомневалась, что если решится обнажить свою душу перед Талли и рассказать ей правду, этот чудовищный вечер закончится. Талли тут же даст Джонни от ворот поворот и даже объяснять ничего не станет.

Но толку-то? Кейт прекрасно знала, что Джонни влюблен в Талли, и уже давно. Ему нужна женщина, в которой кипит страсть и полыхает огонь, – даже потеряв Талли, он не обратит внимания на Кейт. Может, настало время для решительных мер. До сих пор она жила надеждой, но этого – Джонни в постели с Талли – ее надежда не переживет.

Она подняла взгляд, от души надеясь, что ее не выдаст блеск в глазах.

– Нашла о чем спрашивать, ты же меня знаешь.

– Точно? Потому что, если…

– Точно. Только… ты ему нравишься, ты ведь знаешь, да? Смотри не разбей ему сердце.

Талли эти ее слова лишь насмешили.

– Вы, примерные католички, за всех переживаете, да?

Ответить Кейт не успела – Джонни вернулся с двумя «маргаритами» и бутылкой пива. Поставив напитки на стол, он взял Талли за руку и повел на танцпол. Там, среди толпы, он привлек ее к себе и поцеловал.

Кейт потянулась к бокалу. Она понятия не имела, что этот поцелуй значит для Талли, но прекрасно понимала, что для Джонни он значит очень много, и мысль об этом ядом растекалась по телу.

Следующие два часа она сидела с ними за столом, пила не просыхая и притворялась, что ей в жизни не было так весело. И все это время чувствовала, как что-то умирает внутри.

Эта мучительная, бесконечная ночь все тянулась. Талли ушла в туалет, оставив их с Джонни наедине. Кейт попыталась придумать, что сказать, но не посмела даже в глаза ему взглянуть. Щеки у него покрылись румянцем, мокрые от пота волосы завивались у лица, и выглядел он так невыносимо привлекательно, что Кейт дышать было больно.

– Она просто что-то с чем-то, – сказал Джонни.

На сцене у него за спиной музыканты доиграли очередную песню и листали ноты на пюпитрах, выбирая следующую.

– Я уж начал думать, что мне ничего не светит… ну, с ней. – Он сделал глоток из бутылки и замер, уставившись на дверь в туалет, точно надеялся вернуть ее за столик силой мысли.

– Будь осторожен, – сказала Кейт еле слышно. Она понимала, что эти слова могут выдать тайну ее сердца, но и сдержаться не могла. Это на работе Джонни строит из себя циника, но там, в больнице, он показал себя настоящего. В глубине души, в той ее части, которая по-настоящему нас определяет, он был идеалистом. Проще всего ранить человека, который во что-то верит. Уж ей ли не знать.

Джонни наклонился к ней:

– Что ты сказала, Маларки?

Кейт мотнула головой – ей ни за что не хватит смелости это повторить, и к тому же Талли успела вернуться.

Лишь много позже, лежа в своей постели, среди отзвуков чужой страсти, доносящихся из-за стены, она наконец позволила себе заплакать.

Перемену в Джонни, произошедшую после той ночи в пабе «Келлс», заметили все, не только Кейт. Город потихоньку обесцвечивала осень, а тишина в помещениях KVTS становилась с каждым днем все мрачнее. Матт держался особняком, целыми днями разбирал, собирал и чистил свои камеры, рассовывал отснятые пленки по архивам. Кэрол, которую уговорили вернуться, после того как Талли уволилась, все больше сидела у себя в кабинете за закрытой дверью и почти ни с кем не разговаривала, даже когда выходила взять кофе.

Внешний вид Джонни вслух не обсуждали, но всем было ясно, что по утрам он просто скатывается с кровати и ползет на работу. Волосы отросли и вихрились во все стороны, он уже много дней не брился – щетина темными пятнами лежала на ввалившихся щеках, – а одевался во что попало и как попало.

Первые несколько дней, когда он являлся на работу в таком виде, они кудахтали вокруг него, точно куры: что случилось, что стряслось? Ничего не случилось, отвечал Джонни и тихо, но безапелляционно закрывал за собой дверь кабинета. Матт сразу же перешел в наступление – начал с того, что предложил выкурить косяк, а закончил капитуляцией: «Ну как знаешь, чувак, если захочешь поговорить, я тут».

Кэрол не единожды пыталась переплыть невидимый ров, которым окружил себя Джонни, но тоже не преуспела.

Не старалась до него достучаться лишь Кейт – единственная, кто знал настоящую причину его хандры.

Талли.

Только сегодня за завтраком она говорила Кейт:

– Слушай, Джонни мне так и названивает. Как думаешь, сходить с ним еще на одно свидание?

К счастью для Кейт, вопрос оказался риторическим, ответ у Талли уже был готов.

– Нет уж, спасибо. Лучше эвтаназия, чем ввязываться в отношения. Я думала, он понимает.

Теперь, сидя за своим столом, Кейт делала вид, что сортирует страховые документы.

Впервые за долгое время они с Джонни остались вдвоем в офисе, Кэрол и Матт уехали снимать репортаж.

Она медленно поднялась со стула, подошла к закрытой двери его кабинета. Не было никакого смысла идти к нему – поменяйся они местами, Джонни уж точно не бросился бы ее утешать, – но он страдал, и этого Кейт не могла вынести. С минуту постояв под дверью, она постучала.

– Войдите.

Она открыла дверь.

Джонни сидел, сгорбившись, за столом и яростно строчил что-то на вырванном из блокнота листке. Волосы падали ему на лицо. Он досадливо заправил выбившуюся прядь за ухо и посмотрел на Кейт:

– Что у тебя, Маларки?

Она подошла к холодильнику в углу и достала две банки пива «Генри Уайнхард». Открыла обе, одну протянула Джонни, а сама присела на край его заваленного бумагами стола.

– Выглядишь как утопающий, – сказала она прямо.

– Заметно, да? – спросил он, принимая пиво.

– Заметно.

Он бросил взгляд на дверь:

– В офисе есть кто?

– Матт и Кэрол уехали минут десять назад.

Джонни сделал щедрый глоток из банки и откинулся на спинку кресла.

– Я ей все звоню, а она трубку не берет.

– Знаю.

– Ничего не понимаю. Той ночью, когда мы с ней… в смысле, я думал…

– Хочешь правду?

– Да знаю я эту правду.

Они помолчали, потягивая пиво.

– Дерьмово это – хотеть того, кого не можешь получить.

Услышав эти слова, Кейт поняла, что у нее никогда не было ни малейшего шанса.

– Ага, – согласилась она и умолкла, глядя на него. Пришло время, давно уже пришло, оставить свои мечты и двигаться дальше. – Мне ужасно жаль, Джонни, – сказала она наконец, вставая со стола.

– Тебе-то чего жаль?

Хотела бы она набраться смелости и ответить, рассказать ему о своих чувствах, – но некоторые вещи лучше держать при себе.

Сидя в незнакомом офисе на незнакомом и неудобном стуле, Кейт разглядывала голые ветки дерева за окном и облепившее их серое небо. На мгновение она задумалась, когда успели облететь последние мандариново-рыжие листья.

– Что ж, миз Маларки, резюме у вас весьма впечатляющее для вашего возраста. Могу я узнать, почему вы решили перейти в рекламный бизнес?

Кейт попыталась принять расслабленный вид. Одевалась она этим утром особенно тщательно: черный габардиновый костюм и белая блузка, на шее бантом завязан шелковый шарфик «в огурцах». Она надеялась, что именно так выглядят серьезные профессионалы.

– За несколько лет на телевидении я успела понять кое-что о себе и кое-что о мире. Работая в новостях, двигаешься на бешеной скорости. Собрали факты, сделали репортаж, поехали дальше. А я стала замечать, что, работая над репортажем, довольно часто думаю: а что же дальше, чем закончилась эта история? Мне куда лучше даются длинные проекты и долгосрочное планирование. Мне интереснее разобраться в деталях, чем набросать общую картину широкими мазками. И я хорошо пишу. Хотела бы развивать этот навык, но на десятисекундных нарезках особенно не разгуляешься.

– Похоже, вы много об этом думали.

– Так и есть.

Женщина по другую сторону стола откинулась на спинку кресла, разглядывая Кейт сквозь линзы своих модных очков в оправе со стразами. Похоже, впечатление у нее сложилось благоприятное.

– Хорошо, миз Маларки. Мы с коллегами еще обсудим вашу кандидатуру, и я с вами свяжусь. На всякий случай сразу хочу спросить: когда вы можете выйти?

– Я должна буду отработать две недели, а потом сразу к вам.

– Замечательно. – Женщина встала. – Вам нужен парковочный билет?

– Нет, благодарю.

Кейт уверенно пожала протянутую ей руку и вышла из кабинета.

Над Пайонир-сквер колпаком висело угрюмое, угольного цвета небо. Среди краснокирпичных зданий на запруженных машинами узких старых улочках почти не было видно пешеходов. В этот холодный день куда-то запропастились даже бездомные, которые обычно спали на скамейках или выпрашивали у прохожих деньги и курево.

Кейт торопливо зашагала по Первой авеню, на ходу застегивая пальто, купленное еще в колледже. Она села на автобус в сторону центра и ровно в 15:57 оказалась на остановке напротив офиса.

К ее удивлению, офис пустовал. Кейт повесила пальто, швырнула на стол сумку и портфель, затем остановилась у кабинета Джонни.

Он с кем-то говорил по телефону, но махнул рукой, приглашая ее зайти.