Текст книги "Последнее заблуждение. Лекции по эволюционной типологии. Том II"

Замечание 2: несмотря на то, что литература уделила много внимания описанию Вечернего Фауста, в современном мире мы практически не встречаем личностей, подобных Джону Ди и Леонардо… Отсюда можно сделать вывод, что тип Вечернего Фауста (в своей мужской версии) «сошел с исторической сцены», утратил историческую актуальность и, как следствие, свою выразительность… Можно сказать, что Вечерний Фауст как некоторое культурно-архетипическое событие «выцвел» и «деградировал» до некоторой блеклой персонификации, «замаскировался» где-то среди Вечерних Бездельников… Эта «деградация» началась задолго до нашего столетия. Уже гетевский «Фауст», будучи произведением эпохи немецкого романтизма, несет в себе следы «деградации», представляя отчасти некоторую «карикатуру» на тип (некоторый «микс» Утреннего и Вечернего Фауста). В исторической перспективе произведение Гете есть, в сущности, первое, но далеко не последнее заблуждение по поводу данного типа… Что касается нашего времени, то оно явно вывело в актуальность антипода Вечернего Фауста – Утреннего Крестоносца. В условиях постмодерна Утренний Крестоносец вполне справляется с тем, чтобы нести в мир свое культурное содержание (подчас вынося заодно и свое теневое содержание).

Замечание 3: Эмпирика, как утверждалось в главе «Шестнадцать функций», самым тесным образом связана с Чувством, она примыкает к Чувству, «настраивается» (формируется) Чувством, отражает своеобразие Чувств. В механике алхимического круга функций это действительно так. Но в случае Вечернего темперамента мы имеем интересный феномен: Эмпирика приобретает статус первого, изначального события, Обстоятельств, тогда как Чувство – замыкающего, итогового события. Особенно ярко это проявляется в женском типе Вечернего Фауста. Вместо Эмпирики как территории конкретного человека мы имеем на входе общефаустовскую Эмпирику – «внутренний мир» Фаустов как таковой, «тяжелое наследство» всей истории фаустовского демонизма. И вся конфигурация Вечернего Фауста оказывается созданной для того, чтобы в монашеской отстраненности познавать Чувством эманации общефаустовской Эмпирики, пытаясь ответить на вопрос «кто я?». Изначальная Эмпирика, в свою очередь, есть «тайный» выброс за собственную Спину продуктов фаустовского Чувства, то есть тех «загадочных» содержаний, которые, огибая разорванный круг, приходят с тыльной стороны Луны и ставят нас перед фактом своего наличия.

X. Ночной Фауст

Психотип: Особь

Кино: «Место встречи изменить нельзя» (Глеб Жиглов в исполнении В. Высоцкого), «Калина красная» (Егор Прокудин в исполнении Василия Шукшина), сериал «Маяковский. Два дня» (Маяковский в исполнении Андрея Чернышова), сериал «Ад на колесах» (Каллен Бохэннэн в исполнении Энсона Маунта), сериал «Мотель Бейтс» (шериф Алекс Ромеро), сериал «Игра престолов» (Олеина Тирелл, Маис Налетчик, Сандор Клиган), «Вне сатаны» (главный герой)

Современники: Владимир Высоцкий (актер, поэт, бард), Виктор Цой (поэт, музыкант, лидер группы «Кино»), Сергей Бодров (актер, режиссер), Александр Сокуров (режиссер), Василий Шукшин (режиссер, актер, писатель), Сергей Довлатов (писатель, журналист), Хулио Кортасар (писатель), Наталья Медведева (певица, писательница, жена Эдуарда Лимонова), Земфира (певица), Фаина Раневская (актриса)

Я выходил из таких глубин ночи, что

казалось, будто выблевываю сам себя.

X. Кортасар

Ночной Фауст – самый архетипический из всех Фаустов, предельно откровенно манифестирующий «фаустовость» как таковую. Ночного Фауста характеризует абсолютная искренность, «честность» самореализующегося инстинкта – Черного Чувства (мы называли этот феномен также «нон-кон-формизмом», понимая под этим не столько достоинство, сколько психоархетипическую обреченность). Причем «честность» Ночного темперамента усиливается защищаемой «внутренней совестью» на третьей позиции. По совокупности всех факторов мы имеем самый честный тип из всего социона – тип, у которого честность выступает как мотивация жизни. Ночной Фауст – это человек Поступка, человек Подвига, Прометей, Каин, и все его богоборчество, весь его бунт, все его поступки и подвиги окрашены бескомпромиссной честностью. Судьба Ночного Фауста «делается» и принимается как своя собственная, как собственное изделие, за которое Ночной Фауст несет ответственность. И все, что сказано, спето, помышлено, подтверждается поступком, становится судьбой. Таким образом, судьба Ночного Фауста есть «факел», который Ночной Фауст в своих Руках выносит в социум, чтобы «дать огонь людям». Открытая Эмпирика – осознанное умирание – у Ночного Фауста выносится в мир, попадая на социальную позицию, и там становится «умиранием во имя…», то есть, собственно, Подвигом.

Ночной Фауст – самый «тяжелый» представитель из всего социона шестнадцати типов – «тяжесть», которой он отмечен, словно «бременем бытия», материальна в буквальном смысле. Это гранитная тяжесть материи как содержания Эго-Сенсорики – материи, всей своей неимоверной массой заполнившей «внешний мир». На фоне такого «каменного завала» Чувство (то есть фундаментальное настроение) Ночного Фауста выглядит как постоянная воронка черной меланхолии. Из которой, однако, непрерывно выплескивается дикая, необузданная, стихийная, вулканическая страсть, позволяющая над всей этой чудовищной массой породы воспарять, словно на «крыльях Люцифера».

Пожалуй, это и есть главное, что можно сказать о Ночном Фаусте. Эти два-три мазка образуют столь яркий «букет», что по ним Ночной Фауст вычисляется безошибочно, даже если мы ничего больше о нем не скажем. Гремучая смесь трагического мироощущения (камень на шее!), обостренной «честности», страстности в отношениях с миром и алкогольно-меланхолической тяжести создают очень сложные условия для выживания. Судьба Ночных Фаустов (всегда идущих вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю) не выдерживает напряжения и, как правило, обрывается очень рано – редко кто из этого типа доживает до пятидесяти. Ночные Фаусты кончают жизнь самоубийством (Цветаева, Маяковский), погибают от несчастного случая (Цой, Бодров), от передозировки (Высоцкий, Довлатов) или просто уходят «в расцвете сил» при невыясненных обстоятельствах (Медведева).

Конфигурация Ночного Фауста начинается с двойного Белого Мышления. «Свой мир», «персональный эгрегор», который Фауст, по идее, должен создать и обрести, чтобы «поселиться» в нем, выносится в нулевую позицию и подается как чужой, предшествующий, уже сотворенный… Ночной Фауст оказывается в чужом творении, которое он, с одной стороны, не может отрицать (СуперИд, Космогония, Высший Закон!), но с другой стороны, в отличие от прочих Особей, не может и принять. Мир, творимый и подносимый Мышлением, есть чужой, «божественный» проект, который никуда не годится, он скверно скроен и бездарен (хоть и «космогоничен»!). Обстоятельства, в которые попадает Ночной Фауст, воспринимаются с недоверием, подозрением, как подвох – к сущему выдвигается максимальная претензия. Как следствие, Ночной Фауст «выталкивается» в позицию высокомерного отрицания «центра» – единственную позицию, которую он может занять в таких Обстоятельствах. Он становится в позу «человека обочины», «бомжа», «диссидента», «изгоя». Там, «на обочине», формируется оппозиция Творцу и вынашивается ненависть к Создателю (без всякой надежды когда-либо занять его Трон!), чтобы в конце концов «Творцу вернуть билет» (М. Цветаева).

Осознанное умирание, попадая в этот самый «конец», на слабую позицию, становится своего рода подвигом, смертью «на глазах у мира», «вопреки миру» (как единственно возможным выходом из «темного туннеля»). Судьба получает свое закономерное разрешение, трагедия – свой финал, а «безумный мир» – ответ, который предполагался изначально: «отказ». На третьей позиции Ночной Фауст «вынашивает» пафос вдохновения смертью, представляя смерть как собственный триумф. Динамика словно «выталкивает» Ночного Фауста в третью позицию, к чему-то светлому, к «озарению», которое оказывается не чем иным, как «светлым подвигом», принесением себя в жертву на глазах у всего мира (причем такая жертва, как правило, далеко не «анонимна», она предполагает огласку, посмертную записку, общественный резонанс). Отрицание Творца подразумевает собственное дерзновение Подвига (поступка, компенсирующего некомпетентность Творца), неизбежность искреннего прыжка в бездну – «возвращение билета» (ср. с Утренним Фаустом, у которого оперативная Эмпирика есть регулярный подвиг, ежедневный подвиг, подвиг по расписанию!). Рано или поздно (в подавляющем большинстве случаев – рано!) наступает Избавление от непомерной «тяжести бытия» – бытия в этом не соответствующем и никуда не годном «напластованном» мире – напрасно прожитая жизнь бросает себя «на пулемет» (причем пулемет этот вовсе не глиняный, виртуальный, а настоящий – у Ночного Фауста все Предельно Настоящее!).

Между двумя крайними, «белыми» позициями, собственно, и вырастает главный виновник трагедии Ночного Фауста – Сенсорика, как «черная гора, затмившая весь свет». Это мужское хтоническое, Эго, которое, с одной стороны, «выпячивает», выделяет самого Фауста, а с другой – «заслоняет» и «затмевает» мир, «обламывает», давит своей «тяжестью». Поскольку сущее уже изначально задано чужим описанием, Ночной Фауст не создает своего описания и не переописывает мир, но вместо этого ставит в основание свое Эго, делая упор на своей самости вместо своего описания. И эта «мужественная самость» выносится наружу «женским» по своей природе Черным Чувством – рамкой, активно заглатывающей объекты, – сексуально-обволакивающей самовоспроизводящей силой, действующим и постоянно извергающимся Вулканом Страсти. Комбинация двух центральных позиций формирует некоторую «мужественную сексуальность» в облике и поведении как у мужчин, так и у женщин – Ночных Фаустов и порождает такой специфический феномен, как «любовь с полетом в обратную сторону»: высокомерие не позволяет кинуться объекту навстречу, он притягивается Чувством, но отталкивается Эго, так что вместо сближения происходит определенное (хищное) кружение и даже отдаление (все любовные отношения Ночных Фаустов, все браки довольно быстро разваливаются).

Мужчины – Ночные Фаусты легко узнаются по главной позиции – это и есть, собственно, Минотавры. За «черным быком» – диким и брутальным зверем (Сенсорикой) – следует не менее хищное и мощное Черное Чувство (Тарантулиха!), образуя в тандеме предельно сексуальное, всецело природное событие. Минотавры-Фаусты очень падки на женщин (вспомните Маяковского или Высоцкого). Невероятная бессознательная сила заставляет их страстно набрасываться на самок, «охмурять» своими «глубокими басами», ухаживать, «тащиться», «обладать», не имея никакого шанса на истинное сближение. Как следствие, Минотавры обычно просто издают какой-то страшный животный рев вместо любви, они воют, как раненые звери, умирая в полном одиночестве или, вернее, как «итог» Ночного типа

– в уединении (не такова ли вся любовная лирика и трагическая судьба Маяковского? Высоцкого?).

Расшифровывая символ Минотавра и переводя его на наш житейский язык, можно сказать, что мужчины-Минотавры выделяются своим мужланством, всегда граничащим с понятием мужественности. Достаточно представить себе яркий сексуальный образ «самца» (мачо!) с вечной щетиной и графским высокомерием (высокомерное отношение к «центру»), который при этом «бомжуется» конюхом (принцип «обочины»). И этот «конюх» имеет невероятный успех и является своего рода ловушкой для всех женщин, попавших в его конюшню-лабиринт. Желая «охмурить» всю женскую субстанцию и весь мир, мужчины – Ночные Фаусты намеренно остаются диссиденствующими «бомжами», живущими на обочине мира (и это «диссидентство» очень подходит к их образу – вспомните Высоцкого!), антицентристами, необычайно ранимыми по отношению к общественному мнению. (Заметим также в скобках, что для Ночных Фаустов характерна неумеренная страсть к алкоголю, усугубляющая симптомы типа, провалы в алкогольное беспамятство, запои – ведь у них, по сути, нет инстинкта самосохранения, – и вместе с тем такое же отсутствие меры проявляется на слабой позиции в «широте души» – в широте жеста, в алкогольной щедрости поступка – подвига, на который они всегда способны.)

Женщины – Ночные Фаусты представляют из себя более сложное событие, чем мужчины. Если в случае Вечернего Фауста мы описывали женское состояние как «девочкину девочку» – Дочь как «клон» или «копию» Матери, то здесь мы имеем конфигурацию Дочери как ревнивой «Соперницы Матери» (быть может, Старшей Дочери, хоть выглядит она тоже похожей на Мать). В Ночном Фаусте женского пола реализуется идея «фаустовской богородицы» – не рожающей, не кормящей, но поедающей своих детей, беспощадно посылающей своих сыновей на верную смерть (всем, должно быть, знаком образ женщины «Родина-Мать зовет» с военных плакатов) – это сама сила женского Возмездия, Кибела, Валькирия, торжественно пожирающая Героев-Любовников Матери, Медея, которая не прощает предательства, измены, бегства, темная и яростная богиня разрушения Кали… Мужчины, которые сходятся с такими женщинами, как правило, долго не выдерживают, оставляя их вдовами, – отсюда еще один мифологический образ: «Черная Вдова».

Женщин – Ночных Фаустов отличает, помимо непомерной «психологической тяжести» их присутствия, бесприкрасность, аскетичность, «мужественность», «кирзовость» – это «женщины в шинели», «солдатки», «вдовы», курящие грубые мужские папиросы «Беломорканал»… Им свойственно суровое состояние крайнего нонконформизма, нежелание идти ни на какую уступку миру, предельная честность (полная противоположность характерному женскому притворству, мимикрии). Они никогда не притворяются, не играют, не используют косметики – такие женщины кажутся до жути «настоящими», как всеопрокидывающий, неумолимо надвигающийся ком земли. Обычно они страстно «охотятся» за мужчинами и сами «нападают» на мужчин, выбирая себе партнера.

Замечание 1: черты Ночного Фауста запечатлены в главном герое романа Кортасара «Игра в классики» Орасио Оливейре; цитата из его монолога была вынесена эпиграфом к этому разделу. Мы находим полезным привести здесь более полную выдержку из текста, в которой в сжатом виде показано мировосприятие Ночного Фауста:

«Мысли мчатся на всех парусах, но ветер, раздувающий паруса, основополагающий, дует снизу (снизу – чисто физическое обозначение). Однако достаточно измениться ветру (но что меняет его направление?), как тотчас же набегают счастливые кораблики под разноцветными парусами. «В конце концов, нет оснований жаловаться, че», – и прочее в этом же духе.

Проснувшись, я увидел рассвет, пробивающийся сквозь щели жалюзи. Я выходил из таких глубин ночи, что казалось, будто выблевываю сам себя; меня страшил новый день, где все будет как всегда и в той же бездушной последовательности: включается сознание, появляется ощущение света, открываются глаза, возникают жалюзи и рассвет в щелях.

И в этот миг всезнанием полусна я вдруг постиг весь ужас того, что так изумляет и восхищает религии: нетленное совершенство мироздания и бесконечное вращение земного шара вокруг оси. И задохнулся от тоски, от нестерпимого ощущения вынужденности. Я принужден терпеть, что солнце встает каждый день. Это чудовищно. Бесчеловечно.

Прежде чем заснуть снова, я представил (увидел) вселенную, пластичную, способную меняться, вселенную, по которой вольно гуляет дарящий чудеса слепой случай, а небо способно сжиматься и распахиваться и солнце может не взойти, или застыть на небе, или изменить форму.

И до боли захотелось, чтобы распался строгий рисунок созвездий – эта мерзкая световая реклама Trust Божественного Часовщика».

Замечание 2: женский тип Ночного Фауста очень точно иллюстрируется описанием характера Марины Цветаевой, которое составил ее муж Сергей Эфрон в письме М. Волошину:

«Марина – человек страстей: гораздо в большей мере, чем раньше – до моего отъезда. Отдаваться с головой своему урагану – для нее стало необходимостью, воздухом ее жизни. Кто является возбудителем этого урагана сейчас – неважно. Почти всегда (теперь так же как и раньше), вернее всегда, все строится на самообмане. Человек выдумывается, и ураган начался. Если ничтожество и ограниченность возбудителя урагана обнаруживаются скоро, Марина предается ураганному же отчаянию. Состояние, при котором появление нового возбудителя облегчается. Что – неважно, важно, как. Не сущность, не источник, а ритм, бешеный ритм.

Сегодня отчаяние, завтра восторг, любовь, отдавание себя с головой, и через день снова отчаяние. И все это при зорком, холодном (пожалуй, вольтеровски циничном) уме. Вчерашние возбудители сегодня остроумно и зло высмеиваются (почти всегда справедливо). Все заносится в книгу. Все спокойно, математически отливается в формулу. Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, качество дров не столь важно. Тяга пока хорошая – все обращается в пламень. Дрова похуже – скорее сгорают, получше – дольше. Нечего и говорить, что я на растопку не гожусь уже давно».

XL Утренний Крестоносец

Психотип: Персона

Кино: «Ирония судьбы» (Ипполит в исполнении Яковлева), «Криминальное чтиво» (Джулс в исполнении Самюэля Джексона), «Мертвец» (индеец Никто), «Осенний марафон» (Василий Игнатьевич в исполнении Леонова), «Москва слезам не верит» (главная героиня Катерина), сериал «Мотель Бейтс» (Норма), сериал «Светлячок» (Джейн Кобб), сериал «Вершина озера» (Мэтт Митчэм), сериал «Викинги» (конунг Хорик), сериал «Игра престолов» (Уолдер Фрей, Рамси Болтон), «Аризонская мечта» (Элен), «Великая красота» (Стефания), «Место на земле» (главный герой)

Современники: Борис Гребенщиков (музыкант, лидер группы «Аквариум»), Ян Бедерман (мультиинструменталист, представитель интуитивного направления в музыке), Олег Осетинский (диссидент, учитель музыки, сценарист, публицист), Никита Михалков (актер, режиссер), Евгений Миронов (актер), Анатолий Васильев (режиссер), Ошо (гуру, создатель практик, автор книг), Георгий Щедровицкий (философ и методолог, общественный и культурный деятель), Роман Михайлов (математик, писатель), Алла Пугачева (эстрадная певица), Белла Ахмадулина (поэт), Зинаида Миркина (поэт, эссеист, переводчик), Маргарита Терехова (актриса), Людмила Чурсина (актриса), Татьяна Доронина (актриса), Катя Чили (певица, фольклорист)

Пересечение Утреннего темперамента и Крестоносного Архетипа порождает тип, не имеющий равных в степени вариативности и разнообразии своих представителей. Все Утренние Крестоносцы бесконечно непохожи друг на друга, и каждый сам по себе являет необычайно яркую, уникальную, единственную в своем роде, заостренную до гротеска Личность. Такой искусственно-гротескный тип, с присущим ему феноменом «сознательной (умной) юродивости» и «уверенного в себе» идиотизма, служит богатой исследовательской площадкой, Клондайком для психоаналитиков – «шизофрения» персонификации и агрессивная «Придурь» развернуты здесь в полную силу. Крестоносцы-Персоны – это, ни много ни мало, Пророки, Крестители, Мессии, Великие Учителя (в том числе духовные), Проповедники, Миссионеры, Цари, Самодержцы, Самодуры, Политические Интриганы, Вожаки Своей Стаи (Трусливые Львы!), причем из всех Крестоносцев – самые «отпетые» и назойливые (танки, броненосцы – просто «буря и натиск»!), но в то же время достаточно безобидные (занятые выстраиванием вертикали власти и стяжанием богатства, но не перекраиванием мира), по-Утреннему шумные и эпатажно-артистичные (Гусары!), выступающие всегда перед самими собой (актеры, обращенные к себе, не нуждающиеся в обратной связи и разыгрывающие у всех на глазах свое самодостаточное шоу)…

(Неискушенному зрителю подобные «мессии» могут показаться обыкновенными пижонами, юродствующими в своих «верблюжьих шкурах», ведь мы имеем дело с действительно странным сочетанием Персоны и «юродства» в одном лице… Кроме того, манера Утреннего Крестоносца «толкать речь» – поучать, информировать – может раздражать и испытывать ваше терпение – и тем не менее ни в коем случае не задевайте Достоинства Персоны! И вместе с тем никогда не доверяйте Персонам!)

Утренние Крестоносцы – самые Эзотерики из всех типов. Они лучшие из лучших в таком предмете, как «духовный авантюризм». «Семеричные» Утренние Крестоносцы, представители «богемы», ставшие на путь духовной авантюры, выглядят как своеобразные «буддисты-антикварщики». «Шестеричные» Утренние Крестоносцы, то есть «люди социума» из повседневности – это, как правило, «Председатели Кооператива», Управленцы, Лидеры, Командиры (в «обычной жизни» Миссионер или Мессия предстает в образе Заслуженного Учителя, Тренера, Мастера Тренингов…) И для тех, и для других характерен «наезд» как способ взаимоотношения с «низшими по рангу» и нарочитое «сотрудничество» с «высшими», хоть «наезд» этот всегда совершается «по-дружески». В обществе, «на людях» Утренние Крестоносцы подают себя как социально-милые, приятные и коммуникабельные друзья-товарищи, в своей семье («стае», «роте», «бригаде»), однако, они часто проявляют себя как, напротив, «домашние тираны» и деспоты («двойственность» Персон). Для Утренних Крестоносцев очень характерно состояние обиженности – к нему прибегают Персоны, чтобы «не ударить в грязь лицом». Они могут часто «прибедняться», то есть играть в слабое Эго, представляя, что они такие слабые и наивные, очень позитивно-наивные, а мир их обижает, недооценивает и недопонимает всей их «прелести». Они ведь вопреки всему «хорошие» – правда, в основном в своих же глазах (часто это выглядит как инфантильность, особенно у мужчин).

Для понимания типа Утреннего Крестоносца важно учесть то обстоятельство, что Утренние Крестоносцы зачастую вообще не соответствуют привычному описанию Крестоносца – это своего рода «отступники», «отщепенцы» или «предатели» своего Архетипа. Это «изгои» и «еретики» внутри Крестоносного Ордена. Поэтому Утреннего Крестоносца легко можно принять за Язычника или Бездельника (Борис Гребенщиков). Утренние Крестоносцы – не Воины, а скорее драчуны; в результате своих духовных авантюр они высаживаются «десантом» на территорию Язычества или Бездельничества и там пытаются «осесть» и «окопаться» (причем создавая видимость «самого» что ни на есть «козырного», «маститого», «правильного» представления о тех конфессиях, с которыми отождествляются). Это «оседание» на самом деле и выглядит как псевдоЯзычество (пыль в глаза!), как «осадок» какого-то Языческого (буддистского и пр.) опыта. Не стоит «покупаться» на их Языческие лозунги, на призывы к любви и миротворчеству, на весь этот «авангард» и «абсурд» – под видом Язычества (буддизма и т. п.) нам продается на самом деле какой-то оккультизм.

Оккультизм – самое что ни на есть типичное «состояние души» Утреннего Крестоносца, своего рода «тень», отброшенная от истинного мистицизма Вечернего Фауста (разбор подобных «теневых» соотношений выходит за пределы данной книги, однако здесь стоит обратить внимание на факт их наличия). Такой оккультизм – игра в «буддиста аморфности» и космополита – находит свое выражение в эклектике Утреннего Крестоносца, в его склонности к фетишизму. Все те «побрякушки», которые Утренний Крестоносец навешивает на себя, обрывки цитат, сведений из разных источников есть не что иное, как дикая смесь реквизитов и содержаний коллекционера-оккуль-тиста – антикварный магазин. Так звучат и принципы даосизма, и принципы буддизма из уст Утреннего Крестоносца – звучат «оккультно». Так может чувствовать, думать и говорить только Крестоносец, высадившийся десантом на территорию Язычества, – потому что сам он не является Язычником, но пытается мыслить как Язычник. Во всем этом можно распознать характерное «пиратство» Утреннего Крестоносца (Персоны!), который берет чужое и перепевает на свой манер, показывая нам, как оно должно звучать правильно. Утреннему Крестоносцу просто хочется дать песням свой голос, свою интонацию и интерпретацию, свою аранжировку. В нем эти песни звучат иначе, и ему хочется заменить автора – собой (оперативное Эго как «Автограф»).

Благодаря Сенсорике в нулевой позиции Утренний Крестоносец попадает в «идеальные» Обстоятельства, в некоторую «родительскую идиллию» – сущее подается как чистая, бестелесная, заранее уготованная метафизическая идея. Такие Обстоятельства обуславливают определенное миролюбие, аморфность Утреннего Крестоносца, его «непротивление злу насилием», равно как и его тягу к абстракционизму, примитивизму, отвлеченному воображению. Утренний Крестоносец изначально оказывается в «иконописной мастерской», среди ликов «добрых пастырей», святых, богородиц (бессмертие на входе!), отсюда «здоровый оптимизм» этого типа. Утренний Крестоносец – самый оптимистичный из Крестоносцев, излучающий какую-то искреннюю «миссионерскую» веру в светлое будущее. Все уже априори сотворено «правильно», сама Красота бьет из нуля – остается только радоваться таким Обстоятельствам да брать в руки кисти. Лишенный своего собственного «органа выявления действительности» и «орудия селекции истины» – Сенсорики, – Крестоносец становится безоружен, миролюбив и добродушен, как агнец Божий. Крестоносец, у которого вынесена в ноль его основная «озаряющая» функция, фактически теряет свой «пафос Крестоносности»…

Главная позиция в конфигурации Утреннего Крестоносца занята «фикцией» Белого Чувства, молниеносно и непосредственно реагирующего на «идеализм» окружающего сущего. На практике – это яркие, гротескные реакции, не всегда адекватные (которые можно сравнить разве что с реакциями Утреннего Язычника). Утренний Крестоносец таким образом проявляет себя как «человек аффекта» – непредсказуемых, уникальных и неконтролируемых реакций, выражающихся как вспыльчивость, чрезмерная восхищенность, восторженность, впечатлительность, постоянные восклицания, «охи» и «ахи». О таких говорят: страстная натура. Какой-нибудь неожиданно открывшийся вид может привести Утреннего Крестоносца в бурный восторг и вызвать «оханье» и «аханье», накладывающееся на неизменную велеречивую позу Персоны, полную учительского Достоинства. Подобное поведение можно трактовать как своего рода идиотизм «Придури» на главной позиции.

То, что называется «душой» Крестоносца, оказывается ноуменальным «Я», главным содержанием Утреннего Крестоносца. Поэтому мы всегда вынуждены иметь дело с очень ранимым, «душевным», персонифицирующимся-через-«душу» (и вместе с тем «страстным») человеком, пытающимся поведать нам о своей «душевности», открыть нам свою «душу». Чувство Крестоносца становится в полной мере функцией активного отбора (Инквизицией) только на оперативной позиции. На главной позиции оно проявляется как «страстность», «пылкость», «душевность» в чистом виде, в крайних случаях – как «психоз» (Утренний Крестоносец не «делает» отбор, он сам есть Отбор, прикрытый Эго оперативных доспехов). Среди Утренних Крестоносцев нередко встречаются «психи», Отелло, которые «душат» свою жертву на ровном месте. Чувство Утреннего Крестоносца повернуто лицом к миру, оно миролюбиво улыбается людям, которых оно любит платонически «всей душой». Но внутри семьи Утренние Крестоносцы очень часто показывают себя как страшные деспоты, тираны, царьки – улыбаясь миру, они вполне могут устраивать геноцид для близких и родных («двойственность» Персон).

Черная Эмпирика Крестоносца на активной, оперативной позиции проявляется в определенной назойливости, хватке, насилии, в провоцировании интеллектуального сопереживания (эмпатии). Оставаясь наедине с собеседником, Утренний Крестоносец может произвести изнасилование биографией «с молотка», «задавить» броней своих «доспехов». Так ставит свой «автограф» Утренняя Персона – оперируя запечатлениями, «впаривая» свои запечатления, информируя, бесцеремонно и откровенно «выкатывая» по «рельсам» свою личную историю в виде набора (чудовищно универсальных) мнений, представлений, знаний. Оперативная Эмпирика Утреннего Крестоносца (если ее выход вовремя не сдержать) – это «буря и натиск», это всегда напор, «навал», «блокада», псевдоЯзыческое изобилие, сбивание с ног, лобовая атака броненосца… И никакого «паузирования», никакой обратной связи, – вообще никакого слушания другого, только потоки информации. Пока Утренний Крестоносец не выдохнется, его «жертва» не сможет вставить ни слова, не сможет даже рыпнуться. И главное, всегда применяется один и тот же метод «ставить печать», не зависящий от типа «жертвы».

Утренний Крестоносец таким образом действует, самореализуется и общается с миром через свою Черную Эмпирику – личную историю, информируя себя и делясь информацией с окружающими. Помимо обмена информацией он вообще никак взаимодействовать с миром не может. Он выставляет напоказ свои доспехи, словно щит, прикрывающий «душу», хвастает ими, все время стремится всучить свои запечатления, свою позицию, свое мнение миру. Причем все, что Утренний Крестоносец предлагает как некоторое знание, на самом деле заранее тщательно отобрано, согласовано с личной позицией, отформатировано. Так делятся своим опытом Великие Учителя, Мастера Тренингов – их оперативная функция заключается в том, чтобы тренировать других, передавать другим свои запечатления. В близком же кругу это проявляется как обыкновенная «бытовая тирания» – постоянная передача знаний, «учительство». Вспомним теперь, что Эмпирика Крестоносца как совокупность «зажимов» – это и есть его Личность. Попадая на оперативную позицию, Личность необычайно заостряется до вычурно-сингулярных шипов, зазубрин. Поэтому через тип Утреннего Крестоносца нам даны самые яркие Личности, гротескно олицетворяющие свою личную историю – коллекцию зажимов.

Черная Эмпирика Крестоносца на оперативной позиции выражается в витиеватости и замысловатости формы оплавившегося воска («канделябров»), то есть в каком-то напыщенном подавании своей Личности как чего-то сложнонакрученного, уникального, как редкого и раритетного события. Утренний Крестоносец самим актом экзистенции словно громогласно заявляет: «Я – не обычный человек!» (ср. с Дневным Крестоносцем, у которого Эмпирика есть главное, молчаливое событие). Как следствие, возникает характерное «энергетическое опьянение», происходит «изнасилование» опытом («внутренним миром»). В отличие от Утреннего Бездельника, у которого на оперативной позиции находится «ловкость Рук» – стихия Воды (безакцентность, постоянное просачивание), – у Утреннего Крестоносца мы имеем застывшую Воду – сталь накатанных «рельсов» или «канделябр» Личности, «панцирь» личного опыта, который очень узнаваем! Причем жизненный опыт и жизненные запечатления у всех Крестоносцев разные. Поэтому мы наблюдаем большое разнообразие «канделябров» – у каждого своя форма Эго-структуры.