Текст книги "Черный свет"

Глава 33

Все дома были одинаковыми, но Дуэйн знал адрес, помнил само здание и потому быстро нашел то, что искал. Не улица, а американская мечта. Такая Америка не для него.

Для ниггеров.

Как так получается: ниггеры живут здесь, а он – в трейлере, у черта на рогах, за сто миль от федеральной дороги?

«Не кипятись, остынь», – приказал себе Дуэйн. Он должен сохранять самообладание. Мистер Бама ему так и сказал: «Веди себя вежливо, Пек. Не вздумай врываться с криком, демонстрируя всем, какой ты бравый жеребец. Разговаривай с ними вкрадчиво, льстиво». Он еще процитировал какого-то Ничи: «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее».

Поэтому он, глубоко вздохнув, выбрался из машины, пригладил волосы и направился к дому. Из окна кто-то испуганно наблюдал за ним. Это доставило ему огромное удовольствие. Все еще трепещут, когда Белый Человек приходит к ним.

Дуэйн постучал.

Секунды текли. Из-за двери доносилась приглушенная возня.

Наконец ему открыли. На пороге стояла молодая чернокожая женщина; в напряженных чертах ее лица затаился страх. Дуэйн повеселел.

– Д-да?

– Мэм? – обаятельно улыбнулся он. – Мэм, я – сотрудник управления шерифа. Меня зовут Дуэйн Пек. Мне хотелось бы побеседовать с миссис Люсиль Паркер.

– Это моя мама. Могу я спросить, по какому вы делу?

– Мэм, я провожу расследование в связи со смертью Сэма Винсента, бывшего окружного прокурора. Он умер позавчера вечером. В тот день он приезжал сюда и разговаривал с миссис Паркер. Я случайно видел его здесь. Сейчас я просто проверяю, действительно ли он умер своей смертью. Мне известно, мэм, что вашей маме уже много лет. Я постараюсь не очень ей докучать. Задам несколько вопросов, только и всего. И сразу же уеду.

– Подождите минутку, – холодно произнесла женщина и закрыла дверь.

Дуэйн рассвирепел. Какая-то черномазая заставляет его томиться на крыльце! На солнцепеке! Но он усмирил свой гнев. Он не должен терять самообладания. Выполнив это задание, будь оно проклято, он получит более ответственную и, главное, постоянную работу у мистера Бамы. И уж тогда никто не посмеет обращаться с ним как с белой швалью. Это сам Ничи сказал!

Через минуту дверь вновь отворилась.

– Мама примет вас. Известие о смерти мистера Сэма очень ее огорчило. Постарайтесь не волновать ее, слышите? Ей восемьдесят два года.

Дуэйн, войдя в дом, с удивлением отметил, что в комнатах чисто и опрятно, не хуже, чем у белых. А он-то всегда думал, что негры живут как свиньи.

Дочь миссис Паркер провела его через гостиную на заднее крыльцо, где сидела пожилая женщина – величавая и статная, как королева.

– Мэм, я – сотрудник управления шерифа. Моя фамилия Пек. Надеюсь, я не причинил вам беспокойства. Мне нужно только уточнить кое-что. Постараюсь долго вас не задерживать. – (Женщина кивнула.) – Э… вы, наверное, слышали, что бедняга Сэм Винсент упал с лестницы в своей конторе вечером два дня назад и скончался? – (Она опять кивнула.) – Бедняга Сэм. Это, конечно, несчастный случай, но я все же должен кое-что у вас выяснить.

– Спрашивайте, господин полицейский.

– Мэм, вам не показалось, что он был чем-то взволнован? Он владел собой? О чем он говорил?

– Сорок лет назад в этом городе убили мою дочь, – ответила пожилая женщина. – Он предъявил обвинение юноше, на которого пало подозрение. Спустя несколько лет я написала ему письмо относительно этого преступления, и он приехал поговорить о нем. Вот и все.

– Понятно. А он вел себя нормально? Я имею в виду его душевное состояние, как это принято называть. Знаете ведь, как бывает: иногда человек так сильно возбужден, что на ногах едва держится. Такого вы не замечали? Он не терял равновесия?

– Он был хорошим человеком. А в наших краях хорошим людям, похоже, нет места. Они умирают и умирают, а негодяи живут себе как ни в чем не бывало.

– Да, мэм, иногда создается именно такое впечатление. Значит, физически он был здоров, да? Вы это хотите сказать?

– Уверена, мистер Сэм не падал с лестницы. Нет, сэр, – заявила женщина. – Он был здоров, мыслил четко, ясно. Я не заметила, чтобы у него были проблемы с равновесием.

– Понятно, мэм.

– Его смерть – ужасное несчастье для всех. Он был хорошим человеком.

– Абсолютно с вами согласен, мэм. Старый Сэм был мне как отец.

– Он единственный во всем штате не побоялся призвать к ответу белого за убийство чернокожего. На такое способен только очень мужественный человек.

– Да, мэм, – поддакнул Дуэйн, стараясь подавить ликование. Старуха сама заговорила о том, ради чего он, собственно, приехал к ней. – Я читал материалы дела. Джед Поузи. Признан виновным в убийстве Дэвидсона Фуллера и осужден на пожизненное заключение в шестьдесят пятом году. Забил жертву лопатой.

Миссис Паркер покачала головой, мысленно разматывая клубок спутанных воспоминаний, бравших начало со дня убийства ее дочери. Убийцей Ширелл, как установил суд, был Регги Фуллер, и его приговорили к смертной казни. Дэвидсон Фуллер, его отец, потерял все, пытаясь спасти сына. Но суровые испытания не сломили его дух, и в начале шестидесятых он появился на политической арене Арканзаса в качестве одного из самых энергичных и бесстрашных борцов за гражданские права. Однажды Дэвидсон Фуллер остановился у бензоколонки возле Нанли, чтобы заправить машину. Из помещения автозаправочной станции к нему вышло отвратительное чудовище, белый человек, который трижды ударил его лопатой – ни за что, просто потому, что он был черным, – и, вернувшись на крыльцо, как ни в чем не бывало принялся попивать «черри смэш», пока не приехала полиция. Мистер Сэм не смог добиться смертной казни для Джеда Поузи, но настоял на пожизненном заключении.

Будто одновременно подумав об одном и том же, они встретились взглядами. Дуэйн поведал женщине новость, ради которой его послали сюда:

– Вы слышали, что Джеда Поузи выпустили из тюрьмы? – (Ее взгляд наполнился ужасом.) – Да, сегодня он выходит на свободу. Говорят, собирается поселиться в хижине своего брата Лама, где-то в горах. Очень жаль. Его место в тюрьме. Там бы ему и гнить до конца его дней. – Дуэйн улыбнулся. – Что ж, большое спасибо, мэм. Вы мне очень помогли.

Джек Прис вошел в комнату, где хранилось оружие. Помещение было просторное, рассчитанное на двести винтовок, но пока их было около тридцати – несколько комплектов производства его компании, готовых к отправке в различные горячие точки.

Прис задумался.

Стрелять придется ночью. Что лучше использовать: инфракрасное освещение или пассивное естественное? Дальность стрельбы – не более двухсот ярдов. Какое оружие больше подходит для этой цели?

Разумеется, «Система № 1» – «Найт-стоунер SR-25» с термочувствительным оптическим прицелом «Магнавокс» и глушителем компании «Джей-эф-пи». На сегодня это лучшая снайперская винтовка в мире. Прис взглянул на ячейку, в которой хранилась под замком «Система № 1» – демонстрационный экземпляр. В нем заговорил бизнесмен. Общие затраты на один такой комплект – винтовка, очень дорогой термочувствительный оптический прицел, глушитель и комплекс услуг оружейников, собирающих разрозненные детали в единую систему, – составляют восемнадцать тысяч долларов. А ведь всегда есть вероятность поломки или даже утраты оружия на поле боя. Готов он к таким финансовым убыткам? Хуже того, оружие меченое: на винтовке и прицеле еще не затерты серийные номера, указывающие на то, что данное боевое снаряжение числится за ним. Если по нелепой случайности он выберется из переделки без своего оружия и оно попадет в руки властей, его вычислят мгновенно, буквально через несколько часов. Конечно, у него есть влиятельные союзники в разведке и среди военных. К тому же всегда можно прикрыться спасительным лозунгом национальной безопасности, хотя он уже не имеет прежней магической силы. Рассчитывать на успех не приходится: газетам плевать на такие высокие материи, как национальная безопасность. Они, в общем-то, даже в идею государства не очень верят. Какая уж тут безопасность! Так что друзья едва ли его спасут: политиканы из Вашингтона без сожаления продадут его охотникам за Пулицеровской премией. Значит, «Стоунер» отпадает.

Прис перевел взгляд на менее габаритное полуавтоматическое оружие. В основном здесь имелись бывшие в употреблении М-14 и «Спрингфилды М-1А» – сплошь натовские винтовки калибра 7,62 мм, переделанные по модели стандартной снайперской винтовки М-21, которой пользовались армейские стрелки во Вьетнаме. Винтовки повышенной точности с прибором ночного видения (как правило, оптическим прицелом «Старлайт AN-PVS-2») и глушителем JFP. Замечательное оружие с сотней специальных делений на прицеле, увеличивающих точность и надежность, в отличие от обычной М-14, которой в арсенале Приса не было. Однако у этого оружия был тот же недостаток, что и у «Системы № 1»: оно числилось за его фирмой. Правда, откреститься от него, возможно, удалось бы: винтовки относительно старые, с гораздо более долгой историей, поступили к нему по разным каналам, а значит, напасть на его след по документам весьма сложно. Можно оказаться в тупике, пойти по ложному следу, в зависимости от конкретного оружия. Достаточно ли безопасный вариант, если он вдруг потеряет винтовку, а та потом найдется? Тут не угадаешь. А жить следующие десять лет в постоянном страхе, ожидая, что какой-нибудь компьютер в правительственных органах случайно установит связь между ним и серийным номером утерянного оружия, – перспектива не из приятных. Нет, М-21 тоже отпадает.

Теперь затворное оружие. Оно тоже поступало из разных источников, часто от гражданских лиц. В сущности, это те же винтовки «Ремингтон-700», только несколько доработанные новыми подрядчиками: над одними потрудилась фирма «Ремингтон кастом шоп», над другими – «Робар», «Макмиллан» или «Профайбер», над третьими – фирмы, работающие по индивидуальному заказу («Тэнкс райфл шоп», «Ди энд эл файерармз», «Фултон армори»). Некоторые снабжены приборами ночного видения, одна или две – лазерами, еще две-три имеют примитивные прицелы «Леупольд», используемые полицейскими стрелками, или «Унертл-10», приглянувшиеся морским пехотинцам. Но и в этом случае не исключена вероятность установления владельца, хотя все не фатально, – если он тщательно проверит документацию и сделает верный выбор. Однако тут вставала проблема тактического характера.

Прис знал, что он должен поразить две цели: сначала Свэггера, потом мальчишку. Затворное оружие бьет метко. Это доказали Свэггер во Вьетнаме и сотни ребят из подразделений спецназа, «Дельты», Группы по освобождению заложников в составе ФБР. Один выстрел – один труп. Таков главный принцип профессионального стрелка. Но из затворного оружия не поразить сразу несколько целей. Чертов затвор после каждого выстрела приходится передергивать: дюйм – вверх, два – назад, два – вперед, один – вниз. Так уж придумал Петер Пауль Маузер в 1892 году, более ста лет назад. Хороший стрелок делает это за доли секунды, да и Прис когда-то был столь же скор на руку. Но сейчас не тот случай. Пока он будет возиться с затвором, а после выискивать цель номер два, человек может скрыться, и все полетит к чертям собачьим.

Нет, ему нужно надежное оружие – не меченое, точное, скорострельное, как автомат.

Выбор, собственно говоря, был один.

Устаревшее оружие с большим стажем участия в нелегальных операциях. В этом и заключалась его главная привлекательность. Прис держал его у себя в качестве диковинки, а не как товар. Кому продашь такое старье? ЦРУ применяло его во Вьетнаме в ходе операции «Феникс» – программы уничтожения инфраструктуры вьетконговцев, осуществлявшейся группой особого назначения. Впоследствии эта винтовка путешествовала бог знает где, совершала бог знает что на протяжении нескольких лет. Жаль, что оружие не обладает даром речи. Если бы этот предмет поведал свою историю, книга о его приключениях наверняка стала бы мировым бестселлером. Он, безусловно, участвовал в боевых действиях в Южной и Центральной Америке, а возможно, также в Африке и Европе.

Прис купил эту винтовку неофициально, у одного из своих снайперов, весьма опытного боевика. Достаточно было увидеть его невыразительные хищные глаза и непроницаемое неподвижное лицо, чтобы понять бессмысленность дальнейших расспросов. Парень разводился в третий раз, нуждался в деньгах и продал ее генералу за четыре тысячи долларов – без лишних вопросов, без оформления документов и сделки. Этого оружия просто-напросто не существовало, пока оно не стреляло в тебя.

То была модель М-1 под патроны калибра 5,56 мм, но на дуле сидел длинный тонкий глушитель «Сионикс HEL-H4A», а на специальном креплении – прицел AN/PAS-4 с подсветкой цели инфракрасным прожектором, применявшийся с недавних пор в американской армии. Это, конечно, не ночной прицел с усилением естественного освещения. Он гораздо менее мощный, чем термочувствительный оптический «Магнавокс», но все же значительно лучше прежних «Снайперскопов» для карабинов. Прежде всего, блок электропитания невелик. В инструкции так и написано: «Прицельное приспособление, состоящее из инфракрасного прожектора, электронно-оптического телескопа инфракрасного диапазона (4,5Х) с встроенным миниатюрным высоковольтным источником электроснабжения и блока питания для источника излучения (крепящаяся на поясном ремне перезаряжаемый никель-кадмиевый аккумулятор напряжением шесть вольт)». Длина прицела достигала тринадцати дюймов, а вместе с прожектором – почти четырнадцати. Общий вес устройства составлял примерно двенадцать фунтов. Внешне оно напоминало трубу с водруженным на нее фонарем: нескладное, громоздкое приспособление, при этом удивительно удобное в эксплуатации.

Прибор имел один недостаток: в нем использовалось активное инфракрасное излучение, а не пассивное, как у «Магнавокса». Чтобы оптический прицел поймал мишень, на нее приходилось направлять инфракрасный луч. В боевых условиях, где задействована новейшая техника, работать с таким прибором крайне опасно: противник с помощью чувствительного к инфракрасному излучению индикатора перехватывает луч и, обнаружив снайпера, нейтрализует его массированным огнем. Поэтому устройство больше оправдывало себя в слаборазвитых регионах – в Центральной Америке, Африке и Западном Арканзасе.

Прис взял винтовку и проверил батарею. Все в порядке. Он отвел затвор и спустил курок. Раздался щелчок. Спусковой механизм сработал с сухим треском – будто переломился стеклянный прутик. Прис положил винтовку, подошел – наконец-то – к шкафу с боеприпасами и отобрал шесть коробок с патронами M-193 калибра 5,56 миллиметра. Он был уверен, что ночь принадлежит ему.

Глава 34

Похороны состоялись поздним утром, но Боб и Расс не присутствовали на скорбной церемонии, потому что приземлились в Форт-Смитском аэропорту только днем – сначала летели из Балтимора до Далласа, а там пересели на «Америкен игл», доставивший их в Форт-Смит. А вот на поминки они должны успеть. Народ соберется в доме Сэма в четыре. Если они припустят по дороге Этеридж-паркуэй, то, возможно, к половине пятого уже будут на месте.

Машину вел Расс. Боб был замкнут в себе больше обычного. Очевидно, сказывалась снайперская привычка, усугубляемая горечью, клокотавшей внутри его, яростью и осознанием своего одиночества. Но Расс догадывался, что за внешней невозмутимостью таится напряженная работа ума и сердца.

– О чем ты думаешь? – наконец спросил юноша.

– О том, что мы потратили впустую целый день и тринадцать сотен на билеты.

– Я тебе верну…

– Дело не в этом. Не нужны мне твои деньги. Главное, что все это напрасно. Мы движемся не в том направлении.

– Нет, сэр, – возразил Расс. – Я абсолютно уверен в том, что между убийством девочки и гибелью твоего отца существует какая-то связь.

– Ну и дурак, – безжалостно бросил Боб, даже не глянув на своего юного спутника. – Это исключено. Отец погиб в тот же день, когда был обнаружен труп девочки. За такой короткий срок просто невозможно организовать подобную операцию. Здесь нужно четыре-пять дней. И то Френчи должен был пахать как сумасшедший. И второе: невозможно предугадать, в какой день отец найдет труп. Это произошло по чистой случайности. Им просто чертовски повезло. Мать девочки обратилась к отцу, и тот начал поиски. А если бы не нашел, как бы все повернулось? Все равно в одиннадцать вечера он был бы мертв. Тело могло пролежать еще несколько недель, пока кто-нибудь не наткнулся бы на него, за это время оно разложилось бы, опознание заняло бы еще несколько недель. Убийство девочки – тяжкое преступление; горько и грустно, что из-за него пострадал ни в чем не повинный бедняга Регги Фуллер. Но к нам это не имеет никакого отношения.

Боб не переубедил Расса.

– Связь должна быть, – настаивал тот. – Что еще особенного происходило в округе Полк в пятьдесят пятом году, такого, из-за чего стоило бы устраивать заговор против твоего отца? Френчи Шорт не стал бы из кожи вон лезть ради…

– Именно, – перебил юношу Боб. – И вот что я думаю. Отец, очевидно, проводил какое-то расследование, возможно, даже по делу, которым занималась полиция штата. Не исключено, что это касалось деятельности Кемп-Чаффи. И ему стало известно то, что требовалось сохранять в тайне. Поэтому его пришлось остановить.

– Как в дешевом кино, – заметил Расс.

– Знаю, – буркнул Боб, – хотя в кино не хожу.

– Ну, может…

– Сбавь-ка ход, – скомандовал Боб. – И резко не оборачивайся.

Прошла пара секунд.

Боб вытащил кольт калибра.45 из кобуры под ремнем. Расс даже не видел, когда он успел пристегнуть ее.

– Что за черт…

– Полегче, полегче, – скомандовал Боб.

Обернувшись назад, Расс заметил голубой фургон.

Фургон прибавил скорость и стал быстро нагонять их.

– Не смотри туда, – приказал Боб, – а как только я дам команду, как следует жми на тормоза. Ясно?

Расс сглотнул: во рту появился металлический привкус. Кошмар возвращался.

Но фургон, поравнявшись с ними, продолжал движение с прежней скоростью. Игнорируя приказ Боба, Расс украдкой глянул в боковое окно. На заднем сиденье фургона сидела симпатичная девчушка, внимательно наблюдавшая за ним. Перехватив его взгляд, она показала язык.

– Черт, – выругался Расс. – Ну и напугал же ты меня.

– Видать, старею, – пробормотал Боб, убирая пистолет под пиджак. – Не заметил, откуда они вынырнули. Надо, черт побери, внимательнее смотреть по сторонам.

– Так что мы делаем дальше? – спросил Расс.

– Ты у нас в Принстоне учился. Вот и скажи.

– Ну… – начал Расс и осекся, вдруг осознав, что ему тоже нечего предложить.

Сложной натуре Сэма Винсента в полной мере соответствовало разношерстное скопище людей, собравшихся в доме старика, чтобы оплакать его смерть, а может, отпраздновать или хотя бы напиться за его счет. Кого здесь только не было: афроамериканцы из западных районов, аристократы из Литл-Рока, приятели, с которыми Сэм исходил тысячи охотничьих троп, старые проводники, фермеры, продававшие ему свою продукцию, политики, полицейские, дети, обиженные секретарши, адвокаты, сражавшиеся против него в суде, работники исправительных учреждений и даже несколько человек, которых Сэм когда-то отправил в тюрьму. Каждый считал своим долгом рассказать о Сэме какую-нибудь историю. Боб с Рассом прибыли как раз в тот момент (с трудом отыскав место для парковки – улица перед домом была забита самыми разными машинами, от «мерседесов» до сорокалетних пикапов), когда слово взял поверенный Сэма, чтобы огласить завещание покойного. Сэм, в течение многих десятилетий умно размещавший свой капитал и проворачивавший выгодные сделки, оставил немалое состояние. Чтобы избежать уплаты налога на имущество, он на протяжении ряда лет высылал по десять тысяч долларов в год своим детям, зятьям и невесткам, независимо от того, состояли они в разводе или нет, обзавелись новыми семьями или оставались в одиночестве. Он руководствовался только одним принципом: те, кому приходится или приходилось мириться с таким родственником, как он, заслуживают небольшого подарка. Он также учредил доверительные фонды – по двести тысяч долларов – в пользу каждого из своих внуков, распорядившись выплачивать эти деньги только учебным заведениям в форме чеков за обучение, питание и проживание детей. Он оставил по десять тысяч каждой из своих секретарш, уволенных им или уволившихся по собственному желанию. Кроме одной – той, которая спилась: она получила пятнадцать тысяч. Таким образом, из всего его состояния оставалась еще не пристроенной сумма в девятнадцать тысяч четыреста пятьдесят долларов.

– Ну дает отец, – удивленно произнес доктор Джон Винсент, обдав всех перегаром виски (бар был основательно забит спиртным). – Передал девять тысяч семьсот двадцать пять долларов в фонд НСА[37]37
  НСА – Национальная стрелковая ассоциация (Америки) – общественная организация, выступающая в защиту права на владение оружием.


[Закрыть] и столько же – «Хэндган контрол»[38]38
  «Хэндган контрол» – общественная организация, объединяющая сторонников ограничения продажи огнестрельного оружия и принятия соответствующего законодательства.


[Закрыть]. Представляю, как он хохотал, когда выдумывал это!

– Хороший был человек, – сказал Боб.

Угрюмый, мрачный, казалось, он единственный из всех присутствовавших на поминках по-настоящему горевал о старике.

– И вредный, – добавил доктор. Ему, как старшему сыну, досталось от Сэма больше всех – приходилось сносить и гнев, и похвалу. – Умный был бестия, а уж придирчивый и злобный, спасу нет. Порол нас по-черному, когда мы росли. И смотри, всех в люди вывел. Два врача, адвокат, агент бюро путешествий, консультант по вопросам размещения капитала и художник-импрессионист.

– А кто художник-то? – спросил Боб.

– Джейми.

– А я думал, он – юрист.

– Бывший. Десять лет копался в законах, а потом все-таки набрался смелости и занялся тем, чем хотелось ему, а не отцу. Думаю, отец его за это зауважал.

– Да, упрямый был чертяка, – заметил Боб.

– Не то слово. И крутой. Знаешь, за двадцать два года, что я жил дома, мне только раз пришлось видеть его плачущим. Он не плакал, даже когда умерла мама. А вот когда отца твоего убили, не сдержался. Помнится, вернулся домой и уселся внизу. Один. Уже светать начало, а он все сидит и пьет. Я проснулся от звука, которого прежде никогда не слышал. Спустился тайком вниз. Смотрю, а он сидит в той старой качалке, – Джон указал на облезлое старое кресло, стоявшее на одном и том же месте на протяжении пятидесяти с лишним лет, – раскачивается взад-вперед и рыдает, как ребенок. Он любил твоего отца, считал Эрла Свэггера самым совершенным человеком. Герой, отец семейства, полицейский, непреходящий символ всего честного и справедливого, что есть в Америке.

– А я всегда говорю: мой отец был всего лишь человеком, обычным человеком.

– Мой отец вряд ли согласился бы с тобой. Боб, позволь спросить: что происходит? Тут пускают всякие слухи.

– О том, что сумасшедший Боб Ли выкопал какого-то конфедерата?

– Да. Об этом тоже. И о другом. Ты неожиданно появляешься здесь – и тут же в Оклахоме случается жуткая перестрелка. Десять человек убиты. До твоего приезда такого не бывало. Ты вроде бы к этому не причастен, но народ не забыл еще, как несколько лет назад ты пошел на охоту и из леса выволокли двух парней в похоронных мешках. Тогда отец отстоял тебя в федеральном суде.

– Никто из-за меня не попадает в похоронный мешок незаслуженно. Это дело прошлое. И касается моего отца.

– А мой принимал в нем участие?

– Я просил его оформить для меня кое-какие документы. Только и всего.

– Вот как?

– Я приехал вместе с юным другом. Он хочет написать книгу о моем отце и обратился ко мне за помощью. А Эрла Свэггера уже почти никто не помнит. Только твой отец и старая миссис Конни. Твой отец умер, а скоро и ее черед. Я подумал, что это стоящая идея. Во всяком случае, лучше пусть пишут о нем, чем обо мне.

– Понятно. Но имей в виду, народ тобой интересуется. Ты ходишь один, мой друг, а тень отбрасываешь длинную. Ладно, пойдем со мной. У меня есть кое-что для тебя.

Они двинулись сквозь толпу. Бобу казалось, что он идет через обрывки своего прошлого. Вон Сара Винсент, старшая дочь Сэма. Дважды выходила замуж, дважды разводилась и сейчас работает в городском бюро путешествий – преуспевающая одинокая дама. Она единственная из всех детей Винсентов не обладала магнетизмом Сэма, хотя когда-то была по уши влюблена в Боба, да и сейчас смущенно бросила на него пылающий взгляд. Собственно, только она не постеснялась встретиться с ним взглядом. Все остальные в замешательстве отводили глаза.

«Я убивал людей. Я – снайпер. Изгой».

Именно гнетущее чувство собственной отверженности порой толкает убийцу на новые убийства. Несколько лет назад, после скандального судебного разбирательства, его земляки узнали, что Боб Ли Свэггер – не просто спившийся ветеран морской пехоты, живущий в одиночестве на своей горе, а снайпер, палач, охотник за людьми, на чьей совести восемьдесят семь загубленных жизней. В Аризоне это никого не ужасало, там его знали только таким. А на родине получившие огласку сведения из его биографии вызвали эффект разорвавшейся бомбы. Все вспоминали, каким он был в прошлом, и задавались вопросом: почему именно он? Почему он не такой, как все? Что известно снайперу и неизвестно всем остальным? Что им движет, когда он посылает кому-нибудь в голову кусок свинца, вышибающий мозги? Что он при этом испытывает?

Боб заметил в толпе женщину, некогда звавшуюся Барб Семплер. Учась в старшей школе, он пригласил ее на свидание, но она потом сочла его слишком неотесанным, деревенщиной. Кажется, ее отец – адвокат? С тех пор она сильно располнела, набрала фунтов сорок; некогда красивое лицо расплылось как блин. А вон тот парень, ныне толстый, лысый, в элегантном костюме, исподтишка звезданул его на футбольном поле и издевательски хохотал, пока Боб не набросился на него с кулаками; тренер едва оттащил его от обидчика. Потом оба выросли: тот избрал своей профессией страхование, Боб – убийство. Странно, не правда ли? А та женщина, – вроде бы, ее зовут Синди… э… как?.. Тилфорд. Точно. Однажды вечером, в шестьдесят первом, он тискал ее на заднем сиденье машины. Тогда это казалось ему райским наслаждением. Давняя история. Теперь она утратила пышные формы, стала худой и костлявой. Сказались развод и занятия аэробикой. Женщина улыбнулась, испугав его. Боб затосковал по жене. Как же хочется вновь ощутить себя полноценным человеком: мужем, отцом, владельцем конюшни. Джулия, ИКН4, лошади. Ему так плохо без них и еще тягостней от отсутствия того, что они олицетворяют, – жизнь обычного человека, а не снайпера. Толпа расступалась, шарахалась от него, как от прокаженного.

«Я – снайпер. Мой удел – одиночество».

Едва они дошли до лестницы, толпа, словно по мановению волшебной палочки, вновь сомкнулась. Они спустились вниз, где находился кабинет Сэма. Джон сразу же направился к стенному шкафу, открыл его и взял что-то с полки.

– Мне пришлось убираться в кабинете отца, – сказал он. – Вот, держи. Думаю, это твое. В сейфе нашел, под замком.

Он протянул Бобу картонную коробку. В ней лежали старый блокнот его отца, запятнанный кровью, и старая книжка со штрафными квитанциями.

– И еще вот это. – Джон вручил ему пожелтевший листок линованной бумаги. – Отец набросал тут всякие заметки. Похоже, он расследовал какое-то дело. Может, тебе будет от этого какая польза.

Расс беседовал с очень милой девушкой, которая, казалось, знала о нем все. По крайней мере, она проявляла живейший интерес к его персоне. До него постепенно начало доходить, что в этом странном мире его воспринимают как некую знаменитость: он был закадычным другом прославленного, загадочного, опасного и, конечно, сексуального Боба Ли Свэггера. Такое ощущение, думал Расс, будто он из окружения Мика Джаггера.

– Значит, ты учился в Принстоне, – верещала девушка. – А почему бросил?

– Понимаешь, мои родители разошлись. А я знал, что маме будет тяжело, и не захотел оставаться вдали от нее, за тысячу двести миль. Последний год жил в Оклахома-Сити, работал в «Дейли оклахомен». И к тому же Восток мне не очень нравится. Я всю жизнь пытался выбраться из Оклахомы, считал, что я слишком хорош для Оклахомы. Мне удалось пробраться в Лигу плюща[39]39
  Лига плюща – группа самых престижных частных колледжей и университетов на северо-востоке США. Название связано с тем, что по английской традиции стены университетов – членов Лиги – увиты плющом.


[Закрыть], но оказалось, народ там какой-то мелкий. Сущие фанатики и расисты с искаженным представлением о мире. Все, кто вне их круга, – неотесанные нацисты; любой, у кого есть оружие, или состоит в НСА, или голосует за республиканцев, в лучшем случае – непутевый невежда, в худшем – двуногое животное. Я просто не мог мириться с таким отношением. Они ни черта не знают. В результате я устроился в «Оклахомен», проработал там год и за это время понял, что я… никуда не вписываюсь.

– Да будет тебе. Уверена, ты обязательно найдешь свое место в жизни. Ты потрясающе умный парень.

– Был умным. В Оклахоме прямо-таки сверкал. А потом уехал в Нью-Джерси и превратился в обычное дерьмо без гроша в кармане.

Девушка улыбнулась:

– А ты же вроде писатель?

– Непубликуемый. Но блестящий.

– Так ты пишешь книгу о Бобе Снайпере?

– Нет. Секреты Боба засели в нем так глубоко, что бесполезно пытаться извлечь их. Он всю жизнь стремился доказать, что достоин собственного отца. И доказал, в отличие от всех нас. Сам он так не считает, а я заявляю это с уверенностью. Как бы то ни было, я хочу писать о его отце – об отважном Эрле Свэггере, награжденном Почетной медалью Конгресса за Иводзиму и погибшем в перестрелке с белой швалью. Я собирался посвятить повествование последнему дню его жизни, в котором нашел отражение целый комплекс патологических аномалий американской жизни. Но ничего толком не сделал, только носился туда-сюда и пил кофе.

– Интересная задумка. Мне нравится идея символического эпизода: познание макромира через воспроизведение и анализ микромира.

– Ну и ну, – воскликнул Расс. – Да ты, должно быть, филолог.

– Учусь на третьем курсе в Вандербилте.

– Хороший университет.

– Спасибо. Сейчас пишу курсовую по Реймонду Каррр…

Фамилии Расс не уловил.

Реймонд? Писатель? Начинается с «К», в середине или в конце «Р»? Расс запаниковал. Может, «Карвер»? Он сроду не читал никакого Карвера. А может, все-таки Чандлер? Это уже лучше. Чандлера он тоже не читал, но представление о его творчестве имеет.

– Лос-анджелесский частный детектив? Неоновые огни и прочее.

– Да, – подтвердила девушка, и Расс вздохнул с облегчением. – Хотя главное не это. Он – хороший рассказчик. Наверное, во мне говорит южанка, но мне нравится, когда можно просто погрузиться в книгу, забыв обо всем. Твоя книга будет такой же интересной?

– Да, – ответил Расс, – надеюсь.

– Много уже написал?

– Вообще-то, мы только собираем материал. Послушай, я немного запутался. Ты кто?

– О, – рассмеялась девушка. – Внучка. Ты знал дедушку?

– Теперь ясно. Познакомился с ним незадолго до его смерти. Навещал его вместе с Бобом. Ну, скажу тебе, сварливый старик. Мне тоже от него чуток досталось.