Текст книги "Черный свет"

«Замечательно, – подумал он, – только этого мне не хватает для полного счастья».

Глава 15

Судья Майерз выигрывал. Ред был раздосадован: судья никогда не одерживал победу над ним. Ред вообще никогда никому не уступал, черт побери.

Он считался лучшим стендовым стрелком во всем Западном Арканзасе, а может, и во всем штате. Ведь он – призер нескольких национальных чемпионатов, в том числе таких крупных, как «Большой кабан», который проводится в Мэриленде, первенство страны среди ассоциаций стендовиков, устраиваемое в Сан-Антонио, и «Переходящий кубок семинолов», разыгрываемый в Орландо. Он словно создан для этой игры – чувствует оружие, как собственную руку, наделен прекрасным пространственным воображением. Возможно, математический склад ума позволяет ему со сверхъестественной точностью корректировать прицел.

Однако и у хороших стрелков случаются неудачные дни, когда «птицы» выпархивают из метательной машины не как положено: финишируют слишком близко или, наоборот, слишком далеко, а порой, застигнутые внезапно налетевшим ветром, начинают причудливо трепыхаться в воздухе, то поднимаясь вверх, то опускаясь, вращаются то быстрее, то медленнее. По непонятной причине глаз вдруг теряет присущую ему зоркость, а руки – твердость, – в общем, находится масса мелочей, мешающих поразить цель. Такой вот день и выдался у Реда.

Судья, никогда не дотягивавший до сорока пяти очков, имел сорок пять перед началом последнего этапа. А у Реда всего сорок три. В лучшем случае он наберет сорок восемь, так что у судьи есть все шансы победить: ему достаточно всего четырех попаданий. А он действует так уверенно, так убежден в победе, что, вполне вероятно, сделает все пять, а четыре – уж наверняка.

– Не везет мне сегодня, – буркнул Ред.

Еще как не везет! Этот последний рубеж он терпеть не мог. И вовсе не из-за двух кособоких «птичек», вылетавших из метательной машины под низким углом, – с его позиции поразить их было несложно. Ему не нравилась вторая мишень, самая заковыристая, черт бы ее побрал, – дальний «чирок», взмывавший ввысь и мгновенно устремлявшийся вдаль, одновременно раздваиваясь. Надо заменить эту мишень. Ведь стрельбище принадлежит ему.

Стрельбище пользовалось популярностью: оно располагалось в красивейшем месте. И мишени здесь были не из простых. Метательная машина стояла слева. Первые две «птички» парили низко над землей, ныряли в заросли кизила, покрывающие долину, или пролетали над прудом и исчезали в растительности. А вот «чирки», мерзопакостные твари, внезапно появлялись в вышине по другую сторону пруда, на мгновение зависая в небе – темные пятнышки, невозможно понять, что они оранжевые. Их надо бить в высшей точке траектории, потому что падают они еще стремительнее.

В кабину вошел судья.

– Я сегодня в ударе, Ред, – похвастался он.

Судья Майерз, представитель известного в Форт-Смите семейства, был главой партии округа Себастьян. Близкий друг сенатора Холлиса Этериджа, он организовывал сбор средств для его президентской кампании. Если кампания Холлиса увенчается успехом, судье обеспечен высокий пост в Вашингтоне. Поэтому судья Майерз устраивал Реда во всех отношениях.

– Что ж, судья, если не возражаете, я сразу выпишу чек. Вам незачем стрелять. Сегодня победил сильнейший.

– Ну и хитрая же ты бестия, Ред! Истинный сын Рэя Бамы! Хочешь выбить меня из равновесия? Со мной такой номер не пройдет, – рассмеялся судья.

Ред славился умением вести беспроигрышную игру. О его искусстве побеждать в кругах заядлых картежников, гольфистов и стрелков Форт-Смита, иначе говоря, членов клуба «Рич бойз», ходили легенды.

Ред и судья дружили с давних пор. В 1991 году некий прокурор из департамента юстиции, работавший в составе сводной бригады по борьбе с организованной преступностью, обратился за разрешением на прослушивание телефонных разговоров. Ред узнал об этом от одного из своих знакомых. Именно судья Майерз по просьбе Реда выдал приказ о временном запрете на прослушивание. Правда, этот вопрос предстояло еще раз рассмотреть в недалеком будущем – вероятно, во втором или третьем десятилетии следующего века.

За оказанную услугу Ред щедро финансировал партию судьи, так что они были квиты. Поэтому-то Ред и любил состязаться в стрельбе с Майерзом.

Судья вложил два патрона «Эктив-8» в стволы своего красивого ружья «Перацци», которое глухо лязгнуло, словно дверца запираемого банковского сейфа. Он принял удобную для стрельбы позу, уперев приклад в плечо и подавшись вперед.

– Мишень готова, – раздалось из кустов.

– Дай! – скомандовал судья, и невидимая метательная машина выплюнула две оранжевые тарелочки, которые устремились в долину, – расплывчатые пятна, скользившие по воздуху, одновременно снижаясь и уменьшаясь в размерах.

Ружье судьи громыхнуло дважды, почти без перерыва, тарелочки разлетелись в воздухе оранжевыми облачками. Переломив стволы, он вытащил пустые гильзы, перезарядил ружье и снова скомандовал:

– Дай!

Из-за пруда со свистом взвилась «птичка» размером с таблетку аспирина и на мгновение зависла в вышине. Судья выстрелил.

Промах.

– Проклятье, – выругался он. – Теперь руки дрожат.

– Полно вам! Разве вас испугаешь? – отозвался Ред. – Не прибедняйтесь.

– Проклятье! – повторил судья.

Он опять зарядил ружье. На сей раз его ждало самое сложное испытание – две «птички». Они выпархивали одновременно, тут же отделялись друг от друга и выписывали в воздухе две дуги. Их не поразишь одним выстрелом. Первую надо бить на взлете, потом сразу же сажать на мушку вторую, пока она не затерялась на фоне растительности. Нелегкая задача! Нужно чутьем угадывать траекторию полета: если прицелиться не по центру, обязательно промахнешься.

Судья сосредоточился, сглотнул слюну, несколько раз сменил позу и наконец, удобно устроившись, громко приказал:

– Дай!

Обе пули пролетели мимо.

– Проклятье! Черт возьми! – выругался судья, отступая в сторону.

– Так-так, – нарочито спокойно произнес Ред. – А теперь смотри.

– Ред, ты всегда плохо стреляешь с этой позиции. Уверен, что и сейчас промажешь.

– Джек Майерз, возможно, ты и прав, но не будем спешить с выводами.

Ред вошел в кабину.

Главное – сосредоточиться. Если думать только о том, как бы поразить «чирка», упустишь даже более легкие мишени, а сначала нужно справиться с ними. «Представь, как все будет происходить», – приказал себе Ред, и воображение тут же нарисовало живую картинку: он плавно вскидывает ружье, прицеливается без лишних движений, быстро убивает обеих «птичек» и уходит.

Ред зарядил свой «Кригхофф К-80» стоимостью двенадцать тысяч долларов – изящное творение лучших оружейников Германии. Приподняв ружье, он чуть наклонился вперед, успокаиваясь, обретая хладнокровие.

– Дай!

Нет смысла смотреть, как вылетают из машинки тарелочки, – за их стремительным полетом не уследишь, опоздаешь с выстрелом. Ред отработанным скупым движением плавно вскинул ружье, навел его на нужную точку. «Птицы» впорхнули в поле его зрения. Раздумывать, примериваться некогда: на стенде все происходит быстро, гораздо раньше, чем слова складываются в мысль. «Птицы» парят, снижаясь, уменьшаясь, но все еще остаются в фокусе. Перед глазами расплывается ствол ружья, которое производит, будто бы само по себе, два выстрела, один за другим. Оранжевые тарелочки, настигнутые пулями, разлетаются на куски.

Ред открыл ружье, из которого выпали гильзы, порылся в патронном сумке, вытащил «Винчестер хеви трэп» калибра 7,5, вставил его в нижний ствол, на который был навернут самый тугой из двух чоков – «Импрувд силиндер» – и вновь занял позицию.

О, как же он ненавидит далеких «чирков»! Ведь «птице» ничего не стоит уклониться от траектории пули. К тому же они парят на таком расстоянии, что можно влепить в них целую горсть пуль и не отколоть даже малюсенького черепка. Так оно всегда и случается.

– Дай! – выкрикнул Ред.

Тарелочки взвились в небо, ружье пошло вверх, и… запищал пейджер. Внимание мгновенно рассеялось.

Ред замешкался на десятую долю секунды, но, когда поднял глаза к той точке, где должен был зависнуть «чирок», увидел, что земное притяжение уже перехватило инициативу – «птица» падала вниз. Он опоздал. Но не поддался панике.

Рывком направив дуло вниз, он поймал на мушку падающий оранжевый диск и нажал на спусковой крючок.

«Промазал, черт побери…»

– Попал, – констатировал судья. – Я видел, как откололся черепок. Небольшой, но черепок. Классно стреляешь, Ред, будь ты проклят.

– Мне надо срочно позвонить. Ты не против?

– Нет, конечно. Звони. Только помни, тебе еще стрелять.

Ред прислонил ружье к стенке, вышел из кабины, вытащил из-за пояса телефон, нажал кнопку прямой связи с Дуэйном Пеком и стал слушать записанное сообщение.

– Э, сэр, вот последние новости. Вчера я следовал за ними по Семьдесят первому шоссе, а потом потерял их из виду. Часа два колесил туда-сюда по дороге, но нашел. Они были на каком-то поле возле… э… Уолдрона. Меня не заметили. Оставались там до темноты. Тот пацан, Боб Ли и еще Сэм Винсент. Они прихватили его с собой. Э… – Дуэйн помолчал, будто вспоминал, что еще хотел сказать, затем продолжил: – Так вот, сегодня, сегодня рано утром Сэм явился в суд, во временное здание, и заполнил кое-какие бумаги. Составил так называемое ходатайство об эксгумации. Просит разрешения у властей округа выкопать труп Эрла Свэггера и произвести нечто вроде вскрытия. Что вы на это скажете? Они понятия не имеют, что я интересуюсь ими. Правда, сам этот мужик, мерзавец, подозрительно покосился на меня, когда я подошел к ним в первый день. Я мог бы прямо сейчас уладить все, пока дело не зашло слишком далеко.

Реду показалось, будто солнце прорвалось сквозь черные тучи. Нет! Он нашел миллион. Нет, еще лучше: бесплатно и без последствий переспал с прекрасной женщиной.

Ред нажал кнопку записи:

– Ничего не предпринимай. Похоже, нам удалось ввести их в заблуждение. Может, у нас не будет больших хлопот. Все складывается на редкость удачно.

Действительно удачно. Здесь они ничего не раскопают. Такой вариант он предусмотрел.

– Ты прямо-таки сияешь. Хорошие известия? – поинтересовался судья, когда Ред вернулся в кабину.

– Знаешь, иногда сразу столько проблем навалится, что, кажется, не выпутаться. И вдруг все решается само собой, в одночасье. А дело в том, что когда-то, много лет назад, ты проявил дальновидность. Все обернулось так, как ты предполагал.

– Увы, ничем похожим похвастать не могу.

– Что ты, ощущение потрясающее, – сказал Ред.

Он поднял ружье и зарядил его.

– Дай! Дай!

В небо взметнулась пара тарелочек. Он разбил обе.

Глава 16

А ведь раньше здесь было красивее. Он вспомнил холмистый зеленый луг и тень от статного красильного дуба, вспомнил застывшие в суровой величавости надгробные плиты – парад погибших славных воинов. Почти как на Арлингтонском кладбище, где днем и ночью стоит почетный караул.

Он не мог бы с уверенностью сказать, действительно ли в округе Полк когда-то существовало кладбище ветеранов, или это было воображаемое место, вроде волшебной страны Оз для мертвых, но то грустное зрелище, что открылось его взору, – выжженная, иссушенная солнцем пустошь, убогие могилы с пошлыми, похожими друг на друга памятниками, и так до самого горизонта, – никак не вязалось с воспоминаниями. Обычное кладбище, где покоились и гражданские, и военные, только для ветеранов был выделен отдельный уголок, огороженный кривым забором.

– Ты здесь впервые? – спросил Расс.

– Да нет, бывал несколько раз. В детстве. Мать тогда еще не «заболела», как мы говорили, то есть не спилась. Ей вредно было сюда приходить. Помню, она плакала, как ребенок, и ее сестра отвозила нас домой. Потом я пришел сюда тем вечером – накануне отъезда на службу. Я записался в морскую пехоту. Уже сам был за рулем. В другой раз – когда получил увольнение. Мать уже умерла, и меня тут ничто не держало. А когда вернулся с войны, в родные места не заглядывал. На горе все торчал, будь она проклята.

– Ну и как, многое изменилось?

– По-моему, деревьев было больше. Хотя, черт побери, я ведь тогда маленьким был. Мне даже куст казался деревом.

– Здесь, что ли, мистер Свэггер? – крикнул один из могильщиков, нанятых для эксгумации.

– Что ж, пойдем посмотрим.

Боб направился к могиле с незатейливым надгробным камнем, ничем не отличавшимся от сотен других, под которыми покоились несколько поколений уроженцев округа Полк, воевавших в разное время, начиная с Гражданской войны. Склонившись над могилой и щурясь от солнца, он стал читать надпись на истертом известняке:

ЭРЛ СВЭГГЕР

КОРПУС МОРСКОЙ ПЕХОТЫ США

ПОЛИЦИЯ ШТАТА АРКАНЗАС

1910–1955

Муж, отец, морской пехотинец, полицейский

ОТВАЖНЫЙ ГЕРОЙ

– Да, мистер Коггинз, это он. Где этот чертов врач?

– Мы можем начать без него, – предложил пожилой мужчина.

– Начинайте.

Могильщики, трое чернокожих – два молодых парня и старик, мистер Коггинз, – принялись за работу. Боб наблюдал, как они вырезают лопатами куски дерна, затем вгрызаются в землю. Все трое трудились энергично, и вскоре на специально постеленном брезенте вырос солидный холм.

– Глубокая яма, – заметил Боб.

Расс молчал, со смятением в душе наблюдая за работой чернокожих. Уж слишком все буднично, деловито. В кладбищенской канцелярии принесенные ими бумаги ни у кого не вызвали удивления. Правда, документов найти не удалось: с 1955 года администрация кладбища не раз менялась, учет захоронений велся неаккуратно, и многие бумаги просто исчезли. Но не важно, Боб без труда отыскал могилу.

– Мне стыдно, что они работают, а я стою без дела, – сказал Расс.

– Они профессионалы. Выполняют свою работу. Им за это платят. Отец считал, что всякую работу нужно делать тщательно. Эти ребята – молодцы, стараются.

Могильщики копали все утро, почти не отдыхая. Двое – в яме, один – наверху, лопаты штурмуют землю, словно заводные. Яма становилась все шире и глубже.

Боб стоял и смотрел, неподвижный, как изваяние. И как только ему это удается? Расс слонялся взад-вперед, не зная, куда деваться от безделья.

– Помнишь того полицейского? – спросил Боб.

– Да.

– Он показался тебе подозрительным, верно?

– Да.

– Что именно тебя насторожило? Конкретно.

– Э… – В голове у Расса будто что-то вспыхнуло. Очередной экзамен, который он успешно провалит. И тут он вспомнил. – Ну, я всю жизнь провел среди полицейских. Мой отец, ты же знаешь…

– Ближе к делу.

– Так вот, у полицейских особая манера смотреть. Поначалу он изучает тебя вдоль и поперек. Сравнивает с опасными типами, которых у него в голове целый набор. Через несколько секунд, убедившись, что ты не представляешь угрозы, он сразу теряет к тебе всякий интерес и старается поскорей от тебя отвязаться: выписывает квитанцию об уплате штрафа, говорит, куда надо пойти, берет показания и так далее. Но ты его не интересуешь, он даже не замечает тебя и снова высматривает опасных типов.

– М-да, – промычал Боб, размышляя над услышанным.

– А тот парень, – объяснял Расс, – продолжал смотреть изучающе. Весьма странно для полицейского. Ведь любой из них с первого взгляда может определить, что двадцатилетний яппи в кроссовках «Рибок» и спортивной рубашке не представляет угрозы. Но мной он заинтересовался. Очень странно!

– Может, он счел опасным меня.

– Нет, смотрел он на тебя, а изучал меня.

– Ладно, может, спросим у него самого. Он минут десять наблюдал за нами из-за деревьев. А сейчас направляется к нам.

– Боже, – промолвил Расс, – этого еще не хватало!

– Вчера, когда мы были на поле, он трижды проехал мимо. – Боб улыбнулся журналисту. – Держись, не теряй хладнокровия.

Полицейский, долговязый, смуглый, в низко надвинутой на лоб шляпе, из-под которой поблескивали цепкие глаза, будто фотографировавшие все вокруг, неторопливо подошел к ним.

– Здравствуйте, – поприветствовал он всех.

– Здравствуйте, полицейский Пек, – отозвался Боб.

– Я вижу, дело продвигается.

– Да, мы думаем, что осмотр тела может кое-что подсказать. Хотя, конечно, жаль тревожить мертвого.

– Что делать? Иногда это необходимо…

– Да, вы правы.

– Знаете, мистер Свэггер, я тут подумал и решил, что мог бы помочь вам. Если хотите, пороюсь в картотеке шерифа и достану вам документы за пятьдесят пятый год. Могу помочь в поиске свидетелей и так далее. Готов попросить старослужащих, чтобы посодействовали вам. И Сэму с удовольствием помогу. Ему ведь трудно ходить; лишняя пара ног не помешает. Буду только рад.

– Вы чертовски любезны. Дело в том, что пока мы только пытаемся нащупать концы. Может, искать нечего. Все меняется, люди забывают. От пятьдесят пятого года мало что осталось. Если не зацепимся за что-нибудь существенное, возможно, и не задержимся здесь.

– Ну, мое дело – предложить помощь, – проговорил Пек. – Если понадоблюсь, дайте знать. А пока я все же займусь картотекой, посмотрю, что можно раскопать.

– Замечательно, полицейский Пек.

– Зовите меня просто Дуэйн. Ко мне все так обращаются.

– Дуэйн, это было бы…

– Прошу прощения, – раздался незнакомый голос.

Расс обернулся. Возле них стоял бородатый мужчина лет пятидесяти в рубашке с расстегнутым воротом и в широких брюках. В руках он держал тяжелую кожаную сумку, похожую на саквояж. Да у них тут целая компания собирается!

– Кто из вас мистер Свэггер? – спросил незнакомец.

– Это я, – представился Боб.

– Привет. Я – Карл Филлипс. Доктор Филлипс. Преподаю судебную медицину в Фейетвилльском медицинском колледже, являюсь судебно-медицинским экспертом, имею официальное удостоверение. Меня вызвал Сэм Винсент.

– Ясно.

Доктор, шагнув вперед, жестом указал на могильщиков:

– Извлекают останки, насколько я понимаю?

– Да, сэр, – ответил Боб.

– Хорошо. Я договорился с моргом Уинслоу. Там готовы предоставить нам отдельную комнату для работы. Надеюсь, вы заплатите им?

– Разумеется, – сказал Боб.

– Документы, я полагаю, в порядке? Сэм обещал все подготовить.

– Да, сэр, – подтвердил Боб. – Вот, желаете взглянуть?

– Да. В нашем штате существуют жесткие правила в отношении того, что можно и чего нельзя делать с останками. Это по большей части работа похоронного лобби. Например, останки должны перевозиться только на катафалке. Вам это известно?

– Сэм предупредил. Я договорился. Катафалк скоро должен прибыть.

Доктор бегло просмотрел бумаги и удовлетворенно кивнул:

– Все в порядке. Полагаю, вы хотите поехать со мной в морг?

– Да, сэр. Ведь это мой отец.

– Позвольте быть с вами откровенным. Я знаю, что вы бывалый солдат, воевали…

– Случалось, – сказал Боб.

– Значит, вы представляете, во что превращает тело бризантное взрывчатое вещество или пулеметный огонь?

– Да, сэр.

– Так вот, это ничто по сравнению с тем, что делает с трупом время. Прошло сорок лет. То, что извлекут из земли, узнать будет нельзя. Не стану возражать против вашей поездки в морг, но я не хочу видеть вас рядом, когда буду работать. Не хочу показывать, что стало с телом вашего отца. Таково мое правило. Позвольте мне делать мое дело одному.

– Конечно, доктор, – согласился Боб.

– Вот и хорошо. Договорились.

– Мистер Свэггер! – обратился к Бобу старик Коггинз. Он стоял в могиле, вытирая пот со лба красным платком. – Мистер Свэггер, все, раскопали. Очень глубоко.

Доктор приблизился к краю могилы и глянул вниз.

– Мистер Коггинз, вы собираетесь поднимать гроб? – спросил он.

– Да, сэр, – ответил тот.

Боб и Расс тоже подошли к могиле. Могильщики поработали хорошо. Стенки ямы были крепкие, ровные, черные; извлеченный грунт высился рядом аккуратными горками. Расс нервно взглянул вниз. На глубине пяти футов лежал длинный деревянный ящик, облепленный глиной.

Доктор обернулся:

– Гроб из кедра? Очень любопытно. Я бы попросил вас отойти. Нужно кое-что проверить. Мистер Коггинз, помогите мне спуститься.

Двое молодых могильщиков, тоже с лоснящейся от пота кожей, помогли доктору спуститься на дно могилы. Тот вытащил из кармана хирургическую маску, надел ее и попросил могильщиков вылезти из ямы.

Послышался треск ломающегося дерева: доктор Филлипс вскрывал гроб.

– Мистер Свэггер! – донеслось из ямы.

– Да, сэр.

– Боюсь, у меня для вас плохие новости.

Боб и Расс переглянулись.

– Какие, сэр? – спросил Боб.

– Этот человек убит осколком орудийного снаряда. Сразу видно по повреждениям скелета. Судя по состоянию останков, он погиб примерно в тысяча восемьсот шестьдесят пятом году.

– Черт! – воскликнул Дуэйн. – Невероятно!

Глава 17

Старик бушевал. Проклятье! Куда ж он подевался, черт побери?

Сэм утром разворошил весь кабинет и теперь выворачивал наизнанку дом.

Опять эти проклятые ублюдки! Явно их рук дело!

Последнее время они постоянно над ним подшучивают. Тайком пробираются к нему в дом, пока он спит, прячут его вещи, крадут, роются в ящиках шкафа. Вчера он нашел свои носки в третьем ящике, сегодня – в верхнем. Иногда расческа и бритва лежат на раковине слева, иногда – справа.

Ярость, неистовая, ослепляющая, словно дым, заволакивала разум, распирала вены. На лбу даже вздулась Y-образная жилка. В висках стучало.

На днях они спрятали его трубку. Его пенковую трубку, приобретенную в Германии после войны. Он выкуривал ее каждый вечер на протяжении почти пятидесяти лет. И вот она пропала! Исчезла без следа. Они поменяли имена его внукам, перепутали двух его дочерей, которые еще не умерли.

Они переставляют его машину, когда он заходит в магазин. Меняют светофор, когда он едет через перекресток, а потом сигналят ему и грубо кричат. Иногда так сбивают его с толку, что он не может сообразить, по какой стороне дороги ехать.

Всего этого более чем достаточно, чтобы всерьез разозлить человека, но последняя выходка – это уж чересчур.

Он всегда и во всем был аккуратен до педантичности. Он принадлежал к тому типу американцев, которые верят не только в закон и порядок, но и в то, что закон и есть порядок. Поэтому он вел строгий учет рабочих документов, заносил их в каталог или протоколировал, делал подробнейшие записи, вдоль и поперек изучал показания, дотошно проверял все улики, никогда не спрашивал дважды об одном и том же и не задавал вопросов, на которые сам не знал ответа.

Он мог переспорить любого, мог заткнуть за пояс целую команду оппонентов, пока к нему не прицепились эти невидимые черти.

Но он не собирается сдаваться. Бог свидетель, он будет отбиваться до последнего! Им придется нелегко.

Сэм обвел взглядом распотрошенный подвал. Кто-то повытаскивал его папки из картотечных ящиков и свалил в беспорядочную кучу. Кто сотворил такое?

Вдруг он вспомнил, что сделал это сам. Всего несколько минут назад.

Что он ищет?

Ах да, копию составленного им в 1955 году отчета по делу об убийстве Эрла Свэггера – отчета, предназначенного для коронера. Копия была у него. Должна быть. Лежит где-то здесь. Но где?

Ящик с пометкой «1955 г.» был пуст. Сэм опорожнил также ящики, где хранились документы за 1953–1957 годы, предположив, что, когда он уходил со службы и перевозил все это домой, то ли он сам, то ли одна из его секретарш – он похоронил их столько, что и не упомнить, – случайно сунули документ не на место.

А оставалась ли у него копия? Это был просто отчет о следствии, которое не служит основанием для вынесения решения о судебном преследовании или об отказе от него. Отчет, который направляется в архив коронера. Поэтому Сэм, судя по всему, тогда не стал присоединять его к основным материалам по делу, а положил в другую папку.

И дело совсем не в том, что его подводит память. Память тут ни при чем. Он все прекрасно помнит. Просто в голове туман. И зрение шалит. Все его книги по-прежнему расставлены по порядку, разложены по полочкам, только вот названий на корешках он не различает. Приходится искать на ощупь. Ну как тут не злиться?

Он с ужасом думал о предстоящей встрече с Расти, или как его там, черт побери. Как он скажет этому самонадеянному молокососу: «Знаешь, я не смог найти тот документ. Обещал найти, но не смог. Наверное, запамятовал».

Расти будет смотреть на него так же, как кое-кто из внуков: словно на реликт, на внезапно ожившее древнее ископаемое, которому место в музее, под стеклом.

Ну и черт с ним! Сэма снова охватила ярость. Старческая узловатая рука сжалась в кулак. Он представил себе: вот этот кулак врезается в челюсть Расти, или как его там… Это послужило бы тому уроком.

Сэм нагнулся, но старческие кости не позволяли долго оставаться в согбенном положении. Он опустился на колени и стал собирать разбросанные папки, пытаясь складывать их по порядку.

На глаза попалась папка с фамилией, которая привлекла его внимание.

Она отозвалась в голове мелодичным звоном, тихим, неясным, но до странности знакомым. Что за фамилия? Из какого дела?

Он уже почти вспомнил, но едва оформившаяся мысль тут же растворилась в тумане, застилавшем разум.

Черт бы их побрал! Опять издеваются над ним!

Сэм сложил папки, но, увидев, что все они помечены 1955 годом, вновь стал перебирать их. Однако дела Эрла Свэггера среди них не было. Куда же оно исчезло? Где?..

Паркер!

Сэм держал в руках папку с материалами об убийстве Ширелл Паркер. Преступление страшное, а документов по нему – тонкая стопочка. Расследование заняло немного времени.

Почему его заинтересовала эта папка?

Ax да, это же последнее дело Эрла. Он начал расследование в тот самый день – 23 июля 1955 года.

Сэм открыл папку и увидел фотографию. Ему улыбалась Ширелл, в ту пору – выпускница начальной школы. Кажется, кто-то из полицейских дал ему этот снимок перед судебным разбирательством. Очень милая девочка с ясными глазами, в которых светилась надежда. Подумать только! Негритянка из Арканзаса пятидесятых годов, жившая с верой и надеждой! Наверно, она была замечательной девочкой. Сэм вдруг понял, что ничего не знает о ней. Ничего, кроме обстоятельств ее смерти. Для обвинителя только это и имеет значение. Ему не важно, какими людьми были жертвы – хорошими, плохими, замечательными, дурными. Если совершено убийство – проводится расследование, потом устраивается суд, отправляющий преступника на электрический стул или в тюрьму.

Следующую фотографию с пометкой: «ПРИНАДЛЕЖИТ УПРАВЛЕНИЮ ШЕРИФА ОКРУГА ПОЛК, 24 ИЮЛЯ 1955 г. ДОКАЗАТЕЛЬСТВО» он знал лучше. Это был снимок места преступления. Ширелл лежала на спине на склоне холма, на голой земле. Платье задрано, половые органы обезображены, лицо раздуто, глаза широко раскрыты.

Сэм перевернул фотографию. Он не мог смотреть на это.

«Я поймал его и отомстил за тебя, Ширелл, – думал Сэм. – Да, отомстил. И за тебя, и за Эрла. Это моя работа».

Сэм помнил, как все произошло. Дело было простое.

Он, истерзанный горем, яростью и ужасом перед предстоящими траурными церемониями, прибыл на место преступления на следующий день, под вечер, после хлопот на кукурузном поле, где погиб Эрл Свэггер.

И вот 24 июля, в четыре часа дня, он наконец приехал туда, где погибла Ширелл. С первого взгляда стало ясно: следы преступления безнадежно затерты, земля вокруг трупа истоптана, всюду валяются бумажки и жестяные банки. Под деревом, привалившись к стволу, лениво сидел, зажав в зубах сигарету, полицейский из управления шерифа.

– Следственная группа из полиции штата уже была? – спросил Сэм.

– Нет, сэр. Я слышал, они не приедут. Очень заняты с мистером Эрлом.

Сэм покачал головой, подумал: «Теперь это не важно. Улик уже не найти».

– Тут будто армия прошла, черт побери.

– Народ прослышал об убитой негритянке. Приходили посмотреть. Я пытался их не пускать, но они же слов не понимают.

Сэм рассвирепел. Но что толку срывать злость на таком дураке? Молча пережевывая свою ярость, Сэм направился к трупу. Ширелл посерела. Ее кожа поблекла, приобрела цвет пыли. Теперь она не была похожа на негритянку. Перед ним лежало тело мертвого ребенка, обезображенное почти до неузнаваемости распиравшими его газами.

– Вы знаете про карман? – спросил полицейский. Как оказалось, Сэм ничего не знал. – Эрл вчера нашел. Положил в конверт и велел Лему передать ребятам из полиции штата. Те так и не объявились, поэтому Лем оставил его у шерифа.

– Что за карман?

– Говорят, содран с рубашки. Вот она содрала… С монограммой «РДФ».

Невероятно, подумал Сэм. Он расследует убийства вот уже тридцать лет, не считая пяти лет, отданных войне, и ему еще ни разу так не везло. С другой стороны, убийства – такое дело: они не поддаются логическому объяснению, поскольку являют собой переплетение безумного и случайного, аномального и бессмысленного. Сэм, как баптист, ненавидел убийства, которые каждый раз заставляли его сомневаться в мудрости Господа и, если уж на то пошло, даже в самом существовании Всевышнего, хотя он никогда бы не осмелился произнести подобную ересь вслух.

– Пойду вызову коронера, – сказал он полицейскому. – Пора забрать отсюда бедную девочку. Так, слушай меня. Если кто опять приедет поглазеть, гони в шею. Ясно? Чтобы никаких зевак здесь не было. Нехорошо это.

– Сэм, да это же всего лишь негритянка.

Сэм ничего не ответил и пошел прочь.

Когда он вернулся, поисковая группа уже была в полной готовности. Пять сотрудников управления шерифа с револьверами, ружьями и дубинками, во главе с самим шерифом, отправлялись за почестями и заголовками в газетах.

– Нет, – остудил Сэм их пыл. – Еще не время. Чуть позже проявите свои ковбойские качества.

Но от неоспоримых доказательств не отмахнешься. Просмотрев в конторе окружного клерка списки налогоплательщиков, в которых чернокожее население, к счастью, значилось отдельно, они выявили только одного негра с инициалами РДФ: Регги Джерард Фуллер. Юноша восемнадцати лет, второй сын Дэвидсона Фуллера, самого богатого негра в городе – владельца «Похоронного бюро Фуллера», отправлявшего в последний путь всех негров. Регги имел водительские права и доступ к машине – к катафалку или, вернее, к одному из двух небольших черных «фордов», на которых обычно возили родственников и близких друзей умерших. Ко всему прочему, Регги слыл модником и действительно носил рубашки с монограммами.

В школьной характеристике указывалось, что Регги был прилежным учеником, хотя и не блистал способностями. Слабовольный и не очень сообразительный, он не смог бы управлять фирмой отца и поэтому покорно согласился выполнять канцелярскую работу в похоронном бюро. За ним не значилось никаких правонарушений, но, в конце концов, он был черным, да к тому же молодым, и, следовательно, по природе своей склонным к аномальному поведению. Большинство здравомыслящих людей давно сошлись на том, что в каждом негре живет потенциальный насильник и убийца. Нужен только стимулятор – алкоголь, ревность, – чтобы началась поножовщина. Полицейские даже придумали специальный термин для преступлений такого рода: «Уилли-врезал-Уилли». Часто можно слышать, как кто-нибудь из них говорит: «Эй, я слышал, тебе на днях пришлось разбираться с „Уилли-врезал-Уилли“». И в ответ: «Да, проклятый черномазый уделал свою старушку бутылкой из-под виски. Стерва скончалась до приезда „скорой помощи“. И я не виню ребят из „скорой“. Чего зря ездить?» В данном случае Регги «врезал» Ширелл.