Текст книги "Черный свет"

Глава 38

Они вышли из леса под ослепляющие лучи заходящего солнца. Вырвавшись из зеленой лесной мглы, Расс вздохнул свободнее. Перед ними стояла убогая хижина. Под ее гниющими стенами и в палисаднике пестрели полевые цветы.

– Он наблюдает за нами, – сказал Боб. – Я кожей чувствую его взгляд и секунду назад заметил, как за окном что-то шевельнулось.

На пороге появился старик, который уставился на пришедших злобным взглядом. Неожиданно он нырнул назад и через секунду встречал их уже с ружьем в руках.

– Убирайтесь отсюда! – заорал он. – Ишь театр нашли, черт бы вас побрал. Это частное владение. Сваливайте подобру-поздорову, пока я не набил вас картечью.

Джед Поузи, казалось, весь состоит из злости – костлявый, беззубый, в мешковатом холщовом комбинезоне, комок сухожилий и ненависти. Оголенные руки испещрены татуировками – свидетельствами тридцати пяти лет тюремного заточения, на худом лице – два шрама, но свирепые глаза не слезятся; седые волосы острижены под ежик.

– Убирайтесь, – повторил старик, вскидывая ружье, – или я, видит бог, повышибаю ваши чертовы мозги.

– У нас к тебе дело, – заявил Боб.

– С такими, как вы, мистер, я дел не имею. На ниггеров работаете? Держу пари, это проклятые черномазые прислали вас сюда. Проваливайте, или, ей-богу, я отправлю вас в ад, как того проклятого ниггера.

– Мы ни на кого не работаем, – отвечал Боб. – Я – Боб Ли Свэггер, сын Эрла Свэггера, и пришел сюда поговорить о том дне, когда погиб мой отец. Больше мне от тебя ничего не нужно, Джед.

Старик опустил ружье, но агрессивности в нем ничуть не убавилось. Напружинившись, мелко трясясь от злости, он смотрел на них исподлобья, словно терьер, готовящийся вцепиться в горло. Маленькие глазки превратились в щелки и налились кровью.

– Твой чертов папаша сломал мне челюсть, – взвизгнул Джед. – Вот почему у меня такое безобразное лицо. Из-за твоего сукина родителя я вот уже сорок лет страдаю.

– Если мой отец врезал тебе, Джед, значит было за что, и я уверен, этот удар ты запомнил на всю жизнь.

Джед отступил на шаг. В его глазках что-то вспыхнуло. Предположение Боба подтвердилось: независимо от того, что произошло после, Джед Поузи прекрасно помнил тот день, когда Эрл Свэггер свернул ему челюсть.

– Что ты хочешь знать? – спросил старик. – Это же было так давно. Джимми Пай убил твоего отца, твой отец убил Джимми Пая и его брата Буба.

– Мне надо кое-что уточнить.

– С какой стати, черт побери, я должен распинаться перед каким-то Свэггером? Нет такого закона, что я должен разговаривать с тобой.

Старик сплюнул в пыль вязкую табачную слюну.

– Закона, может, и нет, – сказал Боб, – но есть кое-что другое. То, что старый козел вроде тебя понимает хорошо. Деньги. Ты уделишь мне час своего времени, я дам тебе двадцать долларов.

– Двадцать долларов! Ты меня за идиота держишь, мистер? Двадцать долларов? Сорок, Свэггер! За сорок долларов я отвечу на все твои вопросы, будь они прокляты.

Расс двинулся вперед, но Боб его остановил:

– Я сказал «двадцать долларов» – значит двадцать, и ни цента больше. С мерзавцами я не торгуюсь. Пошли, Расс.

Боб повернулся, потянув юношу за собой.

Расс бросил на него ошеломленный взгляд, как бы спрашивая: «Ты что, спятил?» – но Боб рванул его за плечо, заставив следовать за собой к лесу.

– Будь ты проклят, Свэггер. Тридцать долларов.

Боб обернулся:

– Я же сказал, со швалью я не торгуюсь. Бери, что дают, либо я ухожу, и не видать тебе двадцати долларов как своих ушей ни сегодня, ни завтра, ни через сто лет.

– Будь ты проклят, Свэггер.

– Прокляни меня еще раз, плешивый козел, и я тотчас же поднимусь на крыльцо, чтобы завершить работу отца – размозжу вторую половину твоего рыла.

– Покажи бабки.

Боб извлек из кармана бумажник и вытащил двадцатидолларовую купюру.

Джед, прищурившись, смотрел на деньги, будто принимал нелегкое решение.

– Давай сюда.

– Если хочется что-то пощупать, щупай свои яйца, дерьмо. А деньги получишь только после того, как я выясню все, что мне нужно. Не раньше. Как тебе известно, еще ни один Свэггер, ни в этих краях, ни в других, ни разу не нарушил своего слова.

– Все когда-нибудь бывает в первый раз, – злобно буркнул Джед. – Ладно, пошли. Только близко ко мне не подходи.

Боб с Рассом поднялись по шатким ступенькам в темное жилище. Представления Расса обычно не соответствовали истинному положению вещей, что неизменно повергало его в изумление, но на этот раз воображение не подвело юношу. Они оказались в большой унылой комнате. С поперечной балки свисали оленьи рога, старая плита была залита застывшим жиром столетней давности, в углу вместо кровати валялся соломенный тюфяк с ворохом грязных одеял. Одну стену Джед отвел под свой «зал славы», пришпилив кнопками пожелтевшую от времени передовицу из местной газеты под заголовком: «ЖИТЕЛЬ ОКРУГА УБИВАЕТ НЕГРА», ту, которая навеки связала его имя с именем Дэвидсона Фуллера. Смрад нестираной одежды, зловоние нищеты и одиночества.

– Э… пожалуйста, чашечку капучино без кофеина и горячий шоколад для моего мальчика, – промурлыкал Расс. – И шоколадное печенье.

Беличье личико Джеда исказилось от злости.

– Заткнись, Расс, – осадил юношу Боб. – Сейчас не время умничать.

Старик, не выпуская из рук оружия, сел за застеленный клеенкой стол; Боб устроился напротив. Для Расса за столом места не нашлось, а мараться о постель – юноша содрогнулся – он не согласился бы ни за какие деньги и поэтому привалился к стене.

– Расскажи про тот день, – повелительно произнес Боб.

Джед вытащил из кармана пачку «Ред мэна» и, сунув в рот волокнистую плитку табака, заработал языком, укладывая ее справа между щекой и десной. Щека оттопырилась, словно флюс. Старик обнажил в улыбке коричневые десны.

– Особо рассказывать и нечего. Мы с братом Ламом, да упокоится его душа, спали в вытрезвилке Блу-Ай. Нас разбудили ни свет ни заря, и полицейский Лем, жирная свинья, сказал, что для нас есть работа. Я был такой бухой, что ни черта не соображал. Очухался, только когда нас привезли на место. И знаешь что, Свэггер, у меня совсем не было настроения скакать по лесу в поисках какой-то вшивой черной девки.

– Что произошло? – спросил Боб. – Рассказывай все по порядку.

Джед обвел взглядом комнату, сплюнул в стоявшую на полу забитую мусором банку из-под кофе «Максвелл хаус» и пустился в бессвязное повествование о событиях того далекого дня: о жаре и пыли в лесу, хотя они были высоко в горах, о том, как они продирались сквозь колючие заросли, о москитах и прочей жужжащей кусачей нечисти, о вонючих собаках и, наконец, о том, как нашли девушку.

– Черт, – выругался старик. – Ну и раздуло же ее. Как шар налилась. И все дырки наружу. Смотри не хочу. Сейчас такую ерунду в любом журнале увидишь. А тогда нет, парень. В то время бабские штучки нигде не показывали. Хе-хе.

Он смачно фыркнул, но с рассеянным видом, – очевидно, вспоминал столь позабавившее его зрелище.

Расс заметил, как передернуло Боба, но тот сразу взял себя в руки.

– За что отец тебе вмазал?

– Потому что он был подлой тварью, – ответил Джед, пряча глаза.

– Мой отец был кем угодно, но только не громилой. За что он тебя ударил?

– Я не имел в виду ничего плохого. Просто сказал насчет того, что неплохо бы попользоваться девчонкой, вот и все. Падла. Разве за это руки распускают? Она же черномазая, и я был прав. Убил ее такой же черномазый. Это я тогда и сказал. Так оно все и вышло. А потом папаша этого черномазого возомнил о себе бог весть что, ходил задрав нос, как важный гусь. Вот я его и проучил. Вскрыл ему череп лопатой. Такого огромного удовольствия я в жизни не испытывал, и, клянусь Богом, за это и в тюряге, будь она проклята, не жалко посидеть. А ведь ниггеры пытались убить меня в тюрьме. Вот, смотри.

Джед стянул лямку комбинезона, а вместе с ней и нагрудник. Расс увидел длинный багровый шрам в форме полумесяца, напоминавший безмозглую улыбку клоуна. Шрам тянулся от соска вниз.

Глаза Джеда вспыхнули безумным блеском.

– Ниггеры постарались, – объявил он. – Двести тридцать стежков! Док зашивал меня, как джутовый мешок. Но им не удалось выжать из меня всю кровь. Нет, сэр. У меня крови больше, чем у свиньи, которую ведут на бойню в пятницу. Никто не смог сладить со мной: ни ниггеры, ни Мистер Эрл Свэггер Медаленосец, черт бы его побрал!

Закончив рассказывать, Джед откинулся на спинку стула и, как бы награждая себя за красноречие, сплюнул комок табачной мокроты, полетевший по параболе. Плевок плюхнулся в мусор, подняв грибовидное облачко. Расс содрогнулся от отвращения и отвел взгляд. Но старик, как выяснилось, еще не закончил. Он поднял голову и продолжил:

– И насчет ниггеров я тоже оказался прав. Я говорил: дай им поблажку – и оглянуться не успеешь, как они начнут всюду стрелять, насиловать, убивать. Разве не так? Ниггерам место в Африке. А привезли их сюда, и что вышло? Проклятые черномазые. Они погубили Америку.

Боб на протяжении всей тирады сидел неподвижно, настороженно, словно терпеливо ждал, когда наконец грянет гром.

– Расскажи об отце, – попросил он. – Какое у него было настроение? Что он делал? Как вел себя?

– Он слишком миндальничал с ниггерами. В этом была его проблема, – отвечал Джед. – У него прямо на лбу было написано, что он неравнодушен к ниггерам. Эта пропавшая малютка. Черт, можно было подумать, что это его собственная дочка. Он был опечален. Все утро такой ходил, черт побери. Вот тогда и вмазал мне. А в честной драке я бы ему показал.

– Это вряд ли, приятель, – презрительно бросил Боб. – Япошки тебе подтвердят. Они хорошо его знали. С кем он разговаривал? Что говорил?

– В основном со стариной Лемом. И собачником Попом Двайером. Поп ему нравился, а вот псы его – нет. Не знаю почему, но это так. Он старался держаться от них подальше. И все время придирался ко мне. Командир выискался. Как прицепился с самого начала, так и не отставал. Твоя мамашка ему не давала, что ли? Как будто он неделями не спускал. – (Боб лишь одарил старика свирепым взглядом.) – Так вот. Он прогнал нас по дороге, туда-обратно, а потом потащил в лес. Черт побери, это должны были делать ниггеры, а не мы. И как я уже говорил, он постоянно собачился на меня. А когда нашли проклятую девчонку, я слышал, что он приказал Лему поднять всех на ноги. Вызвать всякие следственные группы и прочее аж из Литл-Рока. Будто случилось невесть что важное. А всего делов-то, черт побери, черножопая девчонка.

Боб слушал спокойно, с замкнутым, отчужденным выражением.

– Как он узнал, что искать нужно именно там? Почему он направился туда? Помнишь?

Джед сосредоточенно наморщил лоб, собирая языком мокроту, словно это помогало рыться в глубинах памяти, и сплюнул, целясь в банку, но промахнулся. Расс отметил, что плевки старика ложатся все ближе и ближе к его ногам.

– Кажется, какая-то женщина заявила в полицию, что видела возле щита «Тексако» черномазого пацана и тот вел себя «необычно». Твой проклятый папаша любил совать нос не в свои дела. И когда услышал об исчезновении девки, сразу потащил нас туда.

Боб кивнул. Все сходилось: тем чернокожим юношей вполне мог быть Регги Фуллер.

Но это был не Регги Фуллер – в тот вечер он развозил по домам людей после тайного собрания. А если девочку убил чернокожий, значит, кто-то специально подставил Регги. Почему? Зачем? Какая от этого могла быть выгода?

– Он говорил что-нибудь о других расследованиях или делах? – спросил Расс. – Что еще его беспокоило?

– Усталость, – ответил Джед. – Только усталость. У него всегда был усталый вид.

– Почему? – обратился Расс к Бобу.

– Ненормированный рабочий день, – объяснил Боб, погруженный в воспоминания. – Иногда он работал по пятнадцать-шестнадцать часов два-три дня кряду. Работал по утрам и после обеда. На пару часов заезжал домой, чтобы поужинать или вздремнуть, а потом опять возвращался на дорогу – слушал по радио переговоры полиции, останавливал лихачей, следил, чтобы никто не хулиганил, все отправлялись по вызовам и тому подобное. Работал как проклятый.

Боб замолчал. На несколько мгновений воцарилась тишина, пронизанная тоской и грустью.

– Это все, Свэггер? – поинтересовался Джед.

Боб лишь взглянул на него.

– Это все, что ты хотел знать? Ха-ха! За двадцать-то долларов? Вопросы исчерпаны, а я еще даже не наговорился.

Джед победоносно расхохотался.

– Проторчали у меня до ночи! Ха! А что узнали? Ничего! Ха! Где мои деньги, Свэггер?

Боб бросил на стол двадцатидолларовую купюру:

– Пируй, Поузи.

Они вышли в кромешную темноту. Измученный Расс с облегчением втягивал полной грудью лесной воздух.

– Не много же мы узнали, – произнес он, спускаясь с крыльца.

– Я же предупреждал, – отозвался Боб. – А ты вбил себе в голову, что между убийством несчастной Ширелл и гибелью моего отца существует связь. Оставайся, конечно, при своем мнении, но я не вижу в этом логики – прежде всего потому, что эти происшествия нельзя как следует распределить по времени.

– Ну… – протянул Расс и, помедлив с секунду, продолжал: – Попробуем рассуждать так. Во-первых, совпадение. Разве есть логика в том, что в глуши Западного Арканзаса с промежутком в несколько дней осуществляются два тщательно подготовленных заговора? В жизни так не бывает. Почему бы не предположить, что они на самом деле связаны и, по сути, являются компонентами одного заговора? По-моему, это вполне разумно. – (Боб промолчал.) – Теперь вот что. Цели у заговоров разные, но механизм один и тот же. В обоих случаях есть два уровня. Первый, под который, кажется, не подкопаться, – это абсолютно простое преступление: все мотивы и ключи к разгадке налицо. Джимми и Буб Паи грабят магазин, а десять часов спустя встречаются с сержантом Свэггером, который их убивает и погибает сам. Дело легкое – быстренько разобрались и закрыли. В двенадцати милях от Блу-Ай насилуют и убивают Ширелл Паркер. В ее ладони находят карман от рубашки с инициалами убийцы. При обыске в его доме обнаруживают саму рубашку с пятнами крови жертвы. Опять заводят дело и закрывают. Но в обоих случаях на уровне так называемых деталей возникают неувязки. И если ты немного отклонишься в сторону от принципа «завели дело и закрыли», то поймешь, что в каждом случае работал гениальный организатор. Использование прибора ночного видения, чтобы убить твоего отца, перенос трупа девочки с места преступления… Неужели это не ясно?

– Ты не учел один факт, дубина, – заговорил Боб. – Ширелл убил чернокожий. Мама Ширелл сказала Сэму, что ее дочь никогда не села бы в машину к белому, потому что ее так воспитали. Отсюда вопрос: если убийца – чернокожий, кто в Арканзасе, в пятьдесят пятом году, мог выделить средства на то, чтобы сфабриковать обвинение против одного чернокожего ради другого? Смысла нет никакого. Если бы ради белого, еще куда ни шло. Но нет: это был чернокожий.

– Проклятье! – выругался Расс.

– Я убежден, отец расследовал какое-то преступление, и это его сгубило. Ему стало известно что-то очень нехорошее, то, что хотели скрыть влиятельные люди. А это были влиятельные люди. Иначе откуда у них такие средства? ЦРУ, армейский снайпер, современная техника.

– Я сын сержанта полиции! – вскричал раздосадованный Расс. – Моему отцу не поручали вести расследования секретных дел!

– Заткнись. Мы только что миновали нашу отметку.

– Что?

– Я считаю.

– Что?

– Шаги. Как только отойдем на двести сорок шагов от того большого валуна, сворачиваем с этой чертовой тропы налево и зигзагами идем назад. Двигаемся этапами, по двести сорок моих длинных шагов каждый, – сначала четко налево, потом четко направо, и так добираемся до машины.

Но Расс уже не слушал его. Они как раз дошли до лощины, где между двумя холмами, слева от них, тек ручей. Над ними нависали деревья. Расс не различал их очертаний в темноте, но знал, что они есть, – по ощущениям. В кронах шелестел ветер, наполняя ночь пугающим шепотом. Расс задыхался в непроницаемой мгле, будто на него накинули толстое одеяло. В дальнем уголке сознания давала о себе знать паранойя. Ему казалось, что он остался один на один со своим непомерным воображением, плутает в полном одиночестве по лабиринту, упрятанному под какую-то древнюю мантию. Ничего не видно… Сейчас он умрет!..

И вдруг совсем рядом он услышал нечто ужасающее. Это был сухой треск ядовитой змеи, который всколыхнул в нем таившийся где-то глубоко парализующий первобытный страх.

Глава 39

Для Реда эти дни оказались трудными. Он проделал огромную работу и теперь был вынужден сидеть сложа руки, доверив другим осуществлять свой план. Но в данном случае он не мог «слишком давить грузом своего авторитета» (как выражалась его дочь Эми), лично контролируя каждую стадию операции. Приходилось полагаться на исполнителей. Правильно ли оценит Боб подкинутую ему информацию? Появится ли там, где его поджидают? А этот чертов Дуэйн Пек? Справится ли он со своей задачей или провалит дело из-за своей недюжинной тупости? Сможет ли Джек Прис выстрелить без промаха? Сумеет ли старик, гнилой, омерзительный Джед Поузи, продержать Боба у себя до темноты?

Как это ни смешно, но в Поузи Ред сомневался меньше, чем в остальных. Этот тип был ему знаком: закаленная невзгодами тюремная крыса, он настолько привык жить на волоске от смерти, что превратился в некое ницшеанское существо с обостренными инстинктами и одной-единственной целью – любой ценой продлить свое существование.

Ирония заключалась и в том, что вся эта опасная заварушка даже теперь, когда прошло столько времени, по-прежнему доставляла ему огромное удовольствие. Он… забавлялся. Проанализировал характер Боба, составил хитроумнейший план, продуманный до мельчайших подробностей. Настоящий шедевр.

– Далековато, Ред.

Комментарий принадлежал Джеффу Сьюарду, первому вице-президенту «Форт-Смит федерал». Другими партнерами по игре были Нил Джеймс из адвокатской конторы «Бристоу, Фрид, Бартоломью и Джефферс» и Роджер Дикон из рекламного агентства «Маккоун-Каррутерз». Этот еженедельный турнир по гольфу между двумя парами форт-смитского клуба «Рич бойз» проводился в клубе «Хардскрэбл-кантри», расположенном чуть в стороне от Клифф-драйв.

Ред понял, что попал в переплет, и видел, что Джеффа это радует.

Мяч Реда лежал в целых пятидесяти трех футах от флажка с номером; от лунки его отделял участок пересеченной местности с высокой травой, буграми и проплешинами. Играли на поле с восемнадцатью лунками. Ред бил скупо и к тому моменту сделал семьдесят один удар, а чертов Джефф, который никогда у него не выигрывал, сделал семьдесят два, но последний его удар был невероятно удачным: мяч остановился всего в нескольких футах от флажка. Он загонит его в лунку с одной попытки и наберет семьдесят три очка, а Реду придется бить дважды, и в результате те же семьдесят три. Проклятье! А если мяч закатится в лунку лишь с третьей попытки – что вполне вероятно, – значит он проиграл. Представив самодовольную ухмылку Джеффа, Ред закипел от ярости. Но это чувство несло облегчение, отвлекая от более мучительных тревог.

Джефф, старый приятель и соперник Реда – в начале шестидесятых оба играли в одной футбольной команде, «Рейзорбэк», – старался не уступать ему по части жен, каждые пятнадцать лет меняя «состарившуюся» модель на более юную, хотя таких блестящих красавиц, как у Реда, у него никогда не было и не будет. Они не раз сотрудничали, и каждый заработал на дружбе и общих связях минимум по четыре-пять миллионов. Но… гольф – особая статья. Ред не желал проигрывать.

Он приблизился к мячу и присел на корточки, изучая площадку. Вокруг простиралось зеленое поле, головокружительно красивое поле для гольфа, – другого такого нет во всем Западном Арканзасе, да и вообще нигде, за исключением одной площадки в Литл-Роке.

Ред разглядывал поле, оценивая возможности. Все выглядели малоутешительно. Он посмотрел на часы. Поздно. Неожиданно он почувствовал, что вся его воля иссякла. Бойцовский дух улетучился. Пропало желание бить по мячу. Хотелось лечь.

«Старею», – подумал Ред.

Он мысленно послал мяч слева направо кроссом. Такой удар требовал не только мастерства, но и мужества. По пути к лунке мяч ожидала настоящая одиссея: он мог раз пять застрять, отлететь в такое место, откуда его бесполезно доставать. Бить нужно сильно, уверенно. Нельзя ни дергаться, ни моргать, ни охать. Идешь на мяч по-мужски, решительно: была не была. И победу или поражение тоже встречаешь как настоящий мужчина.

– Нелегко тебе придется, Ред, – заметил Джефф.

– Хочешь пари, Джефф?

– Хм, – задумался тот. – Скажем… э… на кусок?

– На кусок так на кусок, – согласился Ред, скаля зубы в волчьей усмешке, и стал готовиться к удару. – Я когда-нибудь говорил вам, мальчики, что однажды обыграл Клинтона на три штуки? Больше он со мной не играет! – Проклятье! Зажужжал пейджер. – Прошу прощения, господа.

Ред отошел в сторону и, взяв у подносчика мячей свой мобильник-раскладушку, нажал кнопку автоответчика.

– Перезвоните мне. Быстро, – услышал он задыхающийся голос Дуэйна Пека.

Ред набрал номер.

– Мистер Бама?

– Да.

– Сработало. Я только что отвез Приса на место. Они у старика. Я на базовой позиции, жду, когда Прис разнесет их в пыль. Клянусь Богом, все получается! Они здесь!

Ред ликовал! Он в шаге от победы. Скоро все кончится. Будет уничтожена еще одна угроза его империи с ее маленькими тайнами. Жизнь, прекрасная только потому, что она – жизнь, будет продолжаться, продолжаться, продолжаться. Он даст детям хорошее образование и, возможно, через несколько лет, когда красота его лауреатки чуть поблекнет, купит ей особняк в пригороде и отправит «на пенсию», а себя вознаградит самой желанной красавицей – новой мисс Арканзас, молодой, страстной. Это будет нечто!

– Дуэйн, звони мне сразу, как только все будет кончено. Ясно?

– Да, сэр.

Ред передал телефон мальчику и вернулся на площадку.

– Хорошие новости, Ред?

– Замечательные.

– Мистеру Баме перепал еще один миллион, – провозгласил Нил Джеймс, – а значит, мне отойдет двадцать тысяч.

– Мальчики, – объявил Ред, – когда большой пес счастлив, радуются все.

Он приготовился к удару, чувствуя себя уверенным как никогда.

– Джефф, не желаешь поднять ставку до пяти кусков?

– Черт, Ред, – отозвался тот, – я надеюсь, ты и один-то не станешь с меня требовать!

Все, кроме Реда, рассмеялись. Он нагнулся, принимая удобную стойку и напряженно сосредоточиваясь до тех пор, пока не появилось ощущение, что он сейчас взорвется. Затем резким движением послал мяч к лунке, вложив в удар все свое мужество, волю к победе и накопленное за многие годы мастерство.

Мяч, словно греки Ксенофонта, блуждающие по Персии, пустился в странствия по полю: вилял из стороны в сторону, вполз на бугор, скатился в густую траву, раза два чуть не застрял, но преодолел очередное препятствие. Наконец, подпрыгивая и набирая скорость, он скатился с последнего на пути к лунке бугра, ударился о металлическую чашечку, завертелся на месте и… остановился.

– Проклятье! – выругался Ред.

– Пять кусков! – закричал Джефф.

– Еще может упасть, – заметил Нил.

Ред смотрел на мяч, нависший над лункой. Его удерживала крошка суглинка, вознамерившаяся лишить Реда еще одного триумфа.

– Если низко пролетит самолет, мяч, может, и упадет, – сказал Роджер Дикон. – Почему бы тебе не призвать по телефону на помощь военно-воздушные силы, Ред?

– Проклятье! – повторил тот.

– Или еще одну машину взорви, – предложил Джефф. – Глядишь, поможет.

Но у Нила была идея получше.

– Прикажи ему упасть, – посоветовал он. – Мячик знает, кто ты такой.

– А вот это верно, черт побери, – согласился Ред. – Меня знают все.

Он прищурился, набычился, принимая грозный вид, и скомандовал:

– Мяч! Падай!

Пусть только ослушается!

Ред сидел со своими приятелями из клуба «Рич бойз» в «Девятнадцатой лунке», заказав очень дорогой бурбон «Джордж Дикел» из Теннесси, двенадцатилетней выдержки. Ред был взбудоражен, вел себя как завзятый кутила. Джеффу сказал, что простит ему проигранные в споре деньги, если тот заплатит за застолье. Джефф выразил согласие, и Ред насел на «Дикел», пропивая тысячу долларов своего приятеля. Он отнюдь не праздновал победу: еще не время. Просто пытался отвлечься от драмы, разыгрывавшейся в глухом лесу, в семидесяти милях к югу от этого бара.

Если позволить себе думать об этом, он не выдержит, умрет. Сердце зациклится от перевозбуждения, и он рухнет замертво, придется срезать с него тапочки для гольфа. Закончит жизнь по-шутовски: завзятый гольфист скончался в ярко-красной (его любимый цвет) тенниске и лимонных брюках.

– Ред, ты в порядке?

– В полном. Скажи, чтоб девочка принесла еще по бокальчику.

– Уж больно охотно ты швыряешься моими деньгами, Ред, – укорил его Джефф, хотя и беззлобно. – Однако, черт побери, надо отдать тебе должное: всегда сумеешь выкрутиться. Я уж взял тебя на крючок и думал, хана тебе. Ан нет, выскользнул!

Но это было сказано с уважением.

– Многие думали, что я у них на крючке, а оказалось, на крючке они, а не я, – отозвался Ред.

Официантка поставила перед ним бокал бурбона. Ред сделал глоток. Ух! Хорошо обожгло, крепко, ядрено. Именно так, как он любит.

– Эй, Ред, хотел тебя спросить.

– Валяй.

– Слышал, что говорят про Холли Этериджа?

– Абсолютно все.

– Нет, я имею в виду главную новость.

– Это какую же?

– Да весь город об этом тарахтит. Неужто не знаешь? Он же твой друг.

– Он мне не друг. Учился в Гарварде, в родные края вообще старается носу не совать. Черт, он даже подготовительную школу кончал в Вашингтоне. Кажется, в Соборной школе учился. Плевать ему на наш Арканзас. Уж я-то знаю.

– Говорят, он снюхался сам знаешь с кем. С лидером гонки. Снял свою кандидатуру и теперь трудится за кулисами… метит в кресло вице-президента.

– Мы уже восемнадцать лет обеспечиваем ему поддержку в местных средствах массовой информации, – вставил Роджер Дикон, – и если бы Холли Этеридж попал в список кандидатов на пост вице-президента, уверяю, нам это уже было бы известно. Лучшее эфирное время нужно резервировать заранее. Потом будет поздно.

– Ты заблуждаешься, Родж, – возразил Ред. – Это не сенаторские выборы. Время покупает национальная партия, а не он лично от своего имени. Ты проверь. Держу пари, партии уже перечислили деньги за нужное им время – через одну из своих крупных контор в Литл-Роке.

– Значит, великое событие свершится, а, Ред?

– Понятия не имею. Старине Холли пока не до этого. Пытается переспать со всеми бабами, проживающими между Мэном и Южной Каролиной. Думаю, он только что прошерстил Иллинойс и теперь взялся за Миссури.

– Нет, вряд ли он отказался от своих амбиций, – не согласился Джефф. – Папочка дал ему наказ, а Холли всегда исполнял волю своего родителя. Уж в этом ему нужно отдать должное. Пожалуй, надо позвонить ему. Он наверняка будет искать толкового руководителя аппарата. Глядишь, в Вашингтон перееду.

– Черта с два. Его команда уже укомплектована, – остудил Ред пыл приятеля. – Я несколько недель назад стрелял по тарелочкам с судьей Майерзом, а он знает всю эту кухню изнутри. Так вот, он ни словом не заикнулся.

– Холли еще может нас удивить, – сказал Нил.

– Однако мы немало поимели с той проклятой дороги, которую ему вздумалось построить в честь своего отца, – произнес Ред.

– Слышали, слышали, – расхохотались его партнеры: им тоже, хотя и не напрямую, удалось отщипнуть от девяноста миллионов долларов, которые федеральное правительство отстегнуло Арканзасу на строительство автострады Гарри-Этеридж-мемориал-паркуэй.

В одиннадцать часов Ред положил конец зубоскальству. По мере того как алкоголь выветривался, настроение у него портилось. Телефон все не звонил.

Что бы это значило? В чем дело? Ведь он составил идеальный план.

Отмахнувшись от страхов, Ред направился к своей машине. Впервые за много лет два его послушных, тактичных телохранителя вызвали у него раздражение, хотя повода они, неизменно сдержанные и исполнительные, разумеется, не давали. И все же в этот день он злился на них.

– Сейчас не домой – в бар, – заявил он.

– Хорошо, сэр, – прозвучал бесстрастный ответ.

Ред сел в свой просторный автомобиль и выехал на Клифф-драйв, но свернул не налево, к своему большому белому особняку с видом на аэропорт, а направо, в город. По пути он позвонил жене.

– Алло?

– Бет, лапочка. У меня тут возникло одно дело. Вечером нужно немного поработать.

– Дорогой, у тебя все нормально?

– Абсолютно. А скоро будет еще лучше.

– Ты уверен?

Проклятье. Даже она раздражает его сегодня.

– Да! Все хорошо. Займись-ка ты знаешь чем? Организуй отдых. Роскошный. Для всей семьи, для обеих семей. На Гавайях. Арендуем весь остров. И маму твою возьмем. Договорились?

– Конечно, Ред.

– И брат твой тоже пусть едет с нами. Он мне как сын родной.

Положив трубку, Ред пересек Роджерс-авеню, на следующем перекрестке свернул направо и по бульвару Мидленд, который с каждым днем принимал все более убогий вид, покатил к бару «Фламинго Нэнси». Его парковочное место было, как всегда, свободно. Ред поставил машину и вылез. Два телохранителя, неожиданно материализовавшись из ниоткуда, заняли свои места подле него.

Ред распахнул дверь бара. Шестеро надравшихся завсегдатаев и четверо отчаянных бильярдистов, завидев его, пооткрывали рты от изумления. Ред стремительно прошагал через зал, бросив на ходу ночному бармену только одно слово:

– Кофе.

В своем логове он немного расслабился. Как-никак это его собственный мирок, без тайн и секретов, где он может чувствовать себя полным хозяином. Ред сел за отцовский стол, устроился поудобнее и положил телефон-раскладушку на зеленую книгу записей. «Телефон! Звони!» – скомандовал он. Но телефон, в отличие от мяча, не подчинялся.

Что за борьба, что за схватка там идет? Что сулит это молчание: победу или крах?

Чтобы не мучить себя безответными вопросами, Ред стал продумывать план действий на случай полного поражения.

Допустим, Свэггер выжил. Свэггер убил их обоих. Нет, хуже: Свэггер берет в плен беднягу Дуэйна и тот выдает Баму. Каков будет следующий шаг Свэггера?

«Он придет за мной», – сообразил Ред.

Высунувшись за дверь, он обратился к своим телохранителям:

– Не исключено, что на днях по мою душу явится один очень крутой парень. Я не утверждаю наверняка, но такое возможно. Соответственно, вы все должны быть в полной боевой готовности. Ясно?

– Да, сэр, – отозвался один из телохранителей.

– Объявляю боеготовность номер один. Привлечь группы поддержки, обеспечить наблюдение с воздуха, взять на вооружение все средства перехвата движущихся объектов. Без борьбы я не сдамся.

– Мы достанем его, сэр.

Может быть, размышлял Ред, это и к лучшему: встретиться с ним лицом к лицу, он и Свэггер, один на один, и разом покончить со всем.