Текст книги "Путешествия по Африке"

И действительно, было крайне забавно видеть, как он, например, преследовал воображаемую муху, сначала пытаясь ее поймать осторожно, затем гневно сбивал и, наконец, с гордой физиономией победителя либо радостно-взволнованно приступал к ее умерщвлению. Кто не вспомнит при этом такие же геройские подвиги клоунов в нашем цирке? Но в тех краях такие «мухоловы» гораздо больше уважаются, чем у нас. Они одни пользуются преимуществом быть вблизи высокопоставленных особ и вместе с ними входят в их жилища. И за мной часто следовал как тень такой забавник, постоянно махая своей мухобойкой в воздухе.

Связь с восточными станциями с тех пор поддерживалась лишь лодками мангбалле. Их вождям Назиме и Бангузе, с которыми я познакомился во время путешествия с Земио, плохо пришлось во время войны Мамбанги с арабами. Бангуза был убит, а Назима получил пулю в ногу. Мангбалле, следовательно, занялись теперь перевозкой войск Багит-бея через Уэле и 29 октября доставили последние части у станции Али на южный берег. Первые точные сведения доставил нам Незим, тот самый, который три месяца тому назад прибыл ко мне, у амади, в качестве гонца Гауаша. Он был послан после этого в Ладо к Эмин-бею и вернулся теперь обратно с экспедицией.

В это время я пользовался каждым случаем, чтобы собрать сведения о южных областях, и объединил их, как это всегда делал, в предварительную поверхностную карту местности. Впоследствии мне было суждено объехать и эти территории и уточнить то, что я узнал в это время. Но задолго до того, как я сам вступил в северную часть этого бесконечного леса, который впоследствии прошел по всей ширине Генри Стенли, я слышал рассказы о нем и узнал далее, что там на западе живет большой народ абабуа, покрывающий волосы глиной.

День за днем ожидали мы теперь прибытия экспедиции, но выяснилось, что Багит-бей пока что направился в Тангази, и до его прибытия прошла еще вся первая половина ноября. Гауаш-эфенди не был в особенном восторге от того, что ему посадили на шею начальство, и часто высказывался по этому поводу довольно бестактно и несправедливо. Поэтому он еще раз попытался сблизиться с Мамбангой, но, конечно, безуспешно. Но и Багит-бей уже вел из Тангази переговоры с Мамбангой и послал к нему по этому поводу одного из сыновей, взятого раньше в плен арабами. После этого князь послал ему в виде дара несколько из упоминавшихся выше винтовок, но дальнейших успехов эта снисходительность не имела. Наоборот, разведчики Гауаша донесли, что Мамбанга отправил своих жен и все имущество в глухие места к Бобели, но, чтобы иметь возможность кормить большое число людей, пока оставался сам у хижин. Тогда наши абармбо, мангбалле и драгоманы со станции подготовили набег на лагерь Бобели, когда он будет без охраны (тамошним абармбо приходилось ежедневно доставлять провиант издалека), и похитить женщин. Хитро разработанный план, однако, не имел успеха, так как самый лагерь найти не удалось.

Наконец, прибыла определенная весть от Багит-бея, что экспедиция двинется в ближайшие дни, причем разными путями, чтобы не дать Мамбанге улизнуть. Абд’Алла и управитель Башир должны были пойти из Тангази по южной дороге, через область вождя Баули, чтобы затруднить Мамбанге бегство в этом направлении. Драгоман Мабуб в это время из станции Али спустится по реке в лодках и помешает Мамбанге перейти Уэле. Багит-бей, наконец, должен был двинуться во вражескую область прямым путем. Одновременно с этим известием на станцию прибыли со станции Османа-Бедауи Мазинде и Махмуд и получили в свою очередь приказание Гауаша вернуться и сообща следить за тем, чтобы абармбо при вероятном продвижении экспедиции на запад не могли бежать на северный берег Уэле и к амади.

Пятнадцатого ноября донесли, что три группы экспедиции двинулись из Тангази. Мамбанга узнал об этом через своих шпионов наверняка раньше нашего, потому что и он оставил со своими воинами свою область. Войска мудира так быстро вторглись в нее, что уже 17 ноября к нам прибыли первые вестники Багит-бея из области Мамбанги, подтверждая бегство Мамбанги и занятие хижин. Там должна была строиться теперь укрепленная станция, из чего Гауаш поспешил заключить, что Багит будет оттуда сам заниматься преследованием Мамбанги.

В области Мамбанги, где теперь к Багит-бею присоединился и отряд Башир-Салеха, действительно было построено укрепленное поселение с шестьюдесятью солдатами. Прежний повелитель, который, как узнали, двинулся на юго-запад, был объявлен лишенным земли, и на его место был назначен Мбиттима, сын Уандо. Он правил там со своими азанде и над той частью подданных Мамбанги, которые позднее вернулись.

Воины азанде

Но когда Багит-бей, еще до того, как было начато преследование беглеца, прибыл один на станцию, и я приветствовал его, как старого знакомого.

Двадцать первого ноября войска торжественно вступили в станцию. На это зрелище собрались сотни абармбо, дивясь войскам, которые всё новыми массами шли издалека. Командиры шли во главе своих отрядов, с развевающимися знаменами, под грохот барабанов нугара, под звуки всевозможных сигнальных рогов и гром шумовых инструментов. Здесь была регулярная часть, с примерно пятьюдесятью винтовками Ремингтона, под командою черного суданского офицера. Далее – гарнизон станции Римо в Макарака, под командой Абд’Аллы Ага Абу Седа, тоже хорошо знакомого мне по моему путешествию в Калика; далее – более сотни регулярных солдат во главе с известным Башир-Салехом, о котором я еще буду говорить позднее. Далее – Ниангара, преемник Мунзы со своими мангбатту, абангба, ниапу и другими воинами, вооруженными щитом и пикой, либо луком и стрелами, а также вождь азанде Баули из области юго-восточнее Бомоканди со своими силами. Необозримое шествие завершалось моим черным другом Рингио из Кабаенди. Он гордо вел своих воинственных бомбе и макарака под звон колокольчиков и трубные звуки длинных рогов из слоновой кости.

Щиты азанде

Письма и отчеты в Европу пошли на этот раз через Ладо, и я послал Эмин-бею предварительную карту южных местностей. Заметим кстати, что я напрасно ждал почтовую посылку от Ндорумы. Она попала в мои руки лишь много позже. В это время меня посетили старые друзья из Макарака, и я узнал, главным образом от Рингио, многое, что меня интересовало.

Теперь я должен упомянуть об одной прима-балерине, какой мне еще не приходилось видеть. Это была сивилла[75]75
  Сивилла – у древних греков и римлян так назывались странствовавшие предсказательницы будущего. Прорицание сопровождалось экстатическим исступлением, в которое приводили себя прорицательницы. Как и прорицатели мангбатту и азанде, сивиллы, по представлению соплеменников, являлись посредниками между людьми и миром духов.


[Закрыть] абармбо, действительно гигантского роста мужеподобная женщина, считавшаяся во всей области гениальнейшей предсказательницей, но при этом она танцевала мужской танец мангбатту с выразительностью и силой, которые производили впечатление даже на меня.

Погода стала благоприятной для выступления. Первая неделя ноября прошла в почти ежедневных дождях, затем дождь стал более редким и, наконец, наступило короткое в этих широтах лишенное дождей время.

И вот, 25 ноября произошло общее выступление под командой Багит-бея и Гауаша, к которому присоединился и я. На станции остался гарнизон с семьюдесятью винтовками, но зато наш отряд усилился многочисленной командой абармбо.

Глава XIX
Путешествие от станции Гауаша к князю Бакангаи

Багит-бей представил мне пятнадцать макаракских носильщиков, что мне было очень кстати. Вышколенные в качестве носильщиков люди, без шума и крика, как я уже давно не видел, взяли груз, и мы двинулись в многотысячной массе людей.

В первые два дня мы шли на юго-запад, покуда не оказались по ту сторону горы Маджану. Волнистая местность была и здесь покрыта лесом, а в промежутках– травою в рост человека, отчасти уже пожелтевшей. За областью Буру следовало племя абанджа народа абармбо, а округ племени амаджала остался восточнее дороги. Все хижины, в том числе и Бобели, были оставлены, а поля отданы на разграбление нашей орды. К полудню была перейдена полноводная река Кибонго, шириной в двадцать шагов, и вскоре затем, по ту сторону ручья Конзила, был сооружен лагерь. Он находился приблизительно в получасе ходьбы от Уэле на ровном, снижающемся к реке спуске местности. Днем приковывал взор труд сотен усердных рук, строивших хижины, а вечером пробуждалось давно не испытанное чувство удовольствия при виде бесчисленных лагерных огней, горевших между хижинами.

Я был особенно чувствителен к этим настроениям, потому что предстояло видеть новые области, производить новые исследования. Но и с материальной стороны начало путешествия сложилось благоприятно, потому что людям попалась антилопа – «кала» (Antilope leucotis), а потому у нас, избранных, было даже мясо.

Второй напряженный дневной переход южнее горы Маджану продвинул нас еще на порядочное расстояние. Вначале степь была покрыта лишь низкой травой, и люди могли поэтому идти несколькими колоннами, покуда этому не помешали трудности местности и высокая трава. Самая крупная река, перейденная за этот день, была Тота, шириной в двадцать шагов, глубиной в четыре фута. Она называется так же, как и управляемый Эррукой остров при ее впадении в Уэле, остров, который я видел прежде с северного берега. Теперь я его не видел, точно так же, как и самую Уэле.

Переход через стремительную Тоту длился более часа, и у меня с Багит-беем хватало работы по поддержанию порядка и предотвращению несчастных случаев. Мужчины помогали женщинам и детям и держали их. Южнее реки лежал округ племени абонду, за которыми следовали амазунга, тогда как мубанга заселяли холмистую страну у подножия Маджану. Маджану образует до сих пор еще отчетливо выступающее южное звено прежнего горного хребта, шедшего с юго-востока на северо-северо-запад и достигающего наибольшего выражения в горных районах Ангба, Лингуа и Малингде в стране амади. Холмистая страна на юге Маджану является, однако, лишь южным отростком этой когда-то большой горной цепи. Как на востоке, так и на западе холмистая местность кончается в нескольких часах пути от Маджану, уступая место обычной равнине.

В непосредственной близости горы была перейдена река Зано. Она имела пятнадцать шагов ширины и была столь глубока, что пришлось импровизировать мост для перехода.

По ту сторону реки простирались поля абармбо и находились их хижины, но тоже брошенные и отданные на нашу милость.

Так как был дан приказ располагаться на ночлег, каждый начал заботиться о своем желудке и, кроме всякого съестного, к лагерю вскоре поволокли целые домики, крыши хижин, дрова, траву, посуду, горшки и тыквенные чаши всевозможных размеров.

Отсюда именно и предполагалось выследить Мамбангу, и ядро экспедиции должно было остаться на много дней здесь, в этой местности, где, благодаря наличию обработанных полей, легче было прокормить войско. Но за это время совсем поблизости нашли еще лучшее место для лагеря, куда и перенесли его на другой день.

Лагерь расположился теперь на холме у хижин вождя Магарагары, находившихся вокруг. С холма Магарагаре открывался вид на страну.

Это был африканский ландшафт, не менее прекрасный, чем тот, который я пытался описать, касаясь «Блаженных островов» вождя Эррука. На расстоянии двадцати минут текла, многократно извиваясь, величественная река. Ее течение образовывало дугу, обращенную к нам вершиной, и через высокие прибрежные деревни видны были три острова. Ими правил вождь Гогги. На востоке Уэле пропадала на короткое расстояние, но вскоре вновь появлялась на севере, чтобы затем скрыться лишь за горой Маджану. Там, невидимо для меня, и лежали острова Эррука. Западная часть этой широкой речной дуги тянулась широкой гладью, примерно на час пути, на северо-запад и обхватывала там длинный, неправильной формы остров по названию Апука. Апука – это десятый заслуживающий упоминания остров. Он управляется вождем эмбату Нендика. Далеко за ним Уэле изгибается на запад. Там лежит группа островов вождя Каимбы. На западе горизонт замыкается горами страны амади, из коих ближе всего лежит Ангба, восточнее ее лежит вдали Лингуа, а еще восточнее Малингде. Маленькая, еле заметная в голубой дали горная вершина, вероятно, находится в глуши, тянущейся севернее области амади. Земля непосредственно севернее Уэле – холмистая, да и там вдоль складок грунта тянулась роскошная растительность берегов маленьких речных потоков.

Вид, открывавшийся с холма Магарагаре, позволил мне снова проделать важные измерения углов, давшие мне новые опорные точки для триангуляции земли амади. На юге, на водоразделе Уэле и Бомоканди лежал округ вождя азанде Ганзи, сына Киппы.

Внезапно от Ганзи пришло известие, что князь Мамбанга находится со своими сторонниками вблизи него. Ганза просил нас прийти как можно скорее. 25 ноября для розысков Мамбанги были высланы Абд’Алла и Башир с 160 солдатами и Рингио со своими бомбе, а также и воины Баули, тогда как я с Багит-беем, Гауашем и примерно таким же числом солдат, с абармбо, людьми Ниангары и всеми женщинами, слугами и носильщиками остался в лагере. За это время мангбалле под начальством Мабуба, двигаясь по реке, брали контрибуцию и грабили, и я увидел эмбата, уходивших на лодках вниз по реке. Говорилось также, что было захвачено до сорока лодок, застрелено несколько эмбата и (к сожалению) ограблены острова Эррука. Кроме того, пришло известие с противоположного берега, что Мазинде действительно сторожит там, как ему приказал Гауаш.

Притащили легко доставшееся добро. Зерно телебуна, правда, еще не вполне созрело, но было обмолочено и протерто и оказалось даже более вкусным, чем бананы. Были доставлены также маниок, бататы, небольшие количества кукурузы, кунжута, табака и т. д. Что касается красной дурры, заметим, что она возделывается и здесь, хотя и в малых количествах, как я это узнал однажды у князя Мамбанги.

Очень нравилось людям, что везде у жилищ росли деревья, из коры которых выделывалось рокко и в хижинах лежала уже снятая сухая кора, так что некоторые могли без дальнейшей канители прямо сменить свои старые лохмотья на красивое новое одеяние. Правда, еще приходилось сшить его, т. е. кору надо было превратить в нечто похожее на ткань, но это было проделано относительно быстро.

До глубокой ночи слышались со всех сторон удары и стук колотушек, ударяющих по коре рокко. Для этого туземцы пользуются рогами антилопы или длиной в фут концами маленьких слоновых клыков, которые на поперечнике решеткообразно изрезаны. Смоченная кора кладется на деревянную подставку и отбивается довольно продолжительное время этой круглой плоской поверхностью величиной в 5—10 см. Благодаря такому выколачиванию слой волокон коры разбивается, и она в целом становится тонкой и мягкой. В крайнем случае для этого годятся и круглые камни, а баганда и ваниоро пользуются большими деревянными молотками особой формы.

Вскоре в лагерь прибыли вожди эмбата, первым – Эррука, позднее Каимба и другие. Они доставили разного рода съестные припасы, в том числе корзины с курами, показав этим свою покорность. Им было приказано собрать людей, без страха вернуться на старые места и впредь выполнять требования правительства. Некоторые из них, в знак нового подданства, получили длинную красную ситцевую рубаху.

При этом, как и в предыдущих сходных обстоятельствах, я слышал от Багит-бея и Гауаша вполне справедливую жалобу на то, что у них нет подарков для негров, как и подходящих вещей для обмена на слоновую кость. И действительно, из-за этого было трудно прочно привязать туземцев к правительству, а ведь негров легко удовлетворить малым. Лишь ничтожная часть ценностей, вывозившихся в виде слоновой кости, возвращалась обратно товарами.

Письмо писаря высланной против Мамбанги экспедиции уже вечером 29 ноября сообщило об ее успехе. Сторонники Мамбанги были рассеяны, и захвачена значительная добыча. Но князь и Бобели снова спаслись. Второе письмо известило 3 декабря, что экспедиция прибудет в лагерь на следующий день, и я тогда узнал подробности событий главным образом от Рингио. Мамбанга рассчитывал на помощь вождя Ганзи, который, однако, выдал его местонахождение Багит-бею. При приближении наших, авангард образовали воины азанде Ганзи и Рингио с бомбе, так что люди Мамбанги опознали врага лишь тогда, когда увидели нубо-арабов, солдат с винтовками и знамена. Тогда произошла общая паника, и многие, чтобы быстрее бежать, побросали свои большие деревянные щиты и даже рокко, потому что они мешают при бегстве. Щиты потом массами сожгли на лагерных костpax, потому что воины собрали более ценную добычу среди другого брошенного имущества.

Ножи мангбатту

И действительно, бомбе вернулись с красивыми мангбаттскими ножами (трумбашами), пиками и т. п.

Рингио и Ганзи преследовали врага почти до Бомоканди, где, наконец, следы настолько перепутались, что были утеряны. Абд’Алла и Башир расположились на это время в лагере Мамбанги. К нам в лагерь попало кое-что из личного имущества Мамбанги. В качестве военной добычи привели около ста женщин и двух сыновей беглеца, в том числе маленького светлокожего Хаваджа.

Мамбанга и Бобели с большинством людей, следовательно, спаслись, но теперь стали ежедневно появляться перебежчики, однажды даже два взрослых сына Бобели с несколькими сотнями своих абармбо.

По военному праву у них отняли сто пятьдесят пик и семьдесят пять щитов, после чего они, поставленные под начало Буру, отправились в родные места. Гонимый князь все же нашел тайный выход и, наконец, скрылся с немногими сопровождающими у независимого мангбаттского князя Санга Попо, на юг от Бомоканди. Трагическая судьба предшественников, однако, не миновала и его, но об этом будет сказано позже.

Деревянный барабан мангбатту и сигнальные рожки

За это время вернулись ближайшие вожди абармбо; они подчинились, и мы могли двигаться дальше. При этом Гауаш-эфенди намеревался с помощью правительственных войск постепенно привести всю землю абармбо под власть потомков Киппы, т. е. под власть уже имевшихся в области вождей азанде. Признаюсь, что я стоял за это намерение, потому что оно было лучшим средством держать в подчинении многочисленные мелкие племена абармбо. Буру, однако, оставался и позже правителем восточной области. Что касается Бобели, то он еще долго скитался с немногими верными людьми, покуда и его не постиг злой рок. Ганзи стал правителем центральной части области абармбо, и вскоре затем последовало устройство станции на холме Магарагаре.

И во время войны я, конечно, отдавался своим мирным интересам. От Мабуба, который был послан с солдатами и мангбалле вниз по реке на разведку, я узнал, что до посещенных мной раньше эмбата на западе имеется около десяти населенных островов.

У Магарагаре мне опять выпало большое удовольствие обогатить свою коллекцию редким животным. Это был, правда, только жук, но такой величины, что он действительно скорее подходил к тем временам, когда наш мир, подобно миру сказок, был населен гигантскими животными.

Жук-великан

Подобно тому, как мы привыкли видеть в слонах потомков гораздо более крупных толстокожих, найденное мной у абармбо насекомое является одним из выживших жуков-гигантов. Когда насекомое прожужжало над нашими головами, оно мне на мгновение показалось птицей, но уже в следующий момент я понял свою ошибку, и тогда началась, при участии людей, отчаянная охота. На мое счастье жук сел на ближайшее дерево, где и был скоро пойман.

Он имел коричневые подкрылья, а на черной спине сходились к голове широкие белые полосы. Брюшная сторона и ноги имели темную оливково-зеленую окраску. Длина тела составляла 10 см, ширина 4,5 см. К сожалению, и этот экземпляр Goliathus atlas погиб с моими коллекциями. В Магарагаре же я достал для коллекции шкуру и скелет молодой выдры. Наконец, там же я получил своеобразный браслет из нанизанных на нить панцирей больших долгоносиков и причудливой формы деревянные амулеты.

Азанде и многие другие народы этих стран носят на шнурках такие чудотворные палочки и корни для защиты на войне, для вызывания или предотвращения дождя и т. д.

К концу ноября закончился сезон дождей, хотя еще почти ежедневно с востока приходили грозы и еще и в декабре выпало несколько ливней. Первые ливни, как, может быть, еще помнит читатель, в западном районе абармбо происходят в феврале, и отсюда продолжительность сезона дождей в этих широтах составляет почти десять месяцев. Кроме того, мне пришлось изведать несколько сильных ливней даже в конце декабря на Бомоканди. Там, правда, уже начинается безграничный лес, идущий на юг. Эта, распределенная на большую часть года, масса дождей является благоприятной предпосылкой плодородия страны. Как в начале дождливого времени, так и в последний месяц, между 11 часами утра и 4 часами пополудни дули довольно сильные северо-восточные ветры. На 4 декабря я предсказал людям лунное затмение, наступление которого вызвало у всех величайшее изумление по поводу моего всеведения.

Тропический ливень с бурей у абармбо

Все это время Рингио много бывал у меня. Он уже почти четверть века состоял на службе арабов и правительства и знал лучше других укоренившиеся безобразия. По своему служебному положению первого драгомана макарака и бомбе, которые в качестве наиболее надежных из вассальных племен больше всего привлекались к повинностям, он в первую очередь страдал от чрезмерных требований к людям. Уже раньше жаловался он мне на существующие условия и заявлял снова, что ничего не исправилось, что народ недоволен, а поэтому его положение «между молотом и наковальней» (народом и правительством) чрезвычайно тяжело. Он состарился на службе у нубо-арабов, выполнял подобно им свои молитвы и всегда производил на меня впечатление послушного и верного слуги правительства, хотя он в качестве посредника и не всегда был в состоянии исполнить строгие требования, предъявленные его народу.

Я тут видел его в последний раз и поэтому совершенно объективно высказал здесь свое мнение о нем, чтобы в свое время кратко сообщить о его дальнейшей судьбе.

К сожалению, между Багит-беем и Гауаш-эфенди не устанавливались лучшие отношения, и вероятно по этой причине Багит внезапно передумал и с половиной людей из Макарака двинулся в обратный путь, якобы для того, чтобы продолжать преследование Мамбанги. Но Гауаш и Башир, к которым примкнул и я, 9 декабря продолжали путешествие соответственно плану. Нас подкрепили Ганзи со своими людьми и многие абармбо новой области, а Буру со своими вернулся домой. Отряд, все еще очень внушительный, собрался у подножия холма Магарагаре и затем двинулся сомкнутыми рядами дальше, ибо ходили слухи о том, что западные абармбо собираются напасть на нас. За областью амубанга, характеризующейся уже описанной выше холмистостью, следовали после короткого участка ненаселенной земли абала, а за ними аганда, в области которых и расположился лагерь. Маршрут и в первый и в последующие дни шел с многочисленными поворотами на запад и снова отклонился от Уэле. Туземцы и здесь и дальше бежали, не осмеливаясь на нападение.

На второй день пути мы пересекли реку Уарру. Она имела около двадцати шагов ширины и пять футов глубины и должна была быть перейдена вброд. Многочисленные жилища и обширные обработанные земли заставляли предполагать довольно большую густоту населения.

Но и здесь заселенные участки были очень малы по сравнению со всей площадью и отделены друг от друга пустошью. К тому же заселены лишь лежащие около реки места, тогда как сама область водораздела между Уэле и Бомоканди представляет собой необитаемую пустыню. Время года чрезвычайно благоприятствовало маршу многочисленного отряда, потому что зерно телебуна было большей частью уже обмолочено и наполняло закрома. Но, к сожалению, наши люди не удовлетворились тем, что захватили его для пищи. И в этом проявился вандализм, так что немало зернохранилищ погибло в огне.

За областью аганда последовали снова после короткого пустынного участка амезима, и там вблизи второй лагерной стоянки снова появилась Уэле, примерно на расстоянии двадцати минут ходьбы. Острова от Каимба до амезима большей частью лежат группами. У амезима я снова соприкоснулся с абармбо, живущими в окрестностях Мамбанга-Занде. Это ведь были именно амезима, точнее их вождь Базингебанно, которые когда-то грозили Дзумбе.

Конечно, грабежи и разбои солдат не совсем способствовали впечатлению миролюбивости экспедиции, но уж таков образ действия арабов, дающих неграм почувствовать всю свою силу и унижающих их, покуда нужда и голод не заставят их подчиниться.

Когда мы прибыли к амезима, каждый поспешил как можно скорее запастись нужным провиантом, потому что глупец и лентяй всегда получают жалкие остатки.

К сожалению, и здесь не удалось справиться с духом разрушения у людей. В несколько минут под ударами ножей пали целые рощи бананов. Люди составляли пять или шесть столбов в пирамиду, прикрывали ее листвой и имели готовый приют на ночь. Порубка бананов остается прискорбным явлением при всех условиях, даже если учесть, что новые побеги за несколько месяцев заменят старые и если вообще порубка имеет смысл, как в данном случае. Но сколько сотен стволов срубалось на пути просто из жажды разрушения! Я должен во всяком случае отдать должное Гауаш-эфенди за то, что он дал солдатам строгий приказ воздерживаться от всякого насилия над личностью туземцев. Он выслал и посредников с мирными предложениями к вождям, часть которых без дальних проволочек пришла в лагерь и сдала свою слоновую кость. И тех же людей, которых удерживали вдали от меня их отягощенная совесть, боязливость, а также злобность, теперь гнал к подчинению настоящий страх и неизбежная необходимость, ибо они знали, что в противном случае на них направятся винтовки всех «турков». Я вскоре увидел Зену, раболепно передающего свою слоновую кость в качестве дани. Увидел и Бассансу, под испытанным руководством которого были украдены у меня многие ящики. Он, вероятно, надеялся, что я его не отыщу в толпе; ведь он переменил даже имя, но я его узнал уже издалека по несколько согнутой фигуре. Появился и Базингебанно, но его слова теперь звучали значительно менее высокомерно, чем ответ, посланный им мне когда-то через Дзумбе.

Я обычно держался в стороне от длившихся целые дни переговоров между Гауаш-эфенди и абармбо. В путанице недостатка, правда, не было. При нашем прохождении многие абармбо бежали на северный берег Уэле, где, однако, их поджидали новые враги. Очень скоро пришла и жалоба, что Мазинде, Мбиттима, драгоманы станции Османа-Бедауи и другие вожди с того берега похитили бежавших туда женщин. Это, естественно, опять воспламенило Гауаша, и он послал туда отряд, чтобы освободить жертвы, а Махмуда с драгоманами бонго по возможности взять в плен. Действительно, люди доставили из станции двенадцать рабов. На семи из них, просто детях, уже был знак раба, они имели по три еще свежих разреза на каждой щеке. Но Махмуд, как и большинство драгоманов бонго, Мазинде и Мбиттима, сумели скрыться до прихода солдат.

Другим последствием этого освободительного похода было то, что немедленно последовала встречная жалоба о том, что наши люди грабили и разбойничали. Короче говоря, имели место новые безобразия и у амади, причем, как мы увидим вскоре, ничего из начатого не было доведено до конца. Даже не все абармбо области приведены к подчинению, некоторые скрывались, припрятав свое имущество на островах. Следовало принять более твердые меры; имели место схватки наших людей, часто выступавших мелкими группами, с воинами абармбо. При этом лилась и кровь. Например, когда Дзумбе вскоре после нашего прибытия был послан с несколькими солдатами в Мамбанга-Занде и неожиданно подвергся нападению племени абукунда, он застрелил одного туземца и принес его продырявленный щит в качестве трофея на станцию. Мамбанга-Занде был, конечно, очень обрадован тому, что таким образом приближается к главной цели и теперь снова приобретает некоторую власть над абармбо.

Мне было очень приятно получить долгожданную посылку из Хартума, ящичек, о котором Дзумбе узнал уже у Ндорумы. На первый взгляд мне показалось, что в нем провиант, но содержимое оказалось гораздо более ценным; оно состояло из печатного материала: связки газет, годичного комплекта «Petermanns Mitteilungen», недавно опубликованных карт моего первого путешествия и ко всему вдобавок еще самое лучшее – пакетик писем. К сожалению, эта радость была омрачена, потому что письма с родины принесли мне горестную весть.

В это время от Багит-бея из Тангази пришел приказ, что Гауаш должен вернуться и ехать в Макарака, куда его вызвал Эмин-бей. К Эмин-бею поступили жалобы на самовольства Гауаша в отношении ниангара.

Вследствие внезапного отзыва экспедиции, начатая в области абармбо работа была прервана и осталось совершенно невыполненным то, что должно было компенсировать нанесенный туземцам ущерб, а именно: упорядочение их отношений и упрочение мира. Это, вследствие позднейших событий, оказалось неисполненным и в дальнейшем. Но я не смутился отъездом экспедиции и начал, наконец, выполнение одного старого плана– отправился сам к Бакангаи. Теперь Базингебанно не стал, как прежде, отказывать мне в гонцах и даже носильщиках. Я послал первым делом несколько людей к Бакангаи, но, во избежание ложных вестей, отправил с ними и Дзумбе.

Пока что я предпринял экскурсию на Уэле, благодаря которой я получил новую точку привязки на реке и в силу этого более точную связь между февральским путешествием и этим. Река лежала примерно в сорока минутах ходьбы от нашего лагеря, и расстояние оттуда до места, где я ее тогда пересек по дороге к Мамбанга-Занде, составляло примерно столько же в северо-восточном направлении. И здесь над водой выступали многочисленные каменные гряды, потому что теперь, 19 декабря, Уэле снова спала на два метра. Множество гиппопотамов оживляло реку, выставляя на мгновение свои широкие морды над водой. Охота на них часто не дает результатов, потому что раненые или убитые животные относятся вдаль, теряются для охотника и затем лишь случайно попадают в руки туземцев. После меткого выстрела огромное тело гиппопотама внезапно выскакивает из воды и столь же скоро исчезает. Но раненые животные вскоре скрытно выходят на землю, в заросли, так как на суше им легче дышать.

Скоро вернулось и мое посольство к Бакангаи, принеся добрую весть. Князь тоже отправил послов ко мне, которые должны были передать мне шимпанзе и три слоновых клыка в подарок, и также проводить меня к нему. Я уже подготовил все нужное для отъезда, и таким образом днем позже двинулся без промедлений. Одновременно Гауаш перенес свой лагерь назад, на восток.

Там он должен был только дождаться от меня известия о том, что я с носильщиками Базингебанно достиг Бомоканди и переправился через нее, потому что вскоре после первого приказа Гауашу прибыл второй, притом переданный тридцатью солдатами из Тангази, так что возвращение экспедиции казалось еще более неотложным.