Текст книги "И маятник качнулся…"

– Да что ты с ним лясы точишь? – встрял в разговор второй, менее умный насильник. – Смотри, какой он хилый! Мы его в два счета скрутим, а потом девкой займемся…

– Ну… Может быть, может быть… – Лорга явно смущала главаря сей компании, и все же он, приседая, потянул руку к голенищу сапога.

Я не стал дожидаться, пока в меня воткнут ножи: сделал шаг навстречу мужикам, поднимая лоргу на вытянутой руке до уровня груди. Вертикально. Не прерывая движения, положил оружие «на горизонт», внимательно следя за поведением противников. Они медлили, и мне хватило времени, чтобы показать фокус, которому вашего покорного слугу когда-то учили. Рукоять лорги резко и коротко дернулась из стороны в сторону. Щелкнули пружины, высвобождая опасную «начинку» занятного оружия, и блики факелов заиграли на гладкой поверхности убийственно острых клинков, выскочивших с обеих сторон из полированного дерева. Пируэт плавного полета – и острие одного из стальных жал остановилось в дюйме от кадыка заводилы.

Прием был исполнен не слишком гладко – никак не могу научиться грациозности и плавности движений – но эффектно: мужик сглотнул, но не сделал и попытки двинуться, так и застыв на полусогнутых.

– Продолжим разговор или пойдем баиньки? – ласково спросил я.

– Д-да…

– Что – «да»?

– М-мы… уже… уходим…

Он попятился назад, не дожидаясь, пока я уберу клинок и, в сопровождении не менее обескураженного и напуганного друга, поспешил покинуть двор. Готов поспорить, что сейчас они высосут целый жбан эля, чтобы заглушить обидный страх и неудовлетворенное желание.

Я вернул лезвия на положенное место, воспользовавшись бортом фургона как упором, и протянул оружие Хок:

– Кажется, это – твое?

– Мое. – Она приняла лоргу из моих рук, но не спешила уходить. Напротив, смотрела настороженным серьезным взглядом, напомнившим мне о некоем рыжем великане.

– Тебе следовало бы тоже вернуться в дом.

– Позже, – уверенно отрезала Хок. – Сначала ты ответишь на несколько вопросов.

– А как же благодарный поцелуй в щечку? – съехидничал я. – Ну, хотя бы лишнюю кружку выпивки я сегодня заработал?

– Возможно… – Она отчего-то колебалась. Я воспользовался моментом и властно потянул Хок к себе.

– Всего один поцелуй, милочка… – Влажно поблескивающие глаза оказались совсем рядом, и я не нашел в них отказа, но… Не посмел продолжать, потому что… Кусочки мозаики собрались воедино, являя моему взору любопытный рисунок.

Лорга – отнюдь не типичное женское оружие: слишком тяжелое. Да и не припомню я, чтобы в Западном Шеме оно было в чести, вот что касается… Ну, да это к делу не относится. Кроме того, «мужской» и «женский» варианты имеют некоторые различия, а тот предмет, которым я имел честь воспользоваться для наведения порядка, был, что называется, заточен именно под мужскую руку. Ну разве что – ученическую… Да-лее: при встрече с мужиками Хок медлила вместо того, чтобы молниеносно подыграть, обнадежить и обмануть, как часто (и совершенно правильно) поступают девушки, имеющие опыт странствий по негостеприимным дорогам Четырех Шемов. И третье: под моими ладонями оказалась сухая, сильная, развитая спина, совсем не похожая… Да, опыта в «ощупывании» у меня немного, но это тело не могло принадлежать юной девушке. А если вспомнить, что рыжая с самой первой встречи показалась мне слегка «неженственной»…

Ай-вэй! Не может быть… То девочки, одетые мальчиками, то мальчики, одетые… Я совсем запутался. Нет, меня запутали. Злостно и целенаправленно. Ну, теперь держитесь!

– У меня тоже есть вопрос… красавчик. – Хок вздрогнула (или, правильнее было бы сказать, – вздрогнул?), чем окончательно подтвердила мою внезапную догадку.

– И… к-какой же?

– На кой фрэлл ты изображаешь из себя девушку?

Хок открыл рот, потом закрыл. Ну, не хватало мне еще пантомимы в духе одной малолетней гномки!

– Ладно, можешь не отвечать. Проехали… В сущности, мне это неинтересно. – Я убрал руки с ЕГО талии и двинулся к задней части фургона, чтобы наконец-то поужинать и завалиться спать, но за спиной раздалось несмелое:

– Подожди…

Я повернулся и скрестил руки на груди:

– Хочешь-таки подарить мне поцелуй?

– Да что ты к поцелуям прицепился?! – обиженно вспыхнул парень.

– Обидно же: девушку спас и остался без награды.

– Ты… шутишь? – догадался он.

– Конечно, шучу, – спешу кивнуть, чтобы снять с парнишки излишнее напряжение. – В противном случае ты бы одним поцелуем не отделался. Веришь?

– Верю… Теперь – верю.

– Почему «теперь»?

– Ты… – Он задумался, подбирая слова. – Кто ты?

– Тот, кого ты перед собой видишь, – пожал я плечами.

– Откуда ты знаешь, как управляться с лоргой?

– Я не так уж мало времени живу на этом свете: что-то подглядел, что-то подслушал. Опыт – дело наживное. Да и прием – пустячный.

– Я так не умею, – разочарованно признал он.

– Ничего сложного: руки у тебя сильные, со временем натренируешься. Главное – делать это быстро, но плавно. И все получится в лучшем виде.

– Хорошо: не хочешь говорить, не надо. Но… что-то я не вижу у тебя на руках…

– Браслетов? Они ждут меня в фургоне, – улыбнулся ваш покорный слуга.

– У тебя есть ключ? – с тревогой спросил Хок.

– Не ключом единым богат человек. – Я многозначительно поднял вверх указательный палец. – Не волнуйся, сейчас заберусь обратно, и никто ничего не узнает…

Что я и проделал, только на сей раз не лег, а сел, скрестив ноги, и углубился в изучение содержимого принесенной посуды. Опустошив миску и изрядно отхлебнув из кувшина, я обнаружил, что Хок все еще стоит рядом с фургоном.

– Иди в дом, а то простудишься, – посоветовал я.

– Все-таки не понимаю…

– Чего?

– Почему ты решил мне помочь?

– Не передергивай: я решил помочь не тебе, а девушке, оказавшейся в затруднительной ситуации.

– Хорошо, но… почему?

– Потому что так принято. Потому что воспитанные молодые люди полагают это необходимым. Да захотелось размяться, наконец!

– Но ведь… Я тебе все время грубил… И вообще…

Я вздохнул, разворачивая одеяло:

– Вот так всегда: совершишь доброе дело, а тебя начинают пытать вопросами: «Да зачем? Да почему?»… Так ведь можно отбить любое желание быть порядочным человеком.

– Я должен рассказать Матушке… – В его глазах боролись противоречивые чувства.

– Рассказывай, – милостиво разрешил я. – А пока сделай милость, дай мне поспать!

Я задернул полог, оставляя парня во дворе, вернул браслеты на положенное место и довольно смежил веки. День прожит не зря: расслабился, разрядился и получил удовольствие – что еще надо для счастья?

* * *

Для счастья и в самом деле нужно немногое. Однако, кто бы что ни говорил, немаловажным условием получения удовольствия от процесса существования является возможность не торопясь, с чувством, толком и расстановкой это самое удовольствие вкушать. Проще говоря, необходим кусочек покоя. Не помню, в каком из запыленных фолиантов семейного библиотечного собрания я сподобился вычитать сию истину, но моя жизнь с завидной регулярностью поставляет наглядные подтверждения книжных слов.

Прошло не больше минуты. Шаги Хок (или – Хока? Как же его теперь называть?) смешались с гомоном путников, отнюдь не собиравшихся отправляться на боковую, хлопнула дверь, и двор снова приняла в свои тихие объятия ночь. Где-то за оградой одинокая цикада – сначала робко, а потом все настойчивее – завела звонкую песню лета, клонящегося к закату. Как жаль… Почему я опять все пропустил? Обидно сознавать, что почти половину самого теплого времени года я провел… Как бы помягче выразиться? В состоянии окаменелости. А ведь этими сорока днями можно было распорядиться куда с большей пользой! Если бы… Если бы кое-кто не был круглым дураком. Всего-то делов – стукнуть одного белобрысого мага по башке, чтобы напрочь забыл обо мне и моих милых фокусах! И ничего бы не случилось. НИ-ЧЕ-ГО. И я бы не встретился с Рианной. И стены Мирака осыпались бы кровавым дождем. И Миррима погибла бы, так и не получив мой подарок… Стоп. Последнее предположение мне почему-то не нравится. А это означает, что…

Я не успел додумать, какое место в моей жизни занимает голубоглазая гномка, потому что в борт фургона постучали. Примерно так, как стучат в закрытую дверь. Костяшками пальцев.

Я невольно вздрогнул. Кого это нелегкая принесла? Хок? Не думаю, чтобы за четверть часа он кардинально изменил свои манеры. Матушка? С ее стороны ждать подобной вежливости было просто глупо: зачем стучаться в собственный фургон? Принцесса? Вряд ли девочку отпустили бы одну во двор, особенно после происшествия со «старшей подругой»… Круг замкнулся. Кто же потревожил покой, тщательно взлелеянный вашим покорным слугой? Узнавать не хотелось. И не потому, что я мигом растерял последние крохи любопытства, о нет. Просто висок кольнула здравая мысль: сиди тихо, если хочешь провести остаток вечера и ночь без лишних усилий.

Стук повторился, но мысль не спешила уходить. Более того, привела свою товарку, которая авторитетно заявила: добрые люди в темноте по чужим фургонам не шастают! Я согласился. Сначала с первой мыслью, потом со второй. Мысленно протянул им обеим руки и представил, как мы водим хоровод. Круге на четвертом за пологом фургона раздалось тихое покашливание, и дребезжащий старческий голос спросил:

– Молодой человек, вы спите?

Разумеется, я не ответил. Еще чего! Ответ в любом случае был бы большой глупостью. Если я сплю, как я могу разговаривать? А если не сплю, зачем об этому кому-либо знать, кроме меня самого?

Прошло еще немного времени. Старик повторил попытку:

– Молодой человек?

Надо отдать ему должное – голоса незнакомец не повышал. То ли не хотел, чтобы о его визите стало известно посторонним, то ли попросту получил в юности урок хороших манер и прекрасно понимал, что, разбуди он меня бесцеремонным вторжением в чужую личную жизнь, доброжелательного общения не получится…

Вторая пауза была чуть длиннее, но завершилась совершенно неожиданно. Для всех, полагаю. Вместо того чтобы уйти (как вариант – обругав бессовестного соню), старик вздохнул и пробормотал себе под нос:

– Неужели он уже заснул? Ай-вэй, как дурно все получается… Что же мне делать?

Я услышал то, что вызывает у меня нездоровое стремление предложить помощь. Из тихого скрипа старческого голоса наружу выглянуло отчаяние. Это чувство бывает разным. Горестным, диким, яростным, усталым, растерянным. В каждом случае рецепт борьбы с таким противником – свой. Признаюсь честно: я бы не рискнул столкнуть с настоящим отчаянием свои нелепые попытки сделать мир лучше. Кое-какие недуги лечатся тем же, чем были вызваны, это известно каждому лекарю. А поскольку из меня целитель – как… Ну, скажем, как из гнома – моряк… Хватит о грустном!

Отчаяние старика было прежде всего печальным осознанием того, что судьба снова поставила подножку. Именно в тот единственный миг, когда все зависит от твердости шага. Это ощущение мне хорошо знакомо. Просто удивительно хорошо знакомо. Поэтому, услышав привычные нотки в совершенно чужом голосе, я замер. Вздохнул. Покачал головой и… буркнул:

– Что вам угодно?

Последовала еще одна долгая пауза, во время которой я изрядным усилием воли давил в себе желание выглянуть из-за полога исключительно ради того, чтобы увидеть, в какую именно сторону головой брякнулся наземь мой собеседник. По крайней мере, затянувшееся молчание могло объясняться и таким образом. Было бы просто замечательно – завершить несостоявшееся знакомство на столь умиротворяющей ноте, но… Мне опять не повезло. Старик устоял на ногах.

– Могу я обратиться к вам с просьбой?

О, уже и просьба подоспела! Догадывался же я, что ничего хорошего мне не светит…

– Смотря в чем она состоит.

– Вы не могли бы… присоединиться ко мне? В моих словах нет тайны, но их не следует доверять ночному ветру.

Даже так? Ты меня заинтриговал, старик! Надеюсь, кровопролития не намечается? Я расстегнул браслеты и выбрался из фургона на свежий воздух.

Мой посетитель и впрямь оказался старым. Очень старым. Высохшим. Выжженным безжалостным солнцем пустыни. Южный Шем, не так ли? Только там на себя навешивают необъятные куски полотна, называемые мекиль. Только там головной убор – неимоверно длинная полоса ткани, не менее сотни раз свернутая кольцами разных диаметров. Не спорю, выглядит красиво и загадочно. И во всем этом даже удобно ходить – знаю, пробовал: в тех же местах и в то же время, когда обзавелся любимой присказкой тармадских караванщиков… Да, «ай-вэй». Универсальное восклицание, могущее обозначать все что душе угодно. Как давно это было… И – как недавно…

Одежда старика была выдержана в светлых тонах, что говорило об определенном положении в обществе. Достаточно высоком, чтобы позволить себе часто менять костюмы, например. Кстати, он сам не стал меня разглядывать, а сразу взял быка за рога:

– Не откажите в любезности, пройдите вон туда. – Похожая на птичью лапку рука указала на противоположный угол двора, где светились окна комнат первого этажа.

Я нахмурился:

– Мне не нравится это предложение, дедушка. Скажите прямо, что вам нужно, или сразу разойдемся по постелям.

– Вы опасаетесь, что я причиню вам вред? Полноте, я – старый больной человек… – нарочито успокоительным тоном начал было ночной визитер, но ваш покорный слуга возразил:

– Умение отнимать жизнь с возрастом только совершенствуется. А что касается состояния здоровья… – Я принюхался к сладковатому терпкому аромату, окружавшему старика. – Что касается здоровья, то если вы и дальше будете пользоваться вытяжкой из воггского корня, то проживете еще не один десяток лет.

Старик помолчал, потом склонил голову, словно признавая поражение:

– Я предполагал, что вы искушены в некоторых аспектах бытия, но действительность превзошла мои ожидания. Покорнейше прошу уважить стариковскую причуду… Клянусь своими наследниками, вам ничто не угрожает! Но то, о чем я хочу просить, должно остаться неизвестным для чужих ушей, поэтому нам нужно поговорить без свидетелей. Двор – не лучшее место для деловой беседы, и я хотел всего лишь пригласить вас в свою комнату…

– В которую я должен попасть через окно? – Согласитесь, трудновато было удержаться от ехидной усмешки.

– Истинно так, молодой человек! Второе окно от угла дома, видите? Створки чуть приоткрыты…

– Вижу, – кивнул я.

– Вы… вы примете мое приглашение? – В голосе старика прорезалась надежда. Совсем юная, слабенькая, невинная. Разве можно обманывать столь искренние и чистые ожидания? Нельзя. Самому же потом будет стыдно. К тому же обижать стариков и детей – последний грех, которым я позволю запятнать летопись своей жизни.

– Пожалуй. – Вздох получился тяжелым, но искренним.

– Я вернусь в комнату и буду ждать вас там. – Теперь он старательно прятал радость в дрожащих уголках рта. Что же тебя так волнует, дедушка?

Выждав положенное время, я проследовал в указанное место, предварительно убедившись, что мои перемещения по двору не привлекли лишнего внимания. Залезть в окно было делом нескольких вдохов, и вскоре мои ноги коснулись грубо оструганного дощатого пола, а взгляд с интересом пробежался по обстановке комнаты.

Так, сундуков и тюков с товарами не наблюдается. Следовательно, мой старичок не промышляет оптовой торговлей. Оружия и склянок с ядами на виду тоже нет. Значит, если и душегуб, то глубоко законспирированный: обычно на постоялых дворах такие люди не скрывают своей принадлежности к свите Вечной Странницы. Спросите почему? Ответ гениально прост: ни один здравомыслящий негодяй не сунется под горячую руку к человеку, избравшему своим занятием Жатву. Впрочем, от дураков, как известно, защиты не существует…

Пока я пытался понять, почему принял странное приглашение, старик плотно закрыл окно, сдвинул занавеси и жестом предложил мне присесть за стол.

– О нет, спасибо! Я, знаете ли, в последнее время слишком мало двигаюсь, чтобы лишний раз греть седалище… Давайте перейдем к делу.

– Не смею перечить столь великодушному предложению, – улыбнулся старик, устраивая свои тощие кости на внушительных размеров подушке, заботливо водруженной поверх удручающе-жесткой скамьи.

Теперь, при свете свечей, я наконец-то мог хорошо разглядеть человека, который вознамерился вплести нить своей судьбы в тот рваный ковер, по которому вынужден скитаться ваш покорный слуга.

Смуглая кожа, изборожденная морщинами, по числу и глубине которых можно много сказать о прожитых годах. Кожа, не бледнеющая даже вдали от знойного дыхания пустыни… Крючковатый нос некогда, разумеется, называли «орлиным». Цепкий взгляд блестящих темных глаз, прячущихся под благородным утесом высокого лба, уверен, был способен в прежние лета смутить любую девушку… Впрочем, если я прав и старик внимательно и любовно следит за своим здоровьем, на месте девушек… я бы опасался. Мудрой зрелости трудно отказать. Да и не следует отказывать… Эй, куда это забрели мои непослушные мысли?! Ну-ка, быстро – домой!

– Не хочется прерывать ваши размышления, молодой человек, но времени так прискорбно мало… – Старик покачал головой, притворно сожалея о том, что расстроил мое свидание с парой-тройкой умозаключений, и я поспешил его успокоить:

– Я вас слушаю, дедушка. Обещаю не отвлекаться.

– Ах, молодость, молодость… – мечтательно улыбнулся старик. – И я вас понимаю: рыжие локоны бойкой прелестницы не дадут покоя даже старым костям…

– Я вовсе не… – Фрэлл, как глупо! Сказать, что я разглядывал прячущегося за сеткой морщин чернобрового юношу с горящим взором, а не перебирал в уме достоинства совершенно не интересующей меня… Тьфу, не интересующего! Нет, не буду ничего говорить, а то испорчу впечатление, так неожиданно и легко создавшееся у моего, как я полагал, намечающегося работодателя.

– Итак? – Пришлось даже прокашляться.

Старик понимающе ухмыльнулся, но не стал развивать тему «прелестницы»:

– Видите ли, я попал в весьма затруднительное положение… У меня назначена встреча с покупателем…

Ах, так мы все-таки купцы! Тем легче. Но только – с одной стороны. Торгаш еще опаснее убийцы: жизни можно дарить и отнимать, а вот души… Души покупаются и продаются. Впрочем, в этой сфере мне ничего не грозит: на такое сокровище, как моя страшненькая и убогонькая душа, мало кто позарится.

– Особый покупатель, – продолжал старик, – и товар ему предназначен особый… Но дело в другом. Я – старый больной человек, и, хотя много повидал, не стремлюсь поскорее проститься с суетой мира, потому меня сопровождает помощник…

– Телохранитель, – уточнил я.

Старик согласно кивнул:

– Не только, но в целом вы правы… К сожалению, мой помощник не в состоянии выполнять наиболее необходимые сейчас обязанности.

– Что так? – интересуюсь из вежливости.

– Некий недуг… – замялся старик. – Расстройство…

– Понятно, – я махнул рукой. – Листья паутинника пробовали?

– О, разумеется, но поскольку все произошло совсем недавно, они еще не успели оказать свое целительное воздействие…

– Недавно? – ваш покорный слуга задумался, перебирая в памяти прошедшие дни. – В гостинице достославного Сеппика останавливались?

– Да… – растерянно признал старик.

– Не надо было пить местный эль. Уж не знаю, на какой воде его варят… Или – какой разбавляют… Но выворачивающий наизнанку стойкий… ммм, стойкое расстройство организма гарантировано. Однако вы ведь пригласили меня не для консультации по вопросам лечения беспечных путешественников?

Моя ирония заслужила одобрительный кивок.

– Разумеется, молодой человек! Мы как раз подошли к самому делу. Я прошу вас занять на несколько часов место моего помощника.

– Дедушка… – Я помолчал, подбирая слова. – Ваша просьба понятна, спору нет. Но я не вижу причин, почему вы так легко соглашаетесь доверить свою безопасность человеку, которого видите первый и последний раз в жизни!

– Молодой человек… Я так давно живу на этом свете, что научился различать то, что кроется за масками лиц и узорами слов. Позвольте заметить: вы, может быть, и не благородный рыцарь, но не откажете в помощи тому, кто в ней нуждается. Разве я не прав?

Я отвел взгляд в сторону. Ты попал в самую точку, старик. Не откажу. Не могу отказать. Тысячу раз клял и буду клясть себя за эту мягкотелость… Ну почему, почему, фрэлл подери?! Это же так просто: повернуться и уйти. Так просто… Но совершенно невыполнимо, когда видишь мольбу в чужих глазах.

Однако есть несколько препятствий на пути к осуществлению надежд почтенного старца:

– Дедушка, я не хочу упрекать вас в невнимательности, но… Неужели вы не заметили? Мое лицо… не слишком подходит для демонстрации в приличном обществе. Кроме того… – распахиваю ворот куртки, – я не волен распоряжаться собой.

– Ничего страшного, молодой человек! – замахал руками купец. – Знака, вызывающего Вашу печаль, не будет видно. А что касается иной вашей печали… Я покрою расходы вашего хозяина, и весьма щедро.

– Его здесь нет.

– Но вы…

– Меня всего лишь везут домой. – Улыбка получилась не только кривой, но и злобной. С чего бы это?

– Но тогда…

– А, фрэлл с ним, с хозяином… Вот другой вопрос…

– Я оплачу и ваши услуги, – поспешил сообщить старик.

Я осекся. Потребовалось даже тряхнуть головой, чтобы мысли вновь расселись по своим насестам.

– Я. Не. Говорил. Об оплате.

– Полноте, молодой человек, об этом не говорят – об этом думают!

– Я и не думал, – сконфуженно признаюсь.

– Вот видите, я не ошибся в своем выборе! – торжествующе воскликнул старик. – Кто еще на этом постоялом дворе мог бы сказать то, что сказали Вы?

Я оставил эту фразу без комментария. Опять выставил себя идиотом. Доколе?! Почему мне, ни разу ничего не получавшему задаром (синяки и шишки в расчет не принимаются!), никогда не приходит в голову мысль заранее договориться об условиях и сумме сделки? Потому что я изначально уверен, что порядочный человек не забудет оплатить мои услуги. Правда, порядочных людей на удивление мало… Только не подумайте, что я такой уж растяпа в тонком искусстве торговли! Нет, чужие интересы блюду строго и непреклонно. А вот свои…

– Но вопрос равноценной оплаты мы оставим на потом, если вы не против… Мне нужно знать, принято ли мое предложение?

– Скрепя сердце, дедушка. Вы не понимаете, кого и о чем просите. – Вздох получился искренне тяжелым.

– Я понял достаточно! – Старик просиял, с молодой прытью соскочил с подушки и спустя мгновение уже распахивал передо мной дверь смежной комнаты. – Извольте проследовать сюда!

– Зачем? – вяло осведомился я.

– Вам следует переодеться, разве нет?

– Да-да, конечно… – Я пошел за стариком.

Неясное воспоминание настойчиво буравило затылок. Что-то я упустил… Старик. Купец. Из Южного Шема. Редкий товар. Таинственный покупатель. Помощник-телохранитель. Южный Шем. Купец. Телохранитель. Но ведь, если я правильно помню… Фрэлл!

* * *

Из угла комнаты, с постели на меня хмуро смотрела женщина. Бледная, с синевой под раскосыми черными глазами. Тонкие губы маленького рта сухо и скорбно поджаты. Коротко стриженные иссиня-черные волосы выглядят тусклыми и безжизненными. Ай-вэй, милая, неважно же ты себя чувствуешь! Впрочем, моя искренняя жалость была грубо и бесцеремонно отодвинута в сторону удивлением, если не сказать, потрясением. Я застыл на пороге, раскрыв рот, а женщина, на груди которой мерцала Длань Йисиры,[30]30
  Йисира – богиня из пантеона Южного Шема, покровительница женщин, избравших своим занятием войну. В Южном Шеме существует целое сообщество – «Длань Йисиры», состоящее из воительниц, называющих себя «йисини». «Длань» обеспечивает охраной любого, кто может оплатить ее весьма дорогостоящие, но исключительно высококлассные услуги. Более того, в Южном Шеме считается, что женщины-воины предпочтительнее в качестве телохранителей, чем мужчины. Кстати, этому мнению есть немало удачных фактических подтверждений.


[Закрыть] хрипло и чуть насмешливо спросила:

– Это и есть моя замена?

Старик не успел ничего ответить, потому что меня прорвало:

– Почему вы сразу не сказали?! Это же… Нет, такой идиотской ситуации даже названия не придумать! Я не могу заменить ЕЕ!

Моя тирада вызвала подобие улыбки на губах йисини, а старик и вовсе расплылся от удовольствия:

– Почему же нет? Вы одного роста с Юджей, да и сложение похоже…

– Я – не женщина!

– Это, конечно, так, но не имеет особого значения, – авторитетно возразил купец.

– Я не смогу! У меня… просто не получится!

– Вам почти ничего не надо будет делать, молодой человек! Сопроводите меня на встречу, постоите за спиной и вернетесь обратно. Разве это трудно для Вас?

– Вы с ума сошли! – Я почти кричал, и йисини по имени Юджа презрительно скривила губы:

– Не шуми, парень. Тебе хорошо заплатят.

– Да при чем здесь деньги?! Я не собираюсь играть роль женщины!

– Да-а-а-а? – протянула она и хитро сощурилась. – Боишься не справиться?

Я грозно покачал поднятым вверх пальцем:

– На такие подначки не покупаюсь, можешь не стараться!

– А на какие покупаешься? – Юджа веселилась от души. Ну, хоть у кого-то из нас настроение хорошее…

– Ни на какие!

– Молодой человек, молодой человек… – Старик вцепился в мой рукав. – Вы обещали…

– И что?

– Вы… откажетесь от обещания?

Я открыл рот. Закрыл. Мысленно сосчитал до десяти, тщетно пытаясь успокоиться.

Да, обещал. Поспешно и легкомысленно. Мог же догадаться раньше! А теперь… Теперь поздно отпираться. Хлопнуть дверью и уйти? Уйти, оставив старика в компании с больной женщиной и отчаянием? Не слишком ли жестоко? Да и что я теряю? Репутацию? У меня никогда ее и не было. А если учесть, что вашего покорного слугу тихо ненавидят как минимум две юные девицы, одна немолодая женщина и фрэлл знает сколько мужчин… А, была не была! Вложу еще один камень в стену собственной гробницы.

– Нет.

– Вы… – Кажется, сейчас старик брякнется. На самом деле и основательно.

– Я не откажусь.

– Ох… – В этом вздохе было все: облегчение, надежда, радость, удовлетворение от удачно совершенной сделки. Торгаш, что с него возьмешь? – Тогда поспешим подготовить вас к выходу в свет.

…Когда я остался в исподнем, йисини, окинув критическим взглядом оголенные части моего тела, глубокомысленно изрекла:

– Да, «сбруя» должна быть впору.

И мы начали разбирать… сбрую.

Если честно, затея строить из себя женщину, да еще женщину-воина, меня, что называется, «не грела». Но отказать старику я не мог. По двум причинам. Во-первых, потому что обещал… И если вы скажете, что обещание – всего лишь слова, я вынужден буду на вас обидеться. Не только слова, не только. Не буду углубляться в подробности – не время и не место для мудрых бесед, – но кое-что все-таки поясню. Каждое изреченное слово ложится на страницы книги судьбы, хотите вы того или нет. Но если большая часть сих строк лишь вяло темнеет на пожелтевших листах, то обещания… обещания пылают сигнальными кострами. И огонь тем ярче, чем искреннее было данное обещание. Вы можете его не выполнять. Можете забыть, отказаться, стереть из памяти, но… Тот, что переворачивает страницы, однажды спросит за данные слова. Сумеете ответить? Если были честны сами с собой – сумеете. А в противном случае… И не думайте, что ваше посмертное воплощение избежит кары…

Во-вторых… Старику нужен был охранник. Даже не так: нужен был человек, который просто побудет рядом в важный момент. Если рядом есть крепкое плечо или спину кто-то прикрывает, человек черпает силы из этого странного, частично придуманного, но такого реального источника. Черпает и… Идет до конца, чем бы этот самый конец ни грозил. Как можно отказать смертнику в последнем желании? А в том, что старик видит свою оставшуюся жизнь весьма короткой, я не сомневался. Как бы он ни пытался бодриться.

Ну что поделать, если в Южном Шеме в ходу именно йисини-телохранители? Поскольку загадочный покупатель уже имел честь пользоваться услугами купца, должны быть повторены все детали окружения, иначе… Иначе старик может быть заподозрен в жульничестве, и тогда… Впрочем, если обман с моим непосредственным участием раскроется, мало не покажется. И я мстительно представил себе картинку, следующую за разоблачением… Нет, не тем «разоблачением», которое я уже совершил, а тем, которое последует, если покупатель окажется достаточно наблюдателен, чтобы разрушить нашу игру.

Интересно, на что рассчитывает старик? Ну да, я хлипковат достаточно, чтобы сойти за не очень женственную женщину, но… Если у человека глаза не на затылке, он легко подметит несуразности моего облика и поведения и… Или его покупатель – слепец? Слишком много «или» – придется отложить анализ на потом, а сейчас…

…Брюки из тонкой кожи были неприлично узкими, но Юджа только усмехнулась, заявив что-то вроде: «задница на месте, все будут в восторге». Длинные сапоги с безумным количеством застежек сидели на ногах удобнее, чем предполагалось, исходя из внешнего вида. Голый торс закрыла рубашка сочного бордового цвета: не могу утверждать, но мягкое, едва заметное свечение ткани наводило на мысль о знаменитых кориланских шелках. Говорят, в такой одежде не холодно зимой и не жарко летом. Никогда не носил, хотя и мог бы себе это позволить… Полы рубашки дотянулись до середины бедер – вполне достаточно, чтобы спрятать то, что должно быть спрятано. А вот дальше последовало форменное истязание: меня затянули в корсет. Точнее, это был своего рода доспех, сооруженный из кожи и укрепленный костяными и стальными пластинками, но когда последний ремешок был застегнут, я перестал понимать, как в таких условиях можно дышать, не то что двигаться!

Юджа умирала со смеху, слушая мои причитания, а старик взволнованно суетился, стараясь успокоить и ободрить вашего покорного слугу. Сочетание искренней заботы и не менее искреннего веселья повергало меня в жуткое уныние, и жалобные комментарии становились все отчаяннее…

К тому моменту, как я был более-менее одет – даже легкие наручи, совмещенные с перчатками, заняли свое место – йисини уже не могла смеяться, а только постанывала в ответ на все мои возражения.

– Так… А что будем делать с шеей? – озабоченно спросил старик, добравшись в своих изысканиях до моего «украшения». – Может быть, шарф?

Юджа поморщилась:

– Это будет несколько странно выглядеть.

– Странно… – Я рассеянно провел пальцами по ошейнику. Туда. Сюда. А… Что бы это значило? Нет, это не может быть тем, о чем я подумал… Такие выступы… Нажатие, тихий щелчок – и я держу в руках раскрытый ошейник. Рогар, ну ты и… гад.

– Чего же сразу не снял? – удивилась йисини.

Я виновато пожал плечами, не найдя слов для ответа. В самом деле, почему? Потому что я вовсе не стремился его снимать.

– Замечательно! – оживился старик. – Вы можете надеть вот это…

«Вот это» оказалось широченным – в ладонь или даже больше – ожерельем, ничуть не удобнее и не легче того, что я имел удовольствие носить. Тем более что с него на грудь спускались ряды стальных бусин – уж не знаю, для красоты или для защиты, но хлопот они добавляли изрядно. В целом, я понимал, что оно предназначено для защиты (а заодно – напрочь прятало всю шею от любопытных взглядов), но поскольку я всегда был противником излишних физических нагрузок…

Юджа велела мне пригладить смоченные водой волосы и собственноручно (хотя для этого ей понадобилось покинуть постель и справиться со слабостью во всем теле) водрузила мне на голову… Наверное, правильнее всего было бы назвать этот головной убор шлемом: лоб, брови и нос прикрывала стальная пластинка в форме полураспустившегося цветка песчаной лилии, к которому крепилась тонкая кольчужная сетка, сзади закрывающая шею, а спереди двумя крыльями сползающая по щекам на грудь. Что оставалось снаружи? Глаза, губы, подбородок. Не спорю, в моей ситуации такой элемент одежды был весьма к месту, но если бы вы знали, что за тяжесть повисла на моей голове! Сразу пришлось забыть о привычке сутулиться… Хорошо еще, что растительность на моем лице не то что редка, а… Проще говоря, даже усы не растут. Зато брови – что надо: густые, широкие, только бестолковые…