Текст книги "Маленький скандал"

Глава 19

Эрвин начал нервно принюхиваться. Стефани взмахнула ресницами.

– Чего он стоит? – переспросила я. – Смотрите сами: он богат. Это все, что я могу вам сказать. Если у вас в кармане пусто, вы не выложите восемьсот тысяч долларов за особняк, который вот-вот развалится. И вы не станете покупать фабрику, если у вас нет денег.

– Вы будете удивлены, – сухо заметила Стефани, – но я специализируюсь на делах, возникающих в результате слияния компаний. Поглощение более крупной более мелкой. Люди проворачивают такого рода сделки, расплачиваясь чужими деньгами, и им это вполне удается.

– Мне нет дела до того, как у него организованы иные финансовые вопросы, – сказала я, – но «Интерьеры от Глории» берут оплату в твердой американской валюте. Как я уже сказала, Уилл Махони в финансовых вопросах вполне состоятелен.

Стефани забарабанила по подлокотнику дивана.

– Ну что же, это можно проверить. Завтра я напущу на него «Дан энд Брэдстрит» 11
  Компания, собирающая информацию о корпорациях в США.


[Закрыть]

Я покашляла.

– Послушайте, дело в том, что у меня для него к понедельнику должна быть готова презентация проекта. От меня требуется выяснить, что вам нравится. Какие цвета, стиль мебели, ткани, каковы ваши вкусы в искусстве, аксессуары и прочее.

Стефани наморщила нос.

– Что, если мне не нравится, когда чужие люди суют нос в мою жизнь? Я даже ни разу не видела этого мужчину. Богат он или нет, я действительно не хочу, чтобы вы рассказывали ему обо мне, когда мы даже формально не представлены.

– Я уже могу сказать о вас кое-что, – сказала я, обведя взглядом комнату. – Вы не любите ничего броского, верно? Белое на белом? И любите хорошую французскую мебель. Так? Чистые цвета?

Стефани вертела золотой браслет на запястье.

– Что вас заставляет так думать?

– Эта гостиная, – сказала я.

– На самом деле это не моя гостиная. Это гостиная моей мачехи. Они с моим отцом переехали в Боку в прошлом году, а я снимаю у них квартиру. Все эти вещи принадлежат Марлен. Портрет Эрвина – единственная вещь здесь, которую я могу назвать своей.

Собачьи портреты. Девушка его мечты любит собачье искусство? Неплохо для начала.

– Послушайте, – сказала я, – я ведь не спрашиваю, сколько у вас денег в банке. Я не интересуюсь вашими предпочтениями относительно нижнего белья или чего-то в этом роде. Вы уже согласились поужинать с Уиллом. Если он вам не понравится, вас никто не заставляет видеться с ним вновь. Конец истории. Но с другой стороны, если все же возникнет искра? Что, если он действительно окажется тем самым парнем?

Сначала Стефани прищурилась, потом широко распахнула глаза. И глуповато улыбнулась.

Давай разматывай леску, не останавливайся. Еще немного, и ты поймаешь ее на крючок.

– Малберри-Хилл мог бы быть домом вашей мечты, – осторожно сказала я. – Разве вы не можете просто представить себе, каким он должен быть? Элегантный особняк довоенной эпохи в окружении роскошного сада. Сейчас смеркается, и в воздухе плывет аромат гортензий и жасмина. Запах фиалок и орхидей. Со стороны дороги можно разглядеть лишь раскидистые дубы, а потом поворот, и длинная дубовая аллея пересечет лужайку, поросшую дикими цветами, затем переходит в аллею, окаймленную с обеих сторон зарослями самшита, и там, в самом конце, поднимаются жемчужно-белые колонны Малберри-Хилл, и в окнах свет сотен свечей. О да. Кто же открывает дверь? Смотрите, это Стефани Скофилд, вся сияющая, все от Армани.

Стефани нахмурилась. Неужели я все испортила?

– Почему это я должна встречать кого-то у собственных дверей? Почему за меня это не может сделать домработница или кто-то в этом роде? И почему я должна быть в Армани? Мне всегда нравился Готье.

Я проигнорировала вопрос, касающийся наемного персонала. Но второй вопрос не мог оставить меня безучастной.

– Кожаное бюстье для нашего провинциального Мэдисона слишком смело, – осторожно заметила я. – Но как насчет Ральфа Лорена? Я имею в виду коллекцию от кутюр, разумеется. Вообще-то Махони любит все классическое. А для вечера Каролина Эррера, конечно.

– Возможно. – Стефани гладила Эрвина по ушам. – Продолжайте. Скажите мне, что вы еще видите.

– Вы хотите услышать про цвета? – с надеждой в голосе спросила я. – Я думаю, нам следует придерживаться исторической палитры. Этот мечтательный голубовато-зеленый… И еще я думаю, что мы сделаем точную копию люстры «Уотерфорд», висевшей когда-то в столовой, и повесим точно такую же в вестибюле. И тем самым замечательно расставим акценты.

– Я думаю о том, какие драгоценности послужат тем самым убийственным акцентом, – сказала Стефани с придыханием. – Какие украшения я буду носить с моим вечерним платьем от Каролины Эррера?

– Ну, вероятно, жемчуг. Стефани нахмурилась еще сильнее.

– Бриллианты, – торопливо исправилась я. – Бриллианты, крупные. И еще… сапфиры? – предположила я.

– Рубины, – твердо заявила Стефани. – Чтобы сочетались с моим красным атласным вечерним платьем.

– Отлично. – Мне удалось вернуть коня в борозду.

– Как насчет пола? – спросила я. – Мрамор – первое, что приходит на ум. Но зачем быть банальными? В доме уже настелен пол из отличной старинной корабельной сосны. Мне по-настоящему нравятся наши, родные материалы, и этот вид сосны растет в Джорджии. Почему бы не отциклевать его, может, сделать бордюр с четким орнаментальным узором, скажем, из стилизованных дубовых листьев? Или, скажем, шахматный узор? Поиграть с орнаментом…

Стефани замахала рукой, и золотые браслеты на запястьях мелодично зазвенели.

– Кто будет интересоваться такой ерундой? Первоклассные материалы, первоклассная работа – а все остальное уже не так важно, не правда ли?

– Но здесь все важно, – убежденно проговорила я, наклоняясь вперед. – Малберри-Хилл, одна из последних крупных плантаций в округе, которая еще не подвергалась реставрации. У нас появилась возможность, которая может представиться лишь раз в жизни превратить се в нечто замечательное. Потрясающее. Просто так выбросить кучу денег – не решение проблемы.

– Почему бы и нет? – сказала Стефани, пожав плечами. – Я читала «Архитектурный дайджест». Там люди тратили миллионы на свои дома. И они выглядели классно. Мы могли бы просто взять и кое-что оттуда скопировать. Один раз мне в руки попался номер, где были напечатаны фотографии, сделанные в доме Шарон Стоун. По-моему, я листала этот номер у своего дантиста. Я могла бы позаимствовать у него этот журнал и все скопировать оттуда – один в один.

Я чуть было не лишилась дара речи. Я тоже видела тот номер. Шарон Стоун, похоже, обожала обилие низких столиков, эксцентричные африканские маски и необъятных размеров диваны, сконструированные из листовой стали и пенистого каучука. Создавалось впечатление, что это не жилой дом, а декорации для телевизионного шоу.

Спокойно, сказала я себе. Мы ее еще не теряем. Надо быть убедительно-рациональной.

– Дом Шарон Стоун отражает ее, Шарон Стоун, внутренний мир, – спокойно сказала я. – И для нее в этом доме все так, как должно быть. Но мы говорим о доме-мечте Стефани Скофилд. Мы говорим об уникальной, неповторимой женщине Юга. Об успешном юристе, о добившейся многого спортсменке-любительнице…

Эрвин навострил уши и два раза коротко гавкнул.

– И о любительнице, собак, – добавила я. – Мы говорим об уникальной, многосторонней женщине, у которой настроение тоже бывает разным.

Стефани просияла.

– Отлично. Это великолепно. Это именно то, чего я хочу.

– О чем вы?

– О том, что вы только что сказали. Вы оформите дом так, чтобы дом говорил за меня обо всем этом, и это будет здорово.

Я застонала.

– Больше вы ничего не можете сказать мне о ваших вкусах относительно дизайна интерьеров?

– Кладовые, – твердо заявила Стефани. – Просторные кладовые для одежды. Мне нравятся эти вращающиеся моторизированные стойки с вешалками, как в химчистках. И ванные комнаты. Чтобы их было много.

Я сделала запись. Эрвин снова залаял. Стефани поцеловала его в морду.

– И еще маленькую дверь для Эрвина, чтобы он мог выходить погулять, когда захочет.

– Что-нибудь еще?

– И еще не мешало бы иметь сейф.

– Сейф?

– Для драгоценностей.

Глава 20

Время шло. Скоро стемнеет. Мне пора было возвращаться в Мэдисон, Эрвин явно просился на прогулку, а Стефани наскучили разговоры о дизайне интерьеров и реставрации.

В конечном итоге мне удалось уговорить ее устроить мне экскурсию в самые потаенные глубины ее души – то есть в ее шкаф-кладовую.

Она бережно отворила дверь и включила свет.

– Черт возьми! – Это все, что я могла сказать.

Это была не кладовка в том смысле, в котором ее понимают нормальные люди – то была целая просторная комната, размер в спальню для гостей. Стена напротив двери представляла собой сплошное зеркало – от пола до потолка. Стойки для одежды – такие же, как в магазинах – были установлены по периметру помещения. По сути, это помещение напомнило мне дизайнерский салон в первоклассных магазинах одежды.

Все было рассортировано по цветам и стилям: длинные платья в одном конце, мини-юбки всевозможных фасонов – в другом. В деревянных коробках хранилась обувь – не меньше шестидесяти пар.

– Это все ваше? – спросила я, повернувшись к Стефани, которая любовно поглаживала черное атласное платье для коктейлей.

– Ну, на самом деле зимняя одежда сейчас на хранении, – несколько извиняющимся тоном сообщила Стефани. – А еще сапоги я храню в маленькой кладовке в своей спальне.

Эрвин соскочил с рук хозяйки и бросился к двери.

– Послушайте, мне надо его вывести, чтобы он не написал на ковер, – сказала Стефани. – Вы достаточно всего увидели?

– Не совсем, – сказала я. – Вы не могли бы позволить мне еще раз оглядеться тут, пока будете с ним гулять? Я обещаю ничего не трогать.

Нахмуренный лоб Стефани явно указывал на то, что она не вполне мне доверяет, несмотря на то, что ее одежда едва налезла бы мне на палец ноги.

– Я вернусь через пять минут, – сказала она. – И тогда вам действительно придется уйти. В семь ко мне придут гости, а я еще должна успеть принять душ.

Я кивнула в знак согласия, а Стефани застучала каблучками вниз по лестнице, сбегая следом за своим псом.

К счастью, в том, что касается одежды, вкусы у Стефани вполне сформировались. Ей нравились дизайнеры с именами. Ей нравились холодные цвета – единственным исключением был красный. Ей нравилась кожа, ей нравились дорогие, богатые ткани, и ей нравилась классика с легким оттенком модного шика.

Я делала заметки, просматривая вещи. Деловые костюмы Стефани были достаточно консервативными, но в каждом просматривался почерк изготовителя. И это было хорошо. Я могла бы это использовать. Сделав все необходимые записи, я вышла на лестничную площадку.

– Стефани! – громко позвала я. Ответа не было.

Я на цыпочках прошла к другой двери, ведущей из коридора, и медленно повернула ручку.

– Закончили? – Ее голос эхом отозвался на лестничной площадке.

Словно обжегшись, я отскочила от двери на добрый фут и бочком прошла к лестнице. Стефани стояла на нижней площадке и выжидательно смотрела на меня. Эрвин был у нее на руках.

– Да. Все замечательно. Великолепно. – Каждая ступенька была отмечена словом.

Стефани протянула мне руку:

– Приятно было с вами познакомиться. Я пожала ей руку.

– Спасибо. Послушайте… Я знаю, что вы ужинаете с Уиллом. В среду вечером. В «Боунз». Так что, может быть, будет лучше, если вы не станете говорить ему о нашей встрече. О том, что мы обсуждали Малберри-Хилл.

– Почему?

– Почему? – Я не могла ответить на вопрос Стефани, потому что сама толком не знала, почему я не хочу, чтобы она говорила об этом Уиллу. Он устанавливал правила игры, поручая мне эту миссию, и я сознательно их нарушила.

Я приподняла бровь, надеясь придать своему лицу выражение умудренной жизненным опытом женщины.

– Мужчинам никогда не следует говорить всего, что знаешь, не так ли?

Стефани просияла.

– Это верно. Не стоит. Пусть это останется между нами, девочками.

Когда я свернула на восток в направлении Мэдисона, небо, на котором целый день не было ни облачка, стало заволакивать тучами. Через пять минут хлынул ливень. Дождь был такой, что в футе уже ничего не было видно.

Мне пришлось прилагать нечеловеческие усилия к тому, чтобы держать глаза открытыми и не упускать дорогу из поля зрения. Я все вспоминала ту кладовую, эти опрятные ряды юбок и жакетов, платьев и блузок. Мне самой нравилось подбирать себе наряды. Мне нравилось то, что одежда помогает самовыражению, может подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки. Но Стефани была явно сдвинута на тряпках. Если мне каким-то образом удастся перевести эту ее черту на язык интерьера во время оформления дома для Уилла Махони, успех мне гарантирован.

И вдруг мне пришла в голову мысль, от которой захотелось смеяться. Давным-давно, в другом знаменитом плантаторском доме в штате Джорджия, одна женщина, столкнувшись с проблемой, применила дизайнерскую сметку. Скарлетт О'Хара нуждалась в платье, и она использовала для этого зеленые бархатные портьеры, что украшали окна Тары. У меня была прямо противоположная задача. Мне нужны были портьеры и прочее для Малберри-Хилл, и для этого стоило перерыть гардероб Стефани Скофилд.

Я слушала медленный джаз, когда выезжала из Атланты, но комбинация музыки и дождя действовала усыпляюще.

Обнаружив, что чуть не выскочила на встречную, я приоткрыла окна машины, чтобы ветер дул в лицо. И тогда я переключила радио на канал кантри, прибавила громкость и запела вместе с Гартом Бруксом, а потом с Джорджем Стрейтом, а потом и с Шани Твен.

Вот так-то лучше.

Когда я свернула на Мэдисон, радио заиграло мою любимую песню Трисии Йервуд, тоже, кстати, родом из Джорджии.

Дождь хлестал мне в лицо, и я завывала вместе с певицей. Нам так хорошо пелось вместе, что я расстроилась, когда песня закончилась. Возле «Интерьеров от Глории» я остановилась. «Она любит паренька», – дотягивал хор.

Я окинула взглядом вход в студию. И то, что я увидела, заставило меня оцепенеть. На пороге стоял Эй-Джи и, ежась под черно-белым навесом, прятал подбородок в поднятый воротник ветровки. Волосы его намокли и прилипли к черепу, цвет лица был болезненно-желтый, под глазами – темные круги. Он был жалок, но мне его не было жаль.

В другое время я бы объехала квартал раза два или три в поисках места для парковки. В другое время я бы просто уехала. Но сейчас мне некуда было ехать – все уже было закрыто. Единственная машина, припаркованная поблизости, была машиной Эй-Джи, на которой все еще красовалась моя надпись.

Я медленно подъехала и поставила машину сразу за автомобилем Эй-Джи. В зеркале заднего вида я видела свое отражение. Волосы были в ужасном беспорядке, дождь смыл с лица остатки косметики.

Отлично, мрачно подумала я. Эй-Джи выглядит как настоящее дерьмо. Я тоже выгляжу, как дерьмо. По крайней мере, мы с ним на равных.

Я вышла из машины и заперла ее.

– Привет, – тихо окликнул меня Эй-Джи.

– Привет, – ответила я, обнаружив, что остроумие меня внезапно покинуло. Мне хотелось развернуться и побежать, но ноги несли меня к дому.

Я надеялась, что Глория выйдет и спасет меня, что она стукнет Эй-Джи чем-нибудь тяжелым по голове или, по крайней мере, обзовет его каким-нибудь нехорошим ругательством. Но света в студии не было. Глория ушла домой. Я была в ловушке.

– Что ты тут делаешь? – спросила я, стараясь протиснуться мимо него к двери. – Разве ты все еще не должен быть во Франции?

Эй-Джи пожал плечами, и с его ветровки полилось ему на штаны.

– Гори огнем эта Франция, – сказал он. – Нам надо поговорить.

Я достала ключ и вставила его в замок, намеренно повернувшись к Эй-Джи спиной.

– Пошли мне e-mail, – предложила я, подперев дверь бедром – от влаги дерево разбухло. – Пошли его на адрес: убирайсякчертямизмоейжизни.com.

Глава 21

Я вошла в салон и включила свет.

– Поступки говорят лучше, чем слова, – крикнула я Эй-Джи из-за прикрытой двери. – После того, что вы с Пейдж сделали, мне все стало ясно.

Эй-Джи вставил носок ботинка в дверь.

– Мы оба были пьяны, – умоляющим голосом начал он. – Мы просто валяли дурака. Ситуация вышла из-под контроля, я признаю. Но я не думал заходить так далеко. Клянусь Богом.

Я прижалась щекой к прохладному дверному стеклу, покрывшемуся капельками росы – работал кондиционер.

– А как насчет других раз?

– Других раз не было! – яростно возразил мне Эй-Джи, ударив кулаком по дверной раме для пущего эффекта. – Чертова Пейдж все придумала.

– Я не желаю это обсуждать, – сказала я и толкнула дверь.

– Можно мне войти? Пожалуйста! – Эй-Джи напирал на дверь со своей стороны. – Не заставляй меня стоять на улице и клянчить, словно я собака какая-то.

– В чем дело, Эй-Джи? Не хочешь выставлять себя на посмешище? – спросила я и засмеялась над горькой иронией ситуации. – А я могла? Мне-то как было? Я уже давно стала притчей во языцех для всего города. Послушай, между нами все кончено. Ни снаружи, ни внутри ты не можешь сказать ничего такого, что бы изменило мое отношение к тебе.

Эй-Джи закрыл глаза и вздохнул.

– Кили, пожалуйста, просто выслушай меня. Я люблю тебя, детка. Я знаю, что сейчас ты в это не веришь, но я действительно тебя люблю. Я не хочу, чтобы это все вот так закончилось. Я не хочу, чтобы ты так обо мне думала.

– Я знаю, кто ты такой, – сказала я.

– Дай мне пять минут, – сказал Эй-Джи. – Это все, о чем я прошу.

Все это начало меня утомлять. Я открыла дверь пошире.

– Ладно. Заходи. Садись. Я дам тебе пять минут. Пять минут на то, чтобы ты объяснил мне, как я ошибалась в тебе.

Я села за стол и сложила руки на груди. Только дело. Никаких сантиментов. Вот она я – Кили Рей Мердок. Крепкий орешек. Пленных не брать.

Эй-Джи отодвинул стул Глории от ее планшета и подкатил его ко мне так, что наши колени почти соприкасались. Я откатила свое кресло назад, подальше от Эй-Джи. Нет физическому контакту. Только не с Эй-Джи Джерниганом. Я по опыту знала, что стоит ему до меня дотронуться, и я растаю.

Я прищурилась, чтобы он понял, с кем имеет дело.

– Тебе предстоит нелегкое дело. Особенно после того, как все вы, недопонятые Джерниганы, у себя в банке делаете все, чтобы лишить меня работы.

– Господи! – пробормотал Эй-Джи. – Я ничего об этом не знал. Это все папа и Кайл. Ты знаешь, они страшно разозлились из-за свадьбы. Как только я вернулся из Франции и узнал, что они затеяли, я велел им прекратить. Я позвонил твоему мастеру по настилу покрытий, и завтра он приедет в банк и сделает свою работу. И все остальное я тоже разрулил.

– Ты имеешь в виду Аннабелл Уэйтс и Чинов? Ты собираешься им позвонить и сказать, что больше ваш банк не возражает против того, чтобы они работали с «Интерьерами от Глории»?

– Это сделает папа или Кайл, – сказал Эй-Джи, кивнув с полной серьезностью.

– Не говоря уже о всех прочих, которых они успели против нас настроить, – добавила я.

– С этим покончено, – сказал Эй-Джи, поднимая руку так, словно собирался присягнуть на Библии. – Я обещаю.

– Отлично, – сказала я. – Тогда тебе тут больше нечего делать. – Я начала вставать, но Эй-Джи положил мне руку на колено.

– Подожди, я не об этом хотел с тобой поговорить. Я стряхнула его руку.

– Твое время еще не вышло. Можешь говорить, о чем хочешь.

– Не будь такой, – сказал он, хватая мою руку. – Ты говоришь, что из-за пяти минут – всего каких-то пяти минут, моей пятиминутной глупости – ты готова разорвать отношения? Ты больше меня не любишь? Ты можешь сказать мне это прямо в лицо?

В сине-зеленых глазах Эй-Джи стояла мольба. Я думала, что он вот-вот заплачет. Он сжимал мою руку так, что у меня пальцы онемели.

– Подумай, Кили, о том, что у нас с тобой было. Обо всем том, что мы собирались делать, о том, как мы собирались жить. У нас с тобой вся жизнь впереди, а я своей жизни без тебя не представляю. Я понял это во Франции. Там оказалось даже лучше, чем написано во всех этих книжках, рекламных проспектах, что ты давала мне читать. Но я просто напивался каждый вечер, а Ник ныл мне насчет того, что француженки никогда не бреют ноги. Я думал о том, насколько было бы лучше, если бы ты была там со мной. Замужем за мной. Но из-за пяти паршивых минут все кончено. Все.

Теперь уже я еле сдерживала слезы. В горле у меня стоял ком.

– Это не из-за пяти минут, – выдавила я. – Ты меня предал. Разве ты этого не понимаешь? Предал накануне свадьбы. Изменил мне с моей лучшей подругой.

– Это Пейдж все начала, – принялся оправдываться Эй-Джи. – Она все приносила мне выпить из бара. Меня напоили, а я даже этого не понял.

Я вырвала свою руку и зажала уши ладонями.

– Прекрати! Я не могу это выдержать. Это так грязно! Словно я смотрю самый пошлый порнографический фильм, и он все проигрывается и проигрывается у меня в голове. Ночью он мне снится. Когда я веду машину, или пытаюсь работать, или просто смотрю телевизор, он все продолжает крутиться. И самое плохое, что я тоже участвую в этом фильме. Я вижу себя стоящей в коридоре, прислушивающейся к твоей икоте. И я знаю, кто это, и я понимаю, почему он икает, но моя рука уже легла на ручку двери, и я слышу, как вы шепчетесь…

– Я был пьян! – взмолился Эй-Джи.

– И я слышу, как ты говоришь: «Кили никогда так не делала…» И в порнофильме я слышу хихиканье Пейдж. Я даже слышу, как глумливо смеется публика. Как все надо мной смеются.

Бедняга Кили. Глупышка. Слишком тупая, чтобы ухватить суть шутки. И вот я открываю дверь и вижу суть. Вот она, шутка. Мой жених Эй-Джи Джерниган окучивает мою лучшую подружку на столе в конференц-зале клуба «Окони-Хиллз».

– Это случилось только раз, Кили, – сказал Эй-Джи. – Только один раз.

– Это не важно. Одного раза достаточно. Даже если ты говоришь правду и, это случилось только один раз, я все равно не могу с этим смириться. Если бы ты любил меня, действительно любил, то количество выпитого тобой в тот вечер не имело бы значения. Не имело бы значения и то, флиртовала с тобой Пейдж или нет. Потому что пьяный или обкуренный, или какой еще, ты бы никогда такого не сделал. Тебе бы такое просто в голову не пришло. Только не с ней.

– Да перестань, – резко сказал Эй-Джи. – Ты хочешь сказать, что никогда не напивалась до такого состояния, чтобы вытворить что-то непотребное? Что-то, о чем на следующий день тебе было бы противно вспомнить? Да брось, Кили, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. Тебе тридцать два года. У тебя и до меня были мужчины. И мне никогда не было до этого дела. Ни разу ни о чем таком я не подумал. Так почему ты мне не можешь сделать снисхождение?

Я резко встала, и стул откатился аж к стене и стукнулся об нее. Еще минута, и я уже стояла у двери, широко ее распахнув.

– Никаких снисхождений, – просто сказала я. – Но у меня действительно есть к тебе один вопрос. Всего один.

Опустив плечи, Эй-Джи побрел к двери. – Что?

– Если бы тот раз в клубе был первым и единственным, когда ты был с Пейдж, откуда она знала?

– Знала что?

– О машине Джи-Джи, – сказала я тем же тоном, что и он. – Откуда она могла знать, что ты хотел этим заняться на заднем сиденье ее «эскалады»?

Эй-Джи покраснел.

– Лжец, – сказала я.

Вытолкав его за порог, с силой захлопнула дверь и заперла на ключ. Дождь стучал по тротуару, вдали грохотал гром… Машина Эй-Джи, рявкнув, умчалась прочь по пустынной улице. Я выключила свет в студии и понуро поплелась наверх…

Накачанная адреналином, я выскочила из кухонной ниши в холл, размахивая каминными щипцами, как матадор шпагой.

– Стой! – завизжал Остин, защищаясь коробкой из-под пиццы в расплывшихся жирных пятнах.

Я опустила щипцы и перевела дух.

– Ты меня до смерти напугал.

– Я? – удивился Остин. – Напугал тебя, женщину, которая только что вербально кастрировала самого великолепного мужчину в Мэдисоне. – Он наклонился и поцеловал меня в щеку, и от него пахло чесноком, анчоусами и розами. – И после ты набрасываешься на меня со щипцами? Честное слово, Кили, я чуть не описался.