Текст книги "О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 2. 2008–2011"

Т. Щуко, говорят, играет гениально. А что же она играет? У нее яркая фактура, благородное лицо, живописная старческая худоба. Характер старухи – исторический тип! – абсолютно не ясен. В каждой сцене – новая «печка», т. е. игра «кусочками». То она вредная свекровь, то благородных кровей бабка, то квочка для сына, то оскорбленная матрона, то просто бестактная, вредная старуха, то добрая, то ссорящая детей и родственников, то примиряющая. Все бы это можно было соединить в один мощный характер, воспитанный страной советов, плоть от плоти ее «перекосов», если бы были ясны мотивы поступков и сверхзадача роли. Актриса катастрофически непоследовательна – но почему? Чем это определяется? Личностью, временем, обстоятельствами? Умная героиня или глупая? Хитрая или простодушная? Все «плавает». И человечески эта душераздирающая история не волнует, не душит слезами. А, должна бы.

* * *

«Горбатая гора» Энга Ли (Фильм о любовной связи двух ковбоев, который считается «первым в истории кино гей-вестерном». В основу сценария лёг одноимённый рассказ писательницы Энни Пру).

Хит Леджер (австралийский актер, 1979–2008), недавно погибший, был, видимо, очень хорошим актером. Напоминает Стива Мак Куина (американский киноактер, мотогонщик, 1930–1980). Леджеру было лет 26, когда он снимался в «Горе», а сыграл в финале 40-летнего человека и гомосексуалиста поневоле (60-е годы, они еще мучаются совестью). Довольно убедительно, психологически насыщенно, трогательно. Но для «Оскара», в общем, ничего великого. Грамотная мастерская картина, которую, как сказала Даша, не могли же завалить, чтобы не прослыть гомофобами. Может, и так.

Самое тупое – перед фильмом по СТС (канал для домохозяек, они сами о себе так говорят), который по ночам иногда изображает из себя интеллектуала, выступали «гламурные» звезды, типа К. Собчак (российская теле – и радиоведущая, журналист, актриса, общественный деятель), Н. Ускова (главный редактор российской версии американского журнала GQ), Т. Канделаки (российская журналистка, телеведущая, продюсер и общественный деятель), Е. Двигубской (российская киноактриса, сценаристка, писательница и режиссёр), т. е. среднее звено по IQ, и говорили о фильме. В их переложении – это «фильм о свободе быть собой», и вот жизнь прожили зря, потому что сопротивлялись естеству (т. е. гомосексуализму), а надо было быть…

Фильм гораздо тоньше и драматичнее и фрейдистее их текстов, которыми они мне подпортили просмотр.

3 июня

Умер Г. Романов (первый секретарь Ленинградского обкома КПСС, 1923–2008), гроза и ненависть всей питерской интеллигенции. Полгода назад, в его 85-летие, по ТВ в репортажах идет почти реабилитация. Все слухи – неправда, он хорошо держал город, злодей Ю. Андропов (бывший Генеральный секретарь ЦК КПСС) распускал про него слухи из ревности, чтобы нейтрализовать. И самое смешное – первая телеграмма с соболезнованиями пришла от В. Матвиенко (бывший губернатор Санкт-Петербурга, ныне государственный деятель), и показали хронику советских времен, когда эта дамочка (тогда девочка-комсомолочка-припевочка) сидит рядом с ним, а потом принимает рапорт каких-то пионЭров. Ничего не меняется, все, кто был при деле тогда, и сейчас на вахте.

* * *

У Светы Михайловой (основатель и главный редактор журнала «Планета Красота») опять состоялся конкурс «Золотая лира». Она награждала, как всегда, женщин. Все было строго, чинно, благородно. Ничуть не хуже, чем в Фонде Станиславского.

5 июня

«Разбойники» В. Долгачева. Новый театр.

Прилично. Слава нашел форму, чтобы история не казалась слишком пафосной и ходульной. Но ребята только моторны.

9 июня

Звонок Славы Иванова (завсектором театра ГИИ). По поводу Итогов сезона. Когда ему что-то надо, он вкрадчив, ласков и говорит с сочувствием. Один на один он всегда человек. При всех – так бестактен. Я еще раз сказала, что доклада делать не буду. Мне, правда, сейчас не до этого.

«Шведская спичка» А. П. Чехова. Театр наций. Режиссер – молодой Н. Гриншпун. Ученики О. Кудряшова (театральный режиссер, педагог), которых наши бравые завоеватели «Территории» взяли на довольствие. Милые дети. Не менее симпатичные, чем женовачи. Многому научены. Поют замечательно, играют на всяких инструментах, даже виртуозно (чего стоит один фокус П. Акимкина, изображающего на аккордеоне пишущую машинку), пластичны. Режиссура изобретательна, номера почти клоунские и цирковые. Чего стоит один допрос Николашки, показанный как бы его пьяными глазами: стол со следователем накреняется, становится на попа, переворачивается, люди набок заваливаются, стол кувыркается, и герои даже стоят на голове. Снято, будто на камеру, ощущение уходящего из-под ног пола.

Драматические сцены психологически не глубоки. Одна хороша – разговор Чубрикова с женой. Она (особенно у девочки) выстроена по внутренней линии.

Сказать, талантлив ли режиссер и пойдет ли далеко, не могу. Из такого спектакля ни стиль, ни направление не угадать. Философских рассуждений он не рождает. Он – для удовольствия. Главная его задача – показать товар лицом, и в этом смысле он, конечно, учебный. Актеров я бы «купила», про режиссера задумалась. Моментами скучно, и именно тогда, когда актеры остаются один на один с текстом Чехова (техника есть, а содержания нет). Текст не разобран и внутренние задачи не поставлены. Боюсь, длинного дыхания у спектакля не будет. Его легко заездить. Надоест зрителю эта новая «игрушка», и он отвернется. Нормальная задача – просвистеть, сразу обратить на себя внимание. Но дальше это внимание надо удерживать.

Позвонила после этого М. Смелянская (театральный критик, заместитель по общественным связям художественного руководителя Театра наций). Я ей честно попыталась сказать, что думаю. На все мои «но» она говорила: «Ну, не зна-а-аю…». Умиление от всего, что происходит в Театре наций. Когда я сказала, что мне меньше всего понравились всеобщие любимцы – Е. Ткачук и Ю. Пересильд, – она стала говорить со мной, как с больной: «Ты что!? Они чудные!!!» Слишком знают, что чудные. Паша Акимкин в сто раз лучше (может, за счет того, что общается еще и с компанией В. Панкова). При скромных данных (мужичок-с-ноготок, краснощекий, хорошенький, но коротенький) он может далеко пойти.

«Школа злословия» с А. Смелянским.

«Тетки» опять плохо подготовлены, поэтому «МХТ – икона стиля», острые углы обойдены, он говорил так, как будто театр сейчас – в лучшей своей поре. Про Булгакова спрашивали, про политику, конечно, про лучших драматургов XX века. Смотрели, как на гуру. А он такой «советский» в своих политизированных оценках. Из драматургов назвал Н. Эрдмана (русский советский драматург, поэт, киносценарист, 1900–1970), М. Булгакова (русский писатель, драматург, театральный режиссёр и актёр 1991–1940), А. Вампилова (русский советский драматург и прозаик 1937–1972). Один из аргументов – их все еще ставят. Если так, как Вампилова в МХТ, без понимания совсем, лучше бы не ставили. Мне лично современные режиссеры (и А. Марин, и Д. Петрунь) доказывают, что Вампилов – плохой драматург. Боюсь, что новые спектакли отвратят от него зрителей и новое поколение режиссеров надолго. О А. Володине (советский драматург, поэт, прозаик, сценарист,1919–2001) А. М. сказал в проброс, замял, совсем невнятно. А. Арбузова (советский драматург, поэт, прозаик, сценарист 1908–1986) снисходительно перечеркнул. В. Розова (русский советский драматург (1913–2004), уничтожил советскостью. Т. Толстая с ним согласилась, а через минуту сказала, что сегодня так часто хочется что-нибудь шашкой порубать, как герой Розова. Дуня спросила, как бороться с этим чувством.

Он: никак.

Она: как гасить раздражение, которое появляется, как только выйдешь на улицу.

Он: жалеть, думать о том, что они скоро умрут.

На этой «веселой» ноте все и закончилось. Тезис правильный – все не вечно, жизнь так коротка, но в этой его реплике не было философии. Это прозвучало не как «моменто мори», (будь лучше и чище, пока жив) а – мои враги когда-нибудь сдохнут, т. е. будут наказаны.

Еще говорили про сериалы и как они губят артистов. А. М. – банально и жестоко: талантливые выживут. Как утешение, приводил в пример старых советских артистов, которые играли в плохих пьесах. Забывая: 1) что даже там они играли хорошо и тратно, добавляя глубины, 2) что помимо этого играли и в хороших пьесах и у блестящих режиссеров, 3) что у них было мировоззрение и понимание того, что хорошо, что плохо. А тут – воспитание бескрылых. Им не дают понимания «выбора» и «отказа».

Я: сериальный тип игры (плоскостной, чисто фабульный, текст без подтекста) проникает и в театр. Раньше актер привносил качество театральной работы в кино, а теперь наоборот.

Что поразило: за те годы, что мы с Толей не общаемся, он не вырос в объеме, ходит по кругу. Все те же интонации, те же цитаты, те же изображения Сталина (с акцентом). Кругозор не расширился, и философии не прибавилось.

10 июня

Звонил Валера С. Статья М. Токаревой в «Новой газете» про журнал «Театр». Хорошая, справедливая. Он пошел работать завлитом к Левитину. Пишет пьесу по Домбровскому, «Факультет ненужных вещей».

Звонила А. Михайлова (театровед в области театрально-декорационного искусства, 1927–2012) . Сказала, что они с И. Уваровой (театральный критик, художник, искусствовед) готовы подписаться под любой бумагой в защиту «Театра» или даже постоять в пикете. Трогательные дамы за 80, вот старая закалка шестидесятников – отклик. Я ее расстроила, сказав, что никто и ничего защищать не собирается. Уварова: если надо развалить дело, то зовут Б. Любимова. Это всем известно. Я: но выводов почему-то не делают. Значит, он такой выгоден. Она: слух про свою близость с Н. Михалковым он, может быть, и сам пустил. «Русофилы, вперед!» – хорошенькая жизнь у нас начинается.

Со слов С. Б. Бенедиктова (советский и российский театральный художник) А. А. рассказала, что на Президиуме Б. Н. сказал, что возьмет «Театр», если будет нормальное финансирование. И второе – обещал наладить старые связи журнала с ГИИ и привлечь серьезных авторов. Это значит, что журнал он не читал. Все эти «хорошие авторы» из ГИИ, в журнале при Валере печатались.

11 июня

Прошло наше обсуждение итогов сезона. Как по-дурацки организовано было, так и прошло. Слава поставил галочку. Пришли и А. Порватов (заместитель руководителя департамента культуры Москвы) и М. Швыдкой, который представился безработным, и Д. Трубочкин сидел, и его заместители. Слава, по-моему, остался доволен. Вел никак, разговор не направлял, поэтому он вяло тек, куда попало. Шахиня не выступала, только рецензировала всех на ходу. Была Маша Седых. Ее пригласили со стороны, как «ведущего критика». Она комментировала всё, протестовала в принципе. Я давно не наблюдала ее «в деле». Для нее линия фронта осталась на месте. То, что говорит Кама, правильно, то, что говорит Смелянский, правильно. И т. д. Но иногда они говорят – разное. Да и все говорят разное. Маша получается просто рупором «общественного мнения». По молодости казалось, что Маша всегда говорила от себя.

А. Шендерова сидела рядом со Славой, во главе стола, но не сделала ничего, чтобы это сомнительное мероприятие выглядело прилично (раз уж ей поручили). Она разочаровывает меня все больше.

В сущности, это все было жалкое зрелище. Миша говорил в основном о критике, что она мышей не ловит, контекста не видит, мыслит точечно. Эту тему потом дружно подхватили, так что Шахиня выступила: «Мы что, собрались разбирать проблемы цеха!?» Даже умный А. Бартошевич говорил вяло и совсем неудачно. Вдруг стал пересказывать свою статью в ВТ, которая вот-вот выйдет. Непомерно восторгался студентами ГИТИСа. То, что я видела и слышала, не вызывает оптимизма. В. Семеновский говорил хорошо. Про журнал, про проблемы. Пытался структурировать. И я вслед за ним. А потом все это как-то постепенно завяло. Одна из самых интересных, но лишь тронутых тем – конформизм нынешней режиссуры. Я сказала про мировоззрение, про их нерисковость, нежелание идти поперек. Привела в пример историю с Гинкасом и Карбаускисом. Шендерова стала К. защищать, хотя я и не нападала. «Знаете, как страшно сегодня в 30 лет не иметь квартиры, дохода, считаться лузером». Так вот я как раз про это. Гинкас и был, когда приехал в Москву, лузером. Только переступить через себя не мог. И все-таки выстраивал биографию.

* * *

«Демон» А. Рубинштейна, реж. Г. Тростянецкий. Театр Станиславского и Немировича-Данченко.

Посильнее «Фауста» Гете. Правда, трудно представить, как это в принципе можно поставить. Все-таки абстрактная и фантастическая история. Ясно, что небытово. Гена даже что-то такое придумал, первые пять минут я думала, что получится, а потом все пошло вразнос.

На сцене работал круг, а на нем круглый пандус. Получилось несколько траекторий движения, мир словно плыл, когда пел Демон. Опущенный световой мост с началом увертюры начинал подниматься. От него шли серебрившиеся в полутьме «нити». На пандусе были распластаны, как стало понятно не сразу и это хорошо, крылья демона, что-то шершавое и чешуйчатое (материал мне понравился). Все это постепенно вздымалось, так что казалось, земля удаляется, раскалывается, как при землетрясении. Эффект получился, но потом… Демон по поведению получился душкой-тенором. Боялся оторвать глаза от оркестра, на Тамару почти не смотрел, выступал на зал. Пластика оперного героя-любовника. И голос «бытовой», распластанный вширь, а не вертикальный. Тамаре (Мурадымовой) хотелось посоветовать – не суетиться и не бегать (это я уже видела в «Так поступают все женщины»). Ей кажется, что она грациозна, как лань, а это не так. Второй акт художник С. Пастух цитировал «Ашик-Кериба» С. Параджанова (советский кинорежиссе и сценарист, 1924–1990), но как-то неточно, непонятно, в какой культуре. Задники, как у Уилсона, синий и рыжий. Ангел был тоже цитатой с какой-то картины Возрождения, белые латы с наколенниками, хоругвь… В третьем акте монахини были явно католические по костюмам. Почему? В общем, аляповато.

Если уж вы решили второй акт, среди людей, на свадьбе Тамары, сделать пестрым, то первый и третий акты, диалоги Демона и Ангела, Демона и Тамары, явно просились быть черно-белыми. Так нет, небо было синим, а на задранных в виде свода «крыльях демона» мигали красные лампочки.

Финал был совсем плох. Безумие Тамары М. играла так, будто она Жизель. Все время улыбалась, разводила руками, бегала под крыльями, разглядывала «мироздание». Мелодрама. Демон явился почему-то в белой сорочке, что тоже резало глаз. Все как всегда у Гены нелогично и страдает отсутствием вкуса. А «Демон» все-таки просился быть одетым и исполненным построже. Я подумала, что А. Васильев бы эту оперу сделал. Хотя он бы взбеленился против музыки. Она, конечно, не великая. Но лучше постановки безусловно.

12 июня

«Электра» по пьесам Софокла, реж. Т. Сузуки. Театр на Таганке.

Хорошо, что идет час. Я бы не выдержала. Рассвирепела. Маме – на новенького – было любопытно. А мне так совсем нет. Опять инвалидные коляски. Сколько можно! Они были и в Дяде Ване, и в Антигоне, и в нашем «Короле Лире». Ну, предположим, мир болен, но театр может показывать это изобретательнее. А тут два-три приема и ничего. Труппа любимовская в очень хорошей форме. Технические задачи выполняют идеально. Просто японский театр, они даже похожи стали. Нана Татишвили – Электра – чистая японка.

Неорганично. Вкруговую ездят коляски с мужиками в трусах. Долго. Потом, то же по диагонали. Рычат, кричат, маршируют сидя. Нагнетают якобы ужас трагедии. Пугают, а мне не страшно. У Электры почти весь текст забрал Хор. Это, по-моему, не по-гречески. Л. Селютина – Клитемнестра рычит и строит рожи, демонстрирует немолодые коленки в красных чулках. Это тоже, что ли, лицо трагедии? Зрителям смешно, кто-то хихикает, кто-то уходит, кто-то хлопает, чтобы действие двинулось дальше.

Все-таки, Сузуки – глуховат к европейской культуре. Зачем это нам и зачем так стилизовать античный театр? Понятно – это его изобретение для японцев. Выглядит замысел на нашей сцене слаженно (спасибо актерам), но убого: по фантазии, по энергетике, по изобретательности. Истории «про Электру», боюсь, зритель не услышал и не понял, текст очень сокращен. Кто кому мстит? Кто кого и за кого убил? Чем сердце успокоилось? Кого жаль и кто наказан? Одному богу известно. Очень декоративное зрелище. Ни уму, ни сердцу. Только барабанное соло в финале хорошо. Тупиковый это эксперимент. Но что интересно – его спектакль в МХТ разругали в пух и прах, тут – похвалили. Разница в артистах. Т. е. о смысле никто не заикается. Эти техничны, и хорошо.

13 июня

«Два вечера в веселом доме». Студенты Г. Козлова на «Шансе». Пьеса В. Вербина по «Яме» Куприна очень ловко скроена. Еще третий курс, а дети такие настоящие, некоторым артистам и не снилось. И главное – нашим московским школам не снилось. Наши – куда инфантильнее. Эти 3,5 часа держат зал в напряжении. Историю тянут, в роли влипли замечательно, и такая подробная глубокая жизнь на сцене идет…

14 июня

«Иванов» Т. Ашера Театр им. Йожефа Катоны (Будапешт, Венгрия). Действие перенесено в 1960-е, глухая бедная провинция советской, без сомнения, Германии. Не квартира, а ангар или «красный уголок».

Артисты подробно и точно работают, иногда без слов, Мастерское шитье, даром что Театр Катоны (венгерский драматург, 1792–1830) второй акт у Лебедевых блестящий по типажам. Но две главные сцены (Иванов и Сара, самоубийство Иванова) сделаны, прежде всего, режиссерски. Иванов немного похож на Кифера Сазерленда (канадский актер). Сара старовата, в последней сцене – опустившаяся, больная, утыканная трубочками медицинскими. Шурочка даже уродлива. В общем, классический сюжет, который опустили обстоятельства.

Режиссерские манеры Ашера (1949) и Алвиса Херманиса (1965) похожи. Особенно второй акт. Мода? Или кто-то у кого-то слизал? Кто? Это как «белый Чехов» 1980-х?

И главное, что в основе, Ашер глубоко спокоен по поводу этих людей. Это не трагедия, даже не драма. Он диагност и наблюдатель, визионер, посторонний. Может поэтому временами смотреть скучновато. Хотя мастерство отмечено везде. Прав Фокин, сказав, что будь это 10 лет назад, цены бы ему не было.

Прочла буклет, сделанный подругой, Аллочкой Михалевой (театральный критик, завлит Театра наций) про всех «Ивановых», не только Т. Ашера, но и А. Баргмана, и Л. Эренбурга. Хороший буклет. Процитированы все (ст. Р. Должанского, по-моему, целиком), даже дураки с банальными текстами, кроме меня и моей статьи в журнале «Театр». Верю, что несознательно, что просто не читала, вообще не читала журнал, хотя нет, думаю, подсознательно побереглась. В театр они меня пускать, конечно, будут, но иметь в виду и цитировать нет. Когда это делает И. Виноградова на «Смотрителе», черт с ней, она чужая, но Алка своя, и это больно.

15 июня

«На Верхней Масловке» Д. Рубиной. Читаю книжку и все больше досадую на фильм К. Худякова. Там мне не слишком понравилась Фрейндлих. А теперь уже и сценарий кажется проще. И время (не советский застой, а перестройка) неточно показано. И роли А. Бабенко и Е. Князева, Нины и Матвея, нехороши. Не пойму только, дело в режиссере или в том, что Матвей Жени Князева – выглядит недостаточно гением на экране, а Алена недостаточно интеллектуальна для этой роли. Е. Миронов пока на месте. И в книжке такой, и в фильме понравился больше всех. Но – не дочитала пока.

* * *

«Залечь на дно в Брюгге». Сценарий и режиссер М. Макдонах.

Все-таки нюх у меня есть, я опять не ошиблась. Теперь на фразу Максимовой «Что ты с ним носишься, через два года не вспомнят, что это было», я могу ответить точно: он настоящий и стоящий.

Фильм замечательный во всех смыслах. Столько нюансов и переливов, что хочется разбирать по косточкам, по сценам. И такая волна тепла. Европейское, а не американское кино (производство Англии и Голландии) по интонации, ритму, глубине. И при этом американское – по умению держать интригу, простому диалогу (но емкому). Русское – по актерской игре, невероятно подробной, сущностной и такой скупой. Без переигрывания. Тихой, не суетной. Чего стоит один взгляд Глисона, который наблюдает, читая книжку, за собирающимся на свидание Фаррелом, полуулыбка с бездной содержания: ах, молодость-молодость, дурачок, расстегивает и застегивает верхнюю пуговицу рубашки, не зная, как лучше; ничего его не берет, природа: киллер, а человек. Чего стоит его же последний взгляд. Это очень крупный план, на котором «играет» только остекленевающий глаз действительно уходящего человека.

И какая неспешность ритма. Как умело развернулась реальная страшная история опять с кучей убийств на фоне вечного, прекрасного, сонно гармоничного старинного города Брюгге. Как это ее оттенило (оператор работает блестяще). Музыка, в которой мешается воинственная ирландская мелодия, что-то церковное, что-то оперно-знакомое, и лейтмотив – будто одна длящаяся нота, мерное какое-то жужжание.

И как завязал и закольцевал историю. Вначале – хождение по музеям, разговор перед картиной Босха о рае и аде, о чистилище, а в финале – убийство на съемочной площадке, в морозном вечернем тумане, среди персонажей в маскарадных костюмах, чем-то напоминающих Босха.

Вначале – колокольня, с которой Глисон любуется чистой, как стеклышко панорамой города. В финале – та же колокольня, но вместо чистого стеклышка – туманище, хотя тоже красивый.

* * *

ТВ. Показывают «Флэшку» Г. Шенгелия. Довольно крепкое кино, как у него всегда. Очень динамичное, с интригой и неглупое. А вот ведь – столько уже фильмов у него, а никак не пробьется в первый ряд. Хотя, даже по одному «Классику» судя, имеет все права. Наверное, не умеет дружить.

Во «Флэшке» есть хороший диалог плохого и хорошего героя, Е. Стычкина и И. Шакунова, чопорного «белого воротничка», бывшего любителя КСП (клуб самодеятельной песни) и мужа богатой жены, который решил восстать. Шакунов: «Ну и сучонок же ты!» Стычкин: «Время сейчас такое. Байдарочники уступают место менеджерам. В игре обязательно должны быть правила. А в жизни – нет».

16 июня

Послала Семеновскому SMS про вчерашнюю игру турков. Выиграли они у чехов классно, сражались до последнего. Не то, что наши – с греками, – выдавили победу еле-еле. А комментаторы подняли патриотический вой. И даже надеются, что мы выиграем у шведов. Сомнительно. Валерка тут же отреагировал на футбол и перезвонил. Обещал по моей наводке сходить на Макдонаха в кино. А потом стал живописать вчерашнюю тусовку, а вернее, как он это назвал, «театральный истэблишмент» на «Иванове» во главе с Табаковым: Швыдкой, Смелянский, Давыдова, Миронов, Жолдак, Серебренников и пр. «Внешне все нормально, но противно».

История с журналом как-то резко обострила его восприятие нашей действительности. Теперь он, наконец, узрел то, о чем я пытаюсь говорить уже 10 лет. Их цинизм, их повязанность, их, по большому счету, равнодушие к тому, что делается в театре вообще, к вопросам профессии, а не успеха, необъятны и необоримы. Живут по принципу «после меня хоть потоп», такое постоянное «гудение» времен упадка Римской империи.

На мой вопрос (я сама так и не могу себе до конца на него ответить… а может, не хочу?): «Как ты думаешь, так теперь будет всегда?» Валера ответил: «Боюсь, что да. Они победили».

Я сначала расстроилась этому «победили», а потом быстро нашла контраргументы. Во-первых, надо стоять насмерть, как турки при счете 2:0. И не потому, что «нас не позвали», а потому что мы по большому счету и не хотели бы думать и поступать, как этот истэблишмент. А во-вторых… Лет 10 назад разговоры про Рублевку были довольно серьезные по тону, и чувство простых людей – там живут победители, было четким, уважительным, а иногда завистливым. Сегодня (мне так кажется) «жить на Рублевке» звучит неприлично, это синоним пошлости, и победители выглядят, мягко говоря, аляповато: все-таки они просрали свою игру, они воспользовались своими безмерными возможностями в силу своих узких лбов. Так что кивать на шестидесятников теперь не надо. У вас своя профуканная оттепель есть. Театр по сравнению с жизнью запаздывает со своими процессами, но повторяет, в России по крайней мере, путь и в политике, и в экономике. Те же ощущения и оценки, думаю, должны придти и к нам, на нашу «Рублевку». А потом – Америка и Европа, связями с которой наши «победители» кичатся, давно заговорила о человечности, о театре и кино, которые задевают за живое, а не как патологоанатомы препарируют природу. «Они» уже повернули назад, а «мы» все прём вперед, как носороги. Они уже снова пропагандируют семейные ценности, а мы все вопим про сексуальную революцию. Ну, и кроме всего прочего, пусть бы их фавориты Жолдак и Серебренников работали так же профессионально тщательно, как Ашер, у которого все-таки налицо мастерство, много умений, классная работа с актером. Если все-таки рассматривать наш театр не только в пределах Садового кольца, то нас больше. Надо бы не молчать. И потом мы все-таки объективнее, хотя бы потому, что способны признавать достоинства своих врагов, а у них принцип – корпоративность превыше всего. Мы способны видеть положительное и у Херманиса, и у Серебренникова, и у Давыдовой и пр. Для них театр делится на «наш» и «не наш», «новый» и «старый». И формулировки у них тупо тоталитарны: только так играть, как мы скажем, а не иначе! В сущности, демократизма и равенства мнений (доказательных!) они не признают. Для нас и тех, кто старше, все-таки театр делится на «живой» и «мертвый», профессиональный и нет, и его неудачи нас волнуют. Это я и написала по поводу Оренова. Фраза С. Л. Цимбала (российский театровед, 1907–1978) «Неудача театра – наше общее несчастье» актуальна до сих пор.

17 июня

Прочла «На Верхней Масловке» Д. Рубиной. Фильм К. Худякова, конечно, хуже. Некоторые внутренние монологи и мотивировки из книжки в фильме потерялись, и все стало психологически более плоским.

Миронов все-таки первым номером играет. А Фрейндлих, что самое неприятное, собой любуется, даже кокетничает своим мастерством. А. Бабенко играет совсем не то, что в книжке. (Но дело не только в ней, но и в сценарии, максимально обрезавшем эту сюжетную линию.) Там «жена гения» куда интереснее и самостоятельнее, может перечить даже самой старухе, а в фильме она почти мещаночка, слишком практичная, слишком женщина, не личность.

Но что интересно: я бы и по книжке не сказала точно – есть ли талант у обоих, у старухи и мальчика Пети. Вопрос – талантливы ли главные герои, старая скульпторша и молодой 40-летний режиссер-критик, в книге остается открытым, а в кино еще больше запутан. «А это для вас важно?!» – спросил меня Кама по поводу «Черного монаха». Для него – нет, для меня – да. Вернее, на этот вопрос надо ответить, если уж не тогда, когда читаешь, то уж когда кино снимаешь точно. Тогда вопрос о том, пропала ли жизнь, упущен ли шанс, становится драматичнее. Худяков, по-моему, на вопрос не ответил.

Замечательный финал у повести (тоже, кажется, в кино опущенный) с цитатой из Карамзина: «Пора гасить свет, но для чего сердце не теряет желаний с потерей надежды?» Однако старуха все-таки прожила 95 лет, ей легко это цитировать, а мне вот соглашаться пока больно.

В повести и еще кое-что есть для оценки наших внутрицеховых поколенческих проблем. Старухина оценка поколения Пети: «У вас не таланта, а сюжета нет. Нет у вас сюжета собственной жизни, вы вяло живете, понемножечку, по глоточку. Все вы испуганы прошлым, хотя и не попали под его гусеницы… Вот вы, рождения каких-нибудь пятидесятых, трагедий не знали, а как задавлены, как ущербны! И жизнь ваша тесна, как малогабаритная квартира…<…> Свободы нет, голубчик, нет пространств… Пепельницу опишете так, что Бунин от зависти в гробу перевернется, а страсти нет. А искусство – это страсть. Это любовь. Это вечное небо… А вы за пепельницей неба не видите».

Это в театре и мое поколение, и то, что следует за нами.

* * *

Современные интеллектуалы – тоненький слой, как бензин на луже.

18 июня

«Васса» М. Горького, реж. Б. Щедрин, МХАТ Т. Дорониной.

И она, конечно, в главной роли. Глыба, кусок мраморного антика. У меня было ощущение, что я вернулась в театр моего детства. МХАТ моего детства. Когда она на сцене, интересно все, когда уходит, сразу хочется спать. Оправдывает героиню абсолютно, чем разваливает всю пьесу, потому что обвинения Рашели про класс звучат глупо. Дорониной, конечно, надо было играть «Первый вариант», васильевский, он ей по сути ближе. Но поздно, там был у Вассы роман, а это уже играть неудобно. Она играет «просто человеческую женщину», как говорит о Вассе дочь.

Ей под стать только двое партнеров – Ю. Горобец и А. Самойлов. Смачно, вкусно, с проживанием.

У нее роль выстроена, как музыка, каждая реплика звучит, как афоризм. Фразы рубит, вколачивает, но у нее и это органично. Историю свою рассказывает (про замужество в 16 лет, про то, как муж бил, как пролитые сливки с сапога его слизывала, как 9 детей родила и 6 похоронила) тяжело и мощно. Сразу понятно, какой же силы личность этой женщины, какой путь она прошла – от сливок до пароходства. Монолог «люди плохие» – замечательный. «И вот полтора десятка лет я везу на себе этот воз» – говорит от себя, конечно. Эта Васса быстро отходит, цепкая, живучая, живет по обстоятельствам.

В роли много юмора и быстрых переходов – от воительницы к матери, от строгости к доброте и растерянности перед детьми, которых надо обеспечить, спасти, а они такие нестойкие. С горничной новой говорит, как с дурочкой, тихо вколачивает в нее фразы – что должна сделать, как сказать. Рашель при встрече с Людой хлопает ее по попе. Доронина (это, может, и не заметил никто, кроме меня в первом ряду) одергивает дочери юбку – а то замуж не выйдет.

Декорация В. Г. Серебровского будто Дом Горького на Никитской, с эркером и мозаикой, а в росписи стен узнается то К. Сомов, то еще кто-то.

Опять под финал вспомнила про Толю Васильева. Вокруг таких монструозных людей всегда почему-то крутятся либо убогие, либо подлые. Другие, видимо, не выдерживают, уходят. «Закон судеб-с», как говорила другая героиня Дорониной.

19 июня

«Антигона» Ю. Любимова

Странное дело. На премьере мне было скучно, а сейчас безумно интересно. Может, дело в том, что тогда Креонта играл Ф. Антипов? Он что-то везде не тянет, вернее, тянет лямку, но не включается в действие. А теперь играет Тима Бадайбели. Вышло по-брехтовски, наследство поэтических спектаклей (все хорошо говорят). И как продолжение «Доброго человека». История выбора. И вернул хору его место и роль.