Текст книги "Разреженный воздух"

Глава сорок шестая

Это был не совсем тот вид, как из пентхауса Декейтера, но общий эффект оказался примерно таким же. Из окон во всю стену, от пола до потолка, открывалась великолепная панорама на ночной ковер огней. Вдали, едва видимая на фоне более бледной темноты, маячила далекая, задумчивая громада Стены, напоминающая надвигающийся грозовой фронт или грозящий опуститься на тебя дурной сон.

В окна были встроены высококачественные приложения: вы могли увеличивать наиболее заметные местные достопримечательности, в режиме реального времени накладывать на окрестности карту и вызывать сводку погоды. Остальная часть номера была под стать – немного броская, слегка преувеличенная роскошь и обстановка, которая постоянно напоминала, в каком элитном заведении вы забронировали номер и насколько вы, должно быть, важная шишка.

Это место настолько воплощало Колыбель-Сити, что просто обязано было получить какую-нибудь местную бизнес-премию «Гордость мэра».

– Номер для новобрачных, – сказал Декейтер с кислой усмешкой. Он довольно быстро оправился от шока из-за того, что слухи о моей смерти оказались несколько преувеличены. – С вами все в порядке, ребята?

Я не умывался, так что, возможно, он учуял на мне запах Мадекве.

А может, все дело было в том, что все в нашем внешнем виде просто кричало об этом.

* * *

Декейтер оставил нас одних, и я собрался как можно дольше отмокать в душе. Примерно пять минут спустя ко мне скользнула Мэдисон.

Ситуация и не думала становиться проще.

* * *

– Ты действительно доверяешь этому человеку? – спросила она позже, лежа рядом со мной на огромной кровати для новобрачных.

Я сел на постели и глянул на нее сверху вниз. Гладкие антрацитовые кусочки рожденной на земле плоти, обернутые в ярко-белое покрывало большого пушистого халата «Крокус Люкс». Я сильно потер лицо обеими руками.

– Я верю, что Декейтер будет держать Сакаряна и Службу маршалов подальше от нас. Полиция Колыбель-Сити у него с рук ест, и они все равно никогда особо не жаловали маршалов – их срач о границах юрисдикции длится уже лет сто. Даже если Сакарян выяснит, где мы находимся, полиция ни за что не сдаст нас без боя – а наш любимый безупречный комиссар сейчас не в том положении, чтобы поднимать столько шуму. Так что пока мы здесь в безопасности.

– Ты говорил, что Декейтер связан с familias andinas.

– Да, по правде говоря, он женат на одной из них. Ирени Декейтер, урожденная Аллаука, – младшая сестра мэра этого захолустного городка, которая также была неофициальным боссом Декейтера.

– Мэра, в бою с которой ты предположительно погиб.

Я криво усмехнулся ей.

– Она самая. Из того, что я слышал, Ирени сейчас представляет интересы семьи в мэрии. Где они также назначили цену за голову Идальго. На твоем месте я бы об этом не беспокоился. Нам сейчас не до второстепенных забот.

– Второстепенных забот? Вейл, эти люди – гангстеры! Мы говорим об организованной преступности!

– Не очень хорошо организованной преступности, судя по тому, что я видел. И тебе это может нравиться не больше, чем им, но прямо сейчас эти люди – наши естественные союзники. Familias andinas – самые большие поклонники демократии в Долине. Надлежащие процедуры и избранные должностные лица – все продаются тому, кто предложит самую высокую цену. В результате мы получаем свободные рыночные потоки капитала, легкое регулирование, корпоративное господство. Им нравится это дерьмо – они могут покупать его, продавать и подрывать на каждом шагу. А вот с жестким военным управлением и армией на улицах такое уже не получится. Им совсем не нужно, чтобы сюда сунулся Флот и попрал все своим сапогом.

– Ты же знаешь, я не могу гарантировать, как с этим будет разбираться Флот.

– Не волнуйся, я сделаю это за тебя. Говорю тебе, столкнувшись с прямым выбором между бархатным поглощением сверху вниз и кровавым захватом власти, familias сделают все возможное, чтобы гарантировать вариант А. Именно с этой точки зрения мы работаем с Декейтером. Так ты позволишь мне встретиться с Идальго или нет?

Раньше, в ду́ше, мы обменялись настоящими соединительными кодами. Прижались друг к другу ниже пояса, вода стекает по ее и моей груди, собираясь в лужицы и стекая там, где наши животы прижимались друг к другу. Взгляды жестко сцепились в жарком воздухе – мы открыли друг другу свои внутренности и обменялись протоколами рукопожатия. На этот раз никакого внешнего механизма в качестве посредника, и в таком новом уровне открытости чувствовалось что-то глубокое и ужасающее. В этот момент наши руки обхватили друг друга, до странности крепко, словно для того, чтобы никто из нас не упал.

И все равно оставалось ощущение внезапного падения – падения в пристальный взгляд ее темных глаз, как будто это был ночной океан.

На мгновение я едва не поскользнулся и не упал на Мэдисон.

С тех самых пор Рис безостановочно костерила меня за это. На всякий случай она составила для меня аккуратный маленький список всех дополнительных мероприятий по борьбе с внешними вторжениями, которые сейчас проводила, и в течение двадцати следующих минут выводила его мне на левый глаз.

Теперь Мэдисон Мадекве слегка приподнялась на постели и снова встретилась со мной взглядом. В правом нижнем поле моего зрения вспыхнули буквенно-цифровые символы, переместились влево и погасли.

– Это он, – тихо произнесла она. – Лучше бы тебе не облажаться, Вейл. Если ты облажаешься, я ничем не смогу тебе помочь.

* * *

– Ты действительно доверяешь этой женщине?

Я откинулся на спинку роскошного кресла в номере Декейтера и уставился в бледно-золотые потусторонние глубины «Лафройга». По моему лицу медленно расползалась улыбка.

– Я сказал что-то смешное? – проворчал Милтон.

– Да. То же самое она спросила о тебе.

– А вот это охеренно невежливо, не находишь? – он беспокойно прошелся по комнате с бокалом в руке. Остановился у окна и уставился вниз так, словно пытался разглядеть прячущихся на улице врагов. – Учитывая, что я – единственное, что стоит между ней и поездкой в наручниках обратно в Брэдбери или неглубокой могилой за чертой города.

Я пожал плечами:

– Она – флотский офицер из КСО. Чего ты ожидал, букета цветов?

– Я понятия не имею, чего ожидать, Хак. Пока ты на прошлой неделе не ворвался в город, земные военные не копались в нашей песочнице.

– Вообще-то копались. Ты просто об этом не знал. Идальго – тоже флотский офицер из КСО. Вот почему последние пять лет он водил тебя за нос.

Вот теперь он отвернулся от окна и уставился на меня широко раскрытыми глазами.

– Эта сука – флотский?

– Теперь тот факт, что ты его так и не поймал, уже не слишком бьет по самооценке, да?

Декейтер вернулся в гостиную и встал надо мной, словно учитель над неуспевающим учеником.

– Ты танцуешь с флотским разведчиком? Ты же знаешь, что случится, если все пойдет наперекосяк, верно?

Я отхлебнул «Лафройга».

– У меня и раньше случались флотские танцы.

– О, да вы только послушайте! У нас тут крутой оверрайдер. Хоть в одном из этих танцев был потенциальный военный переворот?

– Не то чтобы.

– Не то чтобы. – Он мрачно кивнул. – Хорошо, давай поговорим о другой незначительной проблеме. Ты хоть представляешь, как трудно будет помешать Ирени и ее друзьям из большого города закопать тебя на месте, едва они узнают, что ты все еще жив?

– Как насчет угрозы полномасштабного военного вторжения? Это сойдет? Потому что именно оно и произойдет, Милт, если мы с тобой не разберемся с этим делом.

– Ты собираешься разобраться с военным переворотом? Хак, ты вообще слышишь, о чем говоришь?

Я заметил, что его слегка потряхивает. Кожа вокруг глаз дергалась. Я понял, что ни смерть Ракель Аллауки, ни возвращение Ирени не облегчили ему сон по ночам.

– Как там дети? – тихо поинтересовался я.

Он отхлебнул виски.

– Она их не привезла. Они все еще в Брэдбери, за ними приглядывает какая-то херова няня-ниндзя из familia.

– Может, это и к лучшему, если она ожидает, что здесь станет горячо.

– Что, еще горячее, чем после того как ее сестру вместе со всей свитой неизвестные положили на бывшем секретном объекте Флота? – Он сердито уставился на меня сверху вниз. – Что там на самом деле произошло, Хак? Что ты сделал?

Я пристально взглянул на него в ответ.

– Ты не хочешь этого знать.

– Я, сука, тебя об этом спрашиваю, разве не так?

– Да. И если я тебе расскажу, то это у тебя на лице будет написано во время разговора с бывшей женой. Которая, несомненно, теперь носит гарнитуру всякий раз, как вы встречаетесь. Ты всегда был дерьмовым обманщиком, Милт. Сомневаюсь, что с возрастом ты стал лгать лучше.

На долгую долю секунды им овладела ярость. Верхняя губа приподнялась в зверском оскале, челюсти плотно сжались. Затем, внезапно, все исчезло. Он сник.

– Какой же ты засранец, – устало произнес он.

Я развел руками.

– Это встроенная опция. Что собираешься делать?

Он фыркнул – это вполне могло быть подобие смешка, – допил остатки виски и обхватил пустой бокал ладонью так, словно собирался меня им ударить. Вместо этого тяжело опустился в кресло напротив. Приземлился, словно сброшенный с орбиты груз, который никто не потрудился должным образом закрепить.

– Ладно, хорошо, – произнес он.

– А своей бывшей можешь сказать следующее: твоя бизнес-модель довольно серьезно пострадает, если Флот начнет действовать жестко. Не говоря уже о ее семейных связях в Брэдбери. Правила игры поменяются, Милт. Никто из нас не устоит на таком ветру, едва он начнет дуть.

– И ты можешь его остановить?

– Я ничего не обещаю. Но да, думаю, что смогу.

– Значит, у тебя есть хотя бы отдаленное подобие плана? Потому что я не хочу еще одного сломанного ребра, как в Сьюдад-Хайеке.

– Ты никогда об этом не забудешь, да?

– У тебя есть план, Хак?

Я поморщился.

– Прямо сейчас у меня есть окно возможностей и список звонков, которые я должен сделать. Часть с планом придется отложить на потом.

– Я это уже слышал. А теперь скажи мне правду – насколько ты можешь доверять этой флотской девчушке?

Я пожал плечами.

– Вероятно, не очень сильно. Но пока что она поедет с нами.

– Да, у меня сложилось впечатление, что она недавно немного прокатилась верхом. Пожалуйста, скажи мне, что это не влияет на твое суждение. Ты и женщины, Хак, вы никогда не были…

– Эй! Из нас двоих не я в разводе.

Он глубокомысленно кивнул.

– Значит, позволяешь. Ты же знаешь, их так тренируют.

– Кого, женщин? Всех и каждую?

Он сделал вид, что собирается запустить в меня бокалом.

– Оперативников под прикрытием, тупой ты придурок. Ты же знаешь, что любой гештальт-скан, который ты получишь от своей флотской подружки с помощью своих новых встроенных штучек, будет до неузнаваемости искажен сексуальной химией, которую она излучает. Пре– и посткоитальной. Общая возбужденность – классический маскировочный прием, Хак, каждая работящая девушка и наемный жеребец в Нагорье это знают.

– Да. Как и оверрайдеры.

Это его проняло.

– Ты…

– Мы оба это делаем, – резко ответил я. – Мы играем в одну и ту же игру, используем один и тот же базовый ресурс влечения, создаем одинаковые помехи в системах друг друга, потому что такие люди, как мы, именно этим и занимаются, ясно? И мы оба это знаем. Вопрос только в том, как далеко мы сможем на этом проехать до того, как сгорим при обратном входе в атмосферу.

Он хмыкнул.

– Напоминает мой развод.

– Как скажешь. Я надеюсь на немного лучший результат.

Он посмотрел на меня так, словно только что заметил какую-то черту моего лица, которую никогда прежде не замечал. Я буквально на секунду натянуто и как-то отталкивающе улыбнулся.

– Не буди оверрайдера, да? – тихо произнес он.

Я допил остатки «Лафройга».

– Чертовски верно.

Он кивнул на пустой бокал.

– Хочешь еще?

«Ты не хочешь».

– Вообще, сейчас мне пить не стоит, – признался я и протянул бокал. – Однако плесни еще порцию. Затем я поднимусь на крышу и сделаю пару звонков.

* * *

Виски и разгоряченный режим какое-то время боролись в моем животе и голове, но в конце концов установили едва не вызвавшее тошноту перемирие. Оно настало вместе с убийственно медленным стуком пульса, который, за неимением альтернативы, я задействовал вместо убеждения. Дисплей сетчатки слегка подрагивал ему в такт, отчего в звуке исходящего вызова чувствовалась крошечная нота мигрени.

– Хорошо выглядишь, – сардонически заметила Мартина Сакран, когда я, наконец, дозвонился. Я прикинул, что она, скорее всего, проверяла линию, хотела удостовериться, что звонок подлинный, а не какая-то имитационная подпрограмма, призванная заманить ее в ловушку маршалов или кого похуже. – Ты далеко не так мертв, как хотят нам внушить жадные до истины СМИ.

– Ты могла хотя бы попытаться изобразить счастье по этому поводу.

– А ты мог бы сэкономить наше время и рассказать, какого хера тут творится.

– У меня к тебе предложение.

Она колебалась всего мгновение.

– Вейл, у тебя появилась дурная привычка. Я тебе не фея-крестная.

Я ждал. Вокруг меня, в саду на крыше «Крокус Люкса», неподвижно, словно ожидающие команды часовые, стояли арктические кактусы. Жесткие зимние цветы поднимали крошечные светящиеся лепестки к треску и сиянию мембранного неба, словно в хроматическом эхе. С запада дул холодный ветер, такой же, как всегда.

Мартина Сакран прочистила горло.

– Ну, хорошо. За это я прошу прощения, – извинилась она. – Я сейчас почти не сплю. Но, по правде говоря, мне начинает казаться, что мой долг выплачен.

– За последние четырнадцать лет я связывался с тобой всего дважды, – спокойно заметил я.

– Да, а теперь звонишь дважды за пару недель. Чего хочешь на этот раз?

– На самом деле я хочу обсудить схему взаимной выгоды. Не хочешь ли обрести более значимое место в политике? Для разнообразия обзавестись рычагом давления на КОЛИН? Заставить папочку гордиться тобой?

Она уставилась на меня:

– Немного поздновато для этого, ты не находишь? Мой отец давно умер. Или последние семь лет настолько вскипятили тебе мозг, что ты превратился во фрика, верящего в Пачамаму?

– Всего лишь фигура речи. Так ты хочешь этого или нет?

Долгая пауза. Ее рука потянулась к коротко остриженным волосам, старая привычка, но на этот раз нерешительная. Я ждал ответа, на который рассчитывал.

И увидел его в пустых, но таких жадных глазах задолго до того, как он слетел с ее губ.

* * *

«Эта модель нестабильна».

«О, ты так думаешь?»

«Слишком много подвижных частей, которые мы не можем контролировать. В критически важный момент мы, скорее всего, окажемся в меньшинстве».

«Я работаю над этим».

* * *

Чакана ответила почти мгновенно – примем за факт, что у ДПБ системы связи были защищены куда надежнее, чем у сакранитов. Однако вид у нее был совсем не дружелюбный.

– Предполагается, что ты мертв, Вейл.

– Пустила слезу, да?

Ее улыбка походила на лезвие бритвы.

– Сплюнула в канаву на бульваре Хайек, тебя устроит?

– От тебя, Никки, я возьму все, что смогу получить. Давно разговаривала с Сакаряном?

– Я стараюсь не делать этого без крайней необходимости. Не мог бы ты просветить меня, во что вы двое там играете?

– Слишком рано. Новости все равно уже устарели, а я сейчас немного занят. Но у меня есть одно предложение, которое тебе, возможно, захочется услышать. Тебе же никогда не нравился Сакарян в должности комиссара, да?

– Переходи к делу.

– Я к тебе кое-кого отправлю. Парня зовут Себ Луппи, он журналист. – Я увидел на ее лице насмешку и догадался, что Чакана, вероятно, уже просматривает на боковом экране данные Луппи. – Не обращай внимания на его резюме за последние пять лет, он орешек покрепче, чем кажется. И ему есть что рассказать. Тебе нужно доставить его в безопасное место где-нибудь в центре города, в такое, о котором Служба маршалов не знает и куда не сможет попасть.

– Служба маршалов?

– Я так и сказал. И лучше тебе пристроить к нему в качестве нянек с полдюжины своих лучших головорезов из ближайшего окружения. Я думаю, у Луппи достаточно информации, чтобы нейтрализовать Сакаряна раз и навсегда.

Долгая пауза.

– И что именно, по-твоему, я должна со всем этим сделать, Вейл?

– Что хочешь, Никки. Это твое решение, не мое. Только не говори потом, что я никогда ничего для тебя не делал.

* * *

Идальго, по крайней мере, оказался совсем не таким, как я боялся.

Есть особый вид силовиков, к услугам которых Флот любит обращаться, когда начинает пахнуть жареным: я уже сталкивался с ними, в последний раз, когда они пришли за Хольмстремом и ядром искусственного интеллекта «Невесомого Экстатика II». Мертвые глаза, полное отсутствие любопытства, функционирование на кажущихся нечеловеческими уровнях и глубинах – они меньше похожи на людей и куда больше на какую-то разновидность пистако или, может, огбанье Мадекве. Смотришь в лицо такому и ловишь себя на мысли: а вдруг, ну просто вдруг, какая-нибудь военная лаборатория где-нибудь действительно сорвала джекпот в деле подготовки воинов будущего и придумала нечто действительно постчеловеческое?

По крайней мере, в лице Идальго не чувствовалось этой угрозы с машинными глазами и мертвой душой. Нет, выведенная на большой бранегель фигура, разумеется, носила шрамы, свидетельствующие о том, как далеко он продвинулся – изможденная пустота и мрачная сила воли проявлялись в его чертах и манере речи, а темную щетину с левой стороны обритого черепа рассекал настоящий шрам. Но его гештальт светился изнутри проницательным умом и немного странным, порывистым чувством юмора.

При других обстоятельствах он мог бы мне понравиться.

– Хакан Вейл, – произнес он. – Вот так сюрприз. Ты же знаешь, что мертвецам положено лежать смирно, да?

– Да, я слышал что-то подобное.

– В таком случае, полагаю, что херня про «Блонд Вайсьютис», которую ты заставил Учариму скормить мне, – просто лажа. И ты связываешься со мной по этому каналу – а это значит, тебе его дала Мадекве. Значит, ты и до нее добрался, да?

Я пожал плечами.

– Или она добралась до меня. Есть ли разница, кто именно?

– Я так понимаю, мои люди мертвы.

– Да. Температура поднималась слишком быстро, не было времени ее регулировать. Извини.

– Не стоит. Они не соответствовали идеалам добропорядочных граждан даже для этого конца Разлома. – Он протянул руки ладонями вверх. – Местные долбоебы, вот как с ними быть?

Я подумал о Торресе и Учариме, о тех силах, которые их сформировали, и неожиданно почувствовал, как во мне просыпается непрошеная злость.

– Слишком долго ты тут торчишь, да? – холодно спросил я.

– Не спрашивай. Чего ты хочешь, Вейл?

– А чего хочет любой оверрайдер? Спасти корабль. Я был в Рое, когда убирали Нгату-Маклина, я из первых рядов видел, как выглядит полноценное развертывание Флота. Я не хочу, чтобы это повторилось здесь.

– Тогда тебе охуенно не повезло, оверрайдер. Торрес мертв и сгинул, «Седж» очистили склад сразу же после первого взлома. Какие бы там ни остались образцы, они, скорее всего, все отправились в промышленный испаритель. У меня больше нет доказательств, позволяющих действовать через голову КОЛИН. Придется форсировать этот вопрос. Взять Малхолланда под военную охрану, заставить его применить Двадцать Седьмую статью с немедленным вступлением в силу. А после этого… что ж, ставок больше нет.

– Примените Двадцать Седьмую, и через два дня получите полноценное вооруженное восстание, и вы это знаете. Нет более верного способа объединить фрокеров и умеренных, к ним, возможно, даже сакраниты подключатся. Они возьмут штурмом особняк губернатора, чтобы вернуть Малхолланда.

Он фыркнул.

– Пусть попробуют.

– Скольких людей ты планируешь убить ради этого переворота, Идальго?

– Вейл, да мне по херу. Если эти идиоты хотят сражаться зубами и когтями за свою драгоценную Долину и мудака-главнокомандующего, милости просим. У нас больше нет выбора.

– Не расскажешь мне, почему ты не сохранил тело Торреса после того, как столкнул его с крыши за то, что он тебе перечил?

Он прищурился.

– Все было совсем не так. Он поскользнулся. Он по уши накачался наркотой, размахивал руками и орал словно маньяк. И если бы ты его знал, то совсем не удивился бы такому поведению.

– Я не знал.

– Да? Ну что ж, тогда поверь мне. Злейшим врагом Павла Торреса всегда был сам Павел Торрес. Придурок с Нагорья, ходячая катастрофа, которая только и ждала своего часа.

– Я все еще не понимаю, почему вы не спрятали где-нибудь его труп, почему не положили в морозилку. Понятное дело, никто бы не стал отправлять на Землю мертвое тело в качестве победителя лотереи. Но если бы Торрес умер из-за несовместимости укуса кодовой мухи и какого-нибудь кожтеха, предположительно созданного на Марсе, это все равно отразилось бы в его клетках, жив он или мертв.

– И кому на Марсе я мог бы такое поручить? Ты знаешь, что Торрес с этим кодовым несоответствием обратился к местной мафии? Пытался заключить сделку с Ракель Аллаукой, шантажировать Малхолланда доказательствами того, что натворила «Седж»?

Легкая дрожь накрыла меня, когда я вспомнил свои последние минуты с Ракель в подземелье секретного объекта – я с трудом сдержался, чтобы не скорчить гримасу.

– Да, я слышал. Но нельзя же винить человека за то, что он пытался повторить твою собственную аферу с Флотом и КОЛИН?

– Я виню его за то, что он был дураком, когда думал, что такое может сойти ему с рук.

– Эй, ну что тут делать? Человечество на Высоких Рубежах – мы просто ничего не можем с собой поделать, вечно ищем выгоду.

Он моргнул:

– Мы?

– Фигура речи, – кротко пояснил я.

Казалось, он на мгновение задумался.

– Да, что ж… если бы Торрес не сверзился с крыши на Гингрич-Филд, то вскоре, скорее всего, погиб бы от руки одного из бойцов Аллауки. Я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь с такой основательностью загонял себя на тот свет. Может, на каком-то генном уровне он был рожден, чтобы проиграть, и ничего не мог с этим поделать. Даже хотел этого. Не мог смириться со своим отлетом и поэтому саботировал любую возможность его осуществления. А тут еще местные ОПГ встревожились и принялись вынюхивать. Пришлось убрать за собой и не оставлять следов.

– Итак, вы соскребли то, что осталось от Торреса, с нанобетона и засунули его бренные останки в дренажную трубу?

Идальго небрежно пожал плечами:

– Мне хочется думать, что мы действовали основательнее. Но да, это достаточно близко к тому, что мы сделали.

– И вы даже не сохранили образцы клеток?

– Образцы клеток? – Он издал насмешливый звук – слишком резкий и горький, чтобы сойти за смех. – Ты что, не понимаешь, что здесь происходит, человек из-за Черного люка? Насколько это значимо? Образцы клеток не помогут. Их можно дискредитировать на дюжине различных уровней. То же самое и с записанными свидетельскими показаниями – их легко подправить, легко подделать с нуля, никто на это не купится. С образцами клеток поднимется максимум незначительный шум о заговоре в низшей лиге, люди зададут несколько символических вопросов, а затем мы все вернемся к обычным делам. Люди не хотят верить в подобную чушь, поэтому отмахнутся от нее, если смогут. Марстех, идея марстеха, черт побери, даже сама идея Марса – заставляет их чувствовать себя хорошо, и больше ничего не имеет значения. Тут нет ничего, кроме разреженного воздуха. Но там, на Земле, люди дышат им так, будто он абсолютно реален, и они не позволят отнять его у них. Чтобы по-настоящему раскрутить такое дело, нужны показания реального, живого, дышащего свидетеля, с которого можно взять живые образцы, а не клетки, снятые с трупа, о котором никто уже и не помнит. Клетки просто нарисуют большую стрелку, и тогда как полицейские, так и familias andinas вспомнят и о налете на «Седж», и о первоначальном взломе… а дальше они прикроют всю мою операцию.

Я уловил легкое колебание. Увидел уязвимую точку, которую так долго ждал. Я ухмыльнулся, попытался сдержаться и сохранить дружеский тон.

– Брось, Идальго. Откажись от этого.

Момент затянулся. И тогда я увидел ту самую вспышку в глазах, которая напомнила о людях, которых мне пришлось убить на «Невесомом Экстатике». И кажется, именно тогда я понял, как все повернется, понял, что никакие ухищрения не помогут провернуть это дело бескровно.

– О чем… – прерывисто спросил он, – ты говоришь?

– Я говорю о Джулии Фаррант, мой флотский приятель. Подружке Паблито, еще одной идиотке с Нагорья, которую ты отправил туда и которой хватило мозгов, чтобы попробовать товар. Я знаю о ней все. Вот за кого ты боялся, опасался, что ее смогут выследить, если ты оставишь хоть какие-то следы Торреса. Фаррант была вторым вашим шансом доставить домой улики. Если бы вы смогли ее найти. Кстати, как там с этим обстоят дела?

Он ничего не сказал, лишь молча смотрел на меня с каменным выражением лица.

– Сакраниты оказались слишком крепким орешком, чтобы их можно было легко взломать, да? Что случилось, от тебя за милю несет Флотом? Полагаю, одного дуновения хватит, чтобы они захлопнулись перед тобой, словно люк в переборке при взрыве.

По-прежнему ничего. Только глаза, только сдерживаемая в изгнании ярость, скрывающаяся за ними, прищуренный взгляд прикован ко мне, как прицел дальнобойной винтовки. Я дружелюбно улыбнулся в ответ:

– А что, если я смогу заключить для тебя сделку?