Текст книги "Введение в социологическую теорию предпринимательства"

Общеизвестно, что саму исходную часть производственных отношений в качестве базиса общества как исходной марксистского материалистического понимания истории – исторического материализма – составляет собственность, форма которой составляет, по свидетельству К. Маркса, и форму государства. К изменению этой формы, собственно, и пришлось обратиться М.С. Горбачёву со своими сторонниками. Но смог ли руководитель КПСС в своих «реформациях» обратиться к реализации «невидимой руки» А. Смита, выстраивая рынок в еще советском обществе, как некий саморегулирующийся механизм спроса и предложения? Ясно, что нет.

Как выпускник МГУ им. М.В. Ломоносова при всей своей научной эрудиции в общественных науках М.С. Горбачёв вряд ли обладал познаниями в социологической науке, тем более вряд ли понимал величайшего ее представителя – Э. Дюркгейма, который, соглашаясь с Контом о месте социологии в системе наук и доказывая саму возможность появления социологии только в XIX веке, когда люди осознали, что необходимо стремиться самим управлять социальной жизнью, только в начале ХХ века поставил точку в понимании этой науки, непосредственный предмет социологии как систему социальных фактов, существующих вне индивида, которые, по Э. Дюркгейму, обладают по отношению к нему «принудительной силой». Именно последняя и составляет основу социальной жизни в форме определенных социальных фактов, не сводимых ни к экономическим, ни к психологическим, ни к физическим факторам действительности и обладающих рядом самостоятельных характеристик, обеспечивающих объективное, независимое от индивида существование и способность оказывать на индивида давление.

Отсюда – и те половинчатые решения советского правительства в области собственности. Они в какой-то мере были бы своевременно правильными, если бы не несли в себе зародыши возникновения уже при Б.Н. Ельцине так называемой чужой собственности, о которой речь пойдет в других наших работах. Эти и другие недостатки в осмыслении последствий своих «реформаторских» действий того же Б.Н. Ельцина весьма негативно сказались и на понимании самой сущности как предпринимательства, так и, особенно, социологии предпринимательства.

Рассматривая отдельные стороны предпринимательской деятельности через призму специфики разных общественных наук (истории, экономики, менеджмента и др.) представители этих наук упускают главное: социологическое существо предпринимательства, которое только и обеспечивает процесс развития общества. До сих пор, а прошло уже более 25 лет, никто из представителей перечисленных наук, включая и социологов, не смог предметно объяснить саму специфику реализации открытия Й. Шумпетера на практике, а именно это для переходного процесса жизнедеятельности современной России и представляется главной точкой опоры в ее прогрессивной развитии. Именно в силу этой причины в ней и наблюдается не только пробуксовка реформирования, но и примеры заимствования отдельных элементов жизнедеятельности советского общества.

Напомним главную суть открытия Й. Шумпетера, связанную с его сущностной характеристикой предпринимателей. К последним он относил исключительно только тех хозяйственных субъектов, «функцией которых является как раз осуществление новых комбинаций и которые выступают как его активный элемент»[160]160
  Шумпетер Й. Теория экономического развития. – М.: Прогресс, 1982. – С. 169–170.


[Закрыть]. Предпринимателем, по мнению Шумпетера, мог быть только тот человек, который осуществляет инновации. Но, если этот человек вернется к рутинному бизнесу, он сам этот статус предпринимателя утрачивает.

Вряд ли стоит приводить конкретные примеры того, что данное положение Шумпетера при характеристике предпринимателей и организационных форм появления и существования предпринимательства презрели не только отечественные экономисты и социологи, но и западные ученые еще во время жизни самого Й. Шумпетера. Что касается практики, то сам факт обыденного существования частной собственности уже сам по себе являлся основой социологии предпринимательства в форме предпринимательской парадигмы развития общества.

Ясно, что в постсоветской России все рыночные реформы проводились «сверху» в рамках именно социологии управления, ибо сама практика государственного управления не могла «уйти» по приказу. Поэтому старый советский аналог управления и не исчез, несмотря на появление новой государственной системы, в которой система старого партийного начала просто была подменена другим началом. В новой номенклатуре, вышедшей из старого истеблишмента, дух старого не мог просто так исчезнуть. Что касается развития этого процесса, то здесь стало конкретной практикой предсказание М. Вебера о том, что изначальная верность рабочему классу неизменно перерастет в будущем в бюрократию, что и стало практикой в настоящее время.

Подводя итоги, отметим, что переход к новой парадигме развития России до сих пор воспринимается не в полном объеме. Более чем 25-летний опыт рыночного реформирования не стал успешным потому, что практика этого реформирования не стала предметом углубленного научного осознания. В процессе реформ в обществе наблюдается и серьезный разрыв между практикой и теорией. Реформирование до сих пор воспринимается как простая замена одного хозяйственного порядка другим. Между тем даже однокоренные изменения в хозяйствовании – это не только смена хозяйственного механизма, а изменение всей системы жизнедеятельности страны. Вполне естественно, что такая объемная панорама событий не могла быть охвачена в полном объеме ни одной общественной наукой, кроме социологии во взаимодействии с другими науками, прежде всего с экономической теорией. Ставя в центр своих исследований социальную проблематику, социология способна совершенно по-новому представить процесс рыночного реформирования, не только «увидев» социальную сущность этого экономического явления, но и объяснив конкретную специфику взаимодействия людей в осуществлении непосредственных изменений в экономике в контексте аналогичных изменений во всех других сферах жизнедеятельности общества. Научное осознание этих изменений позволяет более предметно представить процесс реформирования не только в динамике, но и как целостную систему конкретных действий индивидов, в совместной деятельности реализующих возникшую необходимость общественных изменений на основе познанных социальных законов, а не скрытого действия каких-либо субъективных «экономических закономерностей».

Глава 5
Предпринимательство: закономерности развития и российская практика

Целостность социологии предпринимательства как новой социологической теории включает в себя, кроме собственности, еще и непосредственно предпринимательство, которое представляет собой довольно сложное явление в системе развития постсоветского российского общества. Оно, как и собственность, требует представления более глубокого и всестороннего, чем то, которое тиражировалось большинством постсоветских экономистов и социологов. Не менее однозначное представление о предпринимательстве до сих пор складывается и у руководителей отечественного производства, продолжающих субъективную практику поверхностного подхода к организации предпринимательской деятельности. Последнее не только дезориентирует саму идею перехода страны на формы реализации новой предпринимательской парадигмы развития, но и постоянно меняет сами формы деятельности предпринимателей, плодя всё новые надстроечные фрагменты так называемого руководства процессом развития предпринимательского движения.

Всё это совершенно не согласуется с местом и ролью предпринимательства в действительном, а не мнимом развитии современной России, о чем свидетельствует вся 300-летняя его история.

В постсоветской же России с первых дней ее существования возникла своя «история» развития предпринимательства, корни которой ученые пытались найти в дореволюционном ее бытии. А между тем сам процесс мирового развития предпринимательства практически не уступает ни в количественном, ни в качественном измерении самой истории России. Хотя, конечно, эти процессы практически никогда не пересекались. И даже сегодня, по прошествии четверти века постсоветской реставрации новой России, пора бы, образно говоря, «соединить» эти две истории, ибо давно уже ясно, что любой стране «стоять в одиночестве» совсем не просто.

5.1. История развития предпринимательства как катализатора социально-экономических изменений

Впервые в экономической литературе понятие «предприниматель» появилось во «Всеобщем словаре коммерции», изданном в Париже в 1723 году, где под ним понимался человек, берущий «на себя обязательства по производству или строительству объекта»[161]161
  Цит. по: Блинов А., Голаенко Н. Малый бизнес в России: вчера, сегодня, завтра. – Краснодар, 1996. – С. 22.


[Закрыть], т. е. была отображена функция предпринимателя, характерная для него в Средние века, а не научно обоснованная характеристика явления.

Научное осмысление предпринимательства как общественного явления исторически связано с так называемым первоначальным накоплением, которое, по Марксу, есть не что иное, «как исторический процесс отделения производителя от средств производства» [162]162
  Маркс К., Ф. Энгельс. Соч. – Т. 23 – С. 727.


[Закрыть].

В научный же оборот термин «предпринимательство» ввел один из родоначальников политической экономии Ричард Кантильон, которого К. Маркс наряду с Томасом Мором, Максимилианом де Сюлли, Томасом Гоббсом, Джоном Локком, Уильямом Петти и другими относил к тем, кто «первоначально» занимался политической экономией. Из трудов Кантильона, по выражению К. Маркса, «обильно заимствовали Кенэ, сэр Джеймс Стюард и А. Смит».

Можно догадываться, что фоном открытия Кантильона послужила экономическая практика XVII века, когда предприниматели заключали с государством контракт на выполнение каких-либо работ или поставку готовой продукции. Стоимость контракта оговаривалась заранее и прибыль предприниматель получал в зависимости от обстоятельств, конъюнктуры, своего умения.

Основание, на базе которого Кантильон формализовал функцию предпринимательства, заключалось в расхождении между рыночным спросом и предложением, создающем возможность покупать дешево, а продавать дорого. Предпринимателями Кантильон назвал людей, которые желали купить по известной цене, а продать по неизвестной. Он подчеркивал, что действие такого рода не обязательно требует производственной деятельности и не обязательно требует от предпринимателя вложения в дело собственных средств. Данное положение свидетельствует о том, что Кантильон, несомненно, различал функции предпринимателя и капиталиста[163]163
  См.: Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. – С. 426.


[Закрыть].

Адам Смит, по утверждению того же М. Блауга, читал Кантильона, но тем не менее не проводил какого-либо различия между капиталистом как лидером, предоставляющим предприятию капитал, и предпринимателем как лицом, принимающим окончательное решение. «Неспособность изолировать предпринимательскую функцию от чистой функции собственности на капитал стала общим местом у всех представителей английской классической школы». [164]164
  См.: Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. – С. 425.


[Закрыть] Истоки этой «неспособности» следует искать не в балансе умственных и научных способностей, а в особенностях их теоретических потребностей.

У Адама Смита это сводилось к построению модели рынка и экономической системы как стремящейся к равновесию и извлечению максимальной пользы из наличных ресурсов, ведь в своем «Богатстве народов» он в явном виде разделил функции капиталиста и менеджера, подчеркнув к тому же, что прибыль капиталиста не включает в себя заработной платы за управление как вознаграждения «за труд по надзору и руководству».

Аналогичным образом «выпал» предприниматель и из «Капитала» К. Маркса, хотя рассматривая проблему генезиса промышленного капиталиста, казалось бы, он никак не мог «забыть» предпринимателя. Сказочным образом у К. Маркса «мелкие цеховые мастера и еще большее количество самостоятельных мелких ремесленников и наемных рабочих превратились в мелких капиталистов, а потом, постепенно расширяя эксплуатацию наемного труда и соответственно усиливая накопление капитала, в капиталистов sans phrase [без оговорок]»[165]165
  Маркс К., Ф. Энгельс. Соч. – Т. 23 – С. 759.


[Закрыть].

Для ученого, у которого, как отмечал Шумпетер, «существует внутреннее экономическое развитие, а не просто приспособление к меняющимся показателям», такого рода сказочные сюжеты довольно странны, объяснить их можно только исходя из его собственных общетеоретических установок. Даже из вышеприведенной цитаты видно, как жестко он предопределяет поведение агентов производства социально-экономическими факторами. За pамки его экономической социологии безжалостно выброшены и проблема экономического выбора, и поисковая активность человека, и роль научно-технических факторов, и многое другое, в том числе и предприниматель, которого Маркс мог бы вполне считать одной из предтечей появления капиталистов.

Изучение предпринимательства продолжил другой французский экономист – Жан-Батист Сэй. Опираясь на положения Кантильона, он вовлек некий идеальный тип предринимателя в абстрактный производственный процесс, расширив функцию предпринимателя за счет таких элементов, как: соединение факторов производства, труда и капитала; сбор информации и накопление необходимого опыта (так как информация не может быть полной, а опытом можно воспользоваться и в неопределенных ситуациях); принятие решения и организация производственного процесса.

Предприниматель Сэя – это управляющий и координатор факторов производства, определенный как лицо, которое борется за свой счет и риск и в свою пользу произвести какой-либо продукт[166]166
  См.: СэйЖ.-Б. Трактат политической экономии. – М., 1896. – С. 17, 24.


[Закрыть].

К сожалению дело Сэя не продолжили представители классической политэкономии – Д. Рикардо и Дж. Ст. Милль. Последний, хотя и популяризовал термин «предприниматель» среди английских экономистов, не смог преодолеть смитианско-рикардианской традиции, трактовавшей предпринимателя просто как «всесторонне рассматриваемого капиталиста»[167]167
  Блауг М. Указ. соч. – С. 427.


[Закрыть].

Новый вклад в рассмотрение роли предпринимателя внес их современник – немецкий экономист Иоган Тюнен. М. Блауг высоко оценивал вклад Тюнена, говоря, что за первой полностью соответствующей действительности формулировкой роли предпринимателя «мы должны обратиться не к Марксу, или к Сэю, и даже не к Кантильону, а к Тюнену»[168]168
  Там же.


[Закрыть]. В своей работе «Изолированное государство», второй том которой вышел в год смерти ученого (1850 г.), Тюнен определяет прибыль предпринимателя как доход, остающийся после валовой прибыли после уплаты процента на заимствованный капитал, платы за управление и страховой премии по исчисленным рискам потерь. Вознаграждение предпринимателя, по Тюнену, является доходом за принятие на себя тех рисков, которые страховая компания вряд ли будет покрывать. Предприниматель с необходимостью является «изобретателем и исследователем в своей области», – отмечал Тюнен [169]169
  Там же.


[Закрыть]. Эта виртуозная трактовка предпринимателя как претендента на остаточный рискованный и непредсказуемый доход, часто, но не всегда осуществляющего инновации, опережает публикацию «Капитала» Маркса на 17 лет, в котором о Тюнене говорится не в пример другим экономистам лишь один раз, да и то в примечании к тексту[170]170
  См.: Маркс К., Ф. Энгельс. Соч. – Т. 23 – С. 653.


[Закрыть].

Рассматривая ретроспективу научного осмысления предпринимательства нельзя не упомянуть и о точке зрения основателя Кембриджской политэкономии А. Маршалле.

В своей теории прибыли Маршалл приписывает прибыль четвертому фактору производства, а именно организации, институциональному устройству современного бизнеса. Данная позиция была встречена критически. М. Блауг и другие экономисты считали, что представления о предпринимательстве как о факторе производства, существующем отдельно в дополнение к общепринятой триаде земли, труда и капитала, сами по себе не состоятельны. Не считает он предпринимательство и какой-то производственной функцией[171]171
  См.: Блауг М. Указ соч. – С. 388.


[Закрыть]. Маршал в отличии от Сэя, который стремился изучить мотивы поведения, разработать соответствующий кодекс в зависимости от личности предпринимателя, отрасли, страны, географической зоны и т. п., больше внимания уделял организаторской функции предпринимателя и отмечал, что далеко не каждый желающий может быть предпринимателем.

Новое направление в теории предпринимательства составила в XX веке австрийская экономическая школа (Л. Мизес, Ф. Хайек, И. Кирцнер) и примкнувший к ним «сверхрадикальный субъективист» Дж. Шэкль и др. Если раньше предприниматель выступал как «неоклассический оптимизатор», в задачу которого входило отыскание оптимального соотношения между известными упорядоченными наборами целей и средств, то неоавстрийцы основной акцент перенесли на изменение характера его поведения. Предприниматель представлялся им тем, кто не только точнее определял конъюнктуру рынка, но и расширял само поле выбора, находил новые цели и новые средства, о которых раньше никто не знал.

Так, например, кирцнеровский предприниматель действовал в условиях неравновесной экономической ситуации и работал на восстановление равновесия экономики. У Шэкля предприниматель лавировал и приспосабливался в условиях неравновесного, «калейдоскопического общества», или так называемого общества экономического индетерминизма. К рациональности предпринимателя Шэкль добавил воображение как фундамент появления новых идей, продуктов технологий. С его точки зрения, рождение предпринимателем новой идеи являлось не только просто обнаружением новых возможностей, но и творческим актом самого создателя, в котором реализуются субъективные устремления и предпочтения самого творца, а не объективные предзаданные возможности[172]172
  См.: Автономов В.С. Предпринимательская функция в экономической системе. – М., 1990. – С. 64–66; Ананьин О. Экономическая теория на пути к новой парадигме. – М., 1992. – С. 26; ГлущенкоЕ В., Капцов А.И., Тихонравов В.В. Основы предпринимательства. – М., 1996. – С. 66–67.


[Закрыть].

Многие экономисты пытались использовать предпринимательство как определенное звено в построении своих экономических теорий. Кто-то нашел в этом процессе что-то новое, кто-то повторил уже известное. Это – экономисты, начиная с К. Бодо и кончая М. Блаугом. Но самым ярким из них остается Й. Шумпетер. Он отличался уже тем, что в экономической литературе рассмотрел предпринимателя в качестве субъекта самостоятельного исследования. Более того, как утверждает М. Блауг, сама капиталистическая система для Шумпетера не может быть понята в отрыве от условий, создающих почву для предпринимательства[173]173
  См.: Блауг М. Указ. соч. – С. 430.


[Закрыть].

После выхода книги Й. Шумпетера «Теория экономического развития» некоторые критики «обозвали» эту книгу, по свидетельству самого Шумпетера, «пропредпринимательской», увидев в ней неумеренное возвеличивание предпринимателя. Автор протестовал по этому поводу, характеризуя критические замечания как ненаучные, характерные для пройденного этапа развития науки. [174]174
  См: Шумпетер Й. Теория экономического развития. – М.: Прогресс, 1982. – С. 169–170.


[Закрыть]

К своим предшественникам по исследованию проблемы предпринимательства Шумпетер относился с уважением. Столетие назад, считал он, многое было сделать нелегко. Предприниматель тех времен, как правило, сам был и капиталистом, и инженером или техническим руководителем своего собственного предприятия. Он был и своим собственным агентом по закупкам и продажам, начальником канцелярии и отдела кадров. Решал часто предприниматель и свои юридические проблемы. В силу такой многоплановости Шумпетер соглашался с определениями предпринимателя, данными его предшественниками (Сэйем, Маршаллом и др.), игнорировал он только связь предпринимателя с получением дохода. Предпринимательская прибыль не достается предпринимателю, считал он, с такой же вытекающей из законов рынка необходимостью как предельный продукт труда – рабочему.

Сам Шумпетер считал предпринимателями тех хозяйственных субъектов, функцией которых является как раз осуществление новых комбинаций и которые выступают как его активный элемент[175]175
  Там же. – С.169–170.


[Закрыть].

Это определение, как считал сам Шумпетер, и уже, и шире определений всех его предшественников. Оно на первый взгляд не вносит каких-либо революционных потрясений в исследовательскую проблематику предпринимательства. И если бы Шумпетер не вышел за рамки экономической науки, его характеристика предпринимательства осталось бы в длинном ряду формулировок его предшественников и последующих экономистов.

Функциональную роль предпринимателя Шумпетер увидел в «осуществлении новых комбинаций», которые задают форму и содержание экономического развития. Исходя из существа понимания последнего, «осуществление новых комбинаций» включает в себя следующее:

1) изготовление нового, еще не известного потребителям блага или создание нового качества того или иного блага;

2) внедрение нового, до сих пор неизвестного метода (способа) производства, в основе которого не обязательно лежит новое научное открытие и который может заключаться также в новом способе коммерческого использования соответствующего товара;

3) освоение нового рынка сбыта, на котором до сих пор данная отрасль промышленности этой страны еще не была представлена;

4) получение нового источника сырья или полуфабрикатов;

5) проведение соответствующей реорганизации, например, обеспечение монопольного положения или подрыв монопольного положения другого предприятия.

Из сказанного следует, что Шумпетер в значительной степени «сократил» ряды предпринимателей, которые раньше «подпадали» под все перечисленные определения, ограничив их участием в действительно новых комбинациях, способствующих качественному преобразованию экономики, а не обычному росту экономики, выражающемуся в увеличении населения и богатства. Для органов статистики, ведущих счет по количеству зарегистрированных предпринимателей, конечно, подход Шумпетера неприемлем. Но еще более он осложняется другим подходом yченого – по внешней форме расширительным. К предпринимателям Шумпетер относит не только так называемых самостоятельных хозяйственных субъектов рыночной экономики, но и тех, кто реально выполняет основополагающую для его определения функцию, в том числе и тех, кто проводит новые комбинации как бы со стороны в роли консультантов по финансовым, техническим вопросам.

В то же время Шумпетер не изменяет уже сложившейся точке зрения, разделяя предпринимателя и капиталиста. По направленности данная точка зрения Шумпетера во многом схожа с позицией М. Вебера, который за основу типизации берет специфику социального действия, а более конкретно – степень ее рациональности.

В дальнейшем мы еще не раз будем возвращаться к исследовательским позициям Шумпетера, многоаспектность изучения предпринимательства которого уже давно требует специального анализа. Здесь же необходимо отметить прозорливость Шумпетера по отношению к предпринимательству по предвидению революционных изменений в экономике в результате технического прогресса, научной организации труда и других аспектов реализации предпринимательской активности.

Шумпетер, на наш взгляд, положил конец и господству одной из наук – экономической теории в изучении предпринимательства, хотя социальные аспекты этого явления можно проследить на всем многолетнем пути становления и развития этого феномена. В исследовании Шумпетера это проявилось особенно отчетливо. И в первую очередь потому, что он (возможно, не ведая) подошел к этому исследованию с позиций структурно-функционального метода анализа.

Предприниматель всегда являлся членом общества, будь оно феодальным или капиталистическим. В любом из них он весьма определенным образом «подпадал» под те три вида дифференциации населения: экономическое, политическое, профессиональное, – на которых базировалась, например, концепция социальной стратификации П. Сорокина.

Тот социальный престиж предпринимателя, который являлся результатом его прежде всего экономической деятельности и который всегда рассматривался как производное экономического положения человека в обществе, не мог не рассматриваться и как характеристика, имеющая самостоятельный статус.

Да и сами экономические институты могут рассматриваться как разновидность социальных институтов, так как их характеризует система соответствующих социальных, правовых, морально-этических норм, относительно устойчивая совокупность целесообразно ориентированных стереотипов поведения, подкрепляемых соответствующими ожиданиями и системами санкций[176]176
  Подробнее см.: Социология. Основы общей теории: учеб. пособие / (Г.В. Осипов, Л.Н. Москвичев, А.В. Кабыща и др.); под ред Г.В. Осипова, Л.Н. Москвичева. – М.: Аспект Пресс, 1996. – С. 237–239.


[Закрыть]. Как тут не вспомнить сам факт ликвидации частной собственности в России, замены ее государственной собственностью и влияния этого фактора на ликвидацию предпринимательства.

Всё вышесказанное свидетельствует, что предпринимательство, как и другие экономические категории, связанные не только с экономическим, но и с социальным пространством, является объектом и социологической науки.

Вполне естественно, что более частные характеристики предпринимательства (типа метких веберовских: автономность и расчетливость)[177]177
  См.: Вебер М. Теория социальной и экономической организации. – М., 1964. – С. 192, 163.


[Закрыть] только подкрепляют наши суждения о принадлежности категории «предпринимательство» к системе социологических понятий. Хотя с некоторыми характеристиками социальной стороны предпринимательства, через которые авторы пытаются ввести категорию «предпринимательство» в оборот социологической науки, согласиться трудно. Так, например, С.Д. Ползиков вводит понятие «предпринимательская власть», казалось бы, весьма близкое к нашей исследовательской проблеме – государству, – и через нее пытается осмыслить опыт «западного предпринимательства на основе изучения материалов зарубежной индустриальной социологии»[178]178
  Ползиков С.Д. Проблемы предпринимательства в истории западной индустриальной социологии. – М.: Луч, 1994.


[Закрыть].

Автор рассматривает целый ансамбль экономических и социологических категорий (свобода, конкуренция, риск, рынок и т. п.), приводит много примеров деятельности западных и японских фирм, но даже не делает какой-либо попытки определения своего термина «предпринимательская власть», а сразу безапелляционно заявляет, что определение предпринимательской власти в социологии тесно связано с более общим понятием «власть»; они имеют как объективную, так и субъективную сторону [179]179
  Там же. – С.13.


[Закрыть]. Вполне естественно, что в книге предпринимательство как социологическая категория и не рассматривается – собственно такую проблему представители индустриальной социологии и не ставили[180]180
  Судя по годам издания работ на иностранном языке (50–60 годы XX века), данных С.Д. Ползиковым в библиографии, проблема предпринимательства и не могла фигурировать у социологов, поскольку социология экономической жизни, в систему категорий которой могла быть включена категория «предпринимательство», в это время только формировалась, по заявлению Н. Смелзсера.


[Закрыть].

Менеджмент – это тип научно-практического управления, т. е. теория и практика руководства людьми. Конечно, менеджмент стыкуется с предпринимательством. Об этом Маршалл и другие экономисты высказывались еще задолго до самого «отца» менеджмента – Ф. Тейлора. Что касается жесткого рационализма в управлении, в котором получили свое выражение концепции «научного управления» Ф. Тейлора, «идеальной бюрократии» М. Вебера и «науки администрирования» А. Файоля, то, естественно, его можно включить в рамки предпринимательской деятельности, ибо на определенном этапе менеджер здесь выступает инноватором. Инноватором, а следовательно, и предпринимателем можно считать и Ф. Тейлора, как и создателя социальной философии менеджмента Э. Мэйо. Оба они внесли много нового в организацию труда, и главное, что это существенно повысило эффективность производства.

Противоречия научных оценок могут иметь разный характер, определяться многими факторами. Но процесс их возникновения не бесконечен. Что касается более чем 300-летней истории исследования проблемы предпринимательства, то здесь какого-либо конца спорам вряд ли можно предвидеть. До сих пор отсутствует единая концепция предпринимательства, которая не вызывала бы различные споры вокруг нее, а примиряла бы представителей разных наук, исследующих предпринимательство, становилась бы после ее осмысления своеобразным кирпичиком, звеном в строительстве нового знания.

И в связи с этим невольно задумываешься: а под силу ли этот объект исследования одной экономической науке? Ведь все эти 300 лет именно в ее рамках зародилось и осуществлялось научное осмысление предпринимательства, которое многие годы и без всяких натяжек входило в ряд близких ей экономических категорий, таких как «капитал», «прибыль» и т. п.

Вместе с тем воспроизводятся и другие ассоциации, размышления над которыми приводят нас к выводу, что именно экономическая теория, породив предпринимательство, развиваясь и совершенствуясь вместе с экономической практикой, не раз основательно хоронила предпринимательство. И кто сейчас может поручиться за то, что какой-нибудь новый виток в развитии экономической теории и практики не похоронит предпринимательство как ненужный экономистам в данный конкретный момент этот феномен навсегда или, по крайней мере, на более чем обозримое будущее? Аналоги этого в истории развития экономической мысли на этот счет имеются.

Так, например, М. Блауг (кстати, доктор философии, хотя наряду с Й. Шумпетером является выдающимся исследователем в области изучения экономической мысли) в своем труде «Экономическая мысль а ретроспективе», выделив в отдельный раздел историю развития концепций предпринимательства (что caмо по себе есть фактор довольно значительный), достаточно четко доказал смертельную роль зигзага «маржиналистской революции» в середине XIX века (А. Курно – Франция, И. Тюнен и Г. Госсен – Германия) по отвлечению внимания экономистов от внутренней организации делового предприятия. «Пока экономический анализ углублен в природу статистического равновесия в условиях совершенной конкуренции, – пишет М. Блауг, – как для теории предпринимательства, так и для теории прибыли как предъявления прав на остаточный доход со стороны лиц, принимающих на себя риск, связанный с неопределенностью, просто-напросто нет места… Неудивительно, что типичный источник экономической теории сегодняшних дней насыщен анализом поведения потребителя, решений фирм, максимизирующих прибыль (в краткосрочном равновесии), теории заработной платы, теории процента, теории внешней торговли и т. п., но не богат анализом технических нововведений, роста крупных фирм, причины богатства и бедности народов и теории предпринимательства»[181]181
  Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. – С. 427–428.


[Закрыть].

Такого рода примеры можно приводить и дальше. Многие известные экономисты намеренно игнорировали достигнутые до них успехи в исследовании проблемы предпринимательства. Так, Адам Смит не принял к сведению анализ этой проблемы Кантильона, Д. Рикардо – Ж.-Б. Сэя, К. Маркс – всех своих предшественников и т. д. Даже после того, как Й. Шумпетер довольно всесторонне охарактеризовал функциональную роль предпринимательства, заявив, что один и тот же человек может быть предпринимателем, пока он осуществляет инновации, и утратить этот статус, если вернется к рутинному бизнесу, проблема предпринимательства далеко не во все времена вписывалась в магистральное направление экономической теории.

Если экономическая наука дает постоянные «сбои» в исследовании предпринимательства, то очевидным становится факт узости рамок этой науки. Именно генезис производства, который начинается с периода раннего капитализма, когда сформировалась первая школа политической экономики (меркантилизм), вносил постоянные изменения в саму структуру экономической науки. Но осмысление практики и сепарирование ее в научные постулаты, как мы уже убедились, происходит не всегда адекватно. Субъективизм в экономической науке, как свидетельствует наша история, ведет порой к весьма трагическим последствиям.