Текст книги "Бесчеловечно. Психология охранников концентрационных лагерей"

Глава 5. Караульная служба

Когда, где и каким образом они стали охранниками

Распределение охранников по лагерям и партиям.

Мучители и/или убийцы не были равномерно распределены по партиям охранников, в то время как члены контрастной группы распределялись более равномерно. Если объединить вместе охранников, отправленных в Северную Норвегию в июне и в августе, и считать их первой партией, а тех, кто был направлен туда в конце ноября – начале декабря, – второй партией, то получается следующая картина:

Распределение двух групп охранников по партиям

Различие между группами значительное. Если же посмотреть, в каких лагерях они работали, то распределение становится более равномерным, в том числе и между лагерями. Поэтому мы можем не принимать во внимание различия между лагерями.

Как следует из таблицы, некоторые охранники работали в нескольких лагерях. Кроме того, в целом можно заключить, что очевидно имеется та или иная форма связи между экстремальным поведением и принадлежностью к первой партии, в то время как, по всей видимости, не существует связи между таким поведением и конкретным лагерем, в котором оказались охранники.

Каким образом они стали охранниками. Роль немцев.

Норвежцы работали в качестве охранников в немецких лагерях по различным причинам. Как и следовало ожидать, их объяснения нередко противоречивы, но мы можем, во всяком случае, представить себе, почему они брались за такую работу. В этом отношении наблюдается большое различие между первой группой охранников и последней.

Первые группы норвежцев, прибывшие в Северную Норвегию – 123 человека в июне и 60 в августе 1942 г. – записались в так называемый «Караульный батальон хирда»⁸⁴ («Hirdvaktbataljon»). В зачитанных и одобренных показаниях штурмбанфюрера СС Карла Лейба об этом батальоне говорится следующее:

«Он был создан в январе 1942 г. в соответствии с договором между В. Редиесом⁸⁵ и Т. Тронсеном⁸⁶ (как об этом рассказали свидетелю). В августе 1942 г. командование Караульным батальоном (Vaktbataljon) перешло к немцам, и он стал называться Караульный батальон СС 6 (SS-Vaktbataljon 6). Вербовкой в этот батальон занимался Тронсен, и вначале основу его составляли члены хирда. После перехода командования к немцам в батальон стали записываться добровольцы. Среди них были, в частности, люди, исключенные из норвежской нацистской партии „Национальное единение“, а также вернувшиеся с фронта команды „Waffen-SS“ (Войска СС – нем., прим. пер.), больные или не желавшие возвращаться на фронт».

Эта информация соответствует истине, в общем и целом, однако не во всех деталях.

Так, в частности, не все охранники, прибывшие в Северную Норвегию в первых партиях, были членами «Национального единения» или хирда. Зачитанные и одобренные лично показания Артура Квиста, начальника Норвежского легиона⁸⁷, разъясняют ситуацию:

«Караульный батальон хирда был создан в начале 1942 г. с целью охраны норвежских гражданских предприятий. Командный состав должен был быть норвежским, а срок службы составлял шесть месяцев. Те, кто в него вербовался, не были обязаны воевать на фронте или служить немецким властям. Подготовка к службе должна была проходить в лагере Холместранн.

Однако на деле батальон сразу же оказался в подчинении немецкого коменданта лагеря, а Germanische Leitstelle (Германский командный пункт) отвечал за снабжение и довольствие. Контракт с содержащимся в нем пунктом о сроке службы был ликвидирован, и солдатам батальона пришлось выбирать между отправкой на фронт и службой в караульном батальоне до окончания войны. Одновременно батальон был переименован в „Караульный батальон СС“ и полностью подчинен немецкому командованию и немецким военным законам. Часть солдат батальона, не желавшая служить под немецким командованием, сразу же перешла в Легион, а остальные были направлены на службу на немецких предприятиях и в концентрационных лагерях. Нам известен один случай, когда члены хирда, записавшиеся в батальон хирда на первоначальных условиях, были назначены на службу в сербский лагерь в Северной Норвегии. Оттуда они написали письмо начальнику хирда Оливеру Мейстаду с протестом и жалобой на принудительное назначение.

И если многие члены „Национального единения“, служившие в немецких частях, впоследствии утверждали, что это произошло против их желания, то это соответствует действительности. Германский командный пункт, отвечавший за вербовку, использовал все возможные средства, чтобы привлечь людей в СС. Средства эти были самыми различными. Так, людей приглашали принять участие в гражданском курсе или в спортивных состязаниях, однако как только человек связывался с Германским командным пунктом, он сразу попадал в подразделение СС. Например, нам известен случай, когда шестеро членов хирда были приглашены в Осло на спортивные состязания. Всех их против их воли отправили в Германию и надели на них форму СС. Чтобы вызволить их оттуда, потребовалось шесть месяцев, однако в большинстве случаев никто не знал, куда деваются люди».

Посмотрим также на набросок письма начальника хирда Мейстада Квислингу⁸⁸:

«Что касается Караульного батальона, прошу вас как можно скорее упразднить его, а членов перевести в Легион. Это надо сделать, во-первых, по уже упомянутой мной причине, а во-вторых, потому что немцы заставляют этих ребят делать самые жуткие вещи. Во время тридцатилетней войны это назвалось „службой живодеров“.

До меня уже и раньше доходили слухи о том, чем они там занимаются на Севере, а вчера я получил подтверждение от человека, который приехал сюда, взяв увольнительную. Он вошел в мой кабинет и сказал: „Будь здоров и счастлив!⁸⁹ Перед тобой профессиональный убийца“. Он рассказал мне, что сербы, над которыми они надзирают на Севере, были приговорены в Сербии к смертной казни, но затем по какой-то причине перевезены немцами в Финнмарк, откуда они не должны были вернуться живыми. Постепенно убивать их и составляло задачу ребят из хирда. Согласно моему источнику, а также, как я слышал от других людей, с ними обращаются бесчеловечно. Он сказал, что во время его пребывания в лагере они застрелили или повесили около 700 сербов. Представить себе, что такие вещи делают молодые солдаты фюрера, политические идеалисты, совершенно невозможно».

Мейстад использует название Караульный батальон, в то время как человек, вошедший в его кабинет и обратившийся к нему с полным драматизма приветствием, был из Караульного батальона хирда.

Из вышеприведенной цитаты вытекает следующее: Караульный батальон хирда был создан норвежской партией «Национальное единение» для охраны норвежских предприятий. Люди, которые в него записались, не знали, что власть над ними получат немцы. Они записывались по контракту на короткий период времени. И что самое важное, большинство из них и понятия не имело, что им придется охранять заключенных. Кроме того, следует добавить, что вербовка происходила главным образом на партийных собраниях или на рабочих местах у немцев и подчеркивались идеологические мотивы. По всей вероятности, записывались преимущественно молодые люди, потому что речь шла о подразделении хирда.

Что касается последней партии охранников, приехавших на Север с декабря 1942 по апрель 1943 гг., то здесь ситуация иная. Вербовка в эти отряды происходила на добровольной основе. В прессе и на плакатах молодых людей призывали записываться в Караульный батальон СС, как он тогда назывался. В объявлениях не скрывалось, что людей набирают для охраны заключенных. Так, например, в объявлении в газете «Афтенпостен» за 12 августа 1942 г. говорится следующее:

«Идет набор охранников в норвежский караульный батальон, который будет использован для охраны заключенных в Норвегии. Записавшиеся в данный батальон не будут призываться на военную службу, а будут обязаны нести чисто гражданскую службу».

Аналогичные объявления появились и в других газетах в то же время и позднее. Судя по сроку их опубликования, откликнуться на них могли лишь те, кто попал в последнюю партию норвежских охранников. В объявлении в газете «Фритт фолк» от 16.3.1942 г. с призывом записываться в Караульный батальон хирда ни слова не говорится об охране заключенных.

Из этого вытекает следующее:

Нет оснований говорить о том, что набором в последнюю партию охранников занимались немцы. При вербовке было ясно сказано, что речь идет об охране заключенных. Как при наборе в Караульный батальон СС, так и в Караульный батальон хирда, людей заманивали с помощью обмана. Так, например, простой запрос считался согласием, имеющим обязательную силу.

Личная мотивация.

Личная мотивация охранников частично отражает различие между членами Караульного батальона хирда и Караульного батальона СС. Для членов Караульного батальона хирда решающее значение имели идеологические мотивы. В первой партии все охранники были членами нацистской партии. Большое значение имел также тот факт, что караульную службу рассматривали как альтернативу службе военной. Кто не хотел идти на фронт, записывался в Караульный батальон хирда. Были и такие, кто хотел на фронт, но их не принимали и переводили в караульную службу. Такое имело место, по-видимому, по медицинским соображениям, однако у нас есть подозрение, что некоторую роль играла степень благонадежности (отсутствие судимости). Возраст также имел значение, так, совсем молодых и старых направляли в караульную службу. Кроме всего прочего, была еще целая вереница причин, которыми руководствовались желающие заняться новым видом деятельности: бегство от затруднительных ситуаций в родном городе или селе, желание улучшить свое материальное положение и так далее. Как будет показано в главе VI, посвященной личным обстоятельствам, некоторую роль играла и безработица. Что касается членов Караульного батальона СС – тех, кто непосредственно записался в этот батальон, а не попал в него из Караульного батальона хирда, – то по нашему впечатлению, здесь доминирующую роль сыграли экономические соображения, хотя безработных среди них было меньше. Идеологические мотивы не были решающими, лишь половина из них были членами нацистской партии.

Мы попытались предпринять небольшой анализ мотивации. Анализ основывается частично на прямых вопросах, типа «Как вы попали в караульную службу?» (В 1,14), частично на нашем впечатлении от беседы в целом и частично на сведениях, почерпнутых из документов.

Как видно из таблицы, особенно сильное различие между двумя группами имеет место по двум пунктам. Значительно большее число членов экстремальной группы сказали, что попали в Караульный батальон, потому что их не взяли на фронт в качестве «фронтовых бойцов» или на работу в полицию. Что касается членов контрастной группы, то мотивацией для большинства из них послужили «лучшие условия труда». Вот какое получается соотношение:

Естественно предположить, что данное различие в мотивации окажется тесно связанным с рвением в реализации целей, поставленных немцами в лагере, восприятием их ожиданий и исполнением приказов.

Давление на норвежцев со стороны немцев и условия жизни в лагере

ОБУЧЕНИЕ:

Прежде чем попасть на действительную службу, все норвежцы прошли в течение нескольких месяцев курс обучения. Командный состав был частично норвежским и частично немецким. Курс обучения состоял из обычной военной подготовки и обучения охране заключенных. У нас имеются фотографии, показывающие норвежцев из второй партии, которые проходят обучение охране заключенных, а также имеются показания свидетелей о том, что норвежцы из первой и второй партий проходили такое обучение. В 8 говорит об этом обучении следующее: «Мы прошли через строевую подготовку СС, самую крутую в мире, и мы стали суровы как волки».

Насчет идеологической части обучения больших сомнений быть не может. Так, В 5 говорит следующее: «Члены партии „Национальное единение“, которые верили словам немцев, имели заранее сложившееся предвзятое мнение о сербах. Мы сначала прошли курс обучения, во время которого нам сказали, что при попытке бегства в русского следует стрелять по ногам, чтобы он не сбежал, ибо русские люди хорошие. Но серба при попытке бегства следует застрелить, ибо все сербы – чернь поганая…»

В 6 говорит следующее: «В начале обучения у нас были уроки по идеологии».

Это обучение продолжалось и во время пребывания в лагере. Так, например, А 1 говорит следующее:

«Нам постоянно твердили, что правила охраны гласят то-то и то-то, и вбивали в голову, что неисполнение наказывается так-то и так-то. Постоянно ходили слухи о том, что они наказывают не только самого человека, но и его семью».

А 7 говорит следующее:

«Мы были в большинстве молодыми парнями – мало где бывали, мало что видели и не имели жизненного опыта. У нас не было предпосылок, чтобы понять все последствия происходящего, и поэтому мы стали легкой добычей для немцев. Они показывали нам фотографии сербов, совершавших преступления, и говорили о том, что германцы так не поступают. И как ни странно, если вам твердят что-то несколько раз в неделю, то это действует. И мы совсем не представляли себе, что такое находиться в заключении».

Согласно показаниям одного норвежца, один немец как-то сказал ему следующее: «Вы бы только знали, что это за люди. Сплошные уголовники, у каждого на совести несколько убийств».

В 21 объясняет, почему некоторые охранники вели себя так жестоко:

«Это все было из-за немцев. Наши охранники хотели дружить с немцами. Чем хуже они себя вели по отношению к сербам, тем лучше к ним относились немцы. Если ты причинял вред сербам, то мог рассчитывать на медаль от немцев. А если какой-нибудь серб тебе почему-то не нравился, ты мог его просто-напросто застрелить и еще потом получить награду от немцев».

Нет оснований полагать, что это последнее высказывание преувеличено. Совершенно ясно, что немцы относились к сербам на основании своей идеологии. Немцы показывали норвежцам пример в отношении к заключенным, и этот пример, возможно, сыграл немаловажную роль в обучении.

Задачи:

Задачи норвежцев – с точки зрения немцев – были определены их подготовкой и правилами охраны, которые постоянно ужесточались. Заключенных надо было заставлять тяжко трудиться и выжимать из них последние соки. При попытке к бегству следовало стрелять на поражение и без предупреждения. Мы не знаем ни одного случая, когда убийство заключенного привело бы к порицанию или наказанию со стороны немцев. Напротив, нам известен целый ряд случаев, когда охранников за убийство хвалили и награждали.

Имеются, однако, основания полагать, что для второй партии охранников немцы сформулировали эту задачу менее ясно, чем для первой. Вторая партия служила в течение временного периода с конца 1942 до начала 1943 г. Видимо, немцы в этот период уже не были так уверены в исходе войны.

Условия жизни норвежцев в лагере.

У исследователей возникло впечатление, что материальные условия жизни в лагере у второй партии охранников были несколько лучше, чем у первой. Условия жизни заключенных были также соответственно несколько лучше. Вообще нельзя говорить о том, что условия жизни норвежцев были ужасными – ни для какой из партий, – однако, для многих они оказались хуже, чем ожидалось. Санитарные условия были на примитивном уровне, бараки были плохие и переполнены. Особенно плохие условия были во временном лагере Бьёрнефьелль осенью 1942 г. Но даже там норвежцы жили в бараках, в то время как у сербов и того не было – они жили практически без крыши над головой высоко в горах за колючей проволокой. Что касается еды, то она была хорошей, и можно было всегда попросить добавки. Здесь действовал закон о полярном снабжении для норвежцев, работающих за полярным кругом. Доступ к таким специфическим товарам, как алкоголь и табак был различен в зависимости от лагеря. Одежда была, по всей видимости, неважной. Многие охранники утверждали, что заключенные были одеты лучше, чем они.

Данное впечатление относительно материальных условий жизни норвежцев в лагере сложилось у нас еще до начала интервьюирования, а впоследствии постоянно укреплялось с появлением новых материалов. Мы включили эту тему в интервью вовсе не для получения фактических сведений. Мы предполагали, что точки зрения по этому вопросу, возможно, будут разными у членов обеих групп – экстремальной и контрастной.

В отношении жилья и еды ответы на вопросы можно представить следующим образом:

Соотношение высказываний о плохих и хороших условиях:

Данных немного, но общая тенденция ясна. Члены экстремальной группы более склонны жаловаться на условия жизни и менее склонны хвалить их, в то время как члены контрастной группы из первой партии менее всего склонны жаловаться и больше всего склонны хвалить эти условия. Вторая партия контрастной группы находится в промежуточном положении. Такое же соотношение складывается в отношении еды.

Самое естественное объяснение различий между двумя группами в первой партии заключается в том, что члены контрастной группы в большей степени, чем члены экстремальной группы, идентифицировали себя с сербами.

Таким образом, у них сложились иные критерии оценки материальных условий жизни. Вряд ли можно объяснить данное различие тем, что члены экстремальной группы «привыкли к более хорошим условиям», иными словами, принадлежали к более обеспеченному социально-экономическому слою общества.

Естественно предположить, что данное различие в референтной группе тесно связано с тем, как различные категории охранников помогали сербам.

Нет необходимости подчеркивать умозрительный характер данных размышлений. Однако независимо от обоснованности наших рассуждений, в результате сложившейся ситуации члены экстремальной группы из первой партии субъективно более сильно ощущали страдания от плохих материальных условий, чем члены контрастной группы той же партии.

Членов обеих групп систематически спрашивали об условиях их работы, в особенности, о длительности рабочего времени. Однако результаты опроса вряд ли поддаются количественному изображению. Приведем некоторые примеры высказываний, которые позволяют получить некоторое впечатление по данному вопросу.

Так, А 5 отвечает следующее на вопрос о свободном времени: «Если они приходили посреди ночи, нам было все равно. У нас была такая тяжелая работа, что мы не просыпались. Слишком сильно уставали».

А 6 отвечает на этот же вопрос следующее:

«Свободного времени было мало – один день в месяц. Вставали мы около шести часов. В семь часов было построение с принесением присяги, а заключенные приходили с половины восьмого до восьми. У заключенных был обеденный перерыв, когда они могли развести костер и сварить кофе, мы же должны были нести вахту все время, примерно до половины четвертого. Потом каждый вечер мы по два часа дежурили на вышке, а ночью у нас было четыре часа свободного времени. Так что мы могли выспаться только в единственный свободный день в месяце. И так мы трудились до самого отъезда».

А 7 дает общую характеристику условий жизни, которая также подкрепляет позиции различных категорий охранников насчет материальных условий:

«В лагере Ботн после дождя сразу же становилось очень слякотно. Наши бараки были наихудшими среди всех, имевшихся у немцев – с маленькой печуркой и без чердака. На нас были кожаные ботинки, которые совсем прохудились. Нам было хуже, чем заключенным, потому что у тех были деревянные башмаки. Мы почти все время были промокшими, и немцы постоянно на нас кричали. Они нас терроризировали. Их цель состояла в том, чтобы нас поработить. Нас было тридцать норвежских охранников, и мы жили в трех комнатах. Свободного времени у нас почти не было. Нас гоняли как собак. Нам даже в наш единственный свободный день не давали покоя, если кто-то совершал малейшую провинность. Тогда наказывали всех вместе. В свободное время мы почти все время отсыпались. Покоя никогда не было. Да еще плохая еда. Суп только для вермахта. Немцы крали много еды, и особенно табак (!)»

Одно из высказываний А 16 указывает, однако, на то, что ситуация со свободным временем постепенно улучшалась:

«Вначале мы несли вахту с утра до вечера. Случалось также, что ставили в караул и ночью, а на следующее утро, как только рассветало, ставили на дежурство на вышку. Потом мы спали один день и одну ночь. Но случалось нередко, что после ночного дежурства приходилось идти и охранять заключенных во время работы. По ночам мы ходили в дозор. Два часа дежурили и два часа отдыхали. Но чаще всего мы только охраняли заключенных днем, а потом отдыхали».

В целом у нас сложилось мнение, что у первой партии охранников продолжительность рабочего дня была больше и времени для сна меньше, чем у второй. Частично это объясняется тем, что вторая партия находилась в Северной Норвегии в середине зимы, когда там было так холодно, что заключенные могли работать лишь несколько часов в день.

Атмосфера в лагерях характеризовалась целым рядом различных факторов, в том числе тем, что мы уже упомянули в данной главе. Приведем еще несколько цитат, чтобы показать, как охранники воспринимали эту атмосферу.

Так А 6 говорит следующее в продолжение того высказывания, которое мы приводили в предыдущем разделе в качестве ответа на вопрос о том, употребляли ли они специальные возбуждающие таблетки во время дежурства (как это указывалось в одном из документов):

«Некоторые из нас отказывались нести охрану без перерыва, ссылаясь на усталость. Тогда комендант пригласил нас к себе и дал нам таблетки, которые не позволяли уснуть. Это произошло после нескольких месяцев службы. Я сказал, что мы принимали такие таблетки, и суд счел это отягчающим вину обстоятельством. Другие же не признались в этом, хотя тоже принимали таблетки. Что касается спиртного, то нам выдавали одну бутылку в месяц. Красного вина было вдоволь. Оно было горячим. Я вырос в религиозной семье и никогда ранее не пил спиртного. Но здесь была настоящая пьянка. Мы страшно уставали за день и хотели вечером кутнуть. И еще стопка оставалась на утро, чтобы прийти в норму».

А 12 отвечает на вопрос о том, откуда бралось спиртное:

«Этим нас немцы снабжали. Мы выпивали, бывало, в день по пол-литра водки и несколько бутылок вина».

А 14 отвечает на вопрос об отношениях между норвежцами: «Отношения между пожилыми и молодыми были неважными. Мы были более агрессивными и исполнительными, чем пожилые. Один из них все время клевал носом, и нам пришлось его запугать. Мы пили слишком много водки, и из-за этого молодым приходилось дежурить в два раза больше».

– А откуда бралась водка?

«Многие не пили, так что остальным доставалось больше. Рацион составлял полбутылки водки в неделю плюс еще одна бутылка в месяц. А, кроме того, еще две бутылки крепленого вина в месяц. Обычного плохого немецкого вина мы могли купить сколько хотели».

– Так было во всех лагерях?

«Нет, за распределение отвечали немцы. Кифер (комендант лагеря) мог выпить сколько угодно и не пьянел. Он был у нас начальником в Бейсфьорде, и нам ни капли водки не доставалось, но пустых бутылок все равно было много. Он был тот еще скотина. Если бы он мне после войны попался, то я бы ему показал».

В 27 рассказывает следующее:

«Норвежцы получали одну бутылку водки на четверых время от времени. А еще некоторые выкупали чужой рацион, так что им больше доставалось. Тогда в бараке находиться было просто невозможно. Вначале было лучше, но в последние месяцы стало совсем невыносимо. Мы все злились друг на друга».

Другие охранники не имели столько спиртного. Так, А 16 говорит следующее:

«Все было плохо – и еда, и обувь, и одежда. Немцы воровали товары, поступавшие в лавку. Черти окаянные! Как-то в ночь на Ивана Купалу комендант сказал нам, что ему не в чем нас упрекнуть, и что мы можем купить по бутылке пива. Но никто не купил. Тогда каждому дали по маленькой бутылочке водки. Мы ведь не знали, что нам положено, а что нет».

А 21 подобным же образом отвечает на вопрос о том, часто ли они выпивали:

«Не так уж часто. Ну, по наперсточку водки время от времени. Или кислое рейнское вино. Нам оно не нравилось».

Другие обстоятельства также имели значение. А 2 говорит следующее на вопрос об отношениях между немцами и норвежцами:

«Мы попали между молотом и наковальней. Мы должны были охранять заключенных, полиция – патруль – следила за нами, а за ними уже СС. Хороших отношений и не могло быть, когда они таким образом растрачивали человеческий материал и заставляли нас так много трудиться. По прибытии нас встретил сам Дольф (комендант лагеря). Он был небрежно одет и похож на ковбоя, орал истеричным голосом, здесь неизбежно должны были возникнуть противоречия».

А 16 на вопрос, как он сам расценивает свое поведение, говорит между прочим следующее:

«Немцы, которых направили туда на Север, были совершенные психи. Кифер, к примеру, настоящий дьявол во плоти. Сунул нам кулак под нос сразу же, когда мы приехали. Мы должны были исполнять приказ, в противном случае нас ждала виселица. 15–16-летние парни так долго там находились, что думали, что так и должно быть».

В 10 отвечает на тот же вопрос так:

«Там в лагере на Севере каждый начинал думать, как остальные. Все проходило в непрерывной гонке, начиная с подъема в пять часов утра. Ты предоставлен сам себе только один час вечером, на размышления не было времени. Реакция на происходящее наступила у нас лишь впоследствии. Мы там были не в себе».

В 4 говорит следующее в ответ на вопрос об отношениях между немцами и норвежцами:

«Отношения были напряженными. Большинство из нас были разъярены. Во всяком случае, таковы были отношения между нами и офицерами. Мы были страшно возмущены их криком и ревом».

А 15 отвечает на вопрос о том, как он относился к сербам:

«Мы были настолько ошеломлены, что ничего не понимали. Везде лежал снег, было холодно, и местность была совершенно непроходима. Бараки были рассохшиеся. Заключенные смотрели на нас исподлобья и также подозревали неладное. Немцы вели себя совершенно непредсказуемо. Комендант лагеря Кифер попал сюда из психбольницы в Германии. (Разумеется, это, возможно, было и не так, но все равно интересная характеристика). Он постоянно носил с собой кнут, которым стегал нас и заключенных. Лично меня он ударил в лицо. В пьяном виде он был совсем невыносим. Почему вы оттуда не сбежали, спрашивали меня потом. Я не знал, где нахожусь и только примерно ориентировался в направлении. Вокруг был снег, лед и горы, куда ни глянь».

А 26 отвечает на вопрос об условиях, в которых он находился:

«Условия были разные. Мы жили почти так же плохо, как сербы. Разумеется, еда была несколько лучше, но бараки были совсем не для зимы. Мы приехали в лагерь Усен в июле, но почти все время лили дожди. Было сыро и грязно, одежда была плохая. Сначала мы приехали в Нарвик и строили там бараки. Из всех, кто работал на немцев, никто так не вкалывал, как мы. Еды почти не было, а работа жутко тяжелая. Потом работали 14 дней в лагере Бьёрнефьелль – переносили различные стройматериалы. Еда была лучше, но от работы мы так уставали, что вечером валились с ног. Затем нам внезапно приказали двигаться дальше – дали четыре минуты на сборы, и мы конечно половину вещей забыли. Плыли из Нарвика до поселка Эльсфьорд на открытой рыбачьей шхуне под проливным дождем. По прибытии на место топали целую милю пешком ночью⁹², а затем сразу на службу. Жили в холодных бараках с маленькой печуркой, денег почти не получали, хотя работали мы исправно».

А 28 говорит следующее:

«Зимой в Финнмарке было жутко холодно. Как-то ночью температура опустилась до 52 градусов мороза. Заключенные почти все время сидели в бараках. Стояла тьма. Было очень тяжело».

Один охранник из первой партии, которого многие свидетели характеризовали как человека очень доброго и мягкосердечного, в своих свидетельских показаниях дает общее описание атмосферы в лагере:

«Охранникам было строго запрещено садиться во время службы. Несмотря на запрет, я как-то сел, поджидая заключенных, которые шли по дороге. Не успел я и глазом моргнуть, как на меня из лесу выскочил немец – начальник охраны. Он разразился страшнейшими ругательствами и ударил меня по лицу наотмашь. По окончании вахты всех норвежцев построили, меня поставили в стороне и заставили стоять навытяжку, пока немец – комендант лагеря ругался и всячески поносил меня и мое поведение.

Однажды немцы казнили 38 сербских заключенных за то, что двое сербов во время дорожных работ убили одного немца и сбежали. Сербов заставили самих копать себе большую братскую могилу под охраной норвежцев. Под громкие стенания и крики заключенных немцы расстреляли 38 человек, по пять за раз. Всех остальных сербов заставили смотреть на казнь, а немцы наугад отбирали тех, кого собирались расстрелять. Отбором занимался сам комендант лагеря. Немцы построили их, связали цепью и застрелили. Затем остальных сербов заставили тащить своих товарищей к братской могиле. Во время этой экзекуции всем норвежцам дали команду в ружье и поставили на вахте. Насколько я могу судить, большинство норвежцев были в шоке от происходящего, а я несколько дней в себя не мог прийти и жаждал только как можно скорее сбежать оттуда. Как я уже показывал ранее, мне удалось досрочно освободиться от этой работы. Все это был сущий ад, который мне хочется забыть… Когда я уволился с этой караульной службы в лагере Корген, меня, как и других норвежцев, заставили подписать заявление, что я никому ничего не расскажу, что я там видел и слышал…»

В общем и целом, атмосфера в лагерях была тяжелая. В некоторых лагерях большую роль играли алкоголь и возбуждающие средства. Мы не знаем точно, насколько это было распространено, поскольку эти факты скрывались. Нет, однако, сомнения в том, что общая атмосфера в лагерях была тяжелой. Немцы все время давили на охранников, материальные условия были плохими, в особенности для первой партии.

Отношения между группами

С самого начала мы обращали внимание на возможные образования групп в лагерях. Мы хотели проверить гипотезу о том, что самые жестокие охранники держались вместе и составляли одну группу и что их поведение частично можно объяснить желанием соответствовать группе, и что добрые охранники точно также составляли другую группу, и их хорошее поведение частично объясняется желанием соответствовать группе. Мы также хотели проверить гипотезу о том, что существовали противоречия между самими жестокими и добрыми охранниками. Мы хотели также раскрыть некоторые другие типы групповых отношений, в особенности, вопрос о позитивной идентификации с немцами, с одной стороны, и гуманных охранниках, с другой.