Текст книги "О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011"

* * *

Михаил Левитин. Опять пьем чай, обсуждаем, как мало нас любит Чеховский фестиваль. Перескакиваем на В. И. Шадрина (начальник Главного управления культуры города Москвы, раньше, ныне Генеральный директор Международного театрального фестиваля им. А. П. Чехова, Президент Международной конфедерации театральных союзов, Член Совета при Президенте Российской Федерации по культуре и искусству).

С Шадриным мы когда-то очень дружили. Близко, домами даже. Мы с ним на «ты». Но сейчас мне как-то неловко. Подумает, что чего-то хочу. И я к нему не хожу. В отличие от Миши Филиппова. Он с ним поддерживает добрые отношения.

Кстати, это Шадрин мне помог с назначением. Он был за меня. Однажды я веду репетицию, прибегают: звонит Шадрин из Министерства. Я плетусь, подхожу. «Значит, так, вопрос о твоем назначении почти решен. Завтра едешь в горком партии. Если будут спрашивать, «Диктатуру совести» (спектакль М. Захарова в Ленкоме, ленинский, но такой по тем временам антисоветский. – Н. К.) ты не видел. Понял?» – «А я и не видел». – «Ну и хорошо. Про все остальное не страшно, можешь говорить». Не успеваю отойти от телефона десяти шагов, опять звонит Шадрин. «Ты хоть адрес знаешь? Записывай. Старая площадь…» Он трогательный. Хороший мужик, широкий, щедрый, добрый, очень советский, но добрый советский человек. Такие же тоже были.

11 июня

С сегодняшнего дня в театре отпуск. Жорж улетел сегодня. Левитин -13-го. Где Семеновский – одному богу известно. «Я исправлюсь», но нет, не исправится. Бездарный день. Светлану (Михайлову) не поймала и гонорар и журнал не взяла. С О. Соколовской не встретилась, не получила запись круглого стола в «Человеке» и зонтик, который у них забыла. На мастер-класс Райкина не пошла. Даже не знаю, почему. Вдруг расхотелось совершенно. Чего-то взыграло!

Не посмотрела у нас спектакль В. Шендеровича. Зашла: А. Кролл и сыновья замечательные, джаз классический. Поведение Вити деланное, не искреннее, а тексты, во-первых, знакомые, а во-вторых, надоевшие. Стало скучно, ушла. Немного прибрала в литчасти, кое-что постирала в компьютере, кое-что забрала домой. Ощущение – как будто переезжала. Как же я привязываюсь к одному месту. Даже из Сада уходить было грустно.

Поговорила с Рошкован. Она зовет на «Бриколаж». Опять жалела Рому Козака (он не боролся с болезнью, а игнорировал ее) и немного пыхтела на Аллу Сигалову. «Она, как женщина, должна была настоять. Может, если бы он проверялся каждый год…». Может…

Вспоминала и нашу французскую неделю, и наш круглый стол. «Ты болтаешь и смеешься! Все время хочешь, чтобы они говорили по существу. Но все-таки как-то напряжена. Нет?» А я помню? Я так не люблю эти говорильни, что мгновенно их вычеркиваю из памяти, «чтобы не было мучительно больно».

ТВ-Культура. Линия жизни. В. Полунин.

Что ж они не удосужились сделать что-то новенькое к 60-летию? Показали то, что снимали 5 лет назад. Не могу отделаться от мысли, что Слава уже другой. Хотя такой же растрепанный и небритый, но свитер – шикарный, ботинки – дорогие. А глаза, как у черепахи, очень старые и очень усталые, мертвые, без блеска. Говорит хорошо, заразительно, но все это в той или иной форме я уже слышала. Мне жаль, что 10 лет он уже только говорит. Девочка какая-то, невероятно улыбаясь, из зала сказала ему: «Я вас люблю». А рядом с ней Лия Ахеджакова, которая задавала основные вопросы и была forain gest.

«В клоуны идут те, кто не может этим не заниматься. У них руки дрожат, когда доходит до дела, как у алкоголиков».

«Если ты не получаешь удовольствия сегодня, ты не получишь его и потом». Тут я бы могла с ним поспорить. Столько лет тупо зарабатывать деньги на Снежном шоу. Удовольствие в этом? Даже если ты потом построишь себе замок в Париже.

«Я себя очень внимательно рассчитываю всегда». Со смаком описывает замок, который строит (тогда построил половину, сейчас, видимо, все), сказки рассказывает про разные комнаты своего дома (комната ностальгии, комната путешествий), почти хвастает. Это можно снимать, туда можно водить людей, как в Диснейленд, наверное. Но я не очарована, как прежде. Он стал такой механический проектировщик, заворачиватель идей в полиэтилен, живая фабрика проектов.

«Меня ругают за то, что я эксплуатирую один и тот же спектакль. Но у меня многие спектакли жили долго. Они живут, пока вмещают меня… Кто меня сможет понять, тот поймет». Но в Сноу он играет редко, дает прикурить другим, и те, кто видел, говорят, что это стало безобразным.

«Пора играть спектакли без пьес».

«Я еще боюсь работать с Шекспиром. Я работаю обычно с родственниками. Достоевский мне родственник. Я его всего перечитал, пока был в армии. Но я не знаю, как это делать».

Его спрашивают про технологию. Он говорит, что клоуны никогда не называют вещи своими именами, «мы все время наряжаем вещи, которые человека пугают, в карнавальные наряды». У Станиславского 3 круга внимания, а у клоунов – 5. Первый, нулевой, это полное погружение в себя.

Ахеджакова спросила его, не боится ли он старости. «А кто ее не боится? Но я надеюсь, что даже в инвалидной коляске меня будут вывозить на сцену, и я еще как-то буду шевелить пальцем, и публика будет смеяться».

12 июня

Сегодня по случаю праздника (День независимости России; от кого?), к которому я, видимо, уже не привыкну, вручали Государственную премию – 5 млн., («Большая книга» – 5,5 – так что Быков может считать, что Госпремию уже поимел). Дали двоим – Е. Евтушенко (герою старой России) и Д. Мацуеву (герою России новой). И опять – смешноватый контекст. Вознесенского похоронили, последнему в живых Евтушенко – дали. Мацуев вчера широко справлял день рождения на «Черешневом лесе». Самый дешевый билет, говорят, стоил 10 000. Ну и кто это себе позволит?

* * *

1940 г., Нильс Бор на встрече с молодыми физиками: «Знаете ли, я ведь дилетант. Когда другие начинают непомерно усложнять аппарат теории, я перестаю понимать, что бы то ни было. С грехом пополам я умею разве что думать».

14 июня

Ходила получить гонорар к Михайловой. Она, как Дед Мороз, стремилась одарить меня еще и всякими кремами и помадами. Отказаться неудобно, а брать… смешно. Помаду (правда, хорошую, но не для меня) тут же подарила Веронике. Она просила зайти проверить верстку. Никак они ее не отправят. Но все давно зависит не от нас. Видно, Сережа в полноги делал фотки. Сегодня я застала его за деланием всей второй половины журнала. Что могла, помогла и – домой, знакомым 69 маршрутом.

Света сообщила странную новость. Приходил к ней Митя Егоров (сын Марины Дмитревской) за маминым гонораром и сказал, что ставит в ТЮЗе пьесу, какого-то Молчанова, «Убийца». Я еще переспросила – в московском ТЮЗе?! Она подтвердила.

Странная история. Во-первых, потому что получить постановку у Геты безумно трудно, она, как минимум, просит показать эскиз спектакля (так было, например, с кудряшовцами). А тут вдруг… Если бы Митя показал репетицию – эскиз, многое бы стало понятно. Сладость и милота (почти родовая) у многих учеников Козлова ей должны бы претить. Во-вторых, никогда не слышала имя автора Молчанова. В-третьих, ставить в МТЮЗе спектакль под названием «Убийца», когда там уже есть «Роберто Зукко», которым Кама исчерпал тему и закрыл… Нонсенс. Но спрашивать об этом ни у Геты, ни у Камы не буду.

* * *

Звонок Крымова из Америки. Посреди Пушкинской площади. Удивил страшно. Они с Инной по-прежнему там, она лечится. Он расслабленный, милый. Вдруг с интересом спросил: «Тебе, говорят, не понравился «Обрыв»? И еще говорят, что у тебя была историческая встреча в МХТ?» Это он про Васильева. Я и про то, и про это рассказала, что думала. Было такое чувство, что он именно из-за этого и звонил. Не пойму, кто ему сказал. Он таинственно хихикает. Сам Толя – не мог, потому что Дима сказал, что они совсем не общаются. В один из Толиных приездов он звал его домой, но тот не пришел. Ну, думаю, тут доброхоты виноваты, которые ему стучат: про то, что у Димы успех (хотя, на мой взгляд, уже кончающийся, потому что он стал страшно повторяться). Что он ладит с этим директором-пигмеем и вывозит его с театром за границу (тут кто кого непонятно)… Толя же, как все очень талантливые и подозрительные люди, верит совсем не тем, кто говорит ему правду, своим шестеркам. Да бог с ним, право!

Димка после 21-го собирается приехать. Я бы даже пообщалась. Многие говорят, что он очень изменился. В худшую сторону. Я этого пока не чувствую. Не хотелось бы разочаровываться.

* * *

«Нежный возраст» С. Соловьева (советский и российский кинорежиссёр, сценарист, продюсер).

Давно Соловьев мне не нравился. Да и этот фильм, получивший первый приз на «Кинотавре-2001», я начала смотреть как-то вполглаза. Когда досмотрела, вспомнила, что с середины уже когда-то его смотрела, и тогда не понравилось совсем. А сегодня… Тихо так плелась за сюжетом, отмечая и театральность, и картинность кадра (несмотря на то, что это снимал П. Лебешев (советский и российский кинооператор, 1940–2003). Какую-то ненастоящесть самой истории (хотя, если считать, что все это снято глазами 18-летнего мальчика, вляпавшегося в дикие 1990-е, то даже ничего). А когда мальчик в белом чесучовом костюме, перешитом с дедушкиного (а дедушка – К. Лавров), вдруг порезал себе вены, и бабушка нашла его одетым и скрючившимся в ванне, и тащила оттуда по кафельному «генеральскому» полу, и молилась, чтобы он не умер… У меня вдруг полились слезы. Я вспомнила К. Лаврова, недавно ушедшего и бледного, как смерть на похоронах Ульянова, и своих бабушку и дедушку, и то, что утром все время думала про то, какие мы временные и мгновенные на этой земле… и сердце сжалось. И даже финал – (свадьба в золотой комнате на Блошином рынке в Париже, где появляются и все умершие, и все забытые, и даже все члены съемочной группы, и ушедший П. Лебешев, играет на трубе, а оставшийся С. Соловьев в пижонской белой шляпе с черной лентой, как в «Избранных», курит сигару) – не показался мне дурновкусным. И даже нарушение правил игры показалось верным – такой мастер, как Соловьев (в смысле опытный и известный), снял картину для себя так, как хотел. И что-то в этой нереалистичной картине показалось мне глубоко верным. Особенно про время, в котором мы живем последние 20 лет. Интересно только, поймут ли его и почувствуют ли таким же те, кто его не застал или был маленьким. Например, моя Даша, которую сейчас даже смотреть это не заставишь. Потому что НАШЕ.

Л. Лосев (русский поэт, литературовед, эссеист, 1937–2009). «Бродский и Солженицын как соседи».

Купила случайно, в «Фаланстере» (гуманитарный книжный магазин в Москве), хотя ходила за «Сталиным» Д. Рейфилда (британский литературовед и историк). Читаю с колоссальным удовольствием. Как и книжка П. Громова (русский советский литературовед, театровед и поэт), она действует на меня, как витамин. И ободряет, и заряжает, и кучу параллельных мыслей навевает.

15 июня

На днях в ночи повторяли фильм А. Суриковой «Человек с бульвара Капуцинов». Этим фильмом она, точно, вошла в историю. Смотрю столько, сколько показывают. И опять смешно, и фразочки – гениальные. И образы. И ничего не устарело. Более того, многое высветилось! А тексты! Крокодиловы слезы – и притворная тоска: «Если бы можно было начать жизнь сначала». Или – ответ ему Караченцова-Джимми, когда он поджигает сарай, в котором лежат пленки: «Искусство не горит, правда?» Или гениальный – Миронова-Фёста: «Я всегда подозревал, что бизнесмен убьет в вас зрителя!» И: «Будущее нас рассудит». Так оно и вышло. Будущее пришло.

«Братья Ч» А. Галибина. Театр Станиславского.

Удивительная страна! И курс ему в Щуке дали, и денег на вот это. Плоская пьеса Е. Греминой, такой социальный заказ навыворот. 125-я история про то, «из какого сора растут стихи»: сложные отношения Антона с братьями, с отцом, с бабами, которые на нем виснут.

16 июня

Звонила И. Шимбаревич. Она, конечно, уникум. Кто бы на ее месте мог себе позволить то, что позволяет она. Ну, например. На каком-то совещании молодых режиссеров, когда Митя Егоров, пожимая плечами, говорил, что не понимает чужих проблем, у него, мол, все хорошо, Ира встала и сказала: «Митя, ну что же вы говорите? Вы же прекрасно знаете, что ваша мама изнасиловала всю страну, чтобы устроить вам постановки?!» А недавно у нее состоялся важный разговор со Старосельской. Та к ней где-то подошла и спросила, почему Ира с ней поссорилась. (Это случилось после книжки о Товстоногове. Театр был в ужасе. Лавров велел на порог ее не пускать, а Ира готова была убить.) Книжка, и, правда, жалкая, маленькая, банальная, из общих мест. Много перепутано, даже подписи под фотографиями. Жаль только, что Рыбаков отдал ей все свои записи. И вовсе не радует, что он успел убедиться, что «она даже этим не сумела воспользоваться». Так вот, Ира опять сказала ей все, что она думает о ее бездарной книжке. Потрясающей была реакция Старосельской: «Я думала, что ты умнее».

«Жизнь удалась» П. Пряжко, реж. М. Угаров и М. Гацалов.

«Золотая маска» тут, правда, не к месту. Это даже и не спектакль, а что-то среднее между спектаклем и читкой. Актеры – в чем пришли в театр. Они хорошие, я их и прежде видела. К. Гацалов и Д. Воробьев хорошо играли в «Хламе» (и пьеса, и постановка, кстати, подраматичнее), Аня Егорова – ученица Погребничко, которая играла в «Школе», меньше всех показалась. Вот как играла, так и играет, т. е. на штампе.

В спектакле (в чем и фишка, и как всегда у Пряжко) – половина или даже 2/3 мата. Я так от него устала к концу!!! Конечно, это не просто так. История узнаваемая, списана с натуры. Герои просто других слов не знают, словарный запас у них минимальный, и – самое смешное, а по существу, трагическое, что, когда они не могут выразить свои чувства, самые разнообразные (Угаров научил их правильно, а может, все-таки Гацалов?), они употребляют знакомые грязные слова.

Но: во-первых, так с пьесами Пряжко первой работала гинкасовская ученица Анохина в «Вилах», ей бы и давали «Маску». И тот спектакль был куда художественнее. Во-вторых, ну, прием, ну, мат, дальше что? Герои, которых изображают актеры, в театр никогда не придут и никогда не увидят себя со стороны, не посмеются, не ужаснутся и не поплачут о своей жизни, которая не удалась. Значит, всю дорогу это будут глядеть интеллектуалы, которые себя таковыми не числят. Дело же не в количестве матерных слов, а в принципе и отношении к жизни. Значит, смотрят эти интеллектуалы спектакль, весело смеются, местами это, как ни ужасно, – очень смешно и остроумно. В финале, когда ясно, что герои живут жизнью планктона, женятся не на тех, любят не так, в общем, жизнь не удалась, они утверждающе говорят, что она удалась, и мы расходимся. Ну и чего? Ни ужаса, ни катарсиса, бессмыслица. Я это все могла подглядеть на улице, и выводы сделать там же. Театр добавил мне из мыслей только одну – как здорово научились актеры эту современность хватать и показывать, т. е. ловко научились обезъянничать.

Сценка с натуры. Сидим, ждем спектакль. В зале мест 50, на сцене -12 стульев. Актеры уже сидят, их четверо. Народу все набивается. Д. Воробьев «шутит»: «А вы сюда к нам давайте». Зрители «дают», простые, как правда. Воробьев дает ход назад. Когда актеры готовы уже начать и ждут, посмеиваясь, пока девица в последнем ряду не прекратит говорить по мобильному, она вдруг просит: «Ой, подождите еще, тут девочка одна никак не дойдет». Непосредственность не лучше мата. Ждем. Комментируем вместе с актерами. Чувство юмора у всех разное. Тот же Воробьев предлагает поприветствовать «девочку», когда она войдет. Входит «девочка», зал улюлюкает и хлопает. Та, что говорит по мобиле, продолжает говорить: «Нет-нет, это еще не она, подождите». И этот театр не менее поучительный, чем тот, что на сцене.

Но давать «Маску», национальную премию (!) за то, что «мат в спектакле звучит, как музыка» (над чем, в последнем номере ВТ, посмеялся И. Смирнов) – действительно нелепо. Кстати, он совсем не звучит, как музыка. И утверждение нелепое. Интересно, чье? Всё недосуг посмотреть.

17 июня

Вчера умер Витя Березкин. Сердце. Эх, Витя, Витя! Многого достиг, профессором и доктором наук был, всякие гранты получал, книги пек, как блинчики (было их у него аж 33 штуки – с ума сойти!), все видел и все знал. Ну, описать не мог, что ж поделаешь. Но в последние годы он умудрился, по-моему, испортить отношения со всеми. Даже с теми, кто был к нему лоялен. И себя изнурял ненавистью, и других пичкал. Уж как он мне постоянно внушал, что самое большое зло в сценографии – это А. А. Михайлова. В конфликте с Ивановым я, правда, была на его стороне. Что Слава уничтожил сектор и занимается только своими делами, это ведь так. Он плохой начальник и, благодаря этому театр последних 20, как минимум, лет не описан и не зафиксирован. И то, что книжка по этому периоду одна, только М. Давыдовой, перед которой он благоговеет, его вина. А как Иванов и Гудкова, сладострастно макали Витю носом в ошибки. Как мальчика макали. Он был совсем не безгрешен.

Даже меня Витя обидел, хотя я старалась микшировать его конфликты на секторе. И обсуждала его тексты максимально доброжелательно, пытаясь говорить правду и исправлять ошибки на ходу. А он в связи со статьей (положительной) про Диму Крымова (для ВТ) устроил демарш, заменил мною отредактированный текст своим вариантом (и плохим, и нелепым). А почему я это сделала? Потому что в его неумелых описаниях (я до сих пор не могу себя заставить прочитать это в журнале) театр Крымова выглядел глупостью, а местами – идиотизмом. Он его «подставлял» своими неудачными описаниями. Я пыталась увещевать его через Лену. Она, умиляясь и смеясь, говорила: «Натуся, Витю надо оставить в покое. Пусть будет так, как он хочет». В общем, я самоустранилась, но отношения были испорчены. Я уже не могла общаться с ним по-прежнему тепло. Только корректность и полное равнодушие. Эх, Витя, Витя!

18 июня

Похороны Березкина. Ленка явно была рада (если так можно сказать), что я пришла. Наших было страшно мало: Старикова, Марина Светаева, Шахиня, Трубочкин, Струтинская, Суриц. Слава, говорят, отъехамши. Да и был бы, думаю, не пришел, ума бы хватило. Были Бенедиктов и Бархин, на поминки пришел Игорь Попов. Боровского не было. Его нигде и никогда нет. Был Витя Шилькрот, ставший страшно похожим на Цимблера когда-то. Был А. Кондратьев. Девочки Димы Крымова плакали. У Березкина в гробу было хорошее лицо, наконец, спокойное, будто спал. Я вспомнила, что, увидев его месяц назад, подумала, что у него лицо уже нездешнее, цвет лица землистый. Я начинаю бояться своих предчувствий. То же я подумала про Шатрова. Поминки были в нашей 4 комнате. Витя был, конечно, очень цельный человек (кстати, как и, ненавистная ему, (Гудкова) Виолетта). Свидетельство этого – все говорили о нем примерно одно и то же: нечеловечески трудолюбив, все видел, все знал, фонтанировал идеями, придумал свои книжки, умел доставать деньги, любил художников, писал о них всегда доброжелательно. Слово «талант» прозвучало один раз и скромно. Ушла по-английски. До этого покурили с Ниной Шалимовой (театровед, театральный критик). Рассказала, что кто-то ей очень хорошо про меня говорил в г. Екатеринбурге. Кто – конечно, не помнит. Хорошее забывается быстро. А я и предположить не могу, кто это.

* * *

«Чехов-гала» А. Бородина, РАМТ.

Леша придумал поставить все маленькие пьесы Чехова: «Медведь», «Предложение», «Юбилей», «Свадьба» и «Лекция о вреде табака». Полтора часа – и все понятно. По-моему, добротно очень. Все истории играются разом, наподобие матрешки, одна вложена в другую, с каждой новой сценой подключается еще одна. Начинается с «Медведя», потом – «Юбилей», потом – «Предложение», потом гуляет «Свадьба», а на свадьбе Маслов читает «Табака», в самом финале. Деревянная декорация Бенедиктова (цвет – как в «Береге утопии»): полукруглая галерея, сквозь которую скачет свадьба, а на авансцене три-четыре столика-островка для каждой истории. В общем, ловко придумано. Что обидно: нет крупных актерских ролей. Все время вспоминаешь великих мхатовских актеров в этих же ролях. Здесь «Свадьба» хуже всего. Два старых «коня», что борозды не портят – А. Хотченков – папа и Ю. Балмусов – генерал. Жених – ужасный, Э. Гарин (советский актёр, режиссёр театра и кино, сценарист, 1902–1980) не то, что непревзойден, Монблан рядом. Цимбал-Дымба почти пародирует О. Абдулова (советский актёр театра и кино, режиссёр, 1900–1953). Никакая Змеюкина – Я. Соколовская. Конечно, красивая жена досталась А. Устюгову, но совсем без таланта, по-моему.

Лучше всего выглядит «Предложение», Д. Семенова и А. Доронин просто молодцы. Есть еще, что совершенствовать И. Исаеву и М. Рыщенковой в «Медведе». О М. Жарове (советский российский актёр, режиссёр театра и кино, 1899–1981) и О. Андровской (советская актриса театра икино, педагог 1898–1975) помолчим. И они не превзойдены. Очень смешной Леша Блохин в «Юбилее», все себе придумал по школе: и походку, и характер, и судьбу. И хороша Т. Матюхова, А. Веселкин – мое вечное удивление: такая приличная карьера, имя, и такой, вечно холостыми стреляющий, артист, да еще зажатый. Р. Искандер – впервые разглядела, способная девочка, но ей очень не идет белый парик.

Однако в целом, в рамках Чеховского фестиваля, этот спектакль – единственное, к чему можно отнестись серьезно. Леша делает театр традиционный, добротный, правильно ориентированный. Вот это и должен быть мейнстрим.

19 июня

«Алиса в Зазеркалье» Л. Керролла, реж. И. Поповски, Мастерская Фоменко.

Красиво очень, очень изобретательно, но… бессмысленно. Как правильно сказала моя Аллочка: такой театральный «Аватар». Чувствуется, что ставил иностранец. Текст не имеет значения. У Кэрролла?! Да еще в программке текст переводчицы, которая рассказывает, что сам К. настаивал, что никакой аллегории в его книжках нет, и писал он только для развлечения читателя.

Очень удачная Алиса внешне – В. Строкова. И какая-то бесчувственная внутренне. Реакции на происходящее нулевые. Жесты, чудаковатость, подростковость есть, а удивления, сообразительности, гордыни нет. От этого многие сцены выглядят абракадаброй. В частности, лиричнейшая сцена с Белым рыцарем. Это же такое объяснение в любви! А тут какая-то многословная клоунада.

Встретила там Юру Беляева. Демин, в который раз, нас знакомил. Но я не уверена, что он проассоциировал меня с «Эрмитажем». Вспомнили, как удачно он говорил у Гордона в «Закрытом показе». Он был с сынишкой, внешне совершенно не похожим на папу. А уж папа разливался соловьем: мы же слушали, мы же любили? И я вдруг ясно, остро поняла, что он в жизни, ну абсолютно никак, не похож на своих киношных суперменов – и даже на нашу «Белую овцу», в которой он мне так нравится. В общем, к артистам лучше близко не подходить.

Было много «нашего» народу. Шура Соколянский вещал Бартошевичу, какую статью он написал для журнала «Театр». Без всяких «но», как будто ничего не произошло. Шуре, по-моему, всегда было приятно со всеми быть в хороших отношениях. А по части морали он всегда был подвижен. Чего стоят его истории с «Игроками» Юрского, про которых он написал и хорошо, и плохо в двух разных газетах, и с «Сонечкой и Казановой» – спектакль, про который он написал даже его не посетив.

21 июня

«Конский хвост» С. Тосиро, реж. А. Шендрик, Театр ОКОЛО.

Два года Демин загонял меня на этот спектакль по японской пьесе, по его мнению, очень удачный. Это дебют мальчика (А. Орав) с курса Погребничко (кстати, как актер, мальчик мне не нравится, деревянненький).

Очень симпатичное оформление из стеклянных, в коричневых рамах, раздвижных стекол (как в типичном японском доме). Легко переделывается пространство. Типично японская игра на дудках и сямисене – хорошо, но неимоверно длинно (особенно в начале, так нельзя, рассеивается внимание). В пьесе абсолютно ничего японского. И перевод к тому же (хороший!) с русским просторечием – так переводил Аксенов Уильямса. История случайных связей, полудружеских, полулюбовных, тотальное одиночество. В первом акте я сама от скуки чуть не сошла с ума, (играли медленно и печально). Второй акт, на который я просто заставила себя остаться (неудобно было), был как-то поживее. После спектакля, отправившись пить чай к Юре (Света Новикова, милый человек, настаивала, она, по-моему, сможет достойно заместить Галю Ариевич, дай бог), я ему сказала, что японской тоске предпочитаю русскую. Он оценил шутку.

28 июня

«Чайка» В. Гульченко.

Интересно, сколько «Чаек» в своей жизни я видела?

29 июня

«Платонов». Мадридский театр.

Не бог весть как по решению. Я бы сказала, что оно классическое. Действие происходит то ли в 60-е, то ли в 70-е, судя по костюмам, как у Ашера, но это ненатужно и некарикатурно. Актеры сильные, страстные. Сделали из Чехова сериального автора, но сильного сценариста. Вызывает уважение, взяв нашего Чехова, они нашли там что-то для себя. Можно говорить о собственной традиции. Очень хороший актер играет Платонова. Сильный, красивый, страдающий. Играет и Платонова, и Протасова одновременно. Очень хороша Анна, генеральша. Немолода, но сексуальна и очаровательна. Я бы выбрала ее.

«Пусть жизнь когда-нибудь станет такой, как ты хочешь», – говорит Саша. Вроде бы она бросается под поезд. Это что-то из «Анны Карениной»?

Текст то ли причесали, то ли дописали, но деликатно. Суть формулирует генеральша: «У всех есть страсти, у всех нет сил».

«Одним умным скотом меньше», – говорит Платонов.

«Что у вас болит?» – «У меня болит Платонов». Играет Ивановскую драму. Почему взяли «Платонова»? Этот вариант им ближе по количеству страстей, вырывающихся наружу. И любви больше.

Странный персонаж Осип. Не помню такого. Мужик – киллер, который все грозится Платонова убить.

30 июня

«Хомо эректус» А. Житинкина. Театр Сатиры.

Это мой садомазохизм. Хочу все-таки написать про Ширвиндта и пытаюсь себя разъярить. Но это так откровенно пошло, что только руки развести. Это очередное откровение Ю. Полякова про сегодняшний день, обращенное… ну, в общем, к уровню Черкизоны. Он – такой Софронов наших дней, хотя сам мнит себя, наверное, русским Пристли. Пьеса (да, по-моему, и все его пьесы) построена по принципу «Опасного поворота». Собрались вместе приличные люди. Правда, собрались, чтобы «испытать восторг сексуальных открытий», т. е. поменяться женами и устроить разврат. Называют себя «сосвальниками» (от «свальный грех»). Потом подвыпили и, вместо свального греха, предпочли душевный стриптиз. Обсуждаются «общие места» нашей жизни. И формулировки, и оценки даже правильные, но соглашаться почему-то не хочется. Например, депутат, бывший диссидент (Олег Вавилов даже пытается выглядеть прилично, в отличие от Ю. Васильева, который играет шарж на нового русского, с распальцовкой жирно-жирно), рассказывает, как был сначала честным, а потом ему надоело быть «нищим дураком», когда он понял, что его честность ничего в жизни не меняет. Ту же примерно историю рассказывает и бывший честный журналист, утверждая, что «вранье» за деньги, может превратиться в «правду». Фигурируют вместо коробок из-под ксерокса, коробки для взяток из-под обуви.

«Народ бессмысленно безмолвствует или также бессмысленно орет» – перл.

На сцене бизнесмен и его жена, которая любит друга детства, ставшего наркоманом, (надо понимать, после войны какой-то), депутат, проститутка, журналист, психолог. Все любят и целуют не тех. Действие происходит в пентхаусе с видом на Москву-реку. Бизнесмен поминает Плющенко с Биланом. Мораль удобоваримая, маленькая. Про мат – «нормальный язык, рабочий».

А. Шаров одел особенно женщин ужасно. У Алены Яковлевой, жены бизнесмена, какое-то пошлое розовое платье: не та длина, не тот цвет, не тот покрой. Будто вышла к гостям в пеньюаре. У пополневшей С. Рябовой, как будто специально, подчеркнуты все места: выкат слишком большой, из которого вываливается слишком белая грудь, платье без рукавов, что неудачно, а уж первое платье, в облипку, – никуда не годится.

Надо бы написать статью про Ю. Полякова. Эффект Полякова? Случай Полякова? Эффекта нет, потому что ни реакции, ни кругов по воде нет. Это ведь своего рода современный типаж: знает, чувствует, выхватывает, отвечает на зрительскую потребность, но бездарно организует.

1 июля

Днем дописала текст – про Райкина для «Трибуны». Опять дала слабину – Люба (Лебедина) попросила: он, мол, отказался всем давать интервью перед юбилеем, помоги. «А у тебя столько с ним разговоров хороших». Как легко меня поймать на жалость и лесть. А еще (вот иезуитство!) на чувство долга. Самое смешное (и так бывает всегда): как только я со скрипом согласилась это сделать, Люба стала звонить через каждые 2 часа и спрашивать, когда, говорить со мной требовательным голосом начальника. Я даже гаркнула в ответ. Потом пожалела. Она извинялась. Она ведь, как белка в колесе, крутится с этими бесконечными беседами.

Вечером поехала к родителям и осталась. Им сейчас со мной хорошо. И мне с ними. Просто болтали и ничего не делали.

2 июля

Пошли с Таней А. в кино. «Серж Генсбур. Любовь хулигана».

Хорошее французское кино. И актер блистательный. Будто второе воплощение С. Г. Режиссер – Сфар. Он сыграл там маленькую роль Брассанса. А Шаброль, великий, – продюсера Г.

* * *

Из интервью Димы Назарова какой-то районной газетенке СВАО.

– Что бы вы никогда не стали делать на сцене?

– «На сцене непозволительно ругаться матом, ходить босиком и показывать подмышки».

Большой оригинал. Интересно, пошутил или сказал всерьез? На это, правда, можно было сказать: однако, служишь в театре, где босиком по сцене ходят и матом ругаются.

3 июля

Написала статью про «Человека». Опять отдала долг. Сидела целый день, и вчера тоже. А нельзя ли как-нибудь уже попроще это делать? Света Михайлова прислала письмецо, что понравилось, и опять про подвиги Марины Дмитревской. Вот, мол, никто так и не написал про «Вассу», струсили, а она запросто. Почему «струсили»? (Я, кстати, ей предлагала написать, но она тогда сказала, что это будет делать Вера. Ну, вот сиди и жди теперь.) Света не принимает во внимание, что для М. Д. это «запросто», потому что город другой. У себя бы в родном Питере, где ей сыночка надо все время пристраивать, она бы поостереглась рубить с плеча. Там у нее один только враг, Фокин. Неутомимая наша Кнопка…

4 июля

«Шерри-бренди» Ж. Наджа. Чеховский фестиваль.

Играют 12 танцоров и 1 актер. Актер – сам Надж. Любопытно, изобретательно, скучно. Не смотришь, а разглядываешь, глазеешь. Потом хочется пойти и повеситься. Настолько это зрелище растравляет мысли о скоротечности, грязи и бессмысленности человеческой жизни.