Текст книги "Острова архипелага Сокотра (экспедиции 1974-2010 гг.)"

Рыбаки прибрежных районов и скотоводы, ведущие смешанное хозяйство

У жителей прибрежных районов Сокотры преобладал иной хозяйственно-культурный тип, нежели у горцев; основным занятием для большой части населения этих районов (и подсобным для другой части) было рыболовство.

Среди «чистых» рыболовов, для которых это занятие было единственным источником существования (хотя и они, как правило, имели небольшое количество мелкого рогатого скота), большой процент составляли потомки бывших рабов африканского происхождения, или, как их тогда называли, муваллады. Однако рыболовством занимались и исконно сокотрийские племена, хотя скотоводы относились к ним свысока.

Ловля рыбы велась в основном с деревянных лодок, в том числе оснащенных моторами. Главным объектом промысла были акулы. Мясо акулы в сушеном виде может храниться годами. Оно высоко ценилось во всем Йемене, странах Восточной Африки и Африканского Рога. В далеком прошлом большая часть продукции сбывалась в Сомали и Эфиопии или менялась там на зерно. Дж. Браун сообщал, что в 1966 г. цена сушеной акулы на острове зависела от размера кусков. Тушка длиной менее 45 см стоила до 1 дин., кусок длиннее – от 1,25 до 15 динаров. Сушеная королевская макрель продавалась партиями по 100 кусков из расчета 0,25 динара за кусок. В данном случае под куском подразумевался вполне определенный размер – 1 хут. Хутом называлось расстояние от левого плеча до пальцев вытянутой правой руки, примерно равное 1 м. Куски меньшего размера подбирались одной длины и измерялись в хутах. Так, куски примерно 55–60 см приравнивались по цене к 30 хутам и продавались соответственно за 7,5 динаров (Brown, 1966: 38). Сегодня сушеная акула на сокотрийском рынке стала большим дефицитом. Во время моей работы на острове эта продукция реализовалась в основном в материковых районах Йемена, где она по-прежнему пользовалась большим спросом, особенно в Хадрамауте. Другим важным объектом улова была королевская макрель (йем. араб, дайрак), мясо которой вялят (см. об этом в шестой главе). До 1967 г. сокотрийские рыбаки, кроме того, занимались добычей жемчуга, но потом это занятие практически исчезло: сбыт жемчуга в Южном Йемене был запрещен.

В 70-х годах на Сокотре еще была в ходу старая система оценки рыбной продукции, но в 80-е годы в хутах рыбу уже не измеряли. Выросли и цены: на сушеную и вяленую рыбу – примерно в три раза, на свежую – и того больше. Небольшой окунь весом 1,5–2 кг на рынке в Хадибо продавался за 10 шиллингов (1 шиллинг = 0,05 динара). Примерно такова же была и государственная закупочная цена. Браун же покупал примерно 5 кг королевской макрели (наиболее ценный вид рыбы) за 3 шиллинга.

В те времена рыбак еле-еле сводил концы с концами. По подсчетам того же английского автора, он мог обеспечивать себя и свою семью необходимым количеством рыбы для пропитания и заработать при этом еще 40–50 динаров в год, из которых после затрат на другие продукты продовольствия у него оставалось лишь 5—15 динаров.

Но в 70—80-е годы рыбаки жили уже гораздо лучше – и благодаря не только повышению спроса на рыбу, которое началось после притока на остров большого числа служащих с материка, но и применению при промысле новых транспортных средств и орудий лова – лодок с моторами, больших сетей. Часть рыбаков объединялись тогда в кооперативы. Большая доля продукции приходилась и на единоличников, выходивших на промысел в основном маленькими семейными бригадами. Среди них появилось и несколько собственников больших лодок с моторами, приобретенных в странах Персидского залива; эти люди создавали рыбацкие артели, фактически работавшие у них по найму. Сегодня частный рыболовецкий промысел продолжает свободно развиваться.

Рыбаки до 1967 г. использовали любую возможность дополнительного приработка. Британский археолог П. Шинни сообщал, что жители маленького рыбацкого селения (видимо, Дишас), находившегося на северном побережье, близ урочища Эриош, принимая гостей, вскипятили для них очень соленую воду и накормили финиками, за которыми они ходили на южное побережье, в Ноугед, поскольку сами ничего не выращивали, и покупали их по шиллингу (0,05 динара) за 2 фунта (примерно 900 г). Потом они подали англичанам еще и пресную воду, которую им приносили с гор бедуины и продавали по 1 динару за бочку. За все это хозяин дома попросил у гостей 1 динар, а проводнику, согласившемуся довести их до места, англичане заплатили 5 шиллингов, т. е. 0,25 динара (Botting, 1958: 152).

Выходить в море можно лишь во время безветренного сезона, продолжающегося около полугода и именуемого фитах (fitäh). В остальную часть года, называемую кафаль (qafal), сильные ветры препятствуют рыболовству.

Приведу несколько примеров из опросов, проведенных мной в рыбацких поселках в середине 80-х годов.

Али Анинхи Сыйака, 50 лет, житель Хадибо, из мувалладов (потомков африканцев). Работал плотником, в сезон занимался ловлей рыбы (в прошлом был только рыбаком). Имеет свою лодку хури. Ему помогает один из сыновей.

Хусейн Али Амер, 30 лет, житель селения Хальми в Ноугеде. Живет один в доме умершего отца (мать вышла замуж вторично), рыбак, работает «на лодках, принадлежащих другим людям», своих орудий лова у него нет. (Ясно, что в этом случае весь доход шел на потребление.)

Салем Иса Салем, 20 лет, житель Хальми, рыбак, женат, имеет дочь. Отец занимался скотоводством и культивировал пальмы, но его наследство было поделено между шестью братьями и двумя сестрами, поэтому Салему пришлось стать рыбаком.

Абдалла Салем Али, 37 лет, житель Хальми. Получив свою долю наследства после смерти отца (пальмы, много овец, три верблюда), стал жить с семьей отдельно, купил лодку, занимается рыбной ловлей. Считает себя рыбаком.

Яхья Салем Али, 20 лет, единокровный брат Абдаллы, вместе с которым владеет лодкой и ходит в море на рыбный промысел; у него 25 овец, пальмы. Считает себя рыбаком и скотоводом.

Абдалла Мухаммед Хиляль, 35 лет, житель селения Беедхоля в Ноугеде, такой же рыбак, как его предки. Работает на моторной лодке вместе с двумя сыновьями, живет зажиточно.

Мубарак Гардад Миннах, 21 год, житель Хадибо, из мувалладов, рыбак, владеет хури, обеспечивает себя и семью (жена и сын), другой собственности не имеет.

Ахмед Хиляль Ахмед, 20 лет, житель селения Захак в Ноугеде, рыбак, женат. Сначала состоял в кооперативе, потом обзавелся лодкой с мотором на паях с двоюродным братом, вышел из кооператива и стал рыбачить вдвоем с братом. Приобрести лодку ему помог брат, который выезжал на заработки в Объединенные Арабские Эмираты.

Мубарак Тани Али, 16 лет, житель Калансии. Его отец был рыбаком, семья жила бедно. Когда отец умер, ему пришлось пойти работать по найму к владельцам лодок; заработка едва хватает на жизнь ему и матери.

Мухаммед Димраф Зитнан, 17 лет, житель селения Саалоти на северном побережье. Отец был рыбаком. После его смерти мать вышла замуж вторично, а Мухаммеда взял жить к себе дядя, брат отца, тоже рыбак, у которого двое детей. Теперь все они вместе занимаются рыбной ловлей.

Абдалла Мухаммед Абдалла, 16 лет, с северного побережья, рыбачит вместе с отцом и одним из четырех братьев на лодке хури; остальные братья уехали на заработки в столицу.

Приведенные примеры показывают разницу в социальном и имущественном положении рыбаков. С одной стороны, рыболовством были вынуждены заниматься скотоводы, которые не могли прокормить семью только за счет продукции своего хозяйства. С другой – рыбаки, не имевшие собственных современных орудий лова, зачастую едва могли обеспечить себя и свою семью, и вынуждены были искать приработки на стороне.

Как уже отмечалось, часть скотоводческих племен занималась в сезон фитах рыболовством (смешанное хозяйство), что особенно широко было распространено в Восточном районе. В этом случае довольно трудно установить четкую грань между «чистыми» рыбаками и рыбаками-отходниками. На северном побережье, близ горы ‘Абальхон, мы были в домах рыбаков-скотоводов, в равной степени занимающихся обоими видами хозяйственной деятельности и извлекающих из каждого вида примерно равный доход. Предки этих людей были скотоводами.

В 80-е годы на Сокотре начала развиваться мелкая частная торговля, которую вели в основном родственники тех, кто уехал на заработки в богатые нефтедобывающие государства Залива. Это были главным образом жители прибрежных районов, в прошлом занимавшиеся рыбной ловлей. Работающим за рубежом было выгоднее переправлять своим родственникам товары на специально зафрахтованных для этого самбуках, чем переводить им деньги через банк. Режим, существовавший в то время в Южном Йемене, испытывая трудности в обеспечении острова необходимыми товарами, предоставлял некоторые льготы частникам, но запрещал им поднимать цены выше уровня, установленного специальной комиссией. Разложение рыболовецкого хозяйства шло и вследствие перехода немалой части населения в более выгодные отрасли хозяйства. Бывшие рыбаки становились грузчиками, строительными рабочими.

В группу скотоводов, ведущих смешанное хозяйство, можно было включить несколько подгрупп, которые объединяют лиц, сочетающих скотоводство с каким-либо другим видом хозяйственной деятельности (рыболовством, земледелием и т. п.). Это имело для них важное значение, так как обеспечивало продуктами питания или было источником дополнительного дохода. Сюда не следует относить хозяев пальмовых насаждений, поскольку пальмами и тогда, и сегодня занимаются почти все скотоводы и это занятие служит исключительно для удовлетворения внутренних потребностей; излишки продукции лишь в очень редких случаях реализуются на рынке.

Наиболее многочисленной подгруппой были жители Северной прибрежной равнины, где расположена и столица Сокотры Хадибо. Гораздо меньше людей жило на другой, покрытой песками Южной прибрежной равнине, в Ноугеде.

Из всех природно-климатических зон Сокотры Северная и Южная прибрежные равнины менее всего пригодны для выпаса скота: здесь мало пастбищ, бедный растительный покров, грунтовые воды залегают глубоко; только на Северной прибрежной равнине есть участки, густо поросшие митерером и шикейтом. Исключение – анклав Хадибо, который обильно орошается потоками воды, стекающими с гор Хагьхер.

Тем не менее, несмотря на неблагоприятные условия, и жители Северной прибрежной равнины занимались скотоводством. Они разводили преимущественно коз. Коровы редко встречались в Хадибо, в селениях этой равнины и лежащих к югу от нее холмов. Они и сегодня есть у жителей селения Кедха (недалеко от столицы, внутренняя часть равнины), принадлежащих к роду сейидов абу б акр. Информант № 267 из Кедха, в частности, владел 10 коровами, верблюдом, несколькими десятками коз и овец. (При этом абу б акр занимались и земледелием, выращивая табак и овощи на небольших участках земли около домов.) Зажиточные хозяйства встречались и в селении ‘Аду-на, к югу от Хадибо, тоже во внутренней части Северной прибрежной равнины. Так, информант № 73 имел 5 коров, 5 верблюдов, осла и несколько десятков коз и овец.

В рыбацких поселках Северной прибрежной равнины, т. е. непосредственно на побережье, коровы встречались крайне редко. В селении Сук, где абсолютное большинство населения составляли тогда потомки бывших рабов – выходцев из Восточной Африки, в прошлом вообще не имевших права владеть землей и пользоваться пастбищами, лишь в одном хозяйстве была 1 корова и 15 коз, в других же – лишь по нескольку коз. В Хадибо и в селении Кадуб на северном побережье коровами владели только единичные семьи, но коз у некоторых семей было довольно много.

В восьми отобранных мной в Хадибо хозяйствах разного социального статуса было соответственно: I. 120 голов мелкого рогатого скота (везде с преобладанием коз), 20 пальм; II. 60 голов, несколько пальм; III. 20 голов, 10 пальм; IV. 10 голов, более 100 пальм; V. 10 голов, около 100 пальм; VI. 10 голов, 20 пальм; VII. нет скота, 400 пальм (?); VIII. нет собственности.

Собственность восьми таким же образом выбранных семей в Кадубе составляла: I. 50 голов мелкого рогатого скота, около 100 пальм; II. 50 голов, нет пальм; III. 30 голов, 100 пальм; IV. 10 голов, примерно 10 пальм; V. 10 голов, около 60 пальм; VI. 10 голов, 10 пальм; VII. 5 голов, около 60 пальм; VIII. нет скота, около 20 пальм.

Жители Кадуба, основным занятием которых было рыболовство, в большинстве своем владели козами. Зимой они пасли их около поселка, а летом, когда выходить в море нельзя, перебирались на горные пастбища, расположенные к югу от Северной прибрежной равнины.

Двигаясь на запад по равнине, я смог определить границу ареала разведения коров и верблюдов, за которой начиналась другая зона (только мелкий рогатый скот). Последним пунктом, где я видел коров, было селение ‘Абальхон. В одном из его хозяйств (информант № 15) имелось 3 коровы, около 50 коз и овец и до 10 пальм.

Жители Северной прибрежной равнины сочетали разведение скота и пальмоводство с рыболовством, выращиванием овощей (в основном это помидоры, лук, стручковый перец, кабачки), табака (этим занимались, в частности, жители селения Кедха), занятием ремеслами (изготовление глиняной посуды, обжиг извести). Источником дополнительного дохода служила и сдача внаем вьючных животных.

Начавшееся в 70-е годы более или менее заметное развитие острова породило необходимость в рабочей силе, прежде всего в строителях, поэтому многие скотоводы в течение сезона нанимались на работу грузчиками, каменотесами и т. д.

В песчаной полосе Ноугед встречались лишь островки растений, которые щиплет мелкий рогатый скот; а здешние верблюды поедают даже соленый кустарник. В восточной части Ноугед а довольно близко к поверхности подходит слой грунтовых вод. У местных жителей были здесь колодцы с абсолютно пресной водой, что позволяло выращивать на этой песчаной почве великолепные арбузы. Их получают до сих пор в небольшом количестве и предназначают исключительно для продажи, так как дают дополнительный источник дохода. Вес одного арбуза достигает подчас 25 кг. В середине 80-х годов 1 кг стоил примерно 1 шиллинг.

На каменистой части равнины, лежащей за Ноугедом и переходящей в предгорья Западного джебеля (его южные склоны), кормовые условия для мелкого рогатого скота более благоприятны. Экономика этой зоны также смешанная, как и в Ноугеде, однако в последнем преобладает рыболовство, а здесь – скотоводство, рыболовство же остается побочным занятием. Из одиннадцати осмотренных мной в середине 80-х годов в селении Ка‘аря хозяйств в одном было всего 3 верблюда, – в этом отношении рассматриваемая зона походила на Ноугед и отличалась от Западного района. То же можно сказать и о преобладании коз в Ка‘ре. Разница между хозяйствами невелика: во всех имелось от 70 до 130 голов мелкого рогатого скота, в семи не было пальмовых деревьев и лишь четыре семьи владели небольшим числом пальм. В семи хозяйствах стадо состояло только из коз, в четырех – из коз и овец с преобладанием первых.

В Ноугеде, как и в других зонах смешанного хозяйства, – в отличие от горных районов Центра и Запада – женщинам не запрещалось заниматься доением скота. Здесь и пасла и доила не только овец, но и коз женщина. Мужчина занимался ткачеством, плетением, иногда даже выполнял чисто женские, по понятиям горцев, обязанности: готовил еду, приносил воду. Хворост собирали и мужчины и женщины. За пальмами, как и везде, ухаживал только мужчина, что объяснялось особенностями трудовых процессов, требующих силы и особой сноровки, в частности – лазанье по стволу.

Для Ноугед а было характерно сочетание скотоводства и пальмоводства (в том числе, благодаря наличию кормовой базы разведение верблюдов) с рыболовством, бахчеводством. Источником благосостояния семей в те годы здесь стал отхожий промысел, прежде всего хорошо оплачиваемая работа, связанная с добычей и транспортировкой строительного камня на северном побережье.

Экономически большая часть Восточного района (за исключением «чистых» скотоводов, составлявших меньшинство) характеризовалась сочетанием скотоводства с сезонным рыболовством. Это была еще одна подгруппа населения в рассматриваемой социальной группе, ведущей смешанное хозяйство.

Положение в зоне смешанной экономики значительно изменилось со времен Брауна: одни занятия исчезли, другие нашли более широкое распространение или стали более прибыльными. Для сравнения полезно еще раз обратиться к свидетельству того же британского наблюдателя:

«Наряду с двумя разновидностями чистых пастухов есть много таких, у которых хозяйство смешанное, т. е. они еще получают финики, рыбу или и то, и другое и в некоторых случаях зарабатывают деньги сдачей в аренду вьючных верблюдов. Там, где постоянные источники делают ирригацию простой, некоторые хозяйства также выращивают зерновую культуру – сорго. Смешанное хозяйство простирается на все районы прибрежных холмов, Восточного плато, Южной прибрежной равнины и нижнего бассейна Хагьхера. Около двух третей всех бедуинов живут тем или иным вариантом этого хозяйства. Его самый примитивный вариант – вероятно, принятая в Калансии практика менять вязанки хвороста, которые можно унести на голове, на рыбьи головы и другие отходы. Оно получает свое завершение в Хамхире, в районе Восточного плато. Здесь люди имеют: отличные места для прогулки овец; постоянный источник, который поддерживает орошаемые участки; даже немного крупного рогатого скота; хороших верблюдов и хорошие пастбища на нижних склонах; финики в вади и лодки на берегу. Они относятся к числу процветающих бедуинов острова. Существуют бесконечные градации между ними. Пастухи с Восточного плато владеют лодками на мысе Рас-Муми и спускаются по скалам и утесам, чтобы работать на них (также принести для себя воду, а овцы утоляют жажду в основном росой). Самые большие финиковые рощи в районе Ка’ри (Южная прибрежная равнина) занимают площадь около 73 га и находятся во владении племен, за исключением пары сотен пальм, принадлежащих султану Исе. В то же время в Карье (восточная часть северного побережья) финики почти целиком принадлежат его брату Абдалле. Люди ухаживают за его деревьями на основе издольщины: две трети урожая идет Абдалле и одна треть – им. Эти люди вылавливают также много рыбы, но пастбищ у них мало, и они бедны. Стер а и Захк на Южной прибрежной равнине имеют хорошие верблюжьи пастбища и хорошие условия для рыболовства, но там нет фиников. Население Кайсу (близ Калансии в Западном районе. – В. Н) выгоняет овец в горы, имеет пальмовые сады, орошаемые водой источников, но оно никогда не занимается рыболовством» (Brown, 1966: 18).

К моему появлению на острове здесь уже не существовало собственности султана, и никто не менял хворост на рыбьи головы, но зоны смешанного хозяйства оставались теми же.

Уход части населения на отхожие промыслы в поисках дополнительных источников дохода порождал изменение социальных отношений, в частности вследствие расширения практики найма рабочей силы. Примером мог служить Западный район, где отходничество было распространено лишь в местах, расположенных недалеко от Калансии, куда скотоводы спускались для ловли рыбы.

«Отходник» в Калансии нанимал в аки ля (посредника) для ухода за козами и овцами, расплачиваясь с ним либо скотом, либо деньгами. Например, у информанта Ахмеда Абдаллы Мубарака (35 лет, из племени алсас, жил в Калансии, уроженец Шети д-Алсас, в предгорьях недалеко от Калансии) отец был «чистым» скотоводом, но нужда заставила его заняться рыболовством. Ловить рыбу он научился «у чужих людей». Отец оставил Ахмеду в наследство стадо овец. У него своя лодка, ловил рыбу он только в безветренный сезон, когда можно выходить в море. На время своего отсутствия пасти и доить овец он поручал вакилю, давая ему за это иногда овец, иногда деньги.

Смешанная экономика обеспечивает племенам возможность противостоять тяжелым последствиям стихийных бедствий (засух, ветров и т. п.) и эпизоотии, а также позволяет улучшить и разнообразить свое питание (мясо-молочные, рыбные, растительные продукты). Считается, что наличие смешанной экономики приводит к большей плотности населения на территориях, где распространен этот тип хозяйства, чем на чисто скотоводческих. Это совершенно естественно, так как плотность населения в скотоводческих районах предопределяется соответствием площади пастбищ численности скота и увеличение нагрузки вызывает либо отток населения, либо его сокращение из-за голода, болезней и т. п. Поэтому, когда Браун писал, что «существованием смешанной экономики объясняется тот факт, что на всех этих территориях проживает больше населения, чем в Западном джебеле, хотя и не всегда больше скота», он ошибочно полагал, что скота в этом случае должно быть больше, – на деле же совсем напротив: именно там его должно быть меньше.

По подсчетам этого автора, по сравнению с Западным джебелем в районе на юг от залива Карья, где ландшафт примерно такой же, только без горных овечьих троп, плотность населения была примерно в 11 раз выше; на Южной прибрежной равнине – в 6 раз; на Восточном плато, похожем на горы Запада, – в 8 раз. В отношении последнего сопоставления Браун предположил, что причина зафиксированной разницы заключалась в том, что почти весь район Восточного плато представляет собой горные овечьи пастбища в противоположность Западному джебелю, где верхняя часть гор занимает не более шестой части всей территории, а «альтернативные источники существования» являются второстепенным фактором.

«Они, однако, будут становиться все более и более значимыми: тот факт, что там возможна большая концентрация людей, привел к росту поголовья скота. В результате вся территория чрезвычайно истощена перевыпасом и находится на пути к полной деградации. Перевыпас – общий признак для территорий со смешанным хозяйством, и людям придется все больше и больше обращаться к другим средствам существования, если этот признак будет сохраняться» (Brown, 1966: 19).

Перевыпас правильнее было бы назвать не признаком, а причиной появления смешанного хозяйства, поскольку именно в результате истощения пастбищ скотоводческие племена обратились к поискам «альтернативных источников» существования.