Текст книги "Улица Светлячков"

Глава тринадцатая

С того дня, как Талли впервые вышла в эфир, все изменилось. Они стали великолепной четверкой: Кейт и Талли, Матт и Джонни. Два года они практически не расставались, часами не вылезали из офиса, работали над сюжетами, кочевали с места на место, точно цыгане. В следующем репортаже Талли рассказывала о белой сове, поселившейся в фонаре на одной из улиц Кэпитол-хилл[83]83
  Один из районов Сиэтла.


[Закрыть]. Затем освещала предвыборную кампанию Бута Гарднера, и хотя вместе с ней за губернаторскими выборами следили десятки других журналистов, казалось, что именно на ее вопросы Гарднер отвечает в первую очередь. К тому моменту, как первые миллионеры из «Майкрософта» начали разъезжать по городу на новеньких «феррари», слушая свою гиковскую музыку в огромных наушниках, всем уже было ясно, что Талли не задержится долго на мелком местном канальчике.

Это осознавали все, но Джонни, пожалуй, острее остальных. И хотя вслух они об этом не говорили, будущее постоянно висело на горизонте темной тучей, и от этого каждая минута, проведенная вместе, казалась еще дороже, еще живее. В редкие вечера, не занятые работой, Джонни, Талли и Кейт шли в «Голдиз» играть в бильярд и пить пиво. За два года они узнали друг о друге все что только можно – ну или, по крайней мере, все, чем каждый из них готов был поделиться с другими.

Все, кроме самого важного. Кейт порой казалось горькой иронией, что люди, которые неустанно просеивают жизнь, отыскивая среди мусора золотые песчинки правды, могут быть настолько слепы к тому, что творится у них под носом.

Талли понятия не имела, что Джонни в нее влюблен, а Джонни понятия не имел, что в него влюблена Кейт.

Так и жили, день за днем, ночь за ночью, внутри этого странного, немого треугольника. Талли часто спрашивала у Кейт, почему та перестала ходить на свидания. Кейт страшно хотелось во всем признаться подруге, но каждый раз, едва собравшись с духом, она снова уводила разговор в сторону. Как рассказать Талли правду после всего, что она тогда наговорила про Чеда? Мутить с начальником – это гораздо хуже, чем с преподавателем.

Да и кроме того, что Талли может знать о невзаимной любви? Начнет только подзуживать Кейт, мол, пригласи его на свидание. И что на это ответить? «Не могу. Он влюблен в тебя»? К тому же в глубине души, в самом темном уголке, которого Кейт сама старалась не замечать, таился страх, по-настоящему оживавший только во сне, в ночных кошмарах. При свете дня она отказывалась в это верить, но во мраке ночи, наедине с собой, иногда боялась, что, узнай Талли о ее чувствах к Джонни, она, пожалуй, решит забрать его себе. Такая уж у нее натура. Нет, Талли была не из тех, кто хочет лишь того, чего не может получить. Она была из тех, кто хочет всего и сразу. И рано или поздно получает все, чего хочет. Нельзя идти на такой риск. Жить без Джонни Кейт еще как-то сможет. Но жить с мыслью, что его заполучила Талли, выше ее сил.

Поэтому Кейт старалась не высовываться и думать о работе, а мечты о любви пришлось отложить в долгий ящик. Когда родители или Талли подшучивали над ней из-за личной жизни, она отвечала улыбкой, говорила, что планка у нее повыше, чем у некоторых, – и все смеялись.

И с Джонни она старалась не оставаться наедине слишком уж часто, просто на всякий случай. Ронять при нем вещи и заикаться она, конечно, давно перестала, но все равно подозревала, что человек он чуткий и вполне может, если лишний раз дать ему повод, догадаться о том, что она так тщательно скрывает.

Этот план вполне неплохо работал, пока одним холодным ноябрьским днем 1984 года Джонни не вызвал ее к себе в кабинет.

В офисе больше никого не было, Талли и Матт уехали снимать репортаж о снежном человеке, которого якобы кто-то видел в национальном парке «Олимпик».

Кейт расправила свой пушистый свитер, натянула на лицо сдержанную улыбку и зашла в кабинет. Джонни стоял у давно не мытого окна.

– Что такое? – спросила она.

Выглядел он ужасно. Осунулся даже.

– Помнишь, я тебе рассказывал про Сальвадор?

– Конечно.

– В общем, у меня там остались друзья. И один из них, отец Рамон, пропал. Его сестра думает, что его похитили и пытают, а может, и убили. Просит, чтобы я приехал, помог.

– Но это же опасно…

– Опасность – мое второе имя.

Он усмехнулся, но улыбка получилась какая-то ненастоящая, искаженная, точно отражение в неспокойной воде.

– Это не шутка. Ты можешь погибнуть. Или пропасть без вести, как тот журналист во время переворота в Чили. Его так и не нашли.

– Поверь мне, я не шутки шучу, – сказал он. – Я был там. И знаю, каково это, когда тебе завязывают глаза и начинают стрельбу.

Взгляд его затерялся в каком-то воспоминании, сделался рассеянным, далеким.

– Я не могу просто отвернуться от людей, которые когда-то спасли меня. Ты бы отвернулась от Талли, если бы она просила о помощи?

– Разумеется, нет, сам знаешь. Но я сомневаюсь, что она когда-нибудь окажется в зоне боевых действий. Если, конечно, не считать юбилейную распродажу в «Нордстроме».

– Я знаю, что ты меня выручишь. И не допустишь, чтобы тут все развалилось, пока меня нет.

– Я?

– Как я уже говорил, ты ответственная девушка.

Кейт не смогла совладать с собой – подалась ему навстречу, взглянула в глаза. Он уезжает, его могут ранить или хуже того…

– Женщина, – сказала она.

Джонни смотрел на нее без улыбки. Их разделяло всего несколько сантиметров. Достаточно протянуть руку.

– Женщина, – согласился он.

А потом ушел, оставил ее в кабинете один на один с призраками слов – всех тех слов, которые она могла произнести, но не решилась.

Лишь когда Джонни уехал, Кейт поняла, насколько на самом деле эластично время, как оно может растягиваться, превращая минуты в часы. Стоит телефону зазвонить, стоит ей снять трубку и услышать чужой бесстрастный голос: «Мне очень жаль» – и время лопнет, как тугая резинка. Каждый раз, когда раздавался телефонный звонок, она вся напрягалась. К концу первого дня голова у нее раскалывалась.

Впрочем, довольно скоро она поняла еще кое-что: жизнь продолжалась. Начальство все так же названивало из Такомы, прислали нового продюсера, чтобы помогать с работой, но в итоге так вышло, что часть обязанностей продюсера стала выполнять Кейт. Матт и Талли ей доверяли, к тому же она любой сюжет умела подготовить, уложившись в их крошечный бюджет. Все-таки не напрасно она так долго сохла по Джонни и ловила каждое его движение – успела неплохо разобраться в том, как устроена его работа. Она, конечно, всего лишь швея, которая пытается повторять за кутюрье, но и этих навыков хватает. Новый продюсер уже к четвергу первой недели вскинул лапки, заявил, что не собирается целыми днями носиться по городу за горсткой психов – ему и своих забот хватает, – и уехал обратно в Такому.

В пятницу в эфир вышел первый сюжет, над которым Кейт работала самостоятельно. Ничего особенного, просто история про актера из старого детского сериала «Кондуктор Билл», – но ведь его показали.

Невероятно вдохновляюще было увидеть результат своей работы на экране – и неважно, что запомнят все Талли, ее лицо, ее голос. Кейт даже позвонила домой, и родители приехали, чтобы посмотреть передачу с ними вместе. А потом все четверо подняли бокалы «за мечту» и согласились, что исполнение этой мечты теперь не за горами.

– Я всегда думала, что мы с Кейти обе станем ведущими, будем вместе выходить в эфир, но, похоже, ошибалась, – сказала Талли. – Кейт будет продюсером моей передачи. А я в интервью Барбаре Уолтерс скажу, что без нее ни за что бы не справилась.

Кейт поднимала бокал вместе со всеми, улыбалась, когда от нее этого ждали, и, слушая болтовню Талли, словно бы проживала этот день заново. Она собой гордилась, правда гордилась, и работать над сюжетом ей понравилось, и праздновать вместе с родителями было ужасно приятно. Особенно трогательно вышло, когда мама отвела ее в сторонку и сказала:

– Я очень горжусь тобой, Кейти. Ты на правильном пути. Счастлива небось, что тогда не сдалась?

Но даже это не заставило ее забыть о времени – она все так же поглядывала на часы, думая, как же медленно текут минуты.

– Выглядишь ужасно, – сказала Талли на следующий день, вывалив стопку кассет на ее стол.

Кейт вздрогнула от громкого звука – опять сидела, уставившись на часы.

– Да? Ну а ты поешь ужасно.

Талли рассмеялась:

– Не во всем же мне быть безупречной.

Опершись ладонями на стол Кейт, она подалась вперед:

– Мы с Чедом сегодня идем в «Бэкстейдж». «Джуниор Кадиллак» играют. Хочешь с нами?

– Не, сегодня я пас.

Талли внимательно вгляделась в ее лицо.

– Да что с тобой такое? Вторую неделю хандришь. И по ночам не спишь, только кружишь по комнате – я все слышу! И не ходишь никуда. У меня уже такое чувство, что я живу с Человеком-слоном[84]84
  Джозеф Кэри Меррик (1862–1890) – получил прозвище «Человек-слон» из-за тяжелых деформаций тела, предположительно развившихся в результате генетического заболевания. Большую часть жизни Меррик провел в четырех стенах, не мог нормально спать: из-за сильно деформированной головы ему приходилось спать сидя. Его биография легла в основу известного фильма Дэвида Линча «Человек-слон» (1980).


[Закрыть].

Кейт невольно оглянулась на дверь в пустой кабинет Джонни, затем снова повернулась к Талли. Ее охватила вдруг такая острая и невыносимая тоска, так захотелось рассказать правду – что она случайно влюбилась в Джонни, что волнуется за него. Какое было бы облегчение. Впервые за все десять лет их дружбы она что-то скрывала от Талли, и это причиняло ей почти физическую боль.

Но ее чувство к Джонни было таким хрупким, она боялась, что Талли-ураган сметет его, даже не заметив.

– Устала просто, – солгала она. – Нелегко мне дается эта работа, вот и все.

– Но тебе же нравится, да?

– Да, очень нравится. А ты давай иди к Чеду. Я тут все закрою.

Когда Талли ушла, Кейт некоторое время сидела одна в темном, затопленном тишиной офисе. Странное дело, ей нравилось тут находиться – будто бы поближе к Джонни.

– Ну и дура, – сказала она вслух.

Эту фразу она повторяла себе минимум дважды в день. Выискалась тоже солдатская жена – чувствовала она себя именно так, хоть и понимала, что это сплошные фантазии. По крайней мере, связь с реальностью она еще не потеряла.

Домой она поехала одна. Вылезла из автобуса на углу Первой авеню и Пайн-стрит, заглянула на рынок, побродила в толпе туристов, хиппи и всяких фриков, купила еды на ужин. Зашла в квартиру, залезла с ногами на диван и принялась есть прямо из коробки, слушая новости по телику. Потом записала кое-какие идеи для репортажей, позвонила маме, а повесив трубку, сразу включила NBC – посмотреть «Династию» и «Сент-Элсвер»[85]85
  «Династия» (1981–1989) – мыльная опера. «Сент-Элсвер» (1982–1988) – многосерийная медицинская драма.


[Закрыть].

На середине серии «Элсвера» раздался звонок.

Нахмурившись, она подошла к двери:

– Кто там?

– Джонни Райан.

Кейт едва не сбило с ног гигантской волной эмоций. Облегчение. Радость. Страх. Все это она ощутила одновременно – в одну секунду.

Взглянув в зеркало, она чуть не задохнулась от ужаса. Не отражение, а фотография «до» в модном журнале: волосы-сосульки, неряшливые брови, ни грамма косметики.

Джонни забарабанил кулаком в дверь.

Пришлось открыть.

Он стоял, тяжело опираясь на косяк, в грязных «ливайсах» и старой рваной футболке с тура Спрингстина «Рожденный в США». Отросшие волосы нечесаными прядями падали на лицо, которое, несмотря на загар, выглядело измотанным, постаревшим. Судя по запаху, он изрядно выпил.

– Привет. – Отлепив пальцы от дверного косяка, он пошевелил ими в знак приветствия и тут же, потеряв опору, качнулся вперед, едва не упал.

Кейт подалась ему навстречу. Помогла войти и, закрыв дверь, отвела в гостиную, где он мешком рухнул на диван.

– Я сидел в «Афинянине», набирался смелости, чтобы зайти. – Он обвел гостиную мутным взглядом. – А Талли где?

– Ее нет, – ответила Кейт, чувствуя, как сжимается сердце.

– А-а.

Она присела на диван с ним рядом.

– Как все прошло в Сальвадоре?

Взгляд у него сделался такой жуткий, что Кейт не выдержала, обняла его, притянула к себе.

– Он погиб, – после долгой паузы ответил Джонни. – Еще до того, как я приехал. Но надо было хотя бы найти тело… – Он сунул руку в задний карман, вытянул фляжку, основательно к ней приложился. – Хочешь?

Кейт сделала крохотный глоток, почувствовала, как сгусток жара провалился вниз по пищеводу и раскаленным угольком осел в желудке.

– Там такое творится, сердце, блин, кровью обливается. А об этом почти не говорят. Всем насрать.

– Так вернись туда, сделай репортаж, – сказала Кейт, холодея от одной мысли об этом.

– Если б я мог… – Его голос сорвался, и он продолжил уже другим, резким тоном: – Это все в прошлом.

Он снова отпил из фляжки.

– Давай-ка полегче, а? – Кейт попыталась забрать у него фляжку, а он вдруг схватил ее за запястье, притянул к себе, усадил на колени. Прикоснулся к ее лицу, погладил его, точно пытался, как слепой, увидеть ее ладонями.

– Ты такая красивая, – прошептал он.

– Ты такой пьяный.

– Ты правда красивая.

Одна рука Джонни скользнула вниз по ее шее, вторая взлетела от запястья к плечу, и вот он уже держит ее в объятиях. Собирается поцеловать – Кейт чувствовала это каждой клеточкой своего тела и знала, что нельзя этого допустить.

Но едва он прижал ее к себе, как все ее добродетельные порывы улетучились. Она подчинилась его рукам, позволила ему притянуть себя ближе, еще ближе, прильнула губами к его губам.

Так ее еще не целовали – сперва нежно, затем все настойчивее, все жарче.

Она полностью покорилась ему – именно об этом она так давно мечтала. Его язык рассыпал по телу электрические импульсы, будил в ней острое, болезненное желание. Как же страшно, как же отчаянно она его хотела. Она инстинктивно просунула руки ему под футболку, чувствуя под пальцами его горячую кожу, стараясь прижаться как можно теснее…

Она уже стягивала с него футболку, взявшись обеими руками за ворот, когда поняла вдруг, что он замер.

У нее ушло несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя. Тяжело дыша, с трудом сдерживая это новое, невыносимое желание, она отстранилась и взглянула на него.

Он лежал, запрокинув голову, полуприкрыв глаза. Медленно, судорожно, точно не вполне владея собственным телом, он поднял руку, провел кончиками пальцев по ее губам.

– Талли, – прошептал он, – так и знал, что ты будешь сладкой на вкус.

И, вонзив эти слова ей в сердце, захрапел.

Кейт сама не знала, как долго просидела у него на коленях, вглядываясь в его лицо. Время снова растянулось до бесконечности. Ей казалось, что она истекает кровью, или нет, не кровью даже – ее-то запасы легко восстановить, а вот мечты, которые по капле покидали ее тело, не перельешь запросто от другого человека. Мечты о любви, хрупкие фантазии, которые она так старательно взращивала, за которыми так бережно ухаживала.

Она скатилась с Джонни, уложила его на диван, укрыла одеялом, сняла с ног ботинки.

А потом долго лежала в своей спальне, в своей постели, отделенная от него закрытой дверью, и отчаянно старалась отогнать воспоминания, но они все возвращались и возвращались. Вкус его губ, жар его языка и хриплый шепот: «Талли».

Заснула она лишь после полуночи, и утро наступило слишком быстро. В шесть часов она шлепнула ладонью по будильнику, заставив его умолкнуть, почистила зубы, причесалась, надела халат и вышла в гостиную.

Джонни уже проснулся и сидел на кухне, пил кофе. Когда Кейт вошла, он поставил чашку на стол и вскочил на ноги.

– Привет, – сказал он, проводя ладонью по волосам.

– Привет.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Кейт потуже затянула пояс махрового халата.

Затем Джонни бросил короткий взгляд на дверь в спальню Талли.

– Ее нет, – сказала Кейт. – Она у Чеда ночевала.

– Так это ты меня уложила спать и накрыла одеялом?

– Ага.

Он сделал несколько шагов ей навстречу.

– Я вчера еле на ногах стоял. Прости. Не надо мне было приходить.

Кейт не придумала, что на это ответить.

– Маларки, – сказал он после долгой паузы, – я понимаю, что надрался до полного…

– Именно что до полного.

– Вчера случайно… ничего не произошло? В смысле, мне представить страшно…

– Между нами, ты имеешь в виду? Бред какой, – перебила она, не желая знать, насколько ему страшно представить, что между ними могло что-то случиться. – Не переживай, не было ничего.

Он улыбнулся с таким явным облегчением, что она едва не разрыдалась.

– Ну тогда это… увидимся на работе, да? И спасибо, что пустила переночевать.

– Не за что, – ответила она, скрестив на груди руки. – Для того друзья и нужны.

Глава четырнадцатая

В конце 85-го Талли наконец дождалась своего звездного часа. В тот день ей доверили вести прямую трансляцию из Бикон-Хилл[86]86
  Район Сиэтла.


[Закрыть], и сперва она так нервничала, что сама удивлялась, – пальцы дрожали, голос срывался, – но к концу эфира уже чувствовала себя неуязвимой.

Она отлично справилась. Может, даже великолепно.

Теперь она сидела на пассажирском сиденье передвижной станции – специального фургона, в котором возили все оборудование, необходимое для прямых трансляций, – и едва ли не подпрыгивала на месте от воодушевления. Стоило опустить веки, и перед глазами в мельчайших подробностях повторялась каждая секунда эфира: как она протиснулась сквозь толпу и начала задавать вопросы, как удачно подвела итог в конце, стоя на фоне ярко освещенного здания банка, среди сполохов полицейских мигалок. На то, чтобы собрать оборудование после съемок, у них ушла целая вечность, но Талли была не против. Чем дольше длится этот вечер, тем лучше. Она не стала снимать наушник, беспроводной микрофон, аккумуляторы и рацию. Носила их, как знаки отличия.

– Давайте заедем в «Севен-Элевен», – сказал Джонни. – Я пить хочу. Матт, ты пока вылезай, сделаешь пару адресных планов. А в магазин за всех сгоняет Талли, сегодня ее очередь.

– О’кей, – отозвался Матт, заворачивая на парковку.

Талли собрала со всех деньги, вылезла из машины и пошла к ярко освещенному магазинчику. И тут же услышала голос Джонни в наушнике:

– Только диетическую колу мне не бери.

Она сняла с пояса рацию, включила ее и ответила:

– Сто раз уже говорил. Ну я же не тупая.

Она зашла в магазин, огляделась в поисках холодильника с напитками, нырнула в узкий проход между стеллажами.

– О, представляете, у них есть витаминный напиток для престарелых. Джонни, взять тебе?

– Очень остроумно, – раздалось у нее в ухе.

Смеясь, Талли потянулась к ручке холодильника и вдруг заметила, что по глянцевой поверхности стекла пробежала какая-то тень. Резко обернувшись, она увидела, как человек в серой лыжной маске наставляет пистолет на кассира.

– О боже, – сказала она.

– Это ты ко мне обращаешься? – поинтересовался Джонни. – А то я все ждал, когда…

Талли убавила громкость на рации до нуля, пока грабитель не услышал. Затем пристегнула ее к поясу и натянула куртку, пряча и рацию, и висевший рядом аккумулятор.

Грабитель резко повернулся к ней:

– Эй, ты! А ну на пол! – Он направил пистолет в потолок и выстрелил, ясно давая понять, что не шутит.

– Талли? Что, блин, у тебя там творится? – раздался в наушнике голос Джонни.

Она попыталась спрятать провод от наушника под воротник куртки. Затем выкрутила чувствительность рации на максимум, отчаянно надеясь, что Джонни будет хоть что-нибудь слышно.

– Тут магазин грабят, – прошептала она, зажав кнопку на рации, не смея говорить громче.

– Мать честная, – сказал ей в ухо Джонни. – Матт, звони 911, а потом двигай снимать. Талли, сохраняй спокойствие и даже не думай вставать с пола. Попробуем пустить тебя в прямом эфире. Включи микрофон. Я уже звоню на канал, там как раз идут новости. Стэн, слышишь меня?

Несколько секунд спустя Джонни продолжил:

– Так, Талли. Соединяю тебя с Майком, сейчас показывают десятичасовые новости. Звук с твоего микрофона передаем в прямом эфире. Ты Майка слышать не будешь, но он тебя слышит.

Талли включила микрофон, прошептала в него:

– Я не знаю, Джонни. Как я…

– Ты в эфире, Талли, – повторил он настойчиво. – Жги.

Грабитель, должно быть, что-то заподозрил. Он резко крутанулся на месте, направил на Талли пистолет:

– Я тебе сказал, ляг на пол, мать твою.

Она успела лишь разобрать: «Тебе, сука, непонятно?» – прежде чем раздался выстрел.

Ее оглушило громоподобным треском. Талли закричала, и тут же пуля вонзилась ей в плечо, сбила с ног. Она завалилась назад, врезалась в полки позади себя, смутно почувствовала, как бьет по плечам дождь из цветных коробок. И упала, больно ударившись затылком об пол.

Несколько мгновений она лежала неподвижно, хватая ртом воздух, не отрывая взгляда от ламп на потолке, – они покачивались перед глазами, за каждой тянулся длинный, извивающийся шлейф света.

В ухе возник голос Джонни:

– Талли?

Она медленно-медленно перевернулась на бок. Плечо пульсировало болью, но она только крепче сжала зубы. Стараясь держаться поближе к полу, доползла до крайней полки, вскрыла пачку прокладок, достала одну и прижала к ране. Боль была адская, у нее закружилась голова.

– Талли, что там случилось? Говори со мной. Ты в порядке?

– Я здесь, – сказала она. – Просто… рану перевязывала. Вроде в порядке.

– Слава богу. Если хочешь, выключи микрофон.

– Ни за что.

– Хорошо. Ты в прямом эфире. Не молчи. Меня никто не слышит, но тебя слышат все. Это твой звездный час, и я здесь, с тобой, я тебе помогу. Можешь рассказать, что сейчас происходит?

Морщась от боли, Талли поднялась и села на корточки, затем стала медленно продвигаться вперед, пытаясь в просветах между коробками разглядеть, что творится в зале.

– Всего несколько мгновений назад в мини-маркет в Бикон-Хилл ворвался вооруженный грабитель, – зашептала она. – Угрожая кассиру оружием, он потребовал открыть кассу. Он дважды стрелял. Первый раз в воздух, второй раз – в меня.

Неподалеку послышался какой-то звук, будто бы плач. Не поднимая головы, Талли переползла в соседний ряд и увидела маленького мальчика, который сидел, прислонившись к полкам с конфетами.

– Привет, – сказала она, протягивая мальчику руку. Он тут же уцепился за нее, сжал ее ладонь, точно в тисках, – не вытащить. – Тебя как зовут?

– Гейб. Я с дедушкой пришел. Тот дядя из пистолета стрелял, ты видела?

– Ага. Давай я попробую найти твоего дедушку, убедиться, что с ним все в порядке? А ты пока посиди тут. Как твоя фамилия, Гейб, и сколько тебе лет?

– Линклейтер. В июле будет семь.

– Значит, так, Гейб Линклейтер, ты пока посиди тут тихонько. Не плачь больше, хорошо? Ты уже большой мальчик.

– Ладно.

Прижав подбородок к груди, Талли снова зашептала в микрофон. Она не была уверена, что ее хоть кто-нибудь слышит, но все равно продолжала говорить:

– Возле полок с конфетами я нашла семилетнего мальчика, Гейба Линклейтера. Гейб пришел в магазин с дедушкой, и сейчас я попробую его найти. Грабитель держится у кассы, я слышу, как он угрожает кассиру. Передайте полиции, что он один, без сообщников.

В соседнем проходе, за углом, Талли обнаружила старика, который сидел на полу, стиснув в руках пачку собачьего корма.

– Вы дедушка Гейба? – спросила она шепотом.

– Как он?

– Немного напуган, но не пострадал. Он тут недалеко, рядом с конфетами. Расскажите, что вы видели?

– Тот парень приехал на синей машине. Я в окно видел. – Он бросил взгляд на ее плечо. – Может, вам…

– Я постараюсь подобраться ближе.

Талли плотнее прижала прокладку к плечу, снова поморщилась от боли, подождала, пока отступит тошнота. Рука, которой она держала прокладку, уже была вся в крови. Не обращая на это внимания, Талли снова зашептала, обращаясь к ведущему, которого не слышала:

– Майк, мне удалось узнать, что грабитель приехал сюда на синей машине. Скорее всего, она припаркована снаружи, ее должно быть видно из окна. Рада сообщить вам, что дедушка Гейба в порядке, он не пострадал. Я пытаюсь пробраться поближе к кассам. Отсюда я слышу, что грабитель требует денег, кричит, что должно быть больше, кассир отвечает, что не может открыть сейф. Вижу мигалки. Похоже, приехала полиция. Включили прожекторы, светят внутрь. Требуют, чтобы он вышел с поднятыми руками.

Талли поспешно прошмыгнула по открытому пространству между стеллажами и укрылась за ростовой фигурой Мэри Лу Реттон[87]87
  Мэри Лу Реттон (р. 1968) – американская гимнастка, олимпийская чемпионка 1984 года.


[Закрыть] с плошкой хлопьев для завтрака в руках.

– Майк, передай полиции, что грабитель снял маску. Блондин, на шее татуировка в виде змеи. Он крайне возбужден. Размахивает оружием, выкрикивает ругательства. Мне кажется…

Еще один выстрел. Звон разбитого стекла. И вот полицейские уже внутри.

В наушнике раздался голос Джонни, он звал ее по имени.

– Я в порядке.

Талли медленно поднялась на ноги, и тут же все тело пронзила страшная боль, голова закружилась снова. Сквозь разбитое окно она разглядела их передвижную станцию. Матт стоял рядом, снимая происходящее на камеру, но Джонни видно не было.

– Полицейские выстрелили в окно и уже ворвались в магазин. Грабителя задержали, он лежит на полу лицом вниз. Я постараюсь подойти ближе, задать им несколько вопросов.

Она выскользнула из-за картонной фигуры и медленно двинулась вперед. Возле полок с кукурузными хлопьями она вдруг вспомнила о субботних завтраках в семье Маларки. Миссис М. разрешала ей есть «Квисп». Правда, только по выходным.

Это было последнее, о чем она успела подумать, прежде чем потеряла сознание.

Кейт уже думала, что никогда не доедет. Сидя на заднем сиденье вонючего такси, она на каждом светофоре молилась, чтобы с Талли все было в порядке. Наконец машина остановилась у входа в больницу. Было начало двенадцатого. Заплатив водителю, Кейт бросилась прямиком в ярко освещенный вестибюль.

Джонни и Матт уже сидели там, развалившись на неудобных пластиковых стульях. Вид у обоих был потрепанный. Когда она вошла, Джонни вскочил на ноги.

– Я в новостях увидела, – сказала она, подбегая к ним. – Что случилось?

– В нее стреляли, попали в плечо, а она даже не подумала остановить репортаж. Ты бы видела, Маларки. Это было что-то. Она бесстрашная.

Восхищение звенело в его голосе, плескалось во взгляде. В любой другой ситуации она почувствовала бы боль, ревность, но теперь лишь разозлилась.

– Поэтому ты в нее влюбился, да? Потому что у нее, в отличие от тебя, есть яйца? Потому что ее можно подставлять под пули, а потом гордиться тем, сколько в ней страсти? – Голос ее дрожал, это последнее слово она растянула с отвращением, точно горькую ириску. – Да к черту такой героизм. Я не про новости твои сраные спрашиваю. А про Талли. Ты хоть узнал, как она?

Джонни ее реакция явно ошеломила.

– Ее сейчас оперируют. Она…

– Кейти!

Услышав голос Чеда, Кейт обернулась, увидела, как он вбегает в вестибюль. Они обнялись, прижались друг к другу, это вышло само собой, совершенно естественно.

– Как она? – прошептал Чед ей на ухо. В его голосе звучала та же тревога, которую Кейт чувствовала сама.

– Ее оперируют, – ответила она, отстраняясь. – Больше пока ничего не известно. Но она выкарабкается. Пулями ураган не остановишь.

– Она только притворяется неуязвимой. Ты ведь это знаешь не хуже меня.

Кейт сглотнула ком в горле, кивнула. Они замерли друг напротив друга, связанные общим страхом, не решаясь нарушить молчание. В его глазах яснее ясного читалось, как он любит Талли, как боится за нее.

– Я пойду родителям позвоню, они наверняка захотят приехать.

Кейт подождала ответа, но Чед лишь стоял неподвижно, уставив в пространство остекленевший взгляд, сжимая и разжимая кулаки, точно стрелок, готовый в любую минуту выдернуть из кобуры пистолет. Устало улыбнувшись, она пошла к телефону. Проходя мимо Джонни, не сдержавшись, бросила:

– Вот так нормальные люди друг о друге заботятся в беде.

Опустив в прорезь четыре монетки, она набрала номер родителей. Ответил, слава богу, папа – услышав мамин голос, она бы точно разрыдалась. Кейт коротко рассказала ему о случившемся и повесила трубку.

Обернувшись, она увидела Джонни.

– Мне очень жаль, – сказал он.

– Есть о чем жалеть.

– Но так уж в нашем деле все устроено, Кейти. Приходится отделять личное от профессионального и учиться расставлять приоритеты – работа на первом месте. Такой вот производственный риск.

– У таких, как ты и Талли, всегда работа на первом месте, – сказала Кейт и, пройдя мимо него, опустилась на диван и снова стала молиться.

Через несколько мгновений Джонни подошел и, ни слова не говоря, остановился рядом. Кейт вопросительно взглянула на него.

Он не шевелился, не моргал даже, но все равно было видно, насколько он напряжен. Казалось, его самообладание держится на тонкой ниточке, которая вот-вот порвется.

– А ты сильнее, чем кажешься, Маларки.

– Стараюсь.

Она хотела было сказать, что сил ей придает любовь – особенно в такие моменты, но, глядя на него, побоялась даже произнести вслух это слово.

Он сел на диван с ней рядом.

– Откуда ты так хорошо меня знаешь?

– Мы давно работаем вместе.

– Да не в этом дело. Ты понимаешь меня как никто. – Он вздохнул и откинулся на спинку дивана. – Я и правда подверг ее опасности.

– Она бы и сама не согласилась поступить иначе, – примирительно сказала Кейт. – И мы с тобой оба это знаем.

– Да, но…

Он умолк, так и не договорив, и Кейт вгляделась в его лицо:

– Ты ее любишь?

Он не ответил, не шевельнулся даже, лишь закрыл глаза.

Но Кейт уже не могла этого так оставить. Решившись наконец задать вопрос, она хотела получить ответ.

– Джонни?

Он поднял руку и обнял ее за плечи, притянул ближе. И она позволила себе утешиться в его объятиях. Сидеть вот так, прижавшись к нему, казалось естественным, все равно что дышать, но она знала, как опасно верить этому чувству.

Они еще долго сидели рядом, проживая одну за другой бесконечные, порожние минуты. Они ждали.

Талли потихоньку приходила в себя, медленно оглядывала окружавшие ее предметы: белые плитки на потолке, лампы дневного света, серебристую спинку кровати, поднос на тумбочке.

В сознание тонким ручейком сочились воспоминания. Бикон-Хилл. Магазин. Направленный на нее пистолет. Боль.

– На все готова, лишь бы оказаться в центре внимания, да? – В дверях палаты стояла Кейт – в старых спортивных штанах с логотипом университета и футболке, оставшейся от какого-то студенческого фестиваля. Когда она подошла к кровати, глаза ее блестели. Она досадливо смахнула слезы. – Блин. Обещала же себе, что не буду реветь.

– Слава богу, ты здесь.

Талли давила на кнопку подъемного механизма, пока не оказалась в сидячем положении.

– Где же мне еще быть? Все здесь. Чед, Матт, мама с папой. Джонни. Они тут с папой всю ночь играли в карты и обсуждали новости. Мама, по-моему, уже второе покрывало довязывает. Мы все чуть с ума не сошли.

– Как репортаж-то?

Кейт рассмеялась, чувствуя, как катятся по щекам слезы.

– Так и знала, что ты первым делом про это спросишь. Джонни говорит, что Джессика Сэвич тебе в подметки не годится.

– Как думаешь, может, меня в «60 минут»[88]88
  Одна из самых известных общественно-политических программ на американском телевидении, выходит с 1968 года.


[Закрыть] позовут на интервью?

Кейт подошла к ней вплотную.

– Ты меня так больше не пугай, ладно?

– Постараюсь.

Больше ничего Кейт сказать не успела – дверь распахнулась, и на пороге появился Чед с двумя пенопластовыми стаканами кофе.

– Проснулась, – тихо сказал он, опуская стаканчики на стол.

– Только-только. И разумеется, ее куда больше заботят шансы получить «Эмми», чем собственное здоровье. – Кейт взглянула на Талли: – Оставлю вас наедине ненадолго.