Текст книги "Прав ли Бушков, или Тающий ледяной трон. Художественно-историческое исследование"

Глава 2. Коллективизация, индустриализация. Как это было и как могло быть

Пойдём по порядку, в первую очередь хронологическому. Разумеется, НЭП – не более чем передышка. Разумеется, страну надо было реформировать. Разумеется, реформирование аграрной страны, каковой на конец двадцатых годов являлась бывшая Российская империя, нужно было начинать с сельского хозяйства. В России все послепетровские реформы начинались именно с этого. И если выделить главные черты российской власти, то я назвал бы жестокость, иждивенчество и трусость. Власть была всегда в первую очередь озабочена не тем, как решить аграрную проблему, а тем, как собрать в полном объёме подушную подать. В эпоху крепостного права власть превратила помещика в своего агента по сбору налогов, и в награду за это, по сути дела, отдала ему крестьян в собственность. Реформа 1861 г. тоже была проведена за счёт крестьянства. Трусливая власть постаралась в первую очередь не ущемить интересы паразитов-помещиков. «Властители дум», интеллигенты, отличались тем же иждивенчеством и лицемерием вдобавок. Вот взять Льва Толстого. Постоянно сокрушался о судьбах народных, но доходами с имения пользоваться не отказывался. Подделывался под мужика, демонстративно пахал пашенку, одевался в портки, рубаху и зипун, но пахло от него всегда французскими духами. Одним словом, не зря революционеры всех мастей винили в несчастьях народа правящие классы.

А что же крестьяне? А крестьянин тоже не был невинной стригомой овечкой. Суровый реалист и хитрец, прикидывающийся простаком, когда ему выгодно, по выражению Горького. Вечно подчинённый, всеми давимый и обираемый тип с загнанной в подсознание агрессивностью. Кто же, как не крестьянин, при каждом удобном случае жёг помещичьи хоромы и вообще крушил с упоением собственную страну? Кто вымещал обиду, копившуюся веками? Кто расстреливал офицеров и бросал фронт в Первую мировую?

Обоюдная вина власти и народа, затянувшееся противостояние власти и народа – вот что определяло прошлое, настоящее и будущее.

Ещё вчера крестьянин остервенело воевал со всеми сменявшими друг друга властями за бредовую идею мужицкой автономии:

«– Вся земля мужикам.

– Каждому по сто десятин.

– Чтобы никаких помещиков и духу не было.

– И чтобы на каждые эти сто десятин верная гербовая бумага с печатью – во владение вечное, наследственное, от деда к отцу, от отца к сыну, к внуку и так далее.

– Чтобы никакая шпана из Города не приезжала требовать хлеб. Хлеб мужицкий, никому его не дадим, что сами не съедим, закопаем в землю.

– Чтобы из города привозили керосин». (М. Булгаков. Белая гвардия. См. примеч. 16.)

Вот так – антоновщина против красных, махновщина против белых. Сибирские таёжные крестьянские республики, не подчинявшиеся ни белым, ни красным. Ни адмирал Колчак, ни Деникин не смогли справиться с крестьянскими восстаниями в своих тылах, что и предопределило победу красных. И лишь большевикам удалось притушить полыхавшую в России смуту. Для этого пришлось прибегнуть к очень сильным средствам, включая боевые отравляющие вещества. Но этого было совершенно недостаточно, пришлось пойти и на уступки, отменив обанкротившуюся политику военного коммунизма. Разумеется, здесь не место для исследования вопроса, что в своё время послужило причиной введения продразвёрстки, ставшей основой военного коммунизма – были ли это экономические проблемы, или слепое следование марксистским догмам, или всё вместе, отметим только, что не большевики первыми пошли на принудительное изъятие хлеба и что не только они этим занимались. Итак, притихшая крестьянская Россия была подобна торфянику после летнего пожара, в глубине которого всю зиму идёт невидимое тление. Между властью и народом установилось нечто вроде перемирия на основе замены продразвёрстки продналогом. Промышленные предприятия после Гражданской войны лежали в руинах, производство потребительских товаров было недостаточным. Деревня постепенно кое-как оделась, обулась, ну гвоздей там накупили, подков… А что ещё мог предложить город, кроме грубого текстиля и примитивных металлоизделий? Всего остального либо нет, либо очень дорого. Естественно, крестьяне, не зная, на что потратить вырученные за хлеб деньги, стали его придерживать, выжидать подъёма цены.

Кризис хлебозаготовок 1927 – 1928 гг. явился закономерным итогом. Начало 1928 г., несмотря на высокий урожай предыдущего 1927 г., отмечено было резким сокращением хлебных поступлений в государственные «закрома». В январе 1928 г. Сталин в связи с неудовлетворительным ходом хлебозаготовок выехал в Сибирь. Именно здесь на одной из встреч с местными крестьянами он услышал насмешливо-издевательское: «А ты, кавказец, попляши! Тогда, может быть, мы тебе хлеба и дадим!» (В. Аллилуев. Хроника одной семьи: Аллилуевы – Сталин. См. примеч. 17.)

Свершилось. В этот момент противостояние власти и народа достигло эмоционального пика. Ну, конечно, нельзя было со Сталиным – и вот так вот…

В февральском циркулярном письме во все парторганизации генсек отметил, что нет возможности исправить ситуацию экономическими мерами, и придётся прибегнуть к чрезвычайщине. Угрожая уголовным преследованием, мобилизовав для проведения хлебозаготовок десятки тысяч коммунистов, фактически прибегнув к элементам политики военного коммунизма, власть принудила крестьян сдать необходимое количество хлеба по твёрдым государственным ценам. К марту 1928 г. проблема была решена.

Казалось бы, кризис преодолён, напряжение разрядилось… Но все знают, что это ненадолго. Все знают, что тлеющий торфяник может вспыхнуть. И потому Кремль мечет громы и молнии. Российская деревня пашет на лошадях!.. Российская деревня пашет сохой!.. Сельхозпроизводство не товарно! Деревня производит мало, и то старается закопать в землю. Кто только не сокрушался по поводу того, что российские крестьяне не имели тракторов, а пахали на лошадях, да ещё страшно сказать – сохой! Этим возмущались. Над этим много смеялись. Больше на протяжении всей нашей истории смеялись только над лаптями и валенками. А между прочим лапти – гигиеничная, удобная и дешёвая обувь, веками служившая крестьянину в его нелёгкой жизни. А уж о валенках и говорить нечего. Валенки – наше национальное стратегическое оружие. Немцы в полной мере оценили его под Москвой зимой 41-го. Да и в 42-м под Сталинградом им пришлось ничуть не лучше, поскольку производство валенок они наладить так и не смогли, хотя и пытались упорно. Бессильной оказалась хвалёная европейская индустрия. А русскому человеку валенки до сих пор исправно служат – солдату и строителю, буровику и авиатехнику, любителю подлёдного лова и рыночной торговке. Но вернёмся к сохе. Соха примерно из той же оперы, что лапти и валенки. Представляет собой каркас из жердей и брусьев, клинообразно сужающийся книзу, с ручками и оглоблями. Ладится на дому, подручными средствами и из доступных материалов. Единственное, что надо закупить со стороны, это железный сошник, царапающий землю заострённый наконечник. Но его можно выковать в сельской кузнице. Одним словом, инвалютных капиталовложений эта техника не требует. К тому же она не разрушает почву подобно переворачивающему верхний слой плугу. В СССР плуг считался символом прогресса, а вот в Североамериканских соединённых штатах уже в те годы от него стали избавляться, заменяя так называемым плоскорезом, который не переворачивает землю, а просто рыхлит её по принципу сохи. На применении плоскорезов базируется почвосберегающая технология, способствующая повышению урожайности.

И то, что вместо тракторов запрягали лошадей, или волов на Дону и Украине, было, конечно, недостатком, но имело и положительные стороны. Лошадь, в отличие от трактора (особенно в его сталинском исполнении), не трамбует землю, нарушая опять же структуру почвы. Лошадь потребляет не машинные масла, не бензин и солярку, а траву и овёс. Она, в отличие от трактора, может длительное время существовать на подножном корму. И исторгает она из себя не выхлопные газы, а экологически чистое удобрение. Так что положение было не таким уж катастрофическим. Механизация, электрификация, химизация, кооперация и прочие чудеса прогресса, конечно, необходимы были в сельском хозяйстве, и товарность его надо было повышать, но это само по себе не главная причина его ускоренного «реформирования» сталинскими методами.

Бывает ли что-нибудь хуже преступления? Если руководство огромной страны сознательно идёт на преступление против собственного народа? Бывает. По словам Талейрана (см. примеч. 18), хуже преступления может быть только ошибка. Наше руководство допустило ошибку. И заключалась она в принятии неверной военной доктрины. Это и потянуло за собой длинную цепь катастрофических последствий. «К тому времени экономика СССР активно развивалась. Хотя значительных объёмов бюджетных средств было недостаточно для индустриализации, финансирование происходило за счёт эмиссии, перераспределения средств внутри статей бюджета и за счёт т. н. «займов индустриализации», на которые власти принуждали подписываться в «добровольно-принудительном порядке». … В 1926 – 1927 годах был 18-процентный рост промышленной продукции.

В 1927 году началось строительство Туркестанско-Сибирской железной дороги. Тогда же производство продукции машиностроительных отраслей на одну треть превысило уровень 1913 года.…

Строились новые заводы и электростанции». (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 19.)

Отчётный доклад Сталина 15 съезду коммунистической партии (2 – 19 декабря 1927г.) рисует картину немалых достижений эпохи НЭПа. Уровень промышленного производства по сравнению с 1913 г. достиг 100,9%, аграрного – 108,3%. Самым крупным в мире явился годовой прирост национального дохода – 11,4%. Стройки того времени без преувеличения можно было назвать великими: Волховская и Днепровская (пресловутая ДнепроГЭС) гидроэлектростанции, Волго-Донской канал, Туркестанская железная дорога, заводы-гиганты. Всё это, заметьте, ещё до официального провозглашения политики индустриализации! Но всего этого Сталину ничтожно мало. На съезде принимается принципиальное решение о коллективизации сельского хозяйства. «В заключительном слове Сталин объявил о содержании нового периода революции. Период восстановления закончился, начиналось строительство социализма». (Там же. См. примеч. 20.) Разрабатывается пятилетний план развития народного хозяйства. В ходе разработки контрольные цифры плана неоднократно корректируются – в сторону увеличения. Затем, когда план принят и страна приступила к его выполнению, Сталин выдвигает лозунг: «Пятилетку – в четыре года!» Сталину нужна не просто индустриализация и аграрная реформа. Сталин держит в уме идею милитаризации всего народного хозяйства. Сталин мечтает о превращении страны в сплошной военный лагерь!

Вот экстракт из сталинской народнохозяйственной политики в изложении Бухарина. «Что касается его политической линии, то она такая: капитализм рос либо за счёт колоний, либо при помощи займов, либо в силу эксплуатации рабочего класса. Колоний у нас нет, займов нам не дают (Не совсем так. Получали кое-что – из Германии. – С. Ю.), стало быть, наша база – дань с крестьянства». (Хрестоматия по отечественной истории: 1914 – 1945. См. примеч. 21.)

«Что ещё, кроме крестьянского поля, оставалось у Кремля для перевооружения промышленности и армии? (Ещё кое-что оставалось. Нефть, лес, уголь, музейные ценности, позже – колымское золото. Но экспорт зерна, конечно, преобладал. – С. Ю.) Ещё оставался опыт Витте, проводившего политику индустриализации за счёт небогатых ресурсов деревни. (Большевизм не изобрёл новых источников доходов, а только ужесточил организацию выкачивания средств.)

В среднесрочном целеполагании это казалось перспективным и создало материально-технический фундамент советской военной мощи.

Так или иначе, но все оппоненты Сталина исходили из того, что впереди у СССР неограниченное время для развития. А на самом деле этого времени не оставалось». (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 22.) Золотые слова! Ещё бы добавить, что Кремль сам форсировал внешнеполитические события, чтобы сократить это время. А также, что времени, может, и не было, но в случае принятия оборонительной доктрины не было и необходимости чрезмерно напрягать страну в производстве вооружений.

Коллективизация у г. Бушкова описана коротко, скомкано. Такое впечатление, что он не хотел подробно останавливаться на этом неприятном событии. В разделе «Красного монарха», посвящённом коллективизации, главное место почему-то отведено страшилкам насчёт военной угрозы со стороны Польши, Румынии, Прибалтики, Франции, Японии… Приводятся прямо-таки устрашающие цифры насчёт их мобилизационных возможностей, к сожалению, без указания источника. Почитайте сами, если хотите, и давайте перейдём к сути вопроса. Мы в отличие от г. Бушкова в сторону уходить не будем. Мы опишем коллективизацию подробно. И особо остановимся на возможных альтернативах, как и было обещано.

Если капитализм начинается с первоначального накопления, то социализм – с первоначального ограбления. В связи с этим можно условно выделить два этапа сталинской аграрной реформы: первоначальное ограбление с раскулачиванием и коллективизация с созданием «зерновых фабрик», крупных молочных ферм и скотоводческих комплексов. Поэтому среди основных задач первой пятилетки – строительство на добытые грабежом средства танково-тракторных заводов, которые наряду с выпуском танков станут производить трактора для обработки колхозных земель. В срочном порядке строились также специализированные заводы для производства зерноуборочных комбайнов. (Кстати, знаете ли вы, что выпускал в тридцатых годах саратовский завод «Саркомбайн»? Правильно. А ещё… Вы не поверите, но – боевые самолёты. Анекдот в тему: «Вчера близ границы был обстрелян с сопредельной стороны мирно пашущий советский трактор. Ответным огнём мирно пашущего советского трактора противник был уничтожен. ТАСС уполномочен заявить, что в случае повторения подобных инцидентов Советский союз применит комбайны с вертикальным взлётом». ) Предполагалось, что колхозы завалят города и военные городки хлебом и мясом, а также станут богатым источником сырья для экспорта, питающего валютой импорт оборудования и технологий для продолжающейся индустриализации, главная цель которой – перевооружение армии и флота. Обратимся к первоисточникам. «Когда некоторые круги наших коммунистов пытаются тащить партию назад от решений 15 съезда, отрицая необходимость наступления на капиталистические элементы деревни; или требуют свёртывания нашей индустрии, считая нынешний темп быстрого её развития гибельным для страны; или отрицают целесообразность ассигновок на колхозы и совхозы, считая их выброшенными на ветер деньгами (Курсив мой. Вот ведь были же трезвые люди! – С. Ю.); … – то это значит, что в рядах нашей партии имеются люди, которые пытаются приспособить, может быть, сами того не замечая, дело нашего социалистического строительства ко вкусам и потребностям „советской“ буржуазии». (И. Сталин. Сочинения. См. примеч. 23.) Что ж, о вкусах не спорят. Пойдём дальше. «Там, у капиталистов, крупные зерновые хозяйства имеют своей целью получение максимума прибыли или, во всяком случае, получение такой прибыли, которая соответствует так называемой средней норме прибыли, без чего, вообще говоря, капитал не имеет интереса ввязываться в дело организации зернового хозяйства. У нас, наоборот, крупные зерновые хозяйства, являющиеся вместе с тем государственными хозяйствами, не нуждаются для своего развития ни в максимуме прибыли, ни в средней норме прибыли, а ограничиваются минимумом прибыли, а иногда обходятся и без всякой прибыли, что опять-таки создаёт благоприятные условия для развития крупного зернового хозяйства». (Там же. См. примеч. 24.)

Тут уместно остановиться, глубоко вздохнуть и помотать головой. Нам в последнее время все уши прожужжали рассказами о том, как точно и ясно товарищ Сталин умел выражать свои мысли. Но в данном случае мне что-то непонятно, как отсутствие прибыли может создавать благоприятные условия для развития крупного хозяйства. Эта мысль настолько глубока, что постичь её средним умам не дано. Отсутствие прибыли означает, что либо государство забирает у своих хозяйств их продукцию по заниженным ценам, либо велики издержки производства. Отсутствие прибыли – ещё не самое страшное. Кроме нулевой прибыли возможна ещё отрицательная прибыль, или, проще говоря, убыток. Я далёк от монетаризма и абсолютизации роли прибыли в экономике. Бывают ситуации, когда получение прибыли – не главное. Но я глубоко убеждён, что правильно организованное производство должно быть прибыльным, или стремиться к прибыльности! Прочтите ещё раз эти цитаты и вдумайтесь. В них – вся философия советского периода, весь социализм с его взлётами и падениями. Гигантские провалы и столь же гигантские достижения. Освоение космоса, атомные ледоколы Севморпути и самолёт «Руслан». Испоганенная Волга, загубленная целина и чуть было не повёрнутые вспять великие сибирские реки. Да наплевать на какую-то там прибыль! Мы вершим Мировую революцию. Мы строим Новый мир. Мы за мир во всём мире!.. Но мы забежали вперёд. Вернёмся к прерванной цитате. «Наконец, при капитализме не существует для крупных зерновых хозяйств ни особых льготных кредитов, ни особых льготных налогов, тогда как при советских порядках, рассчитанных на поддержку социалистического сектора, такие льготы существуют и будут существовать». (Там же. См. примеч. 25.)

Короче, убыточные хозяйства будут содержаться за счёт льготных налогов и кредитов, то есть убытки будут раскладываться равномерно на всех членов общества, чтобы поддержать «социалистический сектор». Так что же за экономику изначально собирался создавать товарищ Сталин? Сначала перекачивать средства из деревни в город, а потом создавать «зерновые фабрики» и содержать их за общественный счёт пока социалистическое сельское хозяйство окрепнет. Первая часть этой затеи (то самое первоначальное ограбление и создание крупных государственных хозяйств) была, в общем, выполнена, а вот со второй возникли немалые проблемы… То есть дотировали-то «зерновые фабрики» исправно до самого упразднения социалистического строя, а вот окрепнуть они никак не могли. Виделось товарищу Сталину, как «… огромное пшеничное поле убирают комбайны и днём и ночью при электрическом освещении. Замечательная картина!» (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 26.) А может быть, снились ему молочные реки в хлебобулочных берегах, и плывущие по ним жареные поросята, издающие соблазнительный аромат… Не тут-то было! Далеко не везде оказалась эффективна пресловутая механизация, и никто не смог заменить земле хозяина. Земля, хоть и неодушевлённая, откликается только на ласку человеческих рук, а животные уж и подавно. В сельском хозяйстве, как нигде, любить надо своё дело, чтобы текли молочные реки. А если крестьяне работают, чуть ли не из-под палки, как негры на плантациях? Если народ сочиняет о своём труде такие вот анекдоты: «Приехал в колхоз инструктор райкома. Пошли они с председателем на покос. Видят – мужик косой машет. Смотрели, смотрели… Ох, что-то он непроизводительно трудится! Один взмах рабочий, а обратный-то вхолостую! Надо двустороннюю косу внедрять, чтобы каждый взмах траву валил. Сказано – сделано. Косит мужик каждым взмахом, не расслабляясь, шагает вдвое быстрей, запыхался бедняга. А вот бы ему ещё грабли сзади привязать, чтобы скошенную траву и сгребать сразу! И это заставили. А вот бы… Ну, тут взмыленный мужик всё побросал, и в кусты! Догнали его: ты что, мол, такой-сякой? А он им в ответ: да ведь осталось только фонарь на х… повесить и круглые сутки вкалывать!»

Ну, а если серьёзно, то крупные государственные хозяйства с армиями работников, лишённых экономической самостоятельности и материальной заинтересованности, потребовали большого количества бюрократии, от колхозного бригадира до секретаря райкома и обкома. А ведь ничто так не способствует снижению эффективности производства, как избыток бюрократии с её бестолковой суетой вокруг работников. Получился замкнутый круг: бюрократия делала социалистическое производство малоэффективным, а без бюрократии оно функционировать не могло. Ладно, хватило ума разрешить личные подсобные хозяйства, которые и спасали страну в самые трудные моменты.

Завалили нас не хлебом и мясом, а показухой и очковтирательством. Недоедающий народ требовалось убедить в том, что «жить стало лучше, жить стало веселее». Для решения этой задачи мобилизовали кинематографов («Свинарка и пастух», «Кубанские казаки»), а также художников и дизайнеров (если очень хотелось кушать, можно было сходить на ВСХВ – всесоюзную сельскохозяйственную выставку, будущую ВДНХ – и посмотреть на раскрашенные гипсовые окорока и колбасы из папье-маше). А вот как создавались рекордные показатели: «Вызывал председатель колхоза и говорил: „Одну доярку ты к сельхозвыставке на золотую медаль подготовь – так, чтобы дневной удой литров на шестьдесят!“ И во всём колхозе сообща готовили такую доярку, сыпали её коровам в ясли белковые корма и даже сахар. И вся деревня и весь колхоз знали, чего стоит та сельхозвыставка. Но сверху чудят, себя дурят – значит, так хотят». (А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. См. примеч. 27.) Вот именно – «себя дурят». А ведь получалось настолько убедительно, что товарищ Сталин, похоже, где-то даже и верил. Во всяком случае, показушные фильмы о нашей жизни вроде «Кубанских казаков» он смотрел с интересом.

В реальности в городах были введены карточки на основные продукты питания и промтовары (наряду с обобществлением и укрупнением деревенских хозяйств началась ликвидация городского частного сектора – ремесленников, мелких и средних предпринимателей, что сразу привело к дефициту даже простейшего ширпотреба). Хочешь чего-то сверх относительно дешёвого пайка, ступай на «колхозный» рынок, или в коммерческий магазин, где всё гораздо дороже, а нет денег – питайся крупой и хлебом, ходи в обносках. Когда социалистическое хозяйство приказано было считать окрепшим и по этому случаю карточки были отменены, в обычные (некоммерческие) магазины с ценами, соответствовавшими зарплатам (где прежде эти карточки отоваривались) стали забывать завозить товар. Короче говоря, в теории всё было прекрасно, а вот на практике получилось всеобщее снижение жизненного уровня и пустая растрата добытых этим средств на зерновые фабрики и подготовку блицкрига.

Статистические данные, приведённые в отчётном докладе товарища Сталина восемнадцатому съезду ВКП (б) (март 1939 г.), потрясают. Подраздел «Дальнейший подъём промышленности и сельского хозяйства» содержит таблицы:

– тракторный парк в сельском хозяйстве СССР

– парк комбайнов и других машин в сельском хозяйстве СССР

– посевные площади всех культур по СССР

– валовая продукция зерновых и технических культур по СССР

(И. Сталин. ВОПРОСЫ ЛЕНИНИЗМА. См. примеч. 28.)

Я сделал выборку наиболее интересных, на мой взгляд, показателей и привожу их ниже.

Машинный парк в сельском хозяйстве СССР (в тысячах штук) по годам 1933 – 1938 :

Трактора 210,9 / 276,4 / 360,3 / 422,7 / 454,5 / 483,5

Комбайны 25,4 / 32, 3 / 50,3 / 87,8 / 128,8 / 153,5

Грузовые

автомобили 26,6 / 40,3 / 63,7 / 96,2 / 144,5 / 195,8

Легковые

автомобили

(в штуках) 3991 / 5533 / 7555 / 7630 / 8156 / 9594

Посевные площади всех культур по СССР (в миллионах гектаров) по годам 1913, 1934 – 1938 :

Вся

посевная

площадь 105,0 / 131,5 / 132,8 / 133,8 / 135,3 / 136,9

– в том

числе

зерновые 94,4 / 104,7 / 103,4 / 102,4 / 104,4 / 102,4

Валовая продукция зерновых и технических культур по СССР (в миллионах центнеров) по годам 1913, 1934 – 1938 :

Зерновые 801,0 / 894,0 / 901,0 / 827,3 / 1202,9 / 949,9

Хлопок

(сырец) 7,4 / 11,8 / 17,2 / 23,9 / 25,8 / 26,9

Сахарная

свёкла 109,0 / 113,6 / 162,1 / 168,3 / 218,6 / 166,8

Масличные 21,5 / 36,9 / 42,7 / 42,8 / 51,1 / 46,6

Поражает гигантский рост числа комбайнов, автомобилей и тракторов. Мы видим, что количество грузовиков в сельском хозяйстве с 1933 по 1938 год возросло в 7,36 раза, комбайнов – в 6 раз, тракторов – в 2,29 раза, легковых машин – в 2,4 раза (что косвенно свидетельствует о росте бюрократии). Поражают и числа в абсолютном выражении, особенно по сравнению с 1913 годом, в котором они, скорее всего, были нулевыми или близкими к нулевым. Но ещё больше впечатляет всё это в сравнении с хилым ростом посевных площадей (по всей посевной площади – в 1,3 раза по сравнению с 1913 годом, по зерновым рост вообще смешной) и валовой продукции (тех же зерновых в наиболее урожайном 1937 году мы собрали в полтора раза больше, чем при царе-батюшке, по техническим культурам рост значительно больше, но невелики абсолютные цифры). А уж если поделить центнеры зерновых на гектары и сосчитать урожайность, то и вовсе непонятно, ради чего же всё было? Зачем насытили деревню таким количеством техники, и для чего она крутилась там, пожирая реки горюче-смазочных материалов и прорву запчастей? И как товарищ Сталин, глядя на эти цифры, не додумался задать себе этот простейший вопрос?

Вернемся к началу трагедии. Повсеместно колхозы начинались с объединения бедняков. Предварительно городские уполномоченные, опираясь на ту же бедноту, расправлялись с наиболее зажиточными крестьянами, конфискуя их запасы и всё их имущество, в том числе сельхозинвентарь и рабочий скот, без чего наспех сколачиваемые колхозы не имели никаких шансов. Таких зажиточных крестьян официальная пропаганда именовала «кулаками», а процесс расправы с ними – «раскулачиванием». Самих раскулаченных с семьями без суда и следствия выгоняли из дому и часто ссылали с глаз подальше, в северные края. По многочисленным свидетельствам современников, народу набиралось на целые эшелоны. Всё зависело от того, кого считать наиболее зажиточным, а кого – просто зажиточным. Решение вопроса целиком и полностью предоставлялось местным «активистам», так что иногда раскулачивали и высылали полдеревни. Ну как не упомянуть в связи с этим книгу Шолохова «Поднятая целина»? Хорошо о ней сказал Виктор Суворов: «Книга юмором искрилась и переливалась». Но кроме юмористических произведений для народа Шолохов ещё писал письма Вождю всего прогрессивного человечества. Надо полагать, остатки совести и смелости у него всё же имелись. Факты, приведенные в цитируемом ниже письме, относятся к несколько более позднему периоду (осень 1932 г.), когда, содравши с крестьянства семь шкур, принялись драть уже мясо с костей. Но сути дела это не меняет.

«Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хуторе Волховском, Лебяженского колхоза (на Дону – С. Ю.), ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?…

В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребёнком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы её пустили с ребёнком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребёнок замёрз на руках у матери. Сама мать обморозилась. Женщину эту выселял кандидат партии – работник Базковского колхоза. Его, после того как ребёнок замёрз, потихоньку посадили…

Но выселение – это ещё не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 тонны хлеба:

1. Массовые избиения колхозников и единоличников.

2. Сажание «в холодную». … Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия – январь, февраль. Часто в амбары сажали целыми бригадами.

3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: Скажешь, где яма? (С припрятанным зерном – С. Ю.) Опять подожгу!…

4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскалённую лежанку». (Писатель и вождь. Переписка М. А. Шолохова с И. В. Сталиным. См. примеч. 29.)

«Колхозники морально подавлены и надо видеть лица их, когда они тянут трупы лошадей мимо дворов единоличников, у которых скот не дохнет и не поднимается за хвосты…

Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается, когда видишь всё это своими глазами, когда ходишь по колхозным конюшням мимо лежащих лошадей; когда говоришь с колхозником и не видишь глаз его, опущенных в землю». (Там же. См. примеч. 30.)

Справедливости ради следует сказать, что товарищ Сталин отреагировал на обращения писателя-соцреалиста посылкой комиссии под руководством заместителя председателя ЦКК товарища Шкирятова, и, надо полагать, ещё кое-кто кроме «кандидата партии – работника Базковского колхоза» не сносил головы. Что поделаешь, даже Екатерина Вторая в своё время вынуждена была строго одёргивать наиболее одиозных помещиков-крепостников вроде Салтычихи…

А вот ответ вождя своему писателю:

«Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. (Ох, что-то уж больно часто били, и часто докатывались, невольно закрадывается подозрение, а не было ли всё же сверху какой-нибудь установки на этот счёт? – С. Ю.) … Но это только одна сторона дела.

Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма – не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию – без хлеба. (А ещё, вероятно, не хотели расплачиваться с иностранными капиталистами за постройку заводов. – С. Ю.)

Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы, по сути дела, вели «тихую» войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов». (Там же. См. примеч. 31.)

Ну, не без этого, конечно. Но всё же, всё же… Слова, как булыжники. Саботаж. Война. Если крови нет, то всё равно война, только «тихая». Политика опять же, даже там, где её нет и быть не может, где только простая человеческая жалость и тяжелодумное мужицкое непонимание, и неприятие наполеоновских планов товарища Сталина. Был такой фильм, снятый в первые годы горбачёвской перестройки – «Покаяние» (режиссёр – Тенгиз Абуладзе). Так вот там главный герой, прототипом которого явился товарищ Сталин, говорит: «Утверждают, что нелегко найти чёрную кошку в тёмной комнате… Особенно, если её там нет. Но мы найдём чёрную кошку в тёмной комнате! Даже если её там нет!!!»