Текст книги "И маятник качнулся…"

…Голос, разрубивший сознание пополам, принадлежал не Источникам. Тихий, спокойный, почти безучастный и невыразимо усталый:

– Она слишком слаба…

– И что же?

– На страницах ее Судьбы нет места для Источника…

– Сотри что-нибудь ненужное! Ты можешь, я знаю!

– Ненужное? – Печальный вздох. – Ты не понимаешь, о чем просишь…

– Она погибнет, если ни один Источник не примет ее!

– Возможно… Но если ты вернешь то, что взял, у нее есть шанс выжить…

– А у всех остальных?

– Что проку жить чужими жизнями, малыш? Живи своей… – Ласковая ладонь на моих волосах.

– Город погибнет!

– А если он заслуживает такой участи?

– Но люди…

– Ты слишком хорошо о них думаешь… – Улыбка, полная грусти.

– Я не могу допустить столько смертей!

– Не бери на себя больше, чем можешь вынести… – Легкий укор.

– Помоги!

– Переписать Судьбу?

– Да!

– А если я скажу, что ее Линии переплетены с твоими теснее, чем ты можешь представить?

– Это невозможно… – Не могу поверить. Я и Рианна? С какой стати?

– Ты не веришь в чудеса? – Сожаление.

– У меня не было повода поверить… Ни разу.

– Ты предлагал стереть ненужное… Есть одна запись. Касающаяся тебя… Хочешь знать, о чем она? – Интригующе.

– Нет.

– И все равно узнаешь… Я сотру ее, если ты настаиваешь, но прежде… Я скажу, что вам предназначалось…

– Не надо… – Сердце сжалось в предчувствии чего-то дурного и непоправимого.

– Вы могли бы быть вместе…

– Что это значит? – Дыхание перехватывает от горечи и внезапной догадки.

– Вы были бы идеальной парой… С ней ты мог бы… Она бы любила тебя…

– Нет…

– Ну как? Ты готов отказаться от возможности любить и быть любимым? По-настоящему любимым?

Я промолчал, унесенный бурей эмоций. Всю жизнь я мечтал о том, что встречу человека, который… И встретил же! Неужели мы и в самом деле стали бы… А почему нет? Ни один Королевский Дом не посмел бы упрекнуть меня в том, что касается родовитости и знатности… Она бы разделила со мной… Что? Мое проклятие? Жить с чудовищем? Нет, я не желаю ей ТАКОГО счастья…

– Она была бы счастлива, можешь мне поверить… – Мои мысли не секрет для Той, Что Нигде И Повсюду.

– И я – тоже?

– И ты…

А время идет. Я чувствую: Возмущения Пространства становятся все сильнее. Нужно что-то решать, и срочно. А может быть… Плюнуть на все и наслаждаться своим уютным мирком? Мы успеем покинуть город и… фрэлл с ними, с людьми! Еще наплодятся… Пора подумать и о своем личном счастье, разве нет? Женюсь на принцессе, уеду куда-нибудь подальше, ну, придется пойти на поклон к Магрит, и что? Пару раз унизиться – что мне стоит? И заживу в свое удовольствие…

Я почти решился. Почти. Но тут неприятная особа по имени Совесть негромко кашлянула, напоминая о себе.

Хочешь счастья?

Хочу.

А заслуживаешь ли ты того, чтобы быть счастливым?

Но ведь все вокруг имеют право жить так, как хотят. И, что самое смешное, вовсю пользуются этим правом.

Ты – не все.

Почему это?

Сам знаешь.

Я хочу быть таким же, как они!

Не получится. Ты никогда не будешь таким. Ты всегда знаешь, как нужно поступать, чтобы все было правильно. А когда знаешь – трудно поступить наоборот.

Ну, хоть один раз! Кому от этого будет хуже?

Всего лишь нескольким тысячам людей, не более. Не переживай о них…

Фрэлл!

Никто не посмеет упрекнуть тебя, не бойся…

Я и не боюсь. Я совершенно равнодушен к чужим судьбам.

Ты сам-то себе веришь?

Верю!

Ну-ну…

Я сжал пальцы, оставляя чудовищные синяки на запястьях принцессы.

Почему я опять должен выбирать между собой и всем остальным миром? Почему всегда – я? Почему никто другой не может взять на себя заботу о Сущем? У меня нет достаточных сил и средств, чтобы этим заниматься… Я так мало знаю и умею… Я совсем не подхожу на эту роль…

Но сейчас – больше некому.

Оставьте меня в покое! И я ни о чем вас не попрошу!

– Ты сделал выбор? – Чуточку насмешливо, чуточку участливо.

– Да… – Сдавленный шепот.

– Не слышу…

– Да! – Крик, похожий на всхлип.

– И что же ты решил? – Как будто сама не знает!

– Подари девочке ее Источник.

– Уверен?

– Нет, но не вижу другого выхода…

– Не жаль отказываться от любви?

– Я не знаю, что это такое…

– Ты ошибаешься, малыш… Твое сердце умирает в тщетном ожидании чувств, которые никогда не переживало, но узнает с первого же взгляда…

– Прекрати! Не причиняй больше страданий, чем уже свалилось на мою голову!

– Ты не можешь приказывать МНЕ…

– Я прошу!

– Что ж…

Небольшая пауза – и знакомые слова:

– Право – неотъемлемо… Желание – достойно… Цена – подтверждена…

Еще одна маленькая пауза.

– Воля – исполнена…

…Плотина рухнула. Рассыпалась в прах. Нет, не так: просто исчезла, быстрее, чем тает дымка от дыхания на холодном стекле. Раскаленные струи Силы ворвались в пустое Кружево принцессы, скрещиваясь с языками Пустоты, наступая, напирая, давя…

Выброс Силы был огромен. Наверное, я сгорел бы в этом огне, если бы не был сброшен на пол последней судорогой, всколыхнувшей тело девочки. Мне понадобилась почти минута, чтобы подняться и снова взглянуть в ее глаза. Лучше бы я этого не делал…

Ненависть – вот единственное, что я мог прочитать. Исключительно по одному, хорошо известному адресу. Чьему? Моему, конечно же! Ненависть и отчаяние. Боль и страх. Нежелание понять и принять свершившееся. Как же мне жаль тебя, милая! И как мне жаль самого себя…

– Нам пора. – Я подхватил Рианну под руку, заставляя встать.

– Чудовище… – Она сказала это одними губами, но мне не надо было слышать. Я знал, что она так скажет. Я и сам себя так называл.

– Увы, милая, увы… Можешь думать, что хочешь, но поработать тебе придется…

…На улицах мы не встретили ни души, что было весьма странно: даже в самую глухую, что называется, полночь, всегда находятся беспокойные души, шатающиеся по делу и без дела, а тут город как будто вымер. Была ли тому виной луна, на бледном челе которой явственно проступали алые пятна, гнев ли разбуженного Сердца Гор заставил все живое впасть в оцепенение – не знаю. Отсутствие свидетелей было мне только на руку: мало ли что подумал бы случайный прохожий, если бы увидел, как взрослый мужчина тащит за собой по улице несовершеннолетнюю девицу с безвольно мотающейся головой? Честное слово, я бы нес ее на руках, но… Я и сам еле передвигал ноги, так что, добравшись-таки до фонтана, ваш покорный слуга думал только о том, чтобы лечь и умереть. Во всех известных смыслах.

Вода в чаше бассейна застыла зеркалом, в котором отразилось бледное лицо Рианны. Ореховые глаза, казавшиеся в лунном свете золотыми, почти ничего не видели. Не хотели видеть.

– Мы на месте, милая. Пора.

– Не хочу… – Слабо, но твердо. – Ничего не хочу…

– Город нуждается в твоей защите.

– Мне все равно…

– Э, нет, милая, не отвертишься! Я потратил столько сил, чтобы ты обрела могущество, можно сказать, пожертвовал собой, и что слышу? Намереваешься умыть руки? Не выйдет!

Я залепил принцессе пощечину:

– Иди и выполняй то, что должна!

– Я ничего тебе не должна… – Безвольный шелест губ.

– Не мне, упрямица, не мне! Городу. Людям. Королевству. Кто говорил мне о долге? Так вот тебе возможность: исполни свой долг. Здесь и сейчас!

– Мне плохо… – Почти жалобно.

– Я знаю, милая, знаю… Еще одно усилие, и ты сможешь отдохнуть. – Я и сам не верил в то, что говорю. Откуда я могу знать, каково это, оживлять артефакт? Что может быть приятного в том, чтобы служить мостиком между двумя беспощадными берегами?

– Ты лжешь… Ты всегда лгал… – Она даже не обвиняет, и от этого становится особенно больно. Накричи на меня, милая, ударь, только не смотри так!

– Я всегда говорил тебе правду. И сейчас не лгу. Ты знаешь, что так оно и есть… Прошу тебя, прими свою судьбу, девочка… Спаси этот несчастный город… Ну же, очнись!

Еще одна пощечина, и голова Рианны мотнулась из стороны в сторону, но взгляд немного прояснился.

– Ступай!

– Я не знаю, что делать…

– Просто возьми ее за руки. Остальное она сделает сама.

– Я ненавижу тебя…

– Я знаю. Иди!

Я помог ей перебраться через бортик бассейна. Шаг. Еще один. Тоненькая дрожащая фигурка в измятой и порванной рубашке – болезненно-белое пятно на фоне темно-синей статуи. Струйки крови, стекающие по голым ногам, смешиваются с водой. Маленькие ладошки неуверенно касаются каменных рук, и… Больше я ничего не вижу. Потому что падаю в Саван. Падаю быстрее, чем когда-либо. Ухожу, чтобы не мешать. Ухожу, прощаясь с надеждой на счастье. Окончательно и бесповоротно…

* * *

На щеке ныли отметины от ногтей. Несильно, почти незаметно, но не давая забыть. К сожалению. А может быть, так и надо: помнить, несмотря ни на что. Помнить, чтобы впредь не совершать подобных ошибок. Впрочем, в ближайшем будущем я не собирался совершенствовать свои умения в сфере Инициации. Не дождетесь. Все, на сегодня я завязал с благотворительностью. По очень простой причине: абсолютно некредитоспособен. Кто бы меня облагодетельствовал, что ли…

Как же! Хотя спасибо уже за то, что я выбрался из Савана не на виселицу и не на плаху, а это было бы весьма и весьма закономерным результатом моих похождений. Правда, когда первое, что ты видишь, открывая глаза, – толстые корявые прутья решетки, настроение не улучшается. Не от чего.

Я поерзал на ворохе склизкой соломы, стараясь устроиться поудобнее. Не получилось. Только разлитый в воздухе подземелья приторный аромат гниения стал еще гуще и настойчивее. Скукотища…

Скажете: самое время поработать над ошибками? Соглашусь. Но беда в том, что на сей раз я не совершил ни одной из тех глупостей, к которым имею склонность… Нет, вчера я был исключительно разумен и прагматичен: нужный предмет, нужные действия, нужный момент – ничего лишнего. Даже не «рефлексировал» больше положенного… Могу собой гордиться, вот только… Гадостно-то как на душе!

Наверное, Владычица не была до конца честной: ей по рангу не положено говорить только правду и ничего, кроме правды. Наверное… Но в груди клацает остренькими зубками сомнение: а что, если Она была искренна? Что, если я своими собственными руками убил робкую мечту? Что касается надежд, они давно уже похоронены на семейном кладбище, но мечта… Неужели я был так близок к осуществлению того, о чем мечтал, даже не признаваясь в этом самому себе? Вполне возможно.

Нет, я не жалею. Приняв решение спасти город от разрушения, я уже не мог отказаться. Не мог предать. Не мог заболтать совесть и отступить с поля боя. Наверное, потому что снова струсил. Чего испугался? Того, что кто-нибудь когда-нибудь укоризненно вздохнет по моему адресу: мол, был способен справиться с опасностью, спасти людей, а пренебрег благом тысяч ради счастья одного… Глупо? Конечно. Но если в течение всего детства и юности из сознания вытравливали любую мало-мальски эгоистичную мысль, очень трудно перешагнуть через себя. Разрушить рамки «правильности» и «целесообразности» – вообще невозможно. Совесть сожрет. Заживо…

Даже пламя факела какое-то мутное… Капельки смолы падают на влажные каменные плиты и шипят. Своеобразный ритм… Что-то он мне напоминает… Вспомнил. Есть одна песенка… Меня ведь никто не слышит? Никто. Некому: в этом зале «клеток» ни одной живой души, кроме вашего покорного слуги – похоже, преступность в Мираке давно переживает период увядания. Но тем и лучше…

 
Отдать все сокровища мира? Согласен:
Твой солнечный лик без алмазов прекрасен.
Довольно лишь слова и нежного взгляда —
Пусть разум испуганно шепчет: «Не надо!» —
Навстречу тебе, в обжигающий дождь
Шагнул бы, но ты… Не придешь.
 

…Дурацкая песня: никогда не мог понять, о чем хотел поведать автор. Теперь понял. Лучше поздно, чем никогда? А вот и нет! В моем случае – лучше никогда, чем вообще когда-нибудь…

 
Мечтать о невинном, как сон, поцелуе,
Беречь и хранить, беспричинно ревнуя,
Искать отраженье зари на ресницах
И знать, почему умолкают все птицы,
Когда ты рассветное солнце зовешь,
Я мог бы, но ты… Не поймешь.
 

Конечно, ни голоса, ни слуха у меня нет. К чему мне такие дары? Я и тем, что есть, не могу воспользоваться к своему удовольствию…

 
Судьба непреклонна. Природа беспечна.
Границы миров неизменны и вечны.
Жемчужины чувств на спирали сомнений
Согрели друг друга, а мы… Не посмели.
Исчезли мгновенья. Остались года.
Пути разошлись. Навсегда…
 
 
Разорваны связи. Разрушены стены.
Дыханьем разлуки иссушены вены.
Глаза не ослепли, но солнца не видят.
Надежда запуталась в шелковых нитях.
Ладонь сожаленья дрожит на плече.
Живу. Но не знаю, зачем…
 

Последний куплет заставил голос «сесть» до хриплого шепота.

И эту песню эльфы поют в шутку, когда добиваются благосклонного взгляда своей избранницы?! Кретины остроухие! Нет, первому же lohassy,[26]26
  Lohassy – прозвище эльфов; самим Лесным народом воспринимается как исключительно обидное. В действительности же означает просто «листоухий оболтус». Существует более мягкий вариант – l’hassy, означающие примерно следующее: «Я знаю, что ты – несносное и глупое существо, но все равно испытываю к тебе симпатию».


[Закрыть] который осмелится спеть это ради развлечения, каждое слово вобью в глотку, клянусь!

Голос. Чуть громче тишины, но для меня он звучит, как гром посреди ясного неба:

– Ты, оказывается, еще и поешь. Не ожидала.

Она все слышала? С самого начала? И почему мне вдруг стало стыдно? Я же не менестрель, право слово…

Миррима вышла из сплетения теней на пятачок, освещенный дрожащим огнем факелов.

– Почему «не ожидала»? – В моем голосе проскальзывают нотки обиды. Самой что ни на есть искренней. Что же мне, и петь не разрешается? Даже для себя?

– После всего, что ты сделал…

– А что такого я сделал? – Спрашиваю без интереса, но следующая же фраза гномки заставляет меня насторожиться.

– Как ты мог… Это же… Это даже не жестоко, это… Что тебя заставило?

– Давай-ка проясним ситуацию. – Я сел, подогнув ноги. – Что именно ты вменяешь мне в вину?

– И ты еще отпираешься? Да об этом все знают! – Негодование, но какое-то… горестное, что ли. Жаль, что не вижу ее глаз: малышка стоит спиной к источнику света, и все, что мне дозволено наблюдать, это темный силуэт.

– О чем все знают? – продолжаю допытываться до истины.

– У меня даже язык не повернется сказать!

Любопытно. Но совершенно непонятно. Можно сказать, что я заинтригован. Крайне.

– Ты уж постарайся, милая.

– Не называй меня «милая»! – Она срывается на крик. Да что же такое, в самом деле, я натворил, если вечно жизнерадостная гномка выглядит так, будто похоронила всех родственников в один день?

– Хорошо. Миррима…

– Не смей произносить мое имя!

Это уже серьезно. Мне отказано даже в такой малости? Значит, я совершил нечто настолько ужасное, что… Малышка потрясена. Но чем же именно?

– «Почтенная госпожа» подойдет?

Еле заметный кивок. Не согласие, а так… Равнодушное разрешение.

– Договорились. Итак, почтенная госпожа, объясните мне хотя бы, зачем вы сюда пришли?

– Я…

– Не бойтесь, не укушу, – пробую пошутить, чтобы подбодрить Мирриму, но получаю в ответ:

– Лучше бы ты кусался, как дикий зверь!

Ай-вэй, милая, да что с тобой такое?!

– Я не понимаю ровным счетом ничего из ваших слов. Постарайтесь сделать над собой усилие и пролить свет на причину визита, – сухо бросаю в ответ.

– Я хотела посмотреть на тебя… В последний раз.

Занятно. Значит ли это…

– Я больше не хочу иметь с тобой ничего общего.

– Почему?

– Ты сам знаешь.

– Не знаю.

– Ко всему прочему, ты еще и лжец?

– Я так редко лгу, что до сих пор не научился это делать как следует.

– Я больше тебе не верю. – Как горько она это говорит…

– Я заслужил такое отношение?

– Да уж…

– Хорошо. Не верьте. Не приходите больше. Я не буду искать встреч с вами, обещаю. Запомните только одно: в том, что я делал прошлой ночью – как бы это ни выглядело, – не было ничего предосудительного или преступного. Я старался предотвратить катастрофу.

– Это каким же образом? – Горечь в ее голоске сплетается с едким сарказмом.

– Спросите у более сведущих людей: я плохо умею объяснять.

– Я и так знаю! Ты – чудовище!

– Простите, что прерываю вас, почтенная госпожа, но ответьте все-таки: что вы имеете в виду, когда награждаете меня этим «титулом»?

– Ты… Как это мерзко!

Эмоционально, но туманно. Ничего не получается…

– Шли бы вы домой… Тюрьма – не место для юной девушки.

– Между прочим, Рианна младше меня!

– И что?

– А ты… Мерзавец!

– Не знаю, почему вы цепляетесь за возраст, но заменить принцессу вы все равно не сумели бы.

Она не ответила. Всхлипнула и убежала. Когда топоток маленьких ног затих где-то в недрах галереи, я снова упал спиной на сырую подстилку, предаваясь сумбурным размышлениям.

Девочка расстроена, это и дураку ясно. Расстроена из-за меня. Но почему? Подумаешь, немного помял принцессу! До свадьбы все синяки заживут, тем более что свадьба будет не раньше, чем через пять – семь лет… Наверное, к тому времени Рианна станет настоящей красавицей. Стройной, величавой, изысканной. Отрастит длинные волосы. Вернет улыбку на лицо… Наверное. Увижу ли я превращение подростка во взрослую женщину? Вряд ли. Если меня не повесят сегодня и не четвертуют завтра, я протяну еще годик-два. Если повезет. Если буду держать ноги в тепле и не буду злоупотреблять крепкими напитками. Если буду вести себя тихо, как мышка, и запру на самый тяжелый засов нездоровое стремление помогать нуждающимся в помощи. Если…

Но я не успел тщательнее продумать дальнейший план действий, потому что пришли два дюжих стражника, чтобы препроводить вашего покорного слугу пред светлые очи коменданта Мирака.

* * *

Комендант выглядел совершенно несолидно, и я мог ему только посочувствовать. В самом деле, когда тебе едва-едва перевалило за тридцать, а поросль на лице и не думает становиться гуще, трудно внушать подчиненным страх и уважение. Чего бояться? Румяных щек? Прямого взгляда растерянных глаз, голубых, как небо над горными пиками? Да, статью природа не обидела этого человека, зато поскупилась на строгие краски. Коменданта Мирака трудно было бояться. Даже если бояться – стоило…

Мужчина, сидевший за массивным столом, оторвался от кипы бумаг – с плохо скрываемым облегчением, надо сказать, – и перевел взгляд на меня. С минуту мы играли в «гляделки», потом молча согласились на ничью, и комендант небрежным взмахом руки велел страже удалиться. Оставаясь один на один с преступником, он ничем не рисковал: увесистые браслеты наручников надежно удерживали запястья моих рук за спиной, доставляя вполне предсказуемое, но не слишком досадное неудобство.

Взгляд коменданта некоторое время беспорядочно перемещался по комнате, но, похоже, с обстановкой собственного кабинета глава города был знаком досконально, потому что ни один предмет не потребовал для себя более пяти секунд осмотра. Я ничего не имел против места своего настоящего пребывания: светло, свежий горный воздух из раскрытого окна, довольно тепло и сухо – но исполнять роль мебели в мои намерения не входило. Поэтому, когда комендант пошел «по второму кругу», я позволил себе наглость нарушить молчание:

– У вас есть ко мне вопросы?

– Что? – Растерянное недоумение. – А… да, пожалуй…

– Спрашивайте, – любезно разрешил я.

– Вопросы… Есть вопросы, конечно… – Коменданта глодали некие сомнения, это было видно невооруженным глазом.

– Ну так прекратите мямлить и переходите к делу! – Голубые глаза моргнули и уставились на меня так, будто видели впервые в жизни.

– Вы куда-то торопитесь? – вежливо, но холодно осведомился мой собеседник, наконец взяв себя в руки и сосредоточившись.

– В уютную темную камеру – куда же еще? Не сочтите мое поведение нахальным, но позвольте заметить: наверняка ваше время гораздо дороже моего, и я не смею надолго отвлекать вас от вопросов управления городом.

Лучше бы я тупо молчал. Переварив мою тираду, комендант совсем помрачнел и сообщил:

– Вы не производите впечатление преступника.

– Может быть, потому что я и не являюсь этим самым… преступником? – вкрадчиво поинтересовался ваш покорный слуга.

– Факты говорят об обратном, – строго ответил комендант.

– Факты отвечают тому, кто их спрашивает, сударь. А любой вопрос может быть задан как минимум двумя способами, предполагающими два разных ответа. – Я продолжил запутывать и без того спутанные мысли того, кто вынужден был исполнять незавидную роль дознавателя.

– Вы правы… Но некоторые факты даже не нуждаются в вопросах: они вопиют, – твердо и категорично заявил мой оппонент.

– Например?

– Зачем вы изнасиловали несовершеннолетнюю девочку? – Вопрос был задан прямо в лоб.

Я машинально начал отшучиваться:

– Знаете ли, сударь, некоторые предпочитают именно бутоны, далекие от периода расцвета… – Но тут до меня окончательно дошел смысл фразы, и я искренне и неприятно удивился: – А почему вы решили, что я ее изнасиловал?

– Если рассмотреть… – Он чуть порозовел. Тоже мне, скромник… – Следы крови…

– Крови? – Я хохотнул. – И вы обвиняете меня только на основании нескольких капель крови?

– Вкупе с иными следами насилия… – Комендант заглянул в один из листков, густо покрытый вязью букв.

– Вы имеете в виду синяки?

– И их тоже.

– Не думал, что, кроме меня, в этом городе найдется еще несколько законченных кретинов… Не в обиду вам будет сказано, сударь, но обвинения просто смешны.

– Да как вы смеете… – начал было он, и я поспешил погасить пламя возмущения в зародыше:

– Синяки на руках и разбитая губа еще ни о чем не говорят, сударь… Допустите такую возможность: девочке было плохо, ее трясло в лихорадке, и я просто пытался удержать ее на месте.

– Да, такое возможно, но…

– А что касается крови… Сколько лет потерпевшей?

– Если верить результатам осмотра, – он снова сверился с бумагами, – не больше тринадцати.

– Наверное, вы плохо знакомы с женскими тайнами, но любой лекарь подтвердит очевидное: девочка стала взрослой.

– Вот именно! – торжествующе заметил комендант.

– Мы вкладываем в это понятие разный смысл, сударь, – улыбнулся я. – Я не сделал ее женщиной, как бы вы ни хотели меня в этом обвинить. Кровь текла исключительно по воле природы.

Он все равно не понял. Пришлось опуститься до объяснения подробностей ежемесячных женских недомоганий. К концу импровизированной лекции щеки коменданта покрылись пунцовыми пятнами, но в глазах появилось вполне осмысленное сомнение:

– Если то, что вы сказали, имеет место быть, то… Это совершенно меняет…

– Еще вопросы будут?

– Не у меня… – качнул головой комендант. – Глава городской Гильдии чародеев хотел бы выяснить подробности ваших действий.

– Каких именно?

– Вчера ночью, впервые на памяти жителей города, был разбужен Фонтан. – Он именно так и сказал: Фонтан. С большой буквы «ФЫ».

– А я здесь при чем? – Небрежно пожимаю плечами. Насколько это позволяют сделать наручники.

– Поскольку Фонтан является… – еще один взгляд на исписанные листы, – артефактом, предназначенным для защиты города от всевозможных опасностей, если он сработал, это значит, что Мирак был на волосок от гибели, верно?

Я хмыкнул, но не стал отвечать. Комендант продолжил:

– Однако разбудить артефакт могли только специально обученные маги, обладающие достаточным опытом и возможностями… Лучшие городские маги, кстати, в этот момент находились далеко от города. – Испытующий взгляд мне в глаза.

– Все равно не понимаю, к чему вы клоните.

– Каким образом юной девушке удалось сделать то, что было ей явно не по силам?

– Считайте, что произошло чудо, – предложил я.

– Чудес не бывает! – отрезал комендант, но тут же спохватился и поправился: – Таких, я имею в виду… Я направил официальный запрос в Гильдию, но чародеи увиливают от прямого ответа.

– Естественно. В этом вся их сущность, – кивнул я. – И вы решили узнать истину из первых рук, я прав?

– В некотором роде…

– Если бы я открыл глаза не в окружении железных решеток, а в удобной постели, и получил сытный завтрак, я бы с удовольствием ответил на все ваши вопросы. А поскольку…

– Я ведь могу забыть о вежливости. – Тень угрозы. Слабая и неуверенная.

– Можете, – согласился я. – Но если до сих пор этого не сделали, подозреваю, что есть вполне определенные обстоятельства, которыми вы не можете пренебречь.

Я, разумеется, угадал. Комендант вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Вы умны.

– Не так, как хотелось бы, но я не жалуюсь.

– Браво!

Три громких хлопка повисли в неловкой тишине. Портьеры в глубине кабинета раздвинулись, выпуская на сцену еще одно действующее лицо. Знакомое до боли.

Мастер Рогар пересек комнату и небрежно уселся на край стола:

– Как самочувствие?

– Твоими молитвами, неплохо.

Мастер выглядел жутко довольным: даже борода топорщилась как-то… игриво.

– Вот видите, сколь полезными бывают здравый смысл и разумный подход к решению проблемы! – обратился он к коменданту.

Тот немного смутился:

– К сожалению, я не имел удовольствия пройти обучение под вашим руководством…

– Я тоже, – нагло встреваю в разговор.

– Как это? – Голубые глаза недоуменно моргнули.

– Сам до всего дошел! – гордо заявил я.

– Да уж, он у меня такой… самородок, – улыбнулся в усы Мастер.

– Самородок… Самовыродок… Попрошу не выражаться!

Все, под хвостом уже не одна вожжа, а целый десяток.

– С ним всегда… нескучно, – пояснил Рогар совершенно ошалевшему от наших реплик коменданту.

– Я заметил… – растерянно кивнул тот.

– Я так понимаю: претензий ко мне у вас лично, как представителя властей, нет? – решил уточнить я.

– Претензий… Можно сказать, что…

– И в самом деле, не нужно мямлить, любезный, – пришел на помощь Мастер. – Я могу подтвердить все слова этого молодого человека и засвидетельствовать, что он действовал исключительно в интересах города и его жителей. Тем более что большинство докладов, полученных вами, говорят о том же.

– Но я хотел бы знать… – Комендант все не оставлял попыток прояснить ситуацию. Пришлось остудить его пыл:

– Вы хотите узнать за один час все тайны мироздания, но не видите связи между простейшими вещами, сударь… – Я искоса взглянул на своего хозяина. Вдруг он будет против махонькой нравоучительной лекции? Рогар против не был, отнюдь: оценив вступительную фразу, он поощрительно улыбнулся и слегка качнул головой. Типа, «не робей, все в порядке». И я продолжил:

– Поверьте, вам сообщено достаточно для того, чтобы вынести решение. На своем опыте могу сказать: оно будет не только справедливым, но и правильным. Возвращайтесь к тем вещам, в которых вы разбираетесь лучше, чем кто-либо другой, а нам оставьте все остальное…

Когда мы покидали кабинет, я краем уха поймал бормотание коменданта:

– Ну и кто из них Мастер, хотел бы я знать?

* * *

Я прислонился к крепостной стене, растирая уставшие от железа запястья. Рогар стоял рядом, задумчиво пожевывая (и где только взял?) травинку. Он, как и в предыдущие наши встречи, был одет по-походному, и большую часть гардероба и арсенала успешно скрывал просторный плащ.

За порогом крепости серые глаза мигом посерьезнели, а над бровями пробежали морщинки.

– Хорошо, что я прибыл вовремя, – после недолгого молчания сообщает мне хозяин.

– Вовремя? – позволяю себе слегка удивиться.

– Вовремя, – повторяет он и поясняет: – Для того чтобы предотвратить намечавшиеся неприятности.

– Я бы и сам справился.

– Это и пугает, – притворно-обеспокоенно вздыхает Рогар.

– Нет, правда, справился бы! – горячо подтверждаю я.

– С целой Гильдией магов? – щурится мой собеседник.

Я легкомысленно улыбаюсь:

– С целой – не пробовал, а вот один-два мне вполне по зубам.

– Любопытно было бы узнать, как ты это делаешь… – бормочет Рогар. Я хмурюсь, собираясь дать отпор, и он, чувствуя грядущее сопротивление, отступает: – Но это может и подождать.

– А что – не может? – спрашиваю из вежливости.

– Всякое разное… – Он переводит взгляд куда-то вдаль. – Тебя не касается.

– Ну и ладушки! – радуюсь я. – А какие дела потребовали твоего присутствия в Мираке?

Он снова смотрит мне в лицо.

– Если скажу, что искал тебя, поверишь?

– Не-а.

– И правильно. Хотя, кроме всего прочего… Признаюсь, еще несколько дней назад меня огорчал тот факт, что я не знал, где ты обретаешься, – нарочито безразлично говорит мой хозяин.

– Но теперь-то знаете!

– Знаю. Правда, остается вопрос: как ты сюда попал?

– Вышел из леса.

Честность – лучшая политика, не правда ли? Я искренне так считаю. Рогар, похоже, придерживается сходной точки зрения, потому что продолжает тему:

– Ну, разумеется, из леса! Спуститься с этих гор было бы проблематично… А как ты оказался в лесу?

– Об этом лучше рассказала бы женщина, утащившая меня из-под носа доктора.

– Согласен, – кивает хозяин. – Вот только одна незадача…

– Что такое? – с притворной озабоченностью интересуюсь я.

– Она мертва.

– Да что ты говоришь!.. Ай, как дурно… В самом расцвете лет…

– Прекрати паясничать, – обрубает мое «выступление» Рогар. – Если тебе нравится на людях выставлять посмешищем себя и меня заодно, на здоровье! Но наедине будь любезен хоть несколько минут побыть серьезным.

– А надо ли? – сомневаюсь я.

– Надо, – отрезает мой собеседник. – Я должен получить не груду кривляний, а достоверные сведения.

– Ну, как хочешь, – обиженно насупливается ваш покорный слуга.

– Кстати, спасибо за Клемета. Дважды спасибо.

– Не понимаю… – предпринимаю попытку уйти от разговора. Безуспешно.

– Я же сказал: не кривляться! Будешь отрицать, что спас его жизнь?

– Не буду, – вздыхаю я.

– Ты мог этого не делать, но сделал. Почему?

– Было бы глупо позволить вздорной бабенке свободно распоряжаться чужими жизнями, ты так не считаешь?

– Эта «бабенка», как ты назвал, была опытным магом. Готовым к любым неожиданностям, – задумчиво роняет Мастер.

– К любым, но не ко всем, – уточняю я.

– Ты уберег Клемета от заклинания, которое уничтожает разум… И приложил руку к смерти Наставницы. Недурно для начала.

– А кто тебе сказал, что это только начало? – огрызаюсь я. – И вообще: мне не пришлось бы напрягаться и рисковать, если бы ты воспользовался услугами обычного курьера! Тогда Мэтт не попал бы в лапы к шаддам и не рассказал бы магичке то, что ей вовсе не обязательно было знать!

– Ну, оборотни – отдельная история, которую я пока не собираюсь трогать. Но только – пока, – многозначительно добавляет Рогар. – А вот с магичкой все куда сложнее. Я обязан доложить начальству о причинах смерти квалифицированного преподавателя Академии. И что, по-твоему, я должен придумать?

– А не надо ничего придумывать. – Я беспечно машу рукой. – Положим, она проводила эксперименты с пространственными переходами, и один из опытов пошел не так, как планировалось. Портал схлопнулся сам в себя. Экспериментаторша погибла под руинами здания.

– Не успев сбежать? – скептически вопрошает Мастер.

– Знаешь ли, изменения в структуре Пластов иногда сопровождаются выбросами или поглощениями Силы, так что… Она вполне могла, утратив бдительность, потерять и жизнь.

– Спасибо за правдоподобную версию.

– Всегда к твоим услугам, – шутливо раскланиваюсь.

Рогар критически окидывает меня взглядом и резюмирует:

– Мало того, что пугало, так еще и грязное…

– Я же не на королевском приеме был! – обижаюсь. Точнее, думаю, что обижаюсь.

– Надеюсь, что когда-нибудь смогу насладиться этим зрелищем, – мечтательно улыбается мой хозяин.

– Каким? – делаю вид, что не понимаю.