Текст книги "Всё имеет свою цену"

Глава 25

К своему удивлению, Полина Берг отметила, что обед в компании психолога доставляет ей истинное удовольствие. Фамилия молодого человека была Мадсен, что же касается имени, то он наотрез отказался его назвать. Э. Мадсен – большего добиться от него было невозможно. И к концу вечера фантазия девушки, придумывавшей все новые и новые варианты имен, начинающихся на «Э», стала иссякать. Когда подали десерт, она вспомнила еще два имени:

– Эберт или Эсбен?

– Лучше доедай свое мороженое и расскажи еще что-нибудь о себе.

– Но я угадала?

– Нет.

– Ни то ни другое?

– Ни то ни другое.

– А может, Эмерик?

– Черт возьми, ведь это не человеческое имя – прямо какая-то кличка для канарейки.

– Обещаю, что не буду смеяться.

– Все так говорят, а потом потешаются.

– Только не я. Я ни за что не буду над тобой издеваться. Клянусь всем святым!

– Ага, так я тебе и поверил. Ведь для тебя же нет ничего святого. Лучше скажи, о чем ты хотела меня спросить?

Полина Берг отложила ложечку.

– Слушай, ты действительно очень милый, но не могу же я общаться с мужчиной, которого приходится называть только по фамилии – Мадсен. Прямо как в какой-то пьесе XIX века. Ладно, давай колись, а потом – так и быть, задам тебе свой вопрос.

– Это неравноценный обмен, придумай что-нибудь получше.

– О’кей, тогда сможешь выбрать первый из фильмов, которые мы будем смотреть.

– Я и не знал, что мы будем что-то смотреть.

– Теперь знаешь. Я просто обожаю ходить в кино. Выберем какой-нибудь вечер на будущей неделе или, может, в воскресенье, а детали оговорим позже. Итак, давай, выкладывай!

– Ладно уж. Видишь ли, родители мои были хиппи, и я у них родился в тот период, когда они жили в большой компании своих единомышленников. Вот меня и назвали в честь одного из их тогдашних кумиров. Знаешь, кто такой Че Гевара?

– Тот, что на футболках?

– Ха, слышали бы они это! Точно, тот, что на футболках.

– Ну и что с ним?

– Нас с ним зовут одинаково – Эрнесто.

Во взгляде Полины Берг застыло недоверие.

– Тебя зовут Эрнесто? Эрнесто Мадсен?

– Как это ни прискорбно.

Глаза девушки подозрительно блеснули.

– Ну и что, не так уж и страшно.

Полине почти удалось окончить эту фразу, однако именно – почти. Ее выдало предательское фырканье. В следующее мгновение раздался отчаянный хохот. Перегнувшись через стол, она взяла своего спутника за руки, как будто моля о пощаде. Смех, однако, был столь заразителен, что молодой человек не выдержал и также весело рассмеялся; даже сидевшая за соседним столиком пара, не зная в чем дело, заулыбалась.

– Эрнесто Мадсен! Просто ужас какой-то! Господи, как же мне тебя жалко.

– Спасибо за откровенность. Правда, знаешь, от «Полины» я тоже не в восторге.

Лишь за кофе девушка пришла в себя настолько, что смогла наконец задать свой вопрос.

– Что касается Андреаса Фалькенборга, я тут подумала… Помнишь, Симон спросил тебя, считаешь ли ты, что он сознается, когда мы начнем его допрашивать?

– Разумеется, помню. Ты что, считаешь, у меня склероз? Я даже помню, что никакого внятного ответа так и не дал. – Да-да, я этого тоже не забыла, но… А что, если кто-то из ведущих дорос, будет выглядеть так же, как его жертва? Я имею в виду, если в допросе будет участвовать женщина, похожая на тех, которых он убивал. Ну, в общем, того самого типа, понимаешь?

– И откуда вы такую возьмете?

Полина Берг подумала, что он, несомненно, гораздо лучше умеет заглядывать в глубину человеческих душ, чем оценивать внешность людей. Правда, в данном конкретном случае в этом был и свой положительный момент: по крайней мере, ей не придется тратить время на убеждения и всевозможные заверения.

– Все это я так, чисто теоретически. А что, разве невозможно себе представить, что у нас есть такая?

Некоторое время он размышлял, затем с явным сомнением в голосе заговорил:

– Думаю, он будет жутко, насмерть перепуган и, быть может, даже даст признательные показания, если, разумеется, вообще будет в состоянии говорить. Одним словом, он пойдет на все, чтобы поскорее с этим покончить. Для него подобная ситуация сродни пытке. Однако я бы настоятельно не рекомендовал проделывать подобный эксперимент, даже если нет никакого другого выхода. Ведь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы представить себе, что может случиться, стоит ему когда-нибудь вновь оказаться на свободе.

– Но он точно сознается?

– Думаю, да, если только у него не произойдет нервный срыв.

– Спасибо, я тебя просто обожаю.

– Вот прямо так сразу?

– Да, Эрнесто, я из тех женщин, которые многого не требуют.

Глава 26

Директор по социальным вопросам муниципалитета Грибскова Хелле Ольдерман Хагенсен была особой властной, привыкшей многого требовать от тех окружающих, кто хоть сколько-нибудь от нее зависел, а их в конечном итоге – учитывая ее должность – оказывалось не так уж мало. Графиня смогла лично убедиться в этом, когда, проехав по усыпанной гравием дорожке через Тисвильдскую рощу, уперлась в пустынную парковку. Здесь стояло всего две машины – старый-престарый «рено», а также черный «ауди» госпожи директора, который Графиня сразу же узнала, поскольку видела накануне. Самой владелицы нигде не было – очевидно, подразумевалось, что Графине следует добираться до музея самостоятельно. Выйдя из машины, она бросила оценивающий взгляд на хмурящееся небо и, решив, что надвигается гроза, с радостью убедилась, что не забыла положить в сумочку зонт. Затем, посмотрев на часы, она удостоверилась, что приехала вовремя: до назначенного времени оставалось еще добрых десять минут – вполне достаточно для небольшой прогулки.

Дорожка, ведущая от стоянки, петляла между беспорядочно разбросанными огромными валунами и редкими группами кривых худосочных сосен, сквозь которые проглядывала серая, иссеченная дождем поверхность Каттегата [39]39
  Каттегат – один из крупнейших датских проливов.


[Закрыть], почти сливающаяся вдали со стремительно приближающимися грозными темными тучами. Почувствовав, как на голову упали первые капли, Графиня прибавила шаг, стараясь поскорее добраться до места назначения.

Музей оказался трехэтажным зданием под крышей из прессованной соломы. Причудливое смешение архитектурных стилей наводило на мысль о том, что когда-то это была просто чья-то частная прибрежная вилла, которая, честно говоря, довольно плохо вписывалась в окружающий пейзаж. Графиню уже поджидали: под навесом в компании какого-то молодого человека стояла сама госпожа директор. Это была высокая осанистая женщина лет сорока с небольшим, одетая дорого, однако безвкусно, что Графиня с ухмылкой знатока не преминула сразу же про себя констатировать. Издали она выглядела довольно привлекательной – правильные черты лица, пышные рыжевато-каштановые волосы, ниспадающие на плечи красивыми волнами. Вблизи, однако, оказалось, что кожу лица портят множество маленьких глубоких рытвинок, что делало ее похожей на жертву неудачного медицинского эксперимента с применением пластической лазерной хирургии. В знак приветствия Графиня изобразила подчеркнуто любезный поклон, стараясь убедить себя при этом, что стоит начать их общение с чистого листа. У всех нас в жизни случаются не самые лучшие дни, а из воспоминаний о прежних столкновениях, как правило, ничего хорошего не выходит. Однако первая же фраза Хелле Ольдерман Хагенсен унесла все ее благие намерения и развеяла по ветру далеко над поверхностью Каттегата:

– А-а, это ты. Вижу, приехала вовремя. Что ж, напоминаю, в твоем распоряжении ровно час – время пошло.

Графиня попыталась взять себя в руки.

– Благодарю за любезный прием.

Ответом ей послужил маловразумительный – но, по всей видимости, благосклонный – кивок, за которым последовал, напротив, абсолютно недвусмысленный жест: легонько прищелкнув пальцами, директор указала в сторону входа. Юный ее сотрудник порылся в кармане, извлек оттуда связку ключей и открыл дверь музея. Следуя за молодым человеком в арьергарде крохотной процессии, Графиня спустилась вниз по лестнице в подвальное помещение. От пола до самого потолка все стены здесь занимали самые разнообразные шкафы, стеллажи, ящики всех форм и размеров. Освещение было крайне скудным, поскольку единственное давно немытое окно частично загораживала груда каких-то чемоданов. Рядом с окошком размещалось тесное рабочее место – стол со стулом и допотопный компьютер, который устарел еще в 90-е годы прошлого века. Разведя руки в стороны, отчего она сразу же стала похожа на директора обанкротившегося цирка, Хелле Ольдерман Хагенсен сказала:

– Вот, изволь, теперь в твоем распоряжении пятьдесят пять минут, и, разумеется, никакие экспонаты отсюда выносить нельзя. Хочется думать, ты знаешь, что ищешь, и не тратишь мое время попусту.

– Разумеется, знаю, и – спасибо за потраченное время.

– Не за что. У тебя есть с собой фотоаппарат?

– Да. Дело в том, что я разыскиваю одну фотографию и, когда найду, хочу сделать с нее копию.

– Это исключено. Будь добра, отдай свою камеру мне.

Графиня уже долго себя сдерживала – гораздо дольше, чем прежде, когда ей приходилось сталкиваться с чьим-либо противодействием в процессе расследования очередного убийства. Причина была проста: на след, по которому она сейчас шла, ее вывел телефонный разговор с ясновидящей, так что предпринимаемые ею сейчас шаги, по-видимому, могли быть оценены как в известной степени частное дело. Тем более что действовала она как бы параллельно, независимо от основной группы. Так или иначе, но Графине вовсе не хотелось афишировать свои поступки. Однако всему на свете есть предел.

Графиня медленно подошла вплотную к чиновнице, посмотрела ей прямо в глаза и сказала:

– Знаешь, милочка, у тебя есть две возможности. Либо ты сейчас же прекращаешь выпендриваться и нести чушь и проваливаешь отсюда – тогда я зайду за тобой, когда закончу свои дела, вне зависимости займет ли это десять минут или весь вечер. И второй вариант: если ты посмеешь вякнуть еще хотя бы слово, я надену на тебя наручники и пристегну к водопроводной трубе на то время, пока не закончу свою работу. Будь любезна, скажи, что ты выбираешь, пока я не сделала выбор за тебя.

Хелле Ольдерман Хагенсен резко побагровела от шеи до корней волос, и на какое-то мгновение Графине даже показалось, что ее провожатую прямо сейчас хватит удар. Однако затем госпожа директор шумно втянула ртом порцию свежего воздуха, и это заметно ей помогло. Чтобы закрепить достигнутый эффект, Графиня поднесла к ее лицу указательный палец.

– Запомни, всего одно неосторожное замечание, и я сдержу свое слово.

Госпожа директор повернулась на каблуках и, пылая яростью, покинула подвал. Графиня взглянула на ее юного сотрудника, который ухмылялся от уха до уха, и спросила:

– Она что же, всегда так приветлива?

– Ха, да это просто цветочки по сравнению с тем, когда она расходится по-настоящему. Моя жена работает в муниципальном доме престарелых. Разумеется, как учреждение социального обеспечения, он также находится в ведении нашей госпожи директора, – так она всех там в буквальном смысле изводит. К примеру, на днях добилась увольнения двенадцати социальных работников, которые обслуживали стариков на дому. Кроме того, ей удалось сколотить собственную команду в городском совете, и теперь три эти ведьмы – она и еще две старые карги, ее подручные, – изо всех сил отравляют жизнь всем, а уж по этой части равных им просто нет. Сказать по правде, она просто глупа и ограничена – поэтому-то, видимо, так себя и ведет. Хуже всего то, что при всем этом она – жуткая лицемерка, и вот это действительно невыносимо.

– Да, бывают же такие люди. Однако довольно, пора уже заняться работой, хотя…

Она беспомощно огляделась по сторонам.

– …чувствуется, это будет не так-то просто. Надеюсь, у тебя есть какой-нибудь каталог, ибо в противном случае мне, видимо, придется закончить, так толком и не начав.

– Каталог? Ничего подобного здесь отродясь не водилось. Однако у меня есть одна штука, которая должна тебе понравиться куда больше.

Он вынул из кармана брюк флешку и протянул ее Графине.

– Что это?

– 38 фотографий базы в Сёндре Стрёмфьорде. Все они сделаны в течение первых двух недель июля 1983 года. Та, что ты ищешь, идет под номером четыре.

Графиня была сражена наповал.

– Нечего сказать – вот это да!

– Я как раз и надеюсь, что ты никому ничего не скажешь. В противном случае она меня просто уволит, а заодно и мою жену.

– Обещаю ничего никому не рассказывать. Ты что, тоже разговаривал с прежним смотрителем музея?

– Да, он-то и объяснил мне, что именно тебе нужно и где это хранится.

– А как с фото номер четыре? Я ведь ни с кем это не обсуждала.

– Верно, но есть некие два журналиста, которые разыскивают всех тех, кто находился на базе в этот период, и пытаются раздобыть информацию об этом человеке. Вот я и решил, что тебе нужен именно он.

Он достал из бумажника какой-то листок и развернул его. Это была копия фотографии улыбающегося мужчины с короткой стрижкой. Графиня спросила:

– Откуда у тебя эта фотография?

– Два дня назад ко мне сюда заглядывали эти журналисты. Они мне дали это фото, но не сказали, кто на нем изображен.

– Ну, и ты им помог?

– Да нет. Мне они как-то сразу не понравились; кроме того, черт возьми, нечего устраивать из убийства разные там шоу. Несчастная девушка! Подумать только – убить ее столь варварским способом!

– Да уж, тут я не в силах с тобой не согласиться. Могу я взять все материалы с собой?

– Разумеется, мне ведь они без надобности. А все же кто это?

– Один человек из министерства иностранных дел, который не совершил ничего противозаконного. Скажи, а ты помнишь, как зовут этих журналистов?

– Нет, но один из них оставил мне свою визитку. Когда вернусь домой, могу тебе позвонить.

– Буду весьма признательна. Они не сказали, почему их интересовал изображенный на фотографии человек? – Нет, как и ты, они ничего не рассказывали.

Внезапно Графиню посетила параноидальная мысль. – А прежний смотритель музея, за что его уволили?

– Хм, это весьма длинная история, кое-что там действительно правда, однако, если ты имеешь в виду данное фото, то ничего общего с его увольнением оно не имеет.

– О’кей, в общем-то, я так и думала.

– В сущности, весьма жаль, что с ним так поступили. Он как никто умел рассказывать всякие забавные гренландские байки – и правдивые, и небылицы. Это все заслуга Управления по культурному наследию и разных там музейных деятелей – действительно, теперь все у нас подчинено строжайшим правилам. Но ведь большинство посетителей – самые обыкновенные люди, которые с огромным удовольствием продолжали бы слушать его истории. – А ты сам их знаешь?

– Массу, вот только рассказывать совсем не умею. По крайней мере, не так здорово, как мой прежний шеф.

– Однако регулярно репетируешь?

Молодой человек покраснел.

– Ну, так, в основном для себя.

Графиня покосилась на окно: по стеклу барабанили капли начавшегося дождя. Нечего и думать было идти до машины в такую погоду. Взглянув на часы, она попросила:

– Расскажи какую-нибудь байку.

Глава 27

В субботу в первой половине дня погода поменялась. Когда поезд подходил к Роскилле, удушливая жара, висевшая над Копенгагеном, сменилась грозой. Полина Берг даже облегченно вздохнула, хотя в купе, где она ехала, по сути ничего не изменилось – одежда по-прежнему противно липла к телу. Девушка посмотрела в окно как раз в тот момент, когда острая стрела молнии прорезала свинцовые иссиня-серые тучи и озарила башни-близнецы местного кафедрального собора, который был еще довольно далеко и потому выглядел миниатюрным. Чуть позже на поезд обрушился дождь, сразу же скрывший все детали местности. Некоторое время девушка наблюдала за тем, как по оконному стеклу бежит вода, удивляясь, почему одни капли на нем застыли как вкопанные, тогда как другие с лихорадочной скоростью сбегают по стеклу, растекаясь по всей его поверхности. Затем, отвернувшись от окна, она посмотрела на своего попутчика. Это был солдат; еще в Копенгагене, торопясь первой занять место у окна, Полина случайно хлестнула его по лицу своими собранными в лошадиный хвост волосами. С тех пор он всю дорогу пытался завязать с ней разговор, однако она либо ограничивалась односложными ответами, либо вовсе игнорировала его. Он был одним из первых среди пассажиров, кто поднялся со своего места, – по всей видимости, спешил выйти. Полина улыбнулась ему, чего предусмотрительно ни разу не делала на протяжении всей поездки, и заметила, что он раздумывает, не присесть ли снова. К счастью, он так и не решился осуществить свое намерение, ответил ей улыбкой и вышел из купе.

Здание вокзала в Роскилле – старейшее в стране – было построено в связи с открытием в 1847 году первой в Дании железнодорожной линии между Копенгагеном и Роскилле. Это Полина Берг узнала из интернета. В субботу 5 апреля 1997 года в девять с небольшим Катерина Томсен прибыла сюда на местном поезде из Копенгагена. В поезде ее видели многочисленные свидетели, которые в один голос утверждали, что ехала она одна. В Роскилле Катерина вышла на первую, ближайшую к вокзалу платформу, что также было зафиксировано свидетельскими показаниями. Отсюда она должна была быстро перейти в туннеле под путями на платформу номер шесть, куда через семь минут прибывал поезд, идущий на Нэствед через Хаслев. Никто из пассажиров нэстведского поезда девушку не видел, и с высокой степенью вероятности можно было утверждать, что она на него так и не села. Погода 5 апреля 1997 года стояла дождливая и ветреная, температура воздуха была около семи градусов. Таким образом, она вряд ли могла покинуть железнодорожную станцию, если, конечно, у нее не было какого-то важного дела где-нибудь в другом месте.

Полина Берг уже в пятый раз проделала тот путь, которым в 1997 году шла Катерина Томсен. Она медленно и методично брела по платформе, спускалась в туннель, снова поднималась на перрон, старательно прислушиваясь к собственным впечатлениям. Косой дождь лил как из ведра, и легкий козырек над платформами был не очень-то надежной защитой от него. Брюки девушки разом промокли, однако она была слишком поглощена своим занятием, чтобы обращать на это внимание.

В 1997 году у Андреаса Фалькенборга был серебристо-серый «сааб 900», который он мог припарковать как перед станцией, так и позади нее. Однако что могло заставить двадцатидвухлетнюю девушку прервать свою поездку и последовать за сорокалетним мужчиной в его машину? Если Андреас Фалькенборг собирался применять силу или угрозы, то с его стороны место для этого было выбрано крайне неудачно. Если учесть к тому же огромное количество свидетелей, то подобную возможность следовало полностью исключить. Сидя в станционном кафетерии с чашечкой горячего кофе, Полина все больше укреплялась в мысли, которая уже несколько дней назад пришла ей в голову: Андреас Фалькенборг и Катерина Томсен были знакомы. Однако даже факт их знакомства еще не объяснял развитие событий. Было бы дурацкой затеей попытаться сымитировать случайную встречу где-нибудь на одной из платформ либо в туннеле, после чего предложить девушке ее подвезти. Все приобретало смысл лишь в одном-единственном случае – если между ними была предварительная договоренность. То есть если Катерина Томсен добровольно прошла к автомобилю Андреаса Фалькенборга, где он уже сидел и поджидал ее.

Возвращаясь поездом в Копенгаген, Полина Берг раз за разом мысленно проигрывала ситуацию. Она живо представляла себе, как насквозь промокшая девушка, сгибаясь под порывами ветра, спешит преодолеть последние метры, отделяющие ее от «сааба» Андреаса Фалькенборга. Интересно, увидев, что она подходит, он перегнулся через пассажирское сиденье и сам открыл ей дверь? Скорее всего, да. «Рад тебя видеть. Ну и погодка! Посмотри в бардачке – там есть салфетки». Путь, приведший ее к моргу, был вымощен самыми теплыми чувствами. Нет, лучше звучит «зиждился на самых теплых чувствах». А что, интересно, происходило между ними во время их совместной поездки? Возникшие у Полины мысли заставили ее блаженно потянуться. Господи, как же все-таки она любит свою работу!

Прибыв на Центральный вокзал Копенгагена, Полина первым делом позвонила Конраду Симонсену и проинформировала его о своих выводах. Похоже, шефа они заинтересовали, однако он не испытывал по этому поводу столь большого энтузиазма, как она сама. Тем не менее он похвалил девушку и порекомендовал продолжать в том же духе. Этого ей было вполне достаточно. Теперь она может и в уик-энд связываться с Конрадом Симонсеном, и это будет выглядеть вполне в порядке вещей. Точно так же поступают и Поуль Троульсен, и Графиня, и Арне Педерсен, когда у них есть для него что-нибудь важное. Она может продолжать. Продолжать в том же духе. Он сам так выразился.

Продолжение последовало двумя часами позже на копенгагенской площади Гаммель Торв.

Накануне Полина связалась с Вседатским обществом гомосексуалистов и лесбиянок и попросила о содействии в поисках неизвестной подруги Катерины Томсен. Пару раз ее «отфутболили», переключая на других сотрудников, пока в конце концов не соединили с женщиной, которая, хоть и не обещала помочь, однако и не отказала прямо с порога, а внимательно выслушала ее просьбу. Они договорились встретиться у фонтана «Милосердие» – красивого источника, оформленного в стиле Ренессанс в начале XVII века в эпоху правления Кристиана IV.

К удивлению Полины Берг, оказалось, что женщине где-то около пятидесяти – при телефонном разговоре она производила впечатление более молодой. Кроме того, с первых же минут встречи у девушки возникло ощущение, граничащее с уверенностью, что раньше они уже встречались, хотя где и при каких обстоятельствах ей никак не удавалось вспомнить. Одно лишь она знала твердо – та их встреча была не из приятных.

Они представились друг другу. Собеседница Полины была рослой дамой с вызывающим взглядом и крашеными рыжими волосами – на вкус девушки, на один-два тона более яркими, чем следовало бы. Она даже не взглянула на предъявленное полицейское удостоверение и постаралась свести процедуру вступительного обмена любезностями к минимуму. Коротко бросив «идем», она пересекла площадь и остановилась у свободной скамейки, где обе в итоге и устроились. В беседе дама также с первых же слов постаралась прибрать инициативу к рукам:

– Что тебе известно о нашем обществе?

Вопрос застал Полину Берг врасплох. Какое имеет значение, что ей известно об этом обществе? Да и сам вопрос был задан таким командно-вызывающим тоном, будто сама она была юной студенткой, а ее собеседница – авторитетным экзаменатором. Поначалу она даже решила не отвечать, однако затем передумала.

– Не так уж много. Оно было создано в 1948 году и стало одной из первых в мире организаций подобного рода. Вы занимаетесь разнообразными консультациями и лоббированием прав лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Вот, в общем-то, и все.

Очевидно, данный ответ вполне удовлетворил собеседницу. Во всяком случае, она оставила данную тему и снова скомандовала:

– Покажи фотографию и повтори все то, что говорила мне вчера.

Полина Берг покорно выполнила ее пожелание. Внезапно в процессе объяснений она вспомнила, где раньше ей приходилось встречаться с этой свидетельницей. Год назад она не оставила камня на камне от доводов прокурора и добилась освобождения прямо в зале суда обвиняемого, по делу которого Полина Берг и ее тогдашние коллеги трудились не покладая рук не одну неделю. Наверняка теперь она уже участвует в заседаниях суда второй инстанции.

Женщина внимательно изучила состаренный стараниями Мальте Борупа портрет предполагаемой подруги Катерины Томсен и спросила:

– Так ты утверждаешь, что она лесбиянка?

– По всей видимости, хотя я и не уверена в этом на все 100 процентов.

– Она живет здесь, в Копенгагене?

– Этого я также не знаю. Только что она жила здесь десять лет назад.

– А у тебя есть ее фотография в электронном виде?

Полина Берг протянула ей флешку и свою визитную карточку.

– Мы попробуем отыскать ее через интернет – проверим фейсбук, список корреспондентов нашей электронной почты, а также наш собственный сайт. Думаю, это будет самое эффективное. Если мы ее найдем, я свяжусь с тобой. – Как ты считаешь, шансы на это есть?

– Откуда мне знать?! У тебя что-нибудь еще?

Никаких других вопросов у Полины к ней не было.

Шагая по Стройет [40]40
  Стройет – пешеходная улица в центре Копенгагена.


[Закрыть] в сторону Ратушной площади, Полина Берг ощутила прилив радости. Теперь-то она точно знала, что дело Фалькенборга – ее!