Текст книги "Путешествия по Африке"

Вид на реку Непоко

Область Санги в последние годы сделалась убежищем для беглецов и изгнанников из других областей, так что здесь под управлением князей мангбатту жили, кроме их основного племени, также племена мангбалле, маджо, мэдже, ниапу и майго. Законные владетели области, маленькие племена мабоде, были частично оттеснены, частично покорены; и поныне предпринимались вылазки против близживущих мабоде. Река Мэка служила границей владений Санги на западе. Там находятся истоки рек (считая с юга на север): Навы – с живущими по ее берегам мангбалле, Покко – с племенами абиссанга и Тели – с основным племенем майго, управляемым вождем Джакода. Западнее Мэка в Непоко должно вливаться еще одно обэ – Нгадда, и там тоже живут мабоде. Называли в той местности также гору Бамбула. И, наконец, упоминаю, что среди живущих на западе майго охотно кочует карликовый народ вочуа.

Однажды неподалеку от моей хижины убили жещину, обвиненную оракулом в колдовстве и чародействе. Дзумбе, свидетель этого происшествия, рассказал мне, как это произошло. Злодеи вскрыли живот еще живой жертве, вытащили желчный пузырь и сожгли его, так как именно в нем якобы скрыто колдовство. Когда мы слышим о таком бесчеловечном злодеянии, то в первый момент с отвращением отворачиваемся от виновников. Но ведь эти люди поступают так под влиянием темных суеверий, по законам, унаследованным ими от предков, и они не знают вокруг себя людей, мыслящих и чувствующих иначе, они не видят лучших примеров. И я задаю себе вопрос, не следует ли их простить скорее, чем убийц в культурных странах, которые, несмотря на воспитание и окружающую среду нравственных людей, хладнокровно, с хитрым расчетом совершают самые низкие преступления и убийства.

В последние дни моего пребывания в области Санга вновь предпринял тайный набег на мабоде, живущих по другую сторону Непоко, и пригнал оттуда много рабов и коз. Эти разбойничьи походы и слухи, распространяемые обо мне, были мне крайне неприятны, так как вызывали враждебное отношение ко мне со стороны уже покоренных Сангой племен мабоде. Из боязни они редко посещали меня, и я не мог их хорошо изучить. По внешним признакам мабоде больше похожи на момфу, живущих далеко на востоке, чем на родственных им мангбатту. Они отличаются от мангбатту более темным цветом кожи, свойственным момфу, имеют свое наречие и некоторые свои производства. Об их вкусе свидетельствуют изготовляемые ими железные диадемы и плоские браслеты с прекрасной гравировкой. Превосходно отделанные наконечники их стрел по разнообразию форм не уступают стрелам момфу. Они плетут значительно лучше своих соседей; особенно хороши их большие, красивые циновки, каких я не видел нигде, а также плетеные бутылеобразные сосуды для жидкости.

Иногда я видел карликов вочуа. Как я уже говорил, они кочуют по области мабоде, но и в округе Санги имеют несколько колоний. При этом они не менее робки и запуганы, чем мабоде. Если несколько этих человечков все же приходило ко мне, то они едва решались поднять на меня глаза, так что я ничего не извлек из их посещений, кроме доказательства факта их существования в этой области.

21 июня, в день прибытия посланца Гамбари, Санга собрал своих людей на игры и танцы, якобы для того, чтобы выбрать из них носильщиков для моего путешествия. На следующий день после этого мы должны были двинуться в поход. Мой багаж был уже упакован, но я напрасно прождал до вечера.

23 июня, наконец, принесло мне освобождение. Едва живой, с забинтованными ногами и руками, я все же был счастлив, что, наконец, могу покинуть это печальнейшее место. Санга лично проводил меня на другую сторону последнего обэ, вероятно, не столько из заботы обо мне, сколько из желания собственными глазами посмотреть на моего осла; об этом диковинном животном он много слышал.

Следует отметить, что из всех южных племен, употребляющих лук и стрелы, только мэдже и майго для определенных целей отравляют свои стрелы, и делают это особым способом. В этих местностях водится дикобраз (Atherura africana), около 60 см длины. Замечателен его хвост, кисточка которого состоит из тонких, пергаментообразных, овальных роговых листочков. Несколько таких листиков туземцы пропитывают ядом (вероятно, растения вида Euphorbia) и прикрепляют их к концам стрел. Местные негры часто подолгу хранят кисточки хвоста дикобраза, и я приобрел их несколько штук.

Санга вернулся домой не тотчас. Его сопровождало большое количество подчиненных, с которыми он отправился на охоту. Для этой цели туземцы используют маленьких красно-коричневых собак, вспугивающих дичь и бегущих по ее следам. На шее у них привешены колокольчики, чтобы собаки не терялись в высокой траве; кроме того, шея и особенно затылок защищены твердым куском кожи, в четыре пальца шириной, для ослабления опасных укусов диких кошек. Как я узнал позднее, Санга на этой охоте потерял несколько собак, но поймал двух буйволов и одного шимпанзе.

Малингде ежедневно проводил много часов в своей мастерской для кузнечных и резных работ. Она находилась под просторной крышей, защищающей от солнца, и в обычные дни туда приходили и его подчиненные. Некоторые работали с ним; одновременно обсуждались вопросы управления; во время работы один из них докладывал по какому-нибудь спорному вопросу.

Инструменты, виденные мной у них, очень примитивны. В мастерской имелись миниатюрные наковальни разных размеров, самая большая – двух-трех дюймов в диаметре, все они книзу суживались и более тонким концом вгонялись в прикрепленную к полу поперечную балку. Для молотов употреблялись железные клинья, подобные наковальне, но меньших размеров; расщепленное бревно служило ручкой; клин вгонялся в него и закреплялся. И этим простым инструментом вырабатывались красивые и разнообразные ножи, так называемые трумбаши, копья со многими зубцами и другие железные предметы, изготовляемые мангбатту и родственным им племенем мэдже. При выделке многих деревянных изделий первая грубая обработка производится инструментом, подобным нашему бочарному топору, а дальнейшая резная работа – ножом особой формы. Его короткий клинок прикреплен к очень длинной ручке под углом в 45°. Во время работы рукоятка лежит на внутренней части руки и часто служит рычагом для облегчения работы. Однако не все делается нарезкой, хотя и выглядит резной работой; например, многие углубления в рисунках на деревянных предметах, особенно на табуретах, делаются путем выжигания. Для этого служат длинные железные гвозди различной толщины, причем готовый предмет предварительно покрывается легким слоем копоти над раскаленными углями кузницы. Часто деревянные поверхности, в частности щиты, полируются с помощью очень шероховатого, вроде нашей наждачной бумаги, листа фикуса (Ficus asperifolia Miq). Этот род растения, очень распространенный в области верхних притоков Бахр-эль-Газаль и Уэле в виде дерева или куста, особенно процветает на берегах рек. Его особенность– разнообразной формы листья; на одном растении можно найти листья с разрезами и сплошные, более широкие и узкие. На ощупь они похожи на кожу акулы. Это же растение можно найти в горах счастливой Аравии, где листья его применяются для чистки железных предметов.

Следует отметить, как мангбатту изготовляют и украшают ангареб. Эти скамьи натягиваются полосами луба пальмы-рафии, расщепленными и скрепленными рядами. В свежем состоянии они зеленого цвета, в высушенном виде – цвета желтой соломы; перед употреблением их часто украшают орнаментом. Это также проделывается с помощью огня: длинные лубяные полосы и другие места, которых огонь не должен коснуться, обвиваются спиралью из лент свежего камыша; после того, как все остальное приобретает над огнем черный цвет, спирали снимаются и обнажаются места, хорошо сохранившие свою натуральную окраску.

Мэдже имеют коз, хотя они, как и вообще мангбатту, не скотоводы. Майго же на западе, по рассказам, разводят много коз, а еще больше занимаются козоводством момфу и мабоде, у которых мэдже крадут этих животных. Здесь не знают, что козье молоко можно пить, но очень ценят козье мясо; кроме того, козы у мангбатту служат предметом обмена для получения жены, так как женщина и коза у них равноценны. Козам выбивают передние зубы, чтобы они не обкусывали посаженных у всех хижин смоковниц рокко.

Но у Малингде мне пришлось иметь дело и с менее невинными зверями: ядовитые змеи были так назойливы, что многих из них мы убивали даже в хижинах. Одна из них – двух метров длиной, темной окраски, похожая на египетскую змею «Уреа» – Naja haja, – которая, по Брэму, очень распространена по всей Африке, о которой несколько раз также упоминает и Ливингстон,[86]86
  Ливингстон Давид (1813–1873) – выдающийся английский путешественник по Африке. Задумав посвятить себя миссионерству среди туземцев, в 1840 г. отправился в Капскую землю и с тех пор находился в непрерывных странствиях по Южной Африке (до Замбези). По возвращении на родину в 1857 г. описал свои путешествия. Его книгой заинтересовались не только специалисты, но и вся читающая Англия. В 1858–1864 гг. занялся исследованием области Замбези, открыл внутренние озерные бассейны Ньяссы и Ширвы. В 1865 г. отправился в третье путешествие через Занзибар, Ровуму к озеру Ньясса и открыл южный берег озера Танганьика, реку Луалаба, озеро Бангвеоло, страну Уджиджи и многие другие области. В 1869 г. сведения о Ливингстоне перестали поступать в Европу, и на его поиски была снаряжена специальная экспедиция во главе со Стэнли, который вскоре нашел Ливингстона. Ливингстон продолжал свои исследования (он умер в Африке в 187 Зг.).


[Закрыть] обвилась вокруг среднего столба хижины. Когда я приблизился к ней с копьем, она, вздув часть шеи за плоской головой, приготовилась к защите, но в этот момент я пригвоздил ее к столбу.

Однако и от мэдже мне не удалось уйти без волнений. Опять, как и часто раньше, я сидел на упакованных вещах, терпеливо ожидая носильщиков. Вспоминалось время, когда я легко мог отправлять более сотни тяжелых тюков, хотя тоже вынужден был пользоваться благосклонностью вождей и их подчиненных. Но то были азанде. Впервые у абармбо я натолкнулся на серьезные препятствия. И опять убедился, что одинокому путешественнику из северных областей с большим багажом, без своих носильщиков, трудно пересилить нежелание южных племен носить поклажу. Дальнейшее продвижение на юг, даже с небольшим багажом и с большей затратой времени, должно потерпеть неудачу Вот и сейчас мэдже отказывались нести поклажу Рассерженный Малингде, показывая им пример, взвалил на себя один тюк и, пристыдив своих соплеменников, двинулся вперед. Я последовал за ним. И лишь тогда мэдже с багажом двинулись за нами, и то очень неохотно. Сотни женщин и мужчин с шумными возгласами сопровождали наш караван от одной усадьбы к другой, так что после нескольких часов езды я слез с осла совершенно оглушенный. Путь шел на север к племени абуи, ответвлению мэдже; у вождя Агенгуэ мы переночевали. Маленькие встречные ручьи впадали в реку Нала, приток Бомоканди. Область густо населена, но население, как и всюду, скучено на определенных участках, между которыми, как правило, находятся необитаемые пустыри. По вечерам я вынужден был, с гармоникой и книжкой с картинками, вполне благопристойно, но настойчиво напоминать хозяевам о вездесущих правилах гостеприимства и попрошайничать, чтобы кое-что получить за свою музыку и шутки и накормить моих людей.

1 июля мы прошли далекий путь через необитаемую область к вождю Дида, к которому нас довел Малингде со своими носильщиками. Мы перешли Налу на пути к северо-западу, оттуда направившись прямо на север. Река вышла из берегов, так что сорок шагов пришлось идти через воду глубиной в три фута. В Налу впадает много речек с глубокими руслами, она же протекает недалеко от дороги, параллельно ей до округа Дида. Дорога шла все время высоким лесом и кое-где была протоптана слонами, что ввело меня в заблуждение; один раз я с несколькими носильщиками по такой дорожке пошел вперед. В густом лесу мы проблуждали с полудня до вечера, пока наткнулись на обработанные поля ниамбара из племени мэдже, где находились и владения старого вождя Дида.

3 июля мы двинулись дальше в направлении на северо-запад и через область основного племени абуи прошли к его вождю Каранге, пользующемуся уважением своих соплеменников. Это племя по численности самое большое из мэдже, жилища здесь расположены близко друг к другу Маленькие речки в этой местности и до самого Бомоканди вливаются в ее приток Рунгу, текущий восточнее дороги на север.

Совсем близко от селения Каранги мы перешли три глубоких болотистых оврага, по другую сторону которых на возвышенности видны были заграждения у жилища вождя. Мэдже окружают свои жилища заграждениями в форме палисадов не только от внешних врагов, но и от своих соплеменников, из-за частых ссор, в результате чего можно опасаться грабежа и даже ранения от коварной стрелы. Ограда селения Каранги была очень велика и включала не только разбросанные хижины, но и лежащие между ними маисовые поля. Когда я пришел, вслед за мной ворвалась громадная толпа, вскоре ставшая настолько назойливой, что я мог их сдержать, только взяв в руки ружье.

Основное владение племени мэдже на севере было ограничено рекой Бомоканди; с восточной стороны была необитаемая область, за которой жили момфу; на западе, до вассального государства Канна, простирались владения бежавших и оставшихся в живых потомков рода мангбатту: округ Санго-Попо, брата Санга Момбеле, и с недавнего времени – также владения Мамбанги. На западе, очень близко от Каранги, было селение вождя мангбатту Сенсе.

Сенсе вскоре прислал ко мне своих людей, а затем и сам явился к Каранге. Подобные посещения одного вождя другим в этих краях очень редки, и едва ли Сенсе в другое время явился бы к Каранге, хотя они и не были врагами. Вожди не посещают друг друга, во-первых, из-за недоверия и осторожности, во-вторых, из гордости и чванства.

Чопорность Сенсе в отношении его соседа– князя была очень велика; но однажды она все же растаяла, а именно при азартной игре. Негр так же неудержимо предается этой страсти, как и культурный человек. Среди мангбатту имеются закоренелые игроки. Большей частью играют в простой «чет или нечет» камнями, которые с поразительной быстротой и ловкостью переходят из рук в руки. Как мы видели уже у Мамбанги, еще мальчиками они уже упражняются в этой игре. Дьявол игры часто так силен, что все жалкое имущество негра переходит во владение выигравшего; все имеющее какую-либо ценность может быть проиграно или заложено: стрелы и лук, железо, куры, рабыни – и все это, конечно, не без споров. Сенсе также был одержим страстью к игре и в этот день проиграл людям Каранги много сотен стрел и всякие другие вещи и, наконец, множество кур; и все это он уплатил, как долг чести.

Самая оживленная дорога на север вела через Бомоканди к маленькой станции Солиман на отрезке пути Тангази—Кубби, но мы решили пойти по более прямому короткому пути к Тангази, в надежде встретить носильщиков Ниангары. В ожидании этого люди Каранги, с которыми я вышел 9 июля, охотно несли багаж до Бомоканди, к которой мы пришли через несколько часов. Дорога туда и по другую сторону реки до Тангази имела приблизительно северное направление.

В пройденной нами, богатой многими обработанными полями области, рядом с момфу жили также племена абиссанга, ниапу и мунду. Последние относятся к большому племени абангба, часть которого в свое время переселилась на северо-восток в область Макарака, где мы уже с ними познакомились. Помимо наречия, у них осталось очень мало общего с их южными соплеменниками.

Маленькие, протекающие по области речки впадают в Тиббо. Большая часть дороги была очищена от травы, и идти было легко. Через полчаса дорога привела нас на главный путь от Тангази до Солиман-Кубби, и 11 июля я пришел к цели.

Я не был в Тангази четыре с половиной месяца и за это время прошел свыше 600 км. Я не сожалел об этом времени, хотя и омраченном многими невзгодами, так как достиг всего, что было можно. Правда, состояние моего здоровья было еще плохое, поэтому в последующие недели я оставался на станции, где мог спокойно отдохнуть и, с помощью раньше сэкономленных и оставленных здесь вещей и припасов, создать себе сносное существование. Среди моих сбережений были тыквенные семечки, кунжут, пальмовое масло, немного чечевицы и риса, кофе и чай и даже ящик с маисовым зерном; все это я тщательно упаковал и спрятал до отъезда на восток и, кроме того, прислал еще продукты из Кубби. Теперь это составляло целый клад, так как в Тангази было много голодных ртов, а продуктов в то время было мало, потому что маис только начал созревать.

В конце июля я начал серьезно помышлять об отъезде. Но раньше я выполнил свое обещание посетить Ниангару и с почетом был принят им и его многочисленными подданными. Я привез ему несколько специально для него сбереженных подарков, среди них атлас с изображениями птиц и музыкальный ящик – предметы, которые уже позабавили тысячи туземцев. Ниангара же преподнес мне ценные этнографические предметы, и, когда я упрекнул его, что он посылает недостаточно зерна солдатам станции, он тут же отослал туда сто тюков.

Надо отметить, что орех кола, который в Западной Африке считается «настоящим орехом» и в продаже ценится очень высоко, жуют также владыки мангбатту и ньям-ньям. Это наблюдал во время своего путешествия по Мангбатту д-р Швейнфурт, и я могу это подтвердить; но, по-видимому, это возбуждающее средство употребляется лишь вождями и то не часто, и лишь в виде добавления к пиву. В Западном Судане наименование «кола» применяется к различным видам этого продукта. Главный сорт его – Cola acuminata Brown, но употребляют плоды и других видов, хотя они содержат меньше кофеина. Кроме настоящего ореха «кола», в Западной Африке имеется еще и другой вид, употребляемый для жевания и называемый «горький кола», «мужской кола».[87]87
  Кола (Cola acuminata) – дерево Тропической Африки, плоды которого содержат похожие на каштан семена; в этих семенах содержится кофеин и теобромин, как в кофе и какао.


[Закрыть]

Окончательно покидая области южнее Уэле, я хочу дополнить историю мангбатту последних лет, так как то, что я слышал о них в более старые времена, ограничивается лишь передачей нескольких имен.

Предание начинает историю мангбатту с владыки Рхуа, которому наследовал его сын Мабурра, затем последовали Нагинбалле и его сын Тукуба, или Туба. Тукуба и его три брата являются предками еще ныне живущих князей мангбатту. Самый могущественный из сыновей Тукуба и последний повелитель области был Мунза, но уже при нем внутри династии из-за наследства были распри и войны, в которые вмешивались и арабы. Как другие повелители в более поздние времена, Мунза стал жертвой нубо-арабского правительства. Погиб он при следующих обстоятельствах. В год смерти Миани Мунза дал рабыню руководителю экспедиции в Бакангаи – Майо. Рабыня сбежала, и Майо обвинил в этом Мунзу, но, благодаря арабам Али и Осману, ссора была ликвидирована, и экспедиция вернулась на север. Еще раньше, после смерти брата Мунзы, Сади, старший сын Сади – Нессого со своими подчиненными бежал на север. Когда через год, в 1873 году, Майо вернулся в Мангбатту, Нессого уговорил его начать войну с Мунзой, который и был тогда убит.

Посаженный на место Мунзы, Нессого в том же году напал на станцию арабов, где убил ее управляющего, брата Башира. В последовавшей за этим войне Нессого был Баширом изгнан, бежал к своему младшему брату Мамбанге и построил там засеку («гандак») для защиты от нападений. В прежней же области Мунзы стала властвовать линия абангба с вождем Ниангара. Некоторые братья Мунзы были тогда убиты, другие бежали на юг через Бомоканди. Между тем, Башир и Нессого помирились и затеяли общий поход на князя азанде Баули. Но, по заявлению Башира, Нессого якобы стал предателем и был за это убит Баширом. Мамбанга до моего прихода оставался цел и невредим. Помимо братьев и других родичей Мунзы, сыновья его также рано погибли, например Нисмана погиб вместе с отцом в битве против Майо.

Вершины Кубаи

Линия абангба идет от Нденгандилле, которому наследовали его сын Магапа и затем Дегберра, владения которых во времена Мунзы находились между Кибали и Гадда. Сыновья Дегберра – Купа, Кубби, Банда, Бондо и т. д. – были наместниками в его округах, а после смерти отца стали самостоятельными князьями. В качестве драгомана Гамбари в это время стал авторитетным лицом у арабов на станции севернее Кибали. Он был сыном Алеки, кузнеца у Бондо, и после многих боев араба Хаджа-Али против сыновей Дегберра и после основания станции Кубби Гамбари был поставлен правителем области. В течение нескольких лет большинство сыновей Дегберра пало в войне с ним, и он постепенно замещал их места своими братьями. Но и сыновья убитых, а также многие мангбатту пали жертвой его властолюбия, и это привело Гамбари к двухлетнему заточению в Дем-Солиман. По рассказам Башира, этот кровавый эпизод происходил следующим образом: все способные носить оружие отряды были посланы на север на войну с Солиманом. Гамбари повел собственные вспомогательные отряды. Башир с людьми Ниангара последовал за ним на другой день. По пути, в дикой местности, Башир натолкнулся на восемь окровавленных трупов, лежавших рядом. Это были Ндени, Неринганда и шесть их братьев, сыновей Бондо и Купа. Гамбари предательски умертвил ничего не подозревавших невинных людей, по его словам, по приказанию Бураи, брата Юсуфа-эс-Шеллали.

С 12 июля до 8 августа я оставался в Тангази. Затем простился с Казати, чтобы направиться на северо-запад к Земио. Мне суждено было еще раз встретиться с ним в землях негров, но при особых обстоятельствах. Я навсегда покидал область мангбатту, которые, безусловно, принадлежат к наиболее высокоразвитым народностям внутренней Африки. И как в свое время мой уважаемый друг и учитель д-р Г. Швейнфурт в его классическом труде «В сердце Африки» описал их так подробно и столь заманчиво, что возбудил во мне желание продолжить его исследования, так и я теперь не мог не пожаловаться: «С тяжелым сердцем я опять возвращаюсь на север. Хорошо сознаю, что еще оставляю за собой много неразрешенных этнографических вопросов, ответов на которые можно от меня потребовать».