Текст книги "Острова архипелага Сокотра (экспедиции 1974-2010 гг.)"
Автор книги: Виталий Наумкин
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 34 (всего у книги 36 страниц)
7. Салем Авад Ба Муса. Сын Авада из Бир аль-Агюза (см. Бир, дом 4). Женат на дочери брата Салема (см. дом 1); трое детей (сын и две дочери). Всего – пять человек.
Итого в селении насчитывалось 37 жителей.
На примере этого сообщества очень хорошо просматриваются особенности абдэлькурийской патриархальной семьи. Из названных семи домов дома 1–4 составляли одно хозяйство, единую патриархальную семью. И хотя у каждого из трех племянников Салема была своя хижина, всё – заработанные деньги и продукция (выловленная рыба, продукты животноводства) – отдавалось Салему, он этим распоряжался, принимал все решения, давал согласие на брак, выделял необходимую сумму денег на выкуп за невесту, на свадьбу, разрешал те или иные траты, вел хозяйство, руководил производственным процессом. Салем, сын Авада из Бир аль-Агюза (см. Серьхон, дом 7), отдавал деньги и продукты своему отцу (см. Бир, дом 4), хотя жил в Серьхоне; таким образом, он как бы входил в расширенную семью Авада, который точно так же, как Салем Иса в Серьхоне, был ее патриархом, выполняя соответствующие функции. Он выдавал Салему деньги на содержание его дома, в том числе и на питание. Иначе говоря, Салем одновременно как бы входил и в ту родовую группу, которая жила в Серьхоне, поскольку уже само проживание с родителями жены означало символ «членства» Салема в этой группе. Такая раздвоенность и на Абд-эль-Кури, и на Сокотре, где господствовала патрилокальная форма брака, встречалась редко.
Каждая семья, включая те, которые как ячейки входят в ее расширенный состав, владела небольшим числом мелкого рогатого скота (10–15 голов). Собственность на скот была раздельной; его не только передавали по наследству, но и часто выделяли детям при их вступлении в брак. Пасут скот обычно общим стадом. Если семьи питаются вместе, то все у них общее – и молоко, и шерсть, если же раздельно, то каждая ячейка семьи может использовать молоко и молочные продукты от своей части стада, что учитывается главой большой семьи.
Мужчины абдэлькурийской семьи представляли собой одновременно «естественную» рыболовецкую бригаду. Собственность на лодки, моторы, снасти была, как правило, коллективной, а сородичи выступали или совладельцами, или – в некоторых случаях, если вклад был непропорционален – «акционерами». Ахмеду Абдалле, например, были выделены деньги для покупки большой лодки типа уарра (семья располагала несколькими маленькими лодками типа хури, которые используются не только для рыбной ловли, но и для относительно далеких путешествий – в Хадрамаут, на Сокотру). Покупка совершалась на паях с детьми Авада из Бир аль-Агюза (Салемом, живущим в Серьхоне, и вторым сыном, живущим с отцом). Наблюдалась кооперация двух больших семей, требовавшая точного учета средств трудового вклада, соответствующего распределения.
Недалеко от Серьхона расположено место, называемое Минзабетен (minzabeten). Здесь на отшибе стоял дом, где жил старый рыбак Абдалла Амер, коренной сокотриец, уроженец острова Самха. Он был беден, его жена из племени сори – слепа, с ними также жила ее разведенная сестра с маленькой дочерью. Этой семье, имевшей всего четыре козы и две овцы, военнослужащие из маленького местного гарнизона помогали продуктами питания.
В селении Хейсат-Салех, которое сами жители называют Чекер (t-seqer – «то место, где есть черепашьи панцири») и которое расположено в центральной части острова, стояло всего четыре дома, но по числу жителей это было одно из наиболее крупных селений.
1. Хозяин дома – Ахмед Саид Ахмед Саид бен Амер бен Салех ал-Гамхи. Он выходец из хадрамаутского племени гамхи, потомок переселенцев на остров. Селение было названо по имени своего основателя – прапрапрадеда Ахмеда (это могло, следовательно, произойти около 150 лет назад). Ахмед Саид занимал должность заместителя мамура (административного начальника округа Сокотра) по острову Абд-эль-Кури, был старейшиной, шейхом абдэлькурийцев. Его жена родилась на острове. У них восемь детей (шесть сыновей, две дочери). Дочери живут в домах мужей. У всех сыновей, кроме младшего, – свои семьи; четыре сына с семьями жили вместе с отцом, вели общее хозяйство, один сын перешел в дом тещи.
Опишем семейное положение сыновей хозяина.
Мухаммед. Женат на дочери Фатмы, сестры Ахмеда, детей пока нет;
Саид. Женился на девушке из селения Бейт-Иса, у них сын и три дочери;
Салем. Женат на свояченице своего брата Саида, у него четверо детей – два сына и две дочери;
Мусаллям. Женился на девушке из Хадрамаута, жившей на острове, у них трое детей (два сына и дочь);
Амер. Как и Мухаммед, был женат на дочери Фатмы, у него трое детей (сын и две дочери), жил в доме матери жены;
Галеб. 15 лет, холост.
Таким образом, расширенная семья Ахмеда Саида состояла из 22 человек. Все мужчины занимались рыболовством, выходили в море на хури по два человека, у одного из них была лодка уарра, на которой он мог плавать в Хадрамаут и на Сокотру.
Посредством опроса абдэлькурийцев я установил, что брак здесь был всегда патрилокален. Тогда почему же Амер жил в доме тещи-тети? Семья объясняла это тем, что Фатме, у которой мало мужчин в доме, надо было помогать. Однако Амер вместе с домочадцами все равно считался членом большой патриархальной семьи, возглавляемой отцом, так что все заработанные деньги и добытую продукцию он отдавал в эту семью, оставляя себе определенную часть на питание и содержание семьи, передаваемую в дом тещи, в котором живет. Эта доля оценивалась в каждом случае по-разному – все зависит от дохода, поэтому ответить на вопрос о размере вклада опрашиваемые не смогли, но я выяснил, что все решает отец. Ахмед Саид собирал все деньги и продукты, определял семейный бюджет, необходимые траты, покупки, вел общее хозяйство.
2. Хозяйка дома – Сеида бинт Саид. Она единоутробная сестра Ахмеда Саида из дома 1. Их мать после смерти отца Ахмеда Саида вышла замуж вторично (на острове), за выходца из хадрамаутского племени гураб. Второй муж тоже умер. Осталось пятеро детей (три сына, две дочери). Два сына женаты: один на дочери Ахмеда Саида (живут у Сеиды), другой – на уроженке Хадрамаута, живет там, занимается рыболовством, владеет уаррой, иногда навещает мать. Дочери замужем: одна за Салемом Али Самханом из махрийского племени бану ‘аккуш, детей нет; вторая – за Али Ахмедом Амером (его отец – коренной сокотриец с о. Самха); у нее две дочери, все живут у Сеиды. Всего семья Сеиды включает 10 человек.
3. Хозяйка дома – Фатма бинт Саид. Сестра того же Ахмеда Саида. В первом браке была замужем за Абдаллой Баруком из племени гамхи, овдовела. От брака остался сын, тоже Абдалла Барук; живет в ее доме; женат на дочери Ахмеда Саида. Пять дочерей.
Во второй раз Фатма вышла за Ахмеда Амера Саида с острова Самха, от второго брака родила двух сыновей; Али один из них, женился на дочери Сеиды (см. дом 2), живет с семьей – женой и двумя дочерьми в доме Сеиды; Салех – взрослый, но холост, живет у матери.
Снова овдовев, Фатма вышла замуж за Салема Мубарака Саида, выходца из Махры, родила от него двух дочерей; затем Салем развелся с ней, уехал жить в Хадрамаут. Одна из дочерей замужем за сыном Ахмеда Саида – Мухаммедом, живет в его доме, детей нет; другая – за Амером, другим сыном того же Ахмеда Саида, у нее трое детей. Все живут в доме Фатмы.
Всего в этой семье 14 человек. Все мужчины (из них трое взрослых) занимались рыболовством, у них есть хури, работают по двое в одной лодке.
4. Хозяин дома – Салем Али Махри (Самхан). Его отец был родом из Махры, мать – из селения ‘Алийя на Абд-эль-Кури. Женат на дочери Сеиды (см. дом 2), детей нет. В этом доме вместе с семьей Салема жил его брат Салех Али с женой (родом из селения Бейт-Иса) и двумя дочерьми, кроме них – три сестры Салема с семьями:
Шейха, ее муж, уроженец селения Ат-Тавахи, и их четверо детей (три сына и дочь);
Махрийя с мужем, также выходцем из Ат-Тавахи, и их пятеро детей (четыре сына и дочь); мужья Шейхи и Махрийи – родные братья, они из хадрамаутского племени та‘айен;
Бишара, ее муж из селения Бейт-Иса и их трое детей (два сына и дочь).
Таким образом, в этой большой разветвленной семье было 24 члена. Питались все они вместе, но денежными средствами каждой семейной ячейки распоряжались их главы – мужья, которые лишь вносили свой пай в общий котел – на питание и домашнее хозяйство. Отличие этого типа расширенной семьи от сообщества родственников, возглавляемого Ахмедом Саидом (дом 1), состояло в том, что здесь не было патриарха, в качестве которого выступает отец по отношению к детям или – реже – старший брат по отношению к младшим: Салем Али младше своих сестер. Кроме того, здесь не было общей неразделенной собственности, которая досталась бы наследникам от умершего родителя, когда функции хозяина-распределителя как бы переходят от отца к одному из сыновей (старшему).
В данном случае произошло объединение собственности братьев, сестер и их мужей. В результате в семье не было единого бюджета, доходы не суммировались и ими не распоряжался патриарх (как в доме 1). Тем не менее, такой порядок существовал в «под-семье», образованной братьями Салемом и Салехом, где все общее и старший брат принимает все решения и за все отвечает. Сестры с семьями обычно в течение одного-двух месяцев в году гостят у своих мужей. Мужьям они объяснили свое желание переехать в Хейсат-Салех тем, что в колодцах Ат-Тавахи вода была более соленой, чем в их родном селении, и, кроме того, в Хейсат-Салехе гораздо лучшие условия для рыболовства.
Итак, в этом селении насчитывалось всего 70 жителей. Основной элемент местного общества составляли выходцы из гамхи, чистых сокотрийцев здесь, как и в Бир-эль-Агюзе, оказалось мало, больше было представителей других хадрамаутских, а также махрийских племен.
Равно как и в других селениях, всех жителей связывали между собой тесные родственные узы.
Недалеко от Хейсат-Салеха в местечке, называемом Хейма (heyma), на отшибе в одиночестве (как Абдалла Амер на востоке острова) жила старая женщина Халима (’агюз Халима, «старуха Халима»). Она овдовела и осталась одна, у нее было 20–30 голов мелкого рогатого скота. Ей также помогал военный гарнизон, а жители Хейсат-Салеха приносили рыбу, доили скотину.
В селении Алийя, по-местному Касрир (qasrir, букв, «выступ»), расположенном в западной части острова, было всего три дома-хозяйства. Их главы: Рашид Ахмед Салех (из оманского племени сори), его брат Ибрахим Ахмед Салех и Саида Салех Сомали (имя которой указывает на ее происхождение).
Невелико было и поселение Ат-Тавахи (по-местному хамир афере– hämir ‘afero).
Селение Бейт-’Иса, по-местному Гёрид (görid), было самым крупным по числу домохозяйств – их девять. Жители происходили от двух корней: махрийцев и оманского племени сори. К махрийцам возводили себя, в частности, внуки Исы: Ахмед Салем, Салех Салем и Салем Салех, каждый из которых имел свое домохозяйство. К сори относились внуки Салеха: Салех Саид, Мухаммед Саид и Салем Саид – также хозяева домов.
Относительно полное знакомство с селениями острова окончательно убедило меня в том, что собственно сокотрийский элемент в их этногенезе не был определяющим. Островитяне – настоящий сплав нескольких элементов, а знакомство с их обрядами и обычаями показало, что здесь весьма ощутимым было хадрамаутское влияние. Достаточно посмотреть на жителей острова: женщины носили точно такие же платья, как жительницы Хадрамаута («с хвостом»), но не Сокотры: они полностью закрывали лицо полупрозрачной газовой чадрой, мужчины подводили глаза сурьмой (обычай, повсеместно распространенный в Йемене, но в это время неизвестный сокотрийцам). Абдэлькурийская свадьба похожа на хадрамаутскую: там тоже существовал обычай рабта (связывание невест), но не было сукута (укладывания невесты).
Однако не будем забывать, что язык у жителей Абд-эль-Кури и населения Сокотры – один. Каковы же культурные традиции островитян, их устный фольклор?
В селении Хейсат-Салех я познакомился с народным поэтом Салехом Ахмедом Амером (неженатый сын Фатмы – см. дом 3). Это был симпатичный молодой человек, примерно 27 лет, с тремя небольшими вертикально расположенными шрамами под каждым глазом в верхней части щеки (возможно, их сделали в детстве прижиганием для лечения трахомы), который долго и увлеченно пел нам и старинные абдэльку-рийские песни, и современные, сочиненные им самим.
Первую песню Салех исполнял протяжно, казалось, у нее длинный текст, но, когда он взялся объяснять его нам, выяснилось, что это лишь буквально несколько слов, которые по многу раз повторяются. Вот сокотрийский текст песни:
nahārin ḷ-di-beker
di nisiš ba’dēbe
židre di-reẓafseš
hōben židre aḷ inkarāmiš
Что же буквально означает процитированный стих? Вот дословный, точнее, пословный перевод:
Нос той, что родила впервые,
Которой забыла-ты мучения,
Куст, которым – накрыла-ты-его,
Камнем, куст чтоб-не-шевелился.
Согласитесь, что беспорядочный набор слов, каким представляется на первый взгляд стихотворение, может поставить в тупик исследователя сокотрийского фольклора, не получившего от информанта соответствующих пояснений, если даже вся лексика выяснена верно и правильно понята. Но вот каким предстает тот же текст в истолковании передатчика.
В стихе муж корит молодую жену, собирающуюся идти на рамсу (традиционную танцевальную вечеринку), чтобы наплясаться вволю. Он напоминает о недавно рожденном ею первенце («ребенок дорог тебе, как твой нос»), и это заложено в первом слове стиха. Как ни странно выглядит для нас это сравнение, для сокотрийца оно не только резонно (в силу почтительного отношения к этой части лица человека), но и образно, поэтично. Далее муж говорит: ты забыла все мучения, в которых рожала своего ребенка! Не должна женщина забывать о муках вынашивания и рождения ребенка и бежать на вечеринку. Муж стыдит ее: ты положишь ребенка под кустом, накрыв его (или завернув) и придавив под кустом тряпицу камешком, чтобы он с этого места не сдвинулся.
Так обращаться с ребенком, конечно, не годится, и легкомысленная молодая мать, вероятно, теперь уже не отправится плясать, а сам стих, который мужчины исполняют в назидание, должен наставить на путь истинный и всех других подобных ей матерей.
Поистине удивителен склад мышления жителей Сокотры и Абд-эль-Кури, проявляющийся в очень своеобразном поэтическом языке, характерном и для тех и для других. Как бы ни были похожи абдэль-курийцы на хадрамаутцев, с которыми они смешались, как ни прочны узы, связывавшие остров с континентом, все же культура Абд-эль-Кури – культура сокотрийская, и в этом убеждаешься, когда знакомишься с местным фольклором. Правда, мелодия, на которую Салех распевал приведенный стих, называемый им касыдой (т. е. поэмой; см. об этом жанре на Сокотре главу девятую), резко отличалась от сокотрийских, но сам характер этого искусства – длительного распевания небольшого по размерам текста, несущего при этом большую смысловую нагрузку и оказывающего сильное эмоциональное воздействие на местных слушателей, – несомненно, чисто сокотрийский (хотя некоторая связь с Хадрамаутом и обнаруживается).
Для сокотрийской (в том числе и абдэлькурийской) устной народной поэзии характерна, как уже отмечалось, лапидарность. Слова как бы экономятся, многое недоговаривается, о смысле надо догадываться, стих непременно подлежит расшифровке. Непроизвольно возникает сравнение со стихотворными произведениями народов Древнего Востока, древней ближневосточной мифологией. Кажется, что строкам можно придать и совершенно другой, зачастую противоположный смысл. Видимо, в этой многозначности и заключается суть подобного произведения. Напомним, что многие сокотрийские стихи, распеваемые как песни, понятны далеко не всем. Они требуют пояснений самого автора или опытного декламатора, хорошо знающего традицию. Что же касается курийской песни, то сопровождавшим меня на Абд-эль-Кури сокотрийцам непонятны даже отдельные слова, по существу, того же языка, так как особенности курийского произношения мешают сокотрийцам вычленить их из потока речи; затрудняют понимание и фонетические различия между диалектами.
Еще одно аналогичное произведение песенно-поэтического фольклора, также, по утверждению информантов, известное со времен их прапрадедов. Оно относится к разряду тамотил (см. об этом жанре главу девятую):
mizibda ḷ-di ‘aqabš
ketah salīṭ belūka
waḷ ‘ād keta ‘aṣīdin fēne
waḷ ‘ād meken ḷirīmo.
Его дословный перевод:
Жир (для волос) чтобы-ты-положила
Или масло в сосуде
И еще если покроешь лицо
А-я-все от-вас шел-вперед.
Это – воспевание девушки, которую любит автор стихотворения. Он хочет украсить ее: «Хочу, чтобы ты смазала свои волосы жиром, чтобы они блестели, или благовонным маслом из сосуда, чтобы от них шел аромат, а лицо покрыла бы желтой краской». Поэт гордится своей любимой: «Когда ты украсишь себя таким образом, ты будешь так хороша, что мне захочется идти перед тобою, чтобы все видели, что это моя возлюбленная».
Настрой этого лирического и одновременно иронического произведения очень напоминает стихи, слышанные мной на Сокотре.
Салех запевает и сочиненную им самим песню. Исполнение ее, перебиваемое возгласами, затягивается, но, к нашему изумлению, в ней оказывается всего два фрагмента текста:
hēdo waḷ ‘alelēno
nefōg waḷ nefōg di-gāhem.
Затянулось (небо тучами) и не появляется (дождь)
(Не при) звезде и – не звезда, которая – утром.
В этой песне Салех хочет выразить настроение человека, томительно ожидающего дождя, дающего животным корм, а людям – воду.
Небо нахмурилось, но дождя все нет, его ждут всю ночь, пока не появится на небе утренняя звезда, когда ожидание окажется напрасным.
В 1967 г. на Абд-эль-Кури побывали английские археологи во главе с Д. Доу (см. илл. 3). Они обследовали археотерриторию к югу и востоку от предполагаемого центра северного побережья, располагающегося около селения Хейма. На этой территории есть выходы гранита и известняка, образующих вершины гор.
Первой находкой, вызвавшей интерес археологов, была группа небольших кучек камней, каждая около 1 м в диаметре, на скальном грунте, находившаяся на расстоянии примерно 800 м к югу от Хеймы (внутри острова). В 450 м от береговой линии, на восточном берегу маленького вади, лежащего к востоку от Хеймы, были обнаружены развалины восьми домов, построенных из коралловых рифов без скрепляющего раствора. Около этих домов Доу нашел множество раковин с отверстиями в верхней части.
К югу от этого места, за скалами, которые образуют вход в узкую часть центральной долины, непосредственно выходящую к самой высокой горе Хасала, был открыт ряд объектов, в их числе два ряда мелких валунов, лежащих на берегу разрушенного канала, ведущего на север в вади. Они могли когда-то служить межами, разделяющими владения. Как пояснил сопровождавший археологов местный житель Абдалла, они были оставлены «людьми, жившими давно».
Илл. 3. Районы Абд эль-Кури, обследованные британской экспедицией в 1967 г. 1 – остатки строений, 2–3 – пирамидки из камней, 4 – линия из каменных пирамидок, 5 – развалины группы строений, 6 – два полукруга, 7 – пирамидки, 8 – межа, 9 – селение Дасини, 10 – селение Гёрид, 11 – селение Хейма, 12 – селение Бир-эль-Агюз, 13 – группа строений у каменной стены
Несколько групп развалин находилось примерно на полпути через вади к подножию гор, где, возможно, в прошлом располагалось небольшое селение. В одном месте сохранилась часть стены, никаких артефактов не было.
На краю выхода гранита, на северной стороне вади, были найдены межевые камни, стоявшие вертикально на расстоянии 180 м друг от друга.
Поднявшись в северном направлении на скалы, с которых видно селение Бейт-Иса (Гёрид), Доу нашел два полукруга, составленные из небольших кучек камней. Эти две группы расположены на отдельных скалах и отстоят друг от друга на 270 м. Западная группа представляет собой полукруг из 14 кучек камней высотой примерно 30 см и диаметром 45 см. Они протянулись по поверхности горы на расстоянии 2,4–3,6 м друг от друга; азимут от края до края – 120°. Абдалла сказал, что и они положены здесь «древними людьми». Вторая, восточная группа камней выходит на широкую долину. Она состоит также из 14 кучек камней высотой 38–60 см и диаметром тоже 45 см. Полукруг, образуемый этими кучками, составляет в ширину 18 м, концы его расходятся на 210°. В 235 м к востоку от этих камней возвышаются руины длинной стены, сложенной из мелких камней и выходящей на долину.
Экспедиция осмотрела также широкую долину, ведущую к селению Бир аль-Агюз. Близ выходящей из грунта скалы, на расстоянии 1,2 км от деревни, лежат остатки пяти крупных круглых межевых сооружений из валунов. Напротив, на приподнятом берегу, в 800 м от моря, находятся развалины строений из камней и кусков коралловых рифов. Здесь же – и несколько жилищ неопределенного времени. Хотя Доу обнаружил в этом месте часть деревянного кубка и фрагмент неглазурованной керамики, самый поздний артефакт оказался осколком бутылки из-под содовой воды XIX в. (с овальным основанием). Дома в некоторых заброшенных деревнях, по мнению археологов, несмотря на необитаемость, выглядели лучше, чем современные жилища (как и в некоторых случаях на Сокотре).
В Бир аль-Агюзе экспедиция обследовала колодец, который сочла лучшим на острове. По рассказам жителей, он был очень старый. Диаметр колодца – 90 см, он сплошь донизу выложен камнями, вода находится на глубине 3,45 м. Археологи отметили необычный характер кладки в верхней части колодца. Устье колодца сужено – обложено каменными плитами (каждая около 45 см в диаметре), сверху оно закрывалось от загрязнения панцирем морской черепахи. Близ колодца на грунте сохранились участки кругообразной каменной выкладки (радиусом 1,2; 3,6 и 6 м), свидетельствующей о существовании здесь в прошлом мостовой. Последний участок представлял собой низкую стену из гранитных камней, вырубленных из близлежащей скалы. Вода в колодце, по сообщению Доу, была пресной.
Колодец действовал в Бир аль-Агюзе и во время моей работы на острове. Он не изменился, глубина залегания воды была непостоянна, но пресной назвать ее никак было нельзя. По отзывам островитян, в отдельные периоды в прошлом вода была лучше, но в целом на их памяти она всегда солоновата.
Экспедиция во главе с Доу осмотрела и само селение, лежащее к югу от колодца. Некоторые жилища в нем были построены из материалов, подобранных после крушения судна «Эршир», но по форме они точно такие же, как и хижины в других селениях острова. Другие дома сложены из необработанных блоков коралловых рифов; они состояли из двух комнат и переднего двора. Эти строения напоминали тип жилища острова Халланийя (Куриа-Муриа). Они расположены в вади, русло которого прорезает западный край поднятого берега, пещеры и расщелины в нем использовались как укрытие для людей, а также как помещения для складов и укрытия для коз.
На вершине высокого берега, на расстоянии примерно 180 м к западу от этого селения и англичане, и мы увидели длинную (90 м) линию (азимут 108°). Она в оригинале, видимо, была выложена пирамидками или трилитами из мелких обломков коралловых рифов (как в пустыне Руб-эль-Хали, от центра на восток к оазису Бурайми, по наблюдению Доу): за 18 м до конца этой линии находился круг из гладких валунов диаметром около 4,5 м.
Поездки английской экспедиции в другие части Абд-эль-Кури, в частности в селение Хейсат-Салех, расположенное на южном песчаном берегу и имеющее хороший колодец (обшитый досками с потерпевшего крушение судна) и старое кладбище, не дали, по заключению членов экспедиции, никаких новых свидетельств более раннего заселения острова.
Остается надеяться, что когда-нибудь нашей экспедиции удастся провести полноценные исследования археологических памятников Абд-эль-Кури.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.