Текст книги "Путешествия по Африке"

Вскоре после полудня мы, сопровождаемые многими любопытными, примкнувшими по дороге, достигли мбанги (место для собраний) Нгериа. Князь со своими многочисленными приближенными ожидал меня в просторной открытой галерее с двускатной крышей. Нгериа, брат Уандо, Мбио и Малингде, был похож на Уандо, но моложе и не такой полный. В мбанге находились уже послы от Бинзы с сообщением, что он меня ожидает к себе. Затем Нгериа проводил меня к очень просторным хижинам, специально для меня построенным, где я прежде всего должен был удовлетворить любопытство князя и его ближайшего окружения и тотчас же показать свои достопримечательности. И здесь уже звучали из уст в уста слова «кунди» (выражение азанде для определения музыки) и «китав» (по-арабски – книга).

Подданные Нгериа привыкли посещать ежедневно его мбангу. Это происходило оттого, что теперешняя резиденция властителя находилась уже долгие годы на одном и том же месте. В этом благоприятно расположенном округе, в стороне от караванных путей нубийцев, царил, в виде исключения, мир. У Уандо и Феро последние военные столкновения нарушили старый порядок, там мбанга была временной и посещалась нерегулярно; таково же было положение во вновь основанной резиденции Ндорумы. У Нгериа мбанга носила отпечаток старых и еще сохранившихся обычаев народа азанде. Большая, свободная, старательно очищенная от травы площадь находилась несколько в стороне от хижин. В ее центре стояло тенистое дерево, под которым происходили собрания. Сама галерея стояла сбоку, и ею пользовались большей частью при неблагоприятной погоде. На этих площадях для собраний установлены, большей частью по обе стороны, легкие деревянные сооружения. Они состоят из вкопанных столбов, на которых горизонтально водружены жерди, положенные друг над другом на известном расстоянии и образующие большой каркас, служащий посетителям мбанги для того, чтобы на них вешать оружие и прислонять щиты и копья. Так как азанде обычно всегда носят военное снаряжение с собою и ставят его здесь, то такая площадь для собраний при многочисленном скоплении воинов приобретает от этого украшения оружием своеобразный самобытно-народный отпечаток. У мангбатту высокопоставленные лица считают ниже своего достоинства сидеть на земле и часто поэтому приносят, как я сообщал, свои скамеечки. У азанде же только «биа» сидит на скамеечке, а его подданные сидят на корточках на земле. Но вожди часто подстилают шкуры антилоп, которые они носят на плечах, или маленькие циновки, тогда как остальные приносят для этой цели листья, ветки, либо куски дерева, взятые поблизости.

После обеда я отправился к мбанге со своими достопримечательностями. Нгериа проявил много понимания и интереса. Он также бывал часто у меня с наиболее доверенными лицами, причем не уходил без небольших подарков. Больше всего его обрадовало получение железной эмалированной кружки для питья мериссы. Но он с трудом поверил, что между наружной синей эмалью и внутренней белой находится железо, пока я его не убедил тем, что показал поврежденные места на подобной же столовой посуде. Азанде изготовляют кроме больших глиняных сосудов для воды и мериссы посуду средних и небольших размеров, до емкости кофейной чашки. В них варится каша или приправа, одновременно они служат в качестве миски для этой пищи. Верхний край закругляется наружу, особенно у средних и маленьких сосудов, чтобы их можно было накрыть большими листами и завязать посуду, наполненную приправой. Гончарное искусство азанде, которые не знают гончарного круга, этим еще не исчерпывается; кроме этих горшков для воды и варки, стоящих в каждой хижине, в домашнем хозяйстве вождей находятся еще глиняные сосуды самой разнообразной формы для питья, особенно для пива. У азанде встречаются также, хотя и реже, небольшие глиняные бутылки для воды, очень похожие по форме и величине на наши плоские графины для шерри и портвейна. Их употребляют вожди, когда во время речи надо освежиться глотком воды. Я употреблял их в последующие годы для жидкого меда или козьего молока. В моем домашнем хозяйстве находила применение также местная кухонная посуда.

Фляга для пива азанде

Мое пребывание у Нгериа несколько затянулось. Частично в этом были повинны ложные слухи. Говорили, что Мбио послал Бинзе пучок копий. Таков обычай у азанде, когда они призывают какое-нибудь соседнее племя к военному союзу против кого-либо третьего, в данном случае, конечно, против моей скромной особы. Хотя новые послы Бинзы оспаривали правдивость этого слуха, но все-таки этот случай обсуждался в долгом палавере, а Нгериа и после этого оставался недоверчивым. Затем снова прошел слух, будто Бинза находится в пути с дружеским намерением забрать меня отсюда, и это послужило поводом отложить выступление. Бондорф также сообщил, к моему большому удивлению, что Ндорума собирается выступить навстречу со своим войском, так как и до него дошел слух о предстоящих враждебных действиях. Все это сделало Нгериа нерешительным, в то время как я настаивал спешно отправить послов к Ндоруме, чтобы помешать его вооруженному выступлению. Мое предложение вызвало длительные переговоры в мбанге, и послы ушли лишь на следующий день с решением, чтобы Ндорума повернул назад, а Нгериа лично проводил бы меня со своими людьми, но не через район Бинзы, которому Нгериа продолжал не доверять, а по другой дороге. Бондорф сообщал также и о других ложных слухах обо мне. Между прочим, говорили, будто я был у Мамбанги полностью ограблен. Некоторые говорили даже, что я томлюсь в плену, и все эти преувеличения и искажения дошли не только до Хартума, но попали даже в европейские газеты.

Двадцать восьмого ноября состоялся, наконец, после пятидневного пребывания наш отъезд. Направление дороги переменилось, и мы теперь шли по широкой дуге на север. Однообразная, волнистая местность была здесь беднее текучими водами, чем прежде, и мы пересекли лишь один приток реки Tay, в десяти шагов шириной и семи футов глубиной. Мощный ствол дерева, омываемый пенящейся водой, служил примитивным мостом. Мы переходили осторожно, опираясь на палки. Держать в полном повиновении неопытных и недисциплинированных носильщиков во время этих путешествий часто становилось прямо невозможно. Так случилось и сегодня, люди разошлись и пришли к месту сбора разными путями. К чести азанде надо сказать, что никогда в таких случаях у меня не пропадало ни одного тюка из багажа. Даже когда отдельные носильщики шли другой дорогой или после задержки на дороге достигали лагеря значительно позднее, даже если я получал оставленный багаж на следующий день, он всегда прибывал в хорошем состоянии. Так и сегодня – многие носильщики нашли нас только к вечеру. Не успели мы двинуться дальше, как явился Бинза и принялся настаивать, чтобы я шел через его округ. Одновременно я узнал, что на северной границе его области расположился лагерем Ндорума со своим воинством в ожидании меня. Я настоял на отъезде, а Нгериа со своими людьми выступил в обратный путь.

Бинза, еще юный сын Малингде, держался по сравнению со старшими властителями азанде, с меньшим достоинством и являлся типичным представителем щеголей азанде младшего поколения. Во франтах у этого народа не было недостатка. Вместо замечательной простоты старых князей, которые не терпели никаких украшений и даже волосы зачесывали просто, самое большее – заплетали их в тонкие косички, у княжеских отпрысков можно видеть прямую противоположность этому. Многие из этих господ используют богатый набор местных изделий, чтобы покрасоваться своей разряженной внешностью. С изумительной старательностью и большим разнообразием делаются прически – работа, отнимающая много времени, которой терпеливо отдаются щеголеватые молодые люди привилегированных классов. Все, что в этом направлении придумали дамы наших культурных стран, бледнеет перед богатством форм и замысловатостью этих фантастических шиньонов: воздвигнутые в виде башен букли или облегающие голову валики из косичек, концы которых, образующие венок, украшены ракушками, полученными от нубийцев бусами, медными пластинками и т. п. Весьма излюбленным является носимое на лбу украшение из нанизанных собачьих зубов, а шею окружают различного рода тонкие медные, железные обручи, ожерелья из бус и многое другое. Наиболее драгоценным и роскошным у азанде считается ниспадающее на грудь украшение из слоновой кости. Оно состоит из тридцати-сорока цилиндрических кусочков, длиной от 4 до 6 см, с коническими остриями. Они должны изображать зубы хищных животных, в особенности льва, которого туземцам редко приходится убивать. Лев, по сравнению с леопардом, редко встречается в области азанде, а в тех частях страны, где водятся львы, мало леопардов. Справедливое изумление вызывает упорное терпение, с которым туземцы умеют изготовлять своими примитивными инструментами, следовательно длительным трудом, такие художественные предметы, как эти шейные украшения из слоновой кости у азанде или упомянутые длинные булавки для волос из слоновой кости у мангбатту и т. п. Впрочем, теперь лишь избранные лица владеют подобной продукцией лучшего местного производства, принадлежащей прежнему, можно сказать, классическому времени, ибо туземец постепенно разучается вырабатывать эти драгоценные предметы, которые у него насильственно отбирают чужеземцы. Чтобы завершить описание щеголя азанде, упомяну еще о соломенной шляпке, лихо посаженной на макушку, поскольку это позволяет форма прически, и украшенной небольшим ниспадающим султаном из петушиных перьев, развевающихся на ветру; для того чтобы усилить внешний эффект, посыпают тело порошком красного дерева и размалевывают соком гардении.

Дорога из ночного лагеря у реки Tay вела на северо-запад к реке Макусса. Оба потока, соединяясь, питают Мбруоле. Здесь кончается обитаемая область Нгериа, и дальше на запад следует дикая местность. Мы достигли поселений подданных Бинзы лишь через несколько часов и ночевали там. В резиденцию властителя мы попали лишь на следующее утро, 30 ноября. Местность представляла собою однообразную равнину, пересеченную большим числом речек, текущих в Мбруоле. Дожди здесь давно прекратились, и трава на более высоких местах высохла на солнце. Это облегчило наш путь и привлекло многих туземцев, явившихся сюда толпами, чтобы иметь возможность близко увидеть меня и подивиться на незнакомую им фигуру осла. По дороге нам встретились двое знакомых мне вождей Ндорумы, поспешивших снова к нам, чтобы сообщить Ндоруме, что они видели меня живым, ибо там действительно сомневались в моем существовании. Они известили меня, что войско возвратится домой, а Ндорума со своими доверенными лицами пойдет к Бинзе мне навстречу.

Вечером, к моей радости, явился мой славный слуга Дзумбе, которого я в свое время должен был оставить на станции Лакрима после перенесенной им тяжелой болезни кишечника. Он опередил Ндоруму и полагал, что тот еще сегодня прибудет. Но мой покровитель со своими спутниками расположился лагерем на ночь недалеко от нас. Позже Дзумбе рассказал мне о всякого рода происшествиях, случившихся за истекшие месяцы в моем доме. Дзумбе пережил опасное приключение, о котором рассказал мне с юношеским пылом и гордостью. Однажды вечером он бродил с ружьем по опушке леса вдоль реки Узре. Вдруг, в нескольких шагах от него, в непосредственной близости от стоянки, появился рослый буйвол, вышедший из лесной чащи. Дзумбе остолбенел от страха, и когда буйвол в несколько прыжков очутился перед ним с опущенными рогами, тогда лишь прозвучал выстрел, спасший ему жизнь, так как животное, смертельно раненное, пало у его ног.

Первого декабря утром я снова увидел своего черного друга Ндоруму. С ним прибыла и моя старая кухарка Заида, радовавшаяся тому, что снова будет вести мое хозяйство.

Когда наступил вечер, я велел мастерице благородного искусства варить и жарить все, что я мог достать. Так я угощал Ндоруму, и мои слуги также снова ели изделия цивилизованной кухни. На ночном небосводе зажглось множество ярких звезд, вокруг в лагере запылали многочисленные костры людей Ндорумы, и я после долгого перерыва наслаждался уютом. Год тому назад, в этот день, я выехал из Каира, и, оглядываясь назад, я мог считать результаты моего путешествия за такой короткий срок удовлетворительными. Сегодня я праздновал также и свидание с Ндорумой. Что же удивительного в том, что я для такого торжественного дня даже велел откупорить единственную, еще не начатую бутылку коньяка? Я выпил его немного, разбавив водой, оставив львиную долю Ндоруме, который, смешав этот «огонь», как его здесь называли, с водой, с удовольствием потягивал его и по-братски понемногу раздавал своим подчиненным. Пустую бутылку получил Бинза, попросивший ее.

Наш отъезд от Бинзы 2 декабря задержался вследствие того, что, по обычаю азанде, вся команда Ндорумы была досыта накормлена владетельным хозяином. Это является обычным как при мирном прохождении войск, так и отдельных лиц, пришедших к вождю в качестве послов. Неисполнение этого обычая или скудное угощение считается не только жадностью и скупостью, но, при некоторых обстоятельствах, может означать оскорбление лица, отправившего послов.

Внутренняя торговля у азанде и у многих народов Центральной Африки к северу от экватора ограничивается случайным обменом отдельных ценностей; еще меньше в ходу у туземцев торговля продуктами питания. Каждый независимый, т. е. не слуга и не раб, пользующийся женской рабочей силой (так как полевые работы выполняются женщинами), обрабатывает свое поле и собирает урожай для себя. Проезжающий посторонний человек пользуется полным гостеприимством. Здесь, где сообщение, по сравнению, например, с большими караванными путями восточного побережья, очень ограничено, отдельный путешественник оказывается беспомощным при попытке купить что-нибудь, а продукты питания недоступными, потому что у туземцев нет мерила для оценки наших предметов. Туземцы следуют только уже установившейся привычке, всякое же новшество, даже если это в их интересах, упорно отвергают. Там, где я был вынужденным энергично требовать продовольствия, я его большей частью получал. Однако попытки купить что-либо терпели крушение, и зачастую властители противились моим стараниям приобрести за плату продукты питания у их подданных. Если в мбанге какого-нибудь вождя появляются гости, да еще, как в данном случае, со своим князем, то обычай таков, что кушанье подают самому знатному, здесь, следовательно, Ндоруме, который затем раздает его отдельным группам своих людей. Чтобы доставить такое количество пищи, хозяин отдает своим вождям и подданным приказ заготовить и доставить к определенному сроку в мбангу различные приправы в завязанных горшочках (соус из листьев, термиты, кунжут, тыквенные семечки, вяленое и вареное мясо и т. п.). Так и теперь, по утрам приходили со всех сторон целые процессии с готовой пищей. Бинза в стороне осматривал все принесенное, после чего все широким кругом ставилось перед Ндорумой. Лишь когда все съестные припасы были принесены, несколько слуг ставили перед князем закрытые горшочки с приправой. Князь пальцем разрывал крышки из листьев, удостоверивался в содержимом, по своему усмотрению делил все это и приказывал подавать группам своих людей миски с мучной кашей и приправой. При этом требуются, конечно, осмотрительность и расчет, чтобы каждый, по возможности, получил одинаковые порции. Поэтому предусмотрительный раздатчик вначале оставляет, ради осторожности, несколько полных мисок возле себя, чтобы удовлетворить опоздавших или добавить тем, кому мало было дано. Здесь я должен заявить, что при таком кормлении сотен проголодавшихся людей никто не спешит, не теснится, не толкается, и если кто-либо так себя повел бы, он подвергся бы порицанию и насмешкам всех присутствующих. Никто, например, никогда не возьмет миски без приглашения. Даже при очень недостаточном запасе пищи всегда приглашают к трапезе любого присутствующего при ней. Это благородное побуждение сердца я часто наблюдал у моих слуг: даже когда они бывали очень ограничены в пище, они делили немногое имевшееся со случайными пришельцами. При этом читатель должен иметь в виду, что сказанное здесь относится к язычникам-неграм, которым соответствующие предписания ислама были еще незнакомы.

Но вернемся к последним дням путешествия, отделявшим меня от моей стоянки. Резиденция Бинзы была расположена на едва заметно выраженной возвышенности водораздела Мбруоле и Гурбы. По этой местности протекают еще девять притоков реки Гурба, через которую мы переправились в последний день пути. Даже самые незначительные из этих притоков доставляли столько же затруднений, как и реки на юге. Время года было благоприятное, уже много дней здесь совсем не было дождей, и много болот мы нашли высохшими. Дорога до станции Лакрима шла в северном направлении, несколько к западу. После отъезда от Бинзы мы прошли еще один населенный участок пути, затем следовала пустынная степь, затем, в пограничном районе Бинзы, снова обитаемая местность. Незадолго перед этим мы пересекли плоскую, с песчаным дном Буоле, в 10 м шириной, – наиболее значительный приток Гурбы. У последних поселений подданных Бинзы мы разбили наш ночной лагерь. Охотничье счастье доставило нам на ужин антилопу, мясо которой мне было тем приятнее, что при этом я мог наслаждаться плодами урожая моего огорода, присланными Бондорфом.

Температура воздуха по ночам в период отсутствия дождей значительно падала в этих широтах. Вскоре после восхода солнца термометр показывал только +17 °C. От такой низкой температуры тело отвыкло, так что я замерзал под своим шерстяным одеялом.

Третьего декабря, после почти четырехмесячного отсутствия, я вернулся на свою станцию Лакрима. На последнем переходе мы прошли обширную необитаемую местность, однообразную, слегка волнистую, где высокая, завядшая трава сильно затрудняла продвижение. По особому приказу Ндорумы ее не должны были выжигать в целях сохранения участка для охоты. В неуютной местности мы в полдень перешли Гурбу, двенадцать шагов шириной и полтора фута глубиной, и, хотя после солнечной степи тень от береговой растительности приглашала к отдыху, пошли без задержки дальше, потому что каждый, и я в том числе, тосковал по своему дому. На нашем пути через дикую местность с севера в Гурбу впадает только один болотистый поток, после чего следует водораздел между Гурбой и Уэре. Таким образом я познакомился с верховьем этой реки, такой значительной в стране мангбалле. Но область ее истоков лежит дальше к востоку от маршрута в обширной дикой местности, именно в водоразделе, отделяющем Гурбу в этом направлении от небольших притоков реки Джуббо. Водораздел же на линии Гурба—Уэре принадлежит стране Ндорумы, где мы вскоре достигли хижин его подданных.

Бондорф был здоров и невредим, и на станции я нашел все в полном порядке. Больше всего меня тянуло на огород, где я с радостью видел сам и узнал из сообщений Бондорфа, что мы тогда недаром трудились в поте своего лица. Вечер мы проболтали за бутылкой вина, и рассказам нашим не было конца. Среди различных новостей, сообщенных мне, достойна упоминания поимка леопарда с помощью нашего большого железного капкана. Этот хищный зверь убил вблизи станции одного туземца, после чего Бондорф велел на этом самом месте поставить капкан и применил в качестве приманки руку убитого. И действительно, леопард в тот же вечер вернулся к этому месту и попал в капкан, прикрепленный к тяжелой цепи. На утро он был найден оглушенным и добит людьми, шкура при этом была повреждена. Маленькие капканы также не оставались пустыми и обогатили коллекцию несколькими грызунами.

Мангбатту, сын Мунзы. Рис. Швейнфурта

Мое путешествие с Земио стало широко известно в области азанде, и с тех пор властители и вожди желали моего присутствия в их владениях. Первым явился князь азанде Саса, страна которого лежала к югу от Мбому. Он занял по отношению к правительству ту же позицию, что и Земио, и в последнее время стремился обеспечить себе вассальное владение, к западу от областей вождей Палембата и Бадинде, между средним течением реки Уэре и рекой Уэле, на землях малозначительных вождей. Там он посадил своего младшего брата Кипу и приказал ему пригласить меня, чтобы воспользоваться моим влиянием среди местных вождей. При моем возвращении в Лакриму я нашел там Кипу, сам же Саса находился в это время у Джесси-паши. Но после того, как я на личном опыте у мангбатту убедился в том, что тамошние условия неблагоприятны для пребывания со всем багажом, я составил план перевести мою станцию от Ндорумы к знатному князю азанде Бакангаи. Уже давно к нему проникали торговые караваны нубийцев, но хотя он охотно менял свою слоновую кость на товары, он не терпел у себя поселений нубийцев. Я надеялся найти у него дружеский прием. Я полагал по истечении декабря, несмотря на трудности, достать носильщиков и временно пойти в страну амади. Желая отдохнуть и обработать добытые до сих пор результаты и заняться необходимой хозяйственной деятельностью, я отклонил приглашение Кипы. Я принялся за общую распаковку, проветривание, чистку всех без исключения вещей. Во время дождей больше всего страдают кожаные вещи, поэтому предпочтительнее их не упаковывать плотно, а подвергать проветриванию на воздухе и часто чистить. Благодаря моей постоянной предусмотрительности, я нашел все хорошо сохранившимся. Даже куски соли остались совершенно сухими, потому что я велел их обернуть соломой, затем зашить в парусину и тогда лишь положил в ящик.

Я привез с собою коллекцию местных изделий. Ндорума особенно удивлялся красивым ножам мангбатту. Он охотно взял бы себе один из этих чудесных предметов, но я оставался глух к его просьбам, тем более что на него снова поступили жалобы. Дело в том, что Бондорф одолжил ему, по его настоятельной просьбе, при слухах о предстоящей войне с Бинзой и о моем пленении, не только несколько наших ружей, но на всякий случай также 100 пуль и пороху. Но боевые припасы не были употреблены, кроме как при нападении буйвола, как утверждал Ндорума, и я теперь потребовал обратно по крайней мере половину свинца. Лишь после многократного выражения моего неудовольствия я получил обратно около 40 пуль. Я не мог отказаться от боеприпасов частью потому, что у меня их осталось немного, частью же из основного правила давать в руки туземцев по возможности меньше припасов для огнестрельного оружия.

Ввиду приближения моего окончательного отъезда я задумывался над тем, чтобы доказать Ндоруме разными подарками свою признательность за его в общем ценную поддержку. Для тех двадцати пяти вождей, которых он сам назначил, я велел специально сшить одежду. У туземцев одежда оценивается, примерно, как двойное количество ткани, употребленной для этой цели. Поэтому выгоднее иметь в запасе арабские штаны и рубахи. Негритянские солдаты и слуги нубийцев быстро обучаются шитью, и я организовал из нескольких моих базингов портновскую мастерскую, в которой шили также и мои слуги. Через несколько недель было готово 100 костюмов, вожди получили обещанное и сверх того немного ниток с иголками различной величины для сшивания их материала из коры. Ндорума же получил лучший костюм с пестрым шарфом, головным платком и египетской феской (тарбуш), затем русскую крестьянскую одежду, простую материю (тирка и трумба), рубаху, чулки, красные башмаки, кинжал и еще другие мелочи. Он доставлял мне по временам телебун, немного маиса, в виде исключения бананы, термитов и кунжут, теперь созревший, из которого я велел выжимать масло для кухни и для моей лампочки. Но и другие продукты делали теперь наш стол более разнообразным. Кур и тыквенные семечки я привез с собою, огород давал кое-что, и даже запасной, до сих пор тщательно хранимый провиант был сильно затронут. К тому же охота, значительно облегченная выжиганием травы, часто бывала успешной. То Ндорума посылал мне бедро убитого буйвола, то Фараг'Алла приносил антилопу или цесарок. Мы снова стали получать молоко, так как небольшое стадо коз увеличилось за время моего отсутствия на одного козленка. Но в виду излишков прочего питания я велел про запас переработать молоко в сыр для последующих времен. Меня много занимал молодой шимпанзе, пойманный в это время. Он был при поимке ранен в руку и голову; раны его позже зажили, но один палец пришлось удалить. Мой новый подопечный находился большей частью в непосредственной близости ко мне, и его детски-человеческое поведение было зачастую поистине трогательным. С детским любопытством он наблюдал за моими занятиями. Когда я открывал ящик, он подбегал, заглядывал туда, обнюхивал и ощупывал отдельные предметы. Затем он снова сидел спокойно, осматривая свои раны, отгонял здоровой рукой, совершенно по-человечески, мух и ногтем указательного пальца удалял гной и струпья с поверхности ран. Однажды неблагодарный внезапно исчез. Очевидно, зеленые заросли Уэре непреодолимо влекли его в родные места. Сейчас же начались поиски, и он был обнаружен на ветвях дерева. В наказание и чтобы затруднить бегство, я велел ему к шее привязать палку, имеющую форму «шебба», шейного ярма, которое должно было предотвратить побег. Однако, несмотря на это препятствие, он сделал еще одну попытку к бегству. Полагая, что за ним не наблюдают, он пошел, поднявшись на ноги и опираясь на здоровую руку, вышел из ворот, часто при этом боязливо оглядываясь. Так как он шел медленно, его вернули, после чего я гневно накричал на него и побил его записной книжкой. На мгновение он казался сконфуженным, потом с визгом поднял руку на меня, но быстро отдернул ее назад и успокоился.

Любопытной фигурой был арабский дервиш,[70]70
  Дервиш (перс. darvis – нищий) – нищенствующий мусульманский монах.


[Закрыть] должно быть, из Мекки, появившийся у Ндорумы незадолго до моего возвращения. Он приходил несколько раз с Ндорумой ко мне. Он умел посредством фокусов эксплуатировать в свою пользу суеверие туземцев; Ндорума также порядком боялся и соглашался с требованиями «святого мужа», бывшего непрочь добыть рабов. Тот утверждал, что способность творить «чудеса» он получил от аллаха. Он, например, показывал, будто извлекает из острия ножа капли воды, и хотел, растерев их с маслом и шерстью, всучить мне в качестве снадобья против всякого рода болезней. Чтобы укрепить людей в вере в его чудодейственную силу, он применял особые средства. Больше интереса, чем все эти фокусы, вызвал у меня полученный от этого дервиша образец дикого риса (Oryza punctata). Дикий рис, широко распространенный в северных тропических областях Африки и достигающий Сенегамбии, мало отличается от культурных сортов. Он часто встречается в северных областях во время дождливого сезона, но туземцы не умеют извлекать из него никакой пользы. Он имеет грязновато-серый цвет и с трудом разваривается, но вполне съедобен.

Бондорф, уехавший с Кипой по приглашению Сасы, писал мне, что владения последнего находятся гораздо дальше, чем мы предполагали, и что поэтому он сможет возвратиться лишь к Новому году. Это побудило меня ускорить мой отъезд от Ндорумы и выехать со всем багажом навстречу Бондорфу в лежащий на юго-западной границе владений Ндорумы район к вождю Мбиме. Необходимо было использовать сухой сезон, к тому же я боялся, что при возможном начале новых военных столкновений Ндорумы с Мбио труднее станет собрать носильщиков. Я постепенно подготовлял свой багаж к отправке, упаковывал и перевязывал его мокрыми ремнями из шкуры буйвола. Когда они высыхают, они держат прочно, как обруч. Во время этих работ я в середине декабря снова испытал несколько легких приступов лихорадки. Избавившись от них при помощи хинина, я начал страдать от чесотки, которая мучила меня в последующие годы. Втирания масла с солью приносили временное облегчение. Другую чувствительную неприятность причиняли блохи в это сухое время года. Несмотря на чистку, подметание, обрызгивание земли водой, я не мог от них избавиться. Лишь последующий опыт научил меня успешно с ними бороться. Я заметил, как замечал и впоследствии, что блохи привязаны преимущественно к одному месту. Например, я почти их не видел в стране Макарака, встретив их только в отдельных местах. Мой слуга Фараг'Алла утверждал, будто их распространение зависит от рода травы, которой покрыты хижины. Другие путешественники, побывавшие в соседних со мною областях, утверждают, что они там никогда и нигде не страдали от блох.

Шестнадцатого декабря я ожидал затмения луны, но когда луна взошла, затмение уже почти закончилось, и я увидел лишь узкую затемненную полосу. Я продолжал вести метеорологические наблюдения до конца месяца. Показания приборов снимались и записывались noпрежнему по воскресеньям даже ежечасно. Сухой период, особенно декабрь, отличался восточными и северо-восточными ветрами, дувшими преимущественно днем, тогда как вечером наступал штиль. Температура воздуха доходила в полдень до 32–33 °C в тени, но все же ртуть за ночь опускалась до 15 °C. Ночью часто выпадала обильная роса, реже появлялись туманы. 8 декабря утром был такой туман, что на тридцать шагов ходьбы нельзя было ничего разглядеть. Небо по вечерам было безоблачным. Только 20 декабря и 1 января явились редким исключением, когда небо уже с утра покрылось тучами, но дождя так и не выпало.

К Рождеству свыше 100 тюков были упакованы и стояли готовыми к отправке. Багаж, по прошествии года, значительно уменьшился. Много зерна из Дем-Бекира, изрядное количество хартумских сухарей, тяжеловесный сахар и многое другое из провианта и снаряжения было уже использовано, так что для транспортировки оставшихся предметов требовалось меньшее число носильщиков. Большую часть я отослал прямо к вождю Мбиме, куда думал впоследствии направиться, чтобы познакомиться с северо-западными районами Ндорумы.

Двадцать девятого декабря ушли, наконец, носильщики с резервным грузом под надзором Фараг'Аллы, с которым я послал Бондорфу указания и список тюков багажа. На радостях по этому поводу я подарил Ндоруме еще некоторые вещи и среди них большое складное кресло. Он получил также козла, так как собирался завезти коз из области Бахр-эль-Газаль. Мне же это животное было ни к чему, так как подрастал молодой козлик. Наконец, я подарил ему петуха, так как эта важная птица была еще достаточно редка в этой области. Последний день 1880 года я провел в писании писем родным.