Текст книги "Разреженный воздух"

Она замолчала. Смех после рассказа стал чуть жестче и визгливее. Мне показалось, что я разглядел в ее глазах слезы.

– Дай-ка мне эту трубку.

Я подчинился. Немного поразмыслил об очевидной политической зрелости Торреса. Не такого ты ждешь, изучив его полицейское досье, – у многих нищих горцев сепаратизм в крови, и даже те, кто не высказывается открыто, обычно с презрением относятся к комплексному политическому мышлению.

Но люди вообще такие – строптивым ублюдкам никогда нельзя доверять, вечно они пытаются не соответствовать стереотипам, которые вы на них навешиваете.

– Значит, фрокеры ему не понравились. А что насчет сакранитов? Они же вроде еще активны здесь?

Она фыркнула.

– Да, у них тут на самом краю есть одно местечко, старая обсерватория. Он иногда наведывался туда, когда был помоложе. Но как по мне, его туда влекли киски, не политика. Он вечно трахался, когда туда ходил, а потом мне хвастался. Эти сучки из социальной справедливости на все готовы, чтобы отведать член настоящего работяги.

– А перед тем, как исчез, он там не появлялся?

– Было дело, – от этих слов ей явно стало больно, пусть Нина и старалась этого не показывать. – Ходил несколько раз. Сказал, что хочет послушать лекции, которые они читали, но, эй, – она напряженно пожала плечами, – уж что было, то было, я понимаю. И он каким был, таким был. Я, конечно, знала его, понимала, что получу в комплекте. Он даже ходил туда, когда там приезжала эта, как ее, дочь. Вечно говорил, что она довольно горячая, представляешь?

– Мартина Сакран?

– Да, точно, Мартина. – Она вздохнула. Скорчила гримасу. – Я хочу сказать, серьезно? Иногда мне кажется, что он хотел меня так позлить.

– Может, ему просто нравился вызов. Только долго бы Торресу пришлось ждать, чтобы Мартина Сакран запрыгнула ему на член.

– Да ну? – Из-за какой-то остаточной верности Пабло ее тон стал резче, лишь считаные миллиметры в нем не дотягивали до откровенной враждебности. – А ты типа знаешь ее, или что?

Я покачал головой.

– Знал одну из ее любовниц.

– Ой. – От наркотического опьянения Учарима бестолково моргнула. – Так, значит?

– Да. Именно так.

– Что, попытался подкатить к ней и получил от ворот поворот? – Она наклонилась и похотливо ухмыльнулась. – Весь разгоряченный, и некому тебя растереть. Вы, крутые мужики, плохо переносите подобное положение вещей?

– Я вроде не говорил, что я – крутой мужик.

– Дек сказал, когда-то ты был оверрайдером. – Она снова наклонилась, на этот раз достаточно близко, чтобы до нее можно было дотронуться. – А круче них не бывает, разве не так?

Я изобразил ухмылку, пытаясь не обращать внимания на кровь, резко прилившую к члену.

– Не стоит верить во все, что показывают в фильмах.

– Просыпаешься в агонии от резкой декантации, никаких обезболивающих, так как им нужно, чтобы ты сразу был работоспособен и быстро реагировал. – Когда она сделала паузу, ее рот остался приоткрыт. В щели между губами мелькнул кончик языка, коснулся верхней губы. – Максима «Бежать или сражаться» прокачана с самого начала, кровь приливает к основным группам мышц, как и у обычных людей, фокус на задаче встроен в…

– Звучит так, словно ты читала мои инструкции по эксплуатации.

«Что ты делаешь?»

«Следую за зацепкой, а на что это похоже?»

«Честно? Похоже на то, что ты пытаешься подцепить эту шлюху, потому что у нее потрясные ноги и крутой нрав и она трахнет все, что сочтет опасным».

«Прямо сейчас эта шлюха – единственная зацепка, которая у нас есть. И мы знаем, что она что-то скрывает. Что еще предлагаешь?»

– Эй, оверрайдер, я прямо здесь, – Учарима щелкнула пальцами у меня перед глазами. – Ты хорошо себя чувствуешь?

Я кивнул на трубку:

– Забористое дерьмецо. Да, я в порядке.

«Я предлагаю немедленно отказаться от психотропных веществ до тех пор, пока я не смогу вернуть твой уровень функциональности хоть к какому-то подобию разумного, а затем мы оценим этот шаг с трезвой головой».

«На это нет времени, Рис. – Я чувствовал, как мышцы лица складываются в ухмылку. Я попытался отсрочить ее приближение. – Часики миссии тикают. Нужно все сделать здесь и сейчас».

«Ты сам в это не веришь».

– Знаешь, – сказал я, пожалуй, слишком громко. Замолчал, понизил голос. Взмахнул руками перед собой, словно хотел что-то объять. – Этот стол. Похоже, он стоит у нас на пути.

Нина Учарима склонила голову набок. Снова облизнула верхнюю губу, на этот раз куда очевиднее.

– Да, пожалуй, так оно и есть. Ты предлагаешь найти место с меньшим количеством мебели?

– Звучит… логично.

Мы оба встали в жутком унисоне, словно нас обоих настойчиво дернули за одну и ту же веревочку. Учарима покачнулась от избытка инерции. Я рефлекторно положил руку на ее напряженное предплечье. Она усмехнулась, слегка согнула локоть и оперлась о меня. Я обошел стол и обхватил ее сзади. Она опустила руки на живот, обхватила мои, откинулась назад и прижалась задницей к моему паху.

«Ну тогда поступай как знаешь, – ехидно сказала Рис. – Но не вини меня, когда она начнет просить тебя дернуть ее за волосы в критический момент или скажет, что ты не дотягиваешь до Пабло Торреса в единственном компоненте, который имеет значение».

Глава двадцать седьмая

Что бы ни входило в состав табака, эта штуковина полностью опустошила мои встроенные, запатентованные БВ фильтры. Наверное, технология не стоит на месте. Казалось, мы добирались до квартиры Учаримы, словно клочья яркого шелка, спутанные вместе, мы повиновались порывам усиливающегося ветра, который гнал нас по темным, унылым переулкам. В дверях ее дома мы резко остановились, держась за руки, целовались, запустив языки во рты друг друга, и когда наши лица сблизились, во все стороны словно брызнули сверкающие стайки серебристых мальков. Разок я глянул вверх на затемненные плоскости строения наверху и мог бы поклясться, что вижу, как его края кипят от алгоритмов, то ли неурегулированных, то ли сверхчувствительно реагирующих на ветер от «Врат Тарсиса». Учарима извернулась в моих объятиях, нажала на панель, сканирующую отпечаток ладони, запустила нас внутрь, провела по кажущейся бесконечной темной лестнице, через другую дверь, которая скорее растворилась, чем раскрылась, и ввела в широкое, тускло освещенное жилое пространство.

Учарима повернулась ко мне, подошла поближе и сняла с меня гарнитуру. Та отлетела куда-то в сторону. Нина словно вытекла из своей одежды, сбросила ботинки, куртка старой кожей упала на пол, снятая через голову футболка куда-то испарилась. Высокая грудь с затвердевшими сосками. Глаза, туманные от желания, беспокойные руки тянутся к моей талии.

– Ладно, крутой парень, давай посмотрим, что у тебя для меня есть…

Если она и была разочарована моими размерами, то не подала виду. Мы пересекли комнату, прошли через очередную дверь и упали на кровать. Но даже под смягчающим воздействием ТГК[8]8
  Имеется в виду тетрагидроканнабинол, активное вещество марихуаны.


[Закрыть] это уже начинало походить на борьбу – два тела на самом деле не хотели одного и того же, два плохо стыкующихся сценария боролись за доминирование в системе. Я неловко попытался стянуть с нее колготки, в то время как она возбужденно смеялась прямо мне в зубы, царапала ногтями спину и плечи, шипела на меня, чтобы я их порвал. В конце концов я так и сделал, разорвал их обеими руками, затем поставил ее тело на четвереньки прямо передо мной. Учарима взволнованно задышала, уткнулась носом в простыни, приподняла задницу, предлагая…

Она остановилась, оглянулась.

– Ты что делаешь?

– Я… э-э-э… дергаю тебя за волосы…

– А вот не надо. Просто трахни меня, оверрайдер. Трахни своим большим членом, заставь меня, блядь, кончить.

Ну и так далее.

В конце концов, мы со всем справились. Наркотики сгладили то, что при других обстоятельствах могло обернуться крайне неприятным процессом, но также добавили продолжительности, которой никто из нас на самом деле не хотел. Наконец мы отцепились друг от друга и, тяжело дыша, не прикасаясь друг к другу, развалились на кровати, глядя в потолок. Между нами было всего четверть метра пространства, но из-за спадающего дурмана он казался пропастью, а воздух был звенящим и злым. Домашний ИИ Учаримы наполнил все вокруг какими-то жестокими звуками марсианского металла, пока мы трахались, и не сразу заметил, что мы остановились, снова приглушив звук. За это я был ему благодарен – тишина прямо сейчас переносилась бы куда хуже.

Но стало хуже, когда атмосфера начала накаляться.

– Спасибо, – сказала она наконец, возможно, в качестве утешения.

– Всегда рад, – наученный привычными посткоитальными потребностями Арианы, я попытался завязать разговор. «Пачамама и все ее маленькие святые, жаль, что тебя сейчас здесь нет, девочка». – Это что мы сейчас такое слушали?

– «Приговорен к аду Разлома» – «Живой концерт на Стене 101». Не впечатлило, да? – Она усмехнулась, но в ухмылке ее не было юмора. – Да, Идальго тоже ненавидел это дерьмо. Наверное, такую музыку только местные любят.

Я сел на край кровати и оглянулся на нее.

– Не возражаешь, если я задам тебе личный вопрос?

Она рассмеялась, на этот раз – громко и искренне. Приподнялась на локтях и взглянула на меня, выгнув бровь.

– Мой язык только что был у тебя в заднице, а твой член – у меня во рту. Я бы сказала, что мы уже немного перешли на личности, разве нет?

Я выдавил легкую улыбку.

– Ну раз уж ты об этом упомянула…

– Так что валяй, спрашивай. – Она снова откинулась на спину и уставилась в потолок. Ее груди с упругой увеличенной привлекательностью возвышались над грудной клеткой, но соски уже смягчились, избавившись от того возбуждения, которое еще совсем недавно ею владело. – Ты же для этого здесь. Фокус на задаче? «Не буди оверрайдера». Дек сказал, что ты целеустремленный ублюдок, и я думаю, ты такой и есть.

– Я… э-э-э… я хорошо провел время, Нина. – Самое время.

– Да, я тоже. – Глаза по-прежнему устремлены в потолок. – Уняла зуд. Давай, задавай свои личные вопросы. Это уже начинает мне надоедать.

– Как ты думаешь, Пабло Торрес еще жив?

Лежащее на спине тело внезапно напряглось. Я пожалел, что снова не надел гарнитуру, но сигналы все равно были довольно четкими. Я разглядел слезы, уловил их крошечный отблеск в тусклом свете.

– Нет, – решительно заявила она. – Пабло мертв.

– И откуда ты это знаешь?

Она снова села. Лицо превратилось в застывшую маску.

– Потому что я – специалист по уличной логистике и для Дека, и для Гэвела, я знаю, как здесь обстоят дела. Пабло Торрес начал трепать о своем большом куше не тем людям, словно большая шишка с непомерным высокомерием, какой он себя и считал, и это обернулось ему боком. Конец печальной, печальной истории. А теперь, я думаю, тебе лучше уйти.

– Его большой куш, который не включал в себя «Полет домой».

– Я это уже говорила.

– И ты ничего не знаешь о том, что это были за не те люди, и не хочешь выяснять. Ты, уличный логист из Наземной команды, у которой, как я полагаю, есть все ресурсы на то, чтобы похоронить убийц Пабло лицом вниз в могиле из реголита, ты все еще думаешь, что сможешь добраться до них раньше копов. Поэтому ты не стала сотрудничать с отделом по розыску пропавших?

Она выдавила улыбку.

– Не нужно верить всему, что видишь в иммерсивах.

– Тебя что-то гложет, Нина. Ты не можешь этого скрыть, и ты не производишь впечатления человека, которого легко запугать. Так что ты должна знать, что у меня есть серьезная поддержка. Земная поддержка. Что бы тебя ни волновало, с этим можно справиться.

Она усмехнулась.

– Землянин из Черного Люка спасет Бедную маленькую хорошую, но ставшую плохой Девочку от Большого Зла, да? Я слишком часто видела это сахарное дерьмо в иммиках, землянин, и мне не нравятся счастливые концовки.

– Я просто подумал, что ты, возможно, захочешь выбрать сторону победителя, – мягко произнес я. – И пока что ты все еще можешь это сделать. Я собираюсь выяснить, почему убили Торреса, и я собираюсь найти того, кто это сделал. И в процессе может пролиться очень много крови. Нет никаких причин, по которым ты должна попасть под перекрестный огонь, когда это произойдет.

Пару секунд мы сверлили друг друга взглядами. Затем она скатилась с кровати подальше от меня и плавным движением поднялась на ноги.

– Одевайся и убирайся, оверрайдер. С тобой покончено.

– Ты совершаешь ошибку.

– Ошибкой было привести тебя сюда. – Она положила руки на бедра с дерзкой уверенностью полностью одетого человека, затем наклонила голову, словно хотела получше рассмотреть меня при слабом освещении.

– Знаешь, ты трахаешься и вполовину не так хорошо, как Пабло, но кое в чем ты все-таки на него похож.

«Брошенная мать, отца нет. Босяцкое происхождение». В глубине моего разума я слышал голос Мэдисон Мадекве. «Отождествляете себя с Торресом?»

– Я совсем не похож на Пабло Торреса, Нина. Скоро ты это поймешь. Как и тот, кто его прикончил.

Она покачала головой.

– Нет, ты точно такой же, как он. Для начала, у тебя точно такая же развязность. И такая же идиотская вера в то, что за следующим поворотом тебя ждет счастливый конец. Хочешь поговорить о том, кто станет победителем? Это Колыбель-Сити, Человек из Черного люка, это Нагорье. Здесь нет победивших сторон, здесь есть только те, кто выжил и оказался впереди. Торрес не… – Внезапно она осеклась. Отвернулась, лихорадочно моргая. Но тут же снова взглянула на меня, собранная, но с блестящими глазами. – Просто уматывай отсюда, лады? Просто уходи. Ты получил ответы на свои вопросы, тебе дали. Чего тебе еще нужно? Пиздуй домой! Скажи Деку, что я оказала тебе содействие, у, сука, как я тебе посодействовала, – и просто оставь меня в покое!

Повисла неловкая пауза, пока я искал разбросанную одежду и одевался.

Когда стоять и смотреть на то, как я собираюсь, стало попросту нелепо, Учарима откинулась на кровать, порылась в соседнем шкафу и нашла пачку сигарет. Вытряхнула одну, оклеенную желтой бумагой, вдохнула в нее жизнь и в мрачном молчании затянулась, пока я одевался. Когда я закончил, она неподвижно сидела в облаке сладко пахнущего дыма, подняв одно колено, опустив на него подбородок и уставившись в угол комнаты. Позабытая между пальцами руки сигарета неуклонно догорала до окурка. Я надел гарнитуру, заколебался. Было какое-то чувство незавершенности, что-то я упустил, и оно не давало мне покоя.

Нина уловила мое колебание даже сквозь свежий отупляющий дурман, пусть и видела меня разве что краем глаза. Она не смотрела на меня, вообще не поднимала взгляд. Но подняла косяк и затянулась. Слабое потрескивание гулко заполнило царившую в комнате тишину, конец окурка ярко загорелся. Последовавший за этим голос был почти таким же тихим и сухим.

– Какую часть «уматывай» ты не понял, крутой мужик?

И я умотал.

* * *

«Ну и как ты справился?»

«Заткнись».

Мгновение я стоял в тесном вестибюле на первом этаже дома Учаримы, чувствуя мрак вокруг. Падал слабый свет от расположенных наверху панелей, освещал необработанные нанобетонные стены, все еще покрытые микропористым свежим маренго-серым налетом от недавней стройки. Где-то на полпути взгляд зацепился за каракули ярко-желтого цвета, как моча на испачканном дымом снегу, – я пропустил их по пути вниз, пока огни над головой пытались нагнать мой раздражительно-быстрый спуск. Там, всего в метре от ступеней лестницы, кто-то присел на корточки и контркультурным спреем нацарапал на стене жалобные стихи.

 
Иди-ка ты в жопу, Высокий Рубеж!
Я в зеленой траве, славных бедер промеж
Не балдел, и балдеть мне, гляжу, не судьба.
Я раздал все долги, кровь до капли излил;
От пизды до могилы – я шел, не скулил.
Но встретил пистако – и дело труба…
 

Стих был немного размыт по краям, там, где протоколы сборки пытались его уничтожить, но пока что желтая краска держалась за жизнь.

– Это явно не работа нашего приятеля Пабло, – пробормотал я, – ему, очевидно, здесь чертовски нравилось.

«Это не точные слова Нины».

«Но достаточно близкие по смыслу».

«Его не интересовала Земля как цель. Не следует считать, что все обездоленные марсиане жаждут такого же спасения, что и ты».

«Я не марсианин».

Я хотел пнуть дверь, чтобы выйти, но та хитро отскочила назад, прежде чем нога успела войти с ней в контакт. Я вышел на улицу – сухой ледяной воздух обжег ноздри – и принялся отслеживать свой путь от курительной. Это заняло больше времени, чем следовало бы. Навигационный инстинкт – одна из особенностей программы оверрайдера, его тестируют еще в третьем семестре, а затем развивают на различных этапах во время подготовки. Если вы зарабатываете на жизнь, ориентируясь внутри и снаружи извилистых лабиринтов космических кораблей, плавая в невесомой черной пустоте, сквозь которую плывет звездолет, навряд ли вам суждено заблудиться. Но продукция курительной всерьез встряхнула мои программы. Лишь через какое-то время я разглядел башню наблюдения за бурями в просвете между зданиями и смог продолжить путь.

Оттуда я уже вернулся в «Особняки Лутры». В Колыбель-Сити построили зачаточную систему метро, но поезда ходили редко и ни одна из ограниченного набора станций не располагалась рядом с Маск-Плаза. Сеть наземного общественного транспорта была еще хуже – маршруты-огрызки с несколькими официальными остановками и обслуживанием хуже минимального с наступлением ночи. С какими бы лозунгами Ракель Аллаука не выигрывала перевыборы, инвестиции в инфраструктуру явно не входили в ее программу.

Я пожал плечами – прогулка была мне только на пользу. Прочистить мысли, пораскинуть мозгами. Переварить новость о том, что Торрес не играл в лотерею.

«Во многих отношениях, – заметила Рис, – вся концепция „Полета домой“ – это анахронизм. Возврат к тому времени, когда на Марсе родилась лишь крошечная горстка граждан, а население по большему счету состояло из добровольцев поневоле, неудачников и ссыльных преступников – разношерстного контингента, который контролировала каста работающих по срочному контракту квалифицированных специалистов и администраторов. Отчаяние, бегство и чрезвычайное финансовое вознаграждение были основными движущими силами миграции, и идея возможного побега отсюда в виде бесплатного возвращения домой с сопутствующим блеском и славой играла роль еще одного стимула. Как и все лотереи, это была попытка разбавить недовольство рабочей силы иррациональной надеждой».

Я хмыкнул. Медленно нарастающим давлением за левым глазом дало знать о себе похмелье. Над крышами многоэтажек, мимо которых я проходил, Мембрана рисовала кроваво-красные и фиолетовые контрастные сполохи. Рис продолжила свою лекцию.

«Тогда возвращение было гораздо большим событием как для самих победителей, так и для зрителей и на Земле, и на Марсе. Теперь, когда здесь родилось и выросло уже несколько поколений, предположение о том, что население стремится вернуться в лоно Земли, в лучшем случае устарело, а в худшем – контрпродуктивно для понимания социально-политической динамики Долины».

«Люди все еще покупают миллионы лотерейных билетов».

«На самом деле текущие показатели продаж ниже, чем ты мог бы представить. По последним подсчетам, на одно доступное место приходится около 17 400 000 билетов, что намного меньше, чем у сопоставимых лотерейных операций с более традиционными призами».

«Но это все равно миллиард билетов в год!»

«Чуть меньше, но да, азартная игра по-прежнему популярна. Но ты должен помнить, что в течение последних тридцати девяти лет выигрыш давал возможность воспользоваться обратным билетом на случай, если победитель не захочет оставаться на Земле. Многие жители Долины играют не ради того, чтобы навсегда покинуть свой дом, а ради шанса стать ультрапутешественником наоборот».

«Ага, если будут держать себя в руках».

Однажды я слышал лекцию Мартины Сакран на эту тему: «Хладнокровное корпоративное манипулирование низкими образовательными нормами и провал пролетариата в отложенном вознаграждении, бла-бла, хнык-хнык». В билет на Землю была включена оговорка об ограниченном сроке действия: его нужно было активировать в течение определенного периода, в противном случае вам возмещали процент – по слухам, совсем небольшой – от стоимости места в криокапсуле. Жалоба Сакран, насколько я помнил, касалась того, что крайняя дата полета была рассчитана таким образом, что наступала до того, как СМИ теряли интерес к чествованию победителей «Полета домой». И даже небольшая часть от полной стоимости места в криокапсуле казалась приличной суммой для Марса – особенно когда вам предлагали их наличными и без каких-либо обязательств. Судя по всему, большинство победителей так и не удосуживались активировать билет на Землю, предпочитая наличные, и «Вектор Рэд» загонял забронированную криокапсулу по полной цене какому-нибудь квалпро или кому-то подобному. Это был «милый маленький механизм», как мог бы выразиться Сэл Кирога, если бы на прошлой неделе я не сломал ему позвоночник.

«Тем не менее, – Рис немного заколебалась, – с идеей о том, что Павел Торрес не участвовал в лотерее „Полет домой“, есть ряд проблем».

«О, да неужели?»

«Да…»

«К примеру, как, черт побери, его ДНК закодировали в выигрышный билет? И если он не участвовал в лотерее, кто запихнул туда его ДНК?»

«Да, хороший пример, – терпеливо продолжила Осирис. – Но есть еще один вопрос – какой, по его словам, большой куш он мог сорвать, если речь шла не о выигрыше в лотерею?»

«Любительница потрахушек с головорезами говорит, что это все сплошное бахвальство, ничего серьезного. Она сказала, все местные крутые парни так хвастаются, и у меня складывается отчетливое впечатление, что она знает, о чем говорит».

«Ты не убежден. И я диагностирую дополнительное раздражение. Полагаю, ты не смог сравниться с Торресом в некоторых важных аспектах?»

Я кисло ухмыльнулся про себя.

«Заткнись, а? Очевидно, в некоторых аспектах я очень похож на него».

«Повторюсь, ты не убежден».

Несколько секунд я шел молча. Взглянул на Мембрану, которая, казалось, на некоторое время стала прозрачной. Глаза невольно потянулись к тусклому пятнышку на звездном поле. Мне не требовалось даже искать его, тоска, которая нанесла Землю на небесную карту, была глубокой и застаревшей.

«Не прибегая к рациональности как посреднику, выбери свой…»

«Да, да, я этим и занимаюсь».

Я подумал об Учариме, о последних неприятных минутах в ее квартире, об осадке неудавшейся связи, горчившем под нашим противостоянием, о более глубоких мотивах. Я искал какой-то глюк, неподходящую деталь. Что-то было…

Блеск слез.

Я остановился.

Как ты думаешь, Пабло Торрес еще жив?

Нет, Пабло мертв.

Ровный могильный тон неминуемой потери.

Пабло Торрес начал трепать о своем большом куше не тем людям, словно большая шишка с непомерным высокомерием, какой он себя и считал, и это обернулось ему боком.

– Он действительно сорвал большой куш. – Я медленно произнес это вслух, пробуя новое понимание на вкус и озадачив в процессе пару прохожих на почти пустой улице. – Она знала об этом, и она знала, что это его и убило. А чушь про то, что «тут все бахвалятся» – чистой воды дымовая завеса. У него был солидный куш на подходе. И, скорее всего, Нина в курсе, что именно он сорвал.

«Зачем ей скрывать информацию от полиции?»

Я пошел дальше, в походке вновь появилась энергичность.

«Кто знает? Может, она рассчитывает в свободное время сама расквитаться за его смерть, может, слишком напугана, чтобы двигаться дальше, может, ее включили в сделку в обмен на молчание. Прямо сейчас узнать невозможно».

«Новый более жесткий допрос мог бы…»

«Нет».

Рис сделала долгую паузу. Нечасто используемые подпрограммы пробуждались к непривычной жизни.

«Ты ведешь себя как-то на редкость… щепетильно».

«Да, это так. Я на редкость щепетильно отношусь к идее гадить на пороге Милтона Декейтера без веской на то причины. Когда-то он был мне хорошим другом, и может стать снова, если я правильно разыграю карты. Тот, кто пытался меня убить, беспокоился, что мы с Милтом в конечном итоге начнем сотрудничать, беспокоился, что мы, возможно, окажемся на одной стороне чего бы то ни было. И, может, так оно и будет. Так что не стоит пока растрачивать эту опцию впустую».

«Действительно ли это единственная причина для…»

«О, смотри… мы пришли». Перед нами во всем своем безвкусном минаретном великолепии блистали «Особняки Лутры» – здание виднелось на дальнем конце малолюдной площади, на которую мы только что вышли. Фирменная модель марсианского посадочного модуля в натуральный размер неподвижно стояла между четырьмя минаретами, обрамленная с обеих сторон фигурами в скафандрах, застывшими в неправдоподобно симметричных позах. У одного из них отсутствовала оторванная ниже локтя торжествующе поднятая рука, а другой потерял большую часть ноги из-за дешевого материала и эрозии от штормового ветра, а может, тут приложили ломик те же скучающие вандалы, которые нацарапали на чистой поверхности лицевых масок скафандров зловещие карикатурные черты.

Первые люди на Марсе – слава продолжается.

Возле входа слонялась пытающаяся выглядеть непринужденно и праздно одинокая фигура. Я фыркнул, сдерживая смех, и сменил курс, направляясь к крытому служебному переулку на ближайшей стороне площади. По ней слонялось несколько десятков людей, в основном прогуливались парочки. Несколько громко паясничающих детишек отиралось вокруг абстрактной скульптуры в центре, раздражая всех остальных, а два шаркающих энергомана парились около стен в поисках легко взламываемого источника питания. Согласно кинетическому анализу Рис, никто не обращал пристального внимания ни на меня, ни на моего приставучего дружка.

Я прогулочным шагом прошел сквозь беспорядочную толпу полуночников и проскользнул в переулок. Я осмотрел его за день до этого и выяснил, что он идеально подходит как для укрытия, так и для уединения. С другого конца он выходил на площадь поменьше в паре кварталов отсюда и был надежно защищен от любого наблюдения, кроме самого высококлассного воздушного. Расклеенные вдоль переулка надписи предупреждали о высоковольтных противобродяжнических зарядах, заложенных в стены на высоте лодыжек – это должно было защитить пространство от бомжей, энергоманов или обкуренных парочек, которым приспичило потискаться. Я миновал припаркованные автоматические баки и нырнул в тенистый промежуток между ними.

Долго ждать не пришлось.

Он торопливо прошел мимо баков, так и не сняв капюшон, в каждом его движении читалась тревога. Скан тканевого шва, который Рис засекла на станции, все еще был на месте, все еще проявлялся на тепловом сканере, хотя и исчезал по мере заживления раны под швом. Когда соглядатай поравнялся с моим укрытием, я резко шагнул вперед и схватил его. Он взвизгнул и вскинул руки в попытке защититься. Я отпустил его, сделал шаг назад и ухмыльнулся.

– Господи Иисусе, Вейл, – прорычал он. – Это, по-твоему, смешно? Ты где был?