Текст книги "Введение в социологическую теорию предпринимательства"

При этом мы совсем забыли, что и К. Маркс, и В.И. Ленин связывали крах капитализма с упоминавшимися К. Марксом различного рода «колебаниями» «периодического цикла, апогеем которых является общий кризис». Если говорить о кризисе более определенно, то в работе Н.Д. Кондратьева «Большие циклы конъюнктуры» (1925 г.) ни малые циклы (продолжительностью 3–5 лет), ни средние (продолжительностью 7—11 лет), ни большие циклы (средней продолжительностью около 50 лет), начиная с 1795 года, с крахом капитализма не связаны. Как, впрочем, и «четвертый большой цикл» (1945–2000 гг.), рассчитанный по его методологии.

Что касается методологии французского ученого Ф. Броделя[335]335
  См.: Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV–XVIII вв. – М., 1983.


[Закрыть], то и здесь мировая экономика, конечно, переживает тяжелый период коренной ломки самой модели экономического развития и дальше своих внутрисистемных изменений не идет. И то, как показал Бродель, что каждый из системных циклов накопления капиталов (вспомним название главного труда А. Смита и работы его предшественников и др.) проходит три этапа. Первый этап – это зарождение новой модели экономики в условиях господства старой. Второй этап – это этап материальной экспансии, когда новая модель экономического развития устанавливает свое полное господство в мировом производстве. Третий этап – это этап финансовый экспансии, когда конкурентная борьба создает перенакопление производственного капитала, приводящее к падению средней нормы прибыли, и большая часть высвободившихся капиталов устремляется из производственной сферы на финансовые рынки, надувая там финансовые пузыри.

Всё это в истории существования капиталистической экономики уже было. Повторяется это и сегодня. Так что и последний на нашей памяти кризис 2008–2010 годов явно не стал концом капитализма, как это пытаются представить сегодня сторонники «давосизма».

Вполне возможно, что капитализм не станет и «концом истории», как после развала СССР предсказывал американский социолог Ф. Фукуяма, который, правда, впоследствии уже не был так убежден в этом. Одно ясно. То, что кризисная ситуация 2008–2010 годов – это не какой-то одномоментный случай. И вряд ли дело закончится какой-либо «перетасовкой» отдельных стран и регионов, как это было свойственно капитализму, начиная с восхождением Британии к середине XIX века. И та ситуация с предсказанием новой совершенной модели капитализма, которую в 2003 году представил американец Мартин Вольф, что Европа – это прошлое, США – настоящее, а Азия – во главе с Китаем – это будущее мировой экономики, вполне возможно такая же преходящая, как и тот перечень «передовиков» капиталистического развития, начиная с Англии. Такая же участь, на наш взгляд, ждет и откровения «давосских мудрецов», которые на Всемирном экономическом форуме в 2013 году с помпой презентовали свои сценарии развития современной России.

Дискуссии вокруг этих сценариев показали, что сердцевиной их всех является организация каких-либо «новых» способов интенсификации современной экономики, хотя вполне возможно предположить, что в мире зародился и реализуется новый «пятый большой цикл» (2001–2030 или 2050 гг.), вполне вписывающийся в теорию больших циклов конъюнктуры Н.Д. Кондратьева.

Содержание дискуссий напоминает и о той ревизии классической теории свободного рынка, которую в начале 30-х годов ХХ века представил Дж. М. Кейнс в своем эссе «Конец laisser-faire». Прежде чем говорить о самой сути кейнсианства, задумаемся над содержанием ключевой цитаты этого эссе. «Мир не создан свыше таким образом, чтобы частный и общественный интересы всегда совпадали. Он не настолько управляем здесь на земле, чтобы они совпадали на практике»[336]336
  Цит. по: «Трансформация общества и проблемы управления». – М.: Новый ключ, 2012. – С. 8.


[Закрыть].

Не напоминает ли это выражение содержание одного из «Тезисов о Фейербахе» К. Маркса? Не стала ли основой этого высказывания диалектика Гегеля? Можно выявить здесь и много других аналогий, но главное, что Кейнс в данном случае не просто поставил под сомнение всю стройную логику экономической классики, но и совершил теоретический поворот к старому порядку жизнедеятельности общества – заботу об общественном интересе должно было взять на себя государство.

Вряд ли стоит вдаваться в суть кейнсианства, которое господствовало в период с начала 30-х годов до конца 40-х годов XX века, и дело даже не в том, что кейнсианский период – это время среднего цикла Н.Д. Кондратьева (а то, что все эти годы в той или иной форме были кризисными, вряд ли кто будет отрицать). Классическая экономическая теория просуществовала в качестве практически безальтернативной основы научного знания о хозяйственных процессах почти полтора века. Да, и в эти годы были кризисы, которые чаще всего были результатами противоречий между конкуренцией и монополией и т. п., но время кейнсианского цикла несопоставимо со временем классической экономики.

Упоминавшиеся ранее сценарии развития России, озвученные на Давосском форуме (2013 г.) отличаются от кейнсианского начала развития экономики лишь деталями, хотя и не лишены «духа либерализма». Что же касается предложения руководителя научного совета РАН по проблемам евразийской экономической интеграции, модернизации, конкурентоспособности и устойчивому развитию академика С. Глазьева, основанного на резком увеличении государственных инвестиций в экономику страны, отстаивании финансового суверенитета и независимости от иностранного капитала, то оно как-то не увязывается ни с вступлением Российской Федерации в ВТО, ни с намерениями рыночного переустройства современной России[337]337
  Подобного рода действия уже встречаются в практике таких стран, как США, Япония и др., но разве можно сравнить их с современной Россией, в которой ситуация развития страны совсем другая.


[Закрыть].

В связи с этим вспоминаются теоретические споры между преподавателем Лондонской школы экономических и социальных исследований Ф. фон Хайеком и Дж. М. Кейнсом. Какое-то время «чистая теория капитализма» Хайека рассматривалась и как возможная альтернатива кейнсианству. И хотя считалось, что в интеллектуальном споре с Дж. Кейнсом Ф. Хайек проиграл, последний не поменял свою точку зрения на вмешательство в экономику государства. В 1944 году он издал книгу «Дорога к рабству», которая принесла ему известность не только в ученой среде, но и среди широкой аудитории читателей. В ней он утверждает, что даже умеренное огосударствление экономической жизни ведет в конечном счете к установлению тоталитарного строя.

Уже в конце 40-х – начале 70-х годов теория государственного вмешательства в работу рынка, в том числе кейнсианского макрорегулирования, обещавшего решить проблему цикла и обеспечить устойчивый экономический рост, дала сбой, что не могло не привлечь внимание и Ф. Хайека как бескомпромиссного ее критика. Стагфляция подтвердила обоснованность многих его давних предостережений. В 1974 году Хайеку была присуждена Нобелевская премия. Опыт 70—80-х годов прошлого века не только подтвердил обоснованность многих предостережений Хайека, но и показал также, что нарастание государственного вмешательства имеет предел, за которым оно превращается в реальную угрозу нормальному функционированию рыночной системы.

Сказанное имеет прямое отношение и к практике современной России. Здесь помимо исторического опыта и научного противостояния Хайека с Кейнсом у нас появился на основе практики 70—80-х годов печальный опыт создания государственных корпораций и многое другое из практики государственного вмешательства в процесс развития экономики. Но главное даже не это. А то, что Российская Федерация еще в начале 90-х годов XX века, открыв свои границы, сама вошла в мировой рынок. И это обстоятельство не отменено никакими указами и решениями руководства страны. В этом случае остается одно – руководствоваться одним из высказываний человека, не только первым издавшего книгу под названием «Современный капитализм», но и сумевшего укротить в себе «марксистский дух», став одним из научных творцов «капиталистического духа».

Поистине и сегодня это высказывание о нем – Вернере Зомбарте – являет вещим не только для России, но и весьма современным для всего мира.

«Возникновение и развитие капиталистического духа есть общее явление для всех европейских и американских народов, составляющих историю нового времени… Существуют, конечно, все-таки различия в ходе расцвета современного хозяйственного образа жизни; различия прежде всего по разным эпохам капиталистического развития» '.

Сказанное вряд ли можно прямо отнести к современности, сделав неким эпиграфом к научному осмыслению будущего развития человеческого общества. Однако можно допустить, что в этом будущем вряд ли может возникнуть такое научное знание о социальном прогрессе, которое в свое время заложил К. Маркс, а реализовал В.И. Ленин с товарищами. В любом случае эти поиски какого-либо нового знания социальной науки, которые инициируются той глубокой политической амбивалентностью, сигнализирующей о серьезных расхождениях по вопросу правомерности существования капиталистической парадигмы развития общества, на наш взгляд, обратят внимание на то разнообразие не только [338]338
  Зомбарт В. Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека. – М.: ТЕРРА, 2009. – С. 156.


[Закрыть] хозяйственного образа жизни, но и на политическую палитру различных ступеней развития капитализма. И, главное, на то, что внутри него существуют не только кризисные периоды, но и действительно целые эпохи качественных преобразований жизнедеятельности человеческого общества. В связи с этим, вспоминая, какую роль в развитии капитализма сыграла в свое время промышленная революция, разве нельзя вообразить нечто такое же в XXI веке? Пока этому «мешают» те «инновации», которые всецело связаны с гибелью капитализма и возведением на его «развалинах» некого «информационного общества». Но задумаемся на минуту: разве можно сравнить роль паровой машины, которая, по словам К. Маркса, «инициировала» капиталистическую эпоху в развитии человеческого общества, с компьютером, с которым связывается сегодня возникновение постиндустриального, информационного общества? Да и вообще период появления компьютерных технологий и, что особенно наглядно, время усовершенствования мобильного телефона, что наблюдалось в период с 1960-х годов до настоящего времени, можно ли назвать неким технологическим укладом?

Достаточно задаться другим простым вопросом. Например, поможет ли этот «технологический уклад» решению архиважной для современной России задачи: создать 25 млн новых современных рабочих мест, о которых упоминается в программах развития России до 2020 и до 2025 годов?

Вряд ли.

Та же «политическая амбивалентность», о которой мы говорили ранее, сигнализирует, на наш взгляд, как раз о том, что в истории капитализма как бы закончилась некая эпоха и в обществе копятся силы и возможности для возникновения новой эпохи капиталистического развития. И пока на сегодня вряд ли стоит ожидать таких перемен, которые связаны с формационным подходом Маркса к истории развития человеческого общества. К тому же определенные тенденции в развитии капитализма во второй половине ХХ – начале XXI века позволяют предположить, что становление новой эпохи в развитии капитализма уже имеет место быть[339]339
  Речь идет об исследовании М.С. Рохмистрова, которому посвящена целая глава «Magnum ignotum частной собственности в проекции общего вектора прогресса российского общества» книги (см.: Рохмистров М.С. Собственность: социолого-управленческий аспект. – СПб.: Алетейя, 2013. – С. 314–345).


[Закрыть].

И связано это не только с некоторыми различиями с разными эпохами капиталистического развития, о чем мы говорили выше. Но и с различиями в соотношении и сочетании «отдельных составных частей капиталистического духа (предпринимательский дух – мещанский дух – различные формы проявления предпринимательского духа и т. д.)»[340]340
  Зомбарт В. Буржуа. – М.: ТЕРРА, 2009. – С. 157.


[Закрыть]. Именно развитие этого «предпринимательского духа» на определенной стадии развития капитализма, которое указанный автор проследил на развитии автомобильной фирмы Г. Форда, привело не только к изменениям производства, но и к развитию внутрифирменной демократии, что очень важно для современной России, в которой как раз и проявляются нестыковки в процессе становления капиталистического духа и предпринимательского духа.

Все постперестроечные годы в России идет постоянный разговор о важности предпринимательства. При этом всегда он представляется так называемым малым и средним предпринимательством (МСП). В последнее время МСП как-то незаметно переквалифицировался в МСБ – малый и средний бизнес.

Что это? Простая смена названий? Обновление имиджа предпринимательства? В какой-то степени и это возможно. Но, на наш взгляд, эта перемена связана с весьма значительным, даже огромным, если отвлечься от сегодняшних будней и посмотреть внимательно в наше будущее, обстоятельством. Последнее вряд ли осознается даже теми представителями правительственной бюрократии, которые и осуществили сами перемены в названии и тем более воспринимается как некий серьезный факт перехода предпринимательства из одной системы функционирования и понимания его как феномена развития в другую.

Но давайте задумаемся о том, почему новое название малого и среднего предпринимательства – МСП – не стало квалифицироваться как МСБ с самого начала создания в стране новой формы деятельности россиян? Почему вся система деятельности МСП сразу же стала «обрастать» различного рода организационными структурами вплоть до создания общегосударственных органов «содействия» развитию МСП?

Да потому – и это никто не скрывал раньше и открыто говорит об этом сегодня, – в большинстве своем то, что собственность была государственной. А те островки частной собственности, которые возникли в эпоху позднего социализма М.С. Горбачёва, никак не стыковались с советской системой организации общественной (в том числе и экономической) жизни и могли появиться лишь как незаконные образования. Возникает вопрос: могла ли эта «незаконная практика» хозяйствования в советской стране стать некой основой введения в России новой системы хозяйствования? Вряд ли здесь может просматриваться какой-либо положительный ответ, ибо сама экономическая основа новой России прогнозировалась диаметрально противоположной той, на основе которой осуществлялась жизнедеятельность советской страны. Но получилось так, что предприниматели, появившиеся в старой России, стали основным ядром становления системы организации экономической жизни и ее нового предпринимательского корпуса в новой стране. А «рядом» с этим «корпусом» стали создаваться (не «возникать», заметим) и новые отряды предпринимательства, которые возглавили в большинстве своем бывшие советские бюрократы, перешедшие на сторону новой власти.

Всё это и стало основой «создания» системы МСП, которая существует в общем-то и сегодня. Появились ли какие-либо признаки качественного изменения этой системы сегодня? На этот вопрос пока можно ответить двояко: и да, и нет. Нет, потому что МСП продолжает существовать в своем старом положении, которое до сих пор всецело определяется государством и которое лишь изредка (посредством законов и постановлений) облегчает свои административные процедуры поддержания соответствующего статуса МСП.

Положительный ответ на поставленный выше вопрос связан скорее не с какими-либо инновациями государственной поддержки, а с теми изменениями в стране в целом, которые начинают проявляться в условиях неспособности государства удовлетворять систему МСП прежде всего как собственника. Последнее связано с теми недостатками, которые и проявились в последние годы (2015–2016 гг.). И речь не идет о влиянии на этот процесс каких-то санкций со стороны Запада, а связывается нами с некими глобальными изменениями в жизнедеятельности населения мира в целом.

В этих условиях вряд ли стоит искать «спасения» в поисках каких-либо административных и политических новшеств, которые «спасут Россию». Главный ресурс выхода страны из кризиса – это всё то же предпринимательство, деятельность которого должна основываться и развиваться не на основе государственной и экономической помощи, а на полной самостоятельности, отстраненности государства от процесса действительного становления и функционирования системы истинно свободного предпринимательства, которая только и может жить и развиваться как система малого и среднего бизнеса (МСБ). И соединяться эта система должна не с государством как собственником, а с тем крупным бизнесом России, который должен стать флагманом предпринимательского характера развития экономики страны, а не прожигателем государственного бюджета.

При этом следует понять ту простую истину, что предпринимательство – это не какая-то организационная форма деятельности, а то ее содержание, которое двигает человеком на его пути в будущее человеческого общества в целом.

И лишь «суровая» специфика становления капитализма в постсоветской России «заставляет» нас допустить некоторые отклонения от вышеотмеченного утверждения. Связано это с тем, что нынешняя деятельность государства по стимулированию развития предпринимательства, включая даже создание «Федеральной корпорации малого и среднего бизнеса» – это сегодня, наверное, необходимо, ибо это своеобразный процесс поддержки предпринимателей, но главное – это создание условий для количественного роста частных собственников, которых в России раньше практически не было. Ясно, что пока государственная поддержка осуществляется в большей степени лишь в кредитной сфере. Во всех других сферах государство чаще всего создает трудности, а порой и «смертельные движения», как, например, в налоговой сфере, нововведения в которой совсем недавно «исключили» из числа предпринимательского корпуса более 600 тысяч человек. Признание ошибок и изменение ситуации в налоговой сфере вряд ли «вернет» этих людей в предпринимательскую систему. Развитие предпринимательского движения в России в целом нуждается сегодня в более серьезной поддержке. На сегодняшний день она должна включать в себя, минимум, четкие и стабильные правила работы, эффективный и независимый суд, реальную защиту прав собственности, налоговую систему, стимулирующую развитие, а не потребление, честную конкуренцию и др.

Реализация данных положений будет вполне реальной основой для возникновения в современной России не только капиталистического духа, но и действительно новой страницы в ее истории – возникновения предпринимательской эпохи.

Заключение

Сегодня, как и раньше, всё еще довольно часто возникают разговоры о неких фрагментах отката нашего общества в старую его социалистическую эпоху. На практике эти процессы в настоящее время ограничиваются отдельными сферами (тяжелое машиностроение, космос и т. д.), воспроизводством харизмы отдельных исторических личностей и событий (И.В. Сталин и др.; годы Великой Отечественной войны) и т. д. и т. п. Хотя, надо заметить, что о каком-либо целостном откате к социалистическому прошлому речь все-таки не идет практически у всех «новоявленных революционеров». И исторически это далеко не случайно, поскольку «революция» в переводе с латыни означает «откатывание», «круговорот», что абсолютно не созвучно самым последним переворотам, случившимся в человеческом обществе. Речь идет о победе капитализма над феодализмом и о революции 1917 года в России. Оба переворота были осуществлены насильственным образом. Особенно последний, окончательная победа которого, ознаменовалась физическим уничтожением тех, кто не принял политическую позицию торжества коммунистической идеологии, историческая смерть которой произошла в ходе развития системы именно этой идеологии. Этот совершившийся «круговорот» Великой Октябрьской революции стал весьма показательным доказательством того, что в сам исторический процесс жизнедеятельности человеческого общества вмешиваться смертельно опасно, что, к сожалению, никак не могут понять отдельные представители общества, стремясь противопоставить свое личное историческому процессу саморазвития человеческого общества, развивающемуся по своим внутренне присущим ему законам, познать которые нам исторически не дано.

Исторический облик России представляет чрезвычайно многообразную картину, поворотные сюжеты которой нельзя сравнить ни с одной страной мира. И, что самое главное, до сих пор не может возникнуть некий устойчивый взгляд не только на историю страны, но и на само ее будущее. До сих пор устойчивы также стереотипы влияния на бытие нации заграничных стандартов и веяний.

Конечно, многие изменения в жизни дореволюционной России, мягко говоря, «пришли» с Запада. И сама попытка дореволюционного преобразования страны связана с тем же. А те разговоры о самобытности и гениальности наших вождей, выстраивавших новую перспективу советской истории России, конечно же, могли закончиться значительно раньше 90-х годов ХХ столетия. Но они и сегодня, на наш взгляд, произносятся с некоторой опаской. Так, например, научный руководитель Государственного архива РФ Сергей Мироненко сегодня в журнале «Дилетант» утверждает, что Ленин и его окружение были уверены, что Октябрь (Октябрьская революция в России 1917 г.) сможет сохраниться, только если за ним последует мировая революция. «С этим он и умер», – утверждает историк.

Но так ли это? Вначале так думал и В.И. Ленин. Но если бы он остался жив, всё, может быть, пошло бы по-другому. Именно на это наталкивает нас и теоретическая, и практическая деятельность уже умирающего вождя, сумевшего предотвратить неизбежную гибель страны введением нэпа и кооперативного пути развития молодой России. Разве Ленин согласился бы на процесс обезглавливания Красной Армии, осуществленного в 1937–1938 годах, когда репрессированы были 45 тысяч представителей руководящего офицерского состава, что, несомненно, подорвало боеготовность страны, окруженной далеко не дружественными странами? И это в условиях, когда И.В. Сталин оставался на старых ленинских позициях, считая, что мировая революция придет на штыках Красной Армии…

За прошедшую четверть века в постсоветской России многое изменилось. И главное – исчезла острота восприятия новых перемен, когда довольно значительная часть населения высказывалась за возврат страны в свое старое советское прошлое. Эти перемены привыкли связывать с самим фактом «президентства» В. Путина, вступившего в эту должность еще при жизни первого президента Б.Н. Ельцина. Несмотря на то, что В. Путин сменил Б.Н. Ельцина на посту президента по рекомендации последнего, следует отметить то, что какие-то качественные изменения в рыночной политике Правительства России начались еще при жизни первого Президента – Б.Н. Ельцина. Эти и все последующие изменения, которые сегодня часто характеризуются как прямой отход от рыночного реформирования постсоветской России, на взгляд авторов, глубоко не верны. Эти и, думается, все другие изменения в ходе всего пути преобразования постсоветской России всегда были «ожидаемы» уже хотя бы потому, что какого-либо «точного» сценария ее преобразования не было еще со времен реформ Александра II. Да и этот сценарий до сих пор не реализован. И не нам, живущим сегодня в России, порочить то, как реализовывалась практика преобразования России, критикуя недостатки тех, кто пытался эти изменения осуществить.

Что касается сегодняшней критики Президента В.В. Путина со стороны отдельных представителей так называемой оппозиции, которая чаще всего представлена отдельными личностями, то для них можно привести очень важное для всех нас суждение уже известного нам Жоржа Соколоффа – русского француза. В разговоре с известным ученым и общественным деятелем Е.Г. Ясиным, высказавшим критические замечания о практике осуществления рыночных реформ при новом Президенте страны, Ж. Соколофф заявил: «Я считаю, что эпоха реформ 1990-х годов неизбежно должна была вызвать реакцию, то есть некоторый откат. Путин – это нормальная реакция после таких крутых перемен, какие пережила Россия. Она пройдет, это не реставрация»[341]341
  Соколофф Ж. Бедная держава: История России с 1815 года до наших дней: монография. – М.: Изд. дом ГУВШЭ, 2008. – С. 15–16.


[Закрыть].

И, действительно, анализ всего «после ельцинского» периода практики становления новой России показал, что здесь всё еще не произошло каких-то коренных перемен. Избавившись от проблем, возникших в первое десятилетие своего постсоветского существования, жизнь в стране вошла как бы в спокойное русло. Всё это свидетельствует о том, что наше государство лишь в кризисных ситуациях пытается преодолеть навалившиеся на страну проблемы. В другое время оно пытается, например, скопить как можно больше ресурсов, чтобы они помогли преодолеть очередной кризис. Ничем другим государство не отметилось, по крайней мере, в последнее десятилетие. Тем более, что чем дальше, тем всё более отчетливым становится тот факт, что государство, которое должно было возглавить процесс рыночного реформирования в России, пока еще не стало тем, чем оно должно было стать; что оно еще не способно возглавить весь спектр рыночного реформирования, а осуществляет лишь какие-то отдельные направления. Очевидно сегодня и то, что в России не произошел и какой-то действительно важный переход к новым рыночным ценностям, что старые социалистические умения, способности и возможности государственной сферы не только не ушли в прошлое, но и активно проявляются в сегодняшней государственной практике. Нет пока и результатов всеобъемлющего самовоспроизводства капиталистических отношений, которые объективно «регулировали» бы всю общественную практику, в том числе и в сфере государственного управления.

По сравнению с первым десятилетием постсоветского периода, наблюдается и некий спад в научном осмыслении самого хода движения российского общества к реализации поставленной цели. При всей той насыщенности исследований и научной литературы по проблемам управления и менеджмента, как отечественной, так и (в особенности) переводной зарубежной, сегодня практически нет работ в области социологии, нацеленных на разработку и реализацию каких-либо инновационных процессов. В тех же работах, которые все-таки есть, чаще всего социологическое исследование управления, в том числе и государственного, рассматривается под углом зрения либо теории управления, либо социального менеджмента.

Сегодня, как никогда, требует своей конкретной реализации известная мысль о более тесном контакте науки и практики. Речь идет о том, что в современной России, даже в отличие от ее советской истории, этого необходимого контакта нет. Научная жизнь идет «своей дорогой», а практика – своей. Этот параллелизм будет существовать до тех пор, пока наука будет оставаться такой же беспредметной, как сегодня. Анализ научной литературы, «посвящаемой» якобы процессам реализации новой парадигмы развития России, написанной чаще всего экономистами и специалистами в области менеджмента организации, показал, что в ней есть всё, кроме самой российской практики. При этом целый ряд политологов сосредоточил свои усилия на поиске некоей концептуальной «российской идеи», отыскивая ее корни чаще всего в прошлой истории России.

На наш взгляд, именно наука, ее представители, не найдя своего места в новой истории страны, пытаясь действовать старыми методами, виноваты в том, что на самом первом этапе перехода России к своей новой парадигме развития они не сумели объяснить саму необходимость того «революционного перехода» и в науке, и в практике, который раз и навсегда отделил бы будущее новой России от прошлой жизни СССР. Вместо этого ученые и практики до сих пор «ищут будущее России в ее прошлом». Именно поэтому и нет движения вперед. Более того, те попытки «скрестить» прошлое и будущее, которые особенно ярко проявились в «реформировании» государственного и муниципального управления, социального обеспечения населения и образования (в широком смысле), не только наносят колоссальный вред самому движению страны вперед, но и подрывают саму идею необходимости продвижения страны на пути ее рыночного преобразования.

Засилье экономистов и специалистов по государственному управлению в осмыслении рыночных процессов России и раньше, и сегодня не может являться некой творческой базой для развертывания модернизационных процессов. Примеры реализации точечных мер по модернизации современной России, связанные с осуществлением неких единичных проектов (Сколково и т. п.) иногда даже мешают развертыванию массового участия частного бизнеса в модернизации современной России. Сегодня российское руководство отчетливо осознает то, что никакие новые отечественные «изобретения» путей и способов усовершенствования осуществить модернизацию России не смогут и что необходимо в срочном порядке мобилизовать все имеющиеся возможности для того, чтобы дать полную свободу частному бизнесу. А государству в связи с этим необходимо уже сегодня перестраивать свое воздействие на общественные процессы: не вмешиваться в то, что предполагает делать частный бизнес, а всячески ему способствовать, убирая те «завалы» в организации экономической деятельности, которые чиновники все эти 25 лет «сооружали» в стране. Конечно, без коренной реорганизации государственного управления сделать это невозможно. И здесь главным выступает факт устранения участия чиновников в распределительной практике. Успехи управления должны увязываться не с теми «подарками», которыми чиновники, особенно их «верхние этажи», «облагодетельствуют» частный бизнес, а с тем их участием, который создает для этого бизнеса самые благоприятные условия деятельности.

В этих условиях особенно важно произвести «революционные» перемены в науке, чтобы превратить ее из сферы научной критики и неприятия тех ценностей, которые несет в себе новая парадигма развития России, в способ содействия их реализации в рыночном переустройстве общества. Большинству наших ученых, занимающихся проблемами рынка, надо принять – самоуправление, ту его имманентную сущность, которая является на практике знаменем всего постсоветского движения населения России, а вовсе не тот узкоэкономический смысл «торговой возни», каким рынок представляется сегодня в нашей литературе, в том числе и в научной, поскольку не только в российском пространстве, а и в мире в целом, что не раз доказывали ученые (А. Маслоу и др.), именно самоуправление и саморазвитие являются ипостасью социологической сущности развития человечества. Только в этом случае произойдут серьезные сдвиги в обновлении всех сфер управления обществом и, прежде всего, в государственном управлении.

Всю очевидность того, что именно новая практика привносит в арсенал управленческих действий то новое их начало, которое только и обеспечивает комплексное решение всех социальных проблем как целевое направление государственной власти, показал наш анализ практики развития главных инновационных факторов возникновения новой России. Именно предпринимательство и частная собственность на средства производства, соединяясь, образуют то новое начало, на основе которого может осуществляться саморазвитие нового общественного устройства России. И именно это начало только и может определять весь ход и всю систему действий того нового государственного устройства России, к которому необходимо стремиться. Это начало уже давно пора конкретизировать в форме новой социологической теории предпринимательства, на основе которой только и возможно перейти новой России от старой административно-командной модели жизнедеятельности российского общества к новой «предпринимательской модели», суть функционирования которой базируется не на «подталкивании» процесса развития новой России извне, кто бы ни являлся субъектом этого (Президент, премьер-министр, партии и т. п.), а на саморазвитии и самоуправлении самих участников преобразовательных действий. Этой новой наукой и представляется та социология предпринимательства, введению в которую и посвящена данная работа авторов.