Текст книги "Всё имеет свою цену"

Глава 38

Графиня отчаянно торопилась, чтобы не опоздать после беседы с Бертилем Хампель-Кохом на пресс-конференцию. В результате она оказалась первой, занявшей свое место на сцене. Чуть погодя в сопровождении Арне Педерсена и Полины Берг появился Конрад Симонсен. Когда он вошел, Графиня коротко, но красноречиво кивнула ему, давая понять, что допрос Бертиля Хампель-Коха прошел именно так, как и было задумано. Шеф оценил ее труды, молча подняв кверху большой палец. После этого немого диалога у нее осталась еще масса времени, чтобы составить себе представление о присутствующих в зале.

Интерес, проявленный к пресс-конференции представителями средств массовой информации, был очевиден – в общем и целом здесь собралось не меньше полусотни журналистов и фотокорреспондентов. Графиня с удовлетворением отметила про себя, что никаких телекамер не наблюдается. Два телеканала, заявивших о своем желании участвовать, получили обещание о специальном интервью с ней и Конрадом Симонсеном непосредственно после окончания общей встречи под предлогом того, что полиция хотела бы избежать прямой трансляции ввиду наличия в данном деле некоторых особо щекотливых обстоятельств. Телевизионщики отнеслись к этому с пониманием.

К установленному времени отдельные голоса в зале начали постепенно стихать и слились в негромкий гул. Графиня выпрямилась в кресле, сразу же проникнувшись напряженностью момента. Для начала Конрад Симонсен подвергся перекрестному обстрелу вопросами, сыпавшимися со всех сторон. В основном всех интересовали два момента: арест и предъявление обвинения Андреасу Фалькенборгу, а также методы ведения полицией допросов во время, а также после утреннего задержания обвиняемого. Вовсю звучали слова типа «фиаско» и «оплошность», и начальнику отдела убийств здорово досталось со стороны пишущей братии, поскольку большинство криминальных репортеров страны не особо его жаловали. Уважали – да, но отнюдь не любили – ведь за долгие годы он загубил не один блестящий заголовок. В общем и целом шеф превосходно отражал все атаки, а когда его темперамент грозил выплеснуться наружу и дать слишком уж богатую пищу завтрашним передовицам, в дело весьма искусно вступал Арне Педерсен. Сама Графиня не произнесла ни слова. Она молча разглядывала сидящих перед ней журналистов и наконец высмотрела среди них тех двух, которые были ей нужны. Тот, что постарше, был здоровяк с торчащей во все стороны черной бородой – этакий классический голливудский тип казака. На лице его товарища – бледного юноши в маленьких круглых очках – застыло выражение недоверия, как будто он по своей натуре не привык верить ничему, что слышит, от кого бы данная информация ни исходила. Графиня долго исподтишка наблюдала за ними, старательно отворачиваясь всякий раз, как кто-либо из двоих бросал на нее взгляд. Ведь это именно они и были причиной проведения данной пресс-конференции, и ей еще предстояло выполнить обещание, данное в Ботаническом саду Хельмеру Хаммеру, – заставить их перенести свой интерес с гренландского путешествия Бертиля Хампель-Коха поздним летом 1983 года на что-нибудь другое.

Постепенно энтузиазм, с которым задавались вопросы, пошел на убыль, а ответы Конрада Симонсена стали все чаще повторяться. Графиня пребывала в постоянной боевой готовности, и вот наконец прозвучал тот вопрос, которого она дожидалась. Единственное, чего она не знала, это кто должен его задать. Она уже давно пыталась определить это, ставя то на одного, то на другого журналиста, однако постоянно ошибалась. Условная реплика прозвучала из уст ветерана криминальной журналистики, пожилого – лет за шестьдесят – репортера одной из небольших ежедневных газет, чуть ли не последнего из тех, кого она могла заподозрить в участии в делах подобного рода. Вопрос его был адресован Конраду Симонсену:

– В рамках данного дела вы несколько раз допрашивали господина директора департамента министерства иностранных дел Бертиля Хампель-Коха. По какой причине?

Казалось, замечание это застало Конрада Симонсена врасплох.

– Ну да, действительно. Это имеет отношение к убийству Мариан Нюгор – ведь оно произошло на Гренландии. Этот чиновник помогает нам получить сведения от американ… в общем, из иных источников. Кроме того, по воле случая он сам побывал в 1983 году на военной базе в Сёндре Стрёмфьорде всего за пару месяцев до убийства, так что в этой связи мы, разумеется, также… впрочем, этим занимался не я…

Он взглянул на Арне Педерсена, который отрицательно покачал головой, а затем на Графиню, которая продолжила ответ за него:

– Бертиль Хампель-Кох находился на базе в течение четырех дней в июле, приземлившись здесь по дороге на станцию «Север», где должен был принять участие в патрулировании границ в составе команды «Сириус». В то время он являлся сотрудником министерства обороны, и поездка эта была своего рода премией за отличную работу. Это верно – он был опрошен на предмет сведений о своем кратком пребывании на базе, наравне со многими другими, кто также находился там.

Дополнительный вопрос был задан молодым человеком, сидевшим в первом ряду:

– Четыре дня в июле? Но ведь это было за несколько месяцев до убийства Мариан Нюгор.

– Да, и как я уже сказала, он вовсе не единственный, с кем мы переговорили о пребывании на базе. Однако существуют свидетели, обладающие особо острой памятью и умеющие подмечать те детали, на которые прочие не обращают внимания. Кроме того, во время своей промежуточной посадки там Бертиль Хампель-Кох познакомился с Мариан Нюгор.

– Можно ли сказать, что Бертиль Хампель-Кох помог вам получить какие-либо конкретные доказательства, подтверждающие выдвинутые вами обвинения?

– В компетенцию свидетелей не входит получение доказательств, однако я могу констатировать, что Бертиль Хампель-Кох оказал нам большую помощь. Как уже было отмечено, наравне со многими прочими людьми.

Было заметно, что данная тема не находит особого отклика среди присутствующих: интерес, похоже, был исчерпан и в аудитории постепенно зазвучал приглушенный шепот. Ситуация кардинально изменилась, стоило лишь «казаку» задать следующий вопрос:

– А почему господин директор Бертиль Хампель-Кох путешествовал по Гренландии под чужим именем?

Слова «под чужим именем» сразу же заставили всех насторожиться. Может, в этой истории содержалась другая, которая вот-вот выйдет наружу? Пока Графиня излагала свой рассказ, к ней были прикованы напряженные взгляды большинства собравшихся. Бросив извиняющийся взгляд на Конрада Симонсена, она довольно элегантно подвела итог:

– Правда, я не знаю, стоило ли говорить об этом сейчас?

«Казак», однако, не сдавался:

– Странно, что он также утверждал, что по профессии он геолог. Как можно прокомментировать это?

Графиня на мгновение задумалась, а затем начала свой ответ с той самой реплики, которая всегда лишь заставляет всех журналистов мира еще больше насторожиться. Слегка замявшись, она сказала:

– Думаю, что это вам не стоит записывать.

После этого она поведала о том, как Бертилю Хампель-Коху выпала возможность вновь на четыре дня ощутить себя холостяком без риска вступления в длительные отношения.

Большинство слушателей вынуждены были с ней согласиться: действительно, все это было его частным делом и не представляло особого интереса. Одна энергичная дамочка-репортер попыталась было строить догадки и задала довольно-таки бестактный вопрос:

– Значит, Мариан Нюгор забеременела от Бертиля Хампель-Коха?

Комментарий Графини был суров. Направив на дамочку указующий перст, она начала:

– Такого рода неправдоподобным предположениям самое место в разделе слухов и сплетен, и я не думаю, что…

Конрад Симонсен грубовато прервал ее; заметно было, что он едва сдерживается и не особо следит за словами:

– Предлагаю немедленно прекратить это копание в грязном белье! Я расследую дело об убийстве как минимум двух женщин и не намерен тратить свое время на подобную чушь!

Представители четвертой власти моментально заглотили наживку, среагировав на якобы невольную оговорку главного инспектора. Графиня почувствовала, как аудитория вновь насторожилась, а затем на шефа опять посыпались, в общем-то, одни и те же вопросы, только задаваемые на разный лад. Убийство как минимум двух женщин – что имеется в виду под этим «как минимум»?

Все начисто забыли о Графине, о Бертиле Хампель-Кохе, то есть все складывалось так, как и было задумано. Она вновь покосилась в сторону «своих» двоих журналистов. Тот, что был помоложе, недоверчивого вида, с досадой всплеснул руками, и вскоре оба они удалились. Глядя им вслед, Графиня вовсе не ощущала особого торжества победы, думая о том, что так всегда бывает, когда искушенный в софизмах лжет, не говоря при этом ни слова неправды. Весь окружающий мир сводится до размеров обычной игры – игры, которая не приносит радости. После этого она стала думать о Конраде Симонсене, который вынес на своих плечах львиную долю всего этого мусора, а также о том, что приготовить ему на обед.

Глава 39

– Ну и дерьмо же это ваше хваленое правовое общество. В течение последующих нескольких дней Поуль Троульсен так часто к месту и не к месту произносил эту фразу, что в конце концов она уже порядком всем надоела. Она действовала на нервы, хотя каждый понимал, что говорит он это вовсе не всерьез – просто так он разряжается, давая выход накопившемуся раздражению. Как и прочие сотрудники убойного отдела, Поуль доводил себя до изнеможения, пытаясь отыскать улики, которые бы могли связать Андреаса Фалькенборга с совершенными им преступлениями и таким образом продлить его содержание под стражей. К сожалению, по большей части все прилагаемые усилия практически не имели никакой отдачи. Сам обвиняемый отказывался от дополнительных допросов, что убивало всякую надежду на какое-либо продвижение вперед в этом направлении. Почти все те люди, с кем он общался в настоящее время и прежде, были выявлены и опрошены – то есть работа была проделана огромная, но она оказалась абсолютно бесполезной. Никто из опрошенных не сообщил ничего такого, что не было бы и так уже известно полиции. Оставалось надеяться на данные экспертиз, из которых наиболее перспективной линией представлялось исследование следов ДНК из могилы Мариан Нюгор в гренландском материковом льду. Теоретически такие следы могли прекрасно сохраниться в замороженном состоянии даже с учетом того, что с момента преступления прошло уже почти 25 лет. Быть может, удастся даже доказать, что рядом с могилой приземлялся вертолет. То есть причины для оптимизма были налицо, однако, к сожалению, радужные надежды не оправдались. Во второй половине дня в пятницу Конрад Симонсен вернулся в отдел после встречи с Куртом Мельсингом – заведующим лаборатории судебной криминалистики. Он сразу же прошел в кабинет Графини, где его уже с нетерпением поджидали Поуль Троульсен, Полина Берг и сама хозяйка комнаты. Одного взгляда на лицо шефа им вполне хватило, чтобы сделать вывод о том, что встреча не задалась. Настроение у Конрада Симонсена было отвратительное, и еще до того, как прозвучало первое слово, это не замедлило сказаться на царящей в кабинете атмосфере. Графиня пессимистически заметила:

– Насколько я могу судить, все прошло не так уж здорово?

Конрад Симонсен позволил себе наконец расслабиться и в изнеможении рухнул на стул.

– Все прошло паршиво. У экспертов на сегодняшний день нет ничего, и если когда-нибудь что-то и появится, что представляется более чем сомнительным, то произойдет это отнюдь не в ближайшее время. Так что теперь нам как воздух нужны какие-нибудь новые хорошие идеи.

Полина Берг нерешительно начала:

– Сегодня утром у меня появилось имя подруги или, точнее, любовницы Катерины Томсен. Ее зовут Вибеке Беренс, однако сейчас она, к сожалению, отправилась в пеший поход в Финнмарк [51]51
  Финнмарк – северо-восток Норвегии.


[Закрыть] вместе со своими двумя братьями, и установить с ними контакт не представляется возможным. Домой они вернутся минимум через неделю. Кроме того, я вообще не уверена, знает ли она Андреаса Фалькенборга.

Поуль Троульсен сокрушенно заметил:

– Это нам сейчас никак не поможет.

Полина Берг взволнованно поинтересовалась, как будто ответ на этот вопрос не был ей самой давно известен:

– И что же тогда? Я имею в виду, ведь не может же быть, чтобы его и вправду освободили?

Поскольку никто ей не ответил, она повторила вопрос, на этот раз визгливо, едва не плача. Графиня резко оборвала ее:

– Ничего не изменится, если ты будешь себя накручивать. Кроме всего прочего, это не нам решать.

– Но не может же судья выпустить серийного убийцу и позволить ему разгуливать на свободе, как ни в чем не бывало!?

– Будь уверена, она именно так и сделает, если нам не удастся представить никаких дополнительных улик. Точнее, вообще каких-либо улик.

Девушка повернулась к Конраду Симонсену:

– И что же, никакой положительной информации?

– Нет.

– А что с Арне? Разве он не был с тобой у Мельсинга?

– Он обхаживает прокурора, пытаясь убедить ее продлить срок заключения под стражу. Но она на это никогда не пойдет. У нас так и не появилось ничего нового, а она не хочет выставлять себя на посмешище, за что ее, в общем-то, сложно упрекнуть.

Поуль Троульсен сказал:

– Есть еще пара дней. Нам нужно попытаться собрать все мелочи и надеяться на чудо. Может, попытаемся еще раз все хорошенько обдумать и распределим обязанности?

Конрад Симонсен нехотя согласился:

– Что ж, так мы, вероятно, и сделаем, вот только дождемся Арне. Полина, для тебя у меня есть специальное задание. Ты отправишься в Хундестед и переговоришь с Жанет Видт. Я хочу, чтобы она либо спряталась, либо кто-нибудь ее прикрывал. Поезжай туда сегодня же вечером. Если у тебя уже были какие-то другие планы, отмени их.

Полина Берг кивнула, хотя приказ пришелся ей явно не по вкусу; тем не менее было ясно, что выбора у нее нет. Вместо того чтобы возражать, она осторожно спросила:

– А может, мы задержим его за что-то другое? Скажем, за неуплату налогов. Ведь мы знаем, что его клиенты всегда расплачиваются наличными и без всяких документов.

– А-ля Аль Капоне, – проявил свою эрудицию Поуль Троульсен.

Графиня печально покачала головой.

– Сама по себе идея недурна. Однако уже слишком поздно. Мы не сумеем представить ничего существенного до воскресенья. Но мне тут пришел в голову другой вариант. Мы ведь знаем, что он купил полдома и организовал переезд – все это с целью получить отпечатки пальцев Карла Хеннинга Томсена на пластиковом мешке. Не так ли?

Конрад Симонсен неуверенно согласился:

– Знаем, вероятно, довольно сильно сказано, однако мы с большой долей вероятности это допускаем. Если уж он наметил себе жертву, то его не смущают никакие усилия. И все же – куда ты клонишь?

– Этот мешок, с помощью которого он впоследствии убил Катерину Томсен, он нацепил на бюст Моцарта, после чего ее папаша оставил на нем свои отпечатки во время переезда.

– Да, так нам все это представляется. И сам он в большей или меньшей степени подтвердил это во время допроса. Но какой интерес это представляет именно теперь?

– А такой, что бюст Моцарта привязан к Андреасу Фалькенборгу, а пластиковый мешок – к убийству Катерины Томсен…

Она не окончила фразу. Слегка помедлив, Конрад Симонсен сделал это за нее:

– И если нам удастся привязать пластиковый мешок к бюсту Моцарта, то мы его подловим. Что ж, идея интересная. Продолжай.

– А продолжать, в общем-то, и нечего. Мне кажется, логично было бы предположить, что отпечатки пальцев в какой-то степени зависят от той поверхности, на которой они остаются или которую в данном случае сжимали. Может, в отпечатках можно будет отыскать отражение контуров бюста. Или, может, эксперты сумеют найти однозначные следы пребывания бюста в пакете. При этом я исхожу из того, что бюст этот все еще хранится в каком-нибудь архиве или на каком-либо складе.

Остальные дружно закивали. Это была лучшая из всех идей относительно того, что еще можно предпринять в данной ситуации. Несмотря на то, что времени уже почти не осталось.

Тем не менее Поуль Троульсен задал вопрос, который, казалось, напрашивался сам собой:

– Почему же ты раньше ничего не говорила об этом?

Графиня без тени смущения ответила ему в тон:

– Потому что мне только сейчас пришло это в голову.

Все трое посмотрели на Конрада Симонсена, который подвел итоги:

– По крайней мере, Мельсинга стоит об этом спросить. Позвони ему, Графиня. Отыщи, где бы он ни был. Поуль, ты выяснишь, где находится этот мешок. И позаботься о том, чтобы, если он понадобится сегодня вечером, кто-то смог бы нам его выдать.

Четверть часа спустя вновь появилась Графиня с хорошими новостями от Мельсинга:

– В общем и целом существуют неплохие шансы привязать бюст к мешку. У Мельсинга даже появилась парочка каких-то собственных идей, которые я, признаться, толком не поняла. Он и его отдел готовы начать, как только мы доставим им оба объекта. Проблема только во времени. На проведение соответствующих исследований одних суток не хватит. Неделя – более реалистичный срок, да и то, если они будут работать, не разгибаясь, целыми днями, однако…

Она улыбнулась. Конрад Симонсен и Полина Берг как завороженные следили за движениями ее губ.

– Если им удастся обнаружить следы гипса на внутренней стороне пакета – а это они сумеют определить в течение сегодняшней ночи, – то Мельсинг согласился пойти на то, чтобы представить судье свои выводы, которые будут несколько выходить за пределы реально проведенных исследований. И это гарантирует нам еще добрую неделю рабочего времени.

Конрад Симонсен стукнул кулаком по столешнице, издав при этом энергичное «yes». После чего прибавил:

– Значит, столь желаемое чудо все же произошло.

Чудо длилось ровно пять минут. Затем в кабинет вошел Поуль Троульсен, всем своим видом демонстрируя полнейшее уныние.

– Пластикового мешка больше нет, он уничтожен. Я разговаривал с полицией Нэстведа: убийство Катерины Томсен признано ими раскрытым, поэтому, когда в 2002 году они получили новые площади для размещения своих архивов…

Конрад Симонсен перебил его:

– Мне все равно, что произошло. Это точно, что мешок утрачен?

– К сожалению, да.

Глава 40

– Черт возьми, но кто-то же должен его остановить! Карие глаза Жанет Видт пылали гневом, однако в голосе девушки явно слышались нотки страха. Полина Берг промолчала – она просто-напросто не знала, что ответить. Жанет Видт снова срывающимся голосом повторила сказанное:

– Кто-то ведь, черт подери, должен остановить этого безумного психопата!

Они сидели на зеленой лужайке, откуда открывался прекрасный вид на Исефьорд. Дувший со стороны воды свежий ветерок достигал их, и в какой-то момент Полина Берг даже почувствовала во рту привкус соли; правда, она не была полностью уверена, что все это реальные ощущения, а не фантазия. Тени становились все длиннее, долгий летний день близился к концу. Неподалеку от них вне пределов слышимости компания молодых людей распивала пиво. Это были одноклассники Жанет Видт – ученики третьего класса Фредериксборгской гимназии, расположенной в Хиллерёде, – которые терпеливо ждали свою подругу. Полина Берг перехватила их по дороге на вечеринку и после недолгих уговоров сумела убедить ненадолго задержаться, пока она переговорит со свидетельницей. Один из парней обернулся и внимательно посмотрел на них как раз в тот момент, когда Жанет, энергично жестикулируя, произносила свою сентенцию, однако слов ее он, скорее всего, разобрать не мог – ветер относил их в сторону. Полина Берг отметила про себя, что, несмотря на юный возраст, он выглядит старше своих лет и, по-видимому, обладает незаурядной физической силой. Как раз в таком защитнике и нуждалась ее собеседница. Точнее, могла нуждаться – оставалось только надеяться, что подобная защита ей не понадобится.

– А с мужчинами у тебя как, парень есть?

Полина Берг небрежно мотнула головой в сторону своих друзей.

– Ты их, что ли, мужчинами называешь? Да и вообще, тебе-то какое дело?

– Да ладно тебе, Жанет. Ведь ты и сама прекрасно понимаешь, что я притащилась сюда в пятницу вечером вовсе не для того, чтобы тебя подкалывать. Если это тебя хоть как-то утешит, то я и сама вынуждена была отменить одну назначенную на вечер встречу, а ее я, надо сказать, ждала с особым нетерпением вот уже несколько дней. Однако в жизни всегда есть вещи, которые бывают важнее других. Так вот, в данный момент ты для меня важнее любых встреч. Так считает мой шеф, да я и сама того же мнения. Девушка ненадолго задумалась, а потом сказала:

– Фамилия твоего шефа Симонсен, но все вы зовете его Симоном, верно?

– Да, точно.

– Ну и как он, хороший начальник?

– Иной раз, правда, бывает грубоват, но вообще-то… да, хороший.

– Ты знаешь, что я с ним встречалась?

– Да, знаю.

– В прошлый раз он мне очень понравился – с бабкой они здорово поладили, он обращался с ней так галантно, тактично…

– Что ж, неудивительно. Симон это может.

– Я и не знала, что на нее было совершено нападение. Мне никогда никто этого не рассказывал. Странно, ведь я знакома со многими, кому это было известно, но мне почему-то никто ничего не говорил. Странное ощущение – как будто тебя все время обманывали. Кажется, ты хорошо знаешь всех этих людей, но на самом деле это не так.

– Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. Некоторые секреты, известные людям одного поколения, никогда не передаются ими молодым, как будто старики и сами пытаются их забыть. С возрастом мы наверняка и сами станем такими же.

Девушка озадаченно посмотрела на Полину.

– Ты так считаешь?

– Абсолютно точно.

– Мне это как-то не приходило в голову. Хочешь пива?

– Нет, спасибо, я за рулем, а кроме того, на работе.

– Хочешь сказать, что легавые никогда не пьют на работе?

– Ну, может, иногда, как и все прочие. Но большинство работающих редко когда выпивают посреди рабочего дня. Слушай, а куда вы, собственно говоря, собрались? – В Копенгаген. Поезд отходит через полчаса. Нас позвали на вечеринку.

– Почему бы тебе не пойти и не сказать друзьям, чтобы ехали без тебя – я сама отвезу тебя в Копенгаген, когда мы закончим беседу.

Мгновение подумав, Жанет Видт поднялась и пошла к друзьям. Полина Берг наблюдала за ее жестикуляцией во время последовавшего разговора. Заметно было, что девушке в компании принадлежит роль лидера. Чуть погодя молодые люди встали и ушли.

– Они расстроились?

– Расстроились – не расстроились… С чего бы им расстраиваться – мы же совсем скоро опять увидимся. А правда, что этого психопата выпустят не раньше воскресенья?

– Да, в воскресенье утром.

– Ну, тогда я буду веселиться всю ночь, не оглядываясь через плечо. Может, это моя последняя вечеринка.

Она задорно улыбнулась, но Полина Берг невольно вздрогнула.

– Прекрати болтать чушь, такими вещами не шутят.

– Да знаю я, просто все это – какое-то безумие. Вдруг меньше чем через неделю за мной начнет охотиться некий монстр. Слушай, а он, вообще-то, какой, здоровенный?

– Ну, уж точно поздоровей тебя.

– Если он только попробует мне что-то сделать, я его убью – конечно, если смогу.

Полина Берг подумала, что идея, правда, замечательна, вот только неизвестно, как именно она, являясь сотрудником полиции, должна на нее реагировать. Поэтому она решительно сменила тему:

– Так мы, помнится, не окончили разговор о парнях.

– На данный момент у меня нет постоянного парня, однако я вполне могу обзавестись им к воскресенью, если ты на это намекаешь. Ты ведь имеешь в виду, что мне может понадобиться своего рода телохранитель?

– Именно так, и не смей болтать глупости, будто сможешь справиться с ним сама. Просто необходимо, чтобы за тобой по пятам кто-то все время ходил, желательно – сильный мужчина. Тогда вас будет уже двое – то есть ты не останешься наедине с этим психом.

Чего-чего, а здравого смысла Жанет Видт хватало с избытком:

– Но ведь невозможно же сделать так, чтобы мы постоянно были вместе, сутками бы ходили, не отклеиваясь друг от друга. Кто сможет такое вынести? Да и как долго все это будет продолжаться?

Полина Берг, хотя и не стала рассказывать, что в настоящий момент расследование зашло в тупик, и убойному отделу за последние несколько суток не удалось добиться никаких сколько-нибудь достойных упоминания результатов, предпочла ответить максимально откровенно:

– Сознаюсь, проблема действительно весьма серьезная, но, как ты понимаешь, мы все работаем с полной отдачей; при этом я говорю о множестве людей, единственной задачей которых на данный момент является обезвредить Андреаса Фалькенборга. Мы один за другим переворачиваем все камешки, из которых складывалась его жизнь, и я убеждена, что рано или поздно нам посчастливится найти что-то, за что мы сможем его закрыть. Проблема лишь в том, что сейчас я не могу точно сказать тебе, когда именно это произойдет. По правде говоря, я бы хотела спросить, не можешь ли ты на время куда-нибудь уехать? В какое-то такое место, о котором будем знать только ты и я?

Сохраняя серьезный вид, девушка задумалась, медленно допила свое пиво и потянулась за новой бутылкой к лежащему рядом с ней пластиковому пакету. Полина Берг подумала, не предложить ли ей лучше минералки, однако Жанет вовсе не производила впечатления пьяной – казалось, пиво на нее абсолютно не действует. Чуть помедлив, она сказала:

– Нет, не выйдет.

– Почему?

– Ты наверняка заметила, что я на год старше остальных.

Полина Берг утвердительно кивнула. На самом деле она ничего такого не заметила, однако вспомнила, что, когда ей самой было девятнадцать, год в ту или иную сторону действительно значил многое.

– Мне приходится вкалывать изо всех сил, чтобы сдать этот проклятый выпускной экзамен. Почти всем другим учеба дается куда лучше. Вот тебе и все объяснения. На то, что любой другой выучит в течение пятнадцати минут, мне приходится тратить час, и хотя я и старалась изо всех сил, во втором классе гимназии я просидела два года. Так что надолго мне от учебы отрываться нельзя – я просто-напросто безнадежно отстану. Способности подвели. – Ты производишь на меня впечатление человека чрезвычайно целеустремленного. Выбрала уже, кем хочешь стать?

– Врачом, и будь уверена, когда-нибудь я им стану.

– Охотно верю. Скажи, а ты никогда не думала о том, чтобы сделать короткую стрижку? Тебе бы это пошло.

Жанет Видт посмотрела Полине Берг прямо в глаза и серьезно сказала:

– Тебе бы тоже.

Полина попыталась поймать ее на слове:

– О’кей, договорились, давай вместе пострижемся. Я сама найду подходящего парикмахера в Копенгагене, и, кроме того, тебе это ничего не будет стоить.

Девушка покачала головой:

– Не пойдет.

– Почему же?

– Потому.

Жанет откинула волосы в сторону и обнажила левое ухо. Оно было неправильной формы и чуть не вдвое меньше нормы.

– Я коплю на операцию, но она дорогая. Кроме того, придется ехать за границу – в Англию или Германию, – так что придется платить еще и за дорогу и проживание.

– Господи, уверяю тебя, все не так уж и плохо выглядит.

– На самом деле ты так не думаешь.

– Но ведь ты же не елочное украшение.

Со стороны Жанет Видт последовала неожиданно агрессивная реакция:

– Ты и вправду считаешь, что я могу кому-нибудь показать такое ухо? Ты что, идиотка?

Проигнорировав грубость, Полина Берг решила больше не касаться стрижки и переменила тему:

– А что, если на какой-то момент забыть об учебе, – у тебя есть такое место, куда бы ты смогла уехать?

– Да, есть. И прости, что я нахамила – просто у меня еще с детства кое-какие неприятные воспоминания на этот счет. Но ты-то ведь в этом не виновата.

Полина Берг положила руку на плечо девушки и мягко сказала:

– Ничего, все в порядке. Ну, так куда же ты смогла бы отправиться?

– В Хельсингёр [52]52
  Хельсингёр – город вблизи Копенгагена.


[Закрыть], там у меня дядя, и он наверняка не станет возражать, чтобы я пожила у него какое-то время. Полине Берг не потребовалось много времени, чтобы понять, что как с точки зрения соблюдения мер безопасности, так и в смысле экономии средств, о чем-либо лучшем полиции мечтать просто-напросто не приходится. Ведь если девица откажется уезжать из дома, им придется организовывать ее защиту, а это было бы жутко дорого. Она сказала:

– В Хельсингёре тоже есть гимназия, а все чисто технические проблемы мы уладим. Кроме того, я обещаю организовать тебе квалифицированную помощь для облегчения перехода, и в наших силах сделать так, чтобы ее продолжали оказывать вплоть до самого выпускного экзамена независимо от того, решишь ли ты вернуться обратно или нет. Ну, как ты на это смотришь?

На самом деле Полина толком не знала, имеет ли право говорить все это, однако здравый смысл подсказывал ей, что подобным образом им бы легче было добиться у государства выделения соответствующих средств и при этом еще серьезно сэкономить. Жанет Видт между тем медленно покачала своей красивой головкой:

– Все это так странно – кажется, будто видишь какой-то дурной сон.

– Я превосходно понимаю, что ты сейчас чувствуешь, но все же, что ты скажешь о Хельсингёре?

– Не думаю, чтобы из этого действительно вышло что-то путное. А как быть с выбором профилирующих предметов, который я уже сделала? А новые учителя и одноклассники? Полагаешь, сойтись с ними будет так просто?

Полина Берг чертыхнулась про себя – насколько все было бы проще, если бы девушка добровольно решила воспользоваться этой возможностью.

– В компьютере Андреаса Фалькенборга мы нашли твой снимок, а также следы того, что он читал твое интервью, выложенное в сеть.

Собеседница реагировала в точности так, как она и рассчитывала, одновременно, правда, опасаясь этого:

– Тьфу ты, дьявол!

– Вот именно. Однако приходится смотреть правде в глаза: он уже положил на тебя глаз.

– Это все те сумасшедшие репортеры. Я не хотела ничего им говорить, но они все приставали и приставали, хотя какое это все теперь имеет значение? Что, есть еще что-нибудь? Я хочу знать.

– Когда мы его допрашивали, он говорил что-то о том, что «они плодятся» и приносят в мир «мерзкое отродье». Мы считаем, что он имел в виду твою бабушку и тебя.

– В смысле того, что «мерзкое отродье» – это я? Так?

– Да, именно так.

Жанет Видт расплакалась; Полина Берг тихонько обняла девушку. По дороге к ней домой они договорились обо всем относительно Хельсингёра. На вечеринку Жанет так и не поехала.

На протяжении всего обратного пути в Копенгаген Полина Берг, сидя за рулем, мечтала о почестях и лаврах, которые могли бы достаться ей, сумей она склонить Андреаса Фалькенборга к окончательному недвусмысленному признанию. Такому, от которого он не сможет впоследствии отпереться и которого будет однозначно придерживаться в ходе судебного заседания. Ей казалось, что она располагает возможностями для этого, стоило только решиться. Но тогда просто необходимо будет, чтобы все удалось, ибо в противном случае… Она тихонько пробурчала себе под нос: