Текст книги "Бесчеловечно. Психология охранников концентрационных лагерей"

Здесь не место для детального анализа положения в целом. Но то, что произошло, имеет определенные последствия для социального контроля. Весь индустриальный мир переживает процесс драматических изменении. Это не может не сказываться на отношениях между людьми.

Исходя из наших целей, полезно проследить, как это влияет на две разные категории людей – тех, кто работает по найму, и тех, кто но имеет такой работы. Для первой категории главный, с нашей точки зрения, эффект заключается в том простом факте, что заработная плата тех, кто имеет официальную работу, постепенно будет уменьшаться. Их возможности отстаивать свои интересы подорваны. Та или иная фирма, в которой они работают, должна вести конкурентную борьбу с фирмой из Южной Корее, Таиланде или Танзании. В то же время будут увеличиваться прямые и косвенные налоги и расти расходы на всякого рода общественные нужды. Иначе и не может быть, если сокращающееся число работающих на производстве должно оплачиваться растущее число не имеющих работы. Общим результатом всего этого будет сокращение доходов от официальной платной работы.

Наемные рабочий стали получать меньше. В то же самое время стало меньше людей, которые вообще имеют обычную платную работу. Безработица стремительно увеличивается почти во всех странах старого индустриального мира.

До сих пор речь шла о вещах общеизвестных. И то, что из этого следует, само собой разумеется: безработица не означает, что люди перестали работать. К удивлению некоторых, становится все боле; очевидным, что наряду с официально зарегистрированными существуют и другие виды работы. Люди теряют рабочее место, но продолжают трудиться. Наряду с официальным рынком труда существует черный рынок? для безработных и для тех, кто мало зарабатывает. Поскольку налоги так высоки, механик будет ремонтировать по вечерам автомобиль своего приятеля, иногда за деньги, чаще? за ответные услуги. Поступая таким образом, он не одинок. Дж. Гершуни (1979) и Р. Пэл (1980) – сначала каждый в отдельности, а затем в совместной статье (1980)? показали, что существует неофициальная экономика – частично легальная, частично полулегальная, частично совершенно нелегальная. Эта неофициальная экономика набирав силу в результате того, что хиреет экономика официальная. Здесь сложились образцы поведения и отношения обмена, внешне весьма сходные с теми, которые существовали до промышленной революции. Знаменитые английские браконьеры все еще живы, и овощи благополучно выращиваются на собственном огороде для обмена на другие полезные вещи, не облагаемые налогом. По мере того как в западном обществе увеличиваются официальные показатели безработицы, значение этой неофициальной экономической деятельности неизбежно будет возрастать. У нас две экономики. Одна – официальная, представленная заводами с высокой степенью автоматизации, с облагаемым налогом доходом, что образует базу того минимума социального обеспечения, который мы теперь имеем. Помимо этого, у нас есть неофициальная экономика.

Под неофициальной экономикой я понимаю нечто отличное от того, что И. Иллич (1981) назвал теневой работой. По Илличу, теневая работа – это то, что следует делать, чтобы поддерживать занятых в производстве в рабочем состоянии. Так, жена должна поддерживать мужа в таком состоянии, чтобы он мог идти на фабрику. Но Иллич противопоставляет теневую работу местным или «народным» ценностям. А это уже ближе к моей теме. Официальная экономика, какой мы ее знаем – экономика заработной платы, налогов, безопасности труда, трудового договора и всех других правил, завоеванных на протяжении столетий борьбой трудящихся за свои права, – становится нереальной для все большего числа западных рабочих. Завод переводится в Южную Корею пли Таиланд, и западный рабочий оказывается в положении, тревожно напоминающем его далекое прошлое.

Эта новая и в то же время очень старая ситуация не может не иметь последствий для социальной организации и тем самым для социального контроля. Ситуация такова, что, как отмечает, в частности, Пэл (1980), некоторый группы, занимающие в структуре старого индустриального общества неблагоприятное положение, могут неожиданно получить известное преимущество. Те категории, или страты, которые наиболее успешно сопротивлялись приобщению к системе ценностей промышленного капитализма, быть может, в состоянии легче пережить трудности, создаваемые на долгую перспективу растущей безработицей.

Пэл выделает три группы безработных, начиная с той, которая может получить наибольшее преимущество.

1. Те, чье мастерство и услуги пригодны для продажи или обмена и кто знает местные условия и располагает контактами, обеспечивающими доступ к неофициальным рынкам.

2. Те, у кого мало – или совсем нет – пригодных для продажи навыков либо изделий, но кто имеет связи или располагает ресурсами, чтобы приобрести необходимые навыки либо оборудование.

3. Те, кто не обладает ни мастерством, ни навыками, ни ресурсами для вклада в неофициальную экономику. В терминах более традиционной системы стратификации лица, находящиеся в таком неблагоприятном положении, могли бы нанять средние ступени социальной иерархии, стать мелкими буржуа, обладающими некоторой квалификацией, необходимой для выполнения канцелярской, мелкочиновничьей или административной работы, а также отличающимися мобильностью в плане как территориальном, так и социальном. Они не имеют ни доступа к общинным ресурсам, ни достаточных доходов, чтобы этот доступ приобрести.

Другими словами, за членство нужно платить. Если официальная экономика и дальше будет деградировать, членство станет необходимым условием выживания. Мы снова оказываемся в положении, в котором всегда пребывало большинство человечества, – в положении, когда причастность, доверие, общность средств существования, взаимная зависимость становятся глупцами элементами жизни. Это именно те условия, при наличии которых юстиция причастных может функционировать наилучшим образом.

Юстиция для слабых

Как в этом случае обстоит дело со слабой стороной, чьи права не получают защиты? Забитые жопы, интересы которых не осмеливается отстоять община; представители меньшинств, встретившиеся с предрассудками в местной клинике, в помощи которой могут нуждаться в будущем члены общины; семьи, где постоянно слышится плач детей, но в дом которых никто не решается войти, дабы не нарушить неприкосновенность жилища. Не сделает ли юстиция причастных слабую сторону еще более слабой, чем сегодня?

Это зависит от многих обстоятельств.

Обычный профессиональный суд по уголовным делам может функционировать в качестве защитного механизма и обеспечить интересы слабых, если в обществе имеет место неравенство в распределении власти, но в нем существуют идеалы, гласящие, что слабого нужно защищать; власть имущие и их суды уделяют большое внимание защите слабых; общество настолько открыто, что злоупотребления легко фиксируются; слабая сторона доверяет суду; суды принимают любые жалобы и действует в соответствии с идеалами.

Конечно, возможно, что юстиция кладет в основу своих решений те формы неравенства, которые как раз и делают слабую сторону слабой. Тогда муж не должен бить свою жену сильнее, чем она этого заслуживает; негров не следует арестовывать за появление в районе, где живут белые, если они оказались там по делу. Это лучше, чем ничего, но это и не так много, как часто уверяют. Позвольте мне, однако, повторить, во избежание недооценки очевидного: независимые суды представляют собой важный фактор защиты слабых от нарушения предоставленных им минимальных прав.

В связи с этим возникает ряд серьезных вопросов. Как сделать юстицию в основном юстицией причастных и не утратить при этом действующие в нашей системе важные защитные механизмы? Возможно ли сконструировать своего рода юстицию соседей, обладающую преимуществом причастности, но не утерявшую при этом функции защиты законности? Может ли государство вмешаться и помочь слабой стороне, участвующей в конфликте, но беря на себя при этом решения самого конфликта? Что происходит, когда одной из сторон является само государство? Отвечая на любой из этих вопросов, мы должны, конечно, опять-таки принимать, но внимании положение слабых в нашей нынешней системе.

С этим связан и вопрос о том, как предохранить культурные ценности и идею причастности от искажения. Недавно эксперименты по организации тюремному заключению показали, что эти альтернативы легко превращались в дополнение к тюремному заключению и что условный приговор фактически удлинял срок пребывания в тюрьме. Уроки времен некарательного воздействия в связи с совершением преступления также должны быть живы в памяти. Если раздача боли ограничена, не получим ли мы повторения старого? Появится ли новое, утонченное наказание, назначаемое в рамках, казалось бы, гражданско-правовой процедуры? Очень понадобятся скептики. Так же, как и независимые исследования, защищенные от институционального и интеллектуального влияния властей.

Эта книга посвящена не революции, а реформе. Основные вопросы заключаются в том, могут ли суды стать ближе к участникам конфликтов и можно ли дополнить существующую структуру какими-либо органами по их урегулированию. В этом плаче большой интерес вызывают попытки повысить активность общин, которым лучше всего известно, что происходит в них. Исходя из своего опыта изучения работы в общинных советах Сан-Франциско, Р. Шонхолтц рассказал мне, что шансы слабой стороны в конфликте обычно лучше там, где соседи больше общаются друг с другом. Дурное обращение с женой или детьми труднее скрыть, если жена и дети поддерживают множество дружеских контактов. О. Кипберг, Г. Инге, С. Рьемер (1943) убедительно показали значение этого фактора на материале дел о половых связях отца с дочерью. В семьях, живущих изолированно, физическое превосходство отца легче выходит из-под контроля. Сплоченность общины дает возможность слабой стороне в подсистеме сделать свое несчастье достоянием гласности и организовать также защитную коалицию. Если слабая сторона добивается своего, то это означает, что соответствующая система не очень мала, не настолько мала, чтобы коалиция была невозможной, и не очень велика, не настолько велика, чтобы отношения были полностью скрыты. Я испытываю чувство облегчения и свободы, когда нахожусь среди незнакомых. Я сознаю, что значит благо жизни в общине при отсутствии соответствующего ей характера. Но я опасаюсь, что другие платят по счету.

Конечно, сплоченность помогает не всегда. Община может организованно выступить прошв меньшинства. Юстиция причастных может, таким образом, усилить притеснителя. Это ставит множество сложных вопросов, в которые я не буду вникать. Ограничусь лишь двумя замечаниями. Во-первых, мало кто из нас станет утверждать, что работа на подрыв общины была бы хорошим решением. Речь идет, по-видимому, не о том, чтобы придерживаться принципа «все или ничего», а о том, как лучше организовать общину для решения общей задачи. Живя в постиндустриальном обществе, каким является Норвегия, я придерживаюсь точки зрения, которую, если говорить упрощенно, можно свести к следующему: больше сплоченности, чем сейчас. Опасаясь угодить в канаву на одной стороне дороги, легко впасть в крайность и доказывать, что лучше держаться противоположной стороны, даже не зная точно, как далеко от нее находится другая канава.

Укрепление юстиции причастных должно, однако, усиливать приверженность местным ценностям. Правосудие не будет таким равным во всех общинах, каким оно должно быть, согласно сегодняшним требованиям. Иными словами, юстиция причастных увеличит шансы местных ценностей на выживание. В мировой перспективе это может представлять собой значительное благо. Наше промышленно развитое общество стремительно создает однородную культуру потребителей. Субкультуры, культуры местного населения, совершенно иные способы мышления и поведения – все это, по-видимому, за последние 30 лет подверглось искоренению в значительно большей степени, чем за всю предшествующую историю человечества. Разнообразие социальных организаций существенно сократилось. Но нам известно, что разнообразие часто выполняет функцию защиты видов. Некоторые из нас, кто рассматривает военно-промышленные комплексы на Востоке и на Западе как угрозу альтернативным ценностям и действиям, должны были бы отнестись к усилению разнообразия как к чрезвычайно важной проблеме. Государства почти всегда защищаются при помощи оружия, подобного оружию, которым пользуются те, кого они считают своими самыми большими врагами. Местные общины могли бы добиться успеха, будучи столь маленькими, что их не стоило бы завоевывать, столь разными, что их трудно было бы подчинить единому порядку, столь сплоченными, что, объединив свои усилия, они смогли бы принудить гигантов найти для загрязнения природы другие районы, которые в свою очередь также оказались бы сплоченными и стойкими. В этой более широкой перспективе юстиция причастных могла бы оказаться одним из существенных факторов защиты разнообразия, а тем самым и ценностей, поставленных под угрозу уничтожения.

Если такие взгляды хоть в какой-то степени верны, то тогда в нашу задачу не входит ни обсуждение проблем контроля над преступностью, ни обсуждение теорий некарательного воздействия, общего предупреждения, или удержания, или видов наказания. Вместо этого главная задача состоит в обсуждении того, как создать социальную систему, которая предоставит наибольшие возможности для обозрения и оценки всего набора ценностей, которые существуют в обществе. Каким образом мы можем создать систему, которая обеспечит положение, при котором все важные ценности и все существенные интересы будут приниматься во внимание? Кок сделать так, чтобы сами механизмы урегулирования конфликтов были организованы таким образом, чтобы они отражали тип общества, который мы хотели бы видеть отраженным, и помогали бы этому тику общества стать реальностью?

Пределы пределам?

Может ли это когда-нибудь произойти? Можно ли представить себе социальную систему, где стороны в основном полагаются на гражданско-правовые решения? Не будут ли всегда возникать дела, по которым кто-то будет требовать наказания?

Две возможности такого рода заслуживают особого внимания.

В первом случае речь идет о жертве, жаждущей мести. Преступник нанос мне увечье. Ничто, кроме ответного увечья, не может восстановить положение. Давайте предположим, что именно так рассуждает жертва. Давайте также представим себе, что была предпринята попытка договориться о компенсации и что стороны обладают равной властью, уязвимостью и зависят друг от друга. Коль скоро в этой ситуации потерпевший продолжает настаивать на возмездии, не следует ли позволить ему причинить боль преступнику, если он на это отважится?

Первый ответ на этот вопрос касается моральной стороны. В системе, признающей правомерность мести, жертва или ее представитель должны иметь право на возмездие. В системе, где высоко ценится способность прощать, жертву следует побуждать к тому, чтобы подставить злодею другую щеку.

Но если жертва прощает, то возникает новый вопрос. Следует ли позволить потерпевшему во всех случаях проявлять снисходительность и доброту? Как быть с серьезными преступлениями, которые так потрясли общину, что она настаивает на причинении боли? Мать убитого ребенка простила преступника, а окружающие – нет. С кем нужно согласиться?

В конкретных случаях это зависит от того, в какого рода системы включены стороны. Если система состоит из жертвы и преступника, только из этих двоих, – то проблемы не существует – по крайней мере для них. Но чем больше людей сходит в систему в качестве ее членов п чем меньше жертва и преступники связаны с другими членами, тем большее значение приобретает реакция общины. Р. Стейнер (1972) проводит убедительную аналогию между языком и чувством справедливости. ВсT мы рождаемся, наделенные способностью говорить. Но мы не овладеем языком без взаимодействия с другими людьми. Подобным же образом мы рождаемся с потенциальным чувством справедливости. Но оно не воплотится в жизнь вне объединения с другими людьми. Посредством взаимодействия мы приобретаем способность определять, какая речь является правильной, и какая реакция на отклоняющееся поведение является справедливой. Чувство справедливости, как и чувство языка, представляет собой, таким образом, продукт социальных отношений

В обоих случаях на наше чувство могут влиять весьма отдаленные факторы. Королева Испании ввела грамматику. В результате неправильный язык был поставлен под контроль. Таким же образом поступили и с незаконными мыслями (Иллич, 1981). То же самое происходит и в праве. Закон, установленный государством, – это грамматика. Идеальным типом юстиции причастных была бы юстиция, основанная на их собственном чувстве справедливости, то есть на местном юридическом диалекте. Чем больше норм установлено государством, тем больше шансов на то, что с государственной точки зрения соглашения между сторонами в конфликте окажется недостаточно.

В десятой главе я описал некоторые условия, необходимые для того, чтобы причинение боли имело ограниченный характер. Хотелось бы напомнить, что мое самое общее предположение заключается в следующем: социальные системы, организованные в соответствии с указанными принципами, прибегая к причинению боли, будут испытывать серьезные сомнения. В то же время государственное управление в большинстве случаев будет представлять собой отрицание этих принципов. Другими словами, чем сильнее государственная власть, тем больше возможностей для применения наказания, а чем она слабее, тем таких возможностей меньше.

Такой ход рассуждений приводит нас к дилемме. В маленькой, стабильной системе высока вероятность того, что все члены обладают одинаковым чувством справедливости. Они говорят на одном и том же юридическом языке. Это означает, что если простил потерпевший, то простили также и другие члены общины. А что, если это не произошло? Конкретное дело может отличаться от общей схемы. Потерпевший может настаивать на пытке, или подсистема может счесть, что она нужна. Для контроля над такими ситуациями мы нуждаемся в больших системах с независимой и неуязвимой государственной властью, другими словами, требуются те самые социальные условия, которые, как я предполагаю, и создают возможность использования боли в социальных отношениях. Чтобы контролировать жестокость, нам нужно, вероятно, больше государственной власти. Но создание государственной власти может привести к более широкому использованию боли. В принципе я не вижу выхода из этого положения. Самое большее, что я могу сказать, пусть государственная власть будет настолько слабой, насколько мы отважимся, системы столь маленькими, независимыми и эгалитарными, насколько мы отважимся, участники уязвимыми, насколько мы отважимся. Все это будет сдерживать причинение боли. Но в таком случае у меня нет ответа на вопрос, что делать с таким, па-пример, феноменом, как причинение боли, которое членам общества представляется «естественным». Может быть, и здесь существует оптимум, какие-то пять граммов государственной власти?

Однако для практики у меня есть ответ, имеющий политический характер. Наше время – это эпоха расцвета больших национальных государств. Их создание рассматривается скорее, как естественное решение, чем как источник проблем. И поскольку эта тенденция преобладает, всякое движение в противоположном направлении должно быть правильным. Ситуация, при которой существование слишком маленького государства имеет определенные последствия для использования наказания, столь далека, что любой конкретный совет в наши дни должен способствовать выработке противоположного принципа социальной организации.

Примечания

1 Stanley Milgram: Some conditions of obedience and disobedience to authority, Human relations 1965 г. erg. 18, s. 64–75.

2 Nordisk Tidsskrift for Kriminalvidenskap, 1952, årgang 41, s. 439–458, og 1953, årgang 42, s. 44–60.

3 Nils Parelius: Serbervaktene i Nord-Norge. Samtiden 1953, årgang 62, s. 194–208.

4 Первоначально предполагалось осветить затрагиваемые в исследовании проблемы с психологической точки зрения, однако эта часть исследования не была завершена.

5 Лагеря для заключенных из Югославии в Северной Норвегии известны под названием «сербские лагеря», и мы считаем целесообразным в дальнейшем употреблять именно это название.

6 Арне Нэсс (1912–2009) – крупнейший норвежский философ XX века.

7 Зипо, SIPO, Sicherheitspolizei – охранная полиция (нем., прим. пер.), СД, SD, Sicherheitsdienst – служба охраны (нем., прим. пер.).

8 Приговор международного военного трибунала.

9 Там же.

10 Там же.

11 Там же.

12 Там же.

13 Шталаг – концентрационный лагерь для интернированных военнопленных из рядового состава.

14 Приговор международного военного трибунала.

15 Helweg-Larsen Per; Hoffmeyer Henrik; Kieler Jørgen; Thaysen Egil Hess; Thaysen Jørn Hess, Thygesen Paul og Wulff; Munke Hertel: Sultsygdommen og dens følgetilstande hos Koncentrationslejrfanger. Foreløbig Meddelelse. Ugeskrift for læger. 3. Nov. 1949, nr. 44. С.1218.

16 Ойген Когон (1903–1987) – немецкий публицист и социолог, сын дипломата еврейского происхождения, выходца из России. Стал широко известен после выхода книги «Эсэсовское государство: система немецких концлагерей» (1946), первого исследования социального устройства нацистских концентрационных лагерей.

17 Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s. С.146.

18 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951.

19 Helweg-Larsen Per; Hoffmeyer Henrik; Kieler Jørgen; Thaysen Egil Hess; Thaysen Jørn Hess, Thygesen Paul og Wulff; Munke Hertel: Sultsygdommen og dens følgetilstande hos Koncentrationslejrfanger. Foreløbig Meddelelse. Ugeskrift for læger. 3. Nov. 1949, nr. 44. С.1218.

20 Helweg-Larsen Per; Hoffmeyer Henrik; Kieler Jørgen; Thaysen Egil Hess; Thaysen Jørn Hess, Thygesen Paul og Wulff; Munke Hertel: Sultsygdommen og dens følgetilstande hos Koncentrationslejrfanger. Foreløbig Meddelelse. Ugeskrift for læger. 3. Nov. 1949, nr. 44. С.1219.

21 Там же. С. 1221.

22 Там же. С.1221.

23 Там же. 1226–1227.

24 Børsum, Lise: Fange i Ravensbrück, Oslo, 1947. С.85

25 Børsum, Lise: Fange i Ravensbrück, Oslo, 1947. с. 153–154.

26 Helweg-Larsen Per; Hoffmeyer Henrik; Kieler Jørgen; Thaysen Egil Hess; Thaysen Jørn Hess, Thygesen Paul og Wulff; Munke Hertel: Sultsygdommen og dens følgetilstande hos Koncentrationslejrfanger. Foreløbig Meddelelse. Ugeskrift for læger. 3. Nov. 1949, nr. 44. С.1224.

27 Helweg-Larsen Per; Hoffmeyer Henrik; Kieler Jørgen; Thaysen Egil Hess; Thaysen Jørn Hess, Thygesen Paul og Wulff; Munke Hertel: Sultsygdommen og dens følgetilstande hos Koncentrationslejrfanger. Foreløbig Meddelelse. Ugeskrift for læger. 3. Nov. 1949, nr. 44. С.1225.

28 Sonderabteilung Wehrmacht – особое подразделение вермахта.

29 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. Том III, с. 223–224.

30 Bettelheim, Bruno: Individual and mass behavior in extreme situations. The Journal of abnormal and social psychology. Oktober 1943, 38, 417–452. Отрывок из данной статьи имеется в книге (сборнике) Readings in social psychology, N. Y. 1947. С.433.

31 Bettelheim, Bruno: Individual and mass behavior in extreme situations. The Journal of abnormal and social psychology. Oktober 1943, 38, 417–452. Отрывок из данной статьи имеется в книге (сборнике) Readings in social psychology, N. Y. 1947. С. 445–446.

32 Bettelheim, Bruno: Individual and mass behavior in extreme situations. The Journal of abnormal and social psychology. Oktober 1943, 38, 417–452. Отрывок из данной статьи имеется в книге (сборнике) Readings in social psychology, N. Y. 1947.

33 Friedman, Paul M. D.: Some aspects of concentration camp psychology. The American journal of psychiatry, February 1949, vol. 105. С.604

34 Børsum, Lise: Fange i Ravensbrück, Oslo, 1947. С. 86–87

35 Bettelheim, Bruno: Individual and mass behavior in extreme situations. The Journal of abnormal and social psychology. Oktober 1943, 38, 417–452. Отрывок из данной статьи имеется в книге (сборнике) Readings in social psychology, N. Y. 1947. С.444.

36 Jacobsen Edith: Observations on the psychological effect of imprisonment on female political prisoners, s. 341–368. I: Eissler, K. R.: Searchlights on delinquency. New psychoanalytic studies, London, 450 s. С.345.

37 Jacobsen Edith: Observations on the psychological effect of imprisonment on female political prisoners, s. 341–368. I: Eissler, K. R.: Searchlights on delinquency. New psychoanalytic studies, London, 450 s. С.352.

38 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. Том II, с. 48.

39 Børsum, Lise: Fange i Ravensbrück, Oslo, 1947. С.154.

40 Нормальное в ненормальном – нем.

41 Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s. С.341.

42 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. С.341.

43 Friedman, Paul M. D.: Some aspects of concentration camp psychology. The American journal of psychiatry, February 1949, vol. 105.

44 Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s. Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s. с.150.

45 Bondy, Curt: Problems of internment camps. The journal of abnormal and social psychology, 1943, 38, 453–475. С.458.

46 Libscomb F.M. Medical aspects of Belsen concentration camp. The Lancet 2, 1945, 313–315.

47 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. Том III, с. 45.

48 Cappelen, Hans: Vi ga oss ikke. En «Nacht und Nebel» fange forteller. Oslo, 1946. С.131.

49 Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s. С.346.

50 Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s. С.347.

51 Bettelheim, Bruno: Individual and mass behavior in extreme situations. The Journal of abnormal and social psychology. Oktober 1943, 38, 417–452. Отрывок из данной статьи имеется в книге (сборнике) Readings in social psychology, N. Y. 1947. с. 447–448.

52 Bettelheim, Bruno: Individual and mass behavior in extreme situations. The Journal of abnormal and social psychology. Oktober 1943, 38, 417–452. Отрывок из данной статьи имеется в книге (сборнике) Readings in social psychology, N. Y. 1947. С.450.

53 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. Том III, с. 45–46.

54 Капо – привилегированный заключённый в концлагерях Третьего рейха, работавший на администрацию. (Прим. ред.).

55 Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s. С. 67–68.

56 Kautsky, Benedict: Djevler og fordømte. Erfaringer og erkjennelser fra 7 år i tyske konsentrasjonsleire. Oslo 1949. 278 s. С.8.

57 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. С. 11–13.

58 Cappelen, Hans: Vi ga oss ikke. En «Nacht und Nebel» fange forteller. Oslo, 1946. С.130.

59 Cappelen, Hans: Vi ga oss ikke. En «Nacht und Nebel» fange forteller. Oslo, 1946. С.192.

60 Børsum, Lise: Fange i Ravensbrück, Oslo, 1947. С. 82–83

61 Bloch, Herbert A.: The personality of inmates of concentration camps. The American journal of sociology, vol. 52. No. 4. 1947. С.338.

62 Kogon Eugen: Der SS-Staat. Das System der deutschen Konzentrationslager. Berlin 1947. 384 s.

63 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. Том III, с. 48.

64 Nansen Odd og Greve Tim: Koncentrationslägren under Hitlerväldet. Studentföreningen Verdandis småskrifter. Stockholm 1951. Том II, с. 16–17.

65 Griniboken. Hovedred. August Lange og Johan Schreiner. Bind I og II, Oslo 1946. Том 1, с. 395.

66 Kautsky, Benedict: Djevler og fordømte. Erfaringer og erkjennelser fra 7 år i tyske konsentrasjonsleire. Oslo 1949. 278 s. С.162.

67 Kautsky, Benedict: Djevler og fordømte. Erfaringer og erkjennelser fra 7 år i tyske konsentrasjonsleire. Oslo 1949. 278 s. С. 162–164.

68 Niremberski, M.: Psychological investigation of a group of internees at Belsen Camp. The journal of mental science (The British journal of psychiatry) Jan. 1946, vol. XCII, 60–74. С. 61–62.

69 Niremberski, M.: Psychological investigation of a group of internees at Belsen Camp. The journal of mental science (The British journal of psychiatry) Jan. 1946, vol. XCII, 60–74. С.65.

70 Niremberski, M.: Psychological investigation of a group of internees at Belsen Camp. The journal of mental science (The British journal of psychiatry) Jan. 1946, vol. XCII, 60–74. С.66.

71 Boder, David P.: I did not interview the dead. Univ. of Illinois press, 1949, 220 s.

72 Helweg-Larsen Per; Hoffmeyer Henrik; Kieler Jørgen; Thaysen Egil Hess; Thaysen Jørn Hess, Thygesen Paul og Wulff; Munke Hertel: Sultsygdommen og dens følgetilstande hos Koncentrationslejrfanger. Foreløbig Meddelelse. Ugeskrift for læger. 3. Nov. 1949, nr. 44.

73 Keys Ancel, Brozek Josef, Henschel Austin, Michelsen Olaf, Taylor Henry Longstreet: The biology of human starvation. Univ. of Minnesota press. Vol. I og II, 1950. 1385 s.

74 Keys Ancel, Brozek Josef, Henschel Austin, Michelsen Olaf, Taylor Henry Longstreet: The biology of human starvation. Univ. of Minnesota press. Vol. I og II, 1950. 1385 s. С.789

75 Keys Ancel, Brozek Josef, Henschel Austin, Michelsen Olaf, Taylor Henry Longstreet: The biology of human starvation. Univ. of Minnesota press. Vol. I og II, 1950. 1385 s. С.859

76 Keys Ancel, Brozek Josef, Henschel Austin, Michelsen Olaf, Taylor Henry Longstreet: The biology of human starvation. Univ. of Minnesota press. Vol. I og II, 1950. 1385 s. С.862

77 Keys Ancel, Brozek Josef, Henschel Austin, Michelsen Olaf, Taylor Henry Longstreet: The biology of human starvation. Univ. of Minnesota press. Vol. I og II, 1950. 1385 s. С.863