Текст книги "Разреженный воздух"

Глава тридцать восьмая

Аллаука отпустила тлеющую голову Чанда, останки тела повисли на ремнях, удерживающих его в инвалидном кресле. Я был только рад – это зрелище я еще не скоро забуду. Исходящие из сточного желоба пары разъедали глаза, я закашлялся, попытался сморгнуть с глаз слезы. Аллаука вышла из-за трубы и нетвердыми шагами направилась ко мне, руки в перчатках опущены по бокам. Голос застрял у нее в горле.

– Закрывай, Зак.

Стоящий у стены Ретивый снова ударил по панелям управления. Шарнирная секция трубы со свистом поднялась, перевернулась и с лязгом плотно захлопнулась. Резкая вонь опустилась до терпимого уровня. Аллаука стояла передо мной, ее глаза были мокрыми.

– Хорошо себя чувствуешь? – тихо поинтересовался я.

– Конечно, – она сделала глубокий, прерывистый вдох. – Ты, эм… ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное раньше, оверрайдер?

Пульс стучал как бешеный, но я выдержал ее взгляд, у меня даже не дрогнул голос.

– Что-то подобное – да. Пробоина в корпусе, взрывная декомпрессия. Утечка химического груза. Брызги топлива.

– Но ты когда-нибудь сам что-то подобное делал?

– Пару раз. Что ты пытаешься доказать, Ракель?

Она одарила меня странной улыбкой. Упала в кресло передо мной, словно суставы ног ей внезапно отказали.

– Я… эм, я могла бы отпустить тебя, понимаешь? – Дыхание вырывалось из нее так, словно она торопилась уйти. – Я хочу сказать, ты дашь мне… гарантии. Свое хваленое слово. Ты забываешь о Торресе, о «Седж», о своей маленькой подружке по играм из Земного надзора, которую ты потерял.

– Не думаю, что это сработает.

Она посмотрела на свои колени, на длинные черные защитные перчатки, которые все еще красовались у нее на руках.

– Нет, – прошептала она, – возможно, и нет.

– Это падение уровня адреналина, – сказал я ей, – забавные вещи случаются, когда его уровень падает. Сдается мне, Декейтер не единственный, кто потерял вкус к этому дерьму.

Ее взгляд метнулся ко мне. Как будто это она была привязана к стулу и приговорена.

– Так мне что, действительно нужно это сделать, да? Совсем как в старые недобрые времена? Ты хочешь, чтобы я тебя убила? Эта жуткая прошивка на выполнение миссии, которую в тебя намертво впаяли, которую ты вечно пытаешься успокоить безумным уровнем лояльности к клиентам и личной преданности, – ты позволишь ей довести себя до края и столкнуть вниз?

– Это твое решение, госпожа мэр. Не пытайся делать вид, будто это не так. Мы оба знаем, кто мы такие, и ты не можешь бороться со своими желаниями так же, как и я.

– Говори за себя, человек из Черного люка. Я не…

– Ой, сука, хватит вешать мне лапшу на уши! – Я с радостью дал волю гневу и ярости, избавился от подавленного напряжения и расчетов. – Ты о чем вообще говоришь? С чего вдруг ты принялась нести херню об искуплении, мудрости и лучшем «я»? Взгляни в лицо Чанду, давай, не робей! Вот твое лучшее «я», госпожа мэр, вот твое искупление, мразь! Никто здесь не изменился – никто! В Разломе сила никогда не меняется, и вот это – ее лицо.

Тишина. Казалось, что-то холодное, наподобие прозрачной ткани бранегеля, облепило лицо Аллауки, а затем затянулось на ее теле.

– Очень поэтично, – прошептала Ракель.

Каждая лишняя секунда, которую я мог купить для Рис, была на счету. Я вложил в голос и выражение лица всю силу командной психотехники БВ.

– Почему бы тебе не рассказать мне о Чазме Корриенте Девятнадцать?

Она издала смешок.

– В самом деле? Сейчас?

– Сожги все мосты, Ракель. Давай. Хочешь знать, каково это – быть оверрайдером? Как это работает? Я тебе расскажу. Мы делаем то, что делаем, в Большой Черноте, потому что другого способа нет. Пути назад нет. Есть только ситуация, в которой ты просыпаешься, и есть способ, которым можно ее разрешить. Так что сделай одолжение и расскажи все, чтобы уж точно не оставлять меня в живых. Потому что с того места, где я сижу, кажется, будто у тебя нет…

– Ну, хорошо! – Отрывистый крик разнесся в гнетущем полумраке с низким потолком. Внезапно Аллаука вскочила на ноги. И, подрагивая, уставилась на меня сверху вниз. – Это все марстех. Просто средство для кожи. Доволен? Из-за этого ты готов умереть, Вейл? Из-за протухшего кожтеха?

– Я вообще не хочу умирать. Но я пришел сюда за Мэдисон Мадекве, а для того, чтобы ее найти, мне нужно выяснить, что случилось с Павлом Торресом.

– Ну нет у меня твоей надзорной потрахушки, Вейл! – Ее голос также резко затих. Она с отвращением махнула рукой. – И я уже устала говорить, что понятия не имею, куда подевался Торрес.

– Но он пришел к тебе с планом шантажа, и это был «Каньон Корриенте».

– Да. – Она раздраженно дернула рукой, стягивая со второй ладони тяжелую защитную перчатку. Аллаука вела себя так, словно разговор мог отвлечь ее от мыслей о том, что делать дальше. – Девятнадцатая итерация. «Каньон Корриенте» – это марстеховский бренд для восстановления кожи на Земле, он существует уже лет двадцать. Хрень высшего качества. Закодирован и протестирован здесь, продается по самым высоким брендовым ценам там. Им торгует калистеховский торговый дом под названием «Акрополис Солар», но, по сути, это просто земная дочка-дистрибьютор «Седж». «Решения для кожи, выработанные на Марсе». За исключением разве что Девятнадцатой итерации.

– За каким исключением?

– Девятнадцатую итерацию создали не на Марсе, гений. Это вообще не марстех в каком-либо реальном смысле.

Наконец ей удалось стянуть левую перчатку и бросить на пол из темного сплава. Она согнула высвободившиеся пальцы и уставилась на все еще затянутую в перчатку правую ладонь.

– И у Торреса были доказательства? – спросил я.

– Он сказал, что были. – Она снова махнула рукой, на этот раз устало. – Он и несколько его засранцев-приятелей вломились в архив хранилища «Седж Системс», здесь, в Гингрич-Филд, и выкрали несколько образцов. Похоже, кто-то в «Седж» продолбал сроки подготовки новой итерации или, возможно, бюджет на нее. В любом случае у них не было ни времени, ни денег, чтобы пройти полный цикл разработки здесь, на Марсе, перед отправкой готовой продукции на земной рынок. Так что контора решила срезать угол. Они использовали код, разработанный на Земле для ранней итерации, прислали его сюда и смоделировали кое-какие запасы в изолированных камерах. Затем наклеили на это логотип «Седж» и отправили обратно, выдав за тестовые образцы для земного продукта.

Я очень медленно кивнул, обдумывая услышанное.

– Умно. Здесь никакой разработки, там никаких затрат на подгонку продукта под земные условия. Да еще и марстеховская наценка по полному прайсу. Любопытно, почему никто не подумал об этом раньше.

– Может быть, они и раньше этим занимались, Вейл. Разве не в этом весь смысл? – Она начала стягивать вторую перчатку. – Размещение бренда, иллюзорная добавленная стоимость. Разве не на этом строилось все это место с самого приземления «Лутры»? Тут же все строится на лжи о том, что на Марсе есть что-то лучшее, что-то запредельное. Вот только что? Место, образ жизни, чувство, имя? Марс! Марстех! Способ утолить жажду, которую отрицает современная жизнь!

Я снова оторвался от информирования Рис. Натянул на лицо свирепую ухмылку.

– Ну и кто теперь поэт? Ты упустила свое призвание, Ракель. Тебе следовало бы писать рекламные тексты для какой-нибудь известной корпорации.

– А ты думаешь, я не такая? Как ты думаешь, что значит быть мэром этого места? Как ты думаешь, в чем заключается настоящая работа Малхолланда? Мы продаем ложь, Вейл. Мы успокаиваем толпу тем, что они хотят услышать. Все для того, чтобы вернуть их в строй и заставить делать то, что им велят. Партия Процветания? Мы точно такой же бренд, как и любой другой. Мы – клей, который скрепляет Долину.

– А я-то думал, что вы просто кучка полуграмотных мошенников, которые любой ценой доят Высокие Рубежи.

Аллаука улыбнулась. Это придавало ей странно затравленный вид.

– Смейся, сколько хочешь, Вейл. Все это место построено на мифах, и именно этим угрожал Торрес. Плати, или он разрушит миф о марсианском кожтехе.

Я кивнул. В этом был смысл. На кожтех приходился каждый седьмой марин, заработанный на Марсе. Более того, была вероятность, что ударные волны от такого заявления окажутся достаточно велики, чтобы разрушить все мифическое здание марстеха, да и сам Марс.

– А он подготовился, да? – спросил я. – Поговорил с людьми, которые в теме.

Аллаука внезапно криво ухмыльнулась.

– Что, ты имеешь в виду позерствующих сакранитских мудаков в обсерватории?

– Отследила меня дотуда, да?

Она скинула вторую перчатку рядом с первой. Уставилась на нее, не обращая внимания на меня, будто никого рядом не было, а разговаривает она сама с собой.

– Он думал, «Седж» заплатит, чтобы сохранить все в тайне. Заплатит, чтобы сохранить свою репутацию в неприкосновенности. Он… он, кретин, думал, что Малхолланд ему заплатит.

Малхолланд, подумал я, скорее всего, подарил бы любому, кто хотя бы услышал о таком дерьме, пулю в затылок и неглубокую могилку где-нибудь над Губой.

– Ты действительно не убивала его, Ракель? – Почему-то этот вопрос имел для нее значение. И если я собирался выбраться из этого дерьма, мне требовался каждый миллиметр преимущества, который я только мог получить.

Она покачала головой.

– Я послала его куда подальше и сказала, чтобы он больше никогда не совался ко мне с подобным дерьмом. И вот почему, по моему мнению, его убил кто-то другой. Но не я.

Послышались шаги – вернулся Густаво. Ретивый повернулся на звук. Аллаука подняла взгляд и почти нехотя встретилась с моим. Глаза у нее были пустые.

– Тогда пора, – тихо произнес я.

Она поспешно встала, меняясь в лице перед тем, как повернуться к новоприбывшему. Снова закуталась в мрачные одежды и надела маску власти, скрывая то, кем была со мной.

– Ты что-то не торопился, долбоеб.

– Да, я разговаривал с Гэвелом. Он хочет знать… – Густаво увидел обмякшие останки Чанда. – О, вы уже закончили.

– Должны же мы были что-то сделать, чтобы развеять скуку! Ты достал пушки?

– Конечно. – Густаво шагнул к нам, размахивая «ВакСтаром» в одной руке и «Балюстраадом» в другой. Шмыгнул носом и взглянул на меня. – Что теперь, прикончим этот кусок дерьма?

– Нет, не сейчас. Я хочу уйти отсюда минимум за два часа до того, как его жизненные показатели уйдут в ноль. Я хочу, чтобы у меня было алиби – работа в мэрии. И в любом случае, я не…

Лучшего момента и придумать было нельзя.

«Запускай», – велел я.

Из вмонтированных в крышу динамиков донесся вой сирен. Стену с приборной панелью словно охватило машинное безумие, там вспыхивали и мигали красные и янтарные огоньки. Мое сердце скакнуло к запертым дверям груди. Где-то за пределами камеры раздался свинцовый грохот системы замков и засовов, меняющих конфигурацию. Густаво и Аллаука уставились на мигающие дисплеи, затем перевели взгляды на Ретивого.

– Ты что, блядь, сделал? – рявкнул Густаво, но Ретивый покачал головой, беспомощно тыча лапами в приборы.

«Выброс», – велел я и, рыча, поднялся со стула.

Ничего не было обещано, ничего не было гарантировано наверняка, но я верю в «Блонд Вайсьютис» и генные лаборатории, специализирующиеся на долговом труде. В самом крайнем случае запатентованные, генетически модифицированные плоть и кости способны на многое, если вы будете обращаться с ними правильно – точнее, совсем неправильно, – а по счетам всегда можно будет расплатиться позже, если «позже» вообще наступит. Я напряг спину, ноги и встал. Разорвал пластиковые оковы, словно они были сделаны из лакричных кружев. Почувствовал, как жестокость этого движения рассекает плоть до костей, кровавыми лоскутами и мелкими красными брызгами сдирает кожу и подкожную клетчатку, пока, наконец – казалось, будто прошла целая вечность, – пластик не лопнул. Кровь теперь была повсюду, но кость под содранной кожей выдержала, усиленные углеродом сухожилия остались на своих местах.

А я был свободен и стоял на ногах.

Пульс громовыми раскатами шумел в ушах следом за клеточным выбросом. Разгоряченный жар бушевал во мне кровавым контрапунктом к воплю сирен. Все вокруг, казалось, замедлилось, затем остановилось и разлетелось на части радужным коллажем моментальных снимков.

Ракель Аллаука поворачивается ко мне, рот искажен потрясенным воплем, который ей так и не удастся издать. Густаво рядом с ней, поворачивает голову слишком поздно. Мой левый кулак, уже сжатый, уже в движении, кровь горячей влажной лентой стекает по запястью к локтю. Кольца сливаются, морфосплав вырастает из линии костяшек, края лезвия еще колышутся, словно тепловая дымка, от молекулярного сдвига, как будто в руку вселился геометрический черный демон. Я ударил ножом снизу вверх, под челюсть Аллауки, вогнал лезвие в череп прямо через язык и небо.

– Босс!

Ретивый, голос срывается на крик. Аллаука издала сдавленный рвотный звук, возможно, в ответ на его вопль. Ее глаза закатились, губы раздвинулись, обнажив стиснутые зубы, в образовавшуюся щель хлынула кровь. Рядом с ней, в воющем хаосе комнаты, Густаво замер, как истукан, в шоке, разинув рот, наблюдая за моим подъемом так, словно я был пистако, призванным по его душу.

Все еще привязанный к стулу за обе голени, все еще держа Аллауку на лезвии ножа, я бросился на него вместе с умирающей женщиной. Мы втроем повалились на пол, он выронил пушки. «Балюстраад», мой идеальный выбор, улетел куда-то за пределы моментальной досягаемости, но «ВакСтар» был слишком тяжелым, чтобы откатиться далеко. Я отчаянно перепрыгнул через все еще дергающееся тело Аллауки, волоча за собой стул, который, словно спущенная с цепи гончая, вцепился челюстями мне в ногу, схватил пистолет. Развернулся…

А вот и он!

Ретивый стоял у стены, выхватив оружие, и целился в меня, стараясь не попасть в Аллауку. Нерешительность его и убила. Я нажал на спуск. «ВакСтар» прогудел один раз, его выстрел гулким эхом раздался в пронзительной какофонии сирен, и скафандробойная пуля снесла Ретивому голову, разбила приборную панель позади него, покрыв ее толстой пленкой засыхающей крови. Его тело, продолжая стоять, откинулось к стене, тонкая артериальная струя из поврежденной шеи, словно из шланга высокого давления, ударила в потолок и дождем пролилась обратно. Я лихорадочно откатился назад в поисках Густаво.

Слишком поздно – он тяжело приземлился на меня, с сокрушительной силой отбил в сторону руку с пистолетом и ударил кулаком в лицо. «ВакСтар» отправился в полет. Я полоснул Густаво лезвием ножа, и он отпрянул назад, уходя от удара. Дикая улыбка – он встал в боевую стойку. Я напряг всю нижнюю часть тела, ударил его стулом по лицу, и он с криком отшатнулся, схватившись за глаз. Я поджал ноги, рассек оковы и освободился. Швырнул стул в сторону Густаво и резко встал. Конечности немного онемели, но клеточный выброс Рис вернул в них жизнь, мышцы хоть и были по-прежнему напряжены, но функционировали. Я набросился на Густаво и повалил его на пол.

Надо отдать ему должное: он опустил прижатую к поврежденному глазу руку – из глазницы, пораненной ножкой стула, хлынула кровь – и попытался бороться. Я заблокировал все его попытки, преодолел защиту и безумным ударом перерезал ему горло. Он поперхнулся и рухнул на пол.

– Я тебя предупреждал, – я услышал собственный уродливый голос, низкий, скрежещущий, словно какая-то несмазанная машина, крутящая поршни на последнем издыхании. Я задыхался от собственных слов. – Генный уровень. Когда «Блонд Вайсьютис» что-то делают, они ставят на победу.

Я поднял кулак и воткнул морфосплав ему в поврежденный глаз, пронзив мозг. Хлынувшая кровь забрызгала мне руку и лицо.

Я провернул лезвие на сто восемьдесят градусов, чтобы наверняка.

* * *

Разгоряченный перегрев – это процесс глубокого программирования, и на его спад уходят недели, но клеточного выброса, созданного Рис, хватит на пару сотен секунд. В лучшем случае у меня оставалась пара минут.

Я поднялся с трупа Густаво, пошевелил пальцами, отключая нож, и посмотрел, как лезвие тает, оставляя на костяшках пальцев мелкие брызги крови. Подобрал пистолеты, где-то мгновение молча стоял, заляпанный кровью, под грохот собственного пульса. Из-за нескончаемого воя сирен на крыше трудно было услышать что-либо еще, но мне не хотелось, чтобы Рис их отключала. Где бы в этом лабиринте ни находились Джефф Гэвел и его бойцы, любой краткий паралич, который они могли испытать от первого шока, сейчас уже должен был пройти, а значит, они явятся выяснить, что произошло. А из прикрытия у меня был только аварийный сигнал системы техобслуживания.

Лучше пойти и встретить их.

Я примерил гарнитуры Густаво и Аллауки, но обе были залочены под код владельца. Я кинул их на пол и осторожно подобрался к выходу из камеры, держа в одной руке «ВакСтар», в другой – «Балюстраад». Когда-то давным-давно в дверном проеме стоял тяжелый защитный люк, но его уже давно сняли с петель, и теперь он плашмя валялся в коридоре. Я прошел по нему и в тусклом свете увидел, как по краям бросились в стороны жучки-падальщики. Через метров двадцать коридор сделал первый поворот. Я проделал примерно половину этого расстояния, когда из-за угла быстрым шагом показался первый из головорезов Гэвела. Руки свободны, все оружие, которым он мог бы владеть, убрано. Он увидел меня в темноте, наполненной воем сирен, кивнул, уже открыл рот, чтобы позвать остальных, но запоздало спохватился и принялся шарить рукой по куртке. Я мигом преодолел разделяющее нас расстояние и тараном врезался в него, ударил прикладом «ВакСтара» по голове и оттолкнул к стене. Кинул быстрый взгляд за угол: пустой коридор. Быстрая оценка ситуации оверрайдером: этот – исключительно посыльный. «Выясни, блядь, что там затеяла Аллаука, и прекрати этот гам». А это значит, Гэвел все еще ни о чем не подозревает.

Я присел на корточки рядом с безуспешно пытающимся подняться бандитом, уронил на пол «Балюстраад», высвобождая левую руку, и схватил его за горло. Погрузил пальцы достаточно глубоко, чтобы разорвать плоть. Не выпуская «ВакСтар», двумя пальцами второй руки сорвал с него гарнитуру и уставился прямо в глаза. Повысил голос, перекрикивая сирены.

– Как тебя зовут, ушлепок?

Он хрипел и извивался, обеими руками пытаясь разжать мою хватку. Клеточный выброс превратил мою руку в сталь. С тем же успехом он мог пытаться отломить пальцы статуе Лутры на площади Приземления.

– Последний шанс, – мрачно сообщил я.

– К-Карлос, – его голос был едва слышен в вое сирен.

Я ослабил хватку, чтобы ненароком не придушить бедолагу.

– Ты хочешь жить, Карлос?

Он энергично закивал, тяжело дыша. Щетина царапала влажную плоть на моем поврежденном запястье, но я еще не чувствовал боли. Он был молод, судя по всему, едва достиг марсианского подросткового возраста. В глазах ужас.

– Сколько вас? – спросил я. – Сколько человек привел Гэвел?

– Не… не так много. Девять, к-кажется…

– Оружие?

Еще один отрывистый кивок.

– Только… только пистолеты и вроде того. У Реджи есть «АК Райот», у Гэвела – «Сэвилл Сикер», он всегда его с собой таскает. Вот и все, мужик. Мы сюда не воевать пришли.

– Хорошо.

Под вой сирен я несколько раз ударил его прикладом «ВакСтар» в висок. Почувствовал, как прогибается кость. Бросил у стены, подобрал с пола гарнитуру и надел. Та плохо сидела на переносице, плотно прилегала по бокам и в целом была довольно низкого качества, но выбирать не приходилось. Я пару раз моргнул, сменил экраны. Поднял «Балюстраад» и, пригнувшись, завернул за угол. Я никогда раньше не имел дел с Гэвелом и Наземной командой, но если они все были такими слабаками, были неплохие шансы на то, что я выберусь отсюда целым и невредимым.

«Рис? Слышишь меня?»

«Громко и четко. Это не самый качественный портал, но он довольно адекватен».

«Есть шансы, что ты можешь дозвониться наружу?»

«Все еще нет. Схемы, прикрепленные к системам технического обслуживания, показывают, что мы находимся на девять уровней ниже поверхности, а экранирование тут значительное, маскировочные технологии домембранной эпохи. Неуклюжие и устаревшие, но все еще весьма эффективные».

«Здорово».

Дальше по коридорам под вопли сирен. В поле зрения, сверху и слева, развернулась уютная золотая кубистическая филигрань – Рис нарисовала для меня схему коридоров. Выход через лестничную клетку, не слишком далеко. Еще два поворота, еще два отрезка тускло освещенного коридора, мимо закрытых дверных проемов, за которыми ничего не происходило, но к этому времени выброс почти развеялся. Усталость ноющими пальцами расползлась по всему телу – верный предвестник грядущего истощения на клеточном уровне. Рваные раны на запястьях начали болеть. Зрение на миг затуманилось по краям, и мне пришлось остановиться и прислониться к стене, чтобы полностью прийти в себя.

От переутомления даже горячая фаза не помогала.

Я свернул за третий поворот и увидел перед собой лестницу – стальной каркас. Яркий источник света сверху и движущиеся тени.

«Рис, отключи-ка сирены на минуту».

Вопли под потолком внезапно стихли. Воцарилась краткая, ошеломляющая тишина, а затем сверху донеслись сардонические возгласы. Голоса, смех.

«Ты можешь это усилить?»

«Усиливаю».

Мягкое бормотание свернулось в моих ушах, прошло через пару протоколов фильтрации и вернулось кристально чистым.

– …Ну наконец-то. Насколько, блядь, сложно взломать канализационную систему столетней давности?

– Да даже старше. Видел граффити в гараже?

– Ребят, вы что, в танке сидели? Это больше не мусороперерабатывающий завод. Его перепрофилировали в базу для тайных операций Флота во время неразберихи, которая воцарилась после ухода Окомби в отставку. Тут занимались похищениями, пытками и прочим дерьмом – хватали людей, доставляли сюда и принимались за работу. После этого хоронили тела в реголите. Кто знает, что эти флотские мудаки тогда учинили тут с системами.

– Это не означает…

– Эй! – Я повысил голос для маскировки, ступил на первую ступеньку и глянул прямо вверх. – Мне тут внизу никто не поможет?

Три или четыре головы высунулись из-за перил двумя этажами выше. Я увидел их ухмылки.

– Это ты, Карлос? Ты там что, бегал или что?

– Что случилось, приятель? Скажи мне, что эти засранцы из мэрии закончили свои дела, и мы можем…

Лестничную клетку заполнили выстрелы из «Балюстраада». Ровный хлесткий треск разрывных снарядов, эхом отдающийся в тесном пространстве, когда пули лопались при обнаружении признаков жизни и человеческого тепла. Я взбежал по ступенькам, выжимая последние соки из клеточного выброса.

Я добрался до вершины, тяжело дыша, стреляя направо и налево из обоих пистолетов, отчаянно пытаясь перекрыть все направления.

Увидел, что натворили пули из «Балюстраада», и вздохнул с облегчением.

На верхнем уровне меня поджидало трое ребяток Гэвела… а может, четверо, с первого взгляда было трудно сказать наверняка. Большинство из них находились близко к ограждению, когда разорвались противопехотные пули, и нанесенный ущерб оказался огромным. Повсюду в расплескавшихся лужах крови валялись растерзанные куски человеческих тел, конечности были оторваны или превратились в свисающие ниточки тканей, осколки костей и ошметки мяса разлетелись и разбрызгались, словно рвота на Бульваре в пятницу ночью. Посреди всего этого я увидел осколок черепа, лежащий чашечкой вверх, словно измазанная чем-то красным археологическая находка, оброненная преступно небрежной командой гробокопателей.

Тихое всхлипывание, где-то по соседству в воцарившейся тишине. Отчаянное шарканье.

Я огляделся и внезапно осознал, что после того как меня одновременно накрыли облегчение и полное истощение от клеточного всплеска, я не смог устоять на ногах и сижу теперь на верхней ступеньке. «Вставай, Хак, сейчас не время. Мы еще не закончили. Впереди еще три или четыре ублюдка». Я тяжело вздохнул, почувствовав затхлый, с привкусом железа воздух, и на мгновение задержал дыхание. Собрал последние остатки сил и поднялся на ноги.

Верхний уровень представлял собой просторное помещение с потолками повыше, когда-то здесь явно был склад. Света оказалось чуть больше, чем в коридорах внизу, но не намного. В темных углах громоздились редкие оставшиеся штабеля ящиков, по шесть или семь штук в высоту, след какого-то изменения спроса на рынке или давно позабытой корпоративной реструктуризации, которая даже не позаботилась о полной распродаже запасов. Тут и там с крыши свисали тросы и крановые крюки, словно приглашение к самоубийству или другим, не столь аккуратным мучениям.

Я пробрался мимо кровавой бойни, следуя за тихими человеческими стонами. Поодаль окровавленная женщина с трудом ползла в сторону укрытия за штабелем ящиков. Кем бы ни была, она, похоже, укрылась от взрыва за чьим-то телом. У нее были раны на теле и конечностях, а сквозь волосы на макушке сочилась кровь, но большая часть повреждений выглядела поверхностными.

Наверное, она услышала хруст моих шагов позади себя, потому что на мгновение замерла, а затем поползла с удвоенной энергией.

Я стоял над ней и пытался собраться с чувствами, старался не шататься слишком сильно. Клеточный спад настойчиво дергал мою кровь, заволакивая глаза пеленой помутнения. Это походило на падение, на сон. Проще всего на свете было бы сесть рядом с этой женщиной, похлопать ее по окровавленному бедру ради утешения, затем лечь на покрытый зазубринами и выбоинами легированный пол и просто…

«Возьми себя в руки, оверрайдер!»

Я аккуратно засунул «Балюстраад» за пояс. Казалось, на это ушла целая вечность. Глубоко вздохнул, соединил кольца морфосплава на левой руке и активировал клинок.

«Рис, ты не хочешь вернуть сирены об….»

– Вейл! – Незнакомый мне голос, но слушайте, я легко наживаю себе врагов. Всегда предполагай худшее. – Вейл! Ты, кровожадный кусок дерьма!

Я повернулся, по-дурацки медленно из-за спада, и увидел в двадцати метрах позади, за линией ящиков, скорчившуюся фигуру с оружием, напоминающим обрез. Тошнотворный спазм в животе – он держит меня на прицеле, а я повернулся не той стороной, голова еще не осознала, как я только что поступил со своим оружием. Левая рука зудела от отсутствия «Балюстраада» – я сменил его на ебаный бесполезный нож, который даже не мог бросить, а «ВакСтар» был безнадежно далеко от линии выстрела, он поворачивался вместе с моей правой рукой медленнее, чем слюна падала на Ганимед…

Странный высокий визг в складском сумраке – безошибочный звук пули, выпущенной из «Сэвилл Сикера», поворачивающейся в полете и наводящейся на заранее заданную цель. Пуля ударила меня в плечо, пока я поворачивался – чудо, что я положился на «ВакСтар», – развернула, и я упал из-за отсутствия лучших вариантов. Какой-то отточенный инстинкт заставил меня распластаться на спине рядом с раненой девушкой из Наземной команды. Еще один визг «Сэвилла», и она дернулась, словно от удара, и закричала. Джефф Гэвел настроил свое модное раритетное оружие на стандартную температуру тела, тупой кретин.

– Сафира! – воскликнул он в панике, когда понял, что сделал. – Сафира!

Я сделал пару выстрелов поверх дергающегося тела, стреляя вслепую, неуклюже перекатился на ноги и, наконец, должным образом нашел цель. Нет времени переключаться на «Балюстраад», который бы закончил эту вечеринку весьма красиво, всем спасибо. Я навел «ВакСтар» на фигуру Гэвела и выстрелил. Руку охватило онемение, прицел дернулся, и пуля пролетела в нескольких метрах мимо. Он вздрогнул и принялся возиться с «Сикером», видимо, пытаясь отключить эту дорогостоящую опцию тепловой наводки. Он в любой момент мог закончить, а с такого расстояния…

Я ринулся вперед, бешено стреляя.

И промахивался каждый раз.

Подбежав к Гэвелу, я замахнулся «ВакСтаром», словно дубинкой. Джефф вскинул карабин, чтобы блокировать удар. Претенциозный, убогий, «ты только взгляни на меня», сделанный на заказ ствол и все такое. Я позволил ему выставить блок, выронив от удара пистолет. И с силой ударил его в живот зажатым в левой руке клинком. Он хрипло закричал, в равной мере испытывая боль и возмущение, и боднул меня головой. Я предвидел такое развитие событий, опустил подбородок и принял удар в основном лбом. Крутанул нож у него в животе и дернул лезвие вверх, в сторону ребер. Гэвел закричал. Опустил ствол «Сэвилла» и спустил крючок – я почувствовал, как пуля пробила мне голень и ступню, и мгновенно повалился на бок от полученного урона.

Когда я упал, лезвие ножа вырвалось из разорванных кишок Гэвела. Тот, казалось, почувствовал это, мрачно уставился на хлещущую из живота кровь и поморщился.

Затем, покачиваясь, вскинул «Сэвилл» и тщательно прицелился.

– Это… – Он закашлялся и сплюнул кровью. – За Сафиру, ублюдок.

Я зарычал и попытался опереться на раздробленную ногу.

– Маршалы Долины! Бросьте оружие!

На этот раз я узнал голос даже сквозь искажения громкоговорителя. Моргнул, не веря своим ушам, и время, казалось, замерло. Я глядел в искривившееся лицо Гэвела, пока он, все еще покачиваясь и борясь с болью в животе, пытался осознать изменившуюся реальность.

– Бросай пушку, дебил!

Я выдавил смешок.

– Мне кажется, он настроен серьезно, Джефф.

Лицо Джеффа окаменело, и он с трудом принялся поворачиваться лицом к новоприбывшим фигурам. Он проделал примерно половину оборота, когда резкие отрывистые выстрелы разорвали складской сумрак. Казалось, какой-то волшебный ветер налетел, сорвал с Гэвела одежду, затем поднял его в воздух, отшвырнул в сторону и кучей спутанных конечностей швырнул на пол, достаточно близко от меня, чтобы я мог до него дотронуться. Он лежал с широко открытыми глазами. С ним было покончено.

– Цель уничтожена! Обыщите помещение! Проверьте лестницу!

Они торопливо прошли мимо меня неуклюжей полусогнутой походкой тактически наступающего спецназа, штурмовые винтовки вскинуты высоко к плечу, дула слегка наклонены. Мрачные лица за черными забралами, тонкая пластинчатая броня, из-за которой они походили на невероятно стройных ферритовых жуков, вставших на задние лапы. Я насчитал четверых бойцов, затем шестерых, семерых. Они добрались до плодов моих трудов на лестнице, высунули дула винтовок, осторожно заглянули за перила и начали спускаться.

Я слабо повернул голову в ту сторону, откуда они пришли.

Увидел Сакаряна, в боевой броне и шлеме с визором, он застыл, уже опустив «Глок Сэндмен», но все еще настороженно зажимая его в обеих руках.

Сакарян так походил на собственную легенду, на длинную вереницу преданий о маршалах, на которых было построено Нагорье, что я начал хохотать. А затем, хотя смеяться было жутко больно, с некоторым удивлением обнаружил, что не могу остановиться.