Текст книги "И маятник качнулся…"

Я не понимаю ничего. Совсем-совсем. Но слушаю очень внимательно, потому что Магрит никогда и ничего не говорит зря.

– Я не хочу, чтобы ты взрослел…

– Почему?

– Пройдешь ты все ступени или не успеешь, станешь ты Мастером или откажешься от этого пути, не важно. Но с течением времени ты изменишься и перестанешь быть тем Джероном, который восторженно смотрит на мир – милым и наивным мальчиком, который не боится задавать вопросы…

Ты была права. Я меняюсь. С каждым вдохом. Но как болезненны эти изменения! И как бы я ни упирался, как бы ни цеплялся за хрупкие нити прошлого, ничего не получается… Словно я бегу по узкому коридору, не имеющему ни начала, ни конца, и не могу остановиться, потому что, если хоть на минуту замедлю шаг и попробую выровнять дыхание, меня раздавит лавина камней, спешащих по моим следам… Я уже не принадлежу себе, Магрит. И начинаю ценить чужие жизни превыше своей. Но значит ли это?..

К реальности меня вернул смех принца, которому Борг в красках описывал одежду, преподнесенную мне в качестве извинения. Я задвинул засов на Дверях Хранилища Воспоминаний и холодно осведомился:

– Над чем вы теперь потешаетесь?

Борг, хмыкая в усы, кончиками пальцев подцепил и поднял, растягивая во всю ширину, нечто, предназначенное для пополнения моего гардероба… Я бы посмеялся. В другое время. Сейчас же я – рассержен, а в таком состоянии чувство юмора бежит от меня сломя голову.

– Ну и что в этом смешного? Никто не виноват, что у старосты нет детей мужеского пола. – Мой лишенный эмоций голос вызвал новый взрыв смеха: принц тоненько подвывает, Борг гулко фыркает. А вот мне невесело. Впрочем, грустить я тоже не собираюсь…

Длинные нижние рубашки вполне сойдут для носки. Ну, покрой… специфический, не спорю. Зато полотно тонкое, приятное на ощупь. И не слишком застиранное. Только вышивка… В носу засвербело.

Эй, не смей этого делать!

«Почему?»

Ты подставляешь меня под удар! Просто успокойся – я сам спорю узоры. Попозже…

«Как знаешь…»

Чуть приструнив Мантию, я продолжаю копаться в ворохе одежды.

Кожаная безрукавка с шерстяной подкладкой сгодится для тепла, но с этим придется подождать до наступления осени… О, штаны все-таки есть! Правда, размерчик совсем не мой… А, я догадался: это уже не старостиной дочки, а ее мужа. Ну ничего, затянем пояс, глядишь, не упадут… Хотя в одну штанину влезут обе мои ноги…

О… А… Это еще что?

Я держал в руках что-то вроде штанов, только они были вполовину короче обычных. На ребенка? Не похоже. Не бывает у детей такой… задницы. А штаны замечательные – из мягкой кожи, с кожаным же пояском, продернутым через кучу шлевок, со шнуровкой на боках… Кажется, по бедрам мне будут – самое то… Но КТО это носил, хотел бы я знать? Ладно, разберемся…

А что у нас насчет обуви? Негусто. Стоптанные грубые сапоги, для ношения которых мне придется обматывать ноги рулонами ткани, да сооружения из кусочков кожи и веревочек, годные для хождения разве что по стриженому газону королевского парка…

– Ваше высочество, к вам гость! – долетел с первого этажа голос доктора, и я, наконец-то, избавился от назойливых зрителей…

* * *

– «Ваше высочество, к вам гость!» – передразнивая доктора, мой голос ехидно задребезжал. Получилось неплохо, и я довольно ухмыльнулся. Самое главное – оставить за собой последнее слово.

Гость? Как мило! Кто же посещает нашу коронованную особу? Непременно надо узнать, тем более что комната выходит окном как раз во двор… Любопытство – мой самый любимый порок. После упрямства, разумеется…

Гость прибыл верхом и, судя по усталому виду лошадки, издалека. Невысокая фигурка в дорожном костюме, плаще и широкополой шляпе – и это по такой-то жаре: день только разгорается, а над землей уже висит зыбкое марево горячего воздуха. Сразу видно, что личность не желает быть опознанной… Я бы ни за что не стал так кутаться летом – когда пытаешься спрятаться от любопытных глаз подобным образом, только привлекаешь ненужное внимание. Впрочем, с моим теперешним внешним видом любая маскировка не была бы лишней… Кого же нелегкая принесла сегодня?

Я не смог бы угадать, даже если бы очень постарался, хотя ответ был очевиден. Когда Дэриен ступил на двор, плащ и шляпа полетели под ноги лошади, открыв миру темно-рыжие локоны, милое личико и стройную фигурку, на которой костюмчик, напоминающий одеяние придворного пажа, сидел ладно, но несколько… вызывающе. Сначала я решил, что девица – сестричка известных мне принцев, но после того, как она повисла на шее у Дэриена, впиваясь своим сочным ротиком в его губы, отпали все версии, кроме одной. Они – любовники. Почему не супруги? Хм. Принц не выглядел семейным человеком, да и если бы он был женат, то жена находилась бы рядом с ним, скрашивая, так сказать, его несчастье. А поскольку рядом с Дэриеном всегда был только Борг… Уж они-то супругами быть не могли, не так ли? Хотя… Всякое случается в подлунном мире…

Я нахмурился, гоня взашей забавные, но совершенно глупые мысли. Не буду над этим смеяться. Незачем. Пусть делают, что хотят, как хотят и с кем хотят. В мою-то личную жизнь никто не лезет… А как хочется, чтобы залезли, правда, Джерон? Тьфу ты напасть! Подглядывание за другими в моменты интимной близости – недостойно благородного человека. А разве я благородный? Ну-у-у… Отчасти. Ладно, скажем: недостойно воспитанного человека. Бэ-э-э-э! И с воспитанием у меня проблемы. Хорошо, еще немного посмотрю и займусь своими делами. И я снова уставился на красивую молодую пару, не размыкающую страстных объятий.

Еще через минуту я сделал весьма полезный вывод: под палящими лучами солнца целоваться несподручно – можно перегреться. И снаружи жарко, и внутри… пламя бушует. Очевидно, парочка подумала о том же, потому что скрылась в дверях, и я услышал шаги на первом этаже. Ну и чудненько, ну и славненько! Какое-то время принцу будет не до меня, и я могу совершенно спокойно спуститься вниз, найти нож, чтобы спороть с рубашек заговоренные узоры, а заодно и что-нибудь поесть, а то совсем ноги протяну. Да, но голым спускаться как-то… неудобно. Дама, опять же… Я натянул широченные штаны, решив, что обувь в доме не так обязательна, как снаружи, подхватил рубашки и крадучись выполз на лестничную площадку.

Никого. Тишина. На сей раз спуск вниз вызвал у меня чуть меньше затруднений – мышцы болели, но после растирания повиновались куда с большей охотой, чем до. Мимо двери в коридор, где располагались комнаты принца, я шел почти на цыпочках, хотя ни одной живой души поблизости не видел. Даже телохранитель принца куда-то запропастился…

Ага, как же! Борг сидел на кухне, наслаждаясь холодным морсом и булочками. Морс был из моченой прошлогодней горчанки – должно быть, она хранилась в закромах у доктора. Или селяне преподнесли в дар… Я невольно сглотнул, почувствовав вязкий кислый запах. Рыжий верзила хохотнул:

– Что, жарко стало? Угощайся! – Он кивком указал на запотевший кувшин.

Я буркнул нечто, могущее сойти за благодарность, плеснул в кружку густой красно-коричневой жидкости и потянулся за булочками, которые еще оставались в миске. Что это он сегодня такой добренький? И косится в мою сторону как-то странно. Сочувствующе? Изучающе? Дружески? Нет, наверное, меня даже в комнате припекло – ерунда всякая начинает мерещиться…

– Много не ешь! – Окрик Борга заставил мою руку притормозить на полпути.

– Почему? – наивно спросил я.

– Почему, почему… Что ты вечно как маленький… Видел женщину?

– Ну и что? – Я все же уцепил булочку и засунул ее в рот.

– Как ты думаешь, чем они с принцем занимаются?

Я подумал. Нет, краснеть не стал, только расширил глаза.

– Этим самым?

Борг посмотрел на меня, как на идиота:

– Тебя так сильно по голове приложили, что ли?

Я еще раз подумал и махнул рукой:

– Не обращай внимания. Я не всегда думаю то, что говорю.

– Даже так? – Брови рыжего поползли вверх, и я поспешил уткнуться носом в кружку, чтобы Борг не видел моей улыбки.

Не следовало с ним так шутить – хороший же, в сущности, человек, даже булочками поделился… Вкусные, кстати, булочки – наверное, кто-то из деревни принес, потому что плиту в кухне сегодня пока еще не топили…

Когда чувство голода задремало, я порылся в груде столовых и не очень приборов и выудил нож с тонким узким лезвием длиной чуть больше ладони. Не знаю, что именно с его помощью делал доктор – то ли рыбу разделывал, то ли больных, но для моей цели это орудие подходило идеально. Я устроился поудобнее и начал примериваться, с какой стороны лучше начать спарывать вышивку так, чтобы не повредить полотно. Борг не решился комментировать мои действия или задавать вопросы – как видно, и он не стал бы надевать рубашку, украшенную типично женской вышивкой. Так что несколько минут мы провели в молчании, но отнюдь не в тишине, потому что рыжий чавкал и прихлебывал, а я фыркал и хмыкал, подцепляя разноцветные нитки кончиком ножа.

В какой-то момент чавканье неожиданно смолкло, и я рефлекторно поднял глаза, намереваясь узнать причину внезапного прекращения аппетитных звуков с другой стороны стола. Лучше бы я этого не делал. А может быть, и хорошо, что своевременно, а не с опозданием (что для меня более привычно) проявил любопытство – иногда один случайный взгляд способен прояснить больше, чем дотошные исследования…

Борг, отставив в сторону кружку и лениво откинувшись на спинку стула, смотрел на меня. Смотрел не в упор, надо отдать ему должное – иначе я бы сразу почувствовал его внимание, а как-то… рассеивая взгляд. Но очень серьезно. Серьезнее, чем я того заслуживал (по моему мнению, конечно). Так смотрят на предмет, подлежащий самому пристальному изучению. И – так смотрят те, кто способен произвести оное изучение. Мне не понравился этот взгляд. Гораздо больше меня устраивал тот Борг, который легко и просто мог меня побить, унизить, обсмеять… А человек, который сейчас сидел напротив меня, смотрел на вашего покорного слугу, как на… равного. Как на человека, с которым совсем недавно повстречался, но с которым имеет смысл свести очень близкое знакомство… И я сглупил. Вместо того чтобы скорчить тупую или чрезмерно удивленную физиономию – получается далеко не всегда, но уж если постараться, даже вопроса не возникнет! – я ответил на его взгляд. Спрашивая: «Ну что, тебе нравится то, что ты успел во мне рассмотреть, или как?» И совершил еще большую глупость, потому что в ответном взгляде прочитал: «Нравится. Вполне». Дальше играть в гляделки не имело смысла: рыжий верзила был гораздо старше меня, а значит, больше преуспел в нелегкой науке препарирования человеческих сущностей. Надо было срочно возводить защитные укрепления, хотя… Неприятный холодок в груди подсказывал, что я безнадежно опоздал с обороной. Но все равно, следует основательно испортить впечатление о себе, чтобы у Борга даже мысли не возникло дать высокую оценку моим способностям и душевным качествам. Я даже начал построение особенно обидных фраз, но…

События, не принимающие в расчет мои намерения, вновь набрали ход.

– В этом доме подают прохладительные напитки? – Высокий, чуть хрипловатый голос раздался с порога кухни. Я поднял глаза.

Хрипотца легко объяснялась внешним видом девушки: щеки раскрасневшиеся, дыхание прерывистое – могу поклясться, что ее пульс скачет, как необъезженный жеребец. Вряд ли возбуждение существенно увеличивало привлекательность возлюбленной принца – она и так была хороша. Если вам нравятся южанки, конечно. А она весьма походила на уроженку Южного Шема, если быть точным – долин, протянувшихся по границе между Шемами: еще не юг, но уже не север. Тонкая кость, не слишком развитые мышцы на ногах и те, что пониже спины, но вполне сформировавшаяся и зрелая грудь, как на волнах вздымающаяся под полупрозрачной тканью блузы. Конечно, девица еще очень и очень молода, и все у нее впереди, но не думаю, чтобы эти по-мальчишески узкие бедра когда-нибудь приобрели плавные линии классической женской фигуры. Молочно-белая кожа – в тех местах, до которых не добрался румянец – свидетельствовала о тщательном уходе. Черты лица мелкие, изящные, но немного резкие. Глаза карие, жгучие. А вот ресницы подкачали – у Дэриена они куда как длиннее и пушистее. Впрочем, дело наживное: намажет, приклеит, вот тебе и красота… Губы правильной формы, полные, только… Не люблю, когда уголки рта опущены вниз, это не всегда хорошо говорит о человеке. Возможно, она всего лишь пережила за свою жизнь много неприятных моментов, но есть и другой вариант. И он показался мне куда ближе к истине, когда оная девица уставилась на меня, широко распахнув свои гляделки и, делая паузу после каждого слова, спросила:

– Что это такое?

Ага, значит, ваш покорный слуга – предмет сугубо неодушевленный. Что ж, спасибо за напоминание. Я собирался вернуться к вышивке, но девица не хотела успокаиваться. Борг не успел и рта раскрыть, чтобы пролить свет на причины, по которым я очутился в этом доме вообще и на этой кухне – в частности, как лицо гостьи превратилось в каменную маску чопорной великосветской дамы, и она осведомилась самым ледяным тоном, какой только можно представить:

– Кто позволил этому отребью находиться под одной крышей с наследником короны?

Борг застыл, и по его растерянным глазам можно было понять, что он лихорадочно пытается найти достойный ответ, но у него ничего не получается. Наверное, потому что такового ответа просто не существует. Я отложил ворох ткани в сторону и выжидательно посмотрел на девицу, словно спрашивая: «Ну, чем еще нас порадуете?»

Девица поняла мой невысказанный вопрос, и это чрезвычайно ее разозлило – еще бы, вряд ли она привыкла к тому, что слова, слетевшие с пухлых губок, оставляют без внимания!

– Пошел вон!

Фу, как грубо. И совсем не обидно. Ей следовало бы поучиться у Лэни; дорогуша – вот кто мог, не произнеся ни одного подобного выражения, утопить меня в самой грязной и глубокой луже… Маловато опыта, маловато. Сообщить об этом или оставить в неведении?

Пока я решал, как именно мне поступить, девица сделала несколько шагов и нависла прямо надо мной:

– Ты плохо слышишь? Вон отсюда!

– Прошу прощения, почтенная, но у меня есть веские основания для нахождения на территории этого поместья. – Я ответил вежливо и предельно ясно, но мои слова были истолкованы совершенно превратным образом.

– Ты хочешь сказать, что я не имею права быть здесь?!

Ну вот, меня опять не поняли. Надо что-то предпринимать, хотя вряд ли я быстро научусь разговаривать так, чтобы взбалмошные аристократки оставили меня в покое… Лезвие ножа чертило замысловатые узоры на поверхности стола, пока я слушал вопли рассерженной девицы, но ее следующая фраза заставила пальцы гневно сомкнуться на рукояти:

– Скольких матерей ты убил, негодяй?

Она мне надоела. Я встал, морщась от боли. Впрочем, гримаса на моем лице была воспринята как новая угроза.

– Намерен и меня прикончить?

Напросилась…

– А разве вы беременны?

Она зарделась, потом побелела. Надеюсь, в обморок не рухнет…

– Да как ты смеешь… Мразь…

Девица начала судорожно шарить рукой: сначала – у пояса (но даже если там и предполагалось наличие дамского кинжала, оружие, по всей видимости, находилось в данный момент там же, где остался камзол), потом – по столу. На столе было много всякой всячины, но не стоит ждать, пока она доберется до сковороды… Что меня дернуло? Я посмотрел на широко распахнутые, переполненные обидой, совсем детские глаза и, в свою очередь, поступил совершенно по-детски – быстро провел пальцем по ее лицу. Сверху вниз, по кончику носа и струнам губ. Нервное создание остолбенело, хлопая ресницами.

– Если вы будете так сильно напрягаться, почтенная, то вряд ли сможете зачать и выносить ребенка, который станет не только наследником престола, но и вашей отрадой в старости. Поверьте, я искренне желаю вам удачи в этом благородном деле. Только не забывайте, что власть титула распространяется только на тех, кто готов склонить голову перед этим титулом…

Наверняка ступор продолжался недолго, но мне хватило времени, чтобы убраться с кухни, прихватив рубашки и нож. Здесь я покоя не нашел, может быть, в комнате наверху меня никто не потревожит? До обеда… Мне просто необходимо побыть в одиночестве, хотя бы потому, что мои пальцы, когда они коснулась пухлых губ, обожгло ледяным холодом. Мне не слишком-то понравилась девица, но еще больше мне не нравилось то, что на нее была накинута «уздечка». Кто же старается столь искусно и незаметно управлять тобой, дорогуша? И зачем? А «уздечка» хорошая, грамотная: ощущение холода настолько мимолетное, что если бы я был хоть немного больше рассержен или расстроен, я бы не обратил внимания на льдинку посреди жаркого лета. Тем более что на кухне раскрыты все окна, и свежий ветерок играет в салочки со связками трав под потолком. Неужели эта девушка исполняет роль осведомителя? Похоже на то. Самое печальное, что она даже не подозревает о наложенном на нее заклятии… Но в это дело я вмешиваться не буду. Хватит, и так нажил неприятностей по самое горло. А что, если инициатор заклятия – папочка больного, и он просто хочет знать из первых рук, как обстоят дела у его любимого сыночка? Или нелюбимого, что тоже вероятно… Не стоит снова проявлять свое дурацкое рыцарство и спешить на помощь даме. Я ведь обещал себе: не спасать кого ни попадя? Обещал. И опять нарушил свое обещание. Можно сказать, дважды. Первый раз едва не помог мне проститься с жизнью, а второй… Пока не могу даже предположить, как он мне аукнется. Все, забудь о вспыльчивых девицах, распускающих руки – раз уж ты сильнее, то будь великодушен. Учись прощать. Ну, или сделай вид, что простил…

К полудню возлюбленная принца покинула скромное поместье Гизариуса – должно быть, придворные дела воззвали к совести. Хотя откуда у нее совесть? Не положено фрейлинам знать о таких тонких материях, им бы в шелках-кружевах-духах научиться разбираться да на лютне бренчать – большего от лупоглазой, как кукла, красотки и не требуется. Нет, во дворцах Западного Шема мне не найти свою единственную любовь… Да и не рвусь я в эти самые дворцы. Что там интересного? Холеные лица, показное благородство, паутина интриг и стилеты злых языков, готовые ударить в спину всякий раз, когда ты хочешь открыть кому-нибудь свое сердце…

Нет, я не утверждаю, что девушка, пытавшаяся унизить меня, является типичной обитательницей Двора, но и таких там достаточно. Вспыльчивых и недальновидных. Впрочем, с этой милашкой все не так просто, как бы того хотелось ленивому разуму. Почему она впала в бешенство? Один мой вид не мог вызвать столь бурную реакцию… Если дама часто бывает при Дворе, она должна до тошноты насмотреться на клейменых преступников и перестать реагировать на работу палача или по крайней мере уметь держать свои чувства при себе. А эту… понесло. Почему? Мой взгляд прыгал с одной вышитой дорожки на другую, а мысли настойчиво, как подземный родник, долбили Скалу Сомнения, выросшую на их пути…

Почему она напала на меня? Почему попыталась смять и уничтожить первым же натиском? Почему гнала прочь? Испугалась? О нет, в темных глазах не было и тени страха! Даже страха за своего возлюбленного… Стоп! А что же в них было? Растерянность. Недоумение. Болезненная ярость. Обида. Странный набор чувств, не правда ли? Она словно боролась сама с собой: мечтала оказаться на другом конце мира и в то же время сгорала от желания прикоснуться ко мне… Магия? Но Мантия молчала, только чуть шевельнулась, когда мои пальцы пробежали по нежной коже… Прикоснуться… Она хотела прикоснуться… Прикоснуться, чтобы… Что? В ее глазах была и некая обреченность, свойственная человеку, знающему, что в следующий момент он может исчезнуть, но не меняющему свое решение… Неужели эта девица из рода Видящих Истину? Это будет проблемой… Нет, линия не может быть чистой – это я бы заметил – но иногда достаточно и малой толики древнего наследия… Возможно, она сама не понимает, что именно почувствовала, и не поймет никогда, но… Она хотела войти в мою Мантию. Чтобы погибнуть, потому что для Видящей я смертельно опасен. Но почему девица неосознанно стремилась умереть? Она должна быть совершенно довольна своей жизнью, и недуг возлюбленного – еще не повод навсегда оставить его в одиночестве. Значит ли это, что она тяготится наложенным заклятием, не зная о его существовании? Или она чувствует за собой иную вину? Вину, которая может быть искуплена чем-то вроде смерти?

Я отложил рубашку, воткнул нож в изголовье кровати и вытянулся во весь рост на расправленном одеяле, расслабляя ноющее тело.

Тот, кто зачаровал девицу, приложил все усилия не только, чтобы скрыть свою работу, но и наделил «уздечку» совершенно несвойственной ей особенностью – способностью ощутить угрозу и принять меры по ликвидации оной… Или это были другие чары? Нет, скорее внешний слой… Что ж, дорогуша, выходит, я зря тебя раззадорил? Ты атаковала, потому что лучшая защита – это нападение, а висящему на тебе заклятию просто необходимо было защититься… Фрэлл, и угораздило же меня столкнуться с Видящей! А что я буду делать при следующей встрече?

«Следующая встреча пройдет иначе…»

Почему ты так уверена?

«Ты правильно оценил противника, и когда вы встретитесь снова, я подниму Щиты...»

Щиты… Ты могла меня укрыть?!

«Разумеется… Мне легко это сделать…»

Почему же сегодня Щитов не было?

«Потому что ты должен учиться…»

Учиться?! Я мог совершить непоправимую ошибку!

«Для нее, не для тебя…»

Бессердечная тварь! Тебе не жаль никого – ни людей, которые проходят рядом со мной, ни меня самого!

«Разве я должна тебе помогать?»

А что ты должна делать?

«Ничего…»

Как это?!

Я оторопел.

«Я существую вместе с тобой, но и вне тебя – тоже… Мне все равно, умрешь ты или будешь жить…»

Вот как ты заговорила?! Я запомню!

Звонкий щелчок сошедшихся вместе Пластов подсказал мне, что Мантия уснула. Или сделала вид, что уснула. Ну и фрэлл с ней… Нашла чем испугать… Я тер зудящие виски до тех пор, пока кожа на них не начала гореть. Если каждый разговор с Мантией будет так меня изматывать, пусть лучше она спит беспробудным сном!

* * *

Обедать вашего покорного слугу никто не звал – я сам спустился вниз, предварительно выждав, пока квартиранты Гизариуса разбредутся по своим покоям, и застал в кухне усталого доктора. Он наблюдал за кипящим в глиняном горшке очередным травяным отваром.

Гизариус скосил взгляд в мою сторону и пробормотал что-то нелицеприятное. Я сделал вид, что ничего не заметил. С минуту мы пялились друг на друга, ожидая, кто первым нарушит неловкое молчание. Мои нервы оказались крепче.

– Смотрю я на тебя и никак не могу понять: то ли ты и вправду дурак, то ли очень убедительно притворяешься. – В голосе доктора слышалось разочарование.

– А что вас больше устроит? – равнодушно поинтересовался я.

– Меня больше всего устраивает, когда ты спишь лицом к стене. – Доктор был на грани взрыва. – И я с большим удовольствием снова напоил бы тебя снотворным!

– О, совсем забыл! – Нужно было сказать Гизариусу про сон и проблемы, с ним связанные. – Мне подолгу спать нельзя.

– Это еще почему? – Он нахмурился.

– Видите ли… – Как можно рассказать все, не упомянув ни о чем? Вот задачка… – Если я буду часто принимать снотворное в больших количествах, то в один прекрасный день могу не проснуться.

– И почему этот день будет прекрасным? – съехидничал доктор.

– Вы же мечтаете меня усыпить, не так ли? – За что боролся, на то и напоролся! Ну как, нравится?

Гизариус вздохнул:

– Нет, ты определенно беглый королевский шут, других версий у меня нет.

– Почему сразу – шут? – обиделся я.

– Потому что вечно шутишь, но твои шутки по большей части – очень злые и острые вещички.

– Я всегда стараюсь говорить серьезно. – Я продолжал дуться.

– Угу, – буркнул доктор. – Всегда стараешься, но получается это у тебя так редко, что никто не замечает…

– Может быть, оставим в покое мою грешную душу? – предложил я, роясь в остатках обеденной трапезы. – Давайте лучше поговорим о персонах более интересных, чем я.

– И о ком же, позволь узнать?

– Например, о девице, которая все утро стонала под принцем, – ответил я, щедро намазывая кусок хлеба паштетом из птичьей печени.

Доктор снял горшок с огня и сел за стол напротив меня.

– Ты знаешь, что тебе не идет грубость?

– О чем вы? – Я попытался прикинуться дурачком. Не вышло. Гизариус покачал головой и продолжил:

– Объясни, пожалуйста, почему ты так себя ведешь?

– Да никак я себя не веду. – Сейчас кусок в горле встанет. От таких вопросов…

– Вот именно! Ты стараешься быть никаким, но в результате твоя речь пестрит фразами, которым не научишься, роясь в отбросах, а твое поведение является жуткой смесью нахальства и галантности. Это выглядит по меньшей мере неестественно, ты не думал?

– Я вообще редко думаю, – огрызнулся я.

– Опять мимо, – резюмировал доктор. – Неудачная попытка. Попробуй еще раз.

– Чего вы хотите добиться? – Я посмотрел на него с нескрываемым раздражением.

– Я хочу, чтобы ты привел себя в состояние равновесия. Твое шатание из стороны в сторону плохо кончится…

– Я знаю, – пробормотал я, впиваясь зубами в хлеб.

– Ты хочешь рассыпаться на кусочки? – Сколько участия и заботы, вы поглядите!

– Моя жизнь принадлежит только мне. – Отвяжись, зануда!

– Вряд ли. – Доктор улыбнулся. – Впрочем, ты вполне самостоятелен и самодостаточен, чтобы решить, когда уходить и когда – возвращаться.

– На сегодня воспитание закончено?

– Можешь считать, что да. Так что ты хотел узнать?

Фрэлл, он совсем сбил меня с мысли!

– Эта девица… Кто она? Откуда? Из какой семьи? Какие отношения связывают ее с принцем?

– Больше похоже на вопросы дознавателя, чем на невинное любопытство. – Доктор прищурил глаза. – А ты, часом, не из Орлиного Гнезда?

Сказать бы тебе, из какого «гнезда» я выпал, да не поверишь. А если и поверишь… У меня и так слишком много проблем – зачем увеличивать их тяжесть во сто крат?

– А почему не из Гильдии Навигаторов, егерей или Постоялого Двора? Чем вам любезнее Орлиное Гнездо? – съязвил я, наливая разбавленное водой вино в кубок, оказавшийся поблизости.

– Ты хорошо осведомлен… – В голосе доктора появилось беспокойство.

– Ай, бросьте! – Я отхлебнул. – Эти названия знает любой мальчишка в Четырех Шемах!

– Но и ты – тоже. – Последнее слово перекрыло рекорд многозначительности всей предыдущей речи Гизариуса.

– Я не имею отношения к славному делу слежки и доносительства, – устало сказал я.

– Из Гнезда открывается много дорог. – Доктор сурово сдвинул брови, но через мгновение улыбнулся. – Можешь не волноваться, я уверен, что ты не оттуда.

– На чем же зиждется ваша уверенность? – с интересом спросил я.

– Ни один из «орлят» не позволил бы себе попасть в ситуацию, чреватую смертельным исходом, – пояснил Гизариус.

– Да неужели…

– Ты дважды был на волосок от смерти, и оба раза тебе не на что было надеяться. Например, ты не мог рассчитать, что принц помчится, чтобы помешать казни.

– Я и не рассчитывал, – совершенно искренне признался я.

– Или же… – Доктор снова помрачнел. – Ты специально все подстроил, чтобы привязать принца к себе? Вызвать его интерес? Чтобы тебе было удобнее наблюдать…

– Вы перегрелись на солнышке. Шляпу надо носить. – Я снова приложился к кубку, запивая рассыпчатый хлеб.

– Нет, ты не из «орлят»… У тебя свои цели и свои мотивы, о которых я не имею ни малейшего представления, но… Ты обещал, что не причинишь вреда принцу!

– И я не отказываюсь от своих слов.

– Ты странный парень…

– Я знаю. – Идиотский и опасный разговор получается, однако… – Так что насчет девушки?

– Девушки? Ах, да… Селия, баронесса Кер-Талион. С принцем знакома с детства, но более близкие отношения возникли примерно полтора года назад. Их чувства искренни и взаимны, – с нажимом добавил доктор.

– А как давно принц ослеп?

– В начале этого года.

– После Праздника Середины Зимы?

– Да. – Доктор замялся. – А какое это имеет отношение…

– Может быть, никакого. А может быть, самое прямое. – Я пожал плечами. – Мне просто любопытно.

– Твое любопытство может навредить многим людям. – Снова нотки тревоги в голосе.

– Я постараюсь им не злоупотреблять, – усмехнулся я.

– Почему ты завел разговор о баронессе?

– Она показалась мне… нездоровой.

– Нездоровой? – Доктор удивился.

– Ну, румянец, волнение, агрессивность…

– А мне кажется, что она вела себя вполне нормально, увидев тебя.

– Рад, что вы искренне так считаете. – Я оскалился. – Вы ведь именно ТАК и считаете?

Доктор осекся.

– Да ладно, забудьте… Наверное, мне просто скучно, и я, чтобы немного развлечься, собираю сплетни о королевском дворе. Такую мысль вы допускаете?

– Вполне, – согласился Гизариус.

– Ну и славно. – Я поднялся из-за стола. – Засим разрешите откланяться – что-то я устал от нашей беседы…

– Разговор не окончен. – Надо же, он чем-то недоволен!

– Всегда к вашим услугам. – Пришлось отвесить короткий официальный поклон – подбородок опустился вниз ровно настолько, чтобы в этом жесте читалось уважение, ни на волосок ниже.

Доктор открыл рот, но ничего не сказал, погружаясь в трудные раздумья. Только поднимаясь по лестнице, я услышал, как на кухне гремит посуда.

Отдохнуть мне не удалось. Переступив порог комнаты, я обнаружил принца, расположившегося на своем любимом месте у окна, и Борга – за моей спиной. Дверь хлопнула, отсекая пути к отступлению, а между лопатками, ближе к сердцу, обосновалось голодное стальное жало. Ай-вэй, высочество решило выпустить коготки? Зря, зря… А я-то, дурак, надеялся в глубине души, что мы нашли общий язык… И не думай, что ты сильнее: у меня есть неоспоримое преимущество перед тобой, мальчишка, – я вижу любую тень на твоем лице, а ты можешь только догадываться, о чем кричат мои глаза. Борг сзади, он не видит моего лица… Ты хочешь поиграть, принц? Изволь, сыграем партию. Но только одну.

– Кто ты? – Тихий, почти безжизненный голос.

– Вы знаете.

– Нет, я не знаю.

– Раб. Преступник. Шут.

– Это всего лишь слова. Кто стоит за ними?

– Это решать вам.

– Я решу. Но я хочу выслушать все стороны.

– Мне нечего сказать. – Я с трудом удержался от улыбки, хотя Дэриен все равно не смог бы ее увидеть.

– Ты ударил женщину. – В голосе постепенно прибавлялось жара.

Ну, знаете! Если это называется «ударить», то каждый мой выдох – это покушение на убийство!

– Я всего лишь хотел помочь ей выйти из истерики…

– Ты ударил ее!

– Она намеревалась ударить меня. – Я пожал плечами. Игла между лопаток скользнула по коже и вновь вернулась на место.

– Ты – всего лишь раб, как ты посмел поднять руку на даму, приближенную ко Двору?

– Мы не были представлены друг другу. – Мне отчаянно захотелось пошутить.