Текст книги "Где дали безбрежные… Роман"

– Не может быть! – Сашка шагнул к валуну, вросшему в песок и выглаженному прибоем, на ходу взмахнув перед глазами рукой, словно прогоняя морок.

Песня оборвалась.

Из-за камня сияли звёзды смеющихся глаз, тонкие пальцы откинули назад роскошные волосы с зеленоватым отливом, и певунья улыбнулась, показав ровную ниточку жемчужных зубов.

– Неужели русалка? – опешил Артём, покосившись на Баюра и проводника.

Волхв только усмехнулся, с интересом разглядывая обитательницу подводных глубин. А гид, не смущаясь тем, что его слышит предмет обсуждения, докладывал обстоятельно, называя его в третьем лице:

– Сюда они редко заплывают, чаще всего к Чёрной рощице.

– Чёрной рощице? – Стаська стрельнула глазами вдоль берега.

– Там растут чёрные берёзы. Отсюда её не видно. А эта, – повернулся Гелон к русалке, – любопытная, приплыла, увидев «Лебедя». Как зовут тебя?

Услышав, что к ней обращаются, русалка смутилась и нырнула в воду. Потом показалась над волной и, заметив, как разочарованно вытянулась Сашкина физиономия, засмеялась дробным колокольчиком.

– С тобой познакомиться хотят, а ты дразнишься. Что же старшие сёстры не доглядели за тобой? – Гелон, как добрый дедушка, распекал шалунью-внучку, и выглядело это забавно.

– Они не скоро хватятся, заняты. А я просто прогулялась, – юная русалочка поднялась над волной, прихлопнув её зелёной ластой хвоста. Треугольник из мелкой серебристой чешуи с вплетённой посередине веточкой служил ей нарядом, белоснежную шею обнимала нитка мелких перламутровых ракушек с капельками кораллов.

– Меня зовут Сашка.

– А я – Дарина.

– Гав! – разнеслось над волнами.

Русалка вздрогнула – от неожиданности, не от страха (попробовал бы этот зверь угнаться за ней!), рассмеялась, помахала рукой. В воздухе мелькнул серебристо-зелёный хвост, и Дарина бесшумно скрылась под воду.

– Ущипните меня. Я думал, русалки – выдумка сказочников, – бормотал Вадим.

– Я тебя потом ущипну, – зловеще пообещал Сашка.

– Не надо щипаться, – Гелон, как всегда, шутки не понял. – Вам же говорили: в Агарти мирно живут представители разных цивилизаций. Разных времён, народов. Вы ведь видели драконов, пегасов и не щипались.

Стаська, мечтательно замершая, наконец-то очнулась, с возмущением отпихнув ладонь геолога, помахавшую перед её глазами, дабы вернуть витающее в облаках воображение на грешную землю, и с замиранием сердца спросила:

– А кого мы ещё не видели?

– Вы ещё многого не видели. За полдня! Смех сказать! И потом, удивительно до странности, почему сказки вы воспринимаете исключительно как фантазию, вымысел, небывальщину? Это летопись древней истории, которую для вас сохранили ваши далёкие предки. Герои сказок и легенд разных народов на удалённых территориях часто повторяются. Что же они сны видели одинаковые?

– Ты хочешь сказать, что в Агарти живут и кентавры, и циклопы, и… и… – Артём запнулся, отыскивая в памяти мифических персонажей, – гномы там всякие, эльфы, тролли…

– Агарти простирается под всеми континентами, даже под морями и океанами. Я не могу знать всех, – и, не роняя достоинства гида, совершенный робот добавил: – но знаю примерные районы, где они обитают.

– А Царь Мира? – Ян оглянулся на Баюра, волхв молча наблюдал за своими друзьями, слушал, не вмешиваясь, не задавая вопросов. Но безразличия на лице не было, только грусть. Словно какая-то мысль не отпускала его.

– Царь Мира бывает везде.

Побродив ещё немного по пустынному побережью, друзья заторопились в обратную дорогу. День, и правда, был не резиновый, а в темноте да по незнакомой местности… Вобщем, удовольствие то ещё… Возвращаться к «Лебедю» решили горной тропой, Стаська наотрез отказалась от пещерных экспериментов: пусть дольше, зато без временны́х провалов. Или чем там ещё эта пещерка затевала их позабавить?

Гелон отнёсся к этому решению спокойно и деловито, мгновенно сориентировавшись, выбрав направление, и возглавил цепочку людей. Только пса пропустил вперёд, плестись позади его всё равно не заставишь. Никаких особенных маршрутов для горного туризма здесь не было, да и никто сюда, похоже, не забредал. Так что тропинку, вилявшую среди камней и взбиравшуюся всё круче и круче, можно было только условно назвать таковой. Она то появлялась, то исчезала, что совсем не смущало Гелона. Он шёл уверенно, прокладывал путь и поторапливал уставших путников: опускались сумерки, а темнота в горах не сулила приятной прогулки. Сне́га на вершинах горных отрогов не было, тёплый климат исключал опасность затеряться во льдах и замёрзнуть, но оступиться и сорваться вниз было вполне вероятно. Гибельные ущелья забыть о себе не давали. Когда соскользнувший камень летел в гулкую пропасть, его скачки казались бесконечными, но ещё дольше в бездонной глубине гуляло хохочущее эхо, раскатываясь и дробясь колючими осколками.

Тропинка наконец поднялась на такую высоту, что у путников дух захватывало. Особенно если учесть, что она сохраняла от силы шаговую ширину и увеличиваться в размерах не собиралась. Приходилось быть очень осторожными, чтобы ненароком не свалиться вслед за мелкими камешками, постоянно осыпающимися с её края, которые, звонко клацая, летели и летели вниз… И казалось, будто дна у ущелья не было вовсе. По крайней мере, последнего стука, конечного, слышно не было. Зато теперь тропа не виляла и не пропадала среди камней и кочек, хорошо видная и утоптанная. Кто её, кстати, топтал? Скорее всего, звери – какие-нибудь горные козлы, а может быть, тигры… леопарды… ирбисы… Пока они, слава Богу, не показывались.

– А здесь, в горах, никто не живёт? Кроме зверья? – голос Вадима, совсем не громкий, был далеко слышен – обычное явление для высокогорья. Парень шёл за Гелоном и с завистью смотрел, как тот легко и свободно шагает, будто по широкому проспекту, не страшась оступиться. Ни пропасть в полушаге от него, ни головокружительная высота не могли поколебать его равновесия или сбить дыхание.

– Только гномы, мастера-искусники, да и то не на поверхности. Их подземные дворцы дивной красоты стоило бы посмотреть, но они не любят чужих. Не то чтобы боятся за свои сокровища, просто у них в крови осторожность, память древних поколений.

– Потрясающе! – Стаська запрокинула голову, зачарованно глядя на распластанный в сиреневом небе крестик. – Наверное, где-то здесь у него гнездо?

Гелон взглянул вверх:

– Да, орлы гнездятся в этих местах.

– А-а-а!!! – Стаська рухнула на тропу, а горное эхо обрадовано понесло её боль скакать между уступов в ущелье, чтобы утопить в бурлящем потоке.

Ян, неотступно шагающий за ней, успел только дёрнуться вперёд и заслонить собой обрыв справа. Сашка, уступивший волхву право замыкать цепочку, оказался рядом с пострадавшей:

– Счастье ещё, что не свалилась вниз! – ругнул он нескладёху, но вздохнул с явным облегчением. – Ногу, ногу вытяни!

– Надо же, совсем незаметный камешек, – стонала девушка.

Ян опустился на колени, помог распрямить подвернувшуюся ногу и ощупывал щиколотку, но ответное «Больно! Больно!» прояснило ситуацию и вытекающие из неё перспективы. Ногу, конечно, забинтовали с витидисом, но мгновенного выздоровления не ждали, а ночь стремительно приближалась.

– Идти она не сможет, – Баюр наблюдал суету на тропе поверх Сашкиного плеча. Ближе было не подобраться. Он сразу оценил Стаськины шансы на пеший поход и невозмутимо припечатал: – Значит, понесём.

– В темноте по этой тропе? – с сомнением покачал головой Гелон. И вдруг оглушительно свистнул.

Путешественников накрывала гигантская тень, а проводник достал из нагрудного кармана что-то вроде калькулятора и бойко нажимал кнопки. Потом забормотал что-то курлыкающее и рокочуще-каркающее, обращаясь к постепенно снижающемуся орлу.

У самой кромки тропы, чуть ниже её края выступал голый массивный камень размером с обеденный стол, только вставать на него категорически не рекомендовалось. Его наклонность смотрела в пропасть и рискнувшему ступить на неё гарантировала немедленный полёт в недра горы. На него-то и приманивал птицу Гелон. Наличие мощных когтей и крыльев страховало её от падения надёжней любого альпинистского снаряжения.

– Что это? Орлиный язык? И он понимает? – Стаська даже забыла о боли, следя за птицей, становящейся всё ближе и ближе. Орёл был, конечно, меньше эпиорниса, но всё равно размерами не уступал спортивному самолёту.

– Я не владею всеми знаниями и умениями гипербореев, но кое-чем, доступным мне, не владеют мои создатели. Например, переключать речевую программу на общение со зверями и птицами, – Гелон сунул в руки девушке «калькулятор». – Держи крепче, это энергетический путеводитель. Если орёл отклонится от курса, засветится вот эта кнопка, жми на неё, он выровняется.

– Вы хотите отправить меня на орле? – задохнулась от ужаса Стаська.

– А вот я бы не отказался! – мечтательно вздохнул Сашка. – И почему это не я подвернул ногу!

– Всё ещё впереди. Тьфу, тьфу! – Артём помогал Стаське подняться, подперев её левый локоть, за правую руку её придерживал Ян, а она не мигая смотрела на раскрытое крыло, на коричневые пёрышки на спине, не в силах решиться.

– Ну, что с тобой? Не узнаю бесстрашную укротительницу чучуны и дикарей-поджигателей! – Сашка пытался взбодрить её, не надеясь на успех, но его слова неожиданно подействовали.

Страх пискнул в последний раз и испуганно притих где-то в забинтованной пятке, а Стаська уверенно оседлала подставленную шею орла, который косился на неё круглым жёлтым глазом, выстукивая крючковатым клювом предупредительную дробь. Ковбой стоял на краю тропы и глухо урчал, наблюдая посадку, будто внутри у него работал невидимый мотор. Не очень-то он доверял посторонним птицам, оказывающим его друзьям сомнительные услуги. Орёл же на него даже глазом не повёл. Нахал! Не изволил признать в столь грозном звере достойного противника!

Хозяин небесных просторов прыгнул в сиреневую высь без разбега, как вимана, и, балансируя неподвижными крыльями, полетел над скалистыми уступами, выравнивая траекторию полёта до кратчайшей прямой. На прежнюю высоту ему было не подняться, да и не было необходимости. Вполне достаточно не задевать горные отроги, вздымающиеся на пути. Их он не заденет. С его-то орлиным зрением!

А на горной тропе пятеро друзей, отплевавшись от пыли, поднятой мощным взмахом крыльев, долго смотрели вслед пляшущему пламени на спине орла, замерев на вдохе. И только когда пёс отчаянно залаял вдогонку удаляющемуся летуну, умыкнувшему у них из-под носа верную подругу, Ян встрепенулся:

– А вы уверены?.. – гипноз увиденных чудес и спешное решение транспортировки заглушили чувство опасности, а теперь, когда чёрная точка в небе почти потерялась из виду, всколыхнулась и вздыбилась тревога.

Гелон был спокоен и уверен в своих расчётах:

– Она будет на взлётной площадке намного раньше нас, значит, нам следует поторопиться.

Глава 41
Огненные брызги

Какие удивительные подарки иногда преподносит судьба. Если ниточка рвётся в одном месте, в другом завязывается узелок, и новый непреднамеренный сценарий оказывается не хуже прежнего, а даже интереснее, изобретательнее, и неожиданные горизонты уже маячат вдали, протяни руку – и мечта на ладони. Ещё вчера провал экспедиции представлялся Антонову крахом, и просчитанная архитектура его плана разваливалась, как карточный домик, казалось, он слышит, как тонкой струйкой неостановимо утекает время его жизни в песочных часах. Но появилась Ярослава, и песчинки замерли. Случайные фрагменты своей жизни, встречи, разговоры люди часто воспринимают как досадные помехи, отклонения от заданного целью движения. А зря. Случайные озарения возносят к славе и спасают от смерти, случайные встречи и разговоры подсказывают решение мучительных проблем, случайные предметы попадаются под руку, чтобы предостеречь или стать звеном, недостающим в логической цепочке.

Что-то смутно тревожило Антона Александровича в его стремительном расположении, доверии к дочкиной подружке. Будто чёрт самоличной печатью скрепил договор и прописал сотрудничество с неожиданно объявившейся Ярой, заставил приоткрыть ей сокровенные планы. А что он, собственно, знает о ней? Вот она, причина тревоги! Проводив девушек в Городской парк, Антонов отправился в университет. По случаю вступительных экзаменов там не было выходных, все дни недели теснились в расписании, чередуя консультации, экзамены, собрания.

В приёмной комиссии и секретариате работали студенты: раскладывали документы по папкам, заполняли какие-то акты, журналы – век бумажной бюрократии отстаивал свои рубежи перед наступающим господством электронной информации, которая в безграничных количествах компактно и надёжно помещалась в маленьком до смешного ларце. Солидный начальственный образ, как не раз убеждался Антонов, гарантировал ему быстрое выполнение его просьб без лишних вопросов, а добрая отеческая снисходительность с его стороны безотказно обеспечивала качество выполненных поручений. Вот и теперь, лаконично изложив свою просьбу и с покровительственным дружелюбием похлопав по плечу чернявенького паренька, он ожидал не более трёх минут, когда перед ним на столе возникло личное дело студентки теперь уже третьего курса Ярославы Михайловны Урмановой. Никаких загадочных фактов биография студентки Урмановой не имела: скучное перечисление дат, ФИО родителей, справки, документы об образовании – для других! Но Антон Александрович умел извлекать полезную информацию всегда. Место рождения и место прописки – с. Ключи! Момский улус, Республика Саха.

Воздух стал невыносимо горячим, будто пахнуло из раскалённой печки, по вискам побежали солёные капельки. Антонов, забыв о своём имидже, тёр платком лицо и затылок и скоро приобрёл исключительное сходство с варёным раком, которого подавали к пиву в «Закусочной» через дорогу.

Опомнившись, он пригладил волосы, поблагодарил чернявенького и вышел за дверь. Свежий ветер и суетливая улица немного успокоили волнение. Надо сосредоточиться и вычислить возможные версии скрытого смысла последних событий. Итак, волхва Ярослава знает. Но о нём не упоминали. Вадим был в Ключах. Но на празднике кого там только не было. Возможно, они даже познакомились, ну и что? О своём задании Вадим никому не рассказывал. Ярослава приехала, когда волхв отбыл в Окунёво, значит, не он её послал. А к нам домой она, кажется, совсем не собиралась, её Марина встретила и привела. Вполне вероятно, что волхв даже не знает, какой его ожидает сюрприз. Боже мой! Какое неожиданное и изящное решение проблемы! Традиционное? Банальное? Ну что ж, тем лучше: можно спланировать всё до мелочей. Шантаж – гениальное изобретение человечества! Только как известить волхва о своём ультиматуме? Он исчез. Как всегда. Но с ним Вадим, если жив, конечно, и эти придурки не успели его ликвидировать. Мобильная связь – единственная надежда, но какая призрачная! Кстати, куда могли подеваться его ребята, да ещё вместе с БТРом? Уж не отправил ли их волхв в иное измерение? Убийством, насколько известно, он раньше проблем не решал.

Антонов вышел из парка, ажурными тенями баюкающего абитуриентские грёзы о студенческом будущем. Двести лет назад юные дворянские отпрыски так же страстно мечтали о гусарстве, военной карьере, подвигах, вздохах томных барышень. Стремление к наукам считали странным, учёные находили понимание только в своей среде, общество же относилось к ним как к тяжелобольным и не видело геройства в титанической работе мыслителей и исследователей. «Двести лет… Много это или мало? Волхв знает. И я хочу знать».

Возле его особняка на стоянке отдыхал пыльный внедорожник. «Ага! Прибыли». И Антонов поспешил к ступеням крылечка.

Окно в холле открывалось в тихий зелёный дворик, напротив, подставив разгорячённые лица ветерку, развалились на диване двое крепких парней, в глубоком молчании ожидающих хозяина. При появлении Антонова оба вскочили, глядя на его хмурое лицо. Без всякого приветствия одним движением подбородка тот пригласил их в свои апартаменты.

Рапорт подчинённых был длинным и сбивчивым, в котором явно угадывалось стремление выпятить свою профессиональную выучку и дотошность, заслужить поощрение начальника и избежать взбучки. Однако ничего нового для него в их сумбурном отчёте не содержалось. Не нашлось ни одной зацепки, чтобы ухватиться и сплести удавку для своей преследуемой и неизменно ускользающей дичи. В который раз ему приходилось убеждаться: хочешь добиться успеха, получить надёжный результат – делай сам.

– А если раскинуть мозгами, где они там могли укрыться? – просто так, на всякий случай спросил Антонов и подумал: «Наверняка же остались приметы – крошечные, сомнительные, разрозненные… даже по таким можно строить предположения. Да разве эти квадратные челюсти потянут?». Он покосился на низкие наморщенные лбы своих подручных, в два пальца высотой, не больше, которые не скрывали стриженные под машинку ёжики волос. «А есть ли в этих сплюснутых черепах нечто, чем можно было бы „раскидывать“? Гориллы! Только за указующим перстом горазды переть напролом».

– Так где ж им укрыться-то, если мы каждый метр прощупали? Если только под землю провалились иль невидимками стали.

– Поня-атно… Отдыхайте пока. Вы мне скоро понадобитесь.

Оставшись один, Антонов бесцельно поводил пальцем по карте и набрал номер телефона. Безрезультатно. «Без паники. Подождём. Такая встряска Вадику (если он жив) тоже далась нелегко». Расслабив галстук у ворота, завязанный для солидности ради визита в университет, и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, директор Центра расслабился в уютном кресле, опёрся гудящей головой о мягкую спинку.

Давным-давно, ещё будучи молодым лейтенантиком, он служил в Западной Украине и однажды жестоко простудился. Его положили в госпиталь, и он три дня спал, не обращая внимания на окружающих. Просыпался лишь, когда приходила медсестра и тормошила его, чтобы сделать укол, и тут же снова проваливался в забытьё. А потом стал приглядываться к соседям. В палате стояли ещё три койки. Двое выздоравливающих лейтенантов, таких же как он, редко бывали на месте, бегали к медсестричкам, а один, ефрейтор, с загипсованной ногой и перевязанными руками лежал молча, только вздыхал. Его история была проста и не вызывала ни у кого удивления, только сочувствие: старый бревенчатый дом загорелся, и ефрейтор бросился спасать людей. И всё бы обошлось, но где-то под крышей забился котёнок и жалобно мяукал, а маленькая девочка плакала. Парень полез на горящий чердак, а тот провалился. Котёнка он спас на радость девочке, но сам сломал ногу да обжёг руки. Но это полбеды – мог и погибнуть. Ефрейтор улыбался девочке, когда она приходила, зажав в руке полевой букетик.

Антонов наблюдал за парнем, пытаясь понять: что толкнуло его на пылающий чердак? Он оказался вовсе не глупым человеком, вполне современным, не тщеславным, а главное – совершенно уверенным, что ничего особенного не совершил, что, окажись на его месте другой, он сделал бы то же самое. А вот Антонов был совсем не уверен в этом. Он помнил, как удивился, читая в пятом классе «Дубровского», когда герой полез в огонь спасать кошку. Зачем? Рисковать жизнью из-за никчёмной твари? В классе никто не удивился, и он скрыл тогда своё недоумение и вместе со всеми восхищался героем, однако восхищение к душе не приклеилось. Непостижимо! Ну, бог с ним, с Дубровским. Фигура речи. Фантазия автора. Для красного словца чего не соврёшь! А вот ефрейтора Антон Александрович вспоминал часто. Это экземпляр особого рода людей, которые в жизни подчиняются странным, нерегламентированным законам и даже больше, чем официально провозглашённым. Эти люди опасны тем, что невозможно с уверенностью предугадать их шаги, вычислить поступки, подготовить контрмеры. Только одно очевидно: нельзя моделировать их поведение, опираясь на логику собственных поступков, если хочешь избежать непредвиденных случайностей, провала, противоположного результата. Чтобы заранее просчитать их шаги, надо хоть на время влезть в их шкуру. А это далеко не всегда удаётся.

Волхв, безусловно, относился к этой категории людей. Бессмертный и всесильный, почему он до сих пор не воспользовался своей силой и властью? Лечит людей? Спасает от смерти? Ха-ха! Кстати, если он хранит свою тайну, то, занимаясь целительством, опасно рискует. Как ефрейтор. Ведь именно спасённый дед вывел Виктора на след волхва. Не глуп, но хитёр и осторожен. Какая-то у него своя логика, не поддаётся, не просвечивается. Сколько он собирается жить? Чего добивается, шагая через века? А может быть, всё просто: трусовато цепляется за свою жизнь, а прижать его, как таракана, поделится тайной – бессмертием, властью, силой? Не умеешь владеть – дай тому, кто может и хочет!

Тяжёлый сон, беспросветным мраком окутал расслабленное тело, накрыл липкой болезненной пеленой, и поплыли в темноту блёклые бесформенные пятна. Клубящийся туман улетал в чёрную дыру, исчезая за далёкой чертой, а оттуда тянулись и извивались белёсые нити, они сплетались, из них выплывали уродливые маски, кружили перед глазами, глумились и непристойно кривлялись…

Антон Александрович вздрогнул и проснулся. За окном пепельно вздыхали сумерки, в пустом здании стояла гробовая тишина. Он вытер платком вспотевший лоб. Как же он мог уснуть? Ах, да. Прошлая ночь. Бессонница. Пора домой. Девчата скоро вернутся. Стоп! Вот чего он не додумал, вот что скреблось и корябалось, петляло и дразнило, но не выговаривалось. «Если Ярослава знает бессмертного волхва, почему она не сказала о нём? Вытягивала из меня откровения о бессмертных, а свою информацию затаила? Неужели девочка дурачит меня? Хочет поиграть? Поиграем. С огнём».

***

Обнажённое по пояс накачанное тело играло мускулами в бешеной скачке огненного вращения, ловкие руки крутили восьмёрки горящими поями. И кто кого увлекал в сверкающий водоворот – искрящиеся кольца или смуглый торс, попавший в их пламенные объятия, – невозможно было определить. И есть ли выход из пылающего круга – не угадать. Высокие загорелые парни, изображая аборигенов Новой Зеландии, пританцовывали у овально вытянутых, похожих на самаркандские дыни барабанов, их ладони с длинными пальцами порхали трепещущими бабочками, пугаясь дробного ритма и не решаясь присесть на гудящее чрево. Девушки с распущенными по плечам волосами, с гирляндами цветов на груди, завёрнутые пёстрыми тканями вместо платьев, во главе с пойстером представляли культовый обряд племени Маори, суть которого была таинством, не понятным никому, но оттого ещё более завораживающим. Зрители сияющим полумесяцем замерли возле фаер-шоу, превратившись в единый организм, даже вздохи и восклицания были слитными и едиными, как по команде.

Маринка, прижав к груди кулачки, не моргая, смотрела на огненные брызги, и в глазах её вспыхивала дикая радость древних предков-язычников. А Ярослава, с детства любившая праздники с кострами и факелами, заколдованная яростной силой живого танцующего пламени, забыла о терзающих её вопросах, коварных интригах и опасности.

Неунывающая подруга весь день без устали таскала Яру по парку, не давая возможности задуматься, сосредоточиться на своих проблемах. Устроители развлечений постарались на славу, и Маринке не составило труда отвлечь девушку от мрачных мыслей. Хмурая морщинка на переносице, сдвинувшая брови, разгладилась. Лёгкое, необременительное веселье разжало напряжённо стиснутый кулак в душе. И Яра, освобождено вздохнув, позволила задорно хохочущей подружке вовлечь себя в праздничный поток, звенящий и поющий на всех перекрёстках, прогнать страх неизвестности.

Уходили из парка, когда уже зажглись фонари и потемневшая зелень дохнула зябкой прохладой.

– Все думают, что я легкомысленна и глуповата, – Маринка размахивала пушистой веточкой, отгоняя комаров. – Может быть. Только не глухая и не слепая. Думаешь, я не вижу, что ты как натянутая струна, что-то мучает тебя, а ты молчишь.

Яра растерялась: Маринка для неё всегда была нарядной бабочкой, порхающей с цветка на цветок, обаятельной и весёлой, не подозревающей о существовании зла.

– Молчи уж, – улыбнулась Маринка, глядя в её удивлённые глаза. – Не надо врать и оправдываться. Секрет – так не говори. А отец мой – ещё тот змей. Ты с ним поосторожнее. Мама сбежала от него, когда я была крошкой, а он нашёл её и меня отсудил. У него везде свои люди. Меня он безумно любит и балует, а про маму сказал, что она меня бросила.

– А мама твоя где? – неожиданная горечь в словах «белого и пушистого» существа потрясла Яру.

– Мама – журналист. Колесит по всей стране. Жила в Москве, в Уфе, ещё где-то… Теперь в Новосибирске – поближе ко мне.

– Ты с ней виделась? – нежданно-негаданно приоткрывшаяся боль там, где её и предположить было нельзя, совсем обезоружила Яру, выбила из колеи, она даже вздохнуть как следует не могла.

– Только по скайпу. Наплакались обе.

Маринка взяла за руку застывшую столбом подругу, потянула за собой, а та никак не могла протолкнуть в горло застрявший ком, готовый выплеснуться спасительными бабьими слезами, но с усилием всё же проглотила его, чуть не задохнувшись.

– Всё равно я от него сбегу к маме. Только тебе открылась, никто не знает. Я тобой всегда восхищалась, ты особенная. Сильная, верная. Другие только языками чесать, а как до дела дойдёт – поминай как звали. Ещё и плюнут в спину.

– Он твой отец, – скрепя сердце, выдавила из себя Яра. – Как же бросишь?

– Берегись его. Он людей использует, как ветошку. Я знаю, что говорю. А его сюрприз – это ты.

– Я?!!

– Он и пригласил тебя к нам… как заложницу. Думаешь, добренький такой? Что-то он на тебя хочет обменять. Тебе лучше знать. У-у! Злыдень! – Маринка погрозила пальцем в темноту. – Я тебя не отдам!

Яра, совершенно убитая открытием, вдруг отчётливо осознала, что попала в западню. Хотела помочь Баюру, а теперь повисла камнем на его шее. А ей-то, наивной дурёхе, казалось, что она так ловко втёрлась к Антонову в помощники и вот-вот выведет его на чистую воду.

Шофёр, позёвывая, открыл дверцы машины, девушки впорхнули, и Маринка защебетала как ни в чём ни бывало, вспоминая, как уронила мороженое, а какая-то заблудившаяся собака с удовольствием вылизывала асфальт, только орешки все выплюнула.

«Что же такое придумать? – металось у Яры в голове. – Должно же быть какое-то решение. Друзей подставлять нельзя».

Подходя к подъезду, сквозь шум в ушах она услышала:

– Приди в себя, дорогая. Ты была на празднике – ты весела и счастлива. Запомни, Яра, удача любит неунывающих и отважных, а угрюмцев она обходит стороной.

Вваливаясь в квартиру, Маринка хохотала, как заведённая, Яра, глядя на неё, тоже смеялась. Антон Александрович довольно и снисходительно посматривал на них из глубины кресла: девочки развлеклись и отдохнули. Вечер в узком семейном кругу провели мило, о делах не проронили ни слова – ужинали, вспоминали смешные случаи из детства, играли в крокодила – и разошлись по комнатам спать.

Яра чувствовала разбитость всего тела и прилегла. Не усталость её сморила. Ей знакомы были и тяжёлая работа, и бессонные ночи, которые сейчас казались детскими забавами. А что делать с навалившейся безысходностью? Где искать выход из мышеловки?

Маринка включила компьютер, читала сообщения в Интернете:

– Олег в онлайне, зовёт завтра погулять, видел нас сегодня в парке.

– Он тебе нравится?

– Не больше остальных.

– А кто больше остальных?

– Тот, кто мне нравится до дрожи в коленках, – голос подруги вдруг надломился, как сухой прутик, и она договорила почти шёпотом, – замечает меня меньше, чем шкаф в прихожей.

– Не может быть! – Яра подскочила от неожиданности и села в постели. Сегодня Маринка удивляла её неожиданными откровениями и раскрывалась так отчаянно, словно напоследок хотела надышаться. – По тебе сохнут такие парни!

Не поворачиваясь от монитора, она усмехнулась:

– А я вот такая неправильная. Только уж и не знаю, жив ли он. Он тоже приходил к отцу, а я просто столбенела, когда видела его. Проводил его в Омск, а следом отправил свою свору. Я, дура, не сразу поняла, что дымом запахло.

– Погоди-ка, – Яру словно молния ударила. – Я знаю его! Вадим?

Маринка вздрогнула, закрыла лицо руками и, уже не крепясь, беззвучно заплакала. Яра обняла подругу, успокаивала, и потом, выключив свет, они всё говорили и говорили шёпотом, плача и смеясь, делились болью и радостью, строили планы и отвергали их, находя слабые места, и придумывали новые. И только под утро, когда за окном погасли фонари и серенькая дымка рассвета заглянула в комнату, они уснули, не договорив последних слов, не исчерпав доверительных признаний. Розовый свет зари скользил по смятым подушкам, путаясь в разметавшихся волосах, загорался искрами на гранях хрустальной вазы, дразня молодые счастливые сны, исполняющие несбывшиеся мечты, листающие калейдоскоп видений, а девушки сладко спали, улыбаясь таинственно и непобедимо.