Текст книги "«Помещичья правда». Дворянство Левобережной Украины и крестьянский вопрос в конце XVIII—первой половине XIХ века"

ИСТОРИОГРАФИЯ ПРОБЛЕМЫ В УСЛОВИЯХ ИДЕЙНО-НАУЧНОГО ПЛЮРАЛИЗМА

Начало третьего историографического периода, который продолжается с 1990‐х годов до наших дней, совпадает с серьезными общественно-политическими изменениями. Об их влиянии на различные сферы жизни общества, в том числе и на историческую науку, уже достаточно много сказано, хотя точно уловить и определить момент завершения советской историографической эпохи непросто425425
  Современная немарксистская историография и советская историческая наука (Беседы за круглым столом) // История СССР. 1988. № 1. С. 172–202; Сарбей В. Г. До питання про наукову спадщину академіка М. С. Грушевського // УIЖ. 1989. № 10. С. 114; Он же. Очерки по методологии и историографии истории Украины (период капитализма). Киев, 1989.


[Закрыть]. Ученые, активно размышляя над новыми историографическими реалиями, пытаясь определить основные тенденции и описывая их в терминах «национализация, интернационализация науки» и т. д., раскрывая механизмы этих процессов, одновременно говорят о возможности дать лишь общие представления о многослойном историографическом информационном потоке, говорят о преждевременности глубокого анализа постсоветской историографической ситуации, о необходимости для этого определенной дистанции, о возможности вести речь не об уровне отечественной науки в целом, а лишь вокруг конкретного предметного повода426426
  Бессмертный Ю. Зима тревоги нашей. Судьбы историков в постперестроечной Москве // Homo Historicus: К 80-летию со дня рождения Ю. Л. Бессмертного: В 2 кн. М., 2003. Кн. 1. С. 57; Горизонтов Л. Этноисториографические стереотипы. С. 7–11; Касьянов Г. Націоналізація історії та образ Iншого: Україна і пост-комуністичний простір // Образ Iншого в сусідніх історіях. С. 14–20; Козлов В. А. Российская история: Обзор идей и концепций, 1992–1995 годы // Свободная мысль. 1996. № 3. С. 101.


[Закрыть]. Частично соглашаясь с этим, я все же считаю необходимым именно по такому предметному поводу зафиксировать идейно-тематические сдвиги на новом витке «интеллектуальной спирали»427427
  Шанин Т. Перспективы исследования крестьянства и проблема восприятия параллельности общественных форм // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. М., 1996. С. 23.


[Закрыть].

Выше уже обращалось внимание на определенные различия, еще в рамках советской исторической науки, в подходах и тематике исследований между украинскими и российскими специалистами. С разрывом же историографического целого следует говорить не просто о двух потоках, а об отдельных национальных историографиях. И перед украинскими, и перед российскими учеными в условиях «архивной революции», «информационного взрыва» возникли несколько схожие задачи – открыть целые пласты ранее неизвестной истории428428
  Козлов В. А. Российская история: Обзор идей и концепций. С. 107.


[Закрыть]. Но, если российские историки могли почти одновременно и предлагать новые концепции, модели, и прибегать к «простой реконструкции прошлого», то их украинские коллеги, если придерживаться подобной терминологии, должны были заняться «конструированием». Итак, если российские специалисты аграрно-крестьянской, шире – социально-экономической истории, «покаявшись»429429
  Польский М. П. Еще раз о крестьянстве и сельском хозяйстве // ОИ. 1992. № 3. С. 176.


[Закрыть], начали довольно быстро налаживать связь с мировой гуманитарной наукой, ориентируясь на ее образцы, но не покидая уже вспаханного поля, то для украинских историков это было не просто время парадигмальных изменений. По вполне понятным причинам они должны были восстанавливать историографическую преемственность, что неизбежно возвращало к традициям и, соответственно, «нормам» конца XIX – первых десятилетий XX века. Приобщение же к достижениям мировой гуманитарной науки происходило преимущественно через «формирование своеобразной соборности национальной исторической мысли»430430
  Калакура Я. Українська історіографія. С. 446.


[Закрыть], т. е. путем ознакомления с «диаспорной» историографией, что ускоряло усвоение «национальной парадигмы». Поэтому украинские историки, несмотря на декларации о необходимости взять от марксизма все лучшее431431
  Таран Л. В. Проблеми епістемології історії: від позитивізму до постмодернізму (на прикладі французької, російської, української історіографії) // УIЖ. 2007. № 2. С. 194.


[Закрыть], одновременно более радикально, чем российские, разрывая с советским историографическим наследием и приоритетной для него тематикой, в очередной раз тратили энергию не на пересмотр, а на (вос)создание «большого нарратива», в котором первенство отдавалось национально-освободительной борьбе, общественно-политической составляющей исторического процесса. В это время снова «главной задачей украинских историков… стало создание фундаментальной, по-настоящему научной истории украинского народа»432432
  Калакура Я. Українська історіографія. С. 433.


[Закрыть].

В начале 2000‐х годов известный в Украине историограф Л. Зашкильняк, говоря о «пока что слабой дифференциации украинской историографии», фактически писал об отсутствии проблемной историографии433433
  Зашкільняк Л. Передмова // Українська історіографія на зламі XX і XXI століть. С. 6.


[Закрыть], что неизбежно заставляет обратиться к обобщающим работам по украинской историографии. Интересующие меня сюжеты лучше всего зафиксированы в соответствующих разделах коллективной монографии под редакцией Зашкильняка: «Проблемы истории Украины XVI–XVIII веков» (автор А. Заяц) и «Украинское национальное возрождение в XIX – начале XX века в современной отечественной историографии» (авторы К. Кондратюк и В. Мандзяк). Само название последнего раздела подтверждает, что социальная, экономическая проблематика не является приоритетной, во всяком случае с точки зрения историографов. Относительно характеристики исследований по истории XVIII века следует указать на ряд моментов. Во-первых, автор выразил удовлетворение возобновлением интереса к изучению истории украинской социальной элиты – шляхты и казацкой старшины – в первую очередь в работах В. Панашенко, А. Струкевича, В. Кривошеи434434
  Заяць А. Проблеми історії України XVI–XVIII століть // Там же. С. 141.


[Закрыть]. Во-вторых, он с удивлением обнаружил, что «меньше всего внимания украинские историки уделили самому многочисленному слою украинского общества XVI–XVIII веков – крестьянству»435435
  Там же. С. 149–150. Подобное наблюдение неоднократно высказывали в историко-историографических исследованиях и другие авторы (см.: Матях В. М. Сучасна українська новістика та перспективи наукових пошуків // УIЖ. 2008. № 6. С. 158).


[Закрыть]. В-третьих, ни одно из названных здесь исследований не касается Левобережной Украины436436
  Видимо, это неудивительно. Ведь когда историки исторической науки, определяя «узловые проблемы и приоритеты научного изучения» истории Левобережья, в частности второй половины XVII – XVIII века, формулируют задачи для историков-конкретчиков, то говорят о необходимости исследовать «национальную революцию», «национальный характер», «национальное самосознание», «роль православия в национально-освободительных и государственных процессах», «меру сбалансированности в украинском обществе республиканских и монархических тенденций» и др. Именно такие проблемы, в отличие от, скажем, социальных, экономических, относятся к «наиболее фокусативным», «знаковым» для данного периода (см.: Матях В. Україна XVII–XVIII ст.: вузлові проблеми та пріоритети наукового студіювання // «Iстину встановлює суд історії»: Збірник на пошану Федора Павловича Шевченка. Київ, 2004. Т. 2. С. 396–417).


[Закрыть].

И все же надо сказать, что в последние годы ситуация с «крестьянской» тематикой несколько меняется. Во всяком случае, актуальность ее исследования на новом уровне на просторах Новой истории хорошо осознается, как и необходимость расширения сюжетного спектра437437
  Гурбик А. О. Актуальні проблеми дослідження українського села в епоху середньовіччя та нового часу // УIЖ. 2003. № 3. С. 3.


[Закрыть]. При этом в недавних историографических обзорах крестьяноведческих работ отмечаются противоречивость процесса обновления, необходимость дополнительных усилий для выяснения целого спектра проблем438438
  Бондар В. В., Присяжнюк Ю. П. Сучасна історіографія пореформеного селянства // УIЖ. 2011. № 2. С. 180, 201.


[Закрыть], недостаток методологических новаций и почти полная неподвижность традиции в изучении истории крестьянства439439
  Заярнюк А. Iдіоми емансипації; Михайлюк О. В. Селянство України в перші десятиліття XX ст.: Соціокультурні процеси. Дніпропетровськ, 2007; Присяжнюк Ю. Ментальність і ремесло історика. С. 48.


[Закрыть]. Пожалуй, единственными работами, где прослеживаются осведомленность в мировых тенденциях и стремление адаптировать новые теоретико-методологические подходы к украинскому материалу, называют монографии А. Заярнюка, А. Михайлюка и Ю. Присяжнюка440440
  Портнова Т. В. Рец. на: Присяжнюк Ю. Українське селянство Наддніпрянської України: соціоментальна історія другої половини XIX – початку XX ст. Черкаси: Вертикаль, ПП Кандич С. Г., 2007. 640 с.; Михайлюк О. В. Селянство України в перші десятиліття XX ст.: Соціокультурні процеси. Дніпропетровськ: Iнновація, 2007. 456 с. // УМ. 2010. № 6 (17). С. 288.


[Закрыть]. Даже в академическом издании очерков «Iсторія українського селянства (крестьянства. – Примеч. ред.)», где задекларированы новации, «главный герой», по замечанию М. Яременко, «представляется так, как и столетие перед этим»441441
  Яременко М. Навчатися чи не навчатися? С. 218–236.


[Закрыть].

На мой взгляд, ситуация вокруг XVIII – первой половины XIX века в определенной степени объясняется историко-историографическим восприятием творческого наследия предшественников, в частности А. М. Лазаревского, который снова превращается в «знаковую фигуру украинской историографии»442442
  Воронов В. I. О. М. Лазаревський як історик та археограф // УIЖ. 2009. № 3. С. 63.


[Закрыть]. И тут обнаруживается интересная вещь. Казалось бы, большое временнóе расстояние само по себе способствует переосмыслению того, что было сделано историком Гетманщины, – переосмыслению с учетом подходов современного крестьяноведения. Но в юбилейных статьях начала XXI века вновь утверждается забытый историографический образ историка-народника, «даже не столько в смысле его политических императивов, сколько в понимании им движущих сил и хода исторического процесса»443443
  Там же. С. 62.


[Закрыть]. Соответственно, стереотип социально-экономических отношений второй половины XVII – XVIII века, воспринятый от Лазаревского, не только не подвергается уточнению, корректировке, а, по сути, канонизируется. Проанализировав работу «Малороссийские посполитые крестьяне», В. И. Воронов сделал вывод, справедливый относительно творчества Лазаревского, – «одно из лучших достижений в научном наследии ученого», – но, думаю, печальный для современной украинской историографии: эта работа, написанная в 1866 году, и на сегодняшний день – «одно из наиболее глубоких исследований по истории украинского крестьянства»444444
  Там же. С. 52.


[Закрыть].

Концепция Лазаревского поддерживается без основательного анализа и только иллюстрируется дополнительным источниковым материалом445445
  См., например: Путро О. I. Гетьман Кирило Розумовський та його доба (з історії українського державотворення XVIII ст.): В 2 ч. Київ, 2008. Ч. 1. С. 181, 184.


[Закрыть]. Поэтому и сейчас представления об особенностях социальной ситуации в Гетманщине в последний период ее существования остаются на уровне начала XX века. А «ответственность за повторное введение крепостного права в Украине (после его временной ликвидации во время Освободительной войны середины XVII века)» продолжает возлагаться «не только на российское самодержавие, но, частично, и на украинскую казацкую старшину и дворянство». Этот тезис Лазаревского считается «абсолютно бесспорным», «справедливым и аргументированным»446446
  Там же. С. 50–51.


[Закрыть]. Оказывается, дело не в особой социально-экономической и общественно-политической ситуации, сложившейся в результате Хмельнитчины и к созданию которой были причастны массы казаков, показаченных посполитых и шляхты, а только в сосредоточении в руках старшины всей полноты власти, позволявшей им легко «превратиться в господ».

Примечательно, что украинские историки именно в связи с Лазаревским заговорили и о крестьянской реформе 1861 года как о «рубеже, разделившем все модерное российское прошлое на до– и пореформенную эпохи». Реформа вновь стала «Великой», заняла место «где-то рядом с такими незабываемыми, знаковыми явлениями, как Гражданская война 1861–1865 годов в Соединенных Штатах Америки и революция коммунаров 1871 года во Франции»; подчеркивается ее влияние на «тектонические сдвиги в историческом сознании современников», на «коренное переформатирование российского культурного пространства»447447
  Ясь О. В. Два образи Старої України: візії О. Лазаревського й О. Оглоблина // УIЖ. 2009. № 3. С. 67–68.


[Закрыть]. Желание показать значение и величие Великой реформы подтолкнуло и к достаточно непривычным определениям. Реформа 1861 года, оказывается, положила начало общественным и культурным практикам, которые «составляют уникальный узор» из «позитивистских и просветительских компонентов» в творчестве Лазаревского448448
  Там же. С. 71.


[Закрыть].

Однако крестьянско-дворянский вопрос в контексте тесно связанной с ним проблемы 1861 года пока выглядит довольно туманно. Не очень четко поставлены темы в немногочисленных проблемно-историографических исследованиях, диссертациях, своеобразных «итоговых» и юбилейных статьях, которыми подводится черта под предыдущей традицией. Они не свидетельствуют о существенных сдвигах и в значительной степени закрепляют уже имеющиеся оценки.

В подобных очерках история дворянства интересует специалистов по XIX веку и историографов, к сожалению, главным образом в контексте процесса взаимоотношений украинской элиты с имперским центром, в контексте социальной психологии «элитарных слоев общества как носителей полной информации о социокультурном наследии нации»449449
  Матях В. М. Сучасна українська новістика та перспективи наукових пошуків. С. 159.


[Закрыть], в контексте политической культуры или проблемы бюрократии. Как составляющая крестьянского вопроса, социально-экономической истории прошлое социальной элиты украинскими историками пока не воспринимается, что подтверждают обзоры достижений флагмана отечественной науки – Института истории Украины450450
  Вона ж. Український цивілізаційний процес раннього нового часу в наукових проектах Iнституту історії України НАН України. Київ, 2011. С. 124, 154.


[Закрыть]. Остается неизменной в украинской историографии и крестьяноцентричность «крестьянского вопроса». Аграрно-крестьянский вопрос продолжает отождествляться исключительно с историей крестьянства. Дворянство же, как и другие социальные группы, в аграрное пространство не вписывается. Да и сам крестьянский вопрос тоже трактуется довольно узко – преимущественно как «принципы и методы ликвидации крепостного права»451451
  Мазурик В. С. Дворянські проекти вирішення селянського питання на Україні в першій половині XIX ст. (до 1857 р.) // Iсторичні дослідження. Вітчизняна історія. Республіканський міжвідомчий збірник наукових праць. Київ, 1989. Вип. 15. С. 77.


[Закрыть].

Сказанное полностью относится и к зарубежной украинистике, где не сложилось традиции изучения социально-экономической истории Нового времени. Это подтверждают и библиографические обзоры452452
  «Український історик». Журнал українського історичного товариства. Покажчик змісту 1963–1992. Нью-Йорк; Київ; Мюнхен, 1993; Гарвардські українознавчі студії. Покажчик до томів I–XV. Київ, 1992; Ланской Г. И. Проблема модернизации аграрного сектора России второй половины XIX – начала XX в. в зарубежной историографии и трудах академика И. Д. Ковальченко 1970–1980‐х гг. // Проблемы источниковедения и историографии: Материалы II Научных чтений памяти академика И. Д. Ковальченко. С. 184, 185; Темірова Н. Р. Реформа 1861 р. через призму поглядів іноземних дослідників // Проблеми історії України XIX – початку XX ст. Київ, 2011. Вип. 18. С. 75, 76; Kappeler A. Ukraine in German-Language Historiography // Synopsis: a collection of essays in honour of Zenon E. Kohut. P. 245–264.


[Закрыть]. Показательным в данном контексте представляется аннотированный список рекомендуемой, преимущественно англоязычной литературы, помещенный в соответствующие разделы недавней обобщающей работы по истории Украины американско-канадского историка Павла Магочия453453
  Маґочій П. Р. Iсторія України. Київ, 2007. С. 594–598.


[Закрыть]. Несмотря на авторское замечание, что «немало англоязычных работ посвящено социально-экономическому положению украинских земель в составе Российской империи», подавляющее большинство из названных касается «национального вопроса», «формирования украинской национальной идеологии», отражает биографии выдающихся деятелей национального движения, преимущественно Т. Шевченко, а также П. Кулиша, Марко Вовчка, И. Франко, М. Драгоманова и др. История дворянства, крестьянства, социальных взаимоотношений, очевидно, выпала из поля зрения зарубежных украинистов, если не считать названной англоязычной книги французского историка Даниэля Бовуа о правобережной шляхте. Исследования по социально-экономической истории дореформенного времени здесь совсем отсутствуют.

Сам текст работы Магочия в части «Украина в Российской империи» также не слишком перегружен сюжетами по социально-экономической истории, которые к тому же персонологически почти не насыщены. Но главное, что в этой новейшей синтезе закрепились традиционные для народнической украинской историографии положения: о полном бесправии крестьянства первой половины XIX века, которое, «кроме права на собственные орудия труда», не имело никаких прав, о крепостных как о «живом движимом имуществе», «стоившем меньше, чем скот» и т. п.454454
  Там же. С. 280.


[Закрыть] Все это показывает, что зарубежная украинистика так же далека от современного крестьяноведения, как и «материковая», что исследования по истории крестьянства не только не ведутся, но и не пересматриваются в той своей части, где «осели» давно сложившиеся представления455455
  Известный мыслитель Серебряного века русской культуры Владимир Францевич Эрн, рассуждая о применении исторического метода, заявленного Адольфом фон Гарнаком в книге «Сущность христианства», по поводу власти научной традиции над исследователем писал так: «Традиция страшна и опасна тем, что, всем своим авторитетом надавливаясь на исследователя, она заставляет не только решать вопросы в определенном, уже заранее обозначенном направлении, но влияет решающим образом и на самую их постановку. Она слишком часто обезличивает (выделено автором цитаты. – Т. Л.) эти вопросы, делает их какими-то вопросами „вообще“, т. е., другими словами, в частности не захватывающими никого и потому, может быть, никому и не нужными, и так как вопросы „вообще“ несомненно удобнее, спокойнее и менее мучительны, чем вопросы в частности, на которые ответить не так-то легко, то у всякого исследователя является великий соблазн закрыться от мучительных личных вопросов вопросами безличными, т. е. традиционными формами их постановки» (см.: Эрн В. Ф. Сочинения. М., 1991. С. 247).


[Закрыть]. Не говорю уже о том, что стереотипы касательно украинской крепостнической действительности в значительной степени были построены на примерах из русской истории, на основе, скорее, нелучшей научной продукции, поскольку в качественных исследованиях даже советских русистов 1970–1980‐х годов картинка уже значительно уточнялась и более ярко раскрашивалась. Нечего и говорить о современной российской историографии крестьянской проблематики, точнее – зарубежной русистике, обращение к которой в поисках нового образа крестьянского вопроса оказалось наиболее оправданным и плодотворным.

Разумеется, я не ставила себе такой дерзкой задачи, как обзор современной российской историографии проблемы, особенно с учетом вышеупомянутого сюжетного ее разнообразия. Тем более что довольно солидные историографические очерки уже представлены современными специалистами, например Ю. А. Тихоновым, В. Я. Гросулом, в монографиях которых проанализировано большинство значимых (в том числе и появившихся в недавнее время) исследований по истории российского крестьянства, сельского хозяйства, помещичьей и крестьянской усадьбы, проблем социального взаимодействия, основ бытования крепостного права и феодальных порядков, формирования гражданского общества и его взаимоотношений с властью и т. п.456456
  Тихонов Ю. А. Дворянская усадьба и крестьянский двор. С. 5–82; Гросул В. Я. Русское общество XVIII–XIX веков: Традиции и новации. М., 2003. С. 10–49.


[Закрыть]

Учитывая эти обзоры и постановку тем в целом ряде историографизированных исследований ученых-русистов, отмечу только некоторые важные, с моей точки зрения, изменения в разработке крестьянского вопроса. Причем еще раз подчеркну положение о сохранении преемственности в исследовании социально-экономической истории при существенном обновлении подходов и оценок, что произошло как благодаря формированию «единой историографии России»457457
  Глисон Э. Великие реформы в послевоенной историографии. С. 8–23.


[Закрыть], т. е. поиску точек соприкосновения между российскими и зарубежными, преимущественно американскими, русистами, так и благодаря ориентации вчерашних советских исследователей на достижения и подходы мировой гуманитаристики.

Уже в начале 1990‐х годов теоретический семинар по аграрной истории под руководством В. П. Данилова ознаменовал ориентацию российских историков на достижения зарубежного крестьяноведения. Первые заседания были посвящены обсуждению работ ведущих специалистов в этой области – Дж. Скотта и Т. Шанина. А материалы и выступления участников семинара почти сразу же публиковались458458
  Современные концепции аграрного развития (Теоретический семинар) // ОИ. 1992. № 5. С. 3–29; Современные концепции аграрного развития (Теоретический семинар) // Там же. 1993. № 2. С. 3–28; Современные концепции аграрного развития (Теоретический семинар) // Там же. 1994. № 2. С. 30–59.


[Закрыть]. Новации в крестьяноведении касались и изучения особенностей социального взаимодействия, в том числе и между крестьянством и дворянством. В частности, Л. В. Милов уже в ходе обсуждения концепции Шанина, обращая внимание на специфику влияния природно-географического и климатического факторов на экономики Западной и Восточной Европы, отмечал необходимость учета, кроме эксплуататорской, и страховой функции помещичьего хозяйства, разрыв с которым крестьянского хозяйства в пореформенный период во многом объясняет резкую пауперизацию бывших крепостных459459
  Современные концепции аграрного развития (Теоретический семинар) // Там же. 1993. № 2. С. 19.


[Закрыть].

Потребность в обновлении, конечно, не означает, что историографическая инерция не давала себя знать. В частности, «История крестьянства России с древнейших времен до 1917 г.», третий том которой появился в 1993 году, еще не претерпела серьезных изменений. Кстати, здесь еще содержались и разделы о крестьянах Украины, написанные во вполне традиционном для советской историографии духе460460
  История крестьянства в России с древнейших времен до 1917 г.: В 3 т. М., 1993. Т. 3. С. 568–587.


[Закрыть]. Но материалы многочисленных крестьяноведческих конференций уже в начале 2000‐х годов демонстрировали переход в новое качество и значительное расширение сюжетно-тематического спектра исследований461461
  Данилова Л. В., Данилов В. П. Крестьянская ментальность и община // Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.): Материалы международной конференции. 14–15 июня 1994 г. М., 1996. С. 22–39; История крестьянства в России: Материалы Шестнадцатой Всероссийской заочной научной конференции. СПб., 2000; История крестьянства и сельского хозяйства западно-русских и белорусских земель: прошлое, настоящее, перспективы: Материалы международной научно-практической конференции. 28–29 сентября 2000 года. Смоленск, 2001; Россия в новое время. Образованное меньшинство и крестьянский мир: в поисках диалога. Материалы межвузовской научной конференции 21–22 апреля 1995 г. (Российский государственный гуманитарный университет). М., 1995.


[Закрыть]. В контексте данной темы важно, что российские историки считали необходимым с помощью обновления теоретико-методологической и источниковой основы освободиться от предубеждения против самостоятельности крестьянской экономики и возможности специфической крестьянской аграрной эволюции, отказаться от характерного для предыдущей традиции взгляда на аграрное развитие «как на постоянное приготовление деревни к революции», акцентировали внимание на изучении хозяйственного этоса, духовной жизни главных участников аграрных отношений462462
  Савельев П. И. Пути аграрного развития России в дискуссиях российских историков. С. 25–53.


[Закрыть].

Значительные изменения произошли и в изучении истории российского дворянства. Здесь, так же как и в крестьяноведении, важны были пересмотр предыдущих оценок и тематическое расширение. Причем историки все чаще стремились отойти от образа «эксплуататора» и не забывать, что

великая русская культура, которая стала национальной культурой и дала Фонвизина и Державина, Радищева и Новикова, Пушкина и декабристов, Лермонтова и Чаадаева и которая составила базу для Гоголя, Герцена, славянофилов, Толстого и Тютчева, была дворянской культурой (выделено автором цитаты. – Т. Л.). Из истории нельзя вычеркнуть ничего. Слишком дорого приходится за это расплачиваться463463
  Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. С. 15, 28.


[Закрыть].

С. О. Шмидт в предисловии к сборнику материалов В. О. Ключевского также призывал

отказаться от категоричности некоторых расхожих мнений, основанных на восприятии образности художественной литературы без учета степени метафоричности обличительного стиля ее. Хотя выявлено в архивах множество фактов, убеждающих в дикой жестокости и диком же бескультурье помещиков-крепостников (вспомним пушкинское определение – «барство дикое»), не следует забывать о том, что «недоросль» Митрофанушка был ровесником и Карамзина, и тех, в чьих семьях выросли будущие герои «Евгения Онегина» и «Войны и мира». В серьезных научных трудах не дóлжно ограничиваться тенденциозно одноцветным изображением провинциальных помещиков последней четверти XVIII в. лишь как Скотининых и Простаковых; как и во второй четверти XIX в., не все походили на героев гоголевских «Мертвых душ»464464
  Шмидт С. О. Ключевский и культура России. С. 307.


[Закрыть].

Начав с синтеза предыдущих достижений465465
  Буганов В. И. Российское дворянство // ВИ. 1994. № 1. С. 29–41; Бородин А. П. Объединенное дворянство и аграрная реформа // Там же. 1993. № 9. С. 20–32; Каменский А. Б. Российское дворянство в 1767 году (К проблеме консолидации) // История СССР. 1990. № 1. С. 58–77; Шмидт С. О. Общественное самосознание noblesse russe в XVI – первой трети XIX века // Шмидт С. О. Общественное самосознание российского благородного сословия, XVII – первая треть XIX века М., 2002. С. 101–122.


[Закрыть], российские ученые постепенно перешли к тотальному «наступлению» на социальную элиту. История дворянства стала неотъемлемой составляющей многочисленных междисциплинарных «интеллигентоведческих» конференций в различных городах России466466
  См., например: Родигина Н. Н. Социальные представления русской интеллигенции XIX века // ДВ. Вып. 17. С. 397–398.


[Закрыть]. Как результат – каждый желающий может найти в интернете довольно обширные «дворянские» библиографии. Но в свете сюжетов этой книги особенно отмечу интерес к изучению психологии дворянства, «мира мыслей», социокультурных представлений, жизненного уклада – бытовых условий, образования, традиций, развлечений, т. е. того, что формировало поведение, мировоззрение различных представителей этого сословия. Причем в центре внимания оказалось не только столичное, но и провинциальное дворянство, не только аристократия, но также мелкое и среднее усадебное панство. Поток работ по истории социального взаимодействия дворянства и крестьянства, консолидации дворянской элиты, формирования коллективного самосознания, групповых интересов элиты, групповых идентичностей становился все более мощным. Историки, применяя современный методологический инструментарий, не только провели ревизию историографической традиции, но и значительно расширили проблемно-тематическое поле и источниковую базу исследований467467
  Белова А. В. «Четыре возраста женщины»: Повседневная жизнь русской провинциальной дворянки XVIII – середины XIX в. СПб., 2010; Веременко В. А. Дворянская семья и проблемы содержания одним супругом другого в России во второй половине XIX – начале XX века // Адам и Ева: Альманах гендерной истории. М., 2006. № 11. С. 114–140; Глаголева О. Оскорбленная добродетель: бесчестье и обида в эмоциональном мире русской провинциальной дворянки XVIII века // Российская империя чувств. С. 329–352; Долбилов М. Д. Политическое самосознание дворянства. С. 13–17; Дмитриева Е. Е., Купцова О. Н. Жизнь усадебного мира: утраченный и обретенный рай. М., 2003; Зорин А. Импорт чувств: к истории эмоциональной европеизации русского дворянства // Российская империя чувств. С. 117–130; Россия сельская; Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI–XX вв.: Исторические очерки. М., 2001; Кабытова Е. П. Кризис русского дворянства; Козлов С. А. Аграрные традиции и новации в дореволюционной России; Кириченко О. В. Благочестие русских дворян. XVIII век. М., 2002; Марасинова Е. Н. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века. М., 1999; Она же. Идеологическое воздействие политики самодержавия на сознание элиты российского дворянства второй половины XVIII века (По материалам законодательства и переписки): Автореф. дис. … д-ра ист. наук. М., 2008; Рикман В. Ю. Дворянское законодательство Российской империи. М., 1992; Сабурова Т. А. Русский интеллектуальный мир/миф; Тихонов Ю. А. Дворянская усадьба и крестьянский двор; Худушина И. Ф. Царь. Бог. Россия. Самосознание русского дворянства (конец XVIII – первая треть XIX в.). М., 1995; Экштут С. «Увижу ль, о друзья! Народ неугнетенный…» Крепостное право сквозь призму исторической антропологии // Родина. 2008. № 2. С. 51–56; Яковкина Н. И. Русское дворянство первой половины XIX века: Быт и традиции. СПб., 2002, – и др.


[Закрыть], пытаясь синтезировать макро– и микроисторические подходы, разные взгляды на историю – как на закономерный саморазвивающийся процесс и как на своеобразие и неповторимость отдельных этапов, моментов, личностей468468
  Рудакова Т. В. К вопросу о формировании реформаторов 60‐х гг. XIX века в России // Общественное сознание в кризисные и переходные эпохи. С. 9; Сизова О. В. Российское дворянство в первой половине XIX в.: создание единой информационной системы (на примере Ярославской губернии) // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». М., 2002. Июнь. № 30. С. 65–67.


[Закрыть].

Все это подтолкнуло к осознанию бесперспективности попыток понять ценностные ориентации экономического мышления дворянства, мотивы его хозяйственной деятельности, уровень развития самосознания помещика только через его принадлежность к сословию земле– и душевладельцев. Также важно, что именно в контексте истории дворянства ставятся под сомнение традиционные взгляды на характер социального взаимодействия, выявляются факторы, препятствовавшие «возникновению представления об абсолютной зависимости крестьянского мира от феодала и в сознании податного сословия, и в сознании дворянства»469469
  Марасинова Е. Н. Вотчинник или помещик? (Эпистолярные источники о социальной психологии российского феодала второй половины XVIII века) // Менталитет и аграрное развитие России (XIX–XX вв.). С. 136, 138–139.


[Закрыть]. Замечу, что свой вклад на этом направлении внесли и некоторые современные украинские историки, чьи работы скорее можно вписать в контекст российской историографии470470
  Соломенна Т. В. Граф О. А. Аракчеєв: спроба реконструкції історико-психологічного портрету // Вісник Чернігівського державного педагогічного університету. Серія: Iсторичні науки. 2002. Вип. 15. № 1. С. 28–32; Соломенная Т. В., Ячменихин К. М. А. А. Аракчеев – помещик; Ячменихин К. М. Алексей Андреевич Аракчеев // Российские консерваторы. М., 1997; Он же. Граф А. А. Аракчеев и Николай I.


[Закрыть].

Если в начале 2000‐х годов среди работ современных русистов в области элитологии штудии правового и историко-культурного характера преобладали над социально-экономическими, то сейчас можно говорить об изменении ситуации, в том числе и в изучении проблемы сосуществования вотчинного и крестьянского хозяйств471471
  Козлов С. А. Аграрные традиции и новации в дореформенной России; Милов Л. В. Великорусский пахарь; Смилянская Е. Б. Дворянское гнездо середины XVIII века; Тихонов Ю. А. Дворянская усадьба и крестьянский двор, – и др.


[Закрыть]. Правда, до полной гармонии пока далеко, поскольку помещичье хозяйство все еще исследовано гораздо скромнее. Это касается разработки не только таких аспектов, как урожайность хлеба, динамика дворянского предпринимательства, состояние помещичьего бюджета, но и способов обеспечения хозяйства рабочей силой и ее использования472472
  Рянский Л. М., Рянский Р. Л. О подходах в изучении истории русской крепостной деревни первой половины XIX в. (на примере Черноземного центра) // Идеи академика И. Д. Ковальченко в XXI веке: Материалы IV Научных чтений памяти академика И. Д. Ковальченко. М., 2009. С. 175.


[Закрыть]. В связи с этим естественной выглядит и переоценка крепостного права. Не последняя роль здесь принадлежит и пересмотру устоявшихся определений исторической эпохи, от чего в значительной мере зависит и исследовательский взгляд на ее содержание, на отдельные события и персоналии473473
  См.: Гордин Я. А. Мистики и охранители. Дело о масонском заговоре. СПб., 1999. С. 286; Зорин А. Кормя двуглавого орла…; Мадариага И. де. Россия в эпоху Екатерины Великой; Рахматулин М. А. Интеллект власти: императрица Екатерина II // ОИ. 2005. № 4. С. 21–29; Уортман Р. С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004; Экштут С. А. На службе российскому Левиафану. М., 1998, – и др.


[Закрыть]. Во всяком случае, современные русисты внесли серьезное разнообразие в «рисунок силового поля эпохи» 474474
  Гордин Я. А. Мистики и охранители. С. 286.


[Закрыть]XVIII–XIX веков.

Важной для темы книги представляется предлагаемая историками трактовка социальной и экономической политики Екатерины II и Николая I, ведь именно с ними традиционно ассоциировалось укрепление крепостнической системы. Однако сейчас в первую очередь с этими монархами связывают и начало формирования гражданского общества в России, и постановку, упрочение идеи эмансипации. Анализ стереотипов относительно екатерининской политики достаточно подробно проведен А. Б. Каменским. Полемизируя или соглашаясь с предшественниками и своими современниками, историк дал довольно обоснованное изложение различных сюжетов проблемы, среди которых лишь кратко отмечу важные для данного контекста, поскольку более подробно буду останавливаться на этом в дальнейшем. Во-первых, правление Екатерины II Каменский считает «эпохой внутриполитической стабильности, не означавшей застоя», а императрицу – «одним из самых удачливых русских реформаторов». Ее реформы «носили созидательный, а не разрушительный характер»475475
  Каменский А. Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999. С. 258; Он же. Историография. Грамоты Екатерины II дворянству и городам. Рец. на: Catherine II’s Charters of 1785 to the Nobility and the Towns. Charles Schlacks, Jr., Publisher. Bakersfild (Cal.). 1991, LXXVI + 256 p. // http://dlib.eastview.com/browse/doc/7164791.


[Закрыть]. Во-вторых, в оценках «малороссийских дел» историк лаконичен. Относительно позиций «украинской» элиты по крестьянскому вопросу в Законодательной комиссии он придерживается расхожего положения: «…казачья верхушка… стремилась обрести равные права с русскими помещиками». В-третьих, крестьянский вопрос, которому Екатерина II уделяла много внимания, выходит у Каменского за рамки крепостнических отношений. В частности, он пространно обсуждает намерения Екатерины II предоставить жалованную грамоту и государственным крестьянам – «свободным сельским жителям». Солидаризируясь с Д. Гриффитсом и отрицая мнение О. А. Омельченко, согласно которому «установление правового статуса других сословий было подчинено… задаче охранения господствующего положения дворянства», Каменский настаивает на том, что вопрос все же надо рассматривать как стремление создать в России характерное для Нового времени регулярное государство с сословной структурой476476
  Он же. От Петра I до Павла I. С. 442–443.


[Закрыть].

Существенной коррекции подверглись и оценки царствования Николая I, на которое предлагается посмотреть как на сложную и противоречивую эпоху, когда было много сделано для народного образования, технического прогресса, науки, журналистики, литературы, созданы различные благотворительные организации, общества, образовательные, научные учреждения477477
  Шишкин В. А. Николаевская эпоха: новые подходы. Несколько вступительных слов // Философский век: Альманах. СПб., 1998. Вып. 6. С. 22; Харитонович М. Ф. Николай I и Императорская Академия наук // Там же. С. 31; Сухова Н. Г. Основание Русского географического общества // Там же. С. 74–82; Шевченко М. М. Император Николай I и ведомство народного просвещения // Там же. С. 100–116; Рахматулин М. А. Император Николай I глазами современников // ОИ. 2004. № 6. С. 74–98; Степанец К. В. Николай I и Ведомство учреждений императрицы Марии // Там же. С. 174–181; Гросул В. Я. Власть и интеллект в Новой истории России // ОИ. 2005. № 4. С. 45; Мамонов А. В. Интеллектуальные задачи и возможности власти в XIX в. // Философский век. Вып. 6. С. 50–51; Ружицкая И. В. Рец. на: М. М. Шевченко. Конец одного Величия. Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М.: Три квадрата, 2003 // ОИ. 2006. № 2. С. 156–158; Она же. Е. Ф. Канкрин и крестьянский вопрос в России // Экономическая история: Обозрение. М., 2001. Вып. 6. С. 102–104; Она же. «Просвещенная бюрократия», 1800–1860‐е гг. М., 2009; Шевченко М. М. Конец одного Величия: власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М., 2003.


[Закрыть]. Именно Николаю I ставится в заслугу последовательное воспитание в обществе уважения к закону, большая кодификационная работа, налаживание системы подготовки юристов, внедрение юридической специализации в университетах, что способствовало распространению идеи о высоком призвании служения правосудию478478
  Уортман Р. С. Властители и судии. С. 105, 184.


[Закрыть]. Различные ракурсы, точки обзора той или иной эпохи в целом не могли не сказаться и на восприятии отдельных явлений, событий, персоналий. Так, взгляд на Россию как на «периферию» миросистемы позволил Б. Ю. Кагарлицкому, демонстрируя возможности «единой историографии России», по-другому оценить и реформаторскую деятельность правительств, и состояние российской экономики в дореформенный период, и причины ликвидации крепостного права, что стало, по его мнению, не результатом внутреннего кризиса «помещичье-плантаторского хозяйства», а следствием давления на него извне479479
  Кагарлицкий Б. Периферийная империя. С. 321.


[Закрыть].

В контексте переоценки различных эпох российской истории, переосмысления деятельности того или иного монарха, и самостоятельная проблема реформ в России приобретала для исследователей, еще в разгар перестройки, особое значение480480
  Мироненко С. В. Самодержавие и реформы; Он же. Страницы тайной истории самодержавия; Сафонов М. М. Проблема реформ в правительственной политике России.


[Закрыть]. В первую очередь это касается реформ 1860–1870‐х годов, перекличка с которыми явно начинает чувствоваться в публикациях конца 1980‐х – начала 1990‐х. Уже в статье Л. Г. Захаровой 1989 года481481
  Захарова Л. Г. Самодержавие, бюрократия и реформы 60‐х годов XIX в. в России // ВИ. 1989. № 10. С. 3–24.


[Закрыть] просматриваются параллели с современностью: термины «гласность» и «демократизация» применительно к предреформенным годам становятся здесь одними из ключевых. Но главное – признанный историк реформы на уже хорошо известном материале расставила такие акценты, которые существенно подрывали основы закрепленного в советской историографии образа событий рубежа 1850–1860‐х годов. Реформа 1861 года снова становилась «Великой», ставилась под сомнение роль крестьянских движений в ее подготовке и проведении, по-другому определялась «расстановка сил» перед 19 февраля, реформа была переворотом «сверху», и Александру II в ней отводилось почетное первое место482482
  Эйдельман Н. Я. «Революция сверху» в России. М., 1989; Чистяков О. И., Новицкая Т. Е. Реформы Александра II // Реформы Александра II. М., 1998. С. 5.


[Закрыть]. Здесь расшатывалось и мнение о продворянском характере реформы: она была тяжелой не только для крестьян, «но в некоторой степени и для дворянства». Единственным «победителем» теперь называлось государство, вышедшее из кризиса обновленным и укрепившимся. Также признавалось, что дворянские депутаты в губернских комитетах, «независимо от позиций» (курсив мой), «одинаково энергично нападали на присвоенную себе государственной властью роль арбитра в делах сословий». Это в данном случае особенно важно, ведь подобные замечания давали возможность посмотреть на «противников» эмансипации под другим углом зрения: не противодействия, а положительного влияния, что вело не только к изменению акцентов, но и к расширению персонологического ряда. Точнее – к включению и так называемых «олигархов», «аристократов-конституционалистов», «реакционеров» в «поколение реформаторов». Правда, такой взгляд на реформу не исключал существования и других оценок483483
  Плимак Е. Г., Нантин И. К. Драма российских реформ и революций. М., 2000. С. 143, 144.


[Закрыть].

Более развернуто уже высказанные, да и другие, положения были озвучены Захаровой на международной конференции 1989 года (материалы которой вышли отдельной книгой), а также в иных статьях484484
  Захарова Л. Г. Самодержавие и реформы в России. 1861–1874 (К вопросу о выборе пути развития) // Великие реформы в России. С. 24–43; Она же. Россия на переломе (Самодержавие и реформы 1861–1874 гг.) // История отечества: люди, идеи, решения: В 2 кн. М., 1991. Кн. 1. С. 293–325.


[Закрыть], что имело решающее значение для дальнейшего изучения проблемы. На страницах «конференционного» сборника получили трибуну не только российские, но и известные зарубежные ученые – «отцы», «дети», «внуки» американской русистики485485
  Дэвид-Фокс М. Введение: отцы, дети и внуки в американской историографии царской России // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. С. 5–47; Миронов Б. Н. Пришел ли постмодернизм в Россию? Заметки об антологии «Американская русистика» // ОИ. 2003. № 3. С. 135–146; Розенберг У. Г. История России конца XIX – начала XX в. в зеркале американской историографии // Россия XIX–XX вв.: Взгляд зарубежных историков. М., 1996. С. 8–28.


[Закрыть], английские, австралийские историки – А. Дж. Рибер, Э. Глисон, Э. Кимбэлл, Д. Филд, С. Хок, П. Готрелл, Д. Крисчн, которые хорошо знали не только советскую, но и мировую историографическую традицию, архивные ресурсы обсуждаемой темы. Здесь по-другому прозвучали уже хорошо известные сюжеты, обращалось внимание на темы, обойденные советской исторической наукой, а также почти в каждой статье подводился историографический итог изучения отдельных аспектов. Обобщающий обзор историографии был представлен Э. Глисоном, остановившимся и на основных противоречиях между марксистской и немарксистской, в первую очередь американской, школами в изучении Великих реформ. Устранение противоречий он считал необходимым для формирования «единой историографии России». На это «работали» и проблемно-историографические обзоры достижений зарубежной историографии, многочисленные русскоязычные публикации трудов ученых разных стран по истории российского имперского периода, международные научные форумы486486
  Степанов В. Л. Крестьянская реформа 1861 г. в историографии ФРГ // Россия XIX–XX вв: Взгляд зарубежных историков. С. 138–180; Американская русистика: Вехи историографии последних лет; Предисловие // Российская империя в зарубежной историографии. С. 9–11; Шпопер Д. Польское дворянство и крестьянский вопрос в XIX веке // ВИ. 2008. № 2. С. 106–113.


[Закрыть]. Синтез подходов и результаты сотрудничества вскоре начали четко себя обнаруживать, в том числе и через индекс ссылок, хотя «проблема отчуждения и изоляции еще сохраняет свою остроту»487487
  Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. М., 2006. С. 30.


[Закрыть].

В 2005 году Л. Г. Захарова подвела своеобразный итог изучения реформ как советскими, российскими, так и зарубежными учеными, одновременно представив собственное ви́дение сложных, спорных и недостаточно решенных в историографии проблем488488
  Захарова Л. Г. Великие реформы 1860–1870‐х годов: поворотный пункт российской истории // ОИ. 2005. № 4. С. 151–167.


[Закрыть]. Подчеркну наиболее важные и принципиальные выводы известного историка, сделанные с широкой опорой на штудии нерусскоязычных специалистов. Во-первых, термин «Великие реформы» признается как наиболее точный. Во-вторых, солидаризируясь с западными историками (Д. Филдом, Т. Эммонсом, Д. Байрау)489489
  Большакова О. В. П. А. Зайончковский и его американские ученики // Там же. 2004. № 4. С. 92–107.


[Закрыть], Лариса Георгиевна снова поставила под сомнение в качестве причины ликвидации крепостного права рост крестьянских движений и правомерность концепта «революционная ситуация». Центральному правительству, и прежде всего Александру II, отводится первостепенное значение. В-третьих, автор, сославшись на точку зрения П. Б. Струве, Б. Н. Миронова, обобщение послевоенной историографии вопроса Э. Глисоном, а также на мнение П. Готрелла 490490
  Глисон Э. Великие реформы в послевоенной историографии. С. 8–23; Готрелл П. Значение Великих реформ в истории экономики России // Великие реформы в России. С. 106–126.


[Закрыть]относительно совпадения реформ с экономическим подъемом в государстве, подчеркнула отсутствие единства в вопросе объективных социально-экономических предпосылок ликвидации крепостного права и призвала не торопиться с окончательными выводами. В-четвертых, Захаровой не был поддержан тезис о проведении реформы в интересах дворянства. На основе новых исследований, в частности С. Хока491491
  Хок С. Банковский кризис, крестьянская реформа и выкупная операция в России. 1857–1861 // Великие реформы в России. С. 90–105.


[Закрыть], подвергнуто критике представление о грабительском характере реформы, которое ранее во многом базировалось на ошибочных методиках обработки статистических данных. И последнее: анализируя труды Б. Линкольна, Т. Эммонса и других492492
  Концептуальный тематический и методологический разбор работ ведущих американских русистов, стажеров П. А. Зайончковского, по истории российского XIX века сделан О. В. Большаковой (Большакова О. В. П. А. Зайончковский и его американские ученики).


[Закрыть], историк как на важные предпосылки указала также на институциональные реформы Александра I, на накопленный в первой половине XIX века опыт обсуждения крестьянского вопроса и на наличие кадров, людей, готовых взять на себя грандиозный труд по преобразованию России. Итак, опять говорилось о необходимости учитывать «человеческий фактор», поскольку двигателем реформ был «слой прогрессивно мыслящих, интеллигентных людей, объединенных общностью взглядов и задач», который начал складываться «в недрах бюрократического аппарата николаевского царствования в 1830‐е и особенно 1840‐е гг.».