Текст книги "Где дали безбрежные… Роман"

Глава 24
Волшебная собачка

– Вы с ума сошли! Что вы делаете, доктор Корбринн? – взревел Грегор, выскочив из-за скалы, и бросился к жене.

– Не двигайтесь, Грегор, я выстрелю!

Лирбена безумными глазами смотрела на краешек скалы, из-за которого выглядывали золотистые вихры и синие детские глаза. Только бы не крикнул, не обнаружил себя!

– Где мальчишка? Вы выходили в Южные ворота вместе с сыном.

– Он остался у бабушки! – Лирбена видела, как исчезла за камнем солнечная макушка. Она и ответила-то не своему мучителю, а крикнула Эрни, чтобы спрятался.

Санни захлёбывалась злобным лаем, но Корбринн не обращал на неё внимания, пока собака не бросилась на него и не прокусила ему ногу ниже колена.

– Уберите собаку! – рявкнул он. На светлых брюках расплылось кровавое пятно.

Грегор наклонился, подзывая Санни, и незаметно швырнул в кусты камень. Отлетев, тот угодил в обломок скалы, громко клацнул и, свалившись с откоса, шумно заскакал вниз.

– Что там? – Корбринн вместе с Лирбеной резко развернулся в сторону стука, и она краем глаза успела заметить, как мелькнула в стороне лёгкая тень сына. Сердце, падавшее в гулкую пропасть, раздумало гибнуть и вернулось на место. Вернулась и способность холодно и расчётливо соображать. Эрни был теперь недосягаем. Зная ориентиры, с дороги он не собьётся.

– Корбринн, отпустите меня, мне больно!

– Потерпите, мадам, мне так надёжнее беседовать. Что вы здесь делаете?

– Отпустите её! – голос Грегора клокотал гневом, и только страх за жену не позволял ему броситься на негодяя. – Мы и так вам всё скажем, знать бы ещё, чего вы допытываетесь.

– Будто бы не знаете? – наглая издёвка искривила губы коллеги.

– Что это вы так взбесились? Раньше я за вами не замечал…

Корбринн рычал, извергая ругательства, грозно сверкая глазами, требуя неясных признаний, и одновременно мучительно размышлял. Может быть, он действительно поторопился? Сдали нервы? Как тогда в пещере? Вдруг окажется, что эти двое ничего и не знают? Что тогда? Может, весело рассмеяться и объявить всё розыгрышем? Не поверят? Пове-эрят – столько лет верили. И тут его взгляд упал на Стаськин рюкзачок, который Лирбена так и не успела поднять. Он видел этот рюкзачок с застёжкой в виде трёхцветной молнии у рыжей девчонки Яна. И он гаркнул прямо в ухо своей заложницы, отчего та зажмурилась, но даже не пикнула.

– Где Ян?!!

– Что это вас так интересуют наши дети? – Грегор пристально следил за движениями Корбринна, небрежно поглаживая на руках Санни. – Вы давно не были в Академии, на доске объявлений висит список всех командированных. Отпустите же наконец мою жену! – качнувшись вперёд, он снова замер, пригвожденный грозным «Стоять!».

– Откуда здесь этот рюкзак?

– Послушайте, доктор Корбринн, с какой стати вы нас допрашиваете?

– Молчать! Отвечать только на мои вопросы!

– Это мой рюкзак, – просипела Лирбена. Рука с пистолетом отяжелела, и дуло больно давило в висок. Она морщилась и терпела.

– Я знаю, чей это рюкзак. Рыжей девчонки.

– Девочка подарила его мне на память перед отправкой домой. Теперь он мой.

– Та-ак. Бессмысленный какой-то разговор у нас получается.

– Вот именно. Отпустите меня. Я устала. Я хочу сесть.

– Рассказывайте, чего здесь искали! – потребовал взбесившийся доктор, не давая себя отвлечь пустопорожней болтовнёй.

– Метеориты. Древние. Скалу-то они разрушили, – наивно признался Грегор.

– Здесь их нет! – рявкнул Корбринн.

– Нет. Мы убедились сами. Теперь будем искать в других местах.

Допрос не получался. У них на все вопросы были заготовлены правдоподобные и невинные ответы. Надо их вывести из себя, испугать, сбить с толку, чтобы проговорились, выдали свои планы. И Виктор рискнул:

– Я знаю, вы ищете камень! Не допотопные метеориты, они давно в море. Волшебный камень, камень бессмертия и власти!

– Доктор, вы начитались детских сказок: какого бессмертия, какой власти? – Грегор недоумённо, с ленивым безразличием пожал плечами. Но чего ему это стоило!

– Не заговаривайте мне зубы! Я давно наблюдаю за Яном, хитрый змей что-то пронюхал. Крутится в этом квадрате.

– Мальчик – талантливый учёный, – Лирбена лихорадочно перебирала способы высвободиться из железного захвата. Память листала страницы книг, где непобедимые герои в самых безвыходных ситуациях умели вывернуться и оставить злодея в дураках. Можно топнуть каблуком ему по ноге (вот только каблуки остались дома), ударить по колену, лягнуть в пах… ничего не годилось – он успеет нажать курок.

– Ха! Мальчик! Выскочка и карьерист! Околдовал Мастера – тот носится с ним, как с писаной торбой, верит ему, как оракулу, – Санни яростно залаяла, вырываясь из рук Грегора, напоминая захватчику рокочущим хрипом о прокушенной ноге. – Ладно, – вдруг сменил гнев на милость злодей. И уже вкрадчиво, доверительно, как матёрый соблазнитель, стал склонять к заманчивому сотрудничеству: – Предлагаю искать камень вместе. Ваш приз – бессмертие при условии сохранения тайны. Остальное – моё.

– Мы согласны! – вскричала Лирбена, ответив за двоих, не дав Грегору возможности возмутиться. – Отпустите меня, так невозможно говорить.

Виктор опустил пистолет, неуверенно ослабил локоть, как бы раздумывая: нет ли подвоха, можно ли верить? А Лирбена, воспользовавшись случайной передышкой, мигом вывернулась из гибельной петли и, не дав ему опомниться, засомневаться, выпалила:

– Всегда мечтала о бессмертии! Но мы здесь всё перерыли, а камня не нашли.

Даже в этом крошечном мгновении безопасности перед лицом вполне реальной смерти Грегор еле удержался, чтобы не расхохотаться. Он наклонился, отпуская Санни на песок, и скрыл улыбку. Собака почувствовала зыбкое перемирие и не стала кидаться на злодея, однако, проходя мимо него, предупредительно пророкотала ультиматум: берегись, в случае чего я…

А Виктор поверил Лирбене. Он был убеждён, что нет человека, не мечтающего жить вечно. Тайно или явно. Смерти, исчезновения боятся все, хоть и не все признаются в этом. Возможность продлить свой век оплачивается любой ценой.

– Где будем искать? Командуйте, генерал, – Лирбена улыбалась доктору Корбринну, а в её глазах застыл синий лёд.

Санни, потоптавшись среди вросшей в песок, выглаженной ветром и временем каменной россыпи, остановилась у высокого, гладкого, будто приклеенного к бывшей скале уступа и громко залаяла, привлекая к себе внимание. Супруги Вионти вспомнили, что по прибытии на место погрома, учинённого Яном и Стаськой, она первым делом устремилась к этому месту, но они её отвлекли, не придав значения любопытству маленькой проказницы, сующей свой нос без разбору во все дыры, поскольку боялись не успеть сделать то, что намеревались. Эрни тоже пытался туда сунуться, но родители не дали сбить себя с толку и убедили сына в срочности и важности уборки. Ревнивая собака не собиралась уступать генеральские погоны укушенному. Подразнив повернувшихся к ней зрителей рыжим лохматым маятником, она нырнула в какую-то щель, и приглушённый бубенчик лая послышался уже где-то под землёй. Все трое ахнули и бросились к уступу. «Мне было бы достаточно одной этой маленькой волшебной собачки. Эти двое – лишние, – мелькнуло в сознании Виктора. – Ничего, разберёмся». За уступом обнаружился вместительный каменный коридор, о котором хоть убей нельзя было догадаться, глядя снаружи. Доктор Корбринн преградил вход пистолетом:

– Я – первый! – снял с пояса фонарь, как совсем недавно Ян, и шагнул в темноту.

Супруги озадаченно переглянулись, догадываясь, куда повела их Санни, и молча последовали за ним. Грегор шёл за вздрагивающим кругом света, который то вырывался далеко вперёд, то стелился под ноги и ластился к чёрной громадной фигуре, крепко держащей луч за ошейник и не дающей ему разбежаться. Широкая спина ведущего загораживала обзор, оставалось только не упускать её из виду. Лирбена, вцепилась в руку мужа, выглядывала из-за его плеча и слышала, как удаляется в подземные лабиринты зовущий серебряный бубенчик. Под ногами хрустели камешки, беспорядочно разбросанные по сырому песку, а коридор, виляющий многочисленными поворотами, напоминал гигантский змеевик, выходящий из подземной адской лаборатории. Ещё несколько поворотов – и круг света остановился. Чёрное зеркало неподвижно застыло в каменных берегах, мерцая матовой гладью без единого всплеска. Не дойдя до пологого красноватого массива, доктор Корбринн положил фонарь у ног, направив свет на озеро, и стал осторожно спускаться с бугристого берегового откоса к кромке воды, где заметил торчащий зуб чёрного камня. Санни, молча наблюдавшая за своим врагом, вдруг оглушительно гавкнула, а гулкое пещерное эхо, обрадовано подхватив звук, превратило его в пушечную пальбу. Неудачливый скалолаз, вздрогнув от неожиданности, потерял равновесие. Неловко замахав руками, он плюхнулся в воду, и его быстро отнесло от берега. Грегор бросился к ступеньке, на которой лежал фонарь.

– Осторожно! – испуганно вскрикнула Лирбена.

– Плывите к берегу! – замахал он беспомощному шантажисту. – Руку! Давайте руку!

Корбринн бестолково шлёпал по воде вокруг себя, выпучив от страха глаза, пытаясь грести, но какая-то неодолимая сила тянула его вниз, несколько раз уже погрузив под воду. Он отчаянно сопротивлялся, выныривал, наглотавшись пресной безвкусной воды, но приблизиться к берегу не удавалось. Санни вцепилась зубами в куртку Грегора и тихонько рычала, кося глазами в сторону Лирбены, стоящей, как мраморная статуя, с остановившимся дыханием.

Движения доктора Корбринна становились всё плавнее, медленнее, его относило дальше, он выныривал всё реже… наконец, вода сомкнулась над его головой и замерла, даже не послав расходящихся волнами кругов, как от брошенного камня, стерев из памяти точку погружения.

– Мёртвое озеро, – прошептала потрясённая статуя.

Грегор выпрямился и долго смотрел на чёрный глянец, равнодушно-неподвижный и безмолвный. Потом повернулся к фонарю, рядом с которым лежал пистолет утонувшего шантажиста. Забрав трофеи, он подошёл к жене и обнял её. Напряжение и страх медленно таяли, Лирбена уткнулась мужу в плечо и всхлипнула.

– Эрни рассказывал, – вспомнил Грегор, – где-то здесь на берегу…

– Да, да, – встрепенулась Лирбена, – камень жизни, витидис, как назвал его Ян.

Они поискали глазами Санни – метрах в десяти дальше злополучного места, на пологом каменном массиве царственно развалилась коварная мстительница. В луче фонаря её красноватое ложе поблёскивало белыми и золотистыми крапинками.

– Это он, – подойдя ближе, Грегор наклонился и подобрал небольшой скол витидиса. – Поднимайся, красавица, пора выбираться наверх.

Выйдя из подземной пещеры, они внимательно оглядели место событий: работа, ради которой они предприняли это путешествие, была практически выполнена, за исключением некоторых мелочей. Нескольких минут хватило на то, чтобы скрыть следы странных происшествий, развернувшихся у разрушенной скалы. Подобрав Стаськин рюкзачок и свои разбросанные вещи, супруги не мешкая отправились в обратный путь. Настроение было мрачное. Не зная за собой вины, они чувствовали угнетающее бессилие что-либо изменить, вернуть. Непоправимость случившегося давила на плечи, сковывала движения, не позволяя сломя голову пуститься вдогонку за сыном, как хотелось бы. Пройдя меж красных сосновых стволов по холму мимо озера Жемчужного, они вышли к разбросанным невысоким уступам, с которых начинался хребет, вырастающий над озером, и свернули за валун, утонувший в траве, где начиналась тропа.

– Мама! – налетевший солнечным вихрем Эрни крепко обхватил Лирбену, и туча растаяла, растеклась по щекам, чуть задержавшись на кончиках счастливой улыбки.

Тинкор и трое соседей, крепких мужчин, с тревожными лицами стояли за спиной мальчика. Пока Грегор здоровался за руку с несостоявшимися спасателями, уклончиво объясняя случившееся и разворачивая решительно настроенных мужчин обратно, Лирбена гладила золотые вихры сына и шептала сквозь слёзы: «Всё хорошо, всё обошлось…»

***

– Ну, мама, не плачь. Ты ведь ждала нас к вечеру, а мы вернулись ещё раньше, – Лирбена привычно помогала Сольяне готовить ужин и накрывать стол.

– Эрни прибежал испуганный, говорил про пистолет, какого-то доктора, угрозы…

– Всё позади, ничего не случилось, успокойся, – женщина, совсем недавно приговорённая к смерти, очень старалась, чтобы её голос не дрожал.

– Ты так и не сказала мне, где Ян, – упрекнула её мать. Не хочет расстраивать, глупая. Будто не знает, что неизвестность ещё страшнее.

– Ян сопровождает девочку, Стасю, её отправили домой. И по пути выполняет командировочное задание Мастера. Он скоро вернётся.

– Не надо меня успокаивать, скажи правду.

– Это правда! Остальное – детали, подробности, они тебе ни к чему, – Лирбена говорила так просто и непринуждённо, что сама поверила в свою версию, и на минуту голова перестала ходить кру́гом, события выстроились в ряд, подчинившись логике, необходимости. Тревожная лихорадка затаилась на самом донышке души, движения стали спокойными, рассудительными.

Грегор с Тинкором тихо разговаривали в соседней комнате, Эрни сидел рядом с ними, поглаживая Санни, развалившуюся у него на коленях. Вот уж кому как с гуся вода. К мальчику обращались с вопросами. По иронии судьбы он стал главным экспертом случившегося, потому что по самое темечко был наполнен секретами и видел своими глазами то, что другим казалось невероятным.

– Ты знаешь, как действует амулет Яна? Может быть, он говорил? – спрашивал Тинкор, пряча волнение от внука.

– Говорил, что он может управлять энергией… говорил, что перспективы, что продолжаются испытания… Я видел, как с помощью амулета Ян переместил пришельца, но тогда он говорил какие-то слова.

Грегор повертел в руке красноватый камешек, умещающийся на ладони:

– Значит, камень и амулет, соединяясь, не нуждаются в заклинаниях, они слышат мысли, желания. Что ещё они могут сотворить, кроме перемещения? Знать бы только одно: что Ян жив, что та синяя молния не испепелила его и Стаську.

– Да, это главное, – вздохнул дед, – всё остальное решаемо и поправимо.

А Мастер Дарни в это время внимательно изучал результаты испытаний, проведённых в лаборатории Яна Вионти, косясь на лежащий рядом второй амулет, копию того, что носил на груди исчезнувший гений, и это исчезновение гулким эхом отзывалось в сердце Мастера, а в Академии поселило пустоту и холод.

Глава 25
Священный цирк

Густая зелень, вбирая летнее тепло, приютившееся на влажной земле, поднялась в человеческий рост, оплела стволы деревьев, топорщилась, загораживая просветы, не пуская сквозь плотный частокол поросли ни звериные тропинки, ни дуновение ветра. Скрытый колышущимся живым занавесом, издалека мощными скачками приближался громадный зверь. Только сучья трещали, когда он ломился тараном через непролазные кусты. Когда слух различил его тяжёлое хриплое дыхание, волхв встал во весь рост:

– Ковбой!

Прыгнув Баюру на плечи, пёс заставил его покачнуться и, лизнув загораживающую ладонь, отправился приветствовать вынырнувших из-под земли соратников. Подбежал запыхавшийся Семён:

– Так вот куда рванул мой следопыт! Вот это сюрприз! Не думал тебя здесь встретить, Баюр.

– Говори, что разведал, Семён. Время дорого, – прервал восторги охотника встревоженный волхв.

– Чучуна. Трое. Бежали очень быстро, как ветер, – затараторил мужик. – Хотя и не так, как по равнине. Мы залегли в траве.

– А Ковбой?

– Умный у тебя пёс, лежал тихо, как приказал. Только вот вас учуял, вырвался.

Ян шагнул вперёд, хрипло спросил:

– Они несли что-нибудь?

– Свёрток какой-то, к жерди привязанный. Двое на плечах тащили. Сильные, как дикие звери. Туда, – он махнул вытянутой рукой, – помчались.

Ян сжал кулаки:

– Быстрее! – и скрылся за деревьями.

– Ты что же, Баюр, по ихние души? – изумился Семён. Неужто их изловить собрался? И что он будет с ними делать? Сдаст в дурдом?

– Ихние души мне не нужны, – осадил волхв разыгравшееся воображение знакомца.

– Они украли у нас девушку, – бросил Артём на бегу, стараясь не отстать от брата, ринувшегося в погоню.

За ним, не отставая, метнулся Сашка в белой бинтованной шапочке. Охотник вылупился на него, как на привидение. Видал он таких в больнице, ходили по стеночке с синяками на лицах, но больше лежали. А этот… не для красы же кумпол обвязал. Ежли больной на голову – положено в койке лечиться, а не скакать, как олень, по лесу.

– Ты, Семён, возвращайся один, Ковбоя мы забираем.

– Да теперь уж он и не пойдёт со мной, – закивал растерявшийся мужик. Украли. Ишь! Беда! Теперь этих нехристей не сыскать, а догнать ещё никому не удавалось.

– Не серчай, торопиться надо, – Баюр нырнул в проём между деревьями.

Его команда, включая Ковбоя, мгновенно исчезла.

Семён стоял, открыв рот, ещё не успев отдышаться, и таращился на сомкнувшиеся кусты. Но здесь лес вырос так плотно, что в двух шагах ничего разглядеть было нельзя, лишь вдалеке тревожно крикнула птица, то ли вспугнутая преследователями, то ли просто обнаружившая их и оповещавшая сородичей.

Направление, указанное Семёном, совпадало с тем, что определил Баюр по следам, и это радовало: не плутали, транжиря драгоценные минуты на поиски пути. Тем более появление Ковбоя прибавило уверенности, что теперь точно не собьются со следа. Лес постепенно редел, становилось светлее, и далеко между стволами деревьев уже смутно проступали очертания гор. За последними деревьями открылась старая вырубка, заваленная брошенными стволами, не очищенными от веток, заросшими ржаво-седым пёстрым лишайником, с пеньками, догнивающими в высокой траве. Ковбой, стрелой рванувшийся через вырубку, вдруг остановился посередине и заскулил. Лаять он не смел: Баюр запретил. Подоспевшие ребята наклонились к земле. Рядом с расколотым пнём в траве лучился радугой круглый стеклянный брелок, прицепленный к ключу от Стаськиной квартиры.

– Выпал из кармана, – выдохнул Артём. – Я подарил ей, чтоб ключи не теряла.

Ян, смахнув радужный брелок в карман, бросился дальше, обгоняемый по дороге Ковбоем. За вырубкой снова потянулся лес, но уже не такой густой. Стайки деревьев кружились, то отступая, то сходясь, словно водили хоровод, а мимо летели люди с напряжёнными злыми лицами, не замечая их красоты и стройности. Лес нехотя взбирался на холм, постепенно выдыхаясь и редея, высылая наверх хилые, низенькие ели и кривые тонкие берёзки. А Ковбой свернул у подножия холма на тропинку в обход. Добежав до крутого спуска, погоня остановилась и залегла в траву. Тропинка сбега́ла по склону во впадину и упиралась в каменную гряду, уходящую вслед за солнцем, разрастающуюся вширь и вверх. Затаившимся хорошо была видна вытоптанная площадка перед выступом, загораживающим, как они догадывались, вход в пещеру или какой-нибудь проход между скал. Вот из-за уступа показалась рослая фигура со спутанными чёрными волосами, закрывающими лицо и половину спины. Кожаная одежда плотно облегала тело, будто влитая, на ногах – торбаса, а открытые участки тела густо поросли волосами, почти как у животного. Оглядевшись по сторонам, человек махнул в сторону пещеры (или какой-то там дыры), и ещё двое таких же вынесли серо-зелёный продолговатый свёрток, стали его разворачивать. Из свёртка выкатилась на траву Стаська, она не шевелилась, и казалось, была без сознания. Ковбой нетерпеливо перебирал в траве лапами и порывался вскочить, его удерживал Артём, обняв за холку, а Баюр, не поворачивая головы и напряжённо глядя на дикарей, тихо произнёс: «Хорт» (так он когда-то осаживал Остроуха, заставляя затихнуть и затаиться, а теперь вырвалось машинально, по памяти), – и пёс замер. Дикарь, вышедший первым, сел на корточки перед Стаськой, осторожно взял её за плечи волосатыми лапищами и помог сесть. Баюр покосился на своих друзей, опасаясь, как бы у ребят не сдали нервы. Ян, с белым, без кровинки, лицом, молча достал пистолет и положил перед собой. Его движения были спокойны и решительны, как у хорошо отлаженного механизма. Волхв понял, что при малейшей угрозе жизни или чести любимой, он, не дрогнув, разрядит в этих нелюдей всю обойму.

Стаська сидела на траве, обхватив колени руками, с застывшим обречённым лицом, маленькая, беспомощная. Дикари стояли рядом, изъясняясь непонятными хриплыми, мычащими и рокочущими звуками, они указывали волосатыми пальцами в небо и на свою живую добычу. Порыв ветра взметнул жгучие лепестки золота над её головой, закружил в воздухе, сверкнув на солнце, и снова расстелил по плечам и спине девушки. Дикари вздрогнули и упали на колени.

У Баюра взлетели брови:

– Она для них не женщина, – прошептал он, – а солярное божество.

– Кто? – не понял Сашка.

– Знак солнца, – такого поворота волхв и сам не ожидал. – В древних языческих верованиях всех народов Солнце – Верховное Божество. Его солярные символы обитали на земле, им поклонялись. У разных народов были свои солярные символы. Например, у якутов: олень, конь и орёл – повелитель солнца. Наши дикари склонились перед её солнечными волосами.

– Почему же якуты едят оленей? – по-змеиному шипел Артём, опасаясь, как бы подобная участь не постигла солярное божество, захваченное чучуной.

– У якутов эта еда священна. Через мясо оленей они приобщаются к Верховному Божеству. Божество насыщает их, даёт силу, магическую власть над природой. По крайней мере, так было в древности.

– Другими словами, эти тоже могут съесть Стаську? – Сашка вертел забинтованной головой без видимого напряжения. Учитывая проделанный марафон, который он выдержал без жалоб и стонов, отсутствие кровоподтёков и синюшных разводов под глазами, какие бывают обычно при подобных травмах головы, витидис справлялся со своей задачей блестяще.

– Да вроде, пока не собираются, – Баюр пристально наблюдал за дикарями, о чём-то переговаривающимися и спорящими, перебирая пальцами мелкие гладкие камушки, рассыпанные по земле. – Ян, а как действует твой амулет? Судя по всему, сила у него немалая.

– В последний раз он на пару с витидисом материализовал наши мысли, а они совпали, – ответил тот, не поворачиваясь и не спуская глаз с девушки и окруживших её горилл, чтобы чего не проворонить.

Баюр бесцеремонно отодвинул Артёма и лёг на живот рядом с Яном, зажав в кулаке витидис:

– Доставай. Только без жертв. Священный цирк.

Ян поднёс к ладони волхва крутящийся на шнурке амулет, и его контуры засветились изломанной синей молнией, как тогда, у Мёртвого озера.

Стаська почувствовала, как её качнуло и она медленно стала подниматься над землёй. Испуг сменился внезапной догадкой: Ян и Баюр! Они где-то рядом. Их работа. Дикари, стоявшие на коленях, открыли рты на заросших чёрной шерстью лицах и молча следили за вознесением солнечного божества. Вот оно поднялось над их головами и стало плавно кружить, повторяя контур небесного светила. Волосатые руки потянулись вверх, пытаясь удержать ускользающий солнечный знак, но обережный круг божества опалил им пальцы россыпью искр. Стаська осмелела. Горячей волной в ней плескалось победное озорство. Что значит – верные друзья! С такими не пропадёшь ни за морем, ни в пасти крокодила! Она оперлась коленями о невидимую опору, подняла руки к солнцу и громко запела то, что первым пришло на ум, запрокинув голову:

На маленьком плоту сквозь бури, снег и грозы,

Взяв только сны и грёзы, я тихо уплыву.

Но мой плот, свитый из песен и слов,

Всем моим бедам назло, вовсе не так уж плох…

Из обережного круга выстрельнуло облако разноцветных искр и рассеянным веером стало оседать на землю. Дикари упали ниц и лежали, не поднимая головы. А Стаськин «плот» уже летел к затаившимся друзьям. Ян вскочил, подхватил лёгкую воздушную гимнастку и, зажмурившись, прижал к себе. Надо было уходить. Поднявшись с травы, ребята цепочкой втягивались обратно в лес, огибая холм. Баюр, замыкающий в группе, оглянулся на дикарей. Они уже поднимали головы, с восторгом и страхом глядя на меркнущие холодные искры, рассыпанные по траве и камню, – радужные следы улетевшего солнечного божества.

Уходили быстро и тихо. Сначала цепочкой вокруг холма, потом по редколесью, избегая открытых полянок. Ян крепко держал Стаську за руку, это придавало ей сил и уверенности. Каждый думал о своём, но всех подхлёстывало одно стремление – уйти как можно дальше от этого места. Идти по редколесью было легче, чем пробираться в дебрях, как в начале пути, правда, и здесь встречались буреломы, заваленные старой слежавшейся листвой, и глубокие ложбины, где под слоем лесного мусора чавкала болотная жижа. Но здесь не нужно было вытягиваться в струнку, затылок в затылок, да и видимость значительно расширилась.

Когда легли длинные тени и далеко обогнали идущих, лес потемнел и раздвинулся, освобождая дорогу людям. Задние ряды деревьев взошли на соседний холм, ловя верхушками солнечный свет, изредка пропуская сквозь ветви лучи и обстреливая ими непрошенных гостей из засады. Расплавленный диск, утомлённый марафоном полярного дня, лениво скользил по горизонту, прячась за холмом. Баюр шёл впереди, определяя направление маршрута, и что-то тихо говорил Ковбою, который искоса поглядывал на него и взмахивал хвостом, словно понимая и соглашаясь. Артём и Сашка, не сговариваясь, шли так, что Стаська оказывалась в кольце. Тревога ещё витала в воздухе, но её реальная угроза таяла в усталости. Чучуна, погоня, цирковое представление балансировали на грани яви и сна, тем более что на самом деле такого быть не может, и только властью сна всё невозможное возможно.

За вершиной холма уже был виден горный хребет, похожий на гигантского дракона, уснувшего между зелёных и облысевших сопок, которые по-детски наивно и бесстрашно обступили хвост великана, обманутые его неподвижностью. Без тропинок и компаса волхв уверенно вёл друзей к одному ему знакомому приюту. В ложбинке между холмов скромно мурлыкал нескончаемую песенку ручей, бегущий неизвестно откуда и куда, а вместо мостков чья-то заботливая рука уложила обломок плиты, по которому друзья перебрались на другой берег. Под ногами зашуршал щебень вперемешку с песком, а путь преградили обветренные каменные часовые. Баюр похлопал рукой шершавый бок крайнего стража, приветствуя давнего знакомца, и скользнул за его прикрытие, где притаилась пещера. В тени нависшей скалы вход в пещеру напоминал разинутый рот застывшего чудовища, но Ковбой не заметил сходства, и смело прыгнул внутрь.

– Милости просим, – улыбнулся волхв. – Мой походный дом.

Пещера и впрямь была удобно обустроена: в стороне сложены тюфяки, набитые сеном, на деревянном столе – глиняная и металлическая перевёрнутая кверху дном посуда, над замершим очагом на железной перекладине – пустой котёл, в дальнем углу – железный бак с привинченной крышкой.

– Всё есть для жизни, – развела руками удивлённая Стаська, – а что в баке?

– Крупа, соль… ну, и всякое, на что соблазнились бы жадные зверюшки. Я иногда здесь ночую. Однажды задержался надолго. Когда выхаживал больного.

– Николая Кондратьева? – вспомнил Ян.

– Да, – Баюр распаковывал рюкзак. – Ночевать будем здесь. В горах белые ночи хоть и темнее, но мрака всё равно не дождётесь до июля.

Артём выглянул из пещеры: сиреневый сумрак, похожий на туман, блуждал среди каменных закоулков, пожирая резкие очертания и лёгким пеплом осыпаясь на выскобленные временем и непогодой голыши у неунывающего ручья.

Сашка живо запалил огонь и с одобрения Баюра готовил похлёбку, Стаська что-то зашивала, устроившись на тюфяке, волхв расспрашивал Яна, разглядывая его амулет.

– Артём, сгоняй к ручью за водичкой, чай заварим, – крикнул в проём пещеры добровольный кашевар.

– Кстати, как чувствуете себя, больной? – разыгрывал Баюр врача.

– Как новый, – рассмеялся Сашка, принимая правила игры. – Одно плохо, доктор, повязка мешает и голова чешется.

– Сейчас отрежем – и не будет чесаться, – неумолимый эскулап хладнокровно взял нож и направился к пациенту.

– Может, после ужина, доктор? Я головою ем.

Дружный хохот заставил подскочить разлёгшегося у очага Ковбоя, а волхв ловко срезал бывшую когда-то снежно-белой шапочку с Сашкиной головы, осторожно собрав пластинки витидиса.

– Просто цирк-шапито, – притворно ворчал Баюр. – И Ян, как малый ребёнок, развлекал чучуну фейерверками, брызгами искр.

– Это не я, – растерялся Ян.

– А кто? Я что ли?

– Я думал, вы. Мне и в голову не пришло использовать спецэффекты.

– А мне пришло! – Сашка тряс освобождённой головой. – Со сцены надо уходить красиво. Тем более солнечному божеству. Стаська и то… хоть струхнула, но сольный номер на бис исполнила. Пусть знают гады, как хватать чужое!

Баюр задумался:

– Да ведь он был рядом с тобой, Ян. И вся голова обложена витидисом! Значит, наши артефакты слушали мысли троих и всем троим подыграли. Ну, Сашка, теперь ты колдун.

– А что? Потренируюсь ещё немного – пойду в цирк выступать.

– Наклони голову, циркач, – волхв ощупывал розовые шрамы, блуждающие в светлой растрёпанной шевелюре.

Артём заглядывал через плечо:

– Так быстро? Фантастика!

– Колдун всё-таки, – посмеивался Баюр.

– Баюр, а откуда взялась эта чучуна? – подала Стаська голос.

Шутливая болтовня в пещере крушила нервное напряжение, рассыпа́ла пылью оставленных позади дорог. Страшные волосатые образы слабели, съёживались и прятались на дно памяти, хоронясь подальше. А на смену страху пришло любопытство. У кого спросить, как не у Баюра? Вопросы так и чесались на языке. И не только у Стаськи.

– Если бы своими глазами не видел, ни за что не поверил бы… – Артём помогал подруге устроиться на бревне у огня, держа миску с горячей похлёбкой. – Племя дикарей в век компьютерных технологий! Покорённого космоса!

Баюр лукаво прищурился:

– На самом деле неразгаданного и непознанного в мире гораздо больше, чем освоенного цивилизованной наукой. Есть такие пласты знаний, до которых ещё тянуться и тянуться человеку, да и дотянется – не в раз поймёт. А что касается чучуны, то случаи, описанные очевидцами, не один десяток лет вызывают споры учёных, но дальше гипотез дело не идёт. Неопровержимыми доказательствами наука не располагает. Устные свидетельства – всего лишь рассказы, возможно, преувеличенные от страха или вдохновения.

– И наш случай тоже? – вздохнула Стаська.

– Как ни печально, наш случай тоже.

– А что говорят учёные? – Артём слушал, зажав в руке деревянную ложку и забыв про стынувшую похлёбку. – Неужели до сих пор не обнаружили места обитания? И вообще, откуда она взялась, эта чучуна? – повторил он Стаськин вопрос, который, похоже, был один на всех и сверлил мозг.

– Ну… следы её разбросаны главным образом по Северу Якутии – у Ленских берегов, в низовьях Яны, в горах Джюг-джюр и в северных горных хребтах, иногда – в среднем течении Индигирки, в Верхоянском районе. Чучуна не живёт на одном месте, часто кочует и не оставляет следов.