Текст книги "Единственное желание. Книга первая"

Дороги Кирлии

Дальше тянется дорога,

Обнимает сердце дрожь…

Мне осталось ещё немного,

Если верить, что ты меня ждёшь…

Ю. Чичерина

Лиэлид стояла у окна, озарённая дивным светом. Сияло золото её волос, и расшитое жемчугом платье, нежно-розовое и лёгкое, как лепестки яблонь, что по весне осыпаются с ветвей снежным конфетти. Яркое закатное солнце, сочным заревом расплескавшееся по небосводу за её спиной, врывалось в узкую прорезь окна, заливая комнату рыжим золотом своих лучей. И она сияла в ореоле этого тёплого света, как драгоценный бриллиант, казалась ожившей мраморной статуей, нереальным видением. Наир говорил, что она прекрасна, но он был не прав – Лиэлид была самими совершенством!

СВЕТОЗАРНАЯ!

И если бы в этом мире существовали ангелы, Настя решила бы, что встретила одного из них!

Но прежде чем это случилось, и Романова предстала пред прекрасной и таинственной миледи Лиэлид, прежде чем она ступила на порог этой комнаты, её ждала долгая, долгая дорога…

***

Отправились наутро после ночного разговора. Не с самого рассвета конечно, ведь надо было ещё собраться в путь. Правда, подготовка была заботой мужчин, а Настя беззаботно отсыпалась.

Когда пробудилась, в доме никого не было. Но вскоре приехал Наир, сказал, что Старший «дал добро» на поездку, и пора выдвигаться. Настя на радостях пошла собирать вещи – впрочем, добра своего-то было с гулькин нос! Переоделась в свою одежду: джинсы, ботинки, футболка, свитер стального цвета. Замшевую куртку тоже прихватила – в дороге всё может сгодиться! Взяла и простенькое светлое платье, подарок Миланейи – вдруг где-то переодеться надо будет. Нож Дениса Рыжая прицепила на пояс.

– Ты можешь отказаться… – как-то нерешительно начал лэриан. – Дэини, ты – чужестранка, ты не обязана подчиняться приказам миледи Лиэлид. Конечно, Жемчужные Сады – это то место, на которое тебе стоит посмотреть, но дальше… Куда бы ни занесла нас судьба – это может быть опасно. Наверняка будет опасно! Здесь в Лэрианоре, под опекой Старшего, ты всегда будешь защищена – за пределами этого леса ты легко можешь расстаться с жизнью. А если, как говорит Эливерт, дороги уведут нас на Север… Я не хочу, чтобы тебе угрожала опасность, Дэини! Ты можешь остаться здесь, если не хочешь ехать с нами!

Настя улыбнулась, глядя в его зелёные глаза, прямо-таки сияющие заботой и нежностью.

– Нет, Наир! Я не откажусь от такой возможности, – заявила девушка. – Мне очень нравится здесь, в Лэрианоре. Все ко мне относятся очень хорошо – так, словно тут я прожила всю свою жизнь. Но ты – мой единственный друг, Наир! И я не хочу расставаться с тобой! Когда мы только встретились, я хотела лишь одного – вернуться домой, но ты тогда спросил меня, неужто мне неинтересно узнать, куда я угодила… Вот и пришло время! Лес Бессмертных прекрасен, но меня манит и мир за его пределами. Пусть он опасен и жесток, но я хочу стать его частью! Я хочу жить! Жить так, чтобы кровь закипала в жилах! А не просто наблюдать со стороны, как живут другие… Мне страшно, Наир! Сердце в груди бьётся, как набатный колокол! Я очень волнуюсь, я боюсь того неизведанного будущего, что расстилается передо мной, но клянусь тебе, я ни за что не пропущу такое приключение! Я должна отправиться с тобой и, если откажусь, буду жалеть об этом до своего последнего часа!

– Тогда дело решено! – кивнул лэгиарн.

– Наир! Ехать пора! – долетел до них голос Эливерта из гостиной.

И «сын леса» поспешил навстречу разбойнику.

Эливерт оценивающе оглядел походную экипировку Анастасии, усмехнулся криво, но, кажется, остался доволен и даже слегка удивлён.

– Позволите взглянуть? – заинтересовался он ножом Насти.

Девушка протянула оружие, атаман оглядел его, попробовал пальцем лезвие.

– Неплохая работа, – заключил он, возвращая нож владелице. Добавил язвительно: – Славная… игрушка! Отделка знатная – какому-нибудь купеческому ребёнку можно загнать, пусть забавляется! Но для дела не годится! Так… безделушка…

Настя обиженно поджала губы.

– Между прочим, если бы не эта игрушка-безделушка, нас бы здесь не было! – сердито напомнил Наир.

– Да я и не спорю! – спокойно пожал плечами Эливерт. – Заточен остро, пусть носит с собой, на всякий случай… Случай – он ведь всякий бывает! Сойдёт на первое время! Но, если с нами поедет, то только этого недостаточно. Без обид, миледи Дэини! – стальные глаза Эливерта скользнули от Наира к Насте. – Этот нож никуда не годится! Я видел недавно, как Вы с Наиром развлекались поединком… Не дрались, а танцевали! Хоть Вы и продолжаете врать, что с оружием дела никогда не имели… (Кому нужна истина в наше время?) Вам без оружия ходить – просто позор! У меня в вольнице девок немало, и каждая из них мечом орудовать умеет и из лука стрелять обучена. Они порой целые дни на это тратят! А ни одна из них так не умеет, как Вы, едва взяв меч в руку! Так что я Вам найду получше что-нибудь… Где-то у меня славный такой клинок валялся, лёгкий как пёрышко, крепкий как алмаз, изукрашен не хуже твоего ножа! Я его в Бактине достал, у одного славного рыцаря. Тот его сыну в подарок вёз, но случилось ему повстречаться по дороге со мной…

– Ворованный? – брезгливо поморщилась Романова.

– А ты от моих даров не отказывайся! – ухмыльнулся Эливерт. – Такие клинки на дороге не валяются! Да и рыцарю тому меч этот больше ни к чему, так что добру пропадать!

Настя почувствовала отвращение к человеку, который вот так запросто говорит о том, что убил ради куска стали человека, брать это кровавое оружие ей сразу расхотелось. Наверное, что-то изменилось в её лице, Романова даже непроизвольно отодвинулась от Эливерта подальше.

Разбойник усмехнулся, поглядел сначала на Настю, потом на Наира, и с хохотом изрёк:

– Ну, и чего вы так скисли, будто я вам вместо рину лошадиной мочи налил? Да жив этот хренов рыцарь! Старый он просто, как этот лес, и слабый, как котёнок! Не в силах он уже мечом махать! А сынок у него – не воин, а так… красна девица! Самое опасное, что в руках держал, обеденный нож за столом. Ни к чему им этот меч был! А я его честно стащил, да так ловко, что и не просёк никто! Ну, успокоились? Я, разумеется, тот ещё подлец, но старика хромого ради дорогой цацки не трону! Не по-Воронову это!

Наир и Настя улыбнулись в ответ на его смех.

– Тащи свой клинок, приятель, и по коням! – заявил Наир.

***

Лошадей привёл Эливерт. Четырёх.

Соловую кобылку для Наира. Тот ездил как настоящий индеец: без седла, без узды, только тонкий кожаный повод на шею – на таком не удержишься, не заставишь делать то, что тебе нужно – так… можно лишь слегка намекнуть лошади, куда следует путь держать.

Себе и Насте Эливерт лошадей привёл в «полном обмундировании».

Атаману – вороного жеребца, мощного, высокого, мохноногого, с густой гривой. Такой красавец – ну, прямо богатырский конь из сказки!

Настя только завистливо вздохнула.

Ей кобыла досталась тоже неплохая – рыжая, изящная, спокойная.

– В масть к Вашим локонам, миледи! – усмехнулся разбойник. – Искрой кличут.

Настя погладила лошадку. Та ткнулась ей в ладонь бархатной мордой, дружелюбно фыркнула, и Романова решила, что они подружатся.

На четвёртую – низкорослую, невзрачную, мышастую клячу – свешали всю поклажу.

Эливерт отдал меч Насте. В самом деле, золочёный клинок оказался прекрасен: длинный, тонкий, по форме похож на японскую катану, отточен с обеих сторон лезвия до зеркального блеска. Насте он пришёлся по душе.

Настало время прощаться с теми, кто пришёл проводить их, и трогаться в путь…

В путь неблизкий и наверняка увлекательный, как хорошая книга! Только интереснее, ведь всё что будет, произойдёт наяву…

***

Ночной дождь горел на ветвях деревьев и в высоких травах яркими бриллиантами росы. Светлые косые лучи вошедшего на небосвод солнца пронзали листву, яркими снопами разгоняли молочную сырость тумана. Вылетевшие на утреннюю трапезу птицы с оголтелым теньканьем и чириканьем порхали с куста на куст, заглядывали под каждый листик, разыскивая притаившуюся там мошкару. Пахло свежестью, мятой, грибами. Лошади не спеша брели под сенью леса, который в этот утренний час казался просто волшебным, словно какой-то великан осыпал листву гроздьями бриллиантов, серебра и золота. От сияния капель дождя в солнечных лучах резало глаза. И пока что поездка напоминала увеселительную прогулку.

Дорога по Лэрианору заняла около двух дней пути и действительно казалась вполне приятной, хоть Настя и не привыкла столько времени проводить в седле

К вечеру у неё хватало сил только на то, чтобы сползти с лошади и, завернувшись в плащ, служивший и одеялом, и спальником, забыться в крепком сне до утра.

Она быстро привыкла к постоянным перебранкам Наира и Эливерта. Выяснила, что последний даже с близкими друзьями всегда общается в тоне презрительно-язвительном. В первый день это Настю чрезвычайно злило, во второй она перестала обращать на это внимание, а к вечеру третьего дня она не только посмеивалась над перепалками лэгиарна и разбойника, но и сама уже принимала в них живое участие. В этих дружеских спорах и беззлобных поддёвках была особая прелесть, и время летело быстрее. А порой парни так смешили Романову, что у неё даже щёки начинали болеть.

На третий день Настя поняла, что их поездка по Лэрианору, похоже, была самой приятной частью пути. Покинув таинственные зелёные чертоги Леса Бессмертных с его благодатной прохладой и свежестью, путешественники оказались на дороге, пересекавшей бескрайнюю, как море, степь.

Равнина, называвшаяся Приозёрной (хотя никаких озёр поблизости и в помине не было!), уходящая куда-то за кромку горизонта, казалась бесконечной. Над выжженными травами стояло густое марево, и долина, ровная как стена, где не было никакой возможности укрыться хоть на миг от испепеляющего летнего зноя, напоминала раскалённую сковородку. Над ней звенящей тучей нависал рой серой мошкары (разного калибра, вредности, кусучести), и лишь порывы горячего, как дыхание дракона, ветра приносили облегчение от яростного зноя и от надоедливых паразитов. Кстати, хотя в воздухе аж звенело от всевозможного гнуса, насекомые всадников не трогали, зато изрядно досаждали лошадям. Бедные животные часто вздрагивали, беспокойно ржали от укусов летучих кровопийц.

Только теперь Настя поняла, что за всё это время в Лэрианоре зловредные кровососы ни разу не укусили её, хотя тучей вились вокруг. Она спросила об этом у Наира.

Лэгиарн загадочно улыбнулся в ответ:

– А у нас с ними договор…

– С кем? С комарами?! – не поверила Настя, тщательно пытаясь понять, разыгрывает её друг или говорит серьёзно. – Как же с ними можно договориться? У них разума меньше макового зёрнышка!

– Можно, – заверил Наир. – Мы всё-таки «дети леса»! Мы в родстве с миром животных, и деревьями, и травами. В Лэрианоре этот договор уже веками длится. А здесь, за его пределами, мне труднее призвать их к исполнению обязательств, потому так и вьются вокруг. Но ведь не кусают!

– Не кусают! – согласилась Настя.

– Я так считаю, – философски рассудил Наир, – в этом мире с любым существом договориться можно, если это творение Духа-Создателя. Бывает такая нечисть, которая кроме жажды крови ничего слышать не хочет – порождения Духа Тьмы. С такими не договоришься!

– Стало быть, нечисть создал не Дух-Создатель? Откуда же она берётся? И что ты называешь «нечистью»? Я не видела в Лэрианоре ничего такого.

– Она появляется по воле Разрушающего, – пояснил Наир. – Сам Дух Тьмы не способен ничего создавать, но он умеет изменять суть вещей, переворачивать с ног на голову основы мироздания. Нечисть – это, как правило, твари, непохожие на людей или Свободный Народ. Это, прежде всего, хищники! Суть их бытия – убийства, козни и вред живым. Некоторые из них убивают ради утоления собственного голода, чтобы продлить своё существование им требуется кровь. Но часто слуги Разрушающего убивают ради забавы. Они получают странное извращённое удовольствие от пакостей, которые устраивают людям.

– Хорош умничать! – мимоходом встрял в разговор Эливерт. – Какая собачья разница, почему эти твари людей жрут! Лопают, и всё тут! Со всеми потрохами, и только косточками похрустывают. Ежели Вас, миледи Дэини, кто-нибудь попытается употребить в качестве пищи, поверьте моему опыту, меньше всего вас будет волновать, какие причины этим кем-то движут, и к какому виду нечисти этот кто-то относится!

– Отвяжись, Эл! Меньше всего нас волнует твоё мнение! – отмахнулся устало лэгиарн, и разбойник, как ни странно, отстал. – Нечисть, Дэини, появляется путём трансформации, изменения, утраты своей сущности.

– Продажи души… – негромко вставила Романова, но друг её не расслышал.

– Ожившие мертвецы превращаются в упырей, те, кого загрызли вурдалаки, в таких же чудищ, утопленницы в русалок и топчих, и так далее. Есть ещё те, кого люди называют нечистью, но они таковой не являются. Древние существа и народы, которые создал Великий Небесный. Они не водят дружбы со смертными, и те считают их чудовищами. Но, на самом деле, они – не нечисть. Они просто – нелюди! То есть, непохожие на людей. Но это ещё не повод для ненависти к ним! – Наир невесело усмехнулся. – Если уж на то пошло, то лэгиарны с точки зрения смертных – тоже обычная нечисть!

***

Вот уже несколько дней дорога шла по однообразной, набивавшей оскомину, равнине. И всё, что было вокруг: полусухие травы, а среди них яркие звёздочки полевых цветов, над которыми порхали разноцветные бабочки, хрупкие, как лепестки лилии, пёстрые, как радуга. В высокой синей бездне небес кружили едва различимые точки хищных птиц, выслеживающих грызунов. Ветер поднимал над дорогой клубы бурой пыли, в которой иногда мелькали странные существа, похожие на крупных ящерок, забавные и пугающие одновременно. Наир называл их саламандрами.

Настя помнила, что в её мире так называли разновидность рептилий, а ещё духов огня в мифологии. У местных саламандр имелось с её представлением некоторое сходство.

Это была мелкая, почти безобидная, нечисть алого цвета, размером с некрупную кошку. Они сильно походили на обычных ящериц, но голову венчали большие, как у чебурашки, уши, находившиеся в постоянном движении, подобно рыбьим жабрам. Выглядели они комично, если бы вдобавок к ушам на лбу их не торчала вереница шипов, острых, как ежовые иголки. Саламандры шныряли с проворством тараканов в дорожной пыли и траве, ускользали из-под копыт лошадей, и с недовольным шипением исчезали, как мираж, как марево. Наир говорил, что, по сути, они и есть духи огня, ибо нарождаются из летнего зноя. Вернее, из сочетания раскалённых солнечных лучей и красно-бурой дорожной пыли. В отличие от большинства нечисти, они не боялись дневного светила, а любили его. Саламандры были почти неопасны, хотя могли напакостить случайному путнику: к примеру, стащить у него какую-нибудь мелкую безделушку. А ведь безделушки бывают ценными – дорогой перстень, оружие или кошель с деньгами! Ещё поверье гласило, что саламандры могут украсть огонь, да так, что как не старайся, а дров не подожжёшь, ни одной искры не выбьешь из кремня. В это Романова не верила и магии красных рептилий не боялась – у неё с собой была отличная фирменная зажигалка. Пока она ещё работала, и вечерний костёр разгорался без проблем. Так что, либо духи огня не желали похищать их пламя, либо то, что о них говорили, было пустыми байками.

Соседство с ними почти не пугало. Разве что иногда… Когда саламандра вдруг, появляясь из пустоты, возникала возле костра, на бешеной скорости проносилась по горящим углям и исчезала в ночной мгле.

По вечерам, когда солнце уже спускалось за край земли, заливая окрестные степи золотыми и багровыми отблесками, панорама бескрайнего закатного небосклона являла собой поистине грандиозное зрелище.

На смену полуденному зною приходил сырой и прохладный сумрак. Над травами поднимался сизый призрак тумана, а в вышине, путаясь в облаках, разгорались узоры звёзд, таких ярких, крупных, близких, манящих, что можно было ощутить в себе желание мотылька, стремящегося к свету. В сером сумраке ночной степи жизнь не замирала ни на секунду. В траве стрекотали какие-то ночные насекомые – то ли цикады, то ли сверчки, то ли страдающие бессонницей кузнечики. Верещали на разные голоса ночные птицы, попискивали какие-то грызуны, мелькали бесшумные быстрые тени летучих мышей. И чувствовалось, что даже в ночной мгле каждый миллиметр этой земли дышит, движется, спешит, охотится, прячется, словом – живёт!

Ветер перекатывал тёмный ковёр трав, словно волны на глади спокойного ночного моря, приносил дивные запахи, наполняя уставшее тело блаженством, радостью и свободой.

По вечерам Наир обходил по кругу место их стоянки, посыпал какой-то бурый порошок из кошеля, притороченного к седлу. На вопросы Насти привычно отмахивался:

– Так… от всякого!

Эливерт издевательски хихикал, возясь у костра:

– Это от комаров, миледи Дэини! Боится, что когда ночью уснёт, не уследит за ними, а те договор нарушат и покусают. Да так, что только косточки останутся!

Романовой хотелось бы поверить, что Наир и вправду отгоняет магическим кругом мошкару, и что ритуал его даёт действительно надёжную защиту, но не могла…

Во-первых, она знала, что под «всяким» Наир иногда подразумевал таких тварей, что в самом жутком фильме ужасов не увидишь.

Во-вторых, хоть круг оберегал надёжно от кровососущих насекомых, саламандры в него частенько проникали. И Анастасия не исключала, что может прорваться нечто крупнее и зловреднее, что-нибудь этакое, рычащее, шипящее и шуршащее в буйных зарослях вокруг неширокого светлого ореола ночного костра. От этих звуков было неуютно, и, несмотря на усталость, Настя подолгу лежала, вслушиваясь в голоса ночи.

Как-то раз она проснулась от резкого завывания, раздавшегося рядом с местом их привала. Настя открыла глаза, но даже не шевельнулась, с замиранием сердца внимая тому, как в ночной тишине, которая на самом деле наполнена миллионом едва различимых звуков, кто-то взвизгнул жалобно и тут же смолк. Свирепое рычание и вой вновь резанули по ушам. Романова сжалась в комочек, пытаясь хоть что-то разглядеть в непроглядном ночном мраке.

Костёр почти угас, и тлеющие угли освещали лишь спутников Насти и беспокойно переминавшихся с ноги на ногу лошадей.

Эливерт приподнялся, бесшумной тенью выскользнул из-под плаща, которым укрывался. Наир тоже проснулся, поднял голову, но разбойник едва заметно махнул ему рукой: «Лежи, мол!». И лэриан остался на месте, а Эливерт исчез в травяных «джунглях». Заросли здесь были чуть ли не с него ростом, а иногда и выше! Временами он совсем исчезал из поля зрения, потом тёмный силуэт, даже не силуэт – тень, появлялся опять. Вновь раздалось злобное рычание, от которого кровь в жилах стыла. Ещё ближе, чем прежде. Трава заколыхалась, как под порывами ветра, слышно было, как ломались сухие былинки, когда кто-то стремительно прокладывал себе путь сквозь растительные дебри.

Вой. Тонкий звон стали. Клинок взлетел дважды над спокойной безмятежностью равнины. В первый раз на светлом металле блеснули блики звёзд и лунного света, во второй раз он уже был чёрен, окрасившись тёмной кровью неведомого врага. Злобное рычание оборвалось. И ночь стала ещё тише, даже сумасшедшие «цикады» замолкли на время…

Эливерт вернулся к костру, улёгся на место, и, как ни в чем ни бывало, закрыл глаза, собираясь спать дальше.

– Что там? – испуганным шёпотом поинтересовалась Настя.

– Ничего. Спи! – ответил разбойник, не открывая глаз.

– Что – «ВСЯКОЕ»? – зло усмехнулась Романова – её начинала раздражать излишняя опека Эливерта и Наира.

Атаман открыл глаза, повернулся к ней и, усмехнувшись совсем по-доброму, ответил просто:

– Ну да… всякое… Спи, Дэини!

Но уснуть Настя не могла ещё долго: ворочалась, слушала звуки в темноте, пытаясь различить в них враждебную поступь непрошеных гостей. Однако летняя ночь была спокойна. И сон, наконец, одолел девушку, окутал её сладкой дрёмой, сомкнул веки печатью грёз, и она уснула, позабыв о тревогах.

Наутро, проснувшись на самом рассвете, она хотела встать и пойти поглядеть в розовом свете разгоравшегося нового дня, кого же прирезал ночью Эливерт, но почему-то так и не решилась. Настю глодало любопытство, но она побоялась, что, увидев, кто же скрывается под туманным словечком «всякое», потеряет покой раз и навсегда, и уже никогда не сможет без опаски уснуть у костра, пусть даже под охраной столь бдительных стражей.