Текст книги "Черный свет"

– Да.

– Мне кажется, я его раньше вообще не видел. Наверно, секретарша просто подшила его к делу.

– Как документ оно не представляло важности.

– Мэм, если бы я видел письмо, то, вероятнее всего, тоже убрал бы его в папку. В нем не было никаких доказательств.

– Я слышала правду лишь от одного белого, – сказала миссис Паркер. – От Эрла Свэггера. Это был честный, справедливый человек. День его гибели стал самым печальным днем в истории округа. Мистер Эрл обещал выяснить, что случилось с моей девочкой. И я уверена, что, если бы его не убили, он докопался бы до истины. Прямо и честно изложил бы все как есть, ничего не скрывая, никого не выгораживая.

Сэм старался не терять выдержки.

– Мэм, мы выяснили, что случилось с Ширелл. Ее убил Регги Фуллер. И он понес наказание. Преступник получил по заслугам. В наши дни не всегда удается наказать преступника. Но тогда нам это удалось.

– Нет, сэр, – возразила старая женщина. – Я знаю, тот мальчик не убивал. Я написала вам об этом.

Сэм взглянул на письмо. Прошло столько лет, а миссис Паркер цитировала себя почти слово в слово. «Мистер Сэм, я знаю, тот мальчик не мог убить мою Ширелл», – писала она в 1957 году, за неделю до казни.

– Миссис Паркер, все вещественные доказательства были подтверждены экспертизой. Клянусь. Может, я и не самый беззаветный борец за гражданские права, но фальсификацией улик никогда не занимался.

– Мне нет дела до ваших улик. Регги приходил ко мне, когда исчезла Ширелл. Он был в моем доме. Говорил со мной о ней. Смотрел мне в глаза. Господь не позволил бы ему говорить, что он переживает за Ширелл, если бы он убил ее за день до этого.

– Миссис Паркер, я всю жизнь вожусь с убийцами. Вдоволь насмотрелся на них, и на белых, и на черных. Это совсем другие люди. Они смотрят вам в глаза, уверяют, что любят вас, но стоит отвернуться, как они тут же всадят вам в голову гвоздодер, снимут с вас часы, выпьют вашу кровь и в следующую секунду забудут о вас. Они не нормальные, не такие, как вы или я. Им ничего не стоит солгать.

– Может, вы и правы, сэр, но Регги был не таким. Неужели вы не понимаете?

– Мэм, факты есть факты.

– Мистер Эрл тогда говорил, что к нам должны прийти следователи. Но следователей не было. Как это называется, когда распутывают преступление? То, чем занимается Коломбо?

– Коломбо – вымышленный персонаж. Расследование. Это называется расследованием.

– Так вот, вы не проводили расследования. Нашли рубашку и следы крови, казнили на электрическом стуле чернокожего мальчика.

– Он был виновен. Кто стал бы подставлять такого мальчишку?

– Тот, кто убил мою маленькую Ширелл и до сих пор ходит и смеется над нами.

– Мэм, вдумайтесь в то, что говорите. Этому человеку пришлось бы сначала найти Регги, влезть к нему в дом, взять его рубашку, поехать с ней на место преступления, измазать в крови вашей дочери, сорвать карман, вложить его в руку мертвой девочки, вернуться к дому Регги, вновь тайком проникнуть туда и спрятать рубашку под матрас. Кто стал бы творить такое? Если бы ничего этого не сделали, мы нашли бы только тело. Никаких доказательств, никаких улик, указывающих на преступника. Не будь этого проклятого кармана и окровавленной рубашки, не было бы доказательств, не было бы улик, ничего. Только труп девочки.

Миссис Паркер выслушала Сэма, глядя ему прямо в глаза.

– Все это мне известно. Но… у того человека было время. Много времени, не одна ночь. У него было целых четыре дня. Мистер Эрл нашел мою дочь только через четыре дня после убийства. Тот человек вполне мог все это проделать.

Вот оно, чертово телевидение! Каждый мнит себя Коломбо или Мэтлоком, и, когда убивают близких, люди непременно ищут какой-то особый смысл. Сэм посмотрел в напряженные глаза миссис Паркер: ведь она же несколько десятков лет думает только об этом, построила собственную версию. Никто не хочет видеть простую, неприглядную правду: цветной мальчишка утратил над собой контроль и, ударив камнем несчастную девушку, убил ее.

– Миссис Паркер, ничего этого не было. Просто так быть не могло.

– Мистер Сэм, я вижу по вашим глазам, что вы думаете. Цветная старуха тронулась умом и во всем винит белого человека. Считает, что во всем виноват белый. Все дело в цвете кожи. Она рассуждает так же, как и все цветные. Вы ведь об этом подумали, верно?

Она сверлила его взглядом.

– Сестра, я…

– Вы ведь так думаете, да? Отвечайте!

Сэм вздохнул:

– В общем-то, вы правы. Есть вещи, которые я не в силах преодолеть. Подозрительность к вашему народу мне трудно искоренить в себе. Я так воспитан.

– Тогда я удивлю вас. Я не думаю, что это сделал белый. Я думаю, что убийца – чернокожий.

Сэм растерялся. Он ожидал чего угодно, только не этого. Старая женщина совсем сбила его с толку.

– Что вы имеете в виду, сестра?

– В те дни я только и твердила своей дочери: «Никогда не садись в машину с белым парнем. Белому от тебя нужно лишь одно. Возможно, он покажется дружелюбным, симпатичным, обходительным, но ему нужно только одно. Если ты уступишь, он тебя возненавидит, как и черные парни, когда узнают об этом. Они тоже станут приставать к тебе и сильно разозлятся, если ты откажешь». Я знаю, что она не садилась в машину к белому. Над ней надругался кто-то из цветных.

Сэм обескураженно моргал. А старуха-то умна. Конечно, она рассуждает не так, как белые, и не очень красиво говорит, но мудра – смотрит в корень. Многие полицейские ей в подметки не годятся.

– Мистер Сэм, вы самый умный человек в округе. Умнее, чем старик Рэй Бама или Гарри Этеридж и его сын. Вы даже умнее мистера Эрла. Вам удалось защитить его сына Боба Ли, когда правительство Соединенных Штатов утверждало, что он убийца. Вы отправили за решетку Джеда Поузи. Теперь вы уже старик, я тоже стара. Нам с вами недолго осталось ходить по этой земле. Прошу вас, изучите это дело еще раз. Внимательно изучите, и тогда вы сможете умереть со спокойной душой, зная, что на склоне лет вы делали свое дело так же усердно, как и на протяжении всей жизни.

– Ну…

Сэм задумался. В его душе не было места сомнениям. Он безоговорочно верил в себя, в правоту своего дела. Он ненавидел повторные рассмотрения, суждения задним числом, ненавидел сам дух издевательской двусмысленности, которым пропиталась Америка девяностых годов. Он ненавидел все это. А чертова негритянка хочет, чтобы он изменил своим принципам.

С другой стороны… у преступника действительно было достаточно времени. В этом она права. Технически все осуществимо. Правда, трудно представить, что это кому-то было нужно. Но технически такое возможно. Насчет того, что преступление совершил черный, – интересная мысль.

Да, загадка, задачка для ума. Сэм был заинтригован.

– Голова у меня не та, что раньше. Разум часто туманится. Гнев затмевает сознание. Все время кажется, что кто-то прячет мои вещи. Хорошо, если выдастся такой же ясный день, как сегодня. Тогда я обязательно просмотрю документы по делу еще раз. Обязательно просмотрю. Но не ждите ничего сверхъестественного. Я не могу ничего обещать, миссис Паркер.

– Да благословит вас Господь, сэр.

– Не называйте меня «сэр». Зовите просто Сэмом. Ко мне все так обращаются.

Глава 23

Ему снился футбольный матч. Его отец Бад и Ламар Пай вместе пришли смотреть игру. Шел 1981 год. Рассу тогда было десять лет, и он еще не научился хорошо играть. Первый год как начал заниматься.

– Не пацан, а сплошные сопли, – заметил Ламар.

– Да, спортсмен из него ни к черту, – согласился Бад. – Ты бы посмотрел на его младшего брата. Сосунок, а настоящий мужик. Ни за что не уступит.

– Вот это мне нравится. Люблю и мужиков таких, и ребят. Настырных. А старина Расс? – презрительно бросил Ламар. – Он еще даже играть не начал.

Мужчины – они сидели на трибуне – расхохотались. Несчастному малышу Рассу казалось, что все только и ждут, когда он напортачит.

Ждать долго не пришлось. Он был слишком мал, чтобы играть в нападении, а в защитники не годился – не хватало реакции. Поэтому ему поручили роль полузащитника – сложную, требовавшую навыков и мастерства, которыми он не обладал. Тренеры постоянно кричали на него: то стоит не там, то медленно соображает. У него ничего не получалось. Если он бросался в атаку, туда, где он только что находился, непременно передавали пас, а когда стоял в ожидании паса, кто-нибудь обязательно прорывался через линию в брешь, которую он должен был прикрывать. Ужасный сезон. Рассу хотелось расплеваться с футболом раз и навсегда. В отличие от своего младшего брата, прирожденного футболиста, чувствовавшего игру как себя самого, он превращался на поле в полнейшее ничтожество.

– Ну давай, Расс, останови их! – орал отец.

– Давай, Расс, не дрейфь! – вторил ему старина Ламар, обаятельный громила с хвостиком на затылке и хищными белыми зубами. Он точил огромный серп, со скрежетом водя камнем по изогнутому лезвию.

Расс слышал и видел только отца и Ламара, из-за этого пропустил стартовый сигнал, а когда наконец включился в игру – из оцепенения его вывели вопли тренеров, – только и успел заметить, как чернокожий детина из команды соперников метнулся влево, прорвался с фланга и уже находился за линией схватки, и остановить его, кроме бедняги Расса, было некому.

Расс на удивление быстро кинулся наперерез противнику, но стушевался, разглядев: парень был просто огромным, полным энергии и решимости, а ноги его двигались быстро, как поршни. Все кричали Рассу: «Пригнись!» – но он почему-то не пригнулся. Они столкнулись. Рассу показалось, что из глаз посыпались искры, а в голове засвистел ветер. И вдруг наступила пустота.

Расс очнулся на земле. Маска была залеплена грязью, плечо страшно болело. Он повернул голову и, страдальчески хмурясь, смотрел, как чернокожий, ободряемый болельщиками, несется к воротам и пересекает лицевую линию, сорвав овации.

Расс попытался подняться, но увидел рядом с собой грозные силуэты отца и Ламара.

– Расс, пригнись, – презрительно процедил отец.

Ламар взмахнул серпом. Кривое лезвие сияло в лучах солнца. Световой эффект, как в кино. Глазами Ламара на него смотрели Джейсон из фильма «Пятница, 13-е», Фредди Крюггер, парень из «Хеллоуина». Ламар разразился хохотом.

– Мне очень жаль, старина, – говорит он. – Зря не послушался папу. Теперь голова с плеч!

Жжжииикк! Серп с размаху обрушился на него.

Расс проснулся в грязном гостиничном номере в Оклахома-Сити. Голова словно набита осколками стекла и грохотом. Кто-то рубит… Да нет, это же дверь! В дверь колотят.

– Расс, вставай! Опять проспал, черт бы тебя побрал. Пора ехать, – слышится из-за двери.

Ox! Это его второй отец. Боб Ли Свэггер. Еще один настоящий мужчина, которому предстоит разочароваться в нем.

Расс встал с кровати.

– По-моему, это противозаконно.

– Нет, если ты его не скрываешь.

– Но ты-то скрываешь.

– Ну-ну. Разве ты не видел, как он только что вывалился оттуда?

Боб указал за сиденье грузовика, куда он минуту назад сунул футляр с карабином «Мини-14», а также бумажный пакет с тремя магазинами на двадцать патронов и одним – на сорок, напоминавший сплющенный жестяной банан.

– Какое здесь дело до меня полицейским? Это же Оклахома.

– Это противозаконно, – настаивал Расс. – Если мой отец поймает тебя с такими штуковинами, тюрьмы не миновать.

– У меня с твоим отцом никаких дел нет, так что лучше уговори его не связываться со мной, – сказал Боб, пряча за сиденье кобуру от «Коммандера» сорок пятого калибра и запасные магазины к нему.

– Даже не знаю, – промолвил Расс. – Попахивает жареным.

– Скоро завоняет. Давай за руль.

Они направлялись на встречу с генералом Джеком Присом, руководителем лаборатории «Джей-эф-пи текнолоджи».

– Напомни, куда ехать, – попросил Расс, выруливая с автостоянки у гостиницы «Холидей инн».

Боб назвал адрес.

– Кажется, это возле аэропорта.

– Что ж, вези, парень.

Некоторое время они ехали молча, потом Расс заявил:

– Пожалуй, тебе следует поделиться со мной опытом.

– С чего это вдруг?

– Мы ведь с тобой якобы работаем над книгой о снайперской стрельбе, а если выяснится, что я ни черта в этом не смыслю, генерал вышвырнет нас коленкой под зад.

– Что же ты хочешь знать? Какие чувства испытывает снайпер? Меня постоянно спрашивали: «Какие чувства испытывает снайпер?»

– Так какие же чувства испытывает снайпер?

– Дерзкий мальчишка!

– Ладно. Тогда скажи, почему ты его ненавидишь?

– Кого? Приса?

– Ага.

– С чего ты взял? Он нормальный мужик.

– Ты его ненавидишь. Я точно знаю. Хоть ты весь такой знаменитый, такой невозмутимый, я чувствую, ты его ненавидишь.

– Он замечательный офицер. Разработал потрясающую программу. Его люди уничтожили сотни, может быть, тысячи врагов, спасли жизни сотням, а может, тысячам панамериканских солдат. Он замечательный человек. Патриот, можно сказать, один из отцов нации. Почему я должен его ненавидеть?

– Но ты его ненавидишь.

– Ну… это такое дело. Ты не поймешь. Я могу это объяснить только снайперу, такому же, как я сам. А ты помни то, что я сказал прежде. Это важнее. Он – замечательный человек и блестящий офицер.

– Ты должен мне объяснить. Иначе у меня ничего не получится. Я испорчу всю встречу.

Боб медлил. Сумеет ли он облечь в слова то, что лежит у него на сердце? Хватит ли у него красноречия? Проклятый пацан. Откуда в нем столько проницательности? Всегда у него готов какой-нибудь каверзный вопрос.

– Если ты когда-нибудь напишешь свою книгу, там этого быть не должно. Ни в коем случае. Ясно?

– Да, сэр.

– Я не желаю, чтобы потом говорили, будто Боб Ли Свэггер очернил американского солдата, верного сына своей страны, который честно исполнял свой долг и рисковал жизнью ради отчизны. Такого я не потерплю. Это последнее дело. Именно это губит нашу страну.

– Клянусь.

– Тогда слушай, но чтобы после об этом ни слова.

– Хорошо, сэр.

– Расскажу тебе, как убивают людей.

Расс молча пережидал затянувшуюся паузу.

– На войне, – продолжал Боб, – смерть настигает человека тремя способами. Обычно она приходит издалека, посланная людьми, которые сами никогда не видят трупов. Именно так мы чаще всего убивали во Вьетнаме. «Би-пятьдесят два» поливали чертовы джунгли бомбами, выжигая все вокруг на мили. И еще артиллерия. На земле смерть несет артиллерия. Царица войны. Нравится тебе или нет, но это так.

– Понятно, – отозвался Расс.

– Второй способ – убийство в жаркой схватке. В бою. Ты видишь движущиеся фигуры и стреляешь. Некоторые перестают двигаться. Ты можешь никогда не увидеть их вблизи, не узнать, попал ты или промахнулся. Или наоборот, противник падает прямо на твоих глазах, изрешеченный трассирующими пулями. Главное – идет сражение. Все сводится к одному: или ты, или он. Пусть тебе не нравится убивать, но ты убиваешь, иначе сам поедешь домой в мешке.

– Ну да.

– Третий и последний способ – хладнокровное убийство. Это делали мы, снайперы. Наводишь оптический прицел на человека за полмили от тебя, давишь на спуск и смотришь, как он замирает на месте. Работа не очень приятная, не очень красивая, но, я бы сказал, необходимая. Во всяком случае, я верил, что это необходимо. Я знаю, люди в присутствии снайпера чувствуют себя неуютно. Он – смерть. За спиной его называют убийцей и еще бог знает кем. Его считают больным, сумасшедшим, думают, что убийство доставляет ему удовольствие.

– И ты это делал.

– Делал. И все же можно провести различия. Даже нужно. Я не стрелял в детей и женщин, не стрелял в тех, кто не пытался убить меня. Если кого-то гложет совесть, это его проблемы. А я – охотник. Я вел честную игру, честное преследование. Идешь в джунгли или на рисовые поля, выслеживаешь неприятеля, стараясь занять такую позицию, где он тебя не достанет, и убиваешь его. Ты стреляешь, в тебя стреляют. Мы потеряли много людей. За наши головы назначили крупные награды. Меня вьетконговцы оценили в десять тысяч пиастров, и в конце концов деньги затребовал один русский ублюдок, но это уже другая история. Мы вели войну. Находили и уничтожали противника. Стреляли в него, потом, если везло, возвращались… Что касается армейских… – Боб замолчал. Неприятно об этом говорить, но придется. – У них другая доктрина. Ее принципы были изложены в программе «Черный свет» и применялись на практике парнями из снайперской школы Седьмой пехотной дивизии под кодовым названием «Тигровая кошка». Они запускали в определенную зону несколько команд из четырех человек: три солдата боевого охранения с пистолетами и один снайпер с винтовкой. Обычно после налета авиации, когда чарли[28]28
  Чарли – прозвище, данное солдатам Народных вооруженных сил освобождения Южного Вьетнама.


[Закрыть], чувствуя себя в безопасности, выходили прогуляться – думали, что ночью они тут хозяйничают. Снайпер вооружен винтовкой «Эм-двадцать один». В принципе, это натовская винтовка «Эм-четырнадцать» калибра семь и шестьдесят две сотых миллиметра – тридцать сотых дюйма, Расс, – повышенной точности, усовершенствованная специалистами учебного подразделения стрелковой подготовки. Она снабжена устройством подавления – глушителем, как говорят в кино, и прибором ночного видения «Эй-Эн Пи-Ви-Эс-два», он же оптический прицел «Старлайт». Так вот, эти ребята забираются в джунгли и просто ждут. Снайпер наблюдает в прицел, солдаты охранения – в бинокли ночного видения. Как увидят кого-нибудь, снайпер тут же занимает позицию и прицеливается. Кажется, будто мишени движутся в зеленой воде, но их видно за восемьсот ярдов. Узкоглазые понятия не имеют, кто их убивает. Они не могут сообразить, где сидит снайпер – тот не производит шума. Не верят, что он способен видеть их в темноте. Но он видит их отлично, как днем, и кладет одного за другим. Ему это ничего не стоит. Один парень за пять месяцев уложил сто пятнадцать человек. Они отстреливали по шесть-семь за ночь. Кого именно – военных или нет? Черт, как тут определишь, глядя в «Старлайт» с восьмисот ярдов? Наверно, солдаты, раз ходят по ночам. А может, дети пописать вышли или гражданские пытаются перебраться в другое место под покровом темноты, чтобы днем не попасть под наши бомбы. Как знать? В семь ноль-ноль вертолет эвакуирует команду из зоны, и вот они уже на базе: поели и на боковую.

– Понятно, – промолвил Расс. – Ты не… это не…

– Не знаю. Сам еще не разобрался. Но это другое.

– Это не война, – заявил Расс. – И поскольку тебе не хочется давать определений, я сам скажу. Они действовали как палачи.

– Да. Ладно, забудь, что слышал. Ясно? Забудь и не суди. Осуждать будешь, когда сам походишь в их шкуре. Лично я собираюсь сказать ему, что мы, морские пехотинцы, восхищаемся мастерством армейцев. Ведь их результаты гораздо лучше наших. Черт, разве не это главное? В общем, расхвалю его до небес, чтоб он почувствовал себя богом.

– Он догадается, что ты ему лапшу на уши вешаешь.

– Черта с два. Он же генерал. Привык к грубой лести и низкопоклонству. Думаешь, ему не хочется, чтобы его имя вошло в историю? Он обязательно похвастается перед нами техникой. Сынок, я четырнадцать лет служил сержантом в морской пехоте и знаю, как все они устроены.

– Вон, – говорил генерал. – Вон там, видишь?

Он видел. В зеленой мгле вырисовывались силуэты призраков – один, два, три, четыре. Они кружились в медленном танце, отражаясь фосфоресцирующими бликами в трубке прибора. Термочувствительный оптический прицел «Магнавокс», последнее слово техники, буквально растворял темноту. Ночью от него не могло укрыться ничто живое.

Одна из танцующих фигур наконец заползла на красное пятно сетки в центре обзора.

– Валяй, – подбодрил его генерал. – Срежь их.

Нет ничего проще. Положив палец на спусковой крючок, Боб прирос к прицелу, чувствуя, как вдавливается в плечо приклад винтовки. Это была та же М-16, только толще, больше. Крепко держа оружие, лежавшее на мешках с песком, Боб надавил на спуск. Винтовка издала звук, напоминавший то ли кашель, то ли чих, а может, икоту. Он не ощутил отдачи, будто вообще не стрелял. Но механизм сработал: вылетела пустая гильза, первая мишень завалилась. Боб принял чуть влево и вновь выстрелил: то же самое. Потом сделал еще два выстрела.

– Боевая задача выполнена, – произнес генерал, щелкнув выключателем. Длинный туннель тира озарился светом. – Посмотрим, что у тебя получилось.

Он повернулся к компьютеру и ввел команду. На экране тут же появился результат.

– Отличная стрельба, – похвалил генерал. – Как и следовало ожидать. Первые две – в самое яблочко, третья – чуть в сторону от центра, четвертая – опять в яблочко. Все четыре цели поражены. Время – одна и две десятых секунды. Зарегистрированные шумы – менее ста децибел, как у дробовика.

Генерал отключил термочувствительный прицел. Боб положил на мешки винтовку с серой трубой, прикрепленной сверху. Глянув в конец туннеля, он увидел плоские металлические силуэты, которые перемещались рывками, как патрульные на посту, – очевидно, крепились к конвейерному механизму.

– Как подается тепло на мишени? – поинтересовался Боб.

– Ты, в сущности, стрелял в бытовой электроприбор. Подбил четыре тостера. Вернее, их нагревательные элементы. Поздравляю.

– Значит, в этом приборе нет источника инфракрасного излучения, – заметил Боб.

– Нет, – подтвердил генерал. – Для нас это пройденный этап. Мы даже не используем естественное освещение, на основе которого действуют прицелы «Старлайт». Здесь задействовано пассивное инфракрасное излучение – инфракрасный луч, не требующий освещения. Дело в том, что приборы, использующие естественное освещение, абсолютно неэффективны при работе в полной темноте, в дыму, при тумане и дожде и даже при дневном свете. Их возможности весьма ограничены. А «Магнавокс» с помощью кремниевой асферической линзы, состоящей из одного элемента, вбирает всю энергию инфракрасного спектра мишени. Возникает сходящийся пучок, колеблющееся зеркало сканирует его в горизонтальной плоскости, затем пучок направляется на вертикальную линейную антенную решетку из шестидесяти четырех свинцовых чувствительных элементов – соленоидов, преобразующих инфракрасное излучение в электрические сигналы. Эти сигналы поступают на мощный предусилитель и складываются в единый видеосигнал, который еще больше усиливается и направляется на миниатюрную катодно-лучевую трубу, видимую в моноокуляр. Вроде телевизора для снайперов.

– Отличная штука, – похвалил Боб.

Ящик – прямоугольная труба размером шесть на шесть с большим круглым экраном впереди, соединяющимся с окуляром, – действительно очень напоминал телевизор.

– Да, мы не стоим на месте. Немцы испытывали свой «Вампир», прибор первого поколения, на узниках концлагерей. А мы стреляем по ненужным тостерам.

– Можно парень тоже попробует?

– Спасибо, обойдусь, – отказался Расс.

– Уверен, сынок? – переспросил генерал.

– Что-то не хочется.

Генерал повернулся к Бобу:

– Не скажу, что наш термочувствительный оптический прицел – самый совершенный прибор в области электронной аппаратуры ночного видения, но мы продаем целую систему. Сбываем «Магнавокс» в комплекте с винтовкой и глушителем собственного изготовления, обеспечиваем инструкторами; у нас действует канал технических консультаций. Это не «Эм-шестнадцать».

– Да, она гораздо тяжелее.

– Это «Найт-стоунер-эс-ар-двадцать пять» калибра триста восемь. Глушитель – «Джей-эф-пи эм-эй-дабл-ю-семь». Потрясающе бесшумная, точная, смертоносная штука, да? Звук выстрела возникает оттого, что вместе с пулей из дула вырываются газы под высоким давлением. Давление меньше – звук тише. Мы снижаем давление, увеличивая объем газовой камеры, снижая температуру газа и замедляя выход газа за счет его улавливания и завихрения. Черт, замечательная штука!

– Это верно, – согласился Боб.

– Не то что твой старый «Ремингтон-семьсот».

– Да уж. Не хотел бы я выйти со своей рухлядью против парня с такой пушкой.

– Безнадежное дело. Ночью хозяин тот, кто умеет видеть в темноте. Представляешь, каких высот ты достиг бы с этой игрушкой во время боевых действий?

Боб поднялся. Демонстрация была окончена.

– Идемте, – пригласил генерал. – Поговорим у меня в кабинете.

Джек Прис, коренастый, с короткой шеей, как у большинства первоклассных стрелков, был симпатичным, холеным мужчиной, с густой седой шевелюрой и приятными манерами. Всем своим обликом – загорелая кожа, ровный ряд белоснежных искусственных зубов – он излучал уверенность и обаяние.

Прис повел гостей по мастерским, где собирались наборы из винтовки «Найт-стоунер», прибора ночного видения и глушителя. Здесь производились сборка и пристрелка оружия, затем его в разобранном виде упаковывали в пластмассовые чемоданчики и рассылали за высокую плату в элитные стрелковые части по всему миру – такие как «Дельта», различные силы особого назначения, группа № 6 в составе «морских котиков», батальон рейнджеров, группа по освобождению заложников в составе ФБР, подразделения спецназа.

– У этой винтовки «Найт» есть огромные преимущества даже перед «Эм-двадцать один». При стрельбе из полуавтоматического оружия угол прицеливания можно выверить с точностью до минуты, а со второго и третьего выстрела, не меняя положения, попадаешь в одну и ту же точку. Точность такая же, как при стрельбе из оружия с затвором. Боб, эпоха затворного оружия миновала. К концу нынешнего десятилетия все элитарные снайперские части мира перейдут на полуавтоматическое оружие.

– Но я свое пока выбрасывать не буду, – сказал Боб.

Генерал расхохотался.

Они вошли в кабинет Приса – небольшую комнату, обшитую деревянными панелями. Одну стену украшали награды, завоеванные в чемпионатах по стрельбе из винтовки, и фотографии мужчин, стоявших и сидевших на корточках вокруг спортивных трофеев; каждый держал в руках красивую снайперскую винтовку. Боб стал осматривать медные таблички, знакомясь с историей стрелкового спорта: Межзональный чемпионат сухопутных войск США, 1977 год; Панамериканские игры, состязания по стрельбе из положения стоя, 1979 год; Чемпионат Национальной стрелковой ассоциации; Алабамский чемпионат по стрельбе из положения сидя, 1978 год, и так далее.

– Уимблдонского кубка здесь нет, – сказал генерал. – Мой самый удачный год. Тысяча девятьсот семьдесят первый. Но тогда победил ты.

– Сэр, если бы я знал, что в вашей коллекции наград осталось пустое место, то непременно промазал бы разок-другой!

Генерал рассмеялся:

– Это все, конечно, ерунда, но на посетителей производит впечатление. Ладно. Так что у вас, господа?

Прис прикурил сигару и откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее.

– Сэр, – начал Расс, – мы с Бобом Ли Свэггером пишем о нем книгу по заказу «Президио-пресс» из Сан-Франциско и хотели бы осветить тему более широко, в частности, затронуть американские снайперские программы во Вьетнаме и их влияние на ход войны. О программе сухопутных войск данных не много, а армейские снайперы, насколько я понимаю, действовали гораздо успешнее морских пехотинцев.

– С квалификацией специалистов это никак не связано, – проговорил генерал, сглаживая неловкость с чисто чиновничьей дипломатичностью. – Во всех американских военных подразделениях старший сержантский состав комплектуется из крайне талантливых и преданных своему делу людей. В морской пехоте стрелковой подготовке всегда отводилось центральное место: абсолютно верное решение, как уже не раз доказывала история. Задача сухопутных войск – разрабатывать и осваивать новейшие вооружения для ведения наземных боевых действий. Этим занимался я. Вот почему было принято решение о создании учебного центра «Тигровая кошка». На заре пятидесятых мы начали создавать технические средства, которые позволили бы американскому снайперу стать хозяином ночи.

– «Снайперскоп эм-три», – напомнил Боб.

– Нелепая железяка, – заметил генерал, выдыхая облако дыма. – Громоздкая, неуклюжая, нескладная. К нашему великому огорчению, она лучше показывала растительность, чем засевшего в ней врага. Да к тому же тяжеленная, ее можно было установить лишь на легкое оружие, например на карабин. Но… начало было положено.

– Это верно, – вставил Боб. – Имей мы вашу технику во Вьетнаме, они бы у нас попрыгали, это уж точно.

Генерал его не слушал.

– Знаешь, в чем разница между снайперскими доктринами морской пехоты и сухопутных войск? Я выскажусь откровенно, не возражаешь? Мне нравится боевой дух морской пехоты, но наши результаты гораздо выше. Знаешь почему?

Расс внутренне сжался, понимая, что Боб меньше всего желал бы слушать рассуждения, которые высказывает ухмыляющийся самодовольный солдафон.

– Нет, сэр, – спокойно произнес Боб.

– Морским пехотинцам не по нутру сама идея модернизации техники. По натуре они романтики. В них глубоко укоренилась вера в героизм отдельной личности. Они отказываются вступать в современную эпоху. Ваши снайперы мыслят как летчики в Первую мировую или ковбои: каждый идет в бой сам по себе и убирает врагов по очереди, одного за другим. Для нас же главное – командный дух, современная техника и результаты. Наши результаты были гораздо лучше. Мы смотрим в корень: суть в том, чтобы убить врага, а не одержать верх в поединке. Поэтому наши снайперы работали в команде и оставляли после себя только «подботинки», как их называли. Убитого вьетконговца не сразу записывали в актив снайпера, а только на следующее утро, когда снайпер сам наступал ногой ему на грудь. Поэтому мы и прозвали их «подботинками».

– Вы правы, сэр, – скромно поддакнул Боб, всем своим видом демонстрируя внимание. – Жаль, что мне не пришлось поработать в джунглях с таким оружием.

Выразив свое мнение, генерал вновь заговорил о технических тонкостях и секретах.

– «Эм-три» гораздо лучше, чем «Эм-два», который применялся во Второй мировой, но в Корее наши солдаты не очень-то жаловали этот прибор, да и вообще в сухопутных войсках не понимали и не хотели понимать его назначения. Тогда я предложил испытать прибор в ночном бою. К счастью, статья с моими предложениями, напечатанная в «Инфантри джорнэл», не осталась без внимания. Мне предоставили возможность осуществить мою идею на практике. Проект получил название «Черный свет». Нам выделили для исследований Кемп-Чаффи, где мы стали разрабатывать тактику ведения ночных операций с использованием оптических приборов. Кроме этих проклятых «Эм-три», ничего не было. Но, по крайней мере, мы показали разработчикам, что именно требуется для ведения ночного боя. До того времени об этом никто не имел ясного представления. Наша техника была скопирована с немецкой.

– Расскажите нам о проекте «Черный свет».

Генерал пустился в длинные рассуждения, делая упор на важность собственной роли в разработке проекта, и вскоре выяснилось, что проблема отнюдь не в том, как бы заставить Приса разговориться, а в том, чтобы вынудить его замолчать. Рассказ генерала вылился в настоящее представление, в спектакль одного актера. Он с пафосом произносил свой монолог, театрально пуская клубы дыма во время пауз. Перед ними сидел бог войны, седовласый Марс, громогласно вещавший о своих достижениях. Большинство его заявлений касались таких малоинтересных проблем, как определение оптимального числа членов группы, способной обеспечить безопасность снайпера. Несколько месяцев они перебирали разные варианты, экспериментируя с командами по шесть, восемь, десять человек, пока не остановились на четырех, при условии, что снайпер сам будет обслуживать свое оружие. Разрабатывались специальная терминология, методика чтения карты и ориентирования на местности в ночных условиях, способы ведения радиосвязи. И только потом занялись стрелковой подготовкой.