Текст книги "Последнее заблуждение. Лекции по эволюционной типологии. Том II"

 
Едва он в дверь, как всех буравит
Его коварный, острый взор.
Он так насмешлив и хитер
И ни во что людей не ставит!
Что он любви вовек не ведал,
Как бы написано на нем…
 

Есть «холодная страсть» Фауста, и есть «холодная беспристрастность» Мефистофеля – «дыра в груди», где «скрежет ветра» и «холод» – это не «отмороженность» и не «замороженность» (которую еще можно «отогреть»), но событие гораздо более страшное, изначальное, неустранимое… До-религиозное и поэтому – еще более религиозное, чем все «позитивные» религии, утверждающие своих Богов… Страсти, эмоции проходят сквозь «дыру» Дневного Бездельника, как «азбука Морзе», как «чужой язык», на котором все святое (любовь, сочувствие, прощение…) звучит какой-то абракадаброй. Мышление рубит и кромсает это все своими острыми ножами, переиначивая смыслы, перерабатывая на свой лад и изрекая клокочущий хохот… Кажется, что в этой адской мясорубке шутовства нет ничего, кроме сплошного надругательства над человеком и его человеческим содержанием, – ничего, кроме глумления Пустоты над Человечностью как таковой… При этом может еще и показаться, что сам Шут, Насмешник, Весельчак, Мефистофель получает кощунственное наслаждение, пропуская сквозь себя и перемалывая все то, что для других является правдой их жизни, солью их земли, глубиной, страданием, любовью…

Джокер безупречно считывает все человеческие чувства как «чужие абстракции» и, пропуская сквозь себя, обращает в пустые жесты, испытывая восторг низвержения вершин и глубин, истин, страданий. Он вонзает в себя острие крючка, словно «переживает» боль, и тут же вспоминает, что у него нет тела, что это не его боль, а боль, которая истязает тех, кто в нее верит как в реальную. Джокер понимает, что все это ему снится, а потому крючок не может ему навредить, и от этого «разоблачения» его разбирает смех, хохот собственного могущества, – он хохочет над теми, кто обманывается этой болью и корчится в судорогах своих мук, душевных мучений, страданий, тогда как его собственные судороги, дерганья на ниточках, жесты – это лишь акты дегустации, пробы, считывания чужого «алфавита Чувств». И все это – грандиозный театр, спектакль, который Джокер разыгрывает для себя одного… Это – восприятие Бездельника, сюрреалистичное, развоплощенное, лишенное страданий земли и тела, – постоянно порождаемая, творящаяся на «чистом листе» псевдоРеальность.

Тип Дневного Бездельника в женской версии сильно отличается от мужской – было бы некорректным описывать Дневную Бездельницу через архетип Джокера, Мефистофеля или Арлекина. Не то чтобы женщины категорически не имели ни капли общего с Мефистофелем, – какое-то сходство, безусловно, присутствует, но женское начало вносит радикальные поправки… Дневные Бездельницы практически лишены признаков юродивости, они не ведут себя как Шуты, Клоуны, Джокеры, хоть цинизм, холод, остроумие, несомненно, им не чужды (к этому списку следует добавить характерное состояние внутренней драматичности или внутренней «истерики», вызванной постоянным психическим напряжением). Дневные Бездельницы – это умные женщины, обладающие холодно-утонченным умом, хоть своими способностями Мышления и умом они излишне не кичатся – они просто всюду проповедуют принцип интеллектуальной утонченности. Как правило, это женщины-феминистки, которые добиваются власти над мужчинами, доминирования и превосходства над всем мужским. Дневные Бездельницы социально активны, они стремятся к лидерству и «знают себе цену» (им подходит слово «капитанши»). При желании они ярко, гротескно и стильно одеваются (о таких женщинах обычно говорят, что они «умеют носить одежду») – более того, они сами и порождают моду. Обладая «чувством моды», «чутьем» и способностью предвидеть будущее, они зачастую становятся стилистами, дизайнерами, редакторами модных журналов, занимают какие-то позиции в мире моды. Это может быть не только женская мода, мир женской одежды, но мода вообще, в более широком охвате – мир искусства, например, где Дневные Бездельницы выступают как кураторы проектов и выставок, «авангардисты», «идеологи» всего необычного, эксклюзивного, инновационного. Тип Дневной Бездельницы непременно требует от нее чего-то нового, каких-то «виртуальных» событий и проектов, открытий, в связи с чем для Дневных Бездельниц характерен феномен «отторжения детей» – исполнив свой женский долг перед Природой, они теряют интерес к собственному ребенку, «отторгают» его и уносятся в свое сновидение.

XVII. Вечерний Бездельник

Психотип: Существо

Кино: «Мертвец» (Уильям Блейк в исполнении Джонни Деппа), «Конформист» (главный герой Марчело Клеричи), сериал «Мотель Бейтса» (Норман Бейтс в исполнении Фредди Хаймора), сериал «Мост» (Сага Норен в исполнении Софии Хелин), сериал «Игра престолов» (Санса Старк, Пирожок, Данос Слинт, Миссандея), сериал «Мимо цели» (Миа), сериал «Твин пике» (агент Купер), сериал «Пуаро» (детектив Эркюль Пуаро), «Танцующая в темноте» (главная героиня Селин), «Спасение», режиссер Иван Вырыпаев (главная героиня), «Исчезновение», реж. Георг Слейзер (Раймон Леморн в исполнении Б.-П. Доннадье)

Современники: Михаил Горбачев (генсек КПСС), Сергей Кургинян (политолог), Михаил Гельфанд (биолог, общественный деятель), Владимир Сорокин (писатель), Леонид Парфенов (телеведущий), Вадим Демчог (актер, создатель авторских теле и радиопроектов), Андрей Макаревич (музыкант, лидер группы «Машина времени»), Иван Вырыпаев (режиссер), Джим Джармуш (режиссер), Джонни Депп (актер), Иннокентий Смоктуновский (актер), Тильда Суинтон (актриса), Мари Лафоре (певица, актриса), Дарья Спиридонова, в замужестве Златопольская (телеведущая), Наталья Поклонская (юрист, прокурор, политик)

Вечерний Бездельник – самое Существо среди всех Существ. Это самое конфигуративное Существо, самое странное, причудливое, игрушечное, химеричное, патологично-неконвенциональное, аномальное, самое скрытно-непонятное, спрятанное, таинственное – своего рода «божествующий» дикий зверек, «дичок», Смеагол (в общем, полная противоположность Утреннему «тусовщику» Остапу Бендеру). В то же время Вечерние – самые серьезные и «углубленные» среди Бездельников, самые «духовные». Они не «выпендриваются» своим остроумием, не приемлют никакой лжи и фальши, наименее склонны к клоунаде. Это самые мертвенные, «трупные», «пустотные» создания, самые скованные и «отмороженные», которые тем не менее из кожи вон лезут, чтобы скрыть свою безжизненность и бессодержательность. Игрушки, Чебурашки, они страстно пытаются выглядеть живыми, хоть никогда не могут выйти в объемный мир из плоскости своего зеркала (из своего мультфильма). Поэтому все, что им остается, – это имитировать жизнь, играя чужие роли. Такие себе универсальные актеры без роли, не имеющие своего содержания (Джонни Деппы, Смоктуновские…). Можно сказать, что Вечерний Бездельник – это вообще единственная конфигурация, которая не имеет своего содержания, – «аномальная» конфигурация. Целую россыпь персонажей этого типа можно найти у Гоголя (всякого рода панночки, ведьмочки, коробочки, оборотни, вампиры и пр.) или у Толкина (Смеагол и пр.). Монументальным литературным портретом Вечернего Бездельника является, на наш взгляд, «Коллекционер» Фаулза.

В конфигурации Вечернего Бездельника Эмпирика, как сперматозоидная сила проникновения, движущая и толкающая вперед во времени, вынесена в ноль. Ноуменальное «Я» Вечернего Бездельника оказывается в окружении самого что ни на есть агрессивного кольца инстинктов, а его «личная сила» (сила пронырливости, энергия бега) – отданной всему сущему и обращенной против самого Вечернего Бездельника. Лишенные силы выживания, Интуиции, Вечерние Бездельники напоминают вялые омелы, неспособные присосаться к дереву. Интуиция работает против них, отражая их собственные фобии. Иными словами, на входе конфигурации Вечернего Бездельника мы имеем различные фобии, выскакивающие из темноты коллективного бессознательного – Обстоятельств, сформированных фобиями. Если Вечерний Бездельник боится черных кошек, он повсюду будет их находить – кошек будет преподносить коллективное бессознательное, окружая ими Вечернего Бездельника как своего рода Обстоятельствами его бытия.

Эзотерически позиционирование в нуле идовой Эмпирики как функции, имеющей дело со Временем, означает, что Время явлено пространственными границами (границами как последней инстанцией Времени, преобразующегося в Пространство, – уже не Время, но еще не Пространство) и таким способом вобрано в сущее. Сущее, в свою очередь, предстает как ограниченность, острое переживание всех углов и границ – оно развернуто в профиль, в силуэтный ракурс.

Все остальные позиции Вечернего Бездельника интерпретируются, в сущности, как последствия «атаки» стоящей в нуле Черной Эмпирики – «чужой» Эмпирики. Максимальное недоверие к сущему, которое привносит в сознание «враждебная» Интуиция, пробуждает самый сильный стимул к защите. И эта защита реализуется Белым Мышлением, которое, как мы знаем, «не от мира сего». «Странное», «отстраняющее», «субъективное» Мышление Бездельника, которое усиливается «странностью» своего положения на главной позиции (Вечерний темперамент) и «странностью» Психотипа Существа как такового, придает всей конфигурации характер тройной «странности», химеричности, причудливости некоторого дикого зверька, рака-отшельника, шарахающегося от реальности, замкнутого на себе и невероятно деформированного (про таких говорят: «сам себе на уме»…). Белое Мышление, спроектированное для того, чтобы уходить от канона, фактически использует свой потенциал во имя психологической защиты от агрессии Ида – оно порождает собственный альтернативный мир, странное, абсурдное, виртуальное описание – логово Таинства, в котором и живет Вечерний Бездельник под покровом «вуали».

То, что реализует в этом альтернативном мире оперативная Сенсорика, напоминает определенное сектантство – это разнообразные сенсорные культы (еды, запахов и т. д.), гастрономические прихоти, изыски, извращения, питания свойствами, сияния «прелести» – своего рода активные «Придури». Все это происходит под покровом тайны, скрытно, в «норке», где обитает Существо, и может быть названо «сексуальной гастрономией» – своего рода компенсацией сексуальной фригидности. Вечерние Бездельники «кушают» в стиле литератора В. Сорокина – они варят бульоны из «мамы» и потом делают из этого «бульончика» ледяной каток, они съедают дочек за праздничным столом морозным зимним утром… Вечерние Бездельники – это тонкие ценители готической музыки и пирожков с начинкой из чьих-нибудь немузыкальных ушей или щечек (см. «Повар, вор, его жена и ее любовник» П. Гринуэя).

Завершает конфигурацию Вечернего Бездельника слабое Чувство. Черное, омертвляющее, парализующее Чувство на слабой позиции мотивировано желанием окончательно остановить и заморозить мир во имя тотального контроля. Анархия ошибок и мутаций, «вживленная» Вечернему Бездельнику на входе, приводит к полной остановке мира на выходе. В том числе такое Чувство, отвечающее на вопрос «кто я?» и дающее представление о себе, сковывает самого его носителя! В результате мы получаем искусственную, фригидную целомудренность, «духовность» (как полную противоположность донжуанству Утреннего Бездельника!), замораживание себя — Вечерний Бездельник делает из себя «консервы», он сам становится объектом своей коллекции, проецируя свое Чувство на себя. Вечерние Бездельники – это самые скованные люди, настолько скованные, что зачастую даже становятся заиками. Они везде и всегда отстраненные, потусторонние, чужие, прикрытые вуалью, неподступные, непонятные, не покидающие «пределы самоконтроля», застенчивые, «дичащиеся» – «чужие среди своих». Сколько ни приручай Вечернего Бездельника, он всегда будет вести себя как дикий зверек, опасный и готовый, если его загнали в угол, смертельно укусить.

Спроецировать Черное Чувство на себя по существу означает стать изображением, попасть в зеркало, не имея возможности из него выйти, вышагнуть в объемную реальность. Слабое Чувство фактически обрекает Вечернего Бездельника всегда жить в зеркале, быть чьей-то тенью, чьим-то образом, имитацией, анимированным персонажем. Чтобы вообще казаться живым, заставить мир на себя реагировать, Вечерний Бездельник вынужден заниматься само-анимацией (от фр. animation – оживление, одушевление), то есть себя постоянно оживлять, сопротивляться своей игрушечности. Такая нарочитая потребность доказывать свою одушевленность и «потенцию», или, как мы еще это назвали, «бунт игрушки против игрушечности» – психическое оживление образа, находящегося в зеркале, но претендующего на реалистическую «настоящесть», характерно только для одной конфигурации – Вечернего Бездельника. Все «шестеричные» Вечерние Бездельники фактически из кожи вон лезут, чтобы преодолеть в себе «киборга» и доказать всему миру, что они живые (в качестве иллюстрации темы бунта Вечернего Бездельника против игрушечности см. фильм «Игрушка» с Пьером Ришаром в главной роли).

(Следует упомянуть в скобках еще одну функциональную особенность слабого Чувства Бездельников – самоконтроль Черного Чувства фактически компенсирует Вечерним Бездельникам отсутствие у них персоны. Они как бы надевают некоторый непроницаемый скафандр, оставляя только амбразуру для общения с миром, причем эта амбразура находится на уровне лица… Самоконтроль – это и есть ложная персона Вечернего Бездельника. Именно по этой причине Вечерних Бездельников иногда легко спутать с Ночными.)

Мужская версия Вечернего Бездельника исчерпывающе представлена в романе Фаулза «Коллекционер» – мы можем сослаться на образ главного героя Фредерика Клегга, созданный автором. В этом романе нам показана жизнь невероятно конфигуративного и странного Существа, обитающего скрытно от мира и занимающегося умерщвлением (коллекционированием). Коллекционер похищает и держит в заточении объект своего слабого Чувства – Миранду, от него попахивает анархией и криминалом, налицо асоциальность поведения – Клегг преследует свои тайные цели, живет по принципу «сам себе на уме».

Еще один пример Вечернего Бездельника, из классики литературы XIX века, – это бедное и загнанное Существо с нелепым именем Акакий Акакиевич, лишенное всякой силы выживания. Гоголь дает нам образ скрытного Существа, существущего не столько в своей убогой конуре, сколько вообще в «норке». Единственным содержанием его жизни (единственное, на что он годен) является «культ» переписывания документов. И вот у Акакия Акакиевича появляется «объект вожделения» – шинель. Гоголь показывает нам невероятно трепетное отношение слабого Чувства к своему объекту – сокровенную любовь к единственной в своем роде, уникальной вещи, которую портной шьет для Акакия Акакиевича, – шинели. Но чем больше Чувства Вечернего Бездельника захватывает его шинель, тем сильнее растет страх потери, который в конце концов непременно реализуется – мир в лице каких-то негодяев отнимает у героя самое сокровенное. Слабое Чувство оказывается не способным вынести такой удар – потеря «вожделенного объекта» убивает Акакия Акакиевича.

В принципе, если абстрагироваться от иероглифических символов Гоголя (шинель как объект вожделения), то описанное Существо могло бы быть и Утренним Язычником. Однако здесь, собственно, важно понять, что шинель для Акакия Акакиевича является тем же, чем и Кольцо для уродца Смеагола, – его «прелестью», защищаемой и поэтому имеющей над Вечерним Бездельником невероятную «власть». Шинель, по сути, заменяет Акакию Акакиевичу женщину – пошив шинели в данном случае и есть сексуальная реализация Вечернего Бездельника, своего рода отношение с женщинами как любовь к предмету – фетишизм. Фетишизм вообще является характерной чертой Вечерних Бездельников, которые не только придают той или иной вещи статус своей «прелести», но и сами превращают себя в вещь. Поскольку Вечерние Бездельники социально непригодны, единственный для них вход в социум состоит в том, чтобы презентовать себя как вещь и работать «экспонатом» – экспонировать себя в виде некоторого абсолютно не реагирующего на окружающих «предмета».

Что касается женской версии, то ее иллюстрирует гоголевская панночка. По своей сексуальной конфигурации это старая девственница или, что гораздо точнее, – девочка-старушка (одновременно и девочка, и старушка). Выглядят Вечерние Бездельницы как маленькие куколки, инфантильные Существа, русалочки, знакомство с которыми может обойтись доброму молодцу (Хоме Бруту) очень дорого… Ведь именно с Вечерними Бездельницами связаны феномены оборотничества и вампиризма – для Вечерних Бездельниц (подобно Вечерним Фаустам) ввиду их раздвоенности характерно наличие двух состояний, назовем их «дневным» и «ночным». Как гоголевская панночка, в «дневном» состоянии они мастерски имитируют Белое Чувство – представляют себя «белыми ангелами», добрыми, миловидными, ангелоподобными, и пытаются предложить себя миру таковыми, чтобы мир их принял и уверовал в их ангельскую природу. В «ночном», «исконном» состоянии (которое они могут сами вообще не рефлексировать) это, в сущности, ведьмы. Если окружающие «покупают» образ «белого ангела», Вечерние Бездельницы чувствуют себя в такой среде обитания комфортно. Если же мир отказывается верить в их ангельский образ, то возникает внутренний конфликт, сопровождающийся психическими мутациями.

Эзотерика женского типа Вечернего Бездельника заключается в понятии имитации, идущем в одной обойме с понятиями мимикрии и притворства. Имитация – это то, чем, в сущности, занимаются Вечерние Бездельницы, – это делание вида, что вы нечто делаете. Когда гладь «пассивных», «бездействующих» горизонталей Вечернего темперамента замыкается жестом пустоты мертвенного, задвинутого в самую даль и звучащего оттуда эхом слабого Чувства, вся конфигурация оказывается столь безжизненной, что Вечерней Бездельнице остается только прибегать к имитации своего наличия. Чтобы гладь горизонтали заметили, нужно имитировать действие. Вот тут и появляется «оборотень», который кем-то становится, принимает неизбежную форму – не в смысле переселения в другое тело или фактического перевоплощения, но в «негативном» смысле: сымитировать значит позволить миру на свое место поместить любую форму, любой образ (симуляция симуляции). Наш взгляд, сталкиваясь с пустотой, сам формирует форму события (ведь полное «отсутствие» выдержать невозможно – когда «упаковка» ничем не наполнена, мы наполняем ее своим воображением) – от Вечерней Бездельницы требуется лишь стать в «нулевой статус», позволяя миру сделать из нее то, что он хочет. Поэтому сущность Вечерней Бездельницы – ускользание в пустоту, культивация пустотного состояния (и, как сопричастное этому «замыслу», – паразитирование на чужих интенциях).

В киноиндустрии и мире искусства совершенным примером феномена имитации может служить актриса Тильда Суинтон. Несложно заметить, что Тильда не играет в кино никаких ролей – она в принципе не способна «играть роли» (в том смысле, как их играют Утренние типы)… Ее невозмутимое «присутствие» на экране при полном небрежении «техникой Станиславского» напоминает не то вопиющее «безделие», не то своеобразное «нахальство» – нахальство имитации. Варианты такого типичного нахальства мы встречаем как характерное «выпендривание» с целью защиты слабого Эго у Существ на шестой ступени эволюции. Щуплое Существо должно себя сильно манифестировать, «визжать», заявлять свой «жест» на месте пустоты, чтобы его заметили. Этот искусственный, яркий «визг» на пустом месте – подстраховка слабого Эго – представляет главное препятствие к эволюции, ибо мешает войти в «семеричное» состояние пустотности. Истинное нахальство есть по сути искусство, которое всегда требует самобытности, утонченности, чтобы стать «духовной авантюрой».

Замечание 1: чтобы познакомиться поближе с эффектом игрушечности Вечернего Бездельника, достаточно обратиться к актерским работам Пьера Ришара или Джонни Деппа. Есть фильмы, в которых Джонни Депп играет фактически себя, свой тип, как в «Мертвеце» Джармуша. Но есть много работ, где Депп входит в совершенно чужой образ, занимается клоунадой и т. п. Если всмотреться в клоунаду Джонни Деппа, например, в его роли пирата, то можно заметить определенную игрушечность, как бы манерность пустых жестов, которая отличает клоунаду Деппа от клоунады, скажем, Роберто Бениньи.

То, чем сейчас вообще занимается Голливуд, – это новомодное создание роботов-кукол и их искусственное анимационное оживление. Вечерние Бездельники в своих ролях всегда похожи на этих искусственных, оживленных кукол, которые почти ничем уже не отличаются от настоящих актеров, так что от глаза зрителя и типолога требуется все больше и больше сноровки для различения. Это свойство мы и назвали «игрушечностью». Вечерние Бездельники – это мир таких умных роботов-игрушек, которые ведут свою жизнь среди людей, старательно имитируя их привычки, поведение, чувства.

Другой Вечерний Бездельник, Пьер Ришар, сделал свою карьеру в кино, изображая Утреннего Язычника. Но если присмотреться, то можно увидеть, что Ришар имитирует Утреннего Язычника очень по-мультяшному, неправдоподобно… И самая главная, фундаментальная оплошность этого его кинообраза – это полное отсутствие основного свойства Утреннего Язычника – спонтанности… У героев Ришара (как, собственно, и у него самого) всегда спонтанен мир относительно героя, а не сам герой… С ним постоянно происходит что-то неожиданное, тогда как сам он остается совершенно предсказуемым…

Замечание 2: если Ночные Язычники несут субкультуру хиппи, Дневные Фаусты – субкультуру панков, то Вечерние Бездельники несут в социум субкультуру готов и все, что связано с готическим стилем.

Замечание 3: Вечерние Бездельники настолько странные, настолько «инопланетяне», что едва могут вступить в близкие отношения и ужиться с другими типами. Чаще всего они вступают в браки и образуют семьи между собой, внутри своего типа.