Текст книги "Острова архипелага Сокотра (экспедиции 1974-2010 гг.)"

Иногда холостые молодые люди родом из одной местности, которые оказались в отрыве от дома (временно или постоянно работали в Хадибо или в другом крупном населенном пункте), поселялись вместе, группой, помогая друг другу и поддерживая в то же время тесные связи со своими семьями.

Мухаммед Сулейман Саад, 20 лет, лаборант госпиталя в Хадибо, родом из Калансии, входил в группу холостых молодых людей, проживавших вместе в доме земляка. Был женат в Калансии, развелся. Отец оставил мать с детьми, замуж она больше не вышла. У него было две сестры, одна замужем; пока муж на военной службе, она жила у матери, затем собиралась вернуться к нему; младшая, незамужняя сестра жила с матерью. Семье матери принадлежали несколько пальм, около 40 коз. Пасли скот племянники матери, сыновья ее сестры, за помощь брали молоко. Брат матери уехал на заработки за границу и регулярно помогал ей деньгами. Мухаммед тоже посылал ей деньги, а из дома получал продукты.

Пример этой семьи интересен также и тем, что здесь тесные узы связывают информанта с его двоюродными братьями с материнской стороны (сыновьями сестры матери), а брат матери оказывает ее семье материальную помощь (в данном случае это объяснялось тем, что мать после развода не вышла замуж и, не будучи состоятельной, нуждалась в помощи, а единственный сын лишь недавно встал на ноги).

Информант Абд ар-Рахим Ибрахим Халед, 22 года, фельдшер из Хадибо, рассказал, что его отец, нубиец, до революции служил у султана. У него было две жены: первая родила ему троих детей, вторая – двенадцать, включая Абд ар-Рахима. Каждая из них жила в отдельном доме, однако дома были соединены и было общим хозяйство. Один дом после смерти отца достался первой жене, но ее трое детей впоследствии отказались от него в пользу Абд ар-Рахима, получив от него за это компенсацию. В нем и живет Абд ар-Рахим, женатый на дочери брата матери. Другой дом (где жила покойная мать) получил в наследство его старший брат, вместе с которым живут остальные семеро родных братьев и маленькая сестра (еще две сестры замужем, ушли к мужьям). Все отцовское имущество поделено между детьми, но они помогают друг другу, вместе пасут скот и пользуются урожаем с пальмовой плантации, которую сдают в аренду за плату в одну пятую урожая.

Фельдшером работал и двоюродный брат Абд ар-Рахима (сын брата отца) Халид Али Халид. Ему 25 лет, его отец был торговцем-посредником. Кроме Халида у него трое сыновей и четыре дочери. Халид был женат, имел двоих детей. Остальные сыновья не женаты, жили с отцом; одна из дочерей замужем, жила у мужа. Владеют множеством пальм. Ухаживает за ними младший 13-летний брат: поливает, обрезает и т. п. Собирают урожай все вместе. Раньше у семьи были коровы, но скот пал при эпидемии. Есть немного коз. Хозяйство совместное, всеми деньгами распоряжается отец, и Халид отдает ему свою заработную плату.

В то же время бывали случаи, когда молодые люди, покинув отцовский дом и перебравшись в столицу или большой поселок, выделяются и окончательно порывают с большой семьей, даже будучи холостыми.

У 22-летнего Ахмеда Салема Мухаммеда, полицейского в Хадибо, уроженца селения Кадама в Западном районе, сына рыбака, было два брата и сестра. Сестра замужем, живет с ребенком в доме отца, так как ее муж уехал на континент (в провинцию Махра) на заработки. Один брат женат, живет с отцом, второй еще холост. Ахмед тоже холост. Он выделил свою долю имущества (мелкий рогатый скот и пальмы) и живет в Хадибо собственным домом. Однако этот пример нетипичен.

В тесный круг людей, связанных отношениями взаимовыручки и солидарности, входили подчас и мужья сестер, которые при матрилокальном поселении становятся в один ряд с братьями жены.

Ахмед Салем Хаммуд, шофер из Ноутеда, уроженец местного селения Хуф, имел одну родную сестру, а также двух единокровных сестер и четырех братьев. С его матерью, своей первой женой, отец развелся и женился вторично; мать забрала свое имущество и ушла. Замуж больше не вышла, а когда умерла, – все наследство досталось Ахмеду. Он женат на дочери брата матери. С семьей и родной сестрой живет в доме матери. Обе единокровные сестры замужем, у одной муж работает в Адене, а она с детьми живет в доме его родителей, муж другой работает в одной из стран Залива, а она живет в его доме. Все четверо братьев женаты, живут вместе в доме отца, ведут единое хозяйство, за все отвечает старший брат – глава дома. У них есть пальмы, мелкий рогатый скот, несколько верблюдов. Свою долю Ахмед забрал, но он и единокровные братья помогают друг другу, делают друг другу подарки, ходят в гости, отношения у них, по словам информанта, «очень хорошие».

Для сокотрийской сложной семьи того времени (как, впрочем, и сокотрийской семьи вообще) были характерны, прежде всего, солидарность и взаимопомощь ее членов, коллективизм. Этой семье были свойственны забота о равном потреблении всех членов, важная роль женщины в хозяйстве, относительная ее свобода и участие в решении общих дел. К этому надо добавить осознание высокой престижности того, что они принадлежали большой патриархальной семье, чувство уверенности и превосходства ее членов, которое они до сих пор испытывают перед моногамными ячейками общества.

У членов большой семьи на Сокотре никогда не было сомнения в определении ее главы: это либо отец (если он не достиг старческого возраста и не передал функции главы семьи старшему сыну), либо старший сын (или просто сын, если он один), либо – если нет таковых – следующий по старшинству. В этом случае главой может стать и младший брат.

Главой семьи мог быть и дядя по отцовской линии (когда отец умер, оставив детей). Если же детей умершего или ушедшего из семьи родителя воспитывал дядя по материнской линии, он и становился главой дома.

Бывало, что после смерти отца в случае раздела собственности большой отцовской семьи с матерью оставался жить младший сын. Приведем примеры.

Абдалла Иса Салем, 40 лет, полицейский в Хадибо, сын скотовода из Рёгида (горы Центрального района). Отец был вторым мужем матери, ее первый муж умер, оставив ей сына и дочь; во втором браке кроме Абдаллы родились еще сын и дочь. Все жили в пещере. Когда отец умер, собственность разделили. Младший сын остался жить с матерью в пещере, остальные отделились. Абдалла женат на дочери брата отца. В Хадибо построил дом. Владел тремя коровами и несколькими козами.

Лун Иса Али, 55 лет, из селения Кузмаа (Восточный район). Вступала в брак дважды. От первого брака после смерти мужа у нее остались две дочери. Второй муж, который до нее также состоял в браке, развелся, имея одного сына. В новом браке Лун родила двоих сыновей и двух дочерей. Дочери вышли замуж и ушли из дома, все сыновья женились: сын мужа от первого брака получил свою долю и живет самостоятельно; старший из ее сыновей поступил на службу в полицию, жил в Хадибо; младший остался с ней.

Трудно судить о том, появились ли эти и им подобные примеры случайно, или же в них можно проследить некую закономерность. Собранный материал, конечно, не дает достаточно оснований для окончательных обобщений, и все же, хотя ситуация за минувшие с той поры четверть века сильно изменилась, многие черты традиционной семейной организации сокотрийцев не утрачены и поныне.

Полученные данные позволяют сделать вывод, что в сокотрийской семейной организации 80-х годов традиционно преобладали большие отцовские и братские семьи. Особенно широкое распространение получила разделенная семья. Жизненный уклад сокотрийцев предполагал определенную цикличность. Сначала появлялась моногамная семья в результате отделения женившихся сыновей или вступления в брак отделившихся. Происходили повторные браки, появление новых детей, разрастание этого конгломерата, образование на его основе большой отцовской семьи и последующее превращение ее в братскую, с распадом которой в следующем поколении вновь образовывались моногамные семьи.

Глава девятая
Духовная культура

Магия и колдовство

В древности и в Средневековье Сокотра заслужила название Острова духов, а ее жители, по представлениям путешественников, были колдунами, имевшими связь с нечистой силой. В XIII столетии Марко Поло писал:

«Здешние христиане самые ловкие на свете колдуны. Архиепископ, по правде сказать, не желает, чтобы они занимались колдовством, и упрашивает, и наказывает, но все это не помогает… Всякое дело делают колдовством; много дел делают, почти все, что пожелают: выйдет ли судно при попутном ветре и много проплывет, они нашлют противный ветер и вернут его назад. Какой ветер захотят, тот и насылают; а захотят, так море стихнет; и великую бурю, и всякий ветер пускают в море. Знают много других диковинных колдований; о них рассказывать нехорошо; подивится-таки, кто о них услышит…» (Marco Polo, 1955: 201).

Во времена Марко Поло на острове подозреваемого в колдовстве человека связывали и на трое суток оставляли на вершине холма. Если за это время в этой местности выпадал дождь, его забивали камнями.

Различного рода магические действия не случайно связывались с дождем, от которого зависела жизнь сокотрийцев. Засуха грозила людям гибелью, она воспринималась как наказание богов, дождь – как благодеяние. В доисламскую и дохристианскую эпоху здесь существовали магические обряды вызывания дождя. Поскольку на острове, как и повсеместно в Аравии, было распространено лу-нопоклонство, сокотрийцы возносили моления к луне о ниспослании дождя, сопровождавшиеся жертвоприношениями и воскуриванием благовоний. В христианскую эпоху здесь, видимо, наблюдалась смесь языческих и христианских обычаев и символов; от последних иногда оставался только крест, который носили во время ритуальных процессий.

С тех пор минуло много столетий. Сокотрийцы приняли ислам в позднее средневековье, однако в эпоху изоляции, отсутствия школ исламизация была неглубокой. В сокотрийских мифах и легендах, сказаниях, бытующих в племенах многие века, до сих пор иногда сохраняются реминисценции культа луны. Приведу одно такое сказание, записанное от ‘Исы ‘Амера Ахмеда из племени да‘рьхо.

Давно, в старину на Сокотре был голод. И двое мужчин отправились раздобыть хоть чего-нибудь съестного. Шли они, шли и набрели на одну женщину, что сидела под деревом дум, а в руках у нее – съедобные коренья хидхо и плоды дум (напоминают мелкие яблочки. – В. Н). Двое мужчин ей и говорят: «Мы отберем у тебя коренья и плоды, а тебя убьем». – «Забирайте и коренья, и плоды, – отвечает женщина, – только отпустите меня». А они говорят: «Нет! Нам тебя надо убить!» Женщина просит: «Тогда дайте мне сотворить молитву в два раката и дозвольте пробыть на свете до восхода луны». – «Ладно!» – говорят двое мужчин. Помолилась женщина два раката, а когда взошла луна – то обратилась к ней:

 
«О луна, луна! О ты, восходящая!
Поручаю тебе твоего внука Тануфа,
Чья мать Зибринно была убита.
За что же ее убили? Ее убили за коренья и плоды».
 

После того как женщина проговорила это нараспев, они убили ее, забрали коренья и плоды и ушли восвояси.

А у Зибринно был сын, который тогда жил в другом месте. Он пытался разыскать свою мать, но не смог. Стал он расспрашивать людей, только никто не видел того, что с ней приключилось. Он перестал искать, вернулся домой и продолжал себе там жить.

Прошло время, и в один из вечеров Аллаха забрели те двое мужчин как-то в его дом, а он ничего о них не знал. Принял он их хорошо, как положено. После ужина расположились взрослые мужчины отдыхать во дворе, а детишки с матерью остались в доме. Когда настала полночь, один из тех двух мужчин посмотрел вверх, на луну. И тут вспомнил он историю, которая когда-то произошла с ними, и молвил: «A-а! Я вспомнил кое-что, что я вам сейчас расскажу». Да и рассказал он то, что приключилось с ним и его другом, как убили они ту женщину ни за что ни про что.

Когда дошел он до пересказа того стиха, с которым бедная женщина обратилась к луне, хозяин дома услышал имя своей матери и понял смысл стиха о женщине, которую убили – то была его мать! Тут он спросил рассказчика: «А кто там был с тобой?». И мужчина ответил: «Вот этот мой друг и был».

Когда человек услышал это, он вошел в дом, взял там саблю и зарубил их обоих.

В этой легенде сакральное значение луны, которая позволяет человеку осуществить справедливое возмездие, очевидно[30]30
  Сюжет обнаруживает неожиданную параллель с известной античной легендой о поэте Ивике (Ибикусе). Перед тем как поэта убили, он обратился к стае журавлей (подобно тому, как сокотрийская женщина – к луне), и впоследствии убийца выдал себя, когда на рынке взглянул на небо и воскликнул: «Журавли Ибикуса!». В одном случае луна, в другом – журавли выступают по высшей воле инструментом справедливого возмездия. По греческому сюжету Фридрих Шиллер написал балладу «Ивиковы журавли», где невинная жертва взывает к птицам:
  «Вы, журавли под небесами,
  Я вас в свидетели зову!
  Да грянет, привлеченный вами,
  Зевесов гром на их главу» (пер. В. А. Жуковского).


[Закрыть]. Мной были обнаружены и некоторые другие подобные сюжеты, где луне отводится аналогичная роль.

С 90-х годов, как уже говорилось, религиозная ситуация на острове стала меняться, он подвергся активной исламизации усилиями арабских учителей и проповедников. Многие старые обычаи и верования стали уходить в прошлое, их порицают как следы куфра – безбожия. В результате расшифровки старинных ритуальных, обрядовых и фольклорных прозаических и стихотворных текстов, собранных мной в 70– 80-х годах, мне удалось также выявить сохранявшиеся до тех пор следы культа предков, родовых божеств, почитания духа мертвых, а также культа животных (см.: Наумкин, Порхомовский, 1981: 31–50). Как отмечалось в моих предыдущих публикациях, особенно важно в этом отношении то, что в сокотрийском языке сохранилось архаичное слово qaninhin как синоним Бога (Аллаха), аналоги которому можно найти лишь у родственных сокотрийцам жителей континента, говорящих на других живых южноаравийских языках. Вера в существование сонма сверхъестественных существ, чаще всего враждебных человеку, составляла в то время неотъемлемую часть сокотрийской культуры и, по-видимому, не совсем изжита и сейчас. Особое место среди духов, джиннов и прочих мифических созданий занимают существа женского рода.

В результате изучения обширного пласта фольклора и полевых исследований верований сокотрийцев было установлено, что именно за женщиной в первую очередь признавалась способность обладания сверхъестественной, колдовской силой. Объяснение этому следует искать, конечно, в особенностях уклада жизни сокотрийцев на ранних ступенях их истории. Полностью реконструировать их невозможно, но в предыдущих главах мы отмечали важную роль женщины в хозяйственной и общественной жизни острова. Не отразился ли в этих верованиях и произведениях фольклора тот этап в развитии сокотрийского общества, когда в процессе утверждения патриархального строя мужчина, как бы возвышая себя, приписывал все дурное женщине? Убедительной иллюстрацией может служить образ гиннии (т. е. женщины-джинна), одно упоминание о которой еще относительно недавно, во всяком случае, во время моих приездов на остров в 70-е годы, способно было вызвать суеверный ужас у любого сокотрийца, особенно в вечерние и ночные часы.

Сокотрийцы считают, что гинния может нанести ущерб здоровью человека, вызвать его болезнь, смерть. Информант Яхья из селения ‘Агемено рассказывал, что, еще будучи молодым, он встретил гиннию в белой одежде («как это обычно бывает»), с белым лицом; она вышла к нему, когда он шел по горам, из-за дерева, за которым пряталась. Яхье удалось спастись бегством, но гинния успела коснуться его рукой. Когда юноша прибежал домой, он почувствовал зубную боль, и вскоре у него разом выпали все зубы.

У Яхьи действительно не было ни одного зуба. Скорее всего, он потерял зубы вследствие заболевания, а шок, вызванный встречей с незнакомкой в белом, способствовал этому. Не исключено, что он лишь потом, «задним числом», нашел объяснение потере зубов, вспомнив о встрече, которая в тот день, может быть, и не произвела на него такое сильное впечатление.

В любом случае вера в существование гинний у сокотрийцев была неистребима: приходилось видеть, как вполне современные молодые люди, сидя у костра вечером, бледнели при одном только упоминании о том, что поблизости может появиться гинния.

‘Иса ‘Амер Ахмед Да‘рьхи поведал мне еще об одном аналогичном существе:

«Есть такая гинния, которая называется “на железном гвозде” (мисмар). Издалека она выглядит как обычная женщина, так что, если увидишь ее, ничего дурного не подумаешь, а когда подойдешь поближе, поймешь, кто это, разглядев ее ногу. Нога-то у нее всего одна и похожа на большой железный гвоздь. И убежишь в страхе.

А она начнет прыгать за тобой на своем гвозде. Добежишь до одного места, а она уже там, перепрыгнешь в другое место – и там она, и так везде – не даст она тебе уйти от нее. Так что лучше с ней не встречаться».

О встрече с гиннией рассказал и Али Юсуф Ахмед из селения Аду-на, погонщик верблюдов, которых мы арендовали для походов в горы.

«Когда я был маленьким, искал я как-то козу Она куда-то запропастилась, родители послали меня искать ее, я и бродил целый день, везде смотрел – на каждой горке, за каждым валуном, только никак не мог ее найти. Вдруг выходит ко мне из пещеры незнакомая женщина и спрашивает: “Куда это ты направляешься?” Я говорю: “Козу нашу ищу: потерялась она”. А женщина говорит: “Не вовремя ты ищешь. Все люди давно приготовили еду и пообедали, в такое время нечего тут искать, уж вечер близок, все люди дома, а ты ищешь. Ни к чему это”. Сказала и опять повторяет: “Много ли может человек найти в такое время дня? Никто сейчас не выходит из дому. Да и тебе бы лучше уйти. Коза-то твоя в Бетбальхане, вот и иди туда, где коза”. Спустился я с гор, вернулся домой и рассказал отцу об этой встрече. Говорю ему: женщина сказала мне, что найду я козу там-то и там-то. Отец пошел в то место и впрямь нашел там нашу козу. А я больше не пошел: напугался гиннии».

На Абд-эль-Кури женщину, злого духа, именуют halele, а на Сокотре так называют тетю со стороны матери (на Абд-эль-Кури в этом значении используется однокоренное слово halla). Это соответствует сокотрийскому обозначению джинна, духа мужского рода, – didhe, связанному с dedo дядя по отцу, тесть. Уместно упомянуть здесь о вопросе, заданном в этой связи И. М. Дьяконовым в рецензии на нашу работу: не рассматриваются ли здесь джинны вообще как «сваты, как бы свойственники рода людского?» (Дьяконов, 1982: 209). Тогда и джинны женского рода – «сватьи»?

В сокотрийском фольклоре есть еще более зловещие женские персонажи, например пожирающая все живое колдунья, старуха Ди-Иизхамитин, о которой я уже писал в прошлых публикациях (Наумкин, 1977; Наумкин, 1985). Рассказ о злой старухе был записан мной во время первого посещения острова в 1974 г. от шейха ‘Амера Ахмеда Дарьхи.

Легенда о юноше и Ди-Йизхамитин

«Жила как-то в Рёкибе страшная Ди-Иизхамитин, и пожирала она и людей, и животных. Никто из тех, кто попадался ей на пути, не мог спастись от ее острых клыков. Люди постепенно

покидали эти места, уходили в глубь острова в страхе перед людоедкой, и вскоре тут почти не осталось ни людей, ни животных – кого сожрала проклятая старуха, а кто перебрался в другие места.

У одного человека из Мере был сын. Как-то чужак зарезал его корову и быка и подарил ему за это хорошее пастбище недалеко от Рёкиба, в седловине. Отец дал сыну шесть коров, и стал юноша их пасти. Только вскоре прибежал он в страхе к отцу и говорит:

– Слышал я, что в Рёкибе, близ Феримхима, живет страшная Иизхамитин, которая пожирает все живое, что встретится ей на пути. Сдается мне, что сегодня я слышал вдали ее вой.

Сказал тогда отец сыну:

– Пойди к Дихекё, наверняка он придумает что-нибудь.

Отправился сын к Дихекё. Рассказал ему все и попросил совета.

Говорит ему Дихекё:

– Завтра отелится твоя рыжая корова. Возьми тогда корову, которая зовется Ябан, и пусть она вместе с рыжей кормит своего телка, чтобы вырос он здоровым и сильным быком. Точи ему рога каждый день, чтобы стали они длинными и острыми. Пусть сосет двух маток, пока не вырастет. А как вырастет, пойди в Магдуб, что в Феримхиме, и наломай сучьев дерева серихин ди-бирехетин. Залезь на крышу, обложи себя теми сучьями и сиди, с места не вставай, кто бы к тебе ни пришел. Скажет тебе кто-нибудь слово, повтори его, а потом уже отвечай.

На заре отвяжи быка и напусти на того, кто в эту пору придет к тебе. Когда же бык его прикончит, приглядись: если на том месте, где лежит мертвый, появится живое существо, убей его.

Отелилась рыжая корова. Пустил юноша телка сосать двух маток, и телок превратился вскоре в сильного быка. Отвел юноша быка на крышу, привязал, а сам сел на то место, которое загодя выложил сучьями дерева серихин ди-бирехетин, и приготовился коротать здесь вечер и ночь.

Вдруг откуда-то появилась девушка. Подошла к дому, запела сладким голосом:

– О-о, какие молодые мы с тобой, мы здесь вдвоем, давай соединимся.

Юноша отвечает:

– О-о, какие молодые мы с тобой, мы здесь вдвоем, давай соединимся.

А сам ни с места. Девушка ему говорит:

– Спустись вниз, братец, уж очень хочется мне быть с тобой, да поможет мне Аллах.

– Болен я, – говорит юноша, – не могу спуститься.

Стала тогда девушка ходить вокруг дома. И так норовит войти в дом, и этак пробует, то со стороны моря, то со стороны гор, никак не войдет. Опять принялась уговаривать юношу спуститься вниз – не спускается. Так и ушла ни с чем.

Вдруг откуда-то появилась женщина. Подошла и запела:

– A-а, вдвоем мы тут с тобой, давай соединимся.

Юноша отвечает:

– A-а, вдвоем мы тут с тобой, давай соединимся.

Говорит ему женщина:

– Спустись вниз, надои для меня молока.

– Не спущусь.

Уговаривала она, уговаривала юношу, все впустую. Так и ушла ни с чем. До ночи никто больше не пришел. А как настала ночь, задул ветер, поднялась буря. Долго бушевала. Вдруг откуда-то появилась старуха. Подошла и завыла страшным голосом:

– Я Иизхамитин, та самая, что бурю насылает, ветер подымает.

И опять завыла:

– Нынче я поужинаю у тебя, нынче ужинать мне в этом доме.

Провыла это старуха и спрашивает:

– Неужто не спустишься ты вниз к старухе, дверь не отворишь, не пустишь в дом погреться?

Отвечает юноша:

– Нет, не отворю. Я сам всю ночь сижу на крыше, весь озяб, дрожу.

И так норовит старуха в дом войти, и этак пробует, никак не войдет. Вернулась она тогда к дверям и опять завыла:

– Я Иизхамитин, та самая, что бурю насылает, ветер подымает, та самая, что теткой тебе доводится, открой, племянничек!

Молчит юноша. Старуха не отстает: «Открой да открой». А юноша знай свое твердит: «Не открою».

Тут Иизхамитин запела:

– Ой, сколько у тебя коровушек, и рыжих, и пятнистых!

А юноша в ответ:

– Огнем тебя кормить, а не коровьим молоком поить, и головешками в тебя швырять!

Иизхамитин опять за свое:

– Ой, сколько у тебя козочек, и все светленькие!

А юноша в ответ:

– Не козьим молоком тебя поить, а ядовитым соком имтхэ В лицо тебе его плеснуть, чтобы ослепла.

Не унимается старуха:

– Ой, сколько у тебя овечек, и все беленькие, ушки завитком!

А юноша в ответ:

– Не мясом овечьим тебя кормить, а горьким алоэ, чтобы ранили тебя его колючки!

Старуха опять:

– Ой, сколько братьев у тебя, один другого краше, одеты все нарядно!

А юноша в ответ:

– Не братьями моими насытишь ты свою утробу, а водой морской, и пропасть под тобой разверзнется бездонная.

Заря уже занялась, а они все говорят да говорят. Не вытерпела тут злодейка, перемахнула через забор, в доме очутилась. А юноша взял да разрезал веревку, которой его бык привязан был.

Пригнул бык голову, на старуху бросился. Всадил ей в брюхо острый рог, да так, что рог через спину вышел. Но старуха успела проткнуть быка своими желтыми клыками. Задергались они, разом подпрыгнули и за забор вывалились. Вышел юноша из дому, видит: Иизхамитин мертвая на земле лежит, а бык еще дышит. Прирезал тогда юноша быка, ведь теперь его мясо не было запретным.

Вдруг смотрит: красивая черная овечка. Схватил юноша с земли острый камень, размахнулся, бросил что было сил, прямо в грудь овечке угодил, наповал сразил. Так и пришел конец Иизхамитин.

Старуху Иизхамитин легенда изображала существом огромного роста, чудовищного вида, с длинными клыками. Старые горцы говорили, что знают место, где она похоронена, и будто бы ее могила в два человеческих роста. По легенде, мясо животного, якобы умерщвленного Иизхамитин, не годилось для употребления в пищу. Уже в 80-е годы, как я заметил, она была практически забыта, но мотив поедания людей женщиной – злым духом остался, только любой подобный персонаж теперь называли «гиннией».

Ходят легенды и о поедании людей гигантским змеем. Поразительно, что записанная нами легенда во многих деталях повторяет известный ближневосточный миф о змее. До сих пор на острове время от времени появляется рассказ, будто кто-то где-то видел огромного змея, который ест коз и овец. В 1987 г. такую историю мы услышали от информанта из Рас-Муми, клявшегося, что сам видел огромного змея, хотя было известно, что таких крупных змей на острове вроде бы нет. Были известны только два вида довольно безвредных змей – Hemerophis socotrae и Di-typophis vivax, длина которых может достигать максимум 150 см. Однако в 1999 г. приехавший на Сокотру в составе многодисциплинарной экспедиции натуралистов под эгидой Королевского ботанического сада Эдинбурга К. Ван Дамм с сопровождающим увидели в горах Хагьхера крупную змею с поперечными черно-желтыми полосами длиной около 3 м. Она уползла, и ученые до сих пор не могут понять, к какому типу змей она относится. На основании этого Ван Дамм делает вывод, что легенды сокотрийцев нельзя считать чистым вымыслом (Cheung and De-Vantier, 2006: 132–133). Вспомним, что английский лейтенант Дж. Р. Уэл-стед, поднимавшийся в горы Хагьхера в 1830 г., рассказывал, что его едва не укусила крупная ядовитая змея, которую местные жители называла «Джава» и от укуса которой смерть наступала якобы через несколько часов (Wellsted, 1838: 315) (см. илл. 1).

Илл. 1. Змея, увиденная в горах

Есть у сокотрийцев и предания о добрых духах. В приведенном выше рассказе упоминается Дихекё, который, по описаниям информантов, «был простым сокотрийцем».

Это своего рода «культурный герой», смертный, который уже умер, хотя некоторые информанты называли его ангелом. Сообщают, что, когда Дихекё шел и ударял палкой по горе, то там появлялась пещера. Он также создавал для горцев хорошие пастбища и обильные источники. Вера во всемогущество Дихекё, явно противоречившая исламскому монотеизму, была, конечно, пережитком древних верований. Вот еще одна из легенд о Дихекё, записанных от ‘Амера Ахмеда.

Легенда о Дихекё и доброй женщине

Так вот, был когда-то в одном селении небольшой источник. Воды, которая в нем набиралась за день, едва хватало, чтобы наполнить маленький бурдюк из шкуры козленка. Набрать воды удавалось лишь тому, кто не ленился встать на заре и прийти к источнику первым. Те же, кто приходил после него, уже не могли зачерпнуть нисколько. Ссорились между собой жители селения, но на следующий день все повторялось снова: за ночь в источнике накапливалась вода, потом кто-то приходил первым и забирал всю ее.

Пришла как-то первой к источнику одна бедная женщина. Зачерпнула воды в свой бурдючок и хотела уйти поскорее, чтобы никто из односельчан не пришел. Но только собралась уходить, как вдруг видит: человек ведет за собой осла. И был это не кто иной, как Дихекё. Подошел он к женщине и говорит:

– А-ах, дай мне напиться.

Бурдючка могло бы хватить женщине на неделю, она стала бы расходовать ее так же экономно, как коровье масло. И женщина отвечала:

– А-ах, где же я потом найду себе воды?

Но Дихекё снова попросил:

– А-ах, я умираю от жажды, дай мне напиться.

Сжалилась женщина и развязала свой бурдюк. Дихекё напился и говорит:

– Дай мне умыться.

Отвечает ему женщина:

– Воду надо беречь! Как же можно умываться этой водой?!

Дихекё снова просит:

– А-ах, дай мне умыться.

Дала ему женщина умыться.

Умылся Дихекё и снова просит:

– Дай мне напоить осла.

Женщина говорит:

– А где же мне потом воду взять?

Дихекё на своем стоит:

– А-ах, дай напоить осла.

– Ладно, пои, – вздохнула женщина.

Дихекё напоил осла и снова просит:

– Дай я помою осла.

– Мой, – отвечает женщина.

Вымыл Дихекё осла, и воды в бурдюке совсем не осталось.

Понял тогда Дихекё, что женщина эта добрая и благородная, раз отдала ему всю воду, когда теперь ее нигде не сыщешь, и решил ее вознаградить. Говорит ей Дихекё:

– Проси у меня что тебе надо, я все тебе дам.

Отвечает женщина:

– Ничего мне не надо. Что дашь, то и ладно.

Говорит Дихекё:

– Дам я тебе источник Мисбихо – «Утренний». Что возле него растет, все твое. Приходи сюда на заре, пока нет никого. А как соберутся все да станут дивиться, ты им скажи: «Все это появилось по моему хотению и все это мое».

Не поверила женщина, но сделала так, как велел ей Дихекё. Пришла на заре, смотрит: и вправду из источника бьет прозрачная, свежая вода. А вокруг прекрасные пальмы, каких она никогда не видывала. На пальмах – гроздья налитых соком фиников. И сказала тогда женщина:

– Слава тебе, мой Аллах.

Собрались тут все жители селения, глядят, глазам своим не верят. Каждый напился вдоволь, набрал воды сколько хотел, ведь было ее много, без меры.

И назвали источник «источником Мисбихо» в честь той женщины. Стала она владеть своими пальмами, а воду мог брать всякий, кто приходил к источнику. Никогда не иссякает там вода, орошая корни пальмовых деревьев. Потомки той женщины стали выращивать эти пальмы в других местах и назвали их «фритит». Вот почему в том селении и по сей день бьет из-под земли прекрасный источник и растут такие хорошие пальмы.

Убежденные в потенциальных колдовских способностях любой женщины, вполне обычной, ничем не отличающейся от других, сокотрийцы не исключали даже ее возможного умения превращаться в другое существо, переноситься на большие расстояния, насылать смерть и болезни на скот и даже на людей. С женщинами, которых считали zahra колдуньями, ведьмами, жестоко расправлялись. Вплоть до самой революции 1967 г. на острове практиковались суды над ведьмами, весьма напоминавшие аналогичные средневековые судилища в Европе.

Английский полковник И. Снелл описал последние суды над ведьмами на Сокотре, свидетелем которых ему довелось быть в 1955 г.:

«Как всегда бывает в тех местах, где ведьмы составляют общепризнанную часть населения, на Сокотре человека могут обвинить в колдовстве просто по злобе, из мести или из неприязни. Таким образом, ежегодно 15–20 человек отправляют на судилище. Здесь считают, что мужчины тоже могут заниматься колдовством, равно как и женщины, но я никогда не слышал, чтобы перед судом предстал хотя бы один мужчина. Обвинения излагают перед племенными вождями, городскими старостами или самим султаном, а все суды происходят в Хадибо, столице острова.

После того как обвиняемую доставляют под стражей в Хадибо, султан или тот, кто правит в его отсутствие, внимательно изучает причины обвинения, доказательства и, насколько это возможно, характеры обвиняемой и обвиняющего. Затем, если он считает, что дело достаточно серьезное, то поручает специально выбранному человеку провести суд или испытание.

Этого (как бы поудачнее назвать его?) “испытателя” выбирают примерно из полдюжины других, которые считаются знатоками. Насколько я мог удостовериться, это не обязательно “наследственные” знатоки, хотя бывает и так. Однако они непременно должны обладать способностью «изгонять злых духов из безумных»; обычно эти люди одновременно являются и местными лекарями. Испытатель получает за работу 40 рупий. Его сначала призывают к султану и заставляют поклясться на Коране, что: а) он правоверный мусульманин; б) он сам не колдун; в) во время испытания он не совершит такого действия, которое могло бы поставить под сомнение его мастерство; г) он проведет испытание со всей справедливостью и тщательностью. Эта клятва определенно противоречит мусульманскому учению и дает еще одно указание на неортодоксальность веры островитян.

Затем вызывают обвиняемую и спрашивают ее, признает ли она себя виновной в колдовстве или не признает. Вообще, она может сделать признание в любой момент испытания и, таким образом, считать себя «самоосужденной» и освобожденной от испытания. Если она не признает своей вины, ее препоручают испытателю, и он готовит ее к испытанию, которое состоится на заре следующего дня в присутствии всех жителей города и вообще всех желающих присутствовать. Ночью испытатель и его подручные крепкой веревкой связывают обвиняемой руки и ноги, а затем прикрепляют два пятифунтовых мешка камней: один ей на грудь, другой – на поясницу. Наконец, вокруг пояса ее обвязывают концом длинной веревки, и приготовления закончены.

На заре обвиняемую помещают в лодку и отвозят в определенное место у берега, в миле к востоку от Хадибо. Там ее пересаживают в другую лодку. Испытатель и его помощники выводят ее в море, пока не достигнут места, где глубина воды – 3 местные сажени, около 15 футов. Дно моря в этом месте очень пологое, и поэтому они уходят, наверное, на полмили от берега.

Начинается испытание. Обвиняемую вытаскивают из лодки и бросают в море, ослабив конец длинной веревки, обвивающей ее пояс. Если женщина сразу пойдет на дно, ее тут же втаскивают обратно в лодку и осматривают, не пристали ли к ней снизу песчинки. Если следы песка обнаружены, то погружение повторяют дважды. Раз обвиняемая идет ко дну, значит, она выдержала испытание, и ее объявляют невиновной. Если же она ведьма, то непременно всплывет на поверхность моря в вертикальном положении – так что голова и плечи останутся сухими – и медленно двинется к берегу, пока не доплывет до отмели.

Если в результате испытания женщина признана виновной, она еще раз предстает перед султаном, чтобы выслушать свой приговор. В старые времена ведьму всегда приговаривали к смерти и сбрасывали со скалы Рас-Кур, к западу от Хадибо, но в наши дни осужденную ждет высылка. Ее немедленно отправляют под конвоем в город Калансию – порт на западе острова, в который часто заходят лодки, – и сажают в первую отходящую лодку, независимо от ее направления. Стоимость отправки оплачивается родственниками осужденной или из ее состояния, и ей разрешается взять с собой любое движимое имущество. Однако дети этой женщины остаются на острове.

В ноябре 1955 г. состоялся суд над тремя женщинами. Одна из них – старуха лет семидесяти – призналась, что она «ведьма», еще на берегу, за минуту до испытания. Она была признана «само-осужденной», и ее освободили от «купания». Две другие женщины поплыли к берегу и были признаны виновными.

Насколько я знаю, против обвинителей, чьи суждения опровергаются испытанием, не предпринимают никаких действий. Причина этого заключается в том, что они в действительности не обвинители, а лишь «те, кто сообщает о подозрительных действиях». Что же касается действительного испытания, то, поскольку все приготовления проводятся тайно, трудно судить, не спрятал ли испытатель под жалкие одежды обвиняемой какой-нибудь поплавок. Очень возможно, что он и использует какой-то поплавок, если сам убежден в виновности обвиняемой.

Во всяком случае, эта практика все еще существует на острове, и я убежден, что несчастные женщины, которые объявлены виновными, как бы им ни было жалко самих себя, верят, что они ведьмы и поэтому должны быть справедливо наказаны.

Иногда возникает затруднительная ситуация, когда какой-нибудь добросовестный консульский служащий отправляет обратно высланную сокотрийку, к великому огорчению султана, который не имеет никакой международной власти, чтобы помешать этому» (Snell, 1955).

Надо сказать, что кое в чем Снелл ошибался. Он, в частности, плохо знал сокотрийский институт «ведунов». Дополним его рассказ, в целом совпадающий с нашими материалами, некоторыми деталями.