Текст книги "Последнее заблуждение. Лекции по эволюционной типологии. Том II"

IV. Дневной Язычник

Психотип: Персона

Кино «Апокалипсис», реж. Мел Гибсон (главный герой Лапа Ягуара), сериал «Ад на колесах» (Илам Фергюсон), «Забытая мелодия для флейты» (Лида в исполнении Татьяны Догилевой), сериал «Любовники» (Аллисон), сериал «Светлячок» (Уош, пилот Серенити), сериал «Игра престолов» (Роберт Баратеон, Робб Старк, Шая), «Калина красная» (Люба), «Три тополя на Плющихе» (Нюра), «Ищите женщину» (Алиса)

Современники: Святослав Рихтер (пианист), Владимир Волков (контрабасист, композитор, продюсер), Владимир Букета, известный как Голтис (путешественник, экстремал, каскадер, эксперт по вопросам здорового образа жизни, архитектор тела), Марта Аргерих (пианистка), Алла Загайкевич (композитор), Лада Наконечная (художница), Ольга Алленова (журналист, автор книги о Чечне)

Дневной Язычник – наименее ярко выраженный, наименее выпуклый из всех типов, поэтому его типирование представляет определенную трудность – невозможно за что-то зацепиться, сослаться на какие-то характерные черты. Грубо говоря, не хватает «улик» для надежного распознавания этого типа, поэтому его определяют часто методом исключения, по принципу: если персонаж не вписывается ни в один тип, значит – Дневной Язычник. Даже как Персона Дневной Язычник – наименее Персона из всей психоквадры Персон (теневая противоположность Ночного Бездельника – самого выдающегося из Персон!). Если Дневной Язычник не становится на путь какой-нибудь духовной авантюры, то он предстает как самый заурядный семьянин, домохозяин, устроитель домов (семейных гнезд). В более эксклюзивных случаях Дневные Язычники проявляют себя как своего рода Экстремалы, Экстрасенсы, Шаманы, Великие Гуру, Учителя Восточных Единоборств, Ясно-Видящие или Оракулы (причем для Дневного Язычника типичны попытки сочетать эти два амплуа – гуру и семьянина)… Вождь племени (а в наше время – Крестный Отец мафии) – тоже типичное воплощение Дневного Язычника – Персона, важно несущая содержание своего Мужского Достоинства.

Белое Языческое Чувство, вынесенное в ноль, лишает Дневного Язычника собственного свечения – «озаряется» не сам Язычник, но предлежащее сущее как эманация некоторой общественной «души мира», anima mundi. Не располагает Дневной Язычник и «щенячьей спаниелевой добротой» Утреннего Язычника – вместо нее возникает своего рода изначальная очарованность или влюбленность в сущее как следствие «сияющей» из нуля «души». Над белыми облаками этой «общеязыческой души» возвышается корона двойной Белой Эмпирики, которая в своем эволютивном идеале должна быть полностью раскрытой телесностью, «космическим телом», безграничным пространством «внутреннего мира». Дневной Язычник – это тот, кто величественно несет и «выносит» свой «внутренний мир» (свое тело!), самый богатый из всех «внутренних миров», божественно равный Космосу. Он как бы молчаливо заявляет своей главной позицией: «Я есть все (мое тело – вездесуще)». Но в действительности, конечно, Эмпирика никогда не раскрыта в полной мере, она не соответствует заявленному потенциалу. Вот и получаются «Шаманы всея Алтая», Целители, Эзотерики (от греч. esoterikos – внутренний), Великие Гуру, Духовные Учителя и Наставники телесных практик, массажисты, которые предлагают миру нечто на уровне «духовного фэн-шуя», ясно-видения, здоровья и телесного благополучия.

Дневные Язычники живут из своего Тела, из своего Состояния, это люди, постоянно пребывающие в Состоянии («состоятельные люди», «телесники»). Их главное Достояние есть совершенно статическое, безмолвное, медитативное пространство переживаний, имеющее статус «растения», «флоры». Поэтому сам по себе Дневной Язычник, без экзистентных позиций, есть в сущности не что иное, как «мудрое тело» – неподвижный «овощ», вбирающий и переживающий, а его бытие есть по сути «жизнь с закрытыми глазами».

Оперативное Мышление Дневного Язычника «опрокидывает» статичную вертикаль Эмпирики, «корыстно» объективируя мир. Траектория движения прочерчивается оперативным эгоистическим Мышлением по принципу соответствия собственным выгодам и интересам – за каждой ключевой точкой стоит своеволие выбора, составляющее сущность феномена навигации. Можно сказать, что Дневной Язычник в своей экзистенции представляет собой активный своевольный ментальный навигатор, который не связан и не обусловлен своим жизненным опытом (Дневного Язычника отличает от Крестоносца свобода в выборе пути самореализации и модели жизнедеятельности, хоть модель эта всегда универсальна!). Более того, такой навигатор (в отличие от Языческого навигатора на слабой позиции) не задается целью стратегического проектирования будущего, он не просчитывает путь из пункта А в пункт Б, но всегда работает как «мастер намерения», тактически, в настоящем, делая выбор, «нажимая кнопки» и оперативно «разруливая» ситуацию. У Дневного Язычника фактически нет образа завтрашнего дня – будущее «закрыто» слабой идовой Сенсорикой. Именно ввиду того, что на третьей позиции Дневного Язычника зияет пустая, темная ночь, его жизнь есть жизнь без результативности. Она скорее напоминает кастанедовский «бег силы» в темноте (бег индейца по лесу в к/ф «Апокалипсис»), чем какое-либо стратегическое планирование.

Бытие Дневного Язычника (в своем иероглифическом «росчерке») подобно возвращению перелетных птиц на юг по имеющемуся у них «внутреннему навигатору». Как птицы, летящие осенью на юг, или кошки, возвращающиеся после «гулянок» домой, Дневные Язычники «идут» не по Сенсорике, а по «внутреннему ощущению», по состоянию. Для того, чтобы это было вообще возможно, чтобы «идти на свой дом», у Дневного Язычника должен быть ориентир, должно быть то, что называется «зовом дома». Такой и подобные ему ориентиры выставляются находящимся в нуле «калибровочным» Чувством (в частности, изначально присутствующим «чувством своего дома»). Навигатор Дневного Язычника действует в паре с Чувством, он ориентируется по Чувству, опираясь на веер энерго-эмоциональных образов как на некоторую общую систему мета-знаков («алфавит»). Все, что требуется Дневному Язычнику на пути его самореализации (в его «кармической одиссее» – блуждании и далеко не последнем заблуждении), – это поймать звук своей родины, своей Пенелопы и двигаться на этот звук. Этот звук (или запах, или зрительный образ) не обусловлен и не обналичен Сенсорикой, он звучит из сердца и определяется по «зову сердца» – по Чувству (Одиссей фактически не знает, куда плыть, где находится его родина; карта местности, по которой он скитается, ему незнакома – в таких условиях Мышление есть единственный активный инструмент, способный навигировать на местности, тогда как Чувство есть некоторый маяк, посылающий свой референтный сигнал).

(Когда мы общаемся с Дневным Язычником, мы в первую очередь ощущаем на себе привкус манипуляции его Черного эгоистического Мышления, которое подхватывает нас и «несет по своим путям», которое передвигает нас, как какой-то объект; Эмпирика идентифицируется нами как некоторое огромное пустое пространство, которое «есть» само по себе, как огромный зал-резонатор, из которого «выходит» Мышление.)

Завершает конфигурацию Дневного Язычника сенсорный Ид, оборачивающийся своего рода «слепотой» – Дневной Язычник фактически ничего не видит перед собой. Все события его жизни словно «выскакивают из-за угла» – из темного инстинкта Сенсорики. Сенсорный Ид, попадая на слабую позицию, «награждает» Дневного Язычника некоторой характерной «телячестью» коровы, бегущей в стаде, мотивирует и обрекает на некоторую рутину биологической программы, на Жертвоприношение. Такой программой в случае Дневного Язычника является не что иное, как инстинкт семьи, где семья подразумевает природно-социальное явление (семья как общий для всей Природы уклад жизни, как заложенное Природой бракосочетание Мужского с Женским). Дневной Язычник «видит» себя образцовым семьянином; он вынужден, реализуя коллективное бессознательное, отдавать «семейный» долг Природе – выполнять биологическую программу (программу при-роста, расширения, при-рождения). Таким образом Дневные Язычники вписывают себя в архетипы Мужчины или Женщины (как самого непосредственного воплощения Мужского и Женского) – в этом и состоит «результат» их конфигурации. Именно в этой конфигурации возникает характерный феномен раздвоения между Матерью, к которой нужно «возвратиться», и Женщиной-Женой, с которой нужно реализовать инстинкт (ложная Мать). Жизненная драма Дневного Язычника состоит в том, что он обычно находит себе Жену, теряя при этом Мать и «возвращаясь» к Жене вместо Матери.

(Заметим в скобках, что помимо указанного выше эффекта «долгосрочной» реализации природных инстинктов у слабого языческого Ида есть еще «краткосрочный» эффект – условно говоря, эффект «сезонных колебаний» или «лунных циклов». Описанный феномен семейно-социального долга носит длительный и стабильный характер, в то время как на его фоне присутствуют более короткие, синусоидальной интенсивности порывы. Можно спутать их с бессознательным улавливанием и трансляцией психических «лярв» из нулевой позиции, но, в отличие от вспышек психики, такие «накаты» происходят с навязчивой периодичностью и практически независимо от усилий по их преодолению и складывающихся Обстоятельств. Их нужно просто пережидать или переживать, как смену времен года. Уныние, возбуждение, спад, тонус, безразличие, активность, увядание и т. п. – одна и та же тема может уходить и возвращаться через какое-то время «забытья» как ни в чем не бывало. Более того, Обстоятельства даже могут начать «подыгрывать» таким «сезонным циклам»…)

Что можно сказать в заключение об «обычных», распространенных мужских и женских типажах Дневных Язычников? Многое и в то же время немногое, поскольку Дневные Язычники прочно ассимилированы в социальной среде и слабо из нее выделяются. Они увлечены потоком повседневной рутины, не сопротивляясь, но, напротив, выдюживая эту рутину с какой-то сонной выносливостью мула. Мужчины, как правило, находят себя в домострое – это деятельные, увлеченные, профессиональные строители домов, от глиняных мазанок до мафиозно-семейных гнезд Отцов Мафии. Будучи на шестой ступени эволюции, они довольно нарочито несут свое Мужское Достоинство. В современной «урбанистической» жизни Дневные Язычники – это не какие-то «Маугли», но как раз наоборот – это люди с хорошей деловой хваткой, которые прекрасно адаптировались на территории своих «каменных джунглей». Они обладают качеством в любых ситуациях придерживаться своей линии (иерархии ценностей, «семьи»), которая всегда конкретна и практична, а также способностью «разруливать» любые ситуации (оперативное навигационное Мышление). Мужской тип «шестеричного» Дневного Язычника неплохо раскрыт в кинофильмах про мафию (которые вообще дают широкий диапазон Персон) – это «идеальный менеджер», который умело «решает вопросы». Такие «менеджеры» могут быть «добрыми» и идти на компромиссы в любых вопросах, но когда дело доходит до важных для них вещей, они становятся безжалостными. Причем в их действиях нет никакой жестокости (поскольку нет злости), но есть абсолютная природная рациональность. Обычно они говорят перед выстрелом: «Ничего личного, это только бизнес». Типичная самореализация для Дневного Язычника более высокого эволютивного уровня – писатель-фантаст, строитель фантастических миров, мифо-породитель.

Женщины – Дневные Язычницы скрыты где-то в глубине построенных их Мужьями домов, поэтому вообще плохо видны. Зачастую это просто ничем не выдающиеся Жены (отдающие себя Мужьям и рожающие с самой высокой на то мотивацией и эффективностью), наделенные Хозяйственной Мудростью, которые тащат на себе все домашнее хозяйство. В более яркой версии они являют себя как гоголевские Солохи, «одутловатые» купчихи, – от них исходит постоянное плодотворное изобилие (слов, телесности, влажности, слизи…). Это «тропические» женщины, переполненные влагой тропиков, текучие и текущие, растекающиеся и заполняющие собой все пространство (программа роста, увеличения, расширения вещества на слабой позиции)… Женщины – Дневные Язычницы очень удобны для жизни, «контекстны», они хорошо понимают мужчин, словно видят их насквозь, поэтому у них есть шанс создать настоящий «алхимический брак» со своим мужем.

Замечание: в качестве общедоступной и удачной иллюстрации Дневного Язычника мы могли бы предложить киноленту Мела Гибсона «Апокалипсис» – весь этот фильм можно воспринимать как метафору парадигмы Воз вращения. Главный герой, индеец по прозвищу Лапа Ягуара (читателю стоит обратить внимание на подборку псевдонимов героев фильма в связи с понятием Псевдонима как такового, а также на характерный «одушевленный взгляд» актера, исполнителя главной роли) живет во внутриутробном состоянии «своего леса», своего племени. Неожиданно для него происходит экстраординарное событие, сравнимое с родовой травмой: непонятно откуда приходят какие-то «акушеры» и вытаскивают его во враждебный мир, в цивилизацию, где ему грозит верная смерть. Далее начинается Возвращение героя на родину, в утробу «своего леса» – Возвращение Одиссея к Пенелопе.

Помимо общеметафорического плана, фильм хорошо иллюстрирует основные функции Дневного Язычника. Буквально в первых фрагментах фильма показано, как действует связка Чувства и Эмпирики Дневного Язычника: в воздухе поселяется некоторый «флюид беды» до того, как сама беда случается, и Языческое Чувство приносит этот флюид из нулевой позиции – оно приносит чужой страх. Главный герой, Дневной Язычник, есть первый, кто «ловит» этот страх своей Эмпирикой, берущей на себя функцию улавливающей антенны. Это антенна с резонатором, распознающая флюиды обмана, страха и т. п. до того, как событие, с ними связанное, фактически происходит, обналичивается, – можно сказать, что она регистрирует само намерение (тогда как Сенсорика регистрирует уже свершившийся поступок). Эмпирика осуществляет соотнесение, поиск соответствия между вещами, между переживаниями и психо-стандартами – априорными чувственными образами, в этом и состоит ее сущность. Поэтому Дневного Язычника можно считать самым главным носителем Языческой Эмпирики (Эмпирика на главной позиции), улавливателем, идентификатором и толкователем переживаний (ср. с медиумальностью Утреннего Язычника).

V. Вечерний Язычник

Психотип: Особь

Кино: «Белое солнце пустыни» (Сухов в исполнении Анатолия Кузнецова), «Знахарь» (знахарь Антоний Косиба в исполнении Ежи Бинчицкого), «Елена», реж. Звягинцев (Елена в исполнении Надежды Маркиной), сериал «Ад на колесах» (индеец Джозеф Черная Луна), сериал «Игра престолов» (Эддард Старк, Давос Сиворт, Подрик Пейн, Яра Грейджой), сериал «Бульварные ужасы» (Джоан Клейтон – резница Баллентрийских болот – в исполнении Пэтти Люпон)

Современники: Юрий Гагарин (летчик-космонавт), Эльдар Рязанов (режиссер), Жорди Саваль (музыкант, гамбист, дирижер), Илья Долгов (художник), Людмила Улицкая (писатель), Фекла Толстая (журналист, телеведущая), Наталья Молчанова (чемпион мира по фридайвингу), Наталья Синдеева (основатель и директор медиахолдинга «Дождь»), Назгуль Шукаева (певица)

 
В глухонемом веществе заострять запредельную зоркость
 

М. Волошин

Вечерний Язычник – один из самых позитивных персонажей всего социона: мудрый Волхв, стоящий во всех конфликтах над «своими» и «чужими», миротворец, сострадающий всем сразу (сострадание в буддистском смысле), миссионер, видящий свою миссию в том, чтобы «В смутах усобиц и войн постигать целокупность. Быть не частью, а всем; не с одной стороны, а с обеих» (М. Волошин). Для Вечернего Язычника характерно очень своеобразное сочетание силы и слабости – мужской твердости и самостоятельности Особи с Языческой женоподобностью, душевной мягкостью – с «вечно-бабьим» женским началом. В нем прочитывается и твердь, и мякоть как одно сложное свойство – такое по своей конституции «могучее травоядное» (бегемот). Это по сути архетип Отца-заступника (холостого и бездетного), кормящего Отца, несущего в себе и активно выдвигающего культ Матери (оперативная Сенсорика), причем той ее «бездетной» ипостаси, которую в христианском мистицизме принято называть Софией (Мышление на главной). Пересечение Вечернего темперамента и Язычества образует горизонтальный, терпеливый, милосердный, всепрощающий, женственно-лиричный тип с выдвинутым на слабую позицию знаменем человечности и защитой Жизни как таковой, в любом ее проявлении. Вечерний Язычник – это не тот, кто соблюдает нейтралитет и стоит в стороне от конфликтующих сил, но тот, кто мотивирован интеграцией этих сил в единую Душу Мира, кто сам отождествляет себя с Душой Мира и нарочито манифестирует себя Человеком (если, конечно, Белое Чувство в полной мере раскрыто):

 
В дни революции быть Человеком, а не Гражданином:
Помнить, что знамена, партии и программы
То же, что скорбный лист для врача сумасшедшего дома.
 

Белая Эмпирика, вынесенная в ноль, и вообще конфигурация двух горизонталей, натянутых между двумя вертикалями, рождает особое отношение

Вечернего Язычника ко Времени. Бытие Вечернего Язычника окрашено бременем зависания между темнотой Прошлого и темнотой Будущего, и в этом Факте, в этом истинном, а не выдуманном авантюристами Настоящем есть нечто очень Простое и величественно трагичное… Конечно, в связи с этим сразу вспоминаются те содержания, которые несет жизнь и творчество Максимилиана Волошина… И, конечно же, Шишкина…

Что такое Эмпирика как высший атрибут Язычества – бескрайний, всевмещающий «внутренний мир», – вынесенная в нулевую позицию? В других Языческих конфигурациях Эмпирика выступает как активный резонатор соответствий, призванный собрать распоротую и травмированную плоть Вселенной воедино. У Вечернего же Язычника эта функция пассивна, поскольку вынесена в ноль. Будучи каким-то космическим, утробным пра-голосом, доносящимся из нуля, дважды Белая Эмпирика порождает «эхо» грандиозного «космологического» переживания, потрясающе точно переданное Максимилианом Волошиным в одном из ранних стихотворений:

 
Я – солнца древний путь от красных скал Тавриза
До темных врат, где стал Гераклов град – Кадикс.
Мной круг земли омыт, в меня впадает Стикс,
И струйный столб огня на мне сверкает сизо.
 
 
Вот рдяный вечер мой: с зубчатого карниза
Ко мне склонился кедр и бледный тамариск.
Широко шелестит фиалковая риза,
Заливы черные сияют, как оникс.
 
 
Люби мой долгий гул, и зыбких взводней змеи,
И в хорах волн моих напевы Одиссеи.
Вдохну в скитальный дух я власть дерзать и мочь,
И обоймут тебя в глухом моем просторе
И тысячами глаз взирающая Ночь,
И тысячами уст глаголящее Море.
 

Это стихотворение было названо «Маге internum», то есть «внутреннее море» как символ и метафора необъятного объема, единой емкости – резонатора волн, откуда пред-звучат (все возможные) исходные, априори заданные гармонические соответствия. Языческая Эмпирика в нуле, таким образом, не участвует в активном поиске соответствий, но изначально посылает их как нечто уже готовое. Иными словами, сущее априори пронизано гармонией, а его Высший Закон есть закон предустановленной Гармонии (harmonia predestinata).

То, что упаковано в понятии «судьба», теряет у Вечернего Язычника свой временной ракурс и разворачивается в пространственный, статический ракурс одно-временности всех событий – этакий всепронизывающий и все гармонично объединяющий Судьбо-Властелин, который управляет не одной судьбой, но всем туго сплетенным клубком судеб сразу – единой судьбой Вселенной. Это порождает характерное для Вечернего Язычника (наиболее адекватно раскрытое в поэзии Волошина) понятие судьбо-историчности (где ты сам – не творец своей судьбы, но «ты соучастник судьбы, раскрывающий замысел драмы») и, как его закономерное следствие, чувство беспрекословной жертвенности:

 
Я не сам ли выбрал час рожденья,
Век и царство, область и народ,
Чтоб пройти сквозь муки и крещенье
Совести, огня и вод?
 
 
Апокалиптическому Зверю
Вверженный в зияющую пасть,
Павший глубже, чем возможно пасть,
В скрежете и в смраде – верю!
 
 
Верю в правоту верховных сил,
Расковавших древние стихии,
И из недр обугленной России Говорю:
«Ты прав, что так судил!
 
 
Надо до алмазного закала
Прокалить всю толщу бытия.
Если ж дров в плавильной печи мало:
Господи! Вот плоть моя».
 

За Эмпирикой Вечернего Язычника следует не менее замечательное яв-ляение – Языческое навигационное Мышление на главной позиции. Инструмент навигации, попадая на главную позицию, перестает быть «бегущей строкой» или «прыгающей обезьяной» Утреннего Язычника; это также не маневренная, тактическая навигация Дневного Язычника. Навигация на главной позиции есть самый совершенный вид навигации – навигация как неподвижность. Стоять априори на «правильном» месте – в этом и состоит триумф всякой навигации. Так стоит дерево, постепенно и уверенно пуская корни вглубь вместо непрерывного смещения с места на место. Корни, растущие под деревом, – это его собственная предвечная родина, которая не ищется и не выбирается. Ведь Одиссей ищет родину, он не знает, где она, как туда возвращаться; для Вечернего Язычника, напротив, родина априорна, статична, она – в корнях, и он с этой родиной един, он с ней навсегда сросся. Языческое Мышление на главной позиции – это не наживная умность, а естественный ум; можно назвать его природным Разумом (или разумной Природой) – в нем узнается мудрость старого дуба, опирающегося на вечную гармонию, молчаливая мудрость земли, безмолвное величественное присутствие древних скифских баб, звучание органных токкат и фуг Баха:

 
Будь один против всех: молчаливый, тихий и твердый.
Воля утеса ломает развернутый натиск прибоя.
Власть затаенной мечты покрывает смятение множеств.
 

Важно понять, что Музыка Баха – не просто математика. Сколько ни изучай законы построения фуги, такую музыку не напишешь. Как и в поэзии Пушкина, в такой музыке есть нечто неподвластное нашему разумению. Ее тайна лежит в естестве, она соткана недоступным нам бессознательным голосом Природы – самореализующимся инстинктом Сенсорики в тандеме с природным Мышлением. В музыке Баха «закрыто» нечто не поддающееся пониманию. Если на нее «наложить линейку», то обнаружится математически выверенная строгость, однако эти последовательности нот не вычислены и не выстроены по какой-то схеме, они рождены Матерью, они просто «вытекают» как молоко, не конструируются. Сенсорный Ид в оперативной позиции Вечернего Язычника есть сама Мать, Материя с ее вибрациями – имманентность вещества, «пропитанного» гармонией (нулевой позиции), реализация биоритмов Природы. Поэтому музыке Баха, как и всякому творению Вечернего Язычника, свойственна Фундаментальная Простота – она есть следствие смирения с Природой, отождествления с Природой, принесения себя в жертву Природе («в глухонемом веществе заострять запредельную зоркость»).

Итак, оперативная Сенсорика Вечернего Язычника есть не что иное, как телесное, природное действие – под маской человека, если так можно выразиться, действует сама Природа. Абсолютное, беспрекословное со-гласие с Природой, смирение с Природой, послушание Природе выражаются в прислушивании к голосу Природы и его трансляции оперативной позицией. Наконец, слабая позиция Вечернего Язычника есть его Совесть, Рана, Душа Мира как «спазма трудных родов», как «результат» всего разомкнутого психического процесса. Благодаря слабому Языческому Чувству Вечерний Язычник мотивирован на то, чтобы «схватиться» за Душу Мира, отождествиться с ней, найти в ней источник всеобщего Преображения («Надо до алмазного закала / Прокалить всю толщу бытия…»). Как своего рода психологическая защита Души Мира возникают феномены миссионерства и отцовства Вечернего Язычника (архетип Отца-заступника, покровителя Матушки-Земли), «раздувается» идея Единства, всесплавляющего горна:

 
Горн свой раздуй на горе,
в пустынном месте над морем
Человеческих множеств, чтоб голос стихии широко
Душу крылил и качал, междометья людей заглушая.
 

(В этих четырех строках выражена вся экзистенция Вечернего Язычника – стихия Ида, несущая душу, различья и междометья заглушая…)

Мужской тип Вечернего Язычника – это тип Волхва или даосского божества. Подобные люди дают благодать, прикасаясь к другим. Именно так мыслились изначально христианские священники – как носители Отцовства. Вечерний Язычник мужского пола – это добрый и справедливый Пастырь, «Падре». Наиболее яркой иллюстрацией такого типа служит Максимилиан Волошин – покровитель Киммерии, киммерийский волхв, певец (стихии) земли, на творчество которого мы постоянно ссылались в тексте. Не беремся утверждать и не можем доказать, в силу отсутствия материалов, что упомянутые нами Бах и Пушкин – Вечерние Язычники (ни у кого из нас уже нет шанса повстречать их «в оригинале»), но их творчество очень показательно, оно красноречиво свидетельствует о феномене Вечернего Язычества (на тип Вечернего Язычника указывает также трактат Лао Цзы).

Женщины – Вечерние Язычницы также выполняют роль Отца, по-отцовски несут ответственность за ситуацию. Это по своему типу женщины-отцы, «скифские бабы» (в христианстве – ипостась Богоматери-Одигитрии), «акушерки», стоящие при входе в Жизнь – «врата Жизни», – сама При-рода как то, что находится «при родах» (ср. с женщиной – Ночным Фаустом, представляющей из себя «врата Смерти»; два этих женских типа есть два крайних события – «роддом» и «кладбище»), больше надежные друзья, преданные и добрые, нежели сексуальные любовницы. Это покровительницы, которым свойственна строгость, крепость духа, сила и одновременно любовь (любящая строгость), – и этот контраст между жесткостью и добротой очень характерен для Вечерних Язычниц. Вы не найдете у Вечерних Язычниц ни следов «интеллигентности», ни излишней «скромности», ни показной «добродетельности» – ничего сверх природного естества и очень естественного поведения, внушенного самой Природой. «Мужеподобность» Вечерних Язычниц проявляется в определенной «деловой хватке», жесткой решительности, бескомпромиссной горизонтальной прямолинейности, в характерной скрыто-доброй грубости. Именно они – те, кто «коня на скаку остановит», когда мужчины уже бессильны. Однако при всей «мужеподобности» в Вечерних Язычницах не наблюдается оппозиции мужского и женского или подавления женского начала мужским – напротив, представительницы Вечернего Язычества являют гармоничный синтез двух начал, хоть внешне выглядят как женщины с «подавленной сексуальностью».

Замечание: Вечерний Язычник суть тот, кто должен стать Отцом. Никто не рождается Отцом, нужно повзрослеть, созреть, эволюционировать, чтобы стать Отцом. Поэтому творчество раннего, молодого Вечернего Язычника разительно отличается от позднего, зрелого. Ранний Волошин – это женская гармоническая лирика, натяжение универсальных (тонких) струн, мотивированное Чувством («душевность»). Совсем другое дело – поздний Волошин. Если воспринять и пережить этот контраст, многое становится понятным без слов. В виртуальность текста – продукта Мышления – у позднего Волошина вчеканивается совершенно реальная Сила Земли! Текст уже не сочиняется, а лепится Руками, причем за каждым словом слышен мастерский удар резца по граниту! Вместо Волошина начинает звучать Земля, и мы не только узнаем ее голос, мы просто обескуражены и смяты мощью этого голоса! Перед нами читает стихи не Волошин, а застывший вулкан Карадага, словно сама Земля вдруг заговорила человеческим голосом. Совершенно очевидно, что за время жизни произошло нечто грандиозное – эволютивный сдвиг – стихия Земли вошла в текст и понесла этот текст в единстве синтеза. Перед нами уже не образцы вымышленного, но образцы Руко-Делия, образцы пород, слепки Вещества, суровые складки холмов… Стихи Волошина тогда только и зазвучали как нечто настоящее, вселенское, архаическое, необъятное, первосущное, когда еще не раскрытые бездны вещества одарили их своей первобытной Силой…