Текст книги "Последнее заблуждение. Лекции по эволюционной типологии. Том II"

XIII. Вечерний Крестоносец

Психотип: Организация

Кино: «Свой среди чужих, чужой среди своих» (Сарычев в исполнении А. Солоницына), «Служебный роман» (Людмила Прокофьевна Калугина в исполнении Алисы Фрейндлих), «Статский советник» (Григорий Гринберг по прозвищу Грин в исполнении К. Хабенского), «Мандерлей» (Грейс), сериал «Мотель Бейтс» (Эмма), сериал «Викинги» (принцесса Гисла), сериал «Молодой папа» (сестра Мэри), сериал «Игра престолов» (Станине Барате-он, Джорах Мормонт, Русе Болтон, Серый Червь, Мира Рид)

Современники: Анатолий Фоменко (математик, создатель альтернативной хронологии), Андрей Тарковский (режиссер), Булат Окуджава (бард), Вячеслав Бутусов (музыкант, лидер группы «Наутилус»), Святослав Бел за (музыковед, литературовед, критик, обозреватель, публицист, телеведущий), митрополит Иларион, в миру Григорий Алфеев (представитель Русской православной церкви), Тео Янсен (художник и кинетический скульптор), Кира Муратова (режиссер), Алиса Фрейндлих (актриса), Елена Фролова (бард), Татьяна Гринденко (музыкант), Ольга Седокова (литератор, переводчик, филолог и этнограф), Мередит Монк (композитор, певица, хореограф, режиссер)

Вечерний Крестоносец – это Всадник Апокалипсиса, Рыцарь без «доспехов», живущий в Прошлом и Прошлым обусловленный (эдипова пред-определенность Фатума), Рыцарь своих убеждений, Без-Личный Киборг, всегда находящийся в оппозиции (режиму, Фатуму, пред-истории, программе). Это волевой и фанатичный Идеолог, защищающий свою Идею (и никогда – самого себя!), идейный Вождь, как правило, выступающий во имя и для утверждения своей Идеи как террорист, революционер, цареубийца, бомбометатель, бунтовщик и в то же время – Тиран. Каким бы знаменитым он ни был, каким бы выдающимся (деятелем) ни казался, сам по себе он всегда – посредственный «муравей», «серый кардинал», «человек под капюшоном», несущий в себе внутренний криминал при внешней обыденности. Причем не просто обыденности буханки черного хлеба, но даже скорее нарочитой антикосметичности, на уровне психики выражающейся в решительном отвержении «брачных танцев», сексуальных игр, кокетства… В нем воплощена горизонтальная «нудность» и «упорство» эгрегориального Ветра (одного из универсальной «розы Ветров»), дующего в одном направлении, но способного, как настоящая стихия, все смести и уничтожить в одночасье (отличие Вечернего Крестоносца от Утреннего фактически такое же, как разница между Вождем и Вожаком – и то и другое суть инстинкт, но позиция Вожака – чисто природная, как у льва, тогда как позиция Вождя – «суррогатная», «сублимированная», подменяющая инстинкт – идеологией).

Черная Эмпирика Крестоносца в нулевой позиции – это «личное» как «эпохальность»: голос Времени, История, Прошлое как таковое, «первородный грех» (тут уже пахнет «криминалом», и мы проваливаемся в глубины психоанализа!). Опыт (который обычно мыслится нами как что-то личное и конкретное) дан Вечернему Крестоносцу как нечто априорное – как предшествующий ему, нажитый до него, «чужой» опыт. «Рельсы» уже проложены до того, как Вечерний Крестоносец вступает на свой путь, некоторый сценарий или пророчество «закинуты» вперед него. Он лишь становится действующим лицом уготованного ему и пред-определенного Фатума («кармы», программы). Вынесенность личного опыта в нулевую позицию означает, с другой стороны, «отсутствие» собственных зажимов и «доспехов», страха за «свою шкуру», «шкурного интереса».

«Муравейник» Ида на главной позиции не принимает, отрицает всякий предложенный ему личный опыт, всякие «рельсы» – Мышление Вечернего Крестоносца сопротивляется желанию «пустить все по рельсам», бунтует против «программы». Это есть не что иное, как инстинктивная реакция на Фатум (протест Фатуму, инстинкт противления), свободная Воля (как неподчинение Фатуму), Воля к Власти, ницшеанство – одним словом, бунт Ида (философствовать молотом!), «русский бунт». Поэтому Вечерние Крестоносцы – всегда оппозиционеры, они всегда в оппозиции, причем в радикальной оппозиции – именно среди этого типа обретаются самые настоящие террористы, революционеры, бунтари…

Эдип получает пророчество и сопротивляется, пытаясь не выполнить заложенную Программу, уйти от Судьбы (Вечерний Крестоносец не желает даже быть Крестоносцем и вообще не приемлет идею отождествления с каким-то априори существующим типом!). Он выказывает огромное сопротивление Случайному, не им самим запрограммированному. Однако Эдипу только кажется, что он уходит от Сценария. На самом деле он сам опирается на Случай (это хорошо показано в экранизации древнего мифа о царе Эдипе, сделанной Пазолини). Вся драма Вечернего Крестоносца состоит в том, чтобы, убегая от Сценария, в него же и попадать, противясь Року, ему же и следовать. В этом есть определенный азарт игры – игры со Сценарием, игры со Случаем.

Вечерние Крестоносцы – самые азартные игроки (хоть их азарт есть лишенный авантюризма азарт заигрывания с фатумом – вспомните пушкинскую «Пиковую даму») и вместе с тем самые упрямые защитники своих идей (конкурировать с ними в этом могут только Дневные Крестоносцы). Любой чужеродный взгляд встречает яростное сопротивление на главной позиции. Оппонент наталкивается на железные танки, бульдозеры, на армии муравьев… Его со всех сторон обносят иконостасом с догматическими иконами Мышления… И совершенно невозможно ничего повернуть, опровергнуть, вообще проникнуть куда-то в область Живого…

Оперативная Сенсорика Вечернего Крестоносца – это, собственно, Власть над сущим – волюнтаризм Истины, которая назначается волевым усилием (здесь сразу чувствуется привкус тирании!). Такая Сенсорика проявляет себя агрессивно в отношении Свойств – она склонна к изменению и навязыванию Свойств. Оперативная Сенсорика позволяет Вечернему Крестоносцу видеть во «внешнем мире» лики своего Фатума. Она «выносит» железную стойкость скрытых в нуле «доспехов» во «внешний мир», работая в качестве компенсатора «доспехов». Отсюда – необычайная героическая выносливость Вечерних Крестоносцев, среди которых мы находим разнообразных покорителей Северного полюса, Эвереста, Железных Феликсов и т. п. Сенсорика Вечернего Крестоносца проявляет себя также как своеобразная крестоносная «гипнотическая сновидность» – не вследствие отстранения, но вследствие «склеивания» – все как одно, бытие как резина, быт как бытие (Чехов).

Чувство Вечернего Крестоносца, призванное искать ответ на вопрос «кто я?», как бы компенсирует «отсутствие» Эго. Оно обретает себя в фантоме некоторой идеологии, замещающей «недостающее» Эго. Вечерний Крестоносец представляет себя искателем Истины и через Истину находит себя. Причем конечный результат исследования всегда уже предшествует процессу исследования – имеется некоторая «идея» как нечто, чего «очень хочется», а потом уже задним числом этому «хочется» придумываются обоснования и доказательства. В таком случае можно говорить о вертикали Чувства как мотивации и горизонтали Сенсорики как методе достижения. Следует обратить внимание на отличие специфики этой фиктивной «идеи» от сенсорных идей, базирующихся на каком-то свойстве (например, «доброты») – эту разновидность фиктивности проявления «Серого» Чувства Крестоносца и называют обычно «идеологией», причем «идеология» Вечернего Крестоносца всегда защищаема (например, монашество как «идеология»).

Слабое Чувство Вечернего Крестоносца, выступая в паре с сильным Мышлением, реализует характерный для Вечерних типов феномен «вуали». «Вуаль» (или «исламская чадра») – это защищающее слабое Чувство образование, искусственное отстранение, странность, «удержание в повиновении», демонстрация «самоконтроля». Вечерний Крестоносец подобен знамени, на котором написано: «Смотрите, я полностью контролирую себя и, вследствие этого, всех окружающих!» Но в том-то и дело, что Вечерний Крестоносец ничего не контролирует (в чем нетрудно убедиться, поставив это «знамя» под сомнение), – в этой «фикции контроля» и заключается его «архетипическое заблуждение». Часто бывает, что такой «камуфляж» (мнимого контроля) у Вечернего Крестоносца действительно работает как «реальный» контроль, убеждая окружающих в его наличии настолько, что они под него «добровольно» подпадают, – в таком случае реализуется явление, называемое «Властью» (пример – сталинизм). Это один из четырех типов «Организационного изнасилования», а именно – «изнасилование» Сенсорикой (оперативный сенсорный «гипноз»). Заметим, что «вуаль» Вечернего Крестоносца особенно хорошо видна, когда Чувство еще совсем слабое, тайное… Получается этакая нарочитая «страстеупорность», «бесчувственность» Арагорна-странника, Тайного Советника, Агента – никто не должен понять, что у него на душе (чтобы такой Агент «разоткровенничался», ему нужно по крайней мере взять в руки гитару – тогда он сможет рассказать нам что-то о своей «душе»…).

Мужская версия Вечернего Крестоносца хорошо иллюстрируется такими представителями своего типа, как Вячеслав Бутусов или Анатолий Фоменко. Внешне, на первый взгляд, мы имеем ничем не привлекательное явление, совершенно «ровное», «горизонтальное», «невыразительное», нечто «заурядное» – одним словом, «пехотинец-муравей», Солдат, занимающийся своим делом, выполняющий свою функцию «выноса коллективного Мозга». Но когда Бутусов выходит на сцену петь, он оказывается взрывоопасным «Ветром Перемен», «Вестником Свобод», революционером, тогда как скромный математик Фоменко ни с того ни с сего вдруг опрокидывает мировую Историю и предлагает миру свою альтернативную версию хронологии – свою «идею», которую он систематически, упорно продвигает и защищает перед лицом критики! (Для Вечернего Крестоносца вообще характерны разнообразные «отношения с Историей» – от реставрации до волюнтаристического переписывания.)

Вечерние Крестоносцы в женской версии – это (в самом ярком проявлении своего типа) по-настоящему умные, волевые женщины-одиночки. Они лишены внутреннего конфликта, их жизненная цель находится где-то вовне. По роду своих занятий и образу – это типичные социальные работницы, правозащитницы или монашки. Они носят серые юбки и пиджаки, одеваются непривлекательно. Отрекаясь от мира, переходят на скупые монашеские ризы. Они вообще не умеют или стесняются носить элегантную одежду (сам феномен стеснения соотносится со слабым Чувством). Как в одежде, так и в поведении они словно аннулируют свое женское достоинство, принимая образ «женщины в мужских носках». Для таких женщин характерно полное отсутствие флирта – не сексуальность, но «духовность»! Они не несут в себе никакой сексуальной страсти, ничего «животного», никакой похоти (похоть «ампутирована» – вынесена в ноль). Это не Самки – это «человеческие женщины» (ср. с Ночными Бездельницами, которые, напротив, – «человеческие самки»). Когда мы смотрим на женщин этого типа со стороны, мы видим довольно жесткую безличную стихию Ида на главной позиции, но они сами при этом видят себя как «душу». Они отрабатывают для себя тему «души» (трепетно страдающей!), будучи жесткой поверхностью Мышления (по-мужски скупой, аскетичной), Солдатом Поверхности.

Замечание 1: следует упомянуть, что Вечерний Крестоносец воистину достоин наименования Режиссера. Оперативная Сенсорика Вечернего типа, да к тому же Открытая оперативная Сенсорика Организации просто «толкает» Вечернего Крестоносца быть Режиссером по профессии. Действительно, мы находим среди Вечерних Крестоносцев величайших мастеров кино (Тарковский, Муратова…).

Замечание 2: миф об Эдипе, столь популярный как материал для интерпретаций психоанализа, символизирует фактически дуальную пару Вечерний Крестоносец – Утренний Фауст.

XIV. Ночной Крестоносец

Психотип: Существо

Кино: сериал «Коломбо» (инспектор Коломбо в исполнении Питера Фалька), сериал «Ад на колесах» (Рут в исполнении К. Кропински), сериал «Подпольная империя» (Нельсон Ван Алден / Джордж Мюллер и Маргарет Шредер / Томпсон в исполнении Майкла Шэннона и Келли Макдональд), сериал «Мост» (детектив Мартин Роде), сериал «Молодой папа» (монсеньор Гутиеррез), сериал «Викинги» (принц Этельвульф и его жена Джудит), сериал «Вершина озера» (детектив Робин Гриффин), «Опасные связи» (мадам де Турвель в исполнении Мишель Пфайффер), «Красное и черное» (Матильда де ля Моль), «Анна Каренина» (Алексей Каренин в исполнении Янковского), «Ищите женщину» (инспектор Грандэн Железный Лоб, мадемуазель Сюзанна Бриссар), сериал «Идиот» (Настасья Филипповна), сериал «Игра престолов» (Теон Грейджой, Робин Аррен)

Современники: Иосиф Бродский (поэт), Антоний Сурожский (митрополит), Михаил Леонтьев (политолог, публицист, телеведущий), Александр Дугин (философ), Сергей Дацюк (публицист, медиакритик, политолог), Александр Смулянский (психоаналитик, философ), Тонино Гуэрра (итальянский поэт, писатель и сценарист), Татьяна Толстая (писатель), Вера Полозкова (поэтесса), Илзе Лиепа (балерина, актриса)

 
Тут в мире, где меняются столы,
слиянием с хозяином грозя,
где клясться нерушимостью скалы
на почве сейсмологии нельзя,
надев бинокулярные очки,
наточим перочинные ножи,
чтоб мир не захватили новички,
коверкая сердца и падежи.
 

И. Бродский

В случае Ночного Крестоносца нам предстоит осознать неординарную ситуацию, когда самый яркий, самый «верный» и ревностный представитель своего Архетипа с «огненным мечом» в Руках («не мир принес Я, но меч!») оказывается Существом, которое несет в себе по сути нечто противоположное воинскому статусу и духу Дневного Крестоносца. Что же это такое за Существо с «огненным мечом» в Руках? Мы предлагаем подойти к нему через образ Инквизитора (сотрудника Небесной Канцелярии!), тайное предназначение которого состоит в том, чтобы с полной Ответственностью (СуперЭго на главной!) принимать решение насчет разделения «добра» и «зла», «истины» и «лжи», «тьмы» и «света», от лица самой Истины говорить «нет» и «да», отправлять на костер или о-правдывать (ср. с Судьей или, что то же самое, Палачом – Дневным Крестоносцем). Если у Дневного Крестоносца его «душа» «спрятана» в ноль, то в случае Ночного Крестоносца мы имеем самого активного «делателя» собственной души – не Воина, но Философа, Богослова, «Кладокопателя», Хранителя Истины, Иудея-Ортодокса, спрятанного в раковине своей «кельи» Отшельника-Монаха. И если Дневной Крестоносец – это «Всадник без Сердца», то Ночной Крестоносец – это «Всадник без Головы», самый бескомпромиссный и самый «ночной» из рыцарей, Рыцарь Веры.

Черное, коллективно-бессознательное, «хрестоматийно-библиотечное» Мышление в нулевой позиции есть не что иное, как Ветер, дующий в Спину (и этот Ветер будет «продувать» насквозь, вплоть до третьей позиции, если не поставить «заслонку» Белой Сенсорики…). Ночной Крестоносец суть тот, кто обречен стоять «на семи ветрах» и кто жаждет поэтому обрести защиту от Ветра. Ветер олицетворяет Ид – стихию «общественных», «блуждающих» мыслей, вихри слов, универсальных мыслеформ, хрестоматийных истин – Ветхий Завет, который всегда предшествует и с которого все начинается. Сущее для Ночного Крестоносца дано в Мышлении, помышлено, описано – эта Книга Бытия, Текст, Описание, Писание, Пред-Писание и называется Ветхим Заветом (Основой Основ). Обстоятельства «вставлены» в конфигурацию Ночного Крестоносца, как некая «флешка» с определенными изначальными Знаниями, – Ночному Крестоносцу, желающему со-участвовать в этом Знании, только и остается, что цитировать, комментировать, писать текст о тексте, заниматься толкованием, пониманием понимания, то есть герменевтикой. Идовое Мышление в нуле мотивирует Ночного Крестоносца к тому, чтобы стать самым истовым (или не-истовым) Богоискателем, встретиться со своим Творцом. Ветер, дующий из нуля, может также интерпретироваться как Случайность, как Воля Случая, а защита СуперЭго – как защита от Случая. В нулевой позиции находится стихийная Воля Творца, которая может в любой момент опрокинуть или одарить… Воля как таковая в конфигурации Ночного Крестоносца вручается Обстоятельствам и извещается из вещей… «Мир как Воля и Представление» – это сказано о нулевой позиции Ночного Крестоносца; следует только учесть, что никакого мира изначально нет, а есть только «чужая» Воля и «чужое» Представление.

Сенсорика на главной позиции выполняет функцию горизонтальной сортировки, селекции. Это датчик, который показывает состояние Ида, своего рода индикатор или Объектив. Ночной Крестоносец таким образом выражает себя как Селекционер, призванный отбирать и показывать Истину. Его главная позиция, его ноуменальное «Я» и есть «родительская» функция установления Истины, поэтому перед нами, в сущности, тот человек, который может смело сказать: «Я есмь Истина». Как только Истина определена, проявлена, обретена, Ночной Крестоносец не имеет больше оснований в ней сомневаться.

Тут вступает в дело вертикальное Чувство – самое категорическое, бескомпромиссное Чувство, которое умеет говорить только «да» и «нет», возносить или низвергать, хранить или сжигать. У такого Чувства нет промежуточных состояний, нет середины – оно совершает самый жесткий отбор: либо ошую, либо одесную, либо справа от Креста, либо слева, либо на Алтарь, либо на Костер. Это Чувство само и есть Огонь… Ветер (агент Ида в СуперИде) и Огонь вместе взятые… Одним словом, Пожар… Инквизиция… Психическая реакция на красное пятно Сенсорики: раздражение или восхищение, отрицание или приятие… Аллергическая реакция: аллергия на мир. Причем сам Ночной Крестоносец никогда не видит и не понимает, как возникает эта аллергия и что является аллергеном (симптом находится на том же самом месте, где и «Я» Ночного Крестоносца), – это неконтролируемая, неожиданная реакция на сенсорное событие, вызванное стихией: отвержение (аллергия: от греч. vXkoq — другой, иной, чужой + spyov – воздействие: сверхчувствительность иммунной системы при повторных воздействиях аллергена на ранее сенсибилизированный этим аллергеном организм).

Таким образом, Ночной Крестоносец представляет собой психический датчик, показывающий истину по аллергическому состоянию. Отбор совершается «по аллергии», и раздражение на мир выносится «Серым» Чувством как субъективная истина. Психика Ночного Крестоносца развивает болезненную чувствительность (sensitivity) к внешнему миру. В этом и заключается механика формирования «души» – через реакцию на мир, через постоянный отбор активно ваять свою бессмертную «душу». Ночной Крестоносец – самый целенаправленный формирователь «души», «делатель души», которому присуще осознанное деление себя на «душу» и «тело». Определенная забота о своей «душе» может состоять только в искусственном «контроле» над этим процессом – встраивании в свое Чувство (через Мышление) жестких заповедей «внутреннего кодекса». Это приводит, в свою очередь, к ярко выраженной монашеской позиции (ср. с естественным монашеством Вечернего Фауста).

Чувство Ночного Крестоносца – это «высшая мера», крайний экстремизм, утопическая близорукость — ввиду специфики своего Чувства Ночные Крестоносцы никогда не видят Целого. Из горизонтали сенсорного мира они выбирают нечто и закрывают тем самым от своего взгляда остальное. Какая-то одна часть мира становится ярко выраженной в ущерб остальному. Это есть своего рода «иудейское безумие» Чувств, «сумасшествие» – утопическое приближение идеи — верить в идею и этим заслонять все события жизни, игнорировать реальность живого мира (такова авантюрно-религиозная идея «любви»). В результате подобной «авантюры» Чувств происходит перекрывание Сенсорики «символом веры» (верую, не смотря на мир, «потому что абсурдно»!), «убийство» сенсорного мира. Вместо мира образуется монашеская келья с иконкой. Но в то же время полностью отказаться от Сенсорики, «убить» Сенсорику для Ночного Крестоносца невозможно, поскольку Сенсорика представляет собой «заслонку» от стихии Ида. Пафос веры фактически снимает защиту Сенсорики и совершает «разгерметизацию» кельи, которую он сам же и породил. В этом заключается конфликт Сенсорики и Чувства (СуперЭго и СуперИда) Ночного Крестоносца – его «драма излома».

Если оперативное Чувство Ночного Крестоносца активно ваяет «душу», то «тело» оказывается на слабой позиции – это эгоистический «домашний зверек», который защищается общим механизмом психики. Забота о «теле» (причем как о чем-то внешнем, отдельном) идет параллельно ваянию «души» – возникает своеобразная двойственность положения, раздвоенность. Хрупкий «панцирь» оберегается и поэтому служит ограничителем эволюции – после изнурительного поста всегда наступает период компенсирующего обжорства. Эмпирическое благо мотивирует и заставляет работать на себя Чувство, которое устанавливает «истинное» и «ложное», «добро» и «зло» по принципу «хорошо мне» от этого или «плохо». «Родиной» для Ночного Крестоносца служит его накопленный жизненный опыт, который тщательно оберегается от болезненных нападок, пестуется и вынашивается, преувеличивается, искусственно раздувается до триумфального пафоса автобиографии («Я входил вместо дикого зверя в клетку…»). При этом чувство, с которым этот опыт описывается, напоминает о литургическом Культе Существа, всегда начинающемся от «Я» слабой позиции, как стихи Мандельштама (культивация и литургическое исповедание своей личной истории, личной позиции).

Ночные Крестоносцы, в связи со слабой Эмпирикой, самые осторожные из всех Крестоносцев – они никогда не наступят на те же грабли дважды (психика быстро учится защищать «внутренний мир» от болезненных переживаний). Формирование Личности есть результат всей конфигурации Ночного Крестоносца, результат процесса, который начинается с какого-то эгрегора или основания, данного на входе, – основания, от которого нужно оттолкнуться, чтобы возбудиться и вытащить (обнаружить) свою Позицию, свое экзистенциальное (эмпирическое) «Я». В итоге своей психической деятельности Ночной Крестоносец должен «выпасть в осадок» и «отложиться» в какую-то Личность, которая и есть его тупик и его смерть – пародия на все взлеты его Чувств и взмахи его крыльев.

Следует подчеркнуть, что мужской и женский типы Ночного Крестоносца существенно отличаются друг от друга, и это отличие выражается, в частности, в интерпретации вертикали слабой Эмпирики. В мужском случае мы сталкиваемся с феноменом гипер-мужской активности, показательной эрекции Черной Эмпирики на защищаемой позиции (Эмпирика Дневного Крестоносца на главной позиции выглядит совсем иначе!) – эта демонстрация эрекции и называется Инквизицией. У женщин это же явление, вследствие доминирования женского начала, выглядит как нарочитая религиозность (борьба с Природой!), то есть монашество. В мужском случае мы имеем дело с «нахальством» Добра, борющегося против Зла, а в женском – эта же борьба одета в костюм «интеллигентной», скромной Добродетели. Очень важно понять, что полноценной мужественности у Ночного Крестоносца нет. Настоящая мужественность обязательно связана с сильным Эго на главной позиции. Ночные Крестоносцы защищают эгоистическую вертикаль своих личных субъективных предпочтений («с моим опытом не поспоришь!»), базирующуюся на анти-человечном (не на античеловеческом, но анти-человечном!) принципе Избранности.

Присвоенную мужской версии Ночного Крестоносца метафору Инквизитора не следует, однако, понимать буквально. Читатель вряд ли сумеет разглядеть образ беспощадного испанского инквизитора (или хотя бы Великого Инквизитора, описанного Достоевским) в своих современниках, друзьях, фигурах масскульта. Поведение и образ Ночного Крестоносца вообще очень зависят от того, как решена дилемма Сенсорики и Чувства («драма излома») – на какую из двух функций делается ставка. Если инициатива отдается открытой Сенсорике, мы получаем вполне канонического поэта или философа, деятеля Культуры, занятого «своим делом» (Бродский, Хайдеггер). Если же ставка делается на авантюру Чувства, мы можем наблюдать в одном пределе действительно доходящую до бешенства неистовость Инквизитора (Леонтьев, Дугин), тогда как в другом – образец очень достойного религиозного служения, исполнение Культа раскрывания своей «души» («апостол любви» Антоний Сурожский).

Для женской версии Ночного Крестоносца, где образ Инквизитора с трудом стыкуется с природой Женского, мы предлагаем метафору Цирцеи. Цирцея, героиня известного древнегреческого мифа, воплощает определенный тип феминизма – оппозицию мужскому началу, войну с мужчинами. Такая женщина обладает способностью точного попадания в слабое место мужчины – в слабую позицию; она нащупывает слабое место и снимает с мужчины наносной духовный пафос, превращая его в свинью и показывая тем самым, что перед нами – никакой не «герой», но обыкновенное похотливое животное. В Цирцее, очевидно, должна присутствовать стервозность, но не как «сила» Утренней Бездельницы, а как проявление слабого Эго – раздражение.

Где-то в глубине, в своей исконной сущности архетип Цирцеи похож на архетип Инквизитора. Женщина-Цирцея выражает всем своим Существом максимально напряженный конфликт между чувством и интеллектом (при полной невозможности их примирения) – как следствие этого, ей свойственна максимальная раздвоенность, при которой исключается шанс увидеть свою «вторую половину». Как представитель стихии интеллекта (или, точнее говоря, как жертва и заложник интеллекта!), Цирцея несет интеллектуально-мужской гонор, она легко и охотно вступает в битву с мужчинами на поле интеллекта (Татьяна Толстая), с упоением пытаясь отстоять свое превосходство на этой мужской территории (вместе с тем сами Цирцеи необычайно «чувствительны» и ранимы по слабой позиции!). Превращая мужчину в свинью, она одновременно испытывает огромное желание полюбить его и быть с ним. Фактически она занимается «самопорчей» – портит то, чем сама могла бы обладать. Цирцея выбирает мужчин, которые ей нравятся, и начинает активно с ними воевать, уничтожая дальнейшую возможность сближения. Злую, карикатурную язвительность Цирцеи (превращать все в карикатуру!) олицетворяет идея скорпиона, жалящего хвостом свою же голову. В результате такого самовыражения чаще всего Цирцея остается «у разбитого корыта».

Вообще у Ночных Крестоносцев острее всего наблюдается разлука мужского и женского начал, неспособность их «сотрудничества» – Женское вытесняется и отрицается «мужским» по своему духу Чувством. Для Ночных Крестоносцев характерна поглощенность проблематикой внутреннего раскола. Это самый конфликтный тип, колючий, язвительный, желчный. Их тяга к карикатуре — дисгармоничному подчеркиванию одной особенности при игнорировании других – объясняется «близорукостью» оперативного Чувства (карикатура как версия пародии Ночных типов). Следует отметить нарочитую «сделанность» женщин этого типа, агрессивную умность. Такие женщины извечно несчастны, поскольку их женская компонента остается никогда не реализованной. Пожалуй, самое точное слово, которое характеризует женщин – Ночных Крестоносцев, – это корсет. «Женщины в корсете» – это, в своей сущности, тургеневские барышни, которые очень элегантно флиртуют, неумолимо соблюдая при этом дистанцию.