Текст книги "Введение в социологическую теорию предпринимательства"

Столь подробная характеристика таких «атрибутов» капитализма, как эксплуатация и безработица, с которыми во многом связывается его негативная оценка, собственно как и анализ его способности в сфере расширения самой возможности производства материальных благ для населения в целом, а не только для владельцев капитала, на наш взгляд, во многом реабилитирует непосредственно капиталистический способ производства. Вместе с тем даже после четвертьвекового опыта практического рыночного реформирования России этот способ хозяйственной деятельности представляется неким «черным ящиком», специфика функционирования которого скрыта даже от «глаз» реформаторов. В связи с этим сам процесс рыночного реформирования России до сих пор осуществляется путем создания условий для автоматического проявления неких закономерностей действия рыночной экономики. Именно в ожидании такого экономического «чуда» и находилось население страны на протяжении всех 90-х годов ХХ столетия. Ясно, что «чуда» не произошло, но многие негативные явления проявились весьма отчетливо. И во многом их появление связано не только с просчетами представителей экономической науки и наших реформаторов-практиков, но и с отстраненностью от рыночного реформирования социологии, «обслуживанием» социологами экономических схем реформирования и пассивным ожиданием каких-то изменений в социальной сфере.

«Процесс осознания роли и значения рынка, – отмечает известный социолог Ж.Т. Тощенко, – происходит очень сложно»[137]137
  Тощенко Ж. Социология. – М., 2000. – С. 181.


[Закрыть]. В российском обществе уже появились новые социальные группы, рожденные становлением рынка и характеризующие принципиально иную систему общественных, в том числе и производственных, отношений, а наши ведущие социологи только констатируют, что «перед социологией встают вопросы, которые ранее для нее не существовали»[138]138
  Там же. – С. 182.


[Закрыть].

Заметим, что «вопросы» эти существовали для социологов и раньше. Собственно как и для экономистов и представителей других общественных наук, в том числе и для специалистов по социологии управления. Рассматривались они по-другому – как антиподы социалистической действительности. Новая парадигма развития России заставляет представителей всех общественных наук подходить к анализу рыночной действительности более объективно. Это, естественно, не значит, что ученые не должны критиковать недостатки рыночной системы, которые есть и будут. Главное на сегодня другое: глубокий анализ рыночного хозяйствования. Причем, в центре этого анализа должно находиться исследование тех социальных связей и отношений, которые лежат в самом основании самоосуществления капиталистического способа производства и которые для западных исследователей не представляли интереса, так как. ситуация со становлением этого способа производства у них была совершенно иная. Именно в связи с этим возрастает роль социологии. Тем более, что отечественная экономическая наука пока не разработала какую-то отчетливую концепцию процесса рыночного реформирования именно в России, не обосновала и в целом саму перспективу развития страны. В этих условиях именно социология как наука, главным стержнем которой всегда был и остается сегодня поиск наивыгоднейших путей развития общества, и является научно-социологической платформой развития общества.

Глава 4
Социология управления и социологическая теория предпринимательства: динамика взаимоотношения

За прошедшие годы после выхода России из августовского кризиса 1998 года, к сожалению, трудно привести примеры какого-либо конкретного опыта позитивного научного «вмешательства» в процесс рыночного реформирования России. Экономисты чаще всего терпели неудачи со своими проектами, социологи в основном «сопровождали» не очень удачное развитие социальной сферы. Среди представителей самой «социологии управления», как мы уже замечали ранее, можно отметить лишь попытку осмысления позитивного участия в перспективном развитии страны представителей этой науки. Однако прежде чем рассматривать этот конкретный опыт, отметим в целом ситуацию с самой практикой научного осмысления процесса развития постсоветской России в целом.

Прежде всего отметим главное. Какой-либо методологии современного научного знания в постсоветской России нет, она еще не сформировалась. И это вполне естественно, так как пока нет даже какого-либо внятного сценария организации общественной жизни и экономики, что весьма наглядно проявляется в «метаниях» нашей власти в последние годы. А без опыта конкретной практики жизнедеятельности общества вряд ли возможно и какое-то перспективное развитие научной мысли о его развитии. А здесь после, казалось бы, окончательного «ухода из СССР» и в обществе, и среди руководства страны иногда появляются ностальгические высказывания в адрес старой советской административной практики. Речь не идет о таких примерах, в которых звучала бы действительная боль, тоска по старому образу жизни страны. Так, например, В.В. Путин в своей книге «От первого лица» заявлял: «Мы избежали бы очень многих проблем, если не было такого скоропалительного бегства (из Восточной Европы)». Трудно не согласиться с данной мыслью, поскольку оглядываясь назад, ошибок сделано было много. Даже те противоречия, с которыми сегодня сталкиваются Россия и страны НАТО, по границам его расширения – это не что иное, как недопустимая безграмотность руководства дореформенной России, когда, даже те немногие преференции, якобы полученные от нашего ухода из ГДР, не были зафиксированы в международных документах. Несомненно, сказалось и то заботливое внимание к человеку, которым была «пропитана» и последняя Конституция СССР. В этом плане ей полностью соответствует положение о социальной политике в Конституции 1993 (статья 7). Речь здесь идет о том, что «Российская Федерация – социальное государство, политика, которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека». Очевидность данного положения не вызывает никакого сомнения, кроме того, что в данном Основном Законе государства должно быть закреплено и то, что выступает субъектом реализации данного положения: само ли это государство или что-то другое: те конкретные формы и способы, с помощью которых только и можно реализовать данное весьма ответственное положение Конституции РФ. Как, например, введение в конце XIX в. системы страхования, как меры улучшения положения рабочих. Пока же такой конкретной социальной теории нет. Хотя, как справедливо заметил А. Ослунд, от марксизма в чистом виде везде все уже отказались, в политических же дебатах в России, «стали использовать вульгарный марксизм, которым подменяют социальную теорию». [139]139
  Ослунд А. Строительство капитализма: рыночная трансформация стран бывшего советского блока. – М.: Логос, 2003. – С. 38.


[Закрыть] Так, например, вся социальная политика «послеельцинского» периода изобилует простыми процессами (порой внебюджетного) «вбрасывания» денежных средств в бюджеты отдельных предприятий, в пенсионное обеспечение, точечное повышение заработной платы бюджетников и. т. д. Все это делается в рамках провозглашаемой политики правящей элиты. И выступает, как бы «слагаемыми» некой социальной политики государства, являясь частью имеющейся конкретной социальной теории. Иногда, как в случае формирования благоприятного имиджа будущего «приемника» В. Путина на посту Президента РФ, создаются некие специальные направления улучшения жизни отдельных категорий населения. Что в действительности представляет собой просто пиар акции. Но чаще всего реализуются лишь простые результаты, основанные или на каких-то итоговых документах (например, послание президента Федеральному собранию, отчет главы Правительства в Госдуме), или просто на содержании каких-либо публичных дискуссий (Петербургский форум, различные конференции с участием руководителей государства и. т. д.). Однако сегодня этим недовольны уже и сами руководители государства. Что касается последнего, то следует привести слова В. Путина, сказанные им на VII ежегодном бизнес – форуме Деловой России (26 мая 2011 г.). Да, утверждал он, модель нашего государства социальная, если посмотреть на структуру бюджета. «Действительно огромное количество ресурсов, огромные деньги мы выделяем на решение социальных вопросов, опираясь, конечно, прежде всего на сырьевой сектор: 40 % бюджета формируется только за счет нефтянки. Но так дальше продолжатся не может». А как может продолжаться? И В.В. Путин предложил реализовать то конкретное предложение, которое было принято на Форуме, – создать весьма значительное количество новых высокопроизводительных рабочих мест. Именно только с таким подходом к социальному обеспечению населения и можно избавиться от «нефтегазовой зависимости», что мы полностью почувствовали уже менее чем через пять лет. Правительство попыталось реализовать это предложение, но эти попытки, как известно, закончились лишь поисками этих «новых рабочих мест» среди уже существующих… Не нашлось места каким-либо специальным мерам по реализации процесса создания этих новых рабочих мест и в «Стратегии – 2020» (предвыборная платформа российского Правительства). Из этого с очевидной определенностью следует вывод о том, что государственная политика в постсоветской России пока еще не нашла того инновационного пути своего развития, который отвечал бы ее действительно новому пути. Остался практически один путь – это прямые указания по осуществлению деятельности общества руководителя нашего государства, что и вынужден постоянно делать наш Президент.

Может ли в этих условиях «подсказать новый путь» конкретно социология управления? Наверное, нет, собственно как и какая-либо другая наука. Следовательно, делать вывод о том, что сегодня социология управления устарела и от нее нужно отказаться, наверное, преждевременно. «Да, социология управления сегодня, – пишет А.В. Тихонов, к подробному осмыслению работы которого мы вынуждены обратится, так как в ней прослеживается некая попытка показать конкретные теоретические предложения реализации социологии управления, чего трудно встретить в многочисленных учебниках по данному предмету, чтобы понять само существо данной дисциплины, претендующей на научную основу жизнедеятельности новой России, – это и отрасль социологического знания, объектом которого является и управленческая практика, и самостоятельная научная и учебная дисциплина, занимающая вполне определенное место в разделении научно-исследовательского и преподавательского труда». С последним, в общем-то, можно и согласится. Но это тема отдельного разговора, выходящая за рамки исходной проблемы – определения предмета и объекта социологии управления в постсоветской России. При обращении к последнему, А.В. Тихонов не так строг, как в вышеотмеченной характеристике «социологии управления сегодня». Здесь автор вводит еще один ракурс в восприятии предмета «основной вопроса социологии управления», который связан с выяснением «возможности выдвижения эвристических гипотез и построений соответствующих теорий и установления эмпирических фактов»[140]140
  Тихонов А.В. Указ. соч. – С. 232.


[Закрыть]. Если согласиться с данным положением, то можно предположить следующую схему «действий» идеологов социологии управления: на ее базе определяются некие эвристические гипотезы и выстраиваются некоторые специальные теории реализации постсоветской модели развития России. А.В. Тихонов набросал и свою «исследовательскую программу», направленную на получение фундаментальных и прикладных знаний о построении, поддержании в рабочем состоянии и реконструкции неких механизмов, ядром которых выступает «теория управляемости социального порядка на уровне миросистемы, социетальных трансформаций, социальных институтов, организаций и поселенческих общностей».

В качестве неких онто (заметим, кстати, что ontos – сущее, которое следует рассматривать в единстве и взаимообусловленности с историческим развитием) – гносеологических оснований такой теории – выступают универсальное качество, универсальное отношение и универсальный механизм управления, позволяющие выдвигать эвристические ценные гипотезы и направлять усилия исследователей на получение нового знания о явлениях и закономерностях управления.

Из всего сказанного самым «темным пятном» остается, пожалуй, только процесс глобализаций. Остается найти и здесь то «универсальное качество, универсальные отношения и универсальный механизм управления», с помощью которых человек может управлять процессом развития глобализации миропорядка. Обо всех имеющихся процессах развития человечества наука уже «имеет представление». Вряд ли рекомендации автора могут быть использованы даже в социалистическом обществе, но это вполне возможно в тех, где управление осуществляется на основе командного начала – в оставшихся деспотиях Африки, Азии и Латинской Америки. Что касается демократических стран, то там уже действуют механизмы управления, на специфику которого намекнул В.А. Ядов при изложении своей концептуальной базы исследования российских трансформаций, упомянув такую форму, как «самоуправление»[141]141
  Ядов В.А. Современная теоретическая социология как концептуальная база исследования российских трансформаций. – СПб., 2006. – С. 24–25.


[Закрыть]. И почему же А.В. Тихонов не говорит о тех «обществах», которые существуют и развиваются в рамках «просто социологии», а не «социологии управления»? Почему он отходит от той традиции классиков социологии (П. Сорокин), в соответствии с которой известный российский социолог Н.И. Лапин определяет предмет социологии как «социальную деятельность человека, социальные отношения и процессы, общности и общества, как целостные системы, их функции и структуры». Социологи, отмечает Н.И. Лапин, «изучают состояние и динамику своего предмета, опираясь на социальные факты и эмпирические знания, получаемые с помощью социологических, а также иных научных знаний, подходов и методов»[142]142
  Лапин Н.И. Общая социология. – М., 2006. – С. 19.


[Закрыть]. Данная характеристика никак не стыкуется с объектом социологии управления, характеризуемой А.В. Тихоновым как «процесс институциализации управления, как социокультурного механизма поддержания и изменения социального порядка, повышения эффективности работ федеральных, региональных и местных органов управления, работы политических, экономических и общественных организаций», всецело воспроизводившимся в СССР и в период его рассвета, и в поздний период руководства М.С. Горбачёва, пытавшегося спасти его за счет уступок реализации новых псевдокапиталистических методов».

Не стыкуется с традиционным пониманием социологии и предмет социологии управления, суть которого А.В. Тихонов связывает с управляемостью «социальных объектов и процессов», закономерностью «функционирования и трансформации регулятивных механизмов, оптимально сочетающих интересы участников совместной деятельности, их организацию и самоорганизацию, формальные нормы и неформальные правила, достижение продуктивных целей и устойчивость социальных связей и отношений»[143]143
  Тихонов А.В. Указ. соч. – С. 260.


[Закрыть].

Не стыкуются характеристики представленных объекта и предмета социологии управления и с практикой развития новой России. А «стыкуется» с ними та практика не развития, а существования постсоветской России на основе всё тех же принципов ее советского бытия, в которой то новое, к чему стремились россияне в конце 80 – начале 90-х годов XX столетия, стало и «объектом», и «предметом» существования нового класса – бюрократии.

Вместе с этим процесс становления новой России уже насчитывает два с половиной десятилетия реформ. И даже при всей «упертости» новой властной элиты, умело сочетающей в своей деятельности навыки советских бюрократов и отдельные положения старой управленческой школы с новыми (удачными и неудачными) проектами «внедрения» в России рыночных отношений, процесс развития новой России хотя и медленно, но продолжается. Продолжается вместе с этим и процесс поиска новых научных подходов, которые так же, как и новая практика, ничего общего со старым советским «багажом» не имеют. Начало поисков этого нового можно и нужно связывать с социологией, а не исключительно только с экономической наукой, как это происходит до сих пор в России. Надо только отойти от тех псевдостандартов отношения к социологии, которые господствовали в советской стране.

Как известно, сам факт отпочковывания социологии от философии, в рамках которой она существовала как «социальная философия», связан с необходимостью создания новой науки, сочетающей теоретический анализ общественной жизни с эмпирическим исследованием социальных факторов.

Однако отношение советских социологов к пониманию самого «социального факта» в условиях «подгонки» социальной жизни под «известные стандарты» марксистско-ленинского учения, конечно же, не являлось научным. К социальному факту социологи подходили не как к компоненту системы знания, а, согласуясь с ленинским подходом, как к простому «статистическому факту»[144]144
  Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т 27. – С. 142.


[Закрыть], который практически и сегодня в конкретных социологических исследованиях чаще всего выступает элементарным компонентом системы знания.

Тем не менее в новых условиях жизни России социальный факт требует рассмотрения уже в ином плане – онтологическом. В свое время о таком плане упоминали и советские ученые: «В онтологическом смысле факты суть любые независимые от наблюдателя состояния действительности или свершившиеся элементарные события»[145]145
  Ядов В.А. Социологическое исследование (Методология, программа, методы). – М., 1972. – С. 19.


[Закрыть]. Однако подробно данный план рассмотрения социального факта В.А. Ядов не описал. Да, собственно, ему это и не было тогда нужно. Ему вполне достаточно было и простого логико-гносеологического плана, согласно которому социальным фактом называли знание, полученное путем описания отдельных фрагментов реальной действительности в каком-либо пространственно– временном интервале.

Сегодня же онтологический план рассмотрения социальных фактов в социологии становится основным, хотя и старый подход встречается. Ярким подтверждением последнего являются те массовые социологические исследования проблем предпринимательства как одного из самых знаковых явлений, характеризующих рыночные процессы в новой России, которые были характерны для нашей страны в период с 1993 года по 1998 год. Большинство из них осуществлялись в рамках простого логико-гносеологического плана. И лишь в немногих статьях и монографиях делались попытки осмыслить предпринимательство в онтологическом плане. Однако и предпринимательство, и другие элементы рыночной экономики социологи, «ведомые» экономистами, вслед за ними рассматривали в статике. На первый план и у них, как и у экономистов, выдвигались задачи поиска ассоциации старого с новым, попытки конвергировать социализм с капитализмом. Но тот же Шумпетер, хотя и сам высказывался о такой возможности в теоретическом плане, считал очевидным то, что свойственный капиталистической форме экономики метод, «достаточно важный, чтобы служить ее differentia specifica (характерной особенностью) – направлять народное хозяйство на новые рельсы, ставить его средства на службу новым целям, – противоположен методу, принятому в любого рода замкнутой или плановой экономике и состоящему просто в осуществлении командной власти управляющего органа» '. Именно исходя из противоположности этого метода, наверное, надо подходить и к самой проблеме конвергенции.

Сказанное, несомненно, было нам известно из многочисленной научной литературы, в которой критиковалась капиталистическая практика и говорилось о несовместимости с ней практики социалистической. Однако и в данном случае вместо онтологического плана осмысления социальных фактов, управленческих и экономических конструкций, впервые представших перед нами ни в качестве объекта критики, а как элементов развития собственного общества, мы стали применять логико-гносеологический план. И в этом случае нам представлялось вполне реальным, что та же теоретическая концепция Шумпетера совершенно определенно открывает всю внутреннюю структуру основного феномена экономического развития. Ознакомившись с ней, кажется, что три главных ее структурных элемента осознаются вполне отчетливо и помогут нам в нашей реформаторской деятельности «заменить» базовые элементы старой системы: его теория развития вытеснит марксову модель развития; на место руководства КПСС придет новый «эфор» – банкир, который благодаря выдаваемым им кредитам сделает возможным процесс осуществления новых комбинаций – «формы и содержания развития» по Шумпетеру; место не имеющейся у нас буржуазии займут предприниматели. [146]146
  Шумпетер Й. Теория экономического развития. – С. 163.


[Закрыть]

Однако эта кажущаяся на первый взгляд, формальной субституция возможна лишь на каком-то совершенно оторванном от практики чисто мыслительном уровне, ибо даже в самой концепции Шумпетера вышеотмеченные три момента фигурируют как самостоятельные лишь теоретически. Хотя все три этих момента и представляют собой, как выражался Шумпетер, некое «единство», но всё же именно третий можно назвать «собственно феноменом экономического развития, именно он лежит в основе предпринимательской функции и поведения хозяйственных субъектов, являющихся их носителями».

Данное утверждение представляется нам весьма важным. Оно, как правило, никогда не фигурировало в анализе творчества Шумпетера, в том числе и среди отечественных ученых. У них, как правило, речь идет о характеристике непосредственно предпринимателей, которые у Шумпетера представлены как хозяйственные субъекты, «функцией которых является как раз осуществление новых комбинаций и которые выступают как его активный элемент».

Анализируя «собственно феномен экономического развития», Шумпетер выделяет в нем два аспекта: «объект и средство». «Первый – это осуществление новых комбинаций, второй в зависимости от общественного строя – это командная власть или кредит»[147]147
  Шумпетер Й. Указ. соч. – С. 169–170.


[Закрыть]. Отождествление «командной власти» и «кредита» в качестве «средства», казалось бы, несопоставимые вещи. Первая – инструмент социального действия, второй – финансовый инструмент. И если с позиции социологии управления «командная власть» вполне вписывается в ту ее предметную плоскость, которая была определена в период существования социализма, то «кредит» можно квалифицировать как категорию финансовой науки, суть которой едина и в условиях социализма, и в рыночных условиях. Однако если исходить из рыночной действительности, сама социальная и финансовая природа данных понятий уходит на второй план. А на первый план выходит понимание их как средств управления процессом развития экономики, элемент менеджмента. Сказанное, казалось бы, приводит нас к выводу, что при исследовании рыночных элементов социология должна «уступить» место экономической науке, а такая ее специальная теория, как социология управления, всецело связана с использованием в экономике «командной власти».

Имеет ли какие-либо основания данное предположение?

На наш взгляд, нет, не имеет.

Во-первых, потому, что в условиях новой парадигмы развития России ей должна соответствовать и новая парадигма науки в целом. Если в естественных науках эта новая парадигма связана лишь с изменениями в их организации, то в общественных науках, как и в форме хозяйствования, меняется сам метод. Вполне естественно, что с изменением метода наука, в нашем случае – социология не исчезает. Изменяется лишь та совокупность, система основных познавательных приемов, процедур, с помощью которых осуществляется научное исследование. В нашем случае социологический метод, сохраняя в себе общенаучные элементы и присущие социологии принципы организации научной деятельности, должен исключить саму оценку (утверждения ценности), факт субъективного предпочтения той или иной позиции, само утверждение того или иного мнения, базируясь исключительно только на марксистско-ленинской теории как доктрине преследующей интересы одной социальной общности – рабочего класса, а не общества в целом[148]148
  Приоритет идеологии научного коммунизма был отражен в Конституции СССР (см.: Конституция СССР. – М., 1987. – С. 5).


[Закрыть].

Во-вторых, социология как наука оформилась в середине XIX века, когда старый феодально-абсолютистский характер общественной организации, основанный на жесткой регламентации экономической, политической и духовной жизни людей, вытеснялся процессом становления общества, основанного на самоорганизации всех его сфер. Именно появление всех этих новшеств и обусловило потребность в новой науке об обществе, поскольку ни одна другая из уже существовавших общественных наук не обладала таким универсальным методом, который не только способствовал получению положительного (positivisme – фр.) знания социальных явлений, но и позволял научно обоснованное вмешательство в процессы управления социальной жизнью.

В-третьих, социология управления, сформировавшаяся в социалистической системе как отрасль знания, изучающая систему и процессы управления в условиях, складывающихся в обществе социальных отношений, обладала значительным внутренним потенциалом, полностью раскрыться которому мешала классовая ограниченность самой сферы социального управления в административно-командной системе общества. Общая характеристика метода новой парадигмы социологии или какой-либо новой социологической теории заключается в том, что она стремится добыть новое знание о социальных явлениях в том числе с учетом особенностей социальной жизни, но не с позиции преследования при этом интересов какого-то отдельного класса или другой социальной общности (партии, социальной группы и т. д.), а с позиции идеологической нейтральности. Главным требованием к инструментарию социологических исследований при этом выступает некая уравновешенность положительных и отрицательных вариантов в утверждении определенной оценки социологического знания. И с этих позиций новая социология как идеологически нейтральная теория преимущества и недостатки того или иного типа общества не объясняет с позиции какой-то одной идеологии, классового интереса, платформы какой-либо одной партии и т. п. Только при условии осуществления такого подхода к методу социологии новая социологическая теория может стать действительно научным источником познания тех особенностей новой парадигмы развития России, которые не смогли, а в силу своей специфики, возможно, и не могут выявить другие науки и специальные научные теории.

Даже такой поверхностный анализ новой парадигмы социологии свидетельствует о том, что становление новой формы жизнедеятельности российского общества, основанного на рыночной экономике, вполне соотносится с ее предметной областью. Что касается тех элементов рыночной экономики, которые сегодня представляются исключительно как категории экономической науки, то при соответствующей глубине анализа их родовых признаков новой социологии вполне «по силам» не только «вскрыть» их социальную природу, но и объяснить их субъективно-объективную конкретность в социальной природе общества.

Как известно, управление связано с необходимостью удовлетворения индивидуальных потребностей посредством объединения усилий участников этого процесса, удовлетворения в определенной сфере общественной жизни, рамки которой и определяются в социологии как «социальная сфера». Конечно, сама определенная потребность является основой любых усилий и действий индивида, но особое социальное состояние жизни человека формирует такое начало, как сознание. Именно благодаря сознанию возникает некая мотивированная сфера человеческой целенаправленной деятельности, накапливается в виде информации тот опыт взаимодействия индивидов, который позволяет формировать особые формы регуляции жизни общества в целом. Сказанное, конечно, не вносит полную ясность в то определение «родового понятия» как элементарной, но жизнеспособную, саморазвивающейся микросистемы[149]149
  О таком подходе к «родовому понятию» в свое время писал П. Сорокин (см.: Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. – М., 1992. – С. 190–191).


[Закрыть], но, на наш взгляд, вполне может свидетельствовать, что сами корни «родового понятия» следует связывать с осознаваемыми потребностями. И преимущество социологии в осознании всего социокультурного пространства именно в том, что она рассматривает любое социальное явление, самого человека не как некое обособленное «социологическое существо», как, например, экономика, которая оперирует понятием Ното economicus, искусственно отбрасывая в личности человека всё «неэкономическое», а такими, какие они есть на самом деле. «Социология, – отмечал М. Вебер по данному поводу, – рассматривает отдельного индивида и его действие как первичную единицу, как “атом” (если считать допустимым это само по себе сомнительное сравнение…). Такие понятия, как “государство”, «сообщество”, “феодализм” и т. п., в социологическом понимании означают – если выразить это в общей форме – категории определенных видов совместной деятельности людей, и задача социологии заключается в том, чтобы свести их к “понятному” поведению, а такое сведение всегда означает только одно – сведение к поведению участвующих в этой деятельности отдельных людей»[150]150
  Вебер М. Избранные произведения. – М., 1990. – С. 507. В западной социологии помимо данного подхода М. Вебера определению родового понятия – «социологического номинализма» есть и другие – «социологический реализм» (Э. Дюркгейм) и точка зрения Т. Парсонса, предпринявшего попытку объединить достоинства каждой точки зрения из вышеназванных.


[Закрыть]. И, добавим к сказанному, – к изучению того аспекта потребностей и интересов людей, которые и характеризуют это поведение.

С позиции всего сказанного, на наш взгляд, социологический анализ новой парадигмы развития России становится более предметным и понятным. Конкретное место в этом анализе обретают те потребности и интересы, которые с позиции многих экономистов, в том числе и современных российских, никак не вписывались в рыночный характер жизнедеятельности общества.

Сказанное всецело относится к одной из первых попыток в России создания новой социологической теории предпринимательства Н.Я. Павлюком и С.Н. Рохмистровым[151]151
  См.: Павлюк Н.Я., Рохмистров С.Н. Четвертый раунд рыночного реформирования. – М., 1999; Павлюк Н.Я., Рохмистров С.Н. Социология предпринимательства. – М., 2004.


[Закрыть], основывающейся на опыте почти 300-летней истории научного осмысления предпринимательства и положении К. Маркса о том, что работник как собственник рабочей силы имеет возможность распоряжаться ею и «должен быть свободным собственником своей способности к труду, своей личности» [152]152
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 23. – С. 178.


[Закрыть]. Именно последнее и является важнейшей особенностью возникновения потребностей и интересов и определяет и сам спектр их возникновения и удовлетворения. А о том, что в этот спектр должны входить потребности в кардинальном изменении не только экономики, но и всей общественной жизни населения постсоветской России, свидетельствовал выбор большей его части, поддержавшей в свободном выборе новую платформу первых российских реформаторов.

Другое дело, что сами реформаторы не сумели найти способ и конкретные пути реализации этих потребностей, а пустили данный процесс на самотек в духе экономической «классики», не включив в него старый испытанный ресурс – предпринимательство, поскольку именно предпринимательство в новых условиях только и могло быть главным агентом рыночного, а не псевдорыночного реформирования, само содержание которого порождено «пережитками социализма». Но при данном условии – оно должно быть очищено от той накипи «мутантного социализма», которая образовалась в период «горбачевской» перестройки. Оно должно было выступать такой формой обновления проявления человеческой деятельности, какой должно быть историческое явление, которое возникает, изменяется, совершенствуется не само по себе, а именно вместе с развитием социально-экономических отношений, которые оно обслуживает и которые оно же постоянно изменяет.