Текст книги "Ртуть"

Жаку кажется необычным и еще кое-что: королева послала к фаворитке мужа своего личного лекаря, знаменитого доктора Пойтвина, того самого, который находился у смертного одра несчастной дофинессы Маргариты. Мария повелела ему оставаться с Агнессой так долго, как того потребует ее осложненная беременность. Безусловная преданность лекаря королеве известна всем, и Жак уверен, что тот отнесется к ее поручению со всей ответственностью. Но сможет ли он – в своем весьма преклонном возрасте – сопровождать Агнессу, не отказавшуюся от своей безрассудной затеи поехать к королю в такую холодную погоду?

Что же все-таки понудило Агнессу – в ее-то положении! – отправиться в такое опасное путешествие? Ведь всему двору известно, что ее четвертая беременность протекает очень тяжело. Быть может, она узнала что-то такое, что заставило ее опасаться за жизнь короля? Или виною всему сомнения Повелительницы красоты в любви Карла? От своих осведомителей в доме Агнессы Жак узнает, доктор Пойтвин привез ей какие-то письма. Может, речь в них шла о кузине? Или о серьезном заговоре против короля? Но даже если и так – неужели Агнесса настолько не доверяет окружающим ее людям, что решилась сама отправиться к королю? Или опасность исходит от кого-то, настолько близкого к королю, что ее предостережение могло бы никогда до него не дойти?

Королевский двор уже в Жюмьеже, и о поездке Агнессы известно всем. Придворные подмечают и радость, озаряющую лицо короля при мыслях о ее приезде, и беспокойство за ее здоровье, время от времени терзающее его. И все же, основное внимание Карл уделяет военным действиям – как и должно быть. Для Жака пока еще остается тайной, что или кто занимает внимание короля ночью, но он твердо намерен выяснить это.

И вот наконец купец узнает, что после долгого и мучительного путешествия Агнесса со своей свитой прибыла к королю и расположилась в уютном поместье Месниль-су-Жюмьеж, принадлежащем расположенному по соседству аббатству. К сожалению, Жак не может поприветствовать ее лично – дела вынудили купца отлучиться.

Для любящих сердец наступает счастливое времечко. Король, упивающийся своим военным триумфом, теперь может разделить свою радость с любимой женщиной, в глазах которой он читает неподдельное восхищение. В слугах у Карла есть верный Жаку человек. И он сообщает купцу, что слухам о заговоре против него король не поверил, и страхи Агнессы, опасающейся за его жизнь, натолкнулись на полное равнодушие Карла. Скорее всего, он наивно полагает, что Агнесса просто соскучилась по нему и решила приехать несмотря ни на что. Вернувшись в Жюмьеж, Жак застает короля в прекрасном настроении – благодаря победоносной войне и любви своей дамы. И все вокруг радуются за него. А вот здоровье Агнессы оставляет желать лучшего, в чем с горечь убеждается Жак при личной с ней встрече. Ее улыбка и глаза могут обмануть Карла, но не его, и Жак пытается предупредить своего сюзерена.

Дела не позволяют купцу надолго задержаться в Жюмьеже, но те две недели, что он проводит при дворе, король и Агнесса нежатся в лучах своей любви – в компании придворных днем и наедине ночью. А иногда им и днем удается ускользнуть от посторонних глаз.

За то короткое время, что Жак проводит в Жюмьеже после прибытия Агнессы, его наблюдательные глаза подмечают перемену в отношении Антуанетты де Меньеле к своей кузине. Вроде бы ничто не указывает на это прямо и однозначно. Но у Жака нюх на такие вещи, и он просит Мари де Бельвиль, приехавшую с Агнессой из Лоша, хорошенько позаботиться о своей госпоже. Король избегает взглядов Антуанетты, но Жак явственно видит, что во взглядах, которые лицемерная подруга Агнессы бросает на нее и короля, появилось совершенно новое выражение – уверенность в собственной значимости, прежде совершенно ей не свойственная. Даже в ее манере передвигаться сквозит теперь какая-то надменность. И никакой робости в общении с ними обоими. В Руан по делам короля Жак уезжает сильно растревоженный.

Наконец наступает момент, когда король должен вернуться в свою армию. После долгого и нежного прощания с Агнессой Карл вскакивает на своего белого боевого коня и уезжает, пообещав своей любимой: «Я вернусь к рождению нашего ребенка – положись на меня!»

Глава 22

Вскоре после отъезда короля на войну у Агнессы начинаются схватки – долгие, тяжелые и болезненные, заканчивающиеся выкидышем мертвой семимесячной девочки. Но горевать о мертворожденной малышке времени нет: нужно спасать ее мать. Мадам Боте, увы, уже не соответствующая своему титулу, находится в надежных руках. Ее выхаживают и лекарь королевы, доктор Пойтвин, и лекарь короля Карла. Оба они – хорошие люди и опытные врачеватели. И оба считают, что Агнесса страдает от кишечных паразитов, и лечат ее, по обычаю того времени, препаратами с ртутью. К королю посылают гонца, и Карл поспешно возвращается к возлюбленной. Он как может утешает ее. Но задерживается ненадолго – ему необходимо вернуться на поле боя.

При Агнессе остается Мари де Бельвиль; кроме того, из своего дома в Руане на помощь к Агнессе спешно выезжает ее новая фаворитка Жанна, жена Пьера де Бризе, по пути разминувшаяся с Жаком Кером. Антуанетта и другие ее фрейлины также суетятся вокруг больной, по мере сил помогая врачам или пытаясь хоть чем-то облегчить ее страдания.

Свою готовность послать за любыми лекарствами, способными облегчить мучения Агнессы, выражает и ее друг, Этьен де Шевалье, которому Жак полностью доверяет. А духовник Агнессы, добрейший отец Дэнис, днями и ночами простаивает на коленях у постели своей подопечной, молясь о ее выздоровлении.

Пока Жак находится в Руане, он регулярно получает известия о состоянии Агнессы. Только одно воспоминание неотступно преследует его. Как-то раз, когда купец был еще в Жюмьеже, к нему с визитом пожаловала Мари де Бельвиль – чтобы выразить от имени повелительницы красоты благодарность за лекарственные снадобья, которые он якобы прислал ей в Лош с доктором Пойтвином. И вот теперь Жак мысленно все время переносится назад, пытаясь понять, при каких обстоятельствах он мог порекомендовать что-либо Агнессе или ее врачам. Такое, конечно, возможно. И все же странно. Жак – очень осмотрительный человек, особенно когда дело касается лекарств, тем более предназначенных его самой важной покупательнице и другу.

На протяжении десяти дней после разрешения Агнессы от бремени лекари прописывают Агнессе множество разных травных лечебных настоек и мазей, которые проносятся в покои Агнессы через комнату, где в ожидании томятся ее фрейлины и преданный Этьен. От одной из служанок лекари узнали, что больная даже согласилась проглотить целую чашу какой-то густой светлой настойки, содержащей ртуть. Служанки своими глазами видели, что эту настойку Агнессе принесла ее кузина Антуанетта. Проходя мимо девушек, она заверила их, что в это снадобье добавлен мед, делающий его сносным на вкус, и, по словам лекарей, оно должно избавить Агнессу от болезненного расстройства желудка. Все, что им остается – это молиться и надеяться.

А затем до Жака доходят новости о том, что вместо улучшения, состояние дорогой ему больной заметно ухудшается. Агнесса с каждым днем все больше слабеет и чахнет. И часто кричит от боли. Эти крики словно ножом по сердцу ранят ее подруг и друзей. Каждый раз, слыша их, они молча переглядываются, и с каждым криком Агнессы надежда в их глазах только меркнет. Дни текут невыносимо медленно, без видимых признаков улучшения. Но, по крайней мере, болезнь еще дает Агнессе передышки на сон, – узнает Жак из письма Жанны де Бризе.

Кошмар продолжается еще трое суток, прежде чем Жак приезжает в Месниль. Услышав о прибытии купца, Агнесса посылает за ним и Этьеном одну из своих служанок. Оба испытывают сильнейшее потрясение при виде больной: от женщины, еще недавно восхищавшей всех своей бесподобной красотой, осталась лишь блеклая тень. Агнесса просит их засвидетельствовать ее завещание, и с огромной тяжестью на сердце они соглашаются.

– Я ни о чем не жалею. Я любила только одного мужчину, моего короля, и любила его всем своим сердцем, – говорит им Агнесса, а потом обращается своей святой покровительнице, Марии Магдалине, умоляя ее о заступничестве перед Господом и Богоматерью.

Вместе с лекарями Жак и Этьен заверяют завещание и, снедаемые печалью, выходят в соседнюю комнату – молиться с Мари де Бельвиль и Жанной де Бризе. Время от времени к ним присоединяется и Антуанетта.

Когда они слышат о том, что Агнесса попросила принести ей Часослов, то понимают: ее конец близок. Чтобы умирающая могла услышать службу, в покои Агнессы ставят переносной алтарь, испрошенный Жаком специально для нее у папы Николая V. Агнесса просит также принести ей и другой подарок папы – индульгенцию, разрешающую ее от всех грехов на смертном одре. После лихорадочных поисков друзья узнают, что документ остался у нее в доме в Лоше. Как бы Агнесса ни волновалась из-за его отсутствия, посылать за документом уже слишком поздно. Но добрая душа, отец Дэнис, решается поверить ей на слово и отпустить все грехи перед тем, как она причастится.

Этьен и Жак остаются вместе с фрейлинами у покоев Агнессы. Когда отец Дэнис вновь появляется перед ними, он тихо шепчет: «Ее душа покинула бренное тело в шесть часов вечера сего понедельника, девятого февраля 1450 года от Рождества Христова», – и падает вместе со всеми на колени, чтобы помолиться о упокоившейся.

К королю сразу же посылают гонцов. И когда Карл прибывает, он поручает Этьену Шевалье – дорогому, настоящему другу Агнессы – организовать самые пышные похороны. Мадам Боте должны быть оказаны все почести, какие обычно оказываются королевской принцессе. Перед уходом на войну король пожаловал Агнессе титул герцогини, который та прежде опасалась принимать. Похоже, она не обманывалась в своих предчувствиях: терпение королевы и всех остальных не безгранично.

После кончины Агнессы Сорель ни горе короля, ни его желание воздать подобающие почести своей усопшей возлюбленной не знает предела. Карл повелевает поместить ее сердце в прекрасную урну в церкви в Жюмьеже, а доктору Пойтвину наказывает забальзамировать ее тело, чтобы потом перевезти его в собор Пресвятой Девы Марии в Лоше. Сопровождать погребальный кортеж туда король поручает Этьену Шевалье, и тот с готовностью повинуется сюзерену. Жак Кер тоже едет в Лош по распоряжению Карла VII, чтобы присутствовать на церемонии погребения. А затем король повелевает соорудить роскошную гробницу из алебастра со статуей Агнессы на крышке с герцогским венцом вокруг головы. Герцогство – высший дворянский титул, которым мог пожаловать король, и женщины этого титула удостаивались крайне редко. А Пьер де Бризе просит молодого поэта Жака Миле сочинить стих, прославляющий красоту, благородство и великодушие Агнессы, чтобы выгравировать его на постаменте ее памятника.

Великолепие памятников, которые король планирует воздвигнуть в честь своей возлюбленной Повелительницы красоты, знаменует полный разрыв с традицией. Никогда прежде ни одну фаворитку, ни возлюбленную, ни наложницу, не возносили до таких высот. При жизни Агнессы король почитал и открыто признавал ее, но истинная глубина его привязанности и преданности ей становится откровением для двора. «И, без сомнения, для королевы», – думает Жак.

Что до пунктов ее завещания, которое Жак засвидетельствовал вместе с лекарями и Этьеном, то все, чем Агнесса владела – исключительно по милости короля – она распорядилась распределить между Церковью и неимущими. В завещании повелительницы красоты не были упомянуты ни члены ее семьи, ни три ее незаконнорожденные дочери. По закону эти три девочки принадлежат отцу, и качество их будущей жизни будет зависеть от его щедрости.

Причиной смерти Агнессы оба королевских лекаря сочли родильную горячку, нередко развивающуюся после родов – особенно таких тяжелых родов, какие у Агнессы. Все, кто заботился о ней, знали о муках, которые она претерпела во время и после родов, и, что еще хуже, о ее разложении. Как эта высокомерная дама должна была страдать – не только из-за боли, но и из-за отвращения к своему собственному разлагающемуся телу!

Скоропостижная и неожиданная смерть любой важной персоны неминуемо вызывает толки об отравлении. Ведь в придворных кругах именно яд чаще всего бывает причиной быстрого ухода человека в мир иной. Однако когда становятся известны голые факты – осложненная беременность, изнурительная поездка к королю на север в худшую из зим на людской памяти, болезненные преждевременные роды и рождение мертвого ребенка – разговоры об отравлении затихают.

Впрочем, у Агнессы действительно имелись враги – не столько из-за ее характера, сколько ввиду ее особого положения у трона короля (и в его постели). Многие считали ее влияние на суверена гораздо большим, чем оно было в действительности, хотя по свидетельству лиц, особо приближенных к королю, Карл VII на самом деле не слушал вообще никого. Некоторых сановников и придворных оскорбляло и глубоко возмущало ее вмешательство – и даже одно ее присутствие на совещаниях королевского совета. Жак Кер как-то обсуждал это с Пьером де Бризе, и оба согласились, что король, которого они знали и за которым наблюдали уже не один десяток лет, воплощал в своей ипостаси двух разных людей – искателя удовольствий и главу государства – и эти двое редко сходились в своих мнениях или действиях.

Не проходит и трех месяцев со смерти Агнессы Сорель, новой фавориткой короля становится Антуанетта де Меньеле. Правда, с одним отличием. Если в случае с Агнессой Карл VII даже не думал следовать обычаю и подыскивать ей официального мужа, достаточно сговорчивого, чтобы дать ее детям от короля свое имя, то Антуанетту он быстро выдает замуж, выбрав ей в супруги Андре де Вилликье, своего бывшего камергера и любимчика.

Во время скандала, сопровождавшего кончину дофинессы Маргариты, Вилликье поразил Жака Кера своей алчностью и корыстолюбием. Чем не достойная пара Антуанетте! Если верить слухам, то Вилликье был одно время ее любовником; возможно, она даже сама рекомендовала его королю как подходящего кандидата себе в мужья.

Церемония бракосочетания Антуанетты и Вилликье проходит через семь месяцев после смерти Агнессы Сорель, с необыкновенной помпой. На жениха проливается целый ливень королевских щедрот: мало того, что он становится членом совета, так его еще и назначают губернатором Ла-Рошели (подальше от двора!). Более того, король понуждает Жана де Дюнуа отказаться от всей собственности, пожалованной ему за множество услуг, и передать ее Антуанетте.

Вилликье король жалует Сен-Совер-ле-Виконт в Нижней Нормандии, а Антуанетта получает в дар несколько островов. В качестве приданого король выделяет ей на жизнь две тысячи ливров в год (хотя Жак Кер со злорадным удовольствием сообщает Мари де Бельвиль, что это лишь половина той суммы, которую Карл выделял ежегодно Агнессе Сорель).

Жак Кер невзлюбил Антуанетту де Меньеле с момента ее приезда ко двору. И он видел, что Пьер де Бризе, которого король вместе с ним обязал заботиться о своей фаворитке, испытывал к Антуанетте такую же неприязнь. Только держался с ней более тактично! Антуанетта всегда стремилась получить от окружающих все, что было можно, но расположить к себе этих двух мужчин, в прошлом ревностных опекунов Агнессы, ей так и не удалось. Как и следовало ожидать от откровенной приспособленки, Антуанетта играла свою роль совершенно. И, возможно, временами ее общество действительно было приятно Агнессе, изначально пригласившей Антуанетту в Лош для ухода за своими детьми; мадам Боте было невдомек, что эта роль совсем не устраивает ее честолюбивую кузину.

Король продолжает осыпать дарами свою новую фаворитку. Он жалует ей городок Исудён и замок Агнессы – чрезвычайно щедрый дар, поскольку Жак Кер заполнил его прекрасными и ценными вещами, отобранными вместе с Агнессой в его лавках. До чего же купцу не по душе затея Антуанетты занять ее место таким подлым и циничным способом.

Быстрота, с которой возносится эта двуличная чета после кончины Агнессы, не дает Жаку покоя. Может быть, Антуанетта и Вилликье уже давно готовились к этому? Уж не Антуанетта ли надумала запугать Агнессу письмами о грозящем королю заговоре, вынудившими беременную женщину пуститься в дальний и опасный путь, во время которого она вполне могла потерять ребенка и даже умереть? Именно Антуанетта находилась при Агнессе, когда та прибыла в Жюмьеж. И она же не отходила от Прекрасной дамы до самой ее кончины.

С другой стороны, раз уж Антуанетта все равно пробралась в постель к королю – она ведь могла оставаться его любовницей и дальше, даже при живой Агнессе. Жак – не единственный, кто допускает, что король уже «попробовал» на вкус Антуанетту. К тому же, Агнесса за шесть лет беременела четыре раза, и, когда это случалось, она на несколько месяцев покидала двор. Но только в эту последнюю, тяжелую беременность Жак осознал, что ее красота блекнет, хотя никто из близкого окружения короля не замечал, чтобы Карла это волновало. Король был достаточно мудрым человеком, чтобы ценить Агнессу не столько за красоту, сколько за искреннюю любовь к нему. Да, ей нравилось, когда король ее баловал подарками, но сама она никогда ничего не просила, и ее любовь к нему была действительно бескорыстной.

Что по-настоящему беспокоит друзей Агнессы в отношении новой королевской фаворитки, так это то, что Антуанетта не обладает ни одним из тех замечательных качеств, которыми славилась ее предшественница. Антуанетта не отличается ни чистотой сердца, ни чистотой души. И им уже ясно, что эта особа способна потворствовать пагубным наклонностям короля к расточительству и разврату и таким образом крепко привязать его к себе. Какой печальный итог всем усилиям королевы Иоланды, потратившей на Карла столько времени, и Агнессы Сорель, искренне любившей его и старавшейся развить в нем самые лучшие качества! И какой бедой оборачивается теперь смерть Повелительницы красоты для жизни двора да и всей страны! Правда, этими мыслями Жак делится только со своей женой Марсэ.

* * *

Еще одним человеком, способным, по мнению Жака Кера, навлечь на двор дурную славу, является Гильом Гуфье. Он опекал Агнессу в Бельведере и во время ее поездки в Жюмьеж, и он – один из многих молодых дворян при королевском дворе, кто постоянно захаживает в лавки купца, чтобы побаловать себя роскошными вещицами, поджидающими там своих покупателей. Гуфье страстно любит роскошь и откровенно потакает этой страсти. Но откуда он берет столько денег на свои прихоти – особенно на великолепных лошадей, прекрасные ткани и потрясающие меха? Откуда такая страсть к лошадям – страсть, которой себя позволяет завлечь и король? Что за этим кроется? Может быть, Гуфье – своего рода лазутчик при короле? Жак никогда не доверял Гильому, и купца не удивил бы никакой его проступок – и даже такое преступление, какое Жаку и представить себе немыслимо.

Теперь, когда две замечательные посмертные обители для Повелительницы красоты завершены – одна в Жюмьеже и другая в Лоше – война слишком сильно занимает Карла VII, чтобы он публично выказывал свою печаль по утраченной любви. К тому же у него есть Антуанетта. Два преданных друга Агнессы тоже оплакивают ее в душе, но жизнь продолжается и дела не ждут.

Глава 23

За минувшие двадцать лет Жак Кер упорным трудом и ловкостью создал огромную торговую империю. Он держит своих торговых агентов (а у него их целых три сотни!) во всех портах Европы и Востока, и к его флотилии торговых судов, ходящей под флагом Франции, везде относятся с почтительным уважением. Известность Жака в коммерческом мире может сравниться лишь со славой его друга Козимо де Медичи, который также начинал простым купцом и со временем стал могущественным правителем. О состоянии нашего героя ходят легенды. Недаром в Бурже говорят: «богат как Жак Кер». Слухи о несметных богатствах купца породили и другой миф: будто бы подковы его лошадей отлиты из чистого серебра, что добывается в его рудниках!

Огромный особняк, возводимый Жаком в его родном городе для себя и своей семьи, долженствует стать памятником, которому предназначено пережить хозяина и увековечить славу о нем в веках. Дом отражает многие аспекты как личности, так и самой жизни Кера: его восприятие культуры и эстетические предпочтения, его путешествия, находки и открытия, его любовь к природе, растениям и животным, его интерес к алхимии и его страсть к играм и всякого рода тайнам. Этот дом и правда полон разных секретов, которые таятся как в отдельных деталях, так и в общем декоре особняка.

Проект особняка уникален по планировке. В центре – большой внутренний двор. Восемь разных входных лестниц обеспечивают независимость отдельных частей дома. Над тремя из них высятся башенки. Доминантой всего комплекса выступает центральная башня. Жак всегда увлекался архитектурой и строительством, и возведение своего дома в Бурже оборачивается для него незабываемым опытом, приносящим и наслаждение в процессе строительства, и удовлетворение по его завершении. На протяжении всех четырех лет, пока строится дом, Жак подбирает мебель, ковры, гобелены и прочие вещи с обстоятельной тщательностью. А как же иначе? Ведь именно они придадут его детищу законченный и совершенный вид! Однако наибольшее удовольствие ему доставляет декоративная отделка здания.

Когда в Бурж приезжает Жан де Вилляж со своей женой Переттой, ее дядя не может устоять перед желанием показать им каждую деталь.

– Жан, мой дорогой племянник! И ты, Перетта, любимая моя племянница! Послушайте меня: я должен объяснить вам свою задумку. Вы заметили, что план здания неправильной формы? – спрашивает гостей Жак и, не давая им ответить, с воодушевлением продолжает: – Это потому, что он ограничен с одной стороны опоясывающей римской стеной, а с другой стороны – стенами других домов. Не кажется ли вам, что смешением разных стилей двух фасадов дома достигается замечательный общий эффект, а именно – гармония?

И Жан с Переттой вынуждены согласиться, хотя им лично план кажется странным. Парапетную стену особняка украшают три башни, одна из которых возведена с балюстрадой. Башни расположены на разном расстоянии друг от друга и к тому же разнятся формой и величиной. Другой фасад здания, выходящий на улицу, украшают две башни и пышный резной декор в стиле «пламенеющей» готики.

– А теперь подойдите сюда. Взгляните-ка вон туда, между башнями. Видите балкон с изысканной открытой балюстрадой? Там вырезан мой девиз: «Для отважного сердца нет преград». Как вы его находите?

При виде того, с каким наслаждением дядя расписывает им мельчайшие детали особняка, Жан и Перетта не могут сдержать улыбки.

Когда к молодой чете выходит Марсэ, Жан говорит ей:

– Дорогая тетушка, я долго отсутствовал в Бурже, разъезжая по делам дяди Жака, и даже вообразить себе не мог, как за это время преобразился ваш дом.

– И что вы о нем думаете, мой милый Жан?

– Должен сказать, он радует глаз и будоражит любопытство загадочностью декора.

А Перетта добавляет:

– Я заметила, что по обе стороны изящного балкона, смотрящего на улицу, в стене вырезаны два ложных проема, имитирующие наполовину раскрытые окна, и из каждого из них высовывается фигурка – одна мужская, другая женская. И позы у них такие, словно они со своих смотровых площадок ведут наблюдение за всем, что происходит вокруг. Какой необычный прием внешней отделки здания!

Жан бросает на жену суровый взгляд.

– Все в порядке, – хмыкает Марсэ. – Знаете, что говорят об этих фигурках люди? Они считают, что это ваши портреты! Признаюсь честно, я не в курсе, кто их придумал – ваш дядя или скульптор. Но я нахожу их очаровательными, да и люди отчасти правы: ведь вы оба ревностно блюдете дядины интересы и следите за тем, как я справляюсь со своим большим домашним хозяйством.

Марсэ заливается смехом, и Жан с Переттой с явным облегчением подхватывают его.

Неодинаковые по форме, высоте и ширине окна и двери характерны для всего здания, а высоко под потолками по стенам комнат бегут фризы с различными изречениями и девизами. Но если одни из них понятны и прозрачны, то смысл других туманен и трудно постижим. Жан де Вилляж – слишком разумный человек, чтобы, став в результате женитьбы членом семейства Кер, провоцировать в нем разногласия своим неуместным любопытством. И все же он не может удержаться и не спросить свою жену:

– Перетта, душенька! Почему твой дядя украшает свой дом множеством загадочных изречений и образов. Или он намеренно хочет внушить гостям, будто у него есть свои секреты и тайны. Ведь обычно человек, действительно имеющий тайны, всячески скрывает их, лишь бы их не разгадали другие люди. Может быть, для дяди это своеобразная игра?

Перетта любит мужа и не уступает ему, а может быть и самому дяде, в прозорливости:

– Должна тебе признаться, дорогой: я всегда подозревала, что дядя Жак состоит в каком-нибудь тайном обществе, а может быть, даже и не в одном. В нашем городе таких хватает! Да и ты мне рассказывал о разных сектах, о которых слышал во время своих поездок. Я и правда не знаю ответа на твой вопрос. И вынуждена с тобой согласиться: в жизни дяди есть что-то такое, о чем даже тетя Марсэ не склонна рассказывать. Но я искренне верю: во что бы дядюшка ни оказался вовлечен, он преследует благие цели.

Жан де Вилляж бросает на жену долгий взгляд.

– Да, я думаю, ты права. Я тоже допускаю, что он вовлечен во что-то такое, о чем нам не полагается знать. Если он сочтет нужным, он сам обо всем нам расскажет, – говорит Жан, и больше они с Переттой не поднимают этой темы.

Помимо странных изречений и резных деталей, повсюду в доме – на стенах и потолочных сводах, на капителях колонн, оконных рамах и обрамлениях дымоходов – можно увидеть писаные маслом, резные или лепные сердца, раковины и новый герб семейства Керов. И повсюду, снова и снова, повторяется девиз купца, в котором удачно обыграно его имя: «Для отважного сердца нет преград!» Слова девиза высечены в камне, вырезаны в дереве и даже инкрустированы на предметах меблировки. И племянник, и племянница Жака Кера знают: в эти слова он верит свято и безгранично – под стать благородным рыцарям. И пока они об этом рассуждают, Марсэ добавляет:

– Вы правы. В этом и есть секрет моего мужа. С той самой поры, как он начал бывать с отцом в доме нашего герцога Жана, Жак всегда верил в ценности рыцарства – долг, честь, справедливость, великодушие и доблесть.

И все-таки Жак – купец, и очень успешный купец. А торговля по своей сути противоречит этим великим и благородным устремлениям. Ведь зарабатывать деньги таким путем обычно подразумевает наживаться на алчности или глупости других.

Кроме девиза Жака в декоре дома часто повторяются еще три слова: «говори, делай, молчи». Иногда, правда, встречается только одно из них: «молчи». Все эти слова соотносятся с известным изречением алхимиков: «De ma joie du grand oeuvre; dire peu; faire beaucoup; taire toujours» — «Великое Делание (алхимия) приносит радость; но, совершая его, говори мало, делай много и молчи всегда».

Буржские алхимики не причисляют Жака Кера к своему братству; для них он – всего лишь купец, владеющий рудниками и разрабатывающий их в коммерческих целях. И если с помощью игры слов и таинственных символов в декоре своего особняка он хочет казаться более загадочным и более сведущим, чем есть на самом деле – то почему нет? Однако Жак, торгуя серебром, золотом и другими металлами, сумел разбогатеть. И разве не лучший способ польстить настоящим алхимикам города – использовать их символы в декоре своего роскошного особняка? Об этом размышляет Жак де Вилляж, пока его дядя продолжает показывать ему и Перетте дом.

– Посмотрите-ка сюда – в этой резьбе запечатлены эпизоды моих путешествий. Вот – галеоны, идущие на всех парусах. Вот – пальмовые деревья с датами, знаменующими важные вехи в моей средиземноморской торговле, которую ты так хорошо ведешь, мой дорогой Жан. А вон на той резной панели, чуть выше, запечатлена константинопольская акация. А там – апельсиновые деревья, которые так удачно прижились в Провансе.

Перетта замечает, что под апельсиновыми деревьями вырезаны какие-то цветы.

– Дядя Жак, а эти цветы ты привез в Прованс тоже с Ближнего Востока или из Неаполя? Буржские зимы слишком суровы для них. Значит, они – «чужестранцы»?

– Умница! – восклицает с удовольствием Жак. – Да, мне доводилось поставлять из Неаполя цветы и деревья жителям Прованса и даже ко двору, для королевского сада. Ты права, Перетта, климат Буржа им не подходит, а вот в Провансе они хорошо принимаются и быстро идут в рост.

– У тебя в резном декоре повторяется еще один мотив – вертикальное перо. Оно символизирует ту сказочную птицу, о которой ты нам часто рассказывал в детстве? Ту, что воспевали в своих сочинениях персидские и арабские поэты?

– А вот и нет, моя наблюдательная племянница. Это перо воплощает голубей, которых я научился у арабов тренировать и использовать для передачи посланий. Подойти сюда – я покажу тебе голубятню, которую я построил под крышей; на ней таких резных перьев еще больше.

Перетта замечает несколько горельефных фигур, высеченных в каменных стенах.

– Жан, смотри, это, наверное, наш дядя Жак! – подзывает она мужа. Перетта не ошибается – это действительно фигура Жака в подбитом мехом кафтане, с кинжалом на боку и тюрбаном, обмотанным вокруг головы, с концами, свешивающимися на уши. – Как мило, дядя – ты держишь масонскую кирку!

– Да, я ведь не только купец, но и еще какой-никакой строитель. Присмотрись – в другой руке у меня букет цветов, который я преподношу Марсэ!

В этом горельефе Жака окружают десять фигур, одетых одинаково изысканно. А рядом, высоко на стене, вырезано еще одно изречение, которое повторяется несколько раз: «В закрытый роток муха не влетит» – намек на то, что Жак умеет держать язык за зубами и хранить тайны, как священник в исповедальне. Ведь он с молодости усвоил житейскую мудрость: «Молчи больше, проживешь дольше». Есть в горельефе и фигура лежащей на земле женщины с короной на голове, которую она своей приподнятой рукой словно бы хочет сбросить. Из-за резной листвы выглядывает еще одна коронованная фигура, выглядящая озабоченной, а третья фигура ухмыляется – это шут в колпаке с бубенчиками и со своим жезлом с кисточкой.

Жан и Перетта переглядываются.

– Дядя Жак, что все это значит?

На их вопрос дядя только улыбается своей загадочной улыбкой:

– Это тайна, мои дорогие, тайна. Я-то знаю, а вы догадайтесь!