Текст книги "Банкир"

Глава 19
СТРАСТИ В ДОМОСЕДОВО

Один из лидеров «Аль-Каиды» Абдул аль-Хан, известный причастностью к организации многочисленных террористических актов, обладал интуицией, напоминающей чутье старого и опытного хищника.

Он поражал соратников неожиданными прозрениями, казалось бы нелогичными решениями и неизменной удачей, которую можно было объяснить только милостью Аллаха.

Аль-Хан был встревожен. Он кожей чувствовал, что акция в Москве на грани срыва, хотя его помощники уверяли, что подготовительная стадия прошла успешно, получены все необходимые сигналы от шахида, он уже в Москве и готов действовать.

Шеф европейского направления стоял перед аль-Ханом и в очередной раз убеждал его, что опасения не имеют реальных оснований.

– А кто-либо из ваших людей этого шахида в Москве видел? – спросил аль-Хан.

– Нет, по соображениям безопасности визуальный контакт не предусматривался. Мы уверены, что он выехал из Франции в Москву. Достаточно полученных сигналов.

– Я так не считаю. Жалею, что лично не проконтролировал все детали операции. Дублер предусмотрен?

– Да. Вы зря волнуетесь.

– Прекрати меня успокаивать! – покраснев, крикнул аль-Хан. – Боишься лишнее движение сделать, забыл о своем долге!

– Дублер должен оказаться в самолете чего бы это ни стоило, – аль-Хан перешел на спокойный деловой тон. – Если шахид уже сгорел, мы ничем не рискуем, и так все провалено. А если все в порядке, как ты уверяешь, то о чем голова болит?

– Не беспокойтесь, уважаемый. Дублер будет, акция состоится по воле Аллаха, – заверил шеф европейской сети, прекрасно понимая, что это проще сказать, чем сделать.

Мама звала Варвару ласково «Варвара-краса», а когда сердилась или подшучивала – «варешка».

Все это было в прошлом. Варвара даже не могла вспомнить, когда последний раз общалась с матерью, и вспоминать об этом не хотела.

Ей было всего двадцать лет, но по внутренним ощущениям лет восемьдесят: жить не хотелось самым решительным образом.

Еще совсем недавно Варвара была веселой, любознательной, общительной девушкой, работала секретарем в престижном рекламном агентстве. Невысокого роста, с пухлыми губами и выразительными глазами, аппетитной фигуркой, она была миловидной и легко ладила со всеми.

Семья жила трудно. Отец – полубезработный инженер, почти ничего не зарабатывал, мать трудилась в каком-то вычислительном центре, брат только начал получать скромную зарплату электрика в небольшой московской фирме. Часто случалось так, что для подарка матери или брату приходилось занимать деньги, с отцом она практически не общалась.

Варвару окружали на работе манерные тусовщики, озабоченные только собой и своим творчеством творцы рекламных шедевров, начинающие алкоголики, женоподобные красавцы и отъявленные стервы.

В личный круг общения входили в основном школьные друзья – сверстники пэтэушного типа, которые воздух не озонировали, не расставались с пивом, разговорчивостью не отличались, но с ними было хотя бы понятно и спокойно. В этом обществе она чувствовала себя центром внимания, что компенсировало некоторую приниженность и ущербность в гламурном окружении на работе.

Если бы спросили психолога, что же все-таки случилось с Варварой, он, видимо, поставил бы следующий диагноз: психоз обыденной жизни, бесчеловечность обычных человеческих отношений.

Диагноз явился Варваре на одной из молодежных тусовок в образе высокого черноволосого парня с атлетической фигурой по имени Алан. Он только что отслужил в армии, был наполовину осетином, наполовину русским и работал персональным водителем у какого-то начальника средней руки из московского правительства. Его отец уже давно приехал в столицу, обжился, имел много родственников, друзей и «полезных людей». Он сумел купить сыну квартиру и сватал ему девушек из благополучных семей.

Варвара сразу же понравилась Алану своей беззаботностью, блеском в глазах, гордо оттопыренной попкой. По интеллекту она явно превосходила окружающих ее сверстников.

Как-то получилось, что забеременела она практически сразу. Аборт был невозможен – Варвара застудила придатки, страдала от хронического заболевания, а с работы лечиться никогда не отпускали. Врачи предупредили ее, что в случае аборта она вряд ли когда-либо сможет иметь детей.

Алана известие о будущем ребенке не испугало, но и не обрадовало. Он предвкушал трудные объяснения с отцом, в представления которого об успешном браке Варвара явно не вписывалась.

Время шло, нужно было на что-то решаться, а Алан тянул с ответом. В панике Варвара рассказала все матери и брату.

Она не ожидала такой реакции: обычно спокойная, измученная бытом мать кричала на нее: «Блядь, потаскуха, сволочь, сама будешь пятаки на паперти собирать!» Не менее жестоким оказался и брат, с которым у нее всегда были самые хорошие отношения. Ее, кажется, ударили, но помнилось это плохо. В слезах, ничего не соображая, она убежала из дома и жила какое-то время у подруги, покупая белье в магазине, чтобы было во что переодеться. Домой зайти Варвара боялась. На работе никто не замечал ее опухших покрасневших глаз, сверстников она стала сторониться.

Наконец опять возник Алан, который сообщил ей, что уломал родителей и они могут пожениться. Варвара даже не обрадовалась, так она была измучена. Возможно, Алан говорил неправду о том, что получил согласие родителей. Свадьбу сыграли скромно на квартире у Варвары, родители Алана не пришли.

Родилась девочка. Варвара жила на квартире у Алана, которую ему все-таки оставил отец. Кроме постоянно кричащего ребенка и усталого Алана по вечерам, она практически никого не видела. Квартира располагалась в Подмосковье, в окружении таких же строящихся блочных домов, доехать до родительского гнезда было сложно, девочку оставить не на кого, да и телефона в новых апартаментах не было, а тратить деньги на мобильник Варвара стеснялась. Работу пришлось бросить, семью содержал Алан.

Ребенок часто болел. Хорошо, что в распоряжении Алана была машина, а его начальник, видимо, отличался похвальным либерализмом. Как правило, Алан возил ее с девочкой в поликлинику, а когда не мог, она, мучаясь, добиралась на перекладных.

Неожиданно уволилась с работы мать Варвары – то ли по сокращению, то ли по какой другой причине. Она стала брать девочку к себе, и Варвара все чаще оставалась наедине с мужем.

Однако что-то в их отношениях разладилось. Так бывает после тяжелой болезни, когда женщина начинает ненавидеть мужчину, ухаживавшего за ней, как бы перенося на него все свои страдания.

Варвару все раздражало в Алане. «Может, я порченая? Любая другая была бы довольна таким мужем», – думала она, но подругам говорила: «Он ничего не хочет, ничем не интересуется, приходит вечером с работы и часами сидит в майке и синих трениках перед телевизором. Зачем он мне?»

Зато Варвара сошлась с матерью. Они с удовольствием судачили о знакомых и, понимающе переглядываясь, отпускали едкие шуточки по поводу Алана. Варвара словно забыла о ребенке. Ее тянуло на работу, к беспечным людям, которые все время говорят что-то интересное, интригуют, меняют наряды, в общем живут. Но место в рекламном агентстве оказалось уже занятым.

Послонявшись по рынку труда, Варвара устроилась в полиграфическую фирму, где уже на первой же корпоративной вечеринке лохматый директор в ярком пиджаке (до этого он успешно приторговывал автомобилями на родном Урале) попытался разложить ее на рабочем столе. Проявив неуступчивость, Варвара угостила сластолюбца размашистым пинком в его самое уязвимое место, которое, собственно, и послужило основным виновником этой трагедии.

Найти новую работу оказалось делом крайне непростым. Однако Варвара все же ушла от Алана. Через некоторое время она ушла и от матери, оставив на ее попечении ребенка.

Новые друзья устроили ее в фирму, занимающуюся оптовыми закупками обуви, в основном дешевым ширпотребом из Турции. Жила она с двумя подругами, одна из которых была русской, приехавшей в Москву из депрессивного промышленного города, другая – восточной красавицей, ласковой, разговорчивой и очень умной. Красавицу звали Надей, по крайней мере, она предложила так себя называть.

Девушки жили душа в душу. В ходе бесконечных ночных разговоров постепенно Варваре открывались глаза на то, какими же сволочами были все ее окружающие – и мать, которая чуть не довела ее до самоубийства, и тупой Алан, и злобно кричащая девчонка – порождение не любви, а ненависти.

Вообще окружающая действительность давала много поводов для ненависти, замешанной на жалости к себе и таким же несчастным девчонкам.

В популярной телевизионной передаче подпорченный временем, но еще бравый «мачо» в присутствии жены манерно, но подробно сообщал о том, сколько стоили шубы, драгоценности и «мерсы», подаренные им молодой любовнице, у которой он хотел отобрать дочь.

«Как ему не стыдно?» – думала Варвара.

– Стыда у него нет! – словно читая ее мысли, говорила Надя. – А все деньги он украл из казны на строительных подрядах. Такие, как он, виноваты, что ты и твои родители – нищие. А теперь другую девчонку хочет растоптать. Ничего, мы их накажем.

Мысль о наказании, возмездии, каре придавала силы, наполняла существование смыслом. Оказалось, что можно радоваться солнышку и даже восхищаться холодным ветром, который еще совсем недавно был только источником раздражения и простуды.

Зима в этом году запаздывала – были побиты рекорды за весь период существования службы наблюдения и прогнозов погоды.

«Покарать значит не зависеть от этого мира, быть выше его», – это была даже не мысль, а физическое ощущение Варвары, когда она с наслаждением вглядывалась в темно-серое, почти черное небо. Изнутри небо подсвечивалось солнцем, постепенно превращаясь в ярко-синее, а затем голубое бездонное пространство.

На зеленой траве белыми пятнами выделялся выпавший ночью и уже успевший подтаять снег. Время как будто остановилось.

Ощущение близкой неминуемой смерти делало Варвару исключительно любознательной к окружающему миру. Она стала много читать, стремилась запоминать слова, лица, образы.

Ее восхищало ощущение безнаказанности. Действительно, что можно сделать человеку, которого уже нет?

Нравилось представлять, что будут говорит о ней после того, как она совершит акт убийства, как будут испуганно перешептываться ее школьные приятели, как побледнеет тот придурок, который пытался изнасиловать ее на рабочем столе, как закатит глаза мать-лицемерка.

– Они попомнят меня, сволочи, – шептала Варвара, улыбаясь прохожим, приветливо разговаривая с сослуживцами, обмениваясь по телефону новостями с матерью.

Постепенно она стала отделяться и от Нади. Ее тяготила любая связь с миром, которая воспринималась как ограничение личной свободы.

«Она становится опасной: или пойдет на самоубийство, или натворит каких-либо глупостей», – думала опытная улыбчивая Надя.

Сценарий еще не совсем был понятен, но развязка неминуемо приближалась.

Правдюк Кондрат Степанович, директор по внешним связям компании «Стар Лайн», управляющей самым современным, как утверждали старлайновцы, аэропортом Домоседово, проводил совещание.

Кондрат Степанович был в ударе. Накануне ПСД, – так сокращенно именовали в служебном лексиконе «Стар Лайна» председателя совета директоров Диму Масонова, – вызвал Правдю-ка и, что называется, «вставил».

По разным каналам до Димы стали доходить сведения, что в государственные структуры просачивается закрытая информация о деятельности «Стар Лайна», совершенно для них не предназначенная. Утверждалось, что в этом замечены сотрудники Правдюка, в обязанности которых, собственно, и входило развитие деловых и личных контактов с чиновниками.

Кондрат Степанович понимал, что не обошлось без доноса из службы безопасности «Стар Лайна», которая не без оснований видела в структуре Правдюка одного из основных конкурентов. В компании было принято присматривать друг за другом. Дима Масонов поощрял эту внутреннюю конкуренцию и любил говорить: «Плохо работаете, что-то давно никто на вас не жаловался».

«Теперь вот пожаловались, подставили», – подумал Прав-дюк. В неприятном разговоре с ПСД Кондрат Степанович обвинил другие подразделения «Стар Лайна» в попытках «перетянуть одеяло на себя» и самостоятельно заниматься контактами с внешними организациями: «Такая самостийность, замешанная на некомпетентности, и ведет к разглашению корпоративных секретов». Стрелки удалось перевести, но не полностью.

Совещание с участием представителей всех основных компаний «Стар Лайна» было призвано если не окончательно решить эту проблему, то, по крайней мере, приглушить ее остроту до следующего конфликта.

– Коллеги, – убедительно говорил Кондрат Степанович, – если бы даже казачка какого спецслужбы к нам заслали, он бы так эффективно не сработал. Наши замечательные сотрудники, посланцы, так сказать, доброй воли, в беседах раскрывают основные финансовые показатели, проекты, тайные планы и замыслы. Причем каждый голосит по своему разумению. В результате PR-служба называет одни цифры, финансисты другие, руководители производственных подразделений – третьи. Понятно, что хотят произвести хорошее впечатление, привлечь на нашу сторону. Но так нельзя! ПСД просил напомнить и строго предупредить, что в соответствии с корпоративным регламентом все контакты с внешним миром осуществляются только через наш департамент или, по меньшей мере, с его участием. Мы готовы помочь.

– Если вам доведется самостоятельно контактировать с контрагентами из государственных структур, говорите о любви, это тема вечная, это актуально, – торжественно заявил Прав-дюк, – в крайнем случае скажут, что мужчина – бабник, а женщина – легкого поведения. Но сейчас это модно.

– И еще одно. Мы, вне всякого сомнения, учитываем, что все контакты носят персональный характер. Никто в ваши личные связи вторгаться не будет. Вот, например, когда мы с шефом идем в Белый дом, – продолжил Правдюк, – шеф калякает, а я скромно стою с сундучком у двери. Думают, что я – проситель какой, а я понимаю: идет общение двух руководителей, и мешать не надо. Эти связи человека кормят.

– Кондрат Степанович, как бы вы определили наши главные цели в работе с государственными организациями? – поинтересовался представитель маркетинговой службы.

– Целей много. Я бы исходил при определении приоритетов не из целей, а из конкретных задач применительно к каждой цели. Вы знаете, что мы активно продвигаем концепцию новой системы управления МАУ – Московским авиационным узлом. В этом деле ключевое звено – Минтранс. Да, подписал министр наше письмо, но занял созерцательную позицию. Полномочий Государственной службы гражданской авиации или, как там она сейчас называется, не хватает. Значит, нужно добиваться более реальной поддержки со стороны Минтранса.

Тон Правдюка становился все задушевнее:

– Другое дело – вопросы лицензирования. Здесь главный закоперщик – Минэкономразвития. Вот молодец, завезла в это министерство Лена вашего руководителя Раису Аркадьевну, стратегически мыслящую и превосходно упакованную. А другие даже свое тело не могут донести до министерства.

ПСД разочарован, – нагнетая драматизм обсуждения, возвысил голос Кондрат Степанович, – по многим направлениям мы так и не продвинулись. А без активного сопровождения ни один проект не будет реализован, все остановится. Ссылаются на недавние праздники. Так ведь новые праздники грядут – просто национальное бедствие какое-то. Все будут в разъездах: кто на катере, кто на гоночной лодке, кто на велосипеде педали нажимает. А кто не уехал, у того уже водитель протирает ручку двери, и бампер даже протирает, чтобы во всем блеске и сиянии, – радостно сообщил Правдюк. – А теперь прошу высказываться.

Оправдывая свою фамилию, он любил говорить: «Я – дядька честный. Половины из того, что сказал, не помню. Если буду говорить неправду, то обязательно запутаюсь».

Конечно, он лукавил. Кондрат Степанович помнил все, и плохое и хорошее, был хитер и расчетлив, обожал многоходовые комбинации и образную смачную речь.

– Вы, наверное, артист? – как-то спросила его одна из поклонниц. – Театральное училище окончили?

– Училищ не кончал, – ответил Правдюк.

Вот тут он говорил правду. В театральных училищах Кондрат Степанович действительно не обучался. Он с отличием окончил две военные академии.

Сейчас Кондрат Степанович, несмотря на внешний задор, испытывал беспокойство.

Накануне ему позвонил представитель «компетентных органов», курирующий аэропорт, и предупредил, что подойдет к нему на приеме для разговора. «Серьезная есть проблема», – предупредил куратор.

Непросто складывались отношения с органами, ох непросто. Незаживающая кровоточащая рана для Кондрата Степановича. Сам выходец из «конторы», занимавший высокие должности, он прекрасно понимал, что ссориться с наследниками «железного Феликса» нельзя ни при каких обстоятельствах. Правительства и режимы меняются, а тайная полиция остается и после временных кризисов неизбежно набирает силу.

К несчастью, эта сила была против «Стар Лайна». Объясняли заказом конкурентов. Заказ, видимо, был, но наезд без оснований, несмотря ни на какие заказы, также не состоялся бы.

«Маски шоу» все же произошли и чуть было не привели к фатальному для компании исходу. Сейчас вроде бы все затихло, но вопросы окончательно не решены. Опасность рецидива беспокоила Кондрата Степановича.

«Почему на приеме?» – размышлял он, машинально разглядывая подвижное, ироничное лицо стройной Леночки, большой любительницы «Уорд класса».

Леночку явно развлекала яркая, экспрессивная речь Олега Ивановича Старкова, в течение многих лет занимавшего пост заместителя министра гражданской авиации СССР, а ныне соратника «старлайновцев» по авиационному бизнесу.

Олег Иванович говорил веско и убедительно (непонятно только, для кого и зачем), что многие предложения тонут в бюрократии или лени сотрудников. Он сообщил, что о рассмотрении предложений «Стар Лайна» имеется поручение премьер-министра, его заместителя, распоряжения двух министерств, а дело стоит.

– Необходимо собирать межведомственную рабочую группу, чтобы сдвинуться с мертвой точки, – завершил Старков и пристально, со значением посмотрел почему-то на заскучавшего от этого призыва представителя управления персонала.

«Молодец, – подумал Кондрат Степанович, – излагает любую проблему, как историк, географ и писатель. Но почему же все-таки меня просто не вызвали на Лубянку, а предлагают серьезный разговор на приеме? Хотят, чтобы ни к чему разговор не обязывал, вроде как приватная беседа на официальном мероприятии? Не похоже на них. Обычно серьезные дела решают либо в кабинете, либо на нейтральной территории, а тут прием. Ничего, разберемся», – успокоился Кондрат Степанович, переключившись на изучение пышного бюста молодой сотрудницы департамента внешних связей Изольды Пак, созерцание которого обычно возвращало Правдюку душевное равновесие.

– Замечательно! Вижу, что правительство только и ждет наших указаний, – с подчеркнутой иронией констатировал Кондрат Степанович, дождавшись, когда, наконец, Старков завершит свое повествование. – Одна беда, что никто этих указаний не исполняет.

– Уже умаялись мы доводить всякие поручения до Росиму-щества, а воз и ныне там. В чем дело? – Правдюк выразительно посмотрел в сторону покрасневшего от переживаний Зябликова, отвечающего за работу с самым несговорчивым из ведомств и с завидным постоянством требующего или расторжения, или пересмотра, или дополнения договора со «Стар Лайном» об аренде взлетных полос и другого не подлежащего приватизации имущества аэропорта Домоседово.

– Ничего не могу добиться. В Росимуществе Поддуваев, который получает наши документы, вы его знаете, откровенно саботирует. Я его конкретно спрашиваю, когда будет ответ на наши предложения, все установленные сроки прошли, а он говорит, что нет времени, занят. Ну что мне делать, задушить его, что ли? – горестно пояснил Зябликов.

– Душить не надо, нужно уметь убеждать.

– Видимо, убеждение здесь не поможет.

– Так предложите ему помочь материально. Вы же не предлагали.

– Бесполезно и опасно. Он тут же заявит куда следует. Совершенно ясно, что необходимы договоренности на высшем уровне. Иначе нас начнут футболить. Руководство Росимущества будет на нашем приеме, там можно было бы и переговорить.

– Кстати, о приеме, – уходя от скользкой темы, живо отреагировал Кондрат Степанович. – На первом плане у нас сейчас подготовка к приему в Домоседово. Исключительно важный вопрос. Приглашено более трехсот гостей из министерств, ведомств, Государственной думы. Правительство Московской области будет в полном составе.

– Уделите особое внимание подготовке выступления директора аэропорта Сергея Петровича Руденцова, – обратился Прав-дюк к руководителю PR-службы. – Он, конечно, человек заслуженный и уважаемый, но как выступает, мы-то знаем. Обычно шарит у себя по карманам, что-то ищет, потом говорит одну и ту же фразу: «Посмотрите на эти стены!» Мы-то понимаем, что он сейчас будет говорить о реконструкции аэропорта и колоссальных инвестициях, но сказать не успевает, из одного кармана звонит мобильный телефон, это хорошо, если один, а то сразу два или три – разными голосами.

– Он что, такой незаменимый? – внезапно разъярился Кондрат Степанович. – Отберите у него телефоны или хотя бы попросите отключить на пять минут. Ничего не случится! И текст, текст с ним отработайте. Хватит про стены.

Руденцов был молодым руководителем, но прекрасно ладил и со старой гвардией аэропорта, пришедшей из советских времен. Он вырос в Домоседово, прошел путь от рабочего до директора, в деталях знал все хозяйство и вел его уверенной рукой.

К участию в приемах, презентациях, выставках Руденцов относился как к тяжелой повинности, что нередко читалось на его открытом русском лице.

Время от времени проявлялось ревностное отношение к Ру-денцову со стороны Димы Масонова, которого, как это нередко бывает, знание производства Руденцовым одновременно и привлекало, и раздражало.

Тонкий политик Кондрат Степанович учитывал это обстоятельство, что усиливало колоритность его критических замечаний в адрес Руденцова.

– Ну, хорошо, кажется, все обсудили, – с удовлетворением вздохнул Кондрат Степанович. – Второй день ломаю голову. Шеф так смачно сказал: «Вы меня все-таки перехитрили». А в чем – не уточнил. Я ответил ему: «Да вы тоже не простой». А что он имел в виду – до сих пор не пойму. Пойду напишу записку шефу – надо же ему напоминать, что я жив, здоров. У любого шефа какие обычно желания? Ну, на пятку наступить или еще какую каверзу сделать. Я не исключение. За работу, товарищи! – напоследок призвал к новым успехам и достижениям Правдюк.

Совещание завершилось. Проблемы были если не решены, то, по крайней мере, отложены, все, кроме одной – предстоящей таинственной встречи с «компетентными органами».

Дима Масонов блаженствовал. Прием только начинался, а уже было ясно, что удался. На второй этаж аэровокзала, украшенный по торжественному случаю яркими воздушными шариками и гирляндами и отгороженный от пассажирских потоков охраной «Стар Лайна» в синих униформах и фуражках (на манер американских полицейских), уверенно проследовал бравый губернатор Московской области в окружении всех членов своего правительства.

Организатор и идейный вдохновитель приема элегантная высокая блондинка в облегающем костюме и изысканных очках, похожая одновременно на искусствоведа и профессора математики, умело дирижировала действием.

Кондрат Степанович любезно поздоровался. Опытный Прав-дюк чувствовал в этой женщине какую-то загадку, скрытую страсть, скрывающуюся за подчеркнуто строгой и элегантной внешностью. В какой-то момент показалось, что на лбу у нее – бриллиантовая диадема. Кондрат Степанович чуть не ущипнул себя, – «фу, черт», – и поспешил в сторону, от греха подальше, угодив прямо в объятия директора авиакомпании Китаидзе.

Правдюк радостно захохотал, но сноровисто уклонился от Китаидзе, зная его непредсказуемый коварный юмор. Показал жестом «занят, спешу, потом» и пристроился к руководителю администрации Домоседовского района. Здесь было надежнее. Нерушимый союз был скреплен полным взаимопониманием и многолетним сотрудничеством.

Китаидзе, видимо, в отместку, стал громко рассказывать кому-то, как Степаныч умеет «разводить»:

– Недавно на приеме узкого состава сидим за столом. Прав-дюк меня все в бок подталкивает и говорит: «Видишь, напротив красивая женщина? Очень влиятельная дама из Государственной думы». Ха-ха, какая там Дума, это моя жена.

Прием набирал обороты. Появилась делегация Минфина в сопровождении Сергея Аникина, несущего гордую улыбку олимпийца. Он довольно успешно разруливал проблемы, возникавшие в отношениях «Стар Лайна» с контрольно-надзирающими финансовыми ведомствами, хотя и подумывал вернуться к более милой сердцу и знакомой рекламной деятельности.

Проследовали депутаты Государственной думы, вокруг которых щебетали нарядно одетые, очаровательные сотрудницы «Стар Лайна».

Нестройной колонной появились представители печатных и электронных СМИ, присмиревшие, как детский сад на прогулке, под пристальным взглядом руководителя PR-службы «Стар Лайна» Юлии Мазепиной.

Подозрительно оглядываясь, пробежал сотрудник Росимуще-ства Поддуваев, постоянно чинивший козни «Стар Лайну» и ожидающий адекватной кары за свои каверзы. Она вскоре последовала, он оказался в Домоседово в числе высокооплачиваемых менеджеров, правда ненадолго. Поддуваев будет вынужден вернуться на госслужбу, где, давя все, что ползает (а не только летает), сделает блестящую карьеру.

Радостно улыбаясь, вышагивали сотрудники Федеральной службы гражданской авиации под предводительством обремененного государственными думами и толстой папкой Старкова. Перемещаться по городу спортивный, регулярно играющий (и выигрывающий) в теннис шестидесятилетний Старков любил налегке, однако на приемах появлялся неизменно с солидной папкой. Сказывалась аппаратная школа.

Торжественно вошла в зал группа руководящих работников профильных министерств и ведомств. Массивную фигуру одного из ключевых министров, выступающего в роли главного гостя, сопровождала советник Председателя Совета директоров «Стар Лайна» Елена Святовская в небрежно накинутой горностаевой накидке.

Кондрат Степанович не любил Святовскую за независимый и неукротимый нрав, но признавал, что она прекрасный работник, имеет прочные связи в высших сферах и принесла компании не один десяток миллионов долларов.

Как любил повторять Правдюк: «Наша политика это – братание, мы должны показать, что доступны». В соответствии с этой установкой братание на приеме шло полным ходом.

Некоторый диссонанс, правда, вносили девушки-модели известного московского агентства, приглашенные по личной инициативе Димы Масонова. Подружившись с директором агентства Глиссером, недавно вернувшимся из зарубежных скитаний, Дима полагал, что девушки украсят прием и развлекут гостей.

Однако модели держались скованно, с их лиц не сходило выражение подчеркнутого внимания и застигнутой врасплох невинности. Отпугнув осторожных чиновников и убедившись, что женихов и спонсоров среди собравшихся не наблюдается, девушки в конце концов «забили» на этот «долбаный тусняк», собрались вместе и стали томно обсуждать свои профессиональные проблемы и интимные дела.

Представитель «компетентных органов» появился, когда прием практически уже подошел к завершению и Кондрат Степанович кушал семгу в окружении своих верных сотрудников.

– Удался прием, удался! – делился впечатлениями Правдюк. – А то в прошлый раз все быстро разбежались, я и сам не заметил, как остался один на один с каким-то полковником милиции семидесяти лет.

Застигнутый чекистом за воспоминаниями и прожевыванием тающей во рту рыбки, Кондрат Степанович попытался пошутить: «Сексотим поманеньку?» – и понял, что пошутил неудачно. Всякий раз, когда волновался, он становился дерзким, о чем потом сожалел. Чтобы загладить неловкость, Кондрат Степанович придал лицу проникновенное выражение и загробным голосом произнес:

– Мы, ветераны, понимаем важность вашей работы, всегда готовы помочь, – и с удовлетворением подумал, что, кажется, попал в надежную колею.

– Кондрат Степанович, всегда приятно с вами общаться, умеете вы найти правильное слово. – Куратор широко улыбался, демонстрируя дружеский характер беседы. – Вижу, что расширяетесь. Слышал, вопросы по арендному договору решили. В общем, все замечательно.

– Стараемся. Как говорится, не могем, но можем, – поскромничал Правдюк.

– Просьба одна есть, Кондрат Степанович. Вы уже видели, что меры безопасности усиливаются.

– Да, уж вы постарались! Непросто это, пассажиры ропщут, говорят, что скоро только в исподнем в самолет будут пропускать, а то и голыми, да? – Кондрат Степанович беззаботно рассмеялся.

– Может, и до этого дойдет, если будет необходимость. Главное – есть причины. Мы фиксируем интерес к вашему аэропорту со стороны террористов. Кое-какие планы удалось предотвратить, но у руководства нет полной уверенности, что все благополучно. Особенно беспокоит один рейс – правительственная делегация в Индию. Вы в курсе?

– Этот рейс на особом контроле. Вроде все в порядке.

– Мы тоже на это надеемся. Просьба подойти к обслуживанию этого рейса особо тщательно. Напрягите свои службы, чтобы ни один пассажир не остался без внимания. Каждого проконтролируйте. При малейшем подозрении, какой-либо неясности рейс выпускать нельзя. Мы подошлем свою команду на всякий случай, примите ее, окажите помощь и содействие.

– Нет вопросов, предоставим помещение, спецсвязь, покормим ребят, выпить дадим.

– Это лишнее. Рейс отправят, тогда можно будет и расслабиться. А если будет сбой серьезный, яйца отрежут всем сверху донизу.

– Этого не хотелось бы, – забеспокоился Кондрат Степанович.

– Кстати, имейте в виду, что вокруг рейса завязывается сложная интрига в правительстве. Вас обвиняют в том, что вы не способны обеспечить безопасность в условиях возрастания террористической угрозы. Есть мнение, что нужно запретить вам осуществлять чартерные правительственные рейсы, как этот рейс на Индию, а все полеты, имеющие государственное значение, пропускать только через Внуково.

– Ну, это же конкуренция, вы понимаете. У нас шесть рубежей защиты, начиная с привокзальной площади – рентгеновский контроль, сканирование, оперативное наблюдение. Что они нам могут противопоставить? – горячился Кондрат Степанович. – В прошлом году мы пропустили 47 % пассажиропотока, больше, чем Шереметьево. Более половины рынка планируем захватить, если мешать не будут.