Текст книги "Бесчеловечно. Психология охранников концентрационных лагерей"

Ниремберски М. Психологическое исследование группы заключенных концлагеря Бельзен.

Автор статьи – английский психиатр. Исследование было проведено в лагере Бельзен в период с 21 мая по 27 июня 1945 г. на основе данных, полученных от бывших заключенных, которых лагерные врачи направили к автору данного исследования в связи с психическими заболеваниями. Точное количество пациентов не указывается. Автор провел также психиатрические исследования еще 60–70 человек, которые не были направлены к нему по причине психических заболеваний. Это было сделано для репрезентативности отбора. Трудно поверить в то, что такой подход обладает какой-либо ценностью. Ничего не сказано о критериях отбора, непонятно, кого, собственно исследовал автор, и почему он исследовал именно этих людей. Несмотря на все это, автор делает отдельные общие замечания, представляющие интерес. Эти замечания основываются, по-видимому, на наблюдении за группой бывших заключенных в целом и могут быть сопоставлены, если не обращать внимания на специальную терминологию, с опытом других исследователей. Хорошо написана история развития лагеря Бельзен, а приведенные в качестве иллюстрации 20 «случаев» содержат много интересного.

Nürnbergdommen. Utgitt av Chr. Michelsens institutt for Videnskap og Åndsfrihet i serien «Verdenspolitikken i dokumenter.» Bergen 1947. 260 s.

Приговор Нюрнбергского трибунала.

В данной работе полностью излагается приговор Нюрнбергского трибунала. В особенности раздел о военных преступлениях и преступлениях против человечности дает ценный материал для понимания задач, которые ставили немцы при создании концентрационных лагерей. Нюрнбергский приговор является документом, представляющим очень большой интерес.

Vaughan, Elizabeth Head: Community under stress. Princeton 1949. 160 s.

Вон Элизабет Хэд. Сообщество под давлением.

Данная книга представляет собой переписанную докторскую диссертацию, претендующую на всеобщую значимость для концентрационных лагерей, несмотря на то, что автор черпает большую часть своего опыта из японского плена, где условия содержания были весьма мягкими. Для наших целей книга содержит мало интересного, кроме библиографии и первых десяти страниц в главе «Приспособление индивидов к новой культуре».

Так, например, автор подчеркивает следующее: «Психологическое и моральное влияние пребывания в военном плену описано многими репатриантами, и многие, очевидно, согласны с тем, что за социальной деградацией следует деградация моральная». Автор приводит отдельные замечания о том, что индивид получает новые роли, вытекающие из лагерных условий, и что лучше всего справляется тот, кому удается войти в новую роль. Однако, эти замечания, по-видимому, окончательно не проработаны.

Дневники и воспоминания

Børsum, Lise: Fange i Ravensbrück, Oslo, 1947.

Бёрсум Лисе. Заключенные в Равенсбрюке.

Это интересное и во многих отношениях глубокое и правдивое описание пребывания в женском концлагере в Германии. Книга характеризуется глубоким психологическим проникновением в души людей и их пониманием.

Cappelen, Hans: Vi ga oss ikke. En «Nacht und Nebel» fange forteller. Oslo, 1946.

Каппелен Ханс. Мы не сдавались. Рассказывает заключенный, ставший жертвой приказа Адольфа Гитлера «Мрак и туман».

Описание жутких условий пребывания в немецких концентрационных лагерях тех заключенных, кому приходилось хуже всего. Автор описывает свои личные переживания как заключенного с 1941 г. и до освобождения.

Эта книга отличается от остальных изученных мною воспоминаний заключенных. Автор описывает систему «капо», и в то же время подчеркивает дружбу между заключенными – даже в самых ужасных, безумных условиях. В этом смысле книга противостоит утверждениям, содержащимся в других источниках.

Nansen Odd: Fra dag til dag. Oslo 1946. Dreyer. Bind I–III.

Нансен Одд. Изо дня в день.

Это дневник, который автор вел в течение всей войны. Его следует считать очень полезным источником, потому что в нем воспроизводятся мысли и чувства, запечатленные на бумаге сразу же после событий. При подготовке к изданию дневник был сокращен втрое. Сокращения коснулись в основном личных переживаний, однако есть основания опасаться того, что позднее были выброшены пассажи с сильными противоречиями и конфликтами. Тем не менее, дневник не производит впечатления «искусственно составленного», он был лишь сокращен.

Seip, Didrik Arup: Hjemme og i fiendeland. Oslo 1946. 600 s.

Сейп Дидрик Аруп. Дома и в плену у врага.

Книга содержит описание пребывания в концлагере в течение нескольких месяцев. Описание выдержано в том же ключе, что и большинство лагерных воспоминаний, и очень хорошо вписывается в общую картину.

Критика метода, лежащего в основе описания концентрационных лагерей вообще

Возникают два вопроса: первый о репрезентативности выбранных нами авторов, и второй, насколько распространены затронутые нами феномены.

Репрезентативность

Вопрос о репрезентативности следует осветить с трех точек зрения.

1. Являются ли цитируемые нами авторы репрезентативными с точки зрения всего написанного по данному вопросу – как авторы, претендующие на научный подход (а), так и не претендующие на такой подход (б)?

2. Во-вторых, является ли наш отбор цитат и высказываний из работ данных авторов репрезентативным для точки зрения авторов?

3. В-третьих, можно ли считать вероятным, что мнения авторов, приводящих ненаучное описание концентрационных лагерей, являются репрезентативными для всего населения концентрационных лагерей?

Пункт 1 а

В ходе поиска научной литературы о концентрационных лагерях мы просмотрели базу данных по психологии «Psychological abstracts» за период с 1941 г. по 1950 г. включительно. Мы изучили весь материал по ключевым словам «лагерь», «концентрационный», «заключенный» и «военный». Таким образом, мы обнаружили более 20 научных трудов о концентрационных лагерях в Европе и их воздействии. Кроме этого, мы нашли еще одну книгу и одну журнальную статью, посвященные концентрационным лагерям. Эти работы не приведены в «Psychological abstracts», который оказался поэтому не вполне надежным источником для наших целей.

Из найденных 22 работ мы прочитали и частично использовали девять. Остальные были опущены по трем причинам. Во-первых, резюме, приведенные в «Psychological abstracts», показали, что отдельные статьи и книги отклоняются от нашей темы и поэтому почти не представляют для нас интереса. Далее выяснилось, что одна из статей была написана на иврите, и наконец, что самое важное, целого ряда работ просто не было в нашей стране и достать их не представлялось возможным. Мы ставили перед собой задачу охватить все, что было возможно, за исключением того, что выходило за рамки нашей темы и того, что нельзя было использовать.

В изученной нами научной литературе мы не нашли существенных расхождений, а резюме работ, приведенные в «Psychological abstracts», которые мы не смогли достать, свидетельствуют о том, что данная литература носит примерно такой же характер.

Пункт 1 б

Что касается работ, не претендующих на научный характер, то здесь дело обстоит по-другому. Литература здесь очень обширная, и мы не ставили перед собой задачу изучить ее полностью. Мы сочли очень полезным дневник в трех частях, несмотря на то, что он был сокращен втрое после освобождения. Дневник дает представление о настроениях и чувствах «изо дня в день», как, впрочем, гласит его название. Кроме этого, мы выбрали воспоминания женщины, которая находилась в относительно хорошем лагере. Затем мы постарались найти описание лагеря с очень суровыми условиями. И, наконец, ряд книг попал в сферу нашего внимания случайно. Почти вся эта литература на норвежском языке, что, конечно, свидетельствует о слабости нашего отбора, поскольку норвежцы содержались в относительно хороших условиях.

При наличии больших ресурсов было бы очевидно возможно получить более общие знания о концентрационных лагерях, так как в таком случае можно было бы изучить всю имеющуюся литературу с помощью современных методов по анализу содержания. Возможно, было бы достаточно изучить один тип литературы, например, дневники авторов из различных стран.

Пункт 2

Что касается научной литературы, отличающейся в высшей степени систематической подачей материала, то правильное изложение точек зрения не представляет особых трудностей. В отношении такой литературы ставилась совершенно иная задача. В данном случае нас интересует не передача содержания работ в основных чертах, а скорее отбор отдельных поступков и наблюдений, которые мы затем излагаем в совершенно ином порядке, нежели это имеет место у авторов.

Пункт 3

Можно, очевидно, предположить, что те люди, которые оставили письменные свидетельства своего пребывания в концентрационных лагерях, не являются репрезентативными для общей популяции лагеря. Все указывает на то, что те, кто создал подобные описания, принадлежат к определенным социальным слоям общества, а также обладают иным типом личности, чем те, кто не создал подобных описаний. Нетрудно угадать, что люди, создавшие описания, относились к тем, кто лучше справился в лагерной ситуации. Один тот факт, что дневники были написаны теми, кто выжил, свидетельствует о недостаточной репрезентативности такой литературы.

Было бы довольно просто исследовать социальное происхождение узников концлагерей, создавших описания, а затем сравнить их социальное происхождение с репрезентативным отбором из всех узников. Теоретически возможно также представить себе исследование типов личности и точек зрения людей, создавших описания, а затем сравнить их с результатами аналогичного исследования репрезентативного отбора выживших узников.

Распространенность

Следует назвать еще один вопрос, который неизбежно возникает при проведении социально-антропологических исследований. Это вопрос о том, насколько распространены описанные нами феномены. Так, мы говорим о равнодушии. Однако, каково точное количество людей, ставших равнодушными, и до какой степени? Сколько человек достигли уровня равнодушия x или y – 60–70 или 80 %? Каково точное количество узников, воспринявших идеологию охранников? Сколько узников пережили регрессию к инфантильному поведению и как долго она продолжалась? И так далее до бесконечности.

В некоторых из цитируемых нами источников дается ответ на отдельные вопросы. Так, Бруно Беттельгейм¹⁰⁹ утверждает, что регрессия затронула всех, а в датском исследовании болезней, связанных с истощением¹¹⁰, даются основательные сведения о том, до какой степени болезни, связанные с голодом, поразили выживших в лагере датчан. Однако в большинстве случаев такая информация отсутствует.

Можно было бы опросить всех выживших, подобно тому, как это было сделано в датском исследовании. Однако для целого ряда феноменов, в отношении которых мы заинтересованы в более точных количественных данных, трудно представить себе, что подобный метод принес бы плодотворные результаты.

Мы полагаем, что данное нами описание феноменов концентрационных лагерей представляет определенную ценность, однако эта ценность могла бы возрасти, если бы кто-то осуществил предлагаемую нами работу.

Приложение III. Оценка выборки

Весь материал в общем и целом

Как вытекает из раздела о выборке (См. главу III), первая партия охранников представлена в ней гораздо сильнее, чем вторая. Это ведет, само собой разумеется, к тому, что признаки, характерные для первой партии, оказываются слишком сильно представленными в выбранном материале. Так, например, средний возраст охранников оказывается меньше, чем он был на самом деле. Других таких признаков мы еще коснемся.

Кроме того, мы можем лишь догадываться о том, чем отличаются не вошедшие в наше исследование охранники от тех, кто вошел в него. Естественно предположить, что те, кто не попал в рамки исследования, были умнее.

Нередко, однако, это объясняется упущениями полиции. Мы прочитали целый ряд дел, из которых мы вынесли твердую уверенность в том, что фигурант этого дела был охранником в сербском лагере. Он утверждает, что находился в долгосрочном отпуске в течение этого стратегического периода времени, или в сообщении о трудовой деятельности данного человека во время оккупации имеется просто напросто лакуна именно в период деятельности сербских лагерей, или его разъяснения кажутся подозрительными с иной точки зрения. Данное лицо не может, разумеется, быть включено в наш материал на этой основе. От него не требуется особой смекалки, чтобы избежать наказания, в особенности, если приговор был вынесен в самом начале послевоенных судебных процессов против предателей родины.

Другое обстоятельство, которое приходит на ум, заключается в том, что те, кто не вошел в наш материал, оказались менее заметными во время пребывания в лагере. Они не были виновны в особых злодеяниях, во всяком случае, при свидетелях, но и не проявили себя никоим образом, сделав что-либо в пользу сербов. Мы можем предположить, что их поведение было более бесцветным и поэтому менее заметным, чем поведение большинства.

Мучители и/или убийцы, которые не были зарегистрированы как таковые

Данная группа, как мы уже отмечали ранее, выделена не слишком удачно.

Далеко не все охранники, виновные в жестоком обращении с заключенными или их убийстве, попали в группу мучителей и/ или убийц. Итак, вопрос заключается, во-первых, в том, сколько таких охранников не попало в группу, а во-вторых, какова вероятность того, что эти охранники сильно отличаются от тех, которые в данную группу попали.

На оба вопроса ответить трудно, особенно на первый. С одной стороны, подлинную ситуацию в сербских лагерях установить сложно, количество работавших в них норвежцев велико, а число убитых югославов еще больше. С другой стороны, имеет значение обратная сторона уже указанного нами момента, а именно, что те, кто отличился особенно плохим поведением, стали предметом более пристального внимания, чем остальные, и поэтому их было легче найти. В Карашоке лагерь находился рядом с церковью. Что касается других лагерей, то в строительстве дорог всегда участвовали норвежские работники. Клиффорд-Ульсен, один из главных следователей по сербским делам, утверждает, что по меньшей мере 25 % охранников были виновны в жестоком обращении или убийстве. Таково субъективное мнение следователя, и весьма вероятно, что большая часть таких деяний приходится на людей, которые были осуждены ранее за другое жестокое обращение и другие убийства, и поэтому в любом случае относятся к данной группе. В общем и целом наше мнение таково, что большинство тех, кто заслуживал попасть в данную группу, туда попали.

Что касается вопроса о том, сильно ли отличаются те, кто не попал в группу, от тех, кто туда попал, то здесь следует указать на три важные характеристики тех, кто не попал.

Первое – вполне можно предположить, что они были умнее тех, кто делал то же самое и был осужден за это. Это обстоятельство имеет, несомненно, большее значение в этой связи, чем в отношении тех, кто вообще не был осужден как охранник в сербских лагерях (смотри предыдущий пункт).

Второе – можно также предположить, что те, кто не попался, не отличался особо жестоким поведением, или во всяком случае, это могли быть единичные случаи, которые привлекли меньше внимания, нежели поведение тех, кто был осужден за жестокое обращение или убийство.

Третье – очень хочется выдвинуть гипотезу о том, что те, кто был осужден за жестокое обращение или убийство, были в плохих отношениях со своими коллегами и поэтому на них скорее доносили, чем на тех, кто не был осужден, хотя и совершал такие поступки.

Известные нам мучители и/или убийцы, с которыми мы не установили личный контакт

Мы полагаем, в общем и целом, что тот факт, что нам не удалось установить личный контакт с каждым из сорока семи охранников в группе, не должен вызывать озабоченности. Сам факт исключения семнадцати охранников из исследования лишь подчеркивает характерные особенности членов группы. Данные семнадцать охранников получили гораздо более короткие сроки, чем остальные тридцать. Средняя продолжительность срока наказания семнадцати охранников составляла 7,1 год, в то время как двадцать пять из тридцати получили 11,3 года принудительных работ. Четверо из оставшихся пяти были присуждены к пожизненному заключению и один к смертной казни, но был помилован. Подобное выделение характерных особенностей группы было желательно по многим обстоятельствам. Крайне трудно усмотреть какую-либо связь между отказом сотрудничать с нами и видом преступления. Из четырех охранников, находящихся в тюрьме и отказавшихся сотрудничать с нами, двое были осуждены за участие в отряде, снаряженном для расстрела, один за жестокое обращение, и еще один за жестокое обращение и убийство. Эти охранники оказались виновными, таким образом, в различных вариантах криминального поведения. Среди мучителей и/или убийц, находившихся вне тюремных стен и отказавшихся сотрудничать с нами, вариации также значительные. Самый решительный отказ последовал от охранника, приговоренного к самому короткому тюремному заключению из всех.

Неизвестные нам члены контрастной группы

Здесь недостатки нашей выборки меньше, чем в остальном материале. У нас сложилось впечатление, что расследование эффективнее всего велось в губерниях Оппланн, Хедмарк и Осло. Что касается двух первых губерний, то они отличаются современным развитием, однако, тем не менее, там нетрудно получить представление о происходящем. Осло в данном отношении, имеет более слабые позиции. В этой губернии мы менее уверены в том, что охватили желаемый процент респондентов, чем в остальных губерниях.

Благодаря прозрачным условиям в первых двух губерниях мы взяли себе за правило спрашивать у респондентов, с которыми у нас установился хороший контакт, не знают ли они других людей – особенно в данной губернии, – которые также служили охранниками. Таким образом мы получили информацию о трех охранниках, которые не были осуждены. Позднее мы связались с ними. Двое наотрез отказались с нами разговаривать, а третий, менее смекалистый, охотно ответил на наши вопросы.

Мы считаем тот факт, что обнаружили лишь троих новых охранников, подтверждением эффективности расследования. Как следует из раздела о ситуации проведения интервью, мы постепенно установили хорошие отношения с большинством респондентов. В ходе беседы они нередко называли других охранников из своего округа. Однако за исключением указанных трех случаев, не возникло новых имен, которых бы мы еще не знали.

Здесь можно возразить, что они пытались, возможно, скрыть некоторые имена. Это вполне понятно, если речь идет о мучителях и/или убийцах, однако, как мы уже указывали ранее, такие попытки имеют мало шансов. Можно также указать еще на два обстоятельства. Первое – это то, что суды не относились более сурово к тем, кто был также осужден за охрану заключенных, по сравнению с теми, кто был осужден за иную работу в качестве охранника. Второе – обычно дела не возобновляются, когда выясняется, что кто-либо был охранником в лагере, если этот человек не оказался виновным в жестоком обращении и убийстве. Первое обстоятельство было, по всей вероятности, известно охранникам лагерей.

Существует возможность того, что имеются отдельные «круги» лагерных охранников, которые знают друг друга и не были осуждены за службу в качестве охранников, причем другие лагерные охранники их не знают. Однако маловероятно, что подобные «круги», ни один член которых не был привлечен к ответственности, были большими.

Наш вывод гласит, что мы изучили подавляющее большинство дел в губерниях Оппланн и Хедмарк, удовлетворяющих нашим критериям. Насчет Осло мы менее уверены.

Известные нам члены контрастной группы, с которыми мы не установили личный контакт

Количество таковых довольно велико, принимая во внимание характер данной группы.

I. Адреса четырех членов данной группы мы искали долго, лично ездили по некоторым адресам, пока не зашли в тупик и не отказались от этой затеи.

II. Адреса еще троих членов нам наконец-то удалось найти, однако они жили так далеко, и мы узнали их адреса так поздно, что решили не связываться с ними, дабы избежать больших затрат. Один из них имел вид на жительство в Довре. Когда мы написали по этому адресу, то получили еще один адрес в Осло. Когда мы через неделю пришли по адресу в Осло, выяснилось, что он опять уехал в Довре, причем навсегда. Другой находился в санатории где-то недалеко от Бергена и должен был вот-вот приехать домой, но так и не появился до того, как мы закончили нашу работу. Третий проживал в Хордаланне, а это довольно далеко.

III. Нам удалось раздобыть адреса еще троих человек, когда все интервью уже были проведены и полным ходом шла их обработка. Можно критиковать нас за то, что мы не попытались провести с ними интервью, однако у нас просто не было ресурсов для разъездов. Настал такой момент, когда надо было подвести черту под длительной работой по поиску новых имен, судебных дел и адресов. Еще пять человек попали в сферу нашего внимания уже после того, как мы почти закончили обработку материала. Мы включили в наше исследование сведения об их личных данных, почерпнутые из документов, но отправляться на поиски уже не было возможно. Причина того, что мы узнали и выяснили отдельные имена и адреса так поздно, заключается, прежде всего, в том, что наши исходные данные были неполными. Запросы направлялись в различные полицейские управления, потом в Директорат по исчислению компенсаций, налагаемых на тех, кто сотрудничал с оккупационными войсками, чтобы получить дело. Затем выяснялось, что оттуда дело было выдано в другую инстанцию, и так далее до бесконечности. Мы находились в зависимости от целого ряда государственных учреждений, которые нам, впрочем, очень помогли. Однако поиск отдельных дел, выяснение места жительства и адреса занимали нередко очень много времени.

IV. Трое охранников отказались сотрудничать. Двое были довольно состоятельными и их социальное положение было выше среднего по данной группе. Нам показалось, что им было неприятно ворошить прошлое. Кроме того, они боялись еще раз оказаться замешанными в нехорошем деле, и поэтому отказались дать интервью. С одним из них мы говорили полтора часа, а с другим – два часа, однако ничего интересного выяснить не удалось. Мы упоминаем об этом, чтобы подтвердить наше предположение о причине отказа сотрудничать. Оба этих охранника были приведены другими в качестве примеров особо добрых охранников. Можно считать это удивительным совпадением, ибо в ходе нашего исследования нам попалось не так много примеров особо добрых охранников.

Третий человек, отказавшийся с нами сотрудничать, не произвел на нас особого впечатления. Он сразу же наотрез отказался, причем довольно сердитым голосом. Наши уговоры ни к чему не привели.

Трудно сказать что-либо определенное насчет значения того факта, что мы не смогли охватить этих 20 человек в нашем исследовании. У нас практически нет никаких интересных гипотез насчет их отличия от остальных.

Распределение по губерниям

Мы уже указывали на недостатки нашей выборки охранников по губерниям, упомянув, что это было вызвано необходимостью. Хедмарк и Оппланн – типичные губернии Восточной Норвегии, а когда мы добавляем к ним Осло, то это еще более усугубляет ситуацию.

Однако ситуация несколько выравнивается, если мы обратимся к такому показателю, как безработица. Если взять все работоспособное население Норвегии в 1942 г. в возрасте старше 15 лет, застрахованное от безработицы, то количество безработных в процентном соотношении распределялось по губерниям следующим образом:

Если мы возьмем такой показатель, как членство в норвежской нацистской партии «Национальное единение», и изучим распределение членов партии по губерниям, то также увидим недостатки нашей выборки. Перед нами данные из правительственного законопроекта, вносимого на обсуждение в Одельстинг (нижнюю палату норвежского парламента) № 92, 1945–1946, с. 107 (30).

Количество членов партии «Национальное единение» (Основная организация плюс молодежная организация) в процентном соотношении от численности населения на 1 декабря 1930 г. (согласно последней переписи) по губерниям на 1 января 1941, 1942 и 1943 гг.

Согласно данным таблицы, интересующие нас три губернии имели наибольшее в процентном соотношении число членов нацистской партии. Из таблицы видно, что было бы интересно отобрать для исследования такую губернию, как, например, Согн-ог-Фьюране. С другой стороны, нет никаких оснований придавать слишком большое значение данному недостатку нашей выборки. Во всех губерниях вместе взятых члены нацистской партии, включая также и тех, кто сотрудничал с немцами, не будучи членом этой партии, составляют незначительное меньшинство. Естественно предположить, что данный факт меньшинства сам по себе важнее, чем процентная величина этого меньшинства – будь-то 2,43 или 0,28 %.