Текст книги "Синдром отката"

– Ваше величество, – сказал он. – Счастлив доложить вам, что Масланткеринг закрыт.

За годы в политике у Виллема развилось острое и тонко откалиброванное чутье, подсказывающее, когда что-то идет не так. Бывало, конечно, и его заставали врасплох. Например, свиньи на взлетной полосе в Уэйко стали для него полной неожиданностью. Но чаще чутье помогало ему ориентироваться и подсказывало верный путь, как сообщают о препятствиях трепещущие кошачьи усы в темном лабиринте.

Впервые это ощущение посетило его в машине, на коротком обратном пути с Маасфлакте к Масланткерингу. От контакта из госбезопасности по шифрованному каналу пришло сообщение:

> Вы встретились?

И несколько секунд спустя:

> Жду не дождусь новостей!

> С кем встретились?

– спросил Виллем, уже встревоженный.

> С Виннебаго.

Такое кодовое имя они придумали для Бо.

> Я на Маасфлакте с пилотом. Просто убиваем время.

> А с Виннебаго не пересеклись?

> Вы хотите сказать, он здесь? На Маасфлакте?

> LOL я-то думал, вы знаете и поехали с ним встречаться!

> Нет.

> Ну так вот, утром он там был.

> Может, увижусь с ним позже, когда вернусь.

> Не выйдет. Виннебаго уже покинул страну.

>???

> Сегодня утром приехал на такси на Маасфлакте и сел на китайское грузовое судно, стоявшее в канале Янцзы.

> На «Андромеду»?

> Да.

> Корабль я видел,

– написал Виллем.

Такое судно невозможно не заметить. Ему вспомнились снующие вокруг «Андромеды» шлюпки: быть может, на одной из них плыл Бо? Может, Виллем смог бы разглядеть его в бинокль?

> А Виннебаго нет,

– добавил он.

Да и не ожидал его здесь увидеть! Что за странный способ путешествовать? Впрочем, когда дело касалось Бо, Виллем уже ничему не удивлялся. Вместимость «Андромеды» – более двадцати тысяч контейнеров. Может, у Бо там личный контейнер, обставленный как пентхаус? Черт, может, ему принадлежат пятьдесят контейнеров? Или все двадцать тысяч?

> Вы еще с пилотом на Масланткеринге?

> Да.

> Ладно, свяжемся после бури.

На обратном пути они застряли в пробке. Саския – она сидела рядом с Виллемом на заднем сиденье и рассеянно листала сообщения в планшете – вдруг спросила:

– Что вам известно о Новой Гвинее?

Виллем едва не подскочил на месте.

– А что?

– У вас там родственники, верно?

Он нахмурился.

– Это связано с Идиль Варсаме?

– Она из Сомали.

– Знаю, но…

– Совсем другое место! Я говорю о Папуа.

– Понимаю, но к чему вы об этом заговорили и именно сейчас?

– Помните, несколько недель назад я показывала селфи, которые прислала мне Корнелия?

– С острова в Албании? Помню.

– Так вот: селфи продолжаются. Похоже, это был не просто недельный круиз по Атлантике. Яхта у нее мощная: крейсерская скорость – тридцать узлов. А если не боишься качки, можно и быстрее.

Саския повернула планшет так, чтобы и Виллем видел экран, и начала листать фотографии, видимо присланные Корнелией за три недели. Снимки рассказывали целую историю – правда, изобилующую пробелами.

Вот яхта проходит через канал, узнаваемый с первого взгляда, – Суэцкий. Вот Корнелия на верблюде.

Фото живописных пейзажей по обоим берегам Красного моря. Лазурные волны, коралловые рифы. Какие-то местные в костюмах, судя по всему, важные птицы, устраивают Корнелии экскурсию.

– Мальдивы, – объяснила Саския. – Одна из стран, которым предстоит в ближайшие десятилетия полностью уйти под воду.

– Почему они с ней так нянчатся? Она же не посол какой-нибудь великой державы.

– Любой, кто приплывет на такой яхте и проявит интерес к их беде, для них ничем не хуже посла, – объяснила Саския. – Тем более что настоящим великим державам на этих бедолаг наплевать.

– Что ж, справедливо.

На следующем фото Корнелия уже восседала на слоне. Шри-Ланка.

– Похоже, ей нравится поза наездницы, – усмехнулся Виллем, и Саския пихнула его в бок.

На следующем снимке Виллем удивленно хмыкнул. Здесь Корнелия стояла в месте, хорошо ему знакомом. Индонезия, памятник нидерландцам – жертвам войны.

– И правда, – заметил он, – похоже, она на этой своей яхте объехала полсвета!

– О, это только начало!

Следующее селфи: закат, палуба яхты, Корнелия пьет коктейли с Сильвестром Лином и Эшмой. На заднем плане высятся сингапурские небоскребы. Виллем невольно ощутил укол обиды: его-то не пригласили!

Прошвырнувшись по Индонезийскому архипелагу, яхта бросила якорь в порту современного города довольно скромных размеров, может быть, масштаба Уэйко.

– Не трудитесь угадывать, – сказала Саския. – Это Дарвин, Австралия.

На следующем фото – ни зданий, ни других признаков человека. Только сухая дельта реки, серым топором разрубающая надвое стену тропического леса.

– И-и-и… это, должно быть, Новая Гвинея! – догадался Виллем. – Теперь понимаю, к чему все клонится.

– Тогда поспешим к финалу, – улыбнулась Саския и принялась листать фотографии быстрее.

Вертолетная площадка (да, все на той же яхте Корнелии!), и на ней вертолет, выкрашенный в яркие корпоративные цвета «Бразос РоДаШ».

Следующие несколько снимков сделаны из окна вертолета. Далеко внизу раскинулись джунгли. Среди джунглей – скромный городок.

– Туаба, – определил Виллем. Саския удивленно на него взглянула.

Вдалеке из зеленого растительного моря вздымаются высокие горы. И наконец, огромный котлован в земле. Дорога, врезанная в его крутые склоны, спиралью спускается вниз. О размерах котлована позволяли судить лишь какие-то соринки или черные мошки на дороге – если знать, что это крупнейшие на земле грузовики.

– Знаменитый медный рудник, – объяснила Саския. – Даже я его узнаю.

– Ваш знаменитый рудник.

– И то верно.

Вертолет опустился на площадку. По периметру ее стояли белые в камуфляже, с автоматами наперевес. Это, как и пулеметное гнездо с краю площадки, ясно давало понять, каков в этих краях уровень безопасности.

Последнее селфи запечатлело Корнелию на фоне высочайшей горы в Новой Гвинее, рука об руку с Т. Р. Шмидтом. На головах у обоих красуются бейсболки с «Летящей S». На левом боку у Т. Р. – крупный полуавтоматический пистолет, с другого бока уравновешенный разгрузочным комплектом.

– Конец, – объявила Саския.

– С ума сойти, – сказал Виллем. – И когда вы получили это фото?

– Вчера.

– Что ж, это объясняет мой сегодняшний завтрак.

Было в этом то сладкое ощущение, которое испытываешь, закрывая за собой дверь и запирая ее на все замки и засовы. Убедившись, что королева благополучно доставлена в Хёйс-тен-Бос, Виллем поехал на правительственной машине домой, в Лейден. Через блютус подключил телефон к аудиосистеме и, извинившись перед водителем, нашел и включил на полную громкость Riding the Storm Out группы REO Speedwagon – любимую композицию своей бурной юности. Много лет прошло, но хард-рок вставлял, как в молодости. Приехав домой, нашел на «Ютубе» канал «Огонь в камине», заказал пряный ужин из индонезийского ресторана и поужинал при свете искусственного огня. Выпив на ночь бокал новозеландского совиньон-блан, он отправился в постель.

В четыре утра Виллема разбудил звонок из Луизианы. Отец сообщил: один из батопортов Масланткеринга сорвало с места, и сейчас море затапливает Роттердам. Уже пропали без вести сотни людей. Большинство, скорее всего, погибли. Вода идет дальше. А шторм еще даже не достиг пика.

Виллем уже оделся и сбегал вниз по лестнице, когда ему пришло в голову: ведь они с Реми тоже могут быть в опасности. Реки и каналы Нидерландов – настоящий лабиринт. Что, если, опустошив центр Роттердама, вода двинется на север и затопит Лейден?

Этот важный вопрос, прямо связанный с перепадами высоты, не случайно пришел ему в голову посреди лестницы. Он обернулся. Ремижиу, вышедший его проводить – он в шортах и халате стоял на верхней площадке, – не спускал с него вопросительного взгляда.

– Так, а нас здесь… не затопит?

Есть свои преимущества в том, чтобы быть соседом университетского профессора. Реми покачал головой.

– Лейден основан до осушения Харлеммермера[86]86
  Залив, осушенный в середине XIX века; сейчас на этом месте находится город Харлеммермер.


[Закрыть].

– Разумеется.

– В то время он был выше уровня моря. И сейчас выше… наверное.

– Уровень моря! – проговорил Виллем, изобразив руками кавычки. И взглянул на свои ковбойские сапоги. После путешествия в Техас он уже не мог говорить об «уровне моря» всерьез.

Реми вздохнул, соглашаясь с ним.

– Да, все так. Но если бы я выбирал, где переждать, остался бы здесь. Теперь поезжай. А я останусь «выше уровня моря». Береги себя.

– Только не вздумай…

– Прятаться на чердаке? Конечно, я тоже читаю твиттер королевы.

Несколько минут Виллем сравнивал время ожидания в разных транспортных приложениях. Прогнозы – один другого хуже. Попытался разобраться в расписании электричек, но там царил хаос. В конце концов просто проехал эти несколько километров на велосипеде. Крутить педали почти не приходилось: его подгонял дующий в спину ветер. Виллем отправился прямиком в Ноордейнде-Палас: по уровню серьезности ситуация была как раз для этого места. У себя в кабинете переоделся в сухое и включил телевизор. По всем программам показывали одно и то же: ворота Масланткеринга. Перекошенный северный батопорт, смятые трубы, щель между створками – и Северное море, рвущееся в эту щель с такой силой, что южный батопорт содрогается и трясется под его ударами. По дороге сюда Виллем припомнил схему рек и каналов вокруг Роттердама и пришел к выводу, что оттуда вода двинется в основном на юг. Частично затоплена окажется Зеландия. Как будто мало потопа в самом Роттердаме!

Переключая каналы, он наткнулся на новости Би-би-си. Шторм каким-то образом прорвал или обошел Барьер Темзы, и в Лондоне сейчас тоже поднимается вода. Системы водоотвода к северу от города, не рассчитанные на такую нагрузку, переполнены; ситуация грозит затоплением и внутренним районам страны. Виллем понимал, что с такой проблемой скоро столкнутся и Нидерланды. Нет, черт возьми, никакой возможности остановить крупные реки, текущие из Германии! Они по-прежнему впадают в Северное море. А один из крупнейших выходов в море теперь перекрыт, и вода течет по нему в обратную сторону! И прочие перегорожены на время шторма.

Теперь, когда Виллем добрался до своего кабинета, переоделся, включил телевизор и получил свежую информацию, встал вопрос: что же делать? Правильный ответ: ничего. Генеральные штаты, в которых он работал в прошлом, отвечали на стихийные бедствия заседаниями разных комитетов. А теперь Виллем – помощник королевы, не имеющей (по крайней мере, теоретически) никакой власти. Все, что могла, она уже сделала – три недели разъезжала по стране, убеждала людей быть бдительными и напоминала о правилах поведения в случае беды, которая сейчас разразилась. Повторить импровизированный перформанс на залитом морской пеной берегу в Шевенингене не удастся, да и не нужно. В такой ситуации, как сейчас, у королевы две задачи: сидеть тихо и помалкивать. Разве что, может быть, ближе к концу дня выпустить краткое заявление. А когда кризис утихнет (самое раннее, завтра), можно будет организовать пару фотосессий и возложить венки.

Так что заняться ему сейчас совершенно нечем. Зря вылез из постели. Смотреть телевизор можно было и дома.

> ПОЧЕМУ ТАК ЛЕГКО ПРОРВАЛАСЬ ПЛОТИНА?!

– пришло взволнованное сообщение от отца.

Виллем знал: тот же вопрос будут задавать и другие. Смутная догадка у него была; но она требовала подтверждения.

На столе у Аластера лежал камень. Виллем видел его всякий раз, когда они разговаривали по видеосвязи. Будь камень чуть поменьше, его можно было бы принять за пресс-папье. Ничего выдающегося: гладкий, обточенный волнами булыжник неправильной формы. Как-то раз Виллем спросил, что это за камень, и Аластер ответил, что привез его с одного маяка в Орегоне. Однажды ночью смотритель маяка проснулся от какого-то грохота и поднялся по лестнице выяснить, в чем дело. На середине пути он обнаружил, что окно в маячной башне разбито камнем. Окно находилось в сотне футов над уровнем моря. Как попал сюда камень? Объяснение было только одно: его принесла гигантская волна, разбившаяся об утес, на котором стоял маяк. Аластер купил или просто выпросил этот камень у смотрителя и использовал как «мементо мори» – наглядный ответ хозяевам судоходных компаний, желавшим знать: а) почему за страховку судов с них дерут такие деньги; б) как так получается, что даже огромные корабли иногда без причин и объяснений исчезают в океане.

Вид у Аластера, как и следовало ожидать, был взъерошенный, если можно так сказать о человеке с почти под ноль стриженными волосами. Прическа Аластера особых забот не требовала, однако он уже давно не брился и сидел в толстовке поверх заношенной футболки.

– И ты, небось, хочешь узнать, почему прорвался Масланткеринг, – так он начал разговор. Это «и ты…», вместе с нескрываемой усталостью, подсказывало: Виллем далеко не единственный, кто сегодня обратился к Аластеру за разъяснениями. – И раз звонишь мне, значит, главный подозреваемый у тебя – волна-убийца.

– А ты что скажешь? – спросил Виллем.

– Скажу, что ты прав. Просто методом исключения.

– То есть?

– Эти ваши ворота спроектированы так, чтобы выдерживать большие нагрузки. Статические нагрузки. Море давит на барьер с определенной силой; штормовые волны становятся выше – давление усиливается. При слове «шторм» мы представляем себе что-то дикое и стремительное, но это неверно. Шторм развивается медленно и предсказуемо. Его силу можно спрогнозировать и рассчитать с точностью до запятой. Конечно, инженеры добавляют к этим расчетам «запас» на случай аномальной волны. Но и это стохастическое число в большинстве случаев остается в предсказуемых пределах. А то, что обрушилось на Масланткеринг пару часов назад, судя по всему, вышло за пределы допуска, заложенного его создателями… когда там? – сорок лет назад. И это была динамическая нагрузка, что со структурно-инженерной точки зрения намного хуже. Волна просто сломала затвор. Больше тут и сказать особо нечего.

– Значит, просто не повезло, – сказал Виллем.

– Это и есть моя специальность. Разбираться в невезении. Предсказывать невезение. Чертов Гэндальф-Буревестник.

– Такая волна могла ударить куда угодно, – медленно проговорил Виллем; в уме он уже составлял пресс-релиз. – И сегодня по чистой случайности ударила в Масланткеринг.

– Возможно, на входе в канал она сосредоточилась и усилилась. Точнее узнаем позже, когда будет больше информации. Могла сначала боком задеть Хук, при этом изменив направление, потом отразиться от плотины Маасфлакте, войти в канал и двинуться по нему, набирая энергию по мере того, как канал сужался. Предсказать такое, к сожалению, невозможно. Все, что нам остается, – так сказать, сделать вскрытие. Так же, как нельзя предсказать автокатастрофу, но легко ее реконструировать по следам на машинах и на дороге.

– Ладно, тогда отключаюсь. У тебя и без того день будет хлопотный, – сказал Виллем. Он еще не договорил, а Аластер уже потянулся к красной кнопке, чтобы закончить звонок.

> Волна-убийца, папа. Такое невозможно предсказать. Или предотвратить.

> А КАК ЖЕ ДУБЛИРУЮЩАЯ СИСТЕМА?!

> Ты же знаешь, нет там никакой дублирующей системы. И быть не может.

> ЗНАЧИТ, ЗАЩИТА УСТАРЕЛА.

Виллем счел, что на это можно не отвечать. Скоро отец сам узнает, что другие защитные системы, столь же «устаревшие», отлично справились со своей задачей. Разве только одной плотине в Северной Голландии теперь требуется ремонт.

Повинуясь какому-то порыву, он набрал сообщение Т. Р.

> Как вы объясняете людям понятие случайности? Стохастичности?

> Никак. Людям это объяснять бесполезно,

– ответил Т. Р. сразу, словно сидел и ждал сообщения.

> Мне тоже? ☹

> Хорошее объяснение придумали китайцы. Мандат Неба и все такое.

> То есть… дождаться стохастического события… и использовать в своих целях?

> У них получалось.

Виллем хотел ответить, что императоры, которым приходилось отрекаться от престола, были об этом другого мнения, но вдруг остановился. Упоминание Китая заставило его вспомнить о Бо, вчера в спешке – и очень странным путем – покинувшем страну. Бо. Он предупредил, что близится буря, когда никто в Нидерландах еще об этом не подозревал… Виллем ощутил, как покалывает кожу на голове; не брейся он наголо – волосы встали бы дыбом.

> Соболезную беде вашей страны. Пожалуйста, передайте наилучшие пожелания королеве,

– написал Т. Р.

> Спс,

– вот и все, что Виллем сумел напечатать в ответ.

Казарма

Еще одна выгода от того, что тебя поддерживает индийская армия, – доступ к данным индийской военной разведки. Иногда это значит, что на твои очки с ДР-функцией поступают спутниковые снимки, а в других случаях – что-то древнее, словно «Бхагавад-Гита»: например, разговор с бывшим сторожем о том, как проскользнуть в казарму, чтобы тебя не сцапали.

Дело в том, что пару десятилетий на рубеже веков казарма простояла пустой. На это время армия наняла одного местного тибетца, чтобы он заходил время от времени и проверял, все ли в порядке. Теперь майор Раджу нашел этого парня, а тот поделился информацией, что в казарме имеется угольный лаз. В наше время большинство людей решили бы, что лаз для человека, ведущий в канализацию или к электрощитку. Лаз был проделан в фундаменте совершенно непримечательной во всех прочих отношениях стены, обращенной к долине; предполагалось, что уголь будут сгружать из кузова грузовика по желобу в бойлерную, расположенную в подвале. Последняя порция угля сгорела здесь лет двадцать назад, бойлер превратился в груду ржавчины. Китайские добровольцы, если чем-то и грелись, то пропаном, который принесли с собой.

Одна из причин, по которой Лакс взобрался сейчас на гору и обозревал казарму в бинокль, состояла в том, что он хотел получше разглядеть угольный лаз, не привлекая к нему внимания. Отсюда лаз был хорошо заметен. Хоть температура теперь редко поднималась выше нуля, солнце растопило снег с этой стороны здания и обнажило прикрытый стальной крышкой люк.

Китайские захватчики забаррикадировали и укрепили на первом этаже все, что хоть немного напоминало двери или окна, однако угольный лаз не трогали. Он был небольшого диаметра, и, возможно, они полагали, что человек туда не пролезет. Что ж, Лакс в самом деле не пролезет. А вот гуркхи…

День пришлось подождать – шел сильный снег. За это время Раджу добыл для Лакса один эксклюзивный предмет. За ним послали вертолет в магазин в Кашмир, за четыреста километров; но дело стоило потраченного топлива.

В ту же ночь, под покровом темноты, гуркхи Школы Лосося – обычно метатели камней, но на этот раз у них была другая задача – прокрались в долину кружным путем. По пятам за ним шли нерегулярные части. После метели выглянула луна и осветила западный склон призрачным голубоватым светом, так что любую попытку спуститься с горы китайцы сразу бы заметили.

Впрочем, незадолго до того, как солнце озарило противоположный склон, бойцы на шестах из Школы Лосося предприняли ложную атаку (майор Раджу, ходячий словарь военного жаргона, назвал это «отвлекающим маневром»). Лакс остался на месте: растянувшись пластом на спальном мешке, он наблюдал из-за валунов, как его бойцы в красных тюрбанах спускаются на снегоступах в долину. Шли они медленно, неуклюже, совсем не прячась. Но то, что происходило это за час до рассвета в последний рабочий день года (назавтра обещали снегопад, потом еще снегопад, и еще, и ясно было, что на этом все бои закончатся), заставляло им верить. Во всяком случае, поверили китайские часовые, что заметили их в бинокли и выпустили на них свои дроны.

На полпути бойцы с шестами «внезапно застряли» – снег оказался «глубже, чем они думали». Вместо того чтобы, скоординировавшись с осажденным индийским гарнизоном, напасть с крыши (таков якобы был их план), они теперь беспомощно барахтались в сугробах. Впрочем, осажденные все равно предприняли атаку. Не привела она ровно ни к чему, но в сочетании с явной угрозой от Школы Большого Лосося, очевидно, убедила Лань Лу, что все это всерьез.

Впрочем, как знать? Что у Лань Лу на уме, не догадаешься. Судить можно лишь по тому, что видишь. А Лакс видел сейчас, как в глубоких тенях вокруг казармы – теперь, в рассветный час, здесь стало темнее, чем при свете луны, – крадутся незримые для оккупантов гуркхи, всего с полдюжины. Вот отодвигают стальную крышку лаза и, один за другим, рыбками ныряют внутрь. Прекрасная деталь: последний из них закрыл люк за собой.

На минуту все стихло. Лакс перевел бинокль на бойцов с шестами – и убедился, что те чудесным образом выпутались из своих затруднений.

Где-то в Интернете, должно быть, идут сейчас стримы с китайских веб-камер, установленных на первом этаже. Попозже он непременно их посмотрит. Но сейчас Лакс видел лишь, как несутся через стоянку к боковой двери его иррегулярные бойцы, возглавляемые Сэмом и Джеем. А это значило, что гуркхи выполнили свою следующую задачу: выбрались из бойлерной и – по возможности, наскоком, если понадобится, силой – добрались до двери и открыли ее.

Так начался рейд, в том смысле, как это слово употребляется в кабадди. Нападающие пересекли черту, оказались на вражеской стороне и теперь должны «осалить» столько врагов, сколько успеют, пока не кончится время. А это, скорее всего, случится, едва «Синие Журавли» поймут, что происходит, и начнут отбиваться всерьез.

На стадии планирования труднее всего было внушить Сэму и Джею концепцию тактического отступления. Очевидно, футбольных фанатов жизнь к отступлениям не готовила. Лаксу пришлось углубиться во тьму веков и припомнить битвы, в которых именно этот прием приносил сикхской кавалерии сокрушительный успех. Только когда у Сэма и Джея уложилось в голове, что, выманив врага на открытую местность, можно будет драться дальше, – они неохотно согласились.

Так и случилось. Возвращаясь к терминам из кабадди, нападающие осалили всех, кого могли, и со всех ног бросились на свою половину поля. Они вылетели из дверей казармы; одни просто помчались наутек, довольно убедительно изображая панику, другие вели арьергардный бой, прикрывая товарищей.

В битве человек повинуется инстинктам. А инстинкт погони сильнее многих прочих. Следом за Школой на улицу высыпала вся Стая. Единственным, кто не поддался угару возмездия, остался сам Лань Лу, заметный издалека благодаря своему шесту, кобальтово-синему с золотым напылением на концах. У прочих членов Стаи шесты были красные или черные, в соответствии со старшинством.

В этот миг Лакс вскочил на сноуборд, который добыл для него майор Раджу, и помчался вниз по склону. Огромный шест, сделанный из многослойного кевлара на космическом заводе близ Дели и украшенный корпоративными логотипами, служил ему отличным балансиром. Воины в тюрбанах, преодолевшие уже большую часть пути, услышали в наушниках о его приближении, взглянули вверх – приветственно подняли шесты и расступились, освобождая для Лакса место в своем ряду.

Доска была отличная, снег тоже высшего качества – куда лучше, чем на лыжнях под Ванкувером. По просьбе Лакса майор Раджу купил в кашмирском секонд-хенде подержанный сноуборд, и накануне они его еще малость ободрали, чтобы не бросался в глаза и не выдал себя раньше времени.

Лань Лу, очевидно, приближения Лакса не заметил. Или заметил, но не понял, насколько быстро тот движется. Не сильно-то он разбирался в зимних видах спорта. Так или иначе, не успел Лань Лу оглянуться, как Лакс был уже рядом. Проезжая мимо, одним движением шеста вышиб из-под Синего Журавля ноги, затем сделал широкий разворот на равнине и вернулся к поверженному врагу. Впрочем, остановился на секунду сбросить тяжелые пластиковые ботинки – не лучшую обувь для гатки, в которой требуется прыгать и скакать. При этом он взглянул Лань Лу за спину, на западный склон, озаренный восходом дивной красоты – в последнее время восходы и закаты были просто умопомрачительные, – чтобы проверить, как там его Школа. Бойцы уже почти спустились, а Стая бежала им навстречу.

В носках, проваливаясь в снег по колено, Лакс побрел к Лань Лу. Синий Журавль уже встал, отряхивая снег с длинного чаншанского халата. Ноги целы – вот и отлично. Не спуская глаз с Лакса, враг осторожно повернулся, увидел, где лежит его синий с золотом шест. Подхватил его одним плавным движением. Скользнул глазами Лаксу за спину – и поднял руку, останавливая троих Синих Журавлей, бросившихся на выручку командиру. Взглядом указал им на казарму. Оттуда уже показался индийский гарнизон, спустившийся с верхних этажей; ловушка готова была захлопнуться.

Лань Лу поднял шест и повернулся к Лаксу лицом в гордой оборонительной позе – той самой, которой Лакс не раз восхищался, просматривая ролики с ним на «Ютубе».

Из-за того, что произошло дальше, посмотреть нарезку этого боя, смонтированную Пиппой, Лаксу удалось очень нескоро. А в самом бою почти до конца не оставляло ощущение, что ему вот-вот надерут задницу. Именно по этой причине Лань Лу большую часть года держался в тройке лидеров. Лакс готовился обороняться против его техник ближнего боя – и не ожидал, что вместо этого развернется полномасштабный поединок на шестах, в котором противники, кажется, ближе чем на два метра друг к другу не подходят. Лань Лу сейчас вообще не использовал обычную технику работы с шестом – он дрался шестом как копьем. И у него чертовски хорошо получалось! Каким-то образом ему удавалось обходить все защиты Лакса и то колоть его под ребра, то задевать по уху. Это злило и сбивало с толку: никак не ждешь, что тебя ударит в бок или даже в спину противник, стоящий перед тобой футах в шести.

Но слабость всех техник работы с копьем обнаруживается, когда враг подходит ближе – на расстояние, где наконечник копья уже бесполезен. Лаксу вспомнился первый бой с Долбанутыми на берегу Пангонг-Цо – как Сэм рвался к врагу, не обращая внимания на удары, пока не подобрался к нему вплотную. И теперь Лаксу удалось сделать то же самое. Он даже начал блокировать и отклонять удары своим большим стальным кара. Теперь его нервные центры сделались уязвимы для опасного китайского кун-фу; однако и Лань Лу, сам того не зная, стал уязвим для коротких и мощных ударов, которые Лакс включил в традиционную гатку. Лань Лу удалось так ткнуть Лакса под челюсть, что тот едва не рухнул; вся левая сторона лица мгновенно онемела. Но падать Лакс начал не назад, а вперед, на врага, – должно быть, это и решило исход поединка. В столкновении, используя последние шесть дюймов своего шеста как силовой ключ, Лакс сумел нанести несколько ударов, от которых Лань Лу завопил и повалился на снег. А потом поднял руку. Бой был окончен. Большой Лосось победил. В Вегасе деньги перешли из рук в руки – а здесь из рук в руки перешла территория.