Текст книги "Маленький скандал"

Глава 58

Неделей позже, когда я возвращалась в «Лавинг кап» с последними скетчами для Уилла и Стефани, фабрика буквально бурлила. Мисс Нэнси посадила в приемную свою помощницу, а сама перебралась в помещение получше.

Уилл рассеянно перелистал рисунки.

– Стефани вам позвонит, если потребуются изменения, – сказал он, явно расстроившись из-за того, что его отвлекли от дела.

Я готова была скрежетать зубами. Теперь уже Стефани не довольствовалась ролью стороннего наблюдателя и редкой гостьи, она наезжала в Малберри-Хилл чуть не через день. По крайней мере, мне так казалось. Когда я подъехала к участку, ее белый «порше-бокстер» стоял перед бывшей котельной, и я уже слышала стук когтей Эрвина по полированному паркетному полу. Стефани уже наказала нас на десять тысяч долларов из-за изменения заказа в последний момент, потребовав, чтобы обои туалетной комнаты были сняты и заменены ручной работы бумажными обоями, сделанными в Италии на заказ – по двести долларов рулон. Холодильник она отослала обратно продавцу потому, что нашла холодильник больших размеров со стеклянной дверью в салоне в Бакхеде. Еще она настояла на том, чтобы немедленно заменили ковер в гостиной, цвет которого я подбирала на заказ, чтобы он идеально сочетался с цветом шкуры ее собаки.

– Этот отвратительный цвет не имеет ничего общего с моим ангелом. Эрвин палевый. А ковер коричневый!

– У меня для вас еще одно задание, – сказал Уилл, откинувшись на спинку стула.

– Что на этот раз?

– Это задание вам понравится, – сказал он со смехом. – Вам не придется вносить изменения в заказы, я обещаю. Мы собираемся устроить голубиную охоту в Малберри-Хилл, и мне нужно, чтобы вы кое-что подготовили к этому мероприятию.

– С каких это пор вы стали заядлым охотником? – спросила я. Уилл потянулся к выдвижному ящику стола и достал каталог с товарами для охоты. Я вздохнула. Он окончательно съехал с катушек.

– Я любил пострелять птиц, когда был подростком, – сказал он. – Это было до того, как мои родные переехали в город и больше не могли держать собаку, а в округе я не знал никого, кто любил бы охотиться и у кого была бы к тому же своя земля. Я давно подумывал вернуться к этому занятию. Охота по крайней мере вытащила бы меня из офиса на природу.

– Теперь у вас действительно есть земля, на которой можно поохотиться, – призналась я. – Кажется, отец ходил сюда пострелять голубей много лет назад. Он знает людей, у кого есть разрешение находиться в этих владениях.

– Когда-то голубиная охота была ежегодным большим событием – традицией, – сказал Уилл. – Каждый год устраивался большой завтрак перед охотой – в честь открытия охотничьего сезона. Кардуэллы приглашали людей со всей округи. Людям это действительно нравилось, они жили в предвкушении этого дня. Я говорил с вашей «старой гвардией», и они считают, что, возобновляя традицию охоты, я бы продемонстрировал свое хорошее отношение ко всем живущим тут людям.

– С каких это пор вы подружились с нашей «старой гвардией»? – спросила я. – Разве вы не принадлежите к младшей возрастной категории?

– На время я перекочевал из младшей лиги в лигу ветеранов, – сказал Уилл. – Как бы там ни было, мы не можем устроить этот праздник в день открытия охотничьего сезона. Я все равно буду в это время далеко отсюда. Мы назначим дату на 20 октября.

– Я ничего не смыслю в голубиной охоте, – сказала я.

– От вас этого и не требуется. Все, что касается охоты как таковой, я беру на себя. Я просто хочу, чтобы вы помогли Нэнси с приготовлениями. Она уже заказала провиант и обслуживающий персонал. Мы подадим яичницу и пудинги, колбаски, бекон, печеные яблоки и все такое.

У меня потекли слюнки.

– Неплохо звучит, – согласилась я.

– Вы будете отвечать за тенты. Такие большие, как на празднике труда, нам не понадобятся. Я думаю, нас будет не больше двух дюжин. И еще вы возьмете на себя столы и стулья. Я хочу, чтобы на поляне было несколько стогов сена, расставленных в живописном беспорядке. Ничего вычурного, но чтобы был выдержан такой фольклорный стиль. Снаружи это будет хорошо смотреться. Я собираюсь пригласить своих партнеров по бизнесу. Одного крупного бизнесмена из «Викториезсикрет» – он большой любитель охоты.

– Октябрь, двадцатое, – записала я в своем блокноте. – В фольклорном стиле, непринужденность. Пожалуй, это я могу организовать.

– И еще, Кили, давай сохраним эти приготовления к большой охоте в секрете от Стефани, ладно? Я ей сказал, что буду встречаться в этот день с одним из своих клиентов. Чем меньше об этом будет говориться, тем лучше.

– Вы хотите, чтобы я солгала? – сказала я. – Стефани? – Нет, все-таки сегодня день положительно удался.

– Ну, это не совсем ложь… – сказал Уилл. – Я просто не хочу посвящать ее в некоторые детали. Она, знаешь ли, городская барышня, и к тому же не ест мяса. У нее такое нежное сердце, и она так любит животных. Я боюсь, сама мысль о том, что я буду охотиться, расстроит ее. А этого можно избежать.

– Ладно, – сказала я. Я спрашивала себя, замечал ли он любовь Стефани к дорогим кожаным туфлям и сапожкам и замшевым жакетам? Я приложила палец к губам. – Пусть это будет нашим маленьким секретом.

Свои секреты я умела хранить.

Я еще не успела отъехать от Каскавиллы в ту ночь, как уже начала сожалеть о том, что случилось, хорошо еще, что я сумела вовремя остановиться. Как бы Эй-Джи ни извинялся, какие бы сладкие слова ни говорил, я знала, что между нами все кончено. Я слишком много выпила, и, когда я протрезвела, я поняла, что мои гормоны чуть было не уложили меня в постель с тем, кого я больше не любила.

Я знала, что больше не люблю его, но вот чего я не знала, так это как ему об этом сказать и как удерживать его на расстоянии.

И теперь я была в Малберри-Хилл, проверяя поставку биде, которое так возлюбила Стефани.

Зазвонил сотовый, и я открыла крышку телефона.

– Это я, – заворковал Эй-Джи. – Я думал о тебе всю неделю, детка.

– Я не могу говорить, – перебила я его. – Я на деловом совещании.

– По-моему, нам тоже есть о чем посовещаться, – сказал он. Джо, слесарь-сантехник, кругами ходил вокруг деревянного ящика, в котором привезли биде, и цокал языком, удивляясь диковине.

– Это биде, – объяснила я Джо.

– Что ты сказала? – спросил Эй-Джи.

– Биде, – втолковывала я Джо, который ждал разъяснений. – Это такая штука для женской гигиены. В Европе такие штуки в каждом доме есть.

– Я был в Европе, – раздраженно сказал Эй-Джи. – Не пытайся сменить тему. Я хочу тебя. Прямо сейчас. Нагую…

Я почувствовала, что краснею.

– Я сейчас говорю с сантехником. Мне придется тебе перезвонить.

Через полчаса Эй-Джи снова перезвонил. Джо успел разобрать упаковку и старался вникнуть в инструкцию по установке, которая была написана на французском.

– Вот чего я хочу, – продолжал Эй-Джи. – Тебя. Нагую. Шоколадную. Ты поняла намек?

– Извини, Джо, – сказала я. – Я думаю, это со склада насчет тех стоек, что я заказала для душа. – Я взяла телефон и пошла наверх.

– Да, насчет стойки ты не промахнулась, – низким голосом ворковал в трубку Эй-Джи.

– Прекрати, – шепотом сказала я. – Я пытаюсь работать. У меня дел по горло. Уилла несколько дней не будет в городе, а когда он вернется, люстры должны быть повешены и закончена главная ванная, а мне еще повесили организацию голубиной охоты. Мы сегодня не сможем увидеться.

– Значит, Уилла не будет в городе? – спросил Эй-Джи. – Тогда у меня есть идея. Что ты скажешь, если мы встретимся у него в доме сегодня? Скажем, часов в восемь. Я куплю тебе бутылочку хорошего вина и кое-что перекусить. Ты сможешь рассказать мне, как тебе тяжело и какие у тебя ужасные сантехники. А потом мы, как следует опробуем ту нашу кровать в маленьком доме.

– Ты что, очумел? – Кровь ударила мне в голову. – Ты не посмеешь даже близко к этому дому подъехать сегодня! Я не собираюсь с тобой встречаться, и, уж, разумеется, ни при каких условиях мы и близко не подойдем к кровати моего клиента.

– Тогда кровать будет твоей, – сказал Эй-Джи.

– Нет.

– Моей.

– Да нет же. – При мысли о том, чтобы нарваться на Дрю и Джи-Джи, у меня тело покрылось мурашками.

– Каскавилла.

– Нет!

– Я даже не знаю, что еще здесь можно назвать, дорогая. Нет, знаю! Хижина. Никого там теперь не бывает. Там теперь ворота, которые запираются на ключ. Но я знаю, где Кайл хранит ключи.

– Не глупи! – сказала я. – Послушай, мне действительно придется сегодня много работать. Я не смогу увидеться с тобой сегодня. Я тебе позвоню. Я обещаю.

Он отключился.

Через пятнадцать минут я снова была наверху, пытаясь использовать те жалкие обрывки французского, что остались в памяти со времен колледжа, чтобы помочь Джо с установкой биде. Снова зазвонил мобильный.

Я вышла с телефоном в коридор.

– Горячая линия на проводе, – сказал Эй-Джи. – Итак, я начинаю. Вначале я расстегиваю… – закрыла телефон, отключила его и отнесла в машину. При этом я цинично подумала о том, что отключить Эй-Джи с такой же легкостью вряд ли получится.

Много часов спустя ко мне зашел Остин с едой, взятой в китайском ресторанчике. Мы сидели у меня в гостиной, жевали лапшу и говорили о проблемах дизайна. И потом я рассказала ему об Эй-Джи. Я знала, что Остин скажет мне, что я совершила ужасную ошибку, но он был тем единственным человеком, с которым я могла говорить об Эй-Джи.

– Не связывайся снова с этим шакалом. Ты даже не представляешь, куда тебя это может привести! – возмутился Остин.

– Ты прав, не представляю, – честно сказала я. – Дело в том, что я понимаю – то, что он делает, Эй-Джи делает исключительно ради удовлетворения своего тщеславия – лечит израненное самолюбие. И я знаю, что я жалкая и беспомощная. Я это знаю! Но в ту ночь, в Каскавилле, я была так близка от того, чтобы…

Остин медленно покачал головой.

– Ну почему? – спросил он.

– Эй-Джи сказал кое-что. В том маленьком доме в Малберри-Хилл. Он смотрел на ту старую фотографию с королевами красоты. Ну, на ту, где мама. Он никогда раньше не видел маминой фотографии. И я сказала ему то, что тогда сказала Соня – ну, что я – вылитая мама. И он меня остановил. Он сказал, что я не такая, как она. Я не стала бы поступать так, как поступала она. Я не стала бы вилять и изворачиваться. Не стала бы никого обманывать. И я тогда за это готова была его полюбить. Потому что он был прав. Я не такая, как она. И тогда Эй-Джи сказал кое-что такое, отчего у меня открылись глаза. Он сказал, что он не такой, как его отец. Он давно знал о том, что Дрю бабник, и всегда его за это презирал. Эй-Джи попросил дать ему еще один шанс. Чтобы он смог доказать, что он не такой.

– Как трогательно, – сказал Остин.

– Ты ему не веришь?

– Нет. Но я тебе не указ, детка. Я никогда не пойму обычных мужчин – никогда.

– Понимаешь, что он сделал? Он проложил себе путь в мое сердце своими словами.

– Не только в сердце, но и в штанишки, – сказал Остин. – Но ты не дала ему дойти до конца. Почему?

– Потому что я не чувствовала того, что должна была чувствовать. Меня… Земля не ушла у меня из-под ног, понимаешь? Я не могу этого объяснить. И потом Эй-Джи переключил тему и стал говорить о старых добрых днях, о том, как мы чудесно проводили время вдвоем.

– Нет! – сказал Остин. Я продолжала:

– И Эй-Джи вскользь сказал о том, что Кайл уговорил Дрю и Винса Баскомба продать свои участки.

– Интересно, – сказал Остин, откусывая кусочек цыпленка. – Ты сказала ему о том, что говорила тебе Соня обо всей той компании, включая его отца и Баскомба, и об их славном любовном гнездышке на озере?

– Нет. Но когда Эй-Джи упомянул Баскомба, у меня возникло такое неприятное чувство в животе. Знаешь, я живо представила, как они там веселятся. Это было так жутко.

– Расстройство желудка – лучшее лекарство от страсти, – сочувственно сказал Остин. – Слава Богу, ты пришла в себя.

– И еще Эй-Джи вот что мне сказал: у Баскомба неоперабельный рак мозга. Остин, он умирает. Эй-Джи говорит, что он согласился продать свой участок только по этой причине. Потому что он разорен и умирает. – Я вздохнула. – Я думаю, мне надо поехать к нему и поговорить, пока еще можно это сделать.

Глава 59

Мы с Остином сидели в машине перед обшарпанным кирпичным домом Винса Баскомба на окраине города. Стояло бабье лето – лучшая его пора, и день выдался на удивление красивым. В такой день так хочется сгрести упавшие листья в огромную кучу и упасть в нее, вдыхая непередаваемый аромат ранней осени.

– Как грустно, – сказала я, окинув взглядом облупившуюся краску на доме Винса, заросший сорняками двор и дверь парадного входа, которая, казалось, держалась на одном честном слове. – Когда я была маленькой девочкой, Баскомбы жили в большом красивом старинном доме в самом центре. Этот дом назывался «Берд-сонг». Я думала, так было и будет всегда. Лоррейн ездила на большой красивой машине, а Винс каждый год покупал у моего отца новенький автомобиль для себя. У них было много денег.

– Судя по тому, как выглядит это местечко, теперь Баскомб на мели, – поморщившись, сказал Остин. Он кивнул в сторону старенькой «хонды», притулившейся у подъезда. Она была покрыта опавшими листьями и сосновыми иглами. Две шины спущены. – Это тебе не «линкольн».

– Может, он слишком болен, чтобы разговаривать, – начала было я. – Надо было сначала позвонить. Он меня не знает. Я сглупила.

– Если он не захочет разговаривать, то он и не будет, – резонно заметил Остин. Он вышел из «вольво». – Пойдем.

– Ладно.

Бетонное крыльцо было покрыто въевшейся грязью. У двери валялись опавшие листья и стоял большой пластиковый мешок для мусора, который, похоже, никто не выносил, по крайней мере, месяц.

Остин позвонил в дверь, и я затаила дыхание. Прошла, наверное, минута, которая мне показалась вечностью.

– Пойдем, – сказала я, дернув Остина за рукав. – Я не могу.

– Кто-то пришел? – донесся слабый голос из-за двери. – Кто-то пришел? Таня, это ты?

– Ответь ему, – прошептал Остин, – или это сделаю я.

– Мистер Баскомб, – задыхаясь, сказала я. – Это не Таня. Меня зовут Кили Мердок. Вы раньше были знакомы с моим отцом, Уэйдом Мердоком. Вы можете подойти к двери, мистер Баскомб?

– Нет, черт возьми! – прокричал он. – Я прикован к этой чертовой кровати. Но раз уж вы пришли, можете зайти.

Дверь открылась легко. Когда мы вошли, нас чуть не сбила с ног удушающая волна пропитанного запахами мочи воздуха. В комнате было сумрачно. Была включена лишь настольная лампа. Кровать стояла у стены, и в этом свете мы могли разглядеть лишь силуэт человека, полулежащего на подушках.

– Ну что, не стойте на пороге. Дверь закройте. Я не собираюсь оплачивать отопление улицы.

Я вошла и, наконец, смогла разглядеть обстановку. На Винсенте была вязаная лыжная шапочка, надвинутая почти до бровей, и серый свитер. Ниже пояса он был укрыт вязаным шерстяным пледом веселой яркой розово-голубой расцветки. Но что меня действительно поразило, так это то, как этот мужчина усох. Сейчас он едва весил сорок килограммов.

– Ну, давайте же, заходите. Чего вы хотите? Вас Таня послала?

– Кто такая Таня? – спросил Остин.

– Таней зовут мою так называемую домашнюю медсестру, – сказал старик. Он подозрительно на нас покосился. – А вы кто такие, черт возьми?

– Я – Остин Лефлер, друг Кили, – сказал Остин и протянул завернутый в ярко-желтую бумагу горшок с цветами. – Мы принесли вам цветы. Мы слышали, что вы болеете.

– Болею? Это хорошо сказано. Я умираю. Ваши цветы, скорее всего, протянут дольше, чем я.

Мы с Остином приближались к старику осторожно, мелкими шажками, словно шли по минному полю. Остановились мы в нескольких шагах от кровати.

Баскомб снял с лампы абажур и ткнул лампой в мою сторону. Я прикрыла глаза от яркого света.

– Ты дочка Мердока? – спросил он. Впервые я заметила, что он был без вставных челюстей. Десны его были ярко-розовые, и эти десны в сочетании с вязаной шапочкой и веселым пледом создавали ощущение, будто перед тобой переросший младенец.

– Да, сэр, – сказала я.

– Я знаю твоего отца, – сказал Баскомб, явно довольный тем, что смог вычислить мою родословную. – И твою маму тоже знавал.

Остин толкнул меня в бок.

– Да, сэр. Поэтому я и пришла с вами поговорить.

– О чем? – спросил он.

– Ну… – Я обвела взглядом комнату. Оранжевый палас был весь в грязи, низкий кофейный столик перед кроватью уставлен склянками с лекарством, там же валялась истрепанная стопка журналов «Ридерз дайджест». В дальнем углу комнаты докрасна раскалился масляный обогреватель. Перед ним стояли два хромированных стула.

– Можно нам присесть? – спросила я.

– Раз уж пришли – садитесь, – сварливо пробурчал Баскомб.

– Может, вам что-нибудь принести? – спохватилась я, вспомнив о хороших манерах. – Стакан воды? Или лекарство?

Баскомб сдвинул ворот свитера, обнажив бледную морщинистую грудную клетку. Над левым соском был голубой пластырь, под ним шла трубка.

– Вот мое лекарство, – прокряхтел он. – Другого мне не надо. Вы можете присесть, если хотите.

Мы оттащили стулья как можно дальше от обогревателя и сели.

– Насчет моей мамы, – начала я.

– Красивая женщина, – сказал Баскомб, кивая. – Ты отчасти в нее пошла, но думаю, тебе об этом известно.

– Насколько хорошо вы знали Джаннин Мердок? – спросил Остин.

Баскомб откинулся на подушки и закрыл глаза. Вначале я подумала, что он уснул.

– Полагаю, вы знаете печальную историю моей семейной жизни? – спросил он, не открывая глаз.

– Да, сэр. Я знала миссис Лоррейн, и я ходила в школу с вашей дочерью.

– Лоррейн была отличным человеком, – сказал он, открыв, наконец, глаза. – Настоящая леди, не то, что две остальные потаскушки, на которых я имел глупость жениться. Этот рак, от которого я сейчас страдаю, эти мучения… Они мне даны в наказание за то, как я обращался с матерью моих детей.

– Мне жаль, – сказала я тихо.

– Да ладно, – сказал он, – я сам на себя все это навлек.

– Насчет Джаннин… – напомнила я. Баскомб вздохнул и посмотрел прямо на меня.

– Вы знаете кое-что обо мне, полагаю, вы и про свою мать кое-что знаете?

– Я знаю, что у нее был роман с человеком по имени Дарвис Кейн, который работал на моего отца, – сказала я. – Я знаю, что они с Дарвисом встречались в вашем охотничьем домике, чтобы там заниматься сексом. – Я прикусила губу и решила не тянуть резину. – Я встретилась с маминой кузиной Соней Уайрик в прошлом месяце. Я знаю, что она была самой близкой маминой подругой, и подумала, что она может хоть что-то знать о том, куда уехала моя мама, и где она все эти годы была.

– Соня Уайрик, – сказал Баскомб, слегка улыбнувшись. – Она все еще живет в Южной Каролине?

– В Северной Каролине, – поправила я его. – Она все еще в Каннаполисе.

– Соня оказалась для Лоррейн последней каплей, что переполнила чашу терпения, – сказал он. – У меня были до нее и другие женщины, но Соню Лоррейн снести уже не могла. Она узнала о нас, и мне пришлось расплачиваться.

Баскомб снова вздохнул.

– Да, расплачиваться. Адом на земле. Жизнью в аду. И этот ад подвел итог моей жизни после того, как Лоррейн меня вышвырнула. – Он облизнул губы. – Ваш отец знает, какого рода изысканиями вы занимаетесь?

– Знает, – сказала я.

– Я был клиентом Уэйда с тех пор, как он открыл дело, – сказал Баскомб. – Хороший человек. Что он об этом думает?

– Он думает, что пришло время получить ответы на некоторые вопросы, – сказала я. – Почти двадцать пять лет прошло.

– Вам могут не понравиться те ответы, что вы получите, – предупредил Баскомб.

– Мы это понимаем. Но папа, наконец, нашел себе женщину. Она хороший человек, и он чувствует себя виноватым из-за того, что встречается с женщиной, ничего не зная о… маме.

– Это Соня дала Джаннин ключи от домика, – сказал Баскомб. – Но у меня с этим не было проблем, покуда она держала рот на замке. Вначале я даже не знал, кто такой ее бойфренд. – Он нахмурился. – Дарвис Кейн. Работал на твоего отца. Я подумал, что у девушки дурной вкус. Но кто я такой, чтобы судить?

Баскомб покопался в склянках, пока нашел нужную. Просунул капсулу между бесцветными губами.

– Там и другие люди бывали, – сказал он. – Люди, чьи имена я не хотел бы называть.

– Я уже знаю, что Дрю Джерниган достаточно часто вывозил туда Лорну Пламмер, – спокойно сказала я.

– Соня вам об этом рассказала? – Баскомб казался удивленным.

– Да, сэр. Но я и без нее знала о любовных делах Дрю.

– Дрю Джерниган. Он был сорок лет моим лучшим другом. Какое-то время мы были партнерами по бизнесу. И в отличие от Лоррейн Джи-Джи всегда на все закрывала глаза.

Я поморщилась.

– Это называется измены. Он просто неверный муж.

– Может, и так, но я всегда считал Дрю честным человеком – в бизнесе он меня не подводил.

– Другими словами, трахать женщин – его единственный недостаток, – сердито сказала я.

Баскомб был удивлен моим внезапным всплеском эмоций.

– Я не стал бы употреблять таких вульгарных слов.

– Насколько я знаю, – плавно вошел в разговор Остин, – Джаннин и Дарвис покинули Мэдисон в сентябре 1979-го. Вскоре после этого Дарвис отвез красную «малибу», принадлежавшую Джаннин, в Бирмингем, штат Алабама, и там продал. После этого он сел на автобус в Грейхаунде, и с тех пор никто о нем ничего не знает.

– Лиза Кейн каким-то образом сумела его отыскать и развестись с ним, – но про маму ничего не известно с того самого дня, как она уехала из Мэдисона.

Баскомб катал капсулу языком. Он посмотрел на меня воспаленными сухими глазами.

– Твоя мать никогда не уезжала из Мэдисона.