Текст книги "Путешествия по Африке"

В просторном строении вблизи моих хижин позже собралось небольшое избранное общество для танца. Я ожидал группового танца со многими активными участниками, как это обычно бывает у негров, но и тут проявилось своеобразие мангбатту, у которых танцуют только особенно способные люди или знатные лица. Мамбанга снова был окружен женами, раскрашенными черной и ярко-красной краской, которые сидели на своих скамеечках. Когда я вошел, танец уже был в разгаре, одного танцора, пришедшего в изнеможение, сменял другой, действовавший с той же энергией. Затем перед зрителями выступил Йоди, брат князя, чтобы также показать свое искусство. Звуки многих барабанов ритмически сопровождали движения танца, которые становились все оживленнее и быстрее и завершились дикими прыжками. Время от времени к этому гулу примешивался шум трещотки. Это – плетеная коробочка, наполненная камешками или косточками и очень похожая на известную детскую погремушку. Звуки нугара по временам затихали, и танец сменялся многоголосым пением. Часто повторяемый финал песен очень протяжен, довольно благозвучен и напомнил мне протяжные звуки русской народной песни.

Но гвоздь вечера был еще впереди: в заключение выступил и сам суверен в качестве мастера благородного искусства танца. Уже во время танца брата его, Йоди, Мамбанга был натерт жиром и раскрашен, складки его рокко (платья из коры) были приглажены и, наконец, на его княжескую голову, или, вернее, на его высокую прическу водрузили большую шляпу, украшенную громадным султаном. Но самой необходимой принадлежностью наряда для танца было множество хвостов диких кошек. Его левое плечо было украшено такими хвостами, которые во время танца извивались, подобно змеям. К нижней части живота было прицеплено множество таких же хвостов, которые при каждом движении тела, при каждом прыжке танцующего подпрыгивали, после чего танцор их специально укладывал на место. Мамбанга при этом, семеня ногами, проходил перед своими женами, которые ему громко аплодировали. По временам к рукоплесканиям жен присоединялись удары литавр и звуки песни, причем красавицы равномерно и в такт наклоняли головы из стороны в сторону, вытягивая при этом вперед свои руки. Танец все продолжался с короткими паузами, которые князь заполнял своими речами. В одной из этих речей он упомянул о моем прибытии и о всеобщей радости по этому поводу и т. д. В то время как он говорил, его приближенные отирали струившийся с него ручьями пот, поили его водой и навевали на него прохладу.

Танец Мамбанги

В этот период я занимался исследованием цвета кожи негров. Меня уже и раньше занимали бесчисленные оттенки ее, и в дальнейшем я этим также интересовался. Но как раз здесь, на юге от Уэле, они резко мне бросались в глаза. Мои наблюдения, как и опыт других путешественников, подтвердили, что цвет кожи служит совсем ненадежным признаком для различения отдельных негритянских народов. Я, конечно, исключаю крайние случаи далеко друг от друга отстоящих народов, как, например, шиллук (с резко темным цветом кожи), в сравнении со светлыми мангбатту или ваганда, когда цвет кожи играет роль. Однако среди темнокожих азанде мне попадались очень светлые с почти желтой кожей, а с другой стороны, у мангбатту и в других южных областях– поразительно темнокожие индивидуумы. Если принять во внимание, что смешение народов здесь имело место в гораздо большей мере, чем обычно считают, и что его нивелирующее действие проявилось больше в цвете кожи, чем на других элементах тела, то, естественно, получаются бесчисленные варианты оттенков цвета кожи. Если эти оттенки, как я заметил во время моего первого путешествия, постепенно становятся светлее при продвижении от Нила, соответственно от бари, к западу, то все же разнообразные передвижения народов породили многие исключения в западных областях. Тем не менее мои наблюдения сохраняют известную силу для обширной области, которую я объездил в течение многих лет, где живет много народов, различающихся по языку.

То же самое можно наблюдать при исследовании негрских стран к северу от экватора. Шкала цветов кожи негров в действительности бесконечно многообразна и переходит от редко встречающегося интенсивно-черного, через различные нюансы к темному, серовато-желтому к цвету темного шоколада и жженого кофе, к светло-коричневому, к коричнево-желтому цвету дубленой кожи, цвету кофе с молоком, даже, в виде исключения, к светлой коже малайцев. Более всего распространены многочисленные переходные оттенки, которые могут быть достаточно хорошо выражены комбинациями сепии, китайской туши, красной и вандиковой коричневой краски и, в особенности, жженой и нежженой сиенской земли. Альбиносы встречаются столь же редко, как и среди представителей кавказской расы. Тем не менее я встретил от шести до восьми подобных альбиносов, детей и взрослых. Их волосы курчавые, льняного цвета или цвета пакли, кожа у них светло-желтая. Плохо переносящие свет, они, как все альбиносы, стараются прикрывать свои глаза руками. Рыжеватые волосы встречаются как у темного, так и у более светлого населения. Своеобразная игра природы оставляет в некоторых местах на теле светлые пятна; это встречается также у нубийских племен более светлой окраски, и такие люди выглядят пестрыми. Впрочем, это явление не всегда врожденное, но иногда наступает как следствие накожных болезней, при которых частично исчезает темный пигмент кожи.

Татуировка тела, особенно груди и живота, но редко лица, в обычае у многих южных народов посещенных мною стран. Татуировка выполняется в течение нескольких лет; при этом после каждой операции появляются опухоли, которые лечатся путем втирания жира. Употребительна также художественная раскраска кожи темным соком гардении (блиппо), красным, сухим или смешанным с жиром, порошком из красного дерева как у мангбатту, так и у многих других племен к югу от Уэле лицами обоего пола. Два сосуда с красной краской и блиппо являются важнейшими принадлежностями туалета у фавориток князей мангбатту. У этих избранных особ много досуга и терпения, чтобы отдаться разрисовке сложными узорами всего тела, от головы до пяток. Эта требующая большого времени работа выполняется особенно способными к этому женщинами, а иногда и художниками-мужчинами. То, что доставляло радость дамам мангбатту, причиняло мне зачастую неприятности, потому что даже их маленькие дети, сидевшие часто на моих коленях, по обычаю страны, также были вымазаны красным, и оставляли на моем костюме следы своего пребывания.

Прическа у мужчин и женщин также требует много времени, но затем эти искусно сооруженные прически остаются нетронутыми в течение многих дней и недель. Мангбатту и другие принадлежащие к ним племена, а также живущие на западе от Мамбанги в большой дуге реки Уэле амади и абармбо носят своеобразную головную повязку. Она состоит из многочисленных, выкрашенных в черный цвет шнурков толщиной в вязальную спицу, которые покрывают весь лоб на ширину от 6 до 10 см и идут от висков через переносицу Лежащие плотными рядами шнуры соединяются в области висков и образуют за ушами и на затылке два лежащих один на другом широких обруча, заканчивающиеся лентами, при помощи которых убор держится крепко на голове. Подобные повязки накладываются также на головки младенцев, что вызывает значительную деформацию черепа. Я, действительно, видел у грудных детей мангбатту поразительную деформацию черепов, принявших остроконечную форму вследствие длительного наружного сжатия. Так как головная повязка по временам снимается, то искусственно вызванная деформация черепа могла бы частично выправиться, но подобная ненормальная форма головы сохраняется и у взрослых под прической. Опыт, однако, учит, что от таких искусственно вызванных обезображиваний черепа не страдают умственные способности, до тех пор, пока черепная коробка и головной мозг имеют возможность развиваться в каком-либо определенном направлении. Племена мангбатту подтверждают это положение, потому что они, бесспорно, стоят на более высокой ступени культуры, чем многие другие негритянские народы Африки, не знающие употребления головной повязки.

Мангбатту превосходят даже отличающихся своим красноречием азанде и вызывают изумление своей способностью к длинным речам при парламентских и судебных разбирательствах. На этих часто происходящих словесных турнирах князь сидит в беседке, находящейся на площади для собраний, в то время как его вожди и подданные заполняют дугообразные галереи по обе стороны. Если разбирается судебное дело, то истец не обращается прямо к князю, но, выходя из галереи на несколько шагов вперед, в длинной речи громко и ясно нападает на своего ответчика, часто сидящего в пятидесяти-семидесяти шагах от него, так что каждый присутствующий знакомится с обстоятельством дела. Этот образный и полный воодушевления поток слов он беспрерывно сопровождает оживленными выразительными жестами, вкладывает особенное выражение в свою мимику, делает короткие артистические паузы и иллюстрирует речь даже пантомимой, когда, например, для обозначения числа бросает перед собой по одному кусочки дерева или листья. Так истец осыпает своего противника риторико-мимическими упреками, которые по временам носят комический характер, возбуждая веселье публики. Но оратора никто не прерывает, и лишь когда он возвращается на свое место, обвиняемый начинает свою ответную речь. В качестве примера приведу случай, когда некий отец заявил жалобу на то, что похититель его дочери еще не уплатил ему обычного количества наконечников для копий. Свыше часа я выслушивал обиженного отца, с меня было достаточно его скорби, и я оставил собрание, так как его словоизлиянию не видно было конца, а ведь после этого должно было последовать возражение обвиняемого, после чего и другие вправе были взять слово для выступления. Спорщики при этом стараются перещеголять друг друга в говорливости, и кто дольше выдерживает, тот является победителем и остается правым. Но решающее слово в конце разбирательств принадлежит князю, и его приговору надо повиноваться. Не менее разговорчивы мангбатту и в обычных беседах. Каждый вопрос или справка приводит в движение лавину ответов, так что переговоры с туземцами становятся в высшей степени медлительными, и зачастую так и не приводят к желанному результату.

Находясь у Мамбанги, я не мог не вспомнить имя Миани. Ведь я находился здесь на юге от Уэле в области, по которой, как говорят, уже проезжал этот итальянский путешественник при своем посещении князя Бакангаи в период июля – сентября 1872 года. Так по крайней мере указывает карта, составленная на основании его скудных заметок. Ввиду ненадежности этих данных, я размышлял над тем, чтобы навести более точные справки о проделанном им в составе одного арабского торгового каравана пути. К моему удивлению, однако, я узнал очень мало, и по той простой причине, что его маршрут, как мне удалось установить впоследствии, проходил значительно южнее. Между тем все показания сходились на том, что он умер у короля Мунзы, а не к северу от Уэле, как раньше считали и как это было видно из карты. Мои позднейшие путешествия установили действительный маршрут его движения и исправили ошибки карты.

Прошло уже больше шести дней моего пребывания у Мамбанги, так как я находился в его резиденции с 21 сентября, а теперь было уже 28-е. Я потребовал носильщиков для отъезда на восток. Кроме того, запасы продуктов, которые мне посылал Мамбанга, стали в последнее время более скудными, так что потребное мне количество бананов и ямса я получил лишь после настоятельных требований. Ямс – объемистый корнеплод, похожий по консистенции и вкусу на наш картофель, отдельные экземпляры имеют вес до полуцентнера. Небольшого количества маиса хватало лишь для моих личных потребностей; кроме того, князь прислал снова несколько куриц. Однако он ничего не хотел слышать о моем отъезде, заявив, что сперва Земио, который все еще находился в лагере у реки, должен возвратиться домой, к чему я должен его побудить. Я же настаивал на моем скором отъезде и повторил свое требование. Эти переговоры затруднялись тем, что мой слуга Адатам, в помощи которого, как переводчика, я как раз теперь нуждался ежедневно и ежечасно, почти постоянно отсутствовал под тем предлогом, будто он встретил родственников. С Мамбангой вышла крупная размолвка, так что я угрожал даже, что покину его страну один, без багажа, который позже заберут солдаты из восточных зериб. Он, казалось, был этим напуган и стал уступчивее, однако сказал, что носильщики находятся так далеко, что отъезд может состояться лишь через два дня.

К счастью, ко мне тем временем прибыли послы от нубийцев, находившихся на востоке. Они ехали вниз по реке Уэле, передали мне в качестве опознавательного знака патрон от ремингтоновского ружья и объявили, что они ожидают моего отбытия от Мамбанги. В моем бедственном положении я, понятно, был очень обрадован этому и со своей стороны торопил Земио к выступлению, чтобы Мамбанга не имел более никакого повода препятствовать моему отъезду Но, как я предвидел, князь не затруднился найти новые причины. Еще в тот же день он велел мне сообщить, что я и сейчас не могу еще выехать, так как на моем пути находится глубокая река, а через нее сперва должен быть построен мост и при этом сооружен лагерь для меня. К этим неприятностям добавились другие. Пища оказалась вредной для моего организма, я чувствовал себя ослабевшим и часто болел легкими приступами лихорадки. Кроме того, я заметил, что у меня украдены некоторые предметы, и должен был быть внимательным, чтобы предохранить вещи от расхищения. Правда, Мамбанга поддержал меня, приказав произвести строгий розыск. Спокойно взвесив все обстоятельства, я решил, что мне не оставалось ничего другого, как запастись терпением, так как безрассудно было бы противопоставить насилие бестолковому поведению Мамбанги. Я скоро отказался от необдуманных планов возвратиться к Земио или выехать одному без багажа. Я не мог уйти с упомянутыми послами от нубийцев, так как лодочники были из племени амазилли и очень скоро, вероятно из страха, покинули область Мамбанги.

Я по крайней мере использовал вынужденное пребывание в стране для того, чтобы расширить мои знания нравов и обычаев своеобразного народа мангбатту.

Третьего октября весь день непрерывно шел слабый дождь. В Африке такие слабые, затяжные дожди являются редким исключением, а обычно в дождливый период после дневного зноя выпадают сильные, но кратковременные ливни. В этих широтах подобное явление происходит почти ежедневно. И тогда, у реки Уэле, редко проходил день без того, чтобы вечером или ночью не было дождя.

Среди обычаев мангбатту, которые я мог наблюдать в своем невольном досуге, упомяну об одной излюбленной игре, в которую играли как дети, особенно мальчики, так и взрослые. Происходит она следующим образом: на соломенной циновке сидят на корточках двое играющих, между ними кучка камешков. Один и другой попеременно берут из кучки, не считая, от двадцати до тридцати штук камешков в руку и дают либо все, либо часть своему партнеру, или кладут их снова назад в кучку. При этом каждый прием совершается с быстротой, напоминающей искусство фокусника. Выигрывает тот, у которого собирается, наконец, вся куча камней. Ставкой в игре служит султан, который мангбатту носят на своих шляпах.

Я также снова убедился, что женщины мангбатту занимают, по сравнению с женщинами других племен, исключительное положение; это я видел уже из того, что они могли мне несколько раз служить переводчицами. Например, одна из жен Мамбанги, владевшая языком азанде, показала себя довольно понятливой. Каждая женщина другого негритянского племени была бы неспособна к этому из-за своего угнетенного, зависимого положения. Так, я часто получал от моих собственных служанок непонятные ответы, причем они большей частью отворачивали лицо, чтобы скрыть свой страх. Наоборот, женщины мангбатту, даже чужие, подходили ко мне без боязни и доверчиво в течение долгого времени проводили время в моей хижине, сидя на своих скамеечках. При этом я мог иногда наблюдать такую, не очень привлекательную, но интимную семейную картину: женщина мангбатту сидит на скамеечке, при этом колени всегда тесно сжаты, а ступни широко расставлены. На коленях у нее лежит младенец, которого она кормит грудью (вообще негритянки очень долго кормят своих детей); старший ребенок стоит перед заботливой матерью, которая ищет паразитов в его курчавой голове. Как только она находит нечто живое, она по древнему обычаю страны, кладет это себе в рот, где ряды красивых жемчужных зубов выполняют обязанности, которые в более культурных условиях выпадают на долю ногтя большого пальца.

Тело женщины мангбатту раскрашивают в высшей степени красиво. Перекрещивающиеся широкие и узкие черные линии, проведенные как бы с помощью циркуля, сходятся спереди; при этом остаются свободные четырехугольные пространства, слегка смазанные красной краской в смеси с жиром, благодаря чему кожа приобретает бронзовый оттенок. Для украшения лица служит полоса в два пальца шириной, проведенная при помощи блиппо, поперек лица через переносицу, от одного уха к другому Женщины мангбатту не носят таких головных уборов, как мужчины. Однако их курчавые длинные волосы расчесываются, как у мужчин, с помощью длинных тонких булавок из слоновой кости, поднимаются кверху и назад, после чего концы волос наверху загибаются внутрь в шиньон, в виде гнезда. Отдельные тонкие пряди старательно накладываются вокруг всего валика волос, поддерживая прическу женщины, которая в целом напоминает тело членистого пресмыкающегося. В действительности сооружение прически гораздо сложнее, чем я могу здесь описать несколькими словами. Готовое и хорошо смазанное сооружение из волос выступает на фут из головной повязки, которую носят женщины, в конце оно уже, чем в основании и загнуто назад.

Лица обоего пола из высших классов отращивают себе ногти в несколько дюймов длиной. Продырявливание ушных раковин (не ушных мочек) хотя и является общим обычаем, но в вырезанных дырах редко носят кусок дерева или трубки.

Как уже упоминалось, мангбатту употребляют кору для изготовления одежды, и эти изделия вырабатываются для знатных людей лучше и большего размера, чем «рокко» у азанде. Вожди мангбатту протягивают через набедренный пояс кусок материала из коры. Спереди на груди и на спине он круто поднимается кверху, доходя часто до ключиц. Женщины же этих народностей, опоясанные только поясом из листьев, удовлетворяются маленьким квадратным куском материала из коры, который у состоятельных классов кладут себе на колени, когда садятся. Предметами украшений и здесь служат повсюду употребительные железные обручи для шеи и браслеты для рук и ног.

Деревянный щит мангбатту, абармбо и амади

Велик спрос на красивые длинные булавки из слоновой кости разной величины и формы, которые для мужчин и женщин служат и гребнем, и в качестве головных шпилек. У мангбатту, как и у ньям-ньям, для этих целей служат также тонкие, длинные булавки из слоновой кости, головкам которых придают разнообразную форму.

Однако этот народ достигает вершины искусства в обработке железа для оружия, и прежде всего достойны внимания красиво сделанные в виде серпа кривые ножи (трумбаши), не превзойденные по богатству форм и своеобразию. Мангбатту и азанде умеют придавать изумительное разнообразие своим наконечникам копий посредством насечек, зазубрин, зубцов. Луки и стрелы они делают реже, получая таковые от племени мэдже, ветви их народа, умеющих изготовлять эти вещи, или добывают их на войне (от момфу, майго и др.), или приобретают путем обмена, или выигрывают в азартной игре, каковой порок укоренился также и у племен мангбатту. Большие деревянные щиты искусно вытесаны из цельной пластины инструментом, похожим на наш бондарный топор, и часто украшаются легкими железными, а у знатных людей страны медными бляшками и гвоздями.

В упоминавшихся до сих пор областях медь еще не найдена, но давно ввозится хартумцами. Мангбатту, как и азанде, изготовляют из нее не только кольца и браслеты для рук и ног и прочие украшения, но также наконечники для копий и лезвия для трумбашей (ножей). И в искусной обработке дерева для различного рода домашней утвари обнаруживается поразительное техническое умение мангбатту, так же как и в их отличном гончарном производстве.

Прорицание колдуна азанде

Читатель, вероятно, помнит, что мангбатту, подобно азанде, почитают куриный оракул («бенге»). Но у них употребляется, кроме того, своеобразный объемистый оракульный аппарат, «мапинге». Ему посвящены целые храмы, оборудованные всеми необходимыми инструментами с отправляющими службу жрецами. У Мамбанги для этого места служил дом со скошенной крышей в виде суданской «дар-эт-тор», находившийся в близком соседстве с моей хижиной, так что до меня ежедневно доносились громкие возгласы жрецов, мудрым прорицаниям которых должны были, охотно или неохотно, подчиняться все.

Оракульный аппарат состоит из следующих частей: гладко очищенный банановый ствол[62]62
  Он состоит, по существу, из свернутых в трубку средних частей листьев и имеет под снимающейся внешней оболочкой гладкую поверхность. – Прим. авт.


[Закрыть] в несколько метров длиной уложен горизонтально на низких ножках. Поперек этого круглого ствола жрецы с величайшей осторожностью накладывают очень гладко отполированные круглые палочки, длиной и толщиной с сигару на определенных расстояниях в кучки по три штуки в каждой, так что, смотря по длине ствола, на нем находятся в равновесии от двадцати пяти до тридцати таких кучек. Число этих аппаратов в храмах неодинаково. В оракульном домике у Мамбанги были тогда установлены пять аппаратов, которые большей частью находились под наблюдением двух храмовых служителей, истолковывавших показания оракула. Если кто-нибудь хочет по какому-нибудь поводу вопросить судьбу, то авгуры кладут палочки указанным выше способом на банановые стволы и начинают так бурно жестикулировать над ними, что некоторые палочки соскальзывают на землю. Чем больше палочек соскакивает, тем больше предвещается дурного, а если их падает много, то ответ оракула следует рассматривать как определенно неблагоприятный. Если, например, кто-либо подозревается в преступлении, и только что описанный оракул вопрошает о виновности или невиновности, то стоит упасть большей части палочек, и виновность несчастного неопровержимо доказана. Обращаясь к оракулу, жрецы начинают кричать, петь и хлопать в ладоши. Во время этого шума они все время скачут, согнувшись, вдоль банановых стволов взад и вперед, не касаясь их. Но уже малейшего движения воздуха, возникающего вследствие этого, достаточно, чтобы гладко отполированные палочки, соприкасающиеся повсюду только с выпуклой поверхностью, соскальзывали вниз.

Мапинге – оракульный аппарат

Как видно, у мангбатту надо понимать в буквальном смысле выражение, что жизнь человека зачастую зависит от дуновения воздуха, ибо приговор оракула часто означает «виновен» и «смерть».[63]63
  К числу достоинств труда Юнкера относится подробное описание форм гадания и значения прорицания в жизни азанде и мангбатту. Юнкер считает, что обращение к гаданию – суеверие, свойственное только «дикарям-неграм». Конечно, это не так. Вера в сверхъестественную связь между предметами и явлениями, в сверхъестественные силы была одной из характернейших черт духовной жизни всех древних народов, например греков, римлян, египтян, ассирийцев.


[Закрыть]

Между тем наступило 5 октября, но о моем отъезде и о постройке упомянутого, якобы необходимого, моста больше не было и речи. А Мамбанга, после моих энергичных настояний помочь моему отъезду, сообщил мне, будто он хочет отправить лодку для переправы через глубокую реку, и как только она будет готова, я смогу тогда немедленно уехать. Между тем я узнал еще об одном новом препятствии. Подданные вовсе отказывались нести мои грузы через обширную, необитаемую, дикую местность на восток от области Мамбанги к правительственным станциям. Я сделал тогда Мамбанге предложение отправить только самое необходимое из багажа по реке Уэле, и в этом случае Фараг'Алла должен был сопровождать вещи в лодке. Я же сам только в самом крайнем случае прибегнул бы к этому способу путешествия, чтобы в моей работе по съемке маршрута не образовалось разрыва. Мое предложение пришлось Мамбанге по душе, и вскоре должны были начаться необходимые приготовления. Хочу еще упомянуть об одном мучении, причиняемом ничтожно маленькой, едва заметной жигалкой,[64]64
  Жигалка (Stomaxis calcitraus) – насекомое семейства мух. Широко распространена в Европе и других частях света. Наносит человеку и домашним животным болезненные укусы, сопровождающиеся опухолями.


[Закрыть] которая в это время года странным образом распространилась в области Мамбанги; я в последующих путешествиях на юге Уэле никогда не встречал этого назойливого насекомого, которое появляется только в сумерки, но в огромных количествах. Его укус влечет сильный зуд на тыльной стороне кисти рук.

Назойливость и постоянные беззастенчивые кражи со стороны подданных Мамбанги довели меня до того, что я пригрозил застрелиться, если князь не сумеет оградить меня и мое имущество от всяких покушений. К тому же я заявил, что брат мой, паша, как было договорено, по избранному роду смерти узнает, что меня к этому побудило недостойное обращение Мамбанги со мною. Следует заметить, что самоубийство – это порождение нашей культуры – очень редкое явление у негров. Я столкнулся здесь лишь с одним случаем. Девушка, обвиненная в колдовстве, из страха перед линчеванием, повесилась. Видимо, пораженный моим заявлением, Мамбанга сказал, что он сделает все, чтобы я невредимым добрался до правительственной станции, и что я могу уже завтра уехать. Этот день принес мне также волнения другого рода.

По-тамошнему суеверию, никто не может умереть естественной смертью, но в смерти каждого человека виновен кто-либо другой, которого оракул «мапинге» скоро выявит. В тот день причиной кровавой драмы было следующее: один родственник Мамбанги умер, и оракул указал на двух молодых людей, как на виновников смерти, что означало для них смертный приговор. Один осужденный вовремя убежал к абармбо, другой, однако, пал невинной жертвой. Он должен был быть повешен. Я просил князя Мамбангу выдать осужденного мне, и он обещал это сделать на завтра рано утром, однако ему не удалось выполнить обещанное. Как я узнал от одной рабыни, еще по дороге к площади суда преступник был линчеван народом.

Я спал эту ночь очень мало и уже в 5 часов утра сидел за газетой, как вдруг раздались глухие звуки военного барабана, в который били с площади собраний; ему отвечали другие, все более и более отдаленные звуки. Барабанный бой продолжался время от времени, и это длилось часами. Скоро присоединились трубы из слоновых клыков. Оказалось, что Мамбанге пришло на ум привести ко мне все свое воинство, так как, по его утверждению, меня еще не все видели. Несмотря на утомление и нервное возбуждение, я должен был присутствовать на многочисленном собрании. Между тем вожди приводили своих воинов со всех направлений на площадь собраний, и этот марш продолжался, соответственно отдаленности их местожительства, до вечера. Некоторые двигались рысью, гуськом; они окружили большую площадь, провели свои военные упражнения и заняли определенные места, предназначенные для разных групп, так что вскоре наполнились не только длинные галереи, но и помещения за ними. Огромный полукруг теснившейся толпы обрамлял оставшуюся свободной площадь. Постепенно к вечеру появились и жены Мамбанги и уселись на своих стульчиках вокруг него и меня. Они были свежее вымазаны и раскрашены, заново соорудили прически.

Встреча с Мамбангой

Сам Мамбанга блистал в княжеском наряде, а на голове его высилась особенно высокая соломенная шляпа с различными украшениями. «Рокко» из коры, который носил Мамбанга, был светло-коричневого цвета гаванны, наиболее предпочтительного из цветов этого материала. Оттенки его доходят от темного до красно-коричневого, а самые простые сорта похожи на толстую, серую промокательную бумагу. При этом следует заметить, что различная окраска зависит от породы дерева, из которой добывается материал, и от способа изготовления, так что в большинстве случаев окраска природная. Исключительно большие «рокко» в тех странах, какие я видел у князей азанде, состоят из многих частей, которые искусно сшиваются банановыми волокнами, тогда как у ваниоро и баганда эти части по краям склеиваются посредством свежего белого каучукового сока.

Между тем последние отряды воинов, в полной боевой готовности, с копьями и щитами, вступили на площадь.

Здесь, очевидно, собралось несколько тысяч человек, но не все они были чистые мангбатту, многие принадлежали к другим племенам, находившимся под властью Мамбанги. Я увидел некоторых вождей абармбо с их родичами, далее мангбалле, а также некоторое число азанде, которые переселились сюда от Уандо и Малингде и отдались под защиту Мамбанги. Из них наиболее многочисленными были абиссанга. Занятия отрядов сменялись одно другим. Они показывали военные игры, а в промежутках танцы; отряд мальчиков, вооруженных луками и стрелами, изобразил схватку, причем они, чтобы укрыться от врага, с кошачьей ловкостью ползали по земле, либо, увертываясь от угрожающего копья, изредка делали прыжки, стараясь при этом, будучи без щита, ловко отразить луком летящее копье. Даже несколько вооруженных ружьями телохранителей Мамбанги играли в этот праздничный день в войну и сделали несколько выстрелов. В промежутках между представлениями князь произносил длинные речи, и уже при первых его словах народ принимался аплодировать. Одна из жен перед началом каждой речи тщательно поправляла ему повязку на лбу, а слуги смахивали малейшую пылинку с тела и одежды высокопоставленного Демосфена.[65]65
  Демосфен (384–322 гг. до н. э.) – великий оратор Древней Греции.


[Закрыть] Во время речи, когда Мамбанга выходил на несколько шагов перед беседкой, слуга все время вертелся вокруг него, садился около него на корточки и делал вид, что очищает землю от каждого листика; но как только наступала в речи пауза, он тотчас же счищал грязь с ног князя, потому что несколько минут шел сильный дождь. После второй, бесконечной речи Мамбанги, я возвратился в свою хижину; было уже 5 часов.

Этот день имел еще одну печальную интермедию. Осуждения на смерть вчерашней жертвы, к сожалению, было недостаточно. Еще один, третий, человек был признан виновным в смерти княжеского родственника и был закован и уведен возвращавшейся домой толпой людей, которым деспот передал жертву. Я об этом узнал лишь позже.

Тем временем Земио все еще находился на другом берегу реки, и его люди не могли больше вступить в здешнюю область; он помирился с абармбо и заключил кровный дружеский союз с вождем Буру.

Восьмого октября Фараг'Алла мог, наконец, выступить с багажом к месту причала лодки. Я же сам должен был терпеливо ожидать. Носильщиков не хватало даже и на короткое расстояние до Уэле, так что все мои слуги должны были тащить туда пачки багажа. Но затем оказалось, что на указанном месте лодки нет, и пришлось пустить в ход бусы, пока удалось, наконец, отправить лодки. Я был ограничен самым необходимым снаряжением; также обстояло и с кухней, потому что служанка «маленькая Заида» готовила мне только лепешки и вареные бананы. Из моего собственного продовольственного запаса я имел еще немного риса, абре, кускусанье (маленькие шарики из муки) и десять хартумских буксматов (сухарей). У Мамбанги, кроме уже указанных продуктов, я получил, как приятное разнообразие, еще тыквы, маниоку (Manihot utilissim)[66]66
  Маниок (Manihot utilissima) – растение семейства молочайных, вечнозеленый кустарник. У основания стебля находятся крупные клубневидные корни весом около 4 кг, употребляемые в пищу только в вареном виде. Из клубней получают также муку и крахмал.


[Закрыть] и сладкие бататы, которые, по сравнению с бананами, выращиваются здесь в меньших количествах.